Говорите правду, правду и только правду… но не всю.

(Йозеф Геббельс)

Более шести десятилетий назад отгремели бои Великой Отечественной войны. Уходит поколение ветеранов, а вместе с ними уходит горькая правда тех суровых лет. Молодое поколение начинает путать даты, имена, события. Кажется все сказано, написано, опубликовано. Только читая произведения великих полководцев той войны, невольно натыкаешься на какую—то шаблонность, сухую, как на мертвом дереве ветви, последовательность трагических и великих дел наших дедов и прадедов. Как правило, вначале слышатся стоны о том, как И.В. Сталин прозевал начало войны и подпустил немцев к стенам Москвы, а после — описание собственных подвигов, победоносное шествие с известным итогом. Мы победили…

Мой дедушка, ветеран войны, очень редко делился впечатлениями о пережитом, но его война представала в каком—то ином, одушевленном виде. В ней были трагедии и маленькие фронтовые радости. Не было только косности. Так я с детства и запомнил две войны: одну — из учебников истории, а другую — из рассказов дедушки. Ему повезло. Начав войну 22 июня 1941 года у границы в г. Черновцы, пережив отступления, Сталинград, Курскую дугу, он с боями прошел до самого конца войны и встретил ту самую заветную весну 1945 года в Вене. Ему многие завидовали, ведь, находясь в самом пекле ожесточенных боев, он даже не был ни разу ранен. Зато раны души кровоточили до самой кончины. И еще я запомнил его тост — тост моего дедушки, единственный тост, который он произносил раз в году 9 мая: «За Родину! За Сталина!»

Мне и моему поколению, а тем более поколению наших родителей очень повезло. Мы знали историю. Знали, кто и за что погиб в Великой Отечественной войне. А чтобы не особо искажалось и не стиралось в памяти то страшное время, собирались в День Победы в парке, возлагали венки к могилам павших воинов, прибивались к группам ветеранов и слушали, запоминали. Но времена меняются. Лично я это почувствовал 8 мая 1996 года, когда у моего дедушки в городском парке среди белого дня накануне Дня Победы малолетние подонки сорвали с груди ордена. Но даже в этой ситуации восьмидесятилетний ветеран вступил в драку и попытался дать отпор обидчикам. Меня, к сожалению, в это время рядом не было. Но боль за дедушку, когда я увидел его, жива до сих пор. Безжалостное время начало стирать грани человечности, мораль и правда стали тонуть в море лжи, изрыгаемой нашими средствами массовой информации. Именно они своими провокациями зародили в неокрепших душах тех, кто далек от истории войны, сомнения, стали принижаться подвиги наших солдат. Начали всплывать сплетни в виде версий, а то и фактов, добытых из «достоверных источников». Рассекречено море архивов, и оттуда хлынуло такое количество информации, какое не могло содержаться в них просто физически. Было подделано множество исторических документов.

Годы идут, и современная молодежь, глядя на одряхлевших людей с орденами, уже не понимает, зачем они собираются 9 мая и что это за праздник такой. Кто и в какой войне победил. Недавно по телевизору накануне праздника Победы одной московской старшекласснице задали вопрос о том, кем были Гитлер и Сталин. Ответ потряс не только журналистов: «Точно не помню, но, по—моему, они вместе воевали в Ираке. В общем, они друзьями были…» Тут—то и вспоминается фраза о том, что не знающие свого прошлого лишены будущего. Вот и остается вся надежда на таких людей, как Артем Драбкин, Юрий Мухин, Алексей Исаев, Максим Калашников, который собирают по крупицам реальные факты, рассказы, мемуары и не позволяют вранью проникать в сознание думающих людей.

В своем исследовании я решил пойти их путем и написать книгу об одном из офицеров той войны, которого незаслуженно оболгали после ее окончания. Он уже мертв, и защитить его некому, кроме нас, живых. Эта книга о Василии Сталине. О Летчике, о Человеке, о Командире. Всего 42 года прожил младший сын И. В. Сталина Василий Иосифович, фронтовик, генерал—лейтенант авиации… И уже почти полвека идут споры об этой короткой жизни, о блестящем служебном взлете при власти отца и о мгновенном падении сразу же после его смерти.

Благодаря стараниям высокопоставленных людей из поколения Иосифа Виссарионовича, которые вместе с ним были у руля государства, Василий Сталин, сын Верховного Главнокомандующего, закончил жизнь заключенным, пережившим тюрьму, но так и не изменившим своего отношения ни к отцу, ни к Родине. Сверстники же Василия, которые воевали и служили вместе с ним, его родные и близкие не согласны ни с приговором суда, ни с приговором истории. Долгие годы вели они борьбу за посмертную реабилитацию человека, непростого по характеру, со странными во многом привычками и все—таки, по их глубокому убеждению, осужденного незаконно.

Следует отметить тот факт, что, по большому счету, ничего хорошего о Василии до сих пор так и не написано. Большинство авторов, бессовестно «сдирая» из книги Светланы Аллилуевой «Двадцать писем к другу», переставляя жизненные эпизоды и добавляя факты, которые уже нельзя проверить, пишут практически об одном и том же. В детстве жил без материнской ласки (Н.С. Аллилуева, его мать, ушла из жизни, когда Василию было 11 лет), во время войны незаслуженно и чрезмерно быстро получал должности, звания и награды, после войны, командуя ВВС Московского военного округа, вместо службы увлекался развитием спорта и строительством спортивных объектов, пьянствовал и в 1953 году был арестован за злоупотребление служебным положением, а затем осужден на 8 лет. В 1961 году он был освобожден из тюрьмы, уехал жить в Казань, где скоропостижно скончался 19 марта 1962 года.

Собирая факты, я постарался отделить их от плевел слухов и домыслов. Вся изложенная здесь информация взята из открытых источников, а в качестве основных свидетелей выступают летчики — однополчане Василия Иосифовича Сталина. Они знали своего командира лучше современных журналистов, которые в стремлении оплевать сына Вождя говорят о нем в уничижительном тоне. Эту ложь я и собираюсь опровергнуть.

А начну с одной из передач радиостанции «Эхо Москвы», ярко иллюстрирующей невежество современной журналистики. Есть у этой радиостанции рубрика «Книжечки», которую ведет Николай Александров. А занимается господин Александров тем, что комментирует не им написанные произведения. Причем комментирует как хорошие, так и плохие книги. И комментирует не больше и не меньше как в рамках рекламации. И думает он, что делает свою работу хорошо и что деньги не зря получает. И ложь, и правда в современном информационном пространстве давно смешались в одно целое под названием «журналистика», а до элементарной грамотности в обсуждаемых вопросах автору и вовсе нет дела. Прошла передача, получил деньги и спокойно готовь следующую. Просвещай, так сказать, любопытствующих, что стоит читать, а что нет, хороший ли главный герой произведения или подлый негодяй. Формируй у псевдоинтеллигенции мнение, которым можно козырнуть в любой компании и прослыть умным, начитанным человеком. Да только «умный» и «начитанный» — вещи разные. Ум — понятие житейское, составляющее философии жизни, вытекающее из приобретенного опыта и знаний, а начитанность… Это — простите, господа хорошие — только набор полученной информации, и не более. Но, во—первых, информацию можно получать из разных источников, ведь кроме хорошей литературы сегодня развелось… Очень много чего развелось. А во—вторых, все, что прочел, еще нужно понять, связать между собой, сделать выводы, осознать. Это посложнее. Вот и выходит, что не все «начитанные» могут быть «умными». В эту ловушку попадают многие. И это понятно: есть люди, склонные не к анализу, а только к восприятию уже готовой информации, а есть те, кто информацию готовит и подает ее. Ко вторым должны бы относиться и журналисты, но многие из них либо сознательно врут и получают деньги за манипуляцию сознанием своей аудитории, либо врут неосознанно из—за некомпетентности в тех вопросах, которые берутся обсуждать. В любом случае общество страдает. Широко растиражированная ложь формирует негативное отношение к людям, не заслуживающим такой участи.

Так случилось и с жизнью Василия Сталина. Травля его началась еще при жизни, потом все поутихло, и в начале нового тысячелетия споры вспыхнули с новой силой. Чередой пошли книги, теле— и радиопередачи. Причем такие, в которых документально подтвержденная лапша вешается в неимоверных количествах. Уши ломит! Йозефу Геббельсу, с чьей легкой руки началась политическая пропаганда с использованием, как бы сейчас сказали, черного пиара, такое и в голову прийти не могло. Он ненавидел Сталина и всячески пытался унизить и опорочить руководителя Советского государства. Он долго искал повод, как бы скомпрометировать его в глазах собственного народа. Искал брешь и нашел ее. В летних «котлах» 1941 года в немецкий плен попал старший сын И.В. Сталина — Яков Джугашвили. Его снимали на фото— и кинопленку, которую затем демонстрировали по всему миру, пытались склонить на свою сторону, предлагая полковничьи погоны в обмен на отречение от отца и страны, затем пытались обменять на генерал—фельдмаршала Паулюса. Яков предпочел смерть в застенках концлагеря. Трюк со старшим сыном Верховного Главнокомандующего не удался. А в 1945 году Геббельс кончил свои дни, как (цитируя самого Геббельса) «паршивая собака», совершенно не подозревая, что у него найдутся достойные продолжатели и наследники его дела, развернувшие травлю брата Якова — Василия Сталина. Не думал немецкий министр пропаганды, корчась в предсмертных муках от принятого яда, что один из его победителей, боевой летчик, отличный командир попадет под удар им, Геббельсом, разработанной технологии. Не думал он, что в том мире, который он покидает, победителей будут судить дети и внуки самих победителей. Наверное, знал бы это, не торопился бы и сам умирать. Ведь его услуги ох как были бы востребованы. Например, на какой—нибудь модной радиостанции. А уж о книжных гонорарах, какие бы он мог получать в современном мире, распространяя свою клевету, бедный Йозеф и не догадывался. Потому и умер. Но дело его живет. И врывается в нашу жизнь со страниц желтой прессы, изрядно пожелтевшего радио и уж совсем «подсолнечного» телевидения ложь в виде откровений. Гнусавые голоса, с трудом переходящие на русский язык со сленга, спешат поведать всему миру очередную гадость. Уж не потому ли так мало стало вокруг светлого и хорошего, что о нем, об этом светлом и хорошем, не говорят? Какими же душами должны обладать те, кто все наше светлое прошлое охаивает? Видимо, грязь начинает литься из человека, когда ею переполнена душа. А из черных душ и мысли черные исходят. Но, как ведется со времен сотворения нашего мира, вначале было слово…

В небе вольности недопустимы!

(Василий Сталин)

А прозвучало это слово, точнее слова, в среду 10 декабря 2003 г. в передаче «Книжечки» радиостанции «Эхо Москвы» (интересно, а почему геббельсовский рупор не назвали «Голос Москвы»?). Ведущий Николай Александров, комментируя очередную книгу, изрек:

«Василий Сталин. Заложник имени» так называется книга Олега Смыслова, вышедшая в издательстве «Вече». Книга замечательна хотя бы документальной своей частью. Свидетельств и документов в ней много. Собственно говоря, по ним и рисуется портрет сына Сталина. В детстве его звали Васька Красный. Впрочем, не только так. «Уже с первых дней школы, — пишет Смыслов, — у Василия отмечался неровный, импульсивный характер. Может быть, поэтому отец называл его ветром. Читать он не любил, усидчивостью не отличался, учился всегда плохо и к занятиям относился совершенно легкомысленно». Презрение к наукам, импульсивность и бесшабашность с годами не исчезли, а напротив того, усилились. Василий Сталин, как известно, был летчиком. Но вот что любопытно. Василий Сталин в Качинской авиашколе с 1938 по 1940 год на боевом истребителе И–16 налетал всего 8–10 часов и сразу в боевой полк. А Герой Советского Союза Баевский в Серпуховской авиашколе с мая по ноябрь 1940 года налетал 22 часа 15 минут, и его оставили инструктором. За всю войну Василий Сталин совершил 12 боевых вылетов и по преимуществу в больших группах. В боях вел себя с беспечной храбростью, видимо, осознавая, что его всегда прикроют, защитят. Поэтому совершал грубые ошибки и как летчик, и как командир. Эта уверенность в собственной значимости не покидала его всю жизнь. И даже после ареста, и во время ссылки он был абсолютно убежден в обоснованности собственных притязаний на исключительность»(http://echo.msk.ru/programs/books/5283/index.phtml).

Будучи достаточно популярной радиостанцией, «Эхо Москвы» собрало обширную аудиторию, которая, слушая все это, делает соответствующие выводы. Да оно и понятно: что можно подумать о человеке, которого столь славно «приласкали». Сам Василий Иосифович ответить ничего не может, так как помер уже давно, после чего его заодно с отцом в список негодяев рода человеческого записали. И все бы ничего, но только вот написавший книгу О. Смыслов и эхом вторящий ему Н. Александров не учли одного. Живы еще свидетели, которые без всяких документов могут раскрыть характер, черты, особенности Василия Сталина. Вы, демократические господа, свое слово сказали. Теперь давайте послушаем, что на это ответят те, кто Ваську Сталина, а именно так его звали в Качинской летной школе, знал лично, кто с ним в бой ходил, кто служил под его началом. Итак, начнем по порядку. Вот г—н Александров, ссылаясь на автора книги О. Смыслова, эхом проголосил в своей передаче: «Василий Сталин, как известно, был летчиком. Но вот что любопытно. Василий Сталин в Качинской авиашколе с 1938 по 1940 год на боевом истребителе И–16 налетал всего 8–10 часов и сразу в боевой полк. А Герой Советского Союза Баевский в Серпуховской авиашколе с мая по ноябрь 1940 года налетал 22 часа 15 минут, и его оставили инструктором».

Насчет налета часов товарищ Смыслов, а с ним и Александров, мягко выражаясь, не правы. Не имея никакого представления о методике подготовки летчиков, они делают совершенно нелепейшие выводы. Перед тем как сесть на И–16 (боевой самолет) учлетов сажали на У–2, УТ–2 и И–5 и лишь потом, если хороший результат покажешь, на И–15, и летали они на учебных самолетах по 30–40 часов, а то и больше. Только после этого, если позволяла программа, будущие летчики приступали к освоению И–16, на тот момент лучшего боевого истребителя СССР.

К примеру, один из наших асов Г.У. Дольников, имевший за войну 15 сбитых лично и 1 в группе вражеских машин, налетал в летной школе 34,5 часа, из них 11 часов самостоятельно и целых 5 часов на боевой машине (Мысли о боевой авиации в Отечественной войне. // Равен, № 247, 25 ноября 2001 г.). Стало быть, в компетенции Г.У. Дольникова, следуя логике нынешней пятой колонны, тоже стоит усомниться. А ведь это ас, удостоенный звания Героя Советского Союза! Это первый попавшийся пример, а вообще, друзья мои, если вы серьезно займетесь изучением этого вопроса, то узнаете, с какой подготовкой выходили рядовые курсанты авиаучилищ, и поймете, что подготовка Василия Сталина как летчика была отнюдь не самой худшей. Это не идет ни в какое сравнение с подготовкой курсантов выпуска 42–45 гг., которая сводилась к 8–10 полетам (не часам) по программе «взлет—посадка». Учебный полет обычно длился от 5 до 15 минут в зависимости от сложности. То есть 10 часов подготовки на боевом истребителе — это очень хорошая подготовка по сравнению с последующими выпусками.

А в случае с Баевским Смыслов совершил обычную подтасовку фактов. Да, Баевский налетал немного больше, чем Сталин, но только на самолете И–16. Справедливости ради стоит отметить, что Сталин окончил авиашколу в 1940 году, когда лучшим советским истребителем был именно И–16, а Баевский уже в 1943, когда на фронт стали поступать самолеты Ла–5ФН, лучшие машины того периода, тогда как И–16 уже безнадежно устарел и был снят с производства. Сравним налет часов на лучших истребителях своего времени Сталина и Баевского. По словам О. Смыслова (стр. 44), Сталин (как, впрочем, и его будущие фронтовые товарищи) налетал на И–16 10 часов, Баевский на Ла–5–4 часа 34 минуты, соответственно на самолетах классом ниже: Сталин (И–153) — 25 часов, Баевский (И–16) — 23 часа. Ну, что займемся арифметикой или и так все ясно? Окончив Качинскую авиашколу, В. Сталин с первого дня войны пошел на фронт, а Баевский остался инструктором и налетывал свои часы аж до 1943 года. Была тогда у инструкторов такая возможность летать, что называется, «на себя», то есть совершать учебные полеты без курсантов, чтобы самим не терять навыков летного мастерства. То есть в те 22 часа включены и полеты Баевского «на себя». Да плюс вывозные и контрольные полеты с курсантами. Отсюда и разница в общем налете Сталина как курсанта (60–70 часов) и Баевского как инструктора (700 часов). Если сравнивать Сталина и Баевского, то стоит приводить цифры статистики за тот период, когда оба они были именно курсантами! А курсант Сталин летал больше, чем курсант Баевский. Когда же Василий стал командиром полка в 1943 году, то его налет опять же был больше чем у инструктора Баевского в том же 1943 году: 3000 часов Сталина против 700 часов Баевского. Так что не надо искать, как бы унизить человека совершенно на ровном месте. Не самую лучшую ситуацию для битья вы выбрали, господа Смыслов и Александров. Все было совсем наоборот. Освоение И–16 в программу подготовки в Качинской авиашколе вообще не входило. В Каче готовили летчиков—истребителей для самолета И–153 «Чайка». Но, по воспоминаниям Героя Советского Союза Федора Федоровича Прокопенко, бывшего в Качинской авиашколе инструктором курсанта В. Сталина, а затем воевавшего в составе 32–го гвардейского авиаполка, Сталин успешно освоил И–16 (Страницы истории 32–го гвардейского Виленского орденов Ленина и Кутузова III степени истребительного авиационного полка. // Гвардия России, № 10, июнь 2003 г.).

В отличие от вышеупомянутых «историков» я собирал не слухи, а свидетельства ветеранов (слава Богу, еще живы однополчане Василия Сталина). По прочтении их воспоминаний у меня тоже возникли сомнения на счет количества часов налета Василия: судя по всему, его реальный налет был больше, чем это указано в документах. Если верить одному из качинских техников по обслуживанию самолетов, 90–летнему Петру Игнатьевичу Киндякову, то вырисовывается такая картина: налет курсанта Сталина превышал в два—три раза налет его однокашников. «Если на обычную летную группу из 8–10 человек полагалось три самолета — учебный, переходный и боевой, то столько же машин было в распоряжении Василия Сталина. Летного времени на группу в день — пять часов, и Сталин один налетывал столько же. Летал он хорошо, потому что много времени проводил за штурвалом машины» (http://arttour.com.ua/news/25–06–2005–00–00–00/ KURSANTU_V.html). То есть если летать по пять часов в день, то Сталин налетал те самые «8–10 часов» за полтора—два дня. А что же он делал, спрашивается, остальное время? Видимо, господа, источники информации вас все—таки подводят, если слухи вообще можно принимать за достоверную информацию. А с Петром Игнатьевичем Киндяковым вы можете пообщаться и сейчас, несмотря на его преклонный возраст. Живет он в городе Запорожье. Хотя зачем вам это — вы все о жизни Василия знаете и без очевидцев, а «книжное эхо» тому свидетельство!

Баевский стал инструктором, как и многие другие хорошие летчики — кто—то должен был готовить пополнение. Но не менее хорошие летчики сразу попадали на фронт и защищали небо страны от фашистских стервятников. Сталин оказался именно среди этой части летного братства. С первых дней войны он в боевом полку. Пытаясь обезопасить сына Верховного, Василия переводят в Инспекцию ВВС, но совесть не позволяет ему отсиживаться в уютных кабинетах, и он вновь вырывается на фронт, вливаясь в ряды боевых летчиков в самый разгар битвы за Сталинград. Не думаю, что на фронте было спокойнее и безопаснее, чем в тылу. В чем тут вина Василия? В том, что отец не бросился отстаивать права для своего ребенка на все лучшее, как это делают современные руководители страны? Мне возразят, что, поступив в Качинскую Краснознаменную военную авиационную школу имени Мясникова, Василий оказался в привилегированном положении. Вначале — от страха ли, или заискивая перед дитем «отца народов» — начальство школы действительно определило его в отдельную комнату, но не надолго… Свидетельствует Ю. Манцуров, кандидат исторических наук: «В сентябре 1938 года в историческом формуляре Качинской военной авиационной школы начальник штаба сделал такую запись: „В школу направлен для обучения сын вождя нашей партии т. Сталина — В.И. Сталин“. В поступившем личном деле этого курсанта указывалось, что он родился 21 марта 1921 года, закончил 2–ю Московскую специальную артиллерийскую школу (несколько таких школ тогда работали в столице, а их воспитанники носили примерно такую же форму, какую теперь носят суворовцы).

По воспоминаниям старых качинцев, в частности Федора Никифоровича Ускова, проживающего в Бекетовке (он учился летать в одной с Василием учебной эскадрилье), этот юноша был колоритной фигурой. Лицом, небольшим ростом походил на отца. Он всегда был заметен в коллективе будущих летчиков своей самоуверенностью и напористостью. Не признавал никаких преград и не имел особых комплексов, на занятиях по аэродинамике или по материальной части самолета мог скаламбурить, вызвать смех всей эскадрильи.

Чтобы этого не случалось, его выделили в отдельную учебную группу и проводили с ним занятия индивидуально. Отдельно от других он жил и в самом начале обучения в Качинской школе — в гостинице, которая в военном городке называлась домом приезжих. Именитого новичка возили по окрестностям и по Севастополю на машине начальника авиашколы комбрига В.И. Иванова. А начальник штаба, чтобы развлечь Василия, стал катать его по крымским дорогам на мотоцикле. Дело завершилось тем, что «рокеры» свалились в кювет, а курсант при этом получил царапины лица и рук.

Возможно, именно этот случай был доложен отцу. И. Сталин решил подробнее узнать, как его сын постигает азы авиационных наук. Когда ему стали известны детали бытия Василия, в Качу поступила команда поставить его в общий строй, поместить вместе с другими в казарму и кормить из общего котла. Дело завершилось еще и тем, что начальник школы В.И. Иванов получил строгое наказание за такие вольности, которые он допускал в подчиненной ему авиашколе. Между отцом и сыном постоянно осуществлялась переписка. Несколько раз курсант Ф. Усков, к примеру, видел, как Василию приносили из штаба письма, по—видимому, написанные рукой отца, которые он тут же, в курилке, распечатывал и читал, вслух одобряя или очень не одобряя обращенные к нему слова и предложения.

Один из оплевывателей отечественной истории А. Колесник издал в Харькове свои откровения «Хроника жизни семьи Сталина». Честно говоря, большего набора слухов о тех временах я не встречал. Но о шедеврах этого автора позже. Пока воспользуемся воспоминаниями С.А. Туева, взятыми из этой книги. Это одно из типичных свидетельств, к тому же такая фамилия обнаружена в списках стоящих на довольствии Качинской авиашколы, а потому есть все основания доверять этим строкам.

«Когда В. Сталин прибыл в школу, то ему создали особые условия: жил он в отдельной комнате, часто получал посылки (правда, их сразу же приносил в казарму и делился со всеми), во многих мероприятиях не участвовал, — сообщает С.А. Туев из Москвы. — Спустя некоторое время всех собирают на плацу в школе, и какой—то полковник зачитывает приказ об освобождении начальника школы от своих обязанностей. После зачтения приказа читающий пояснил, что начальник школы снят за создание привилегированных условий В. Сталину. Василия сразу же перевели в казарму на общие харчи и махорку, и в дальнейшем ему никакой скидки уже не делали» (Колесник А. Хроника жизни семьи Сталина. — Харьков, СП «Интербук», 1990).

Как видите, отец не пекся о своем драгоценном сынуле. Скорее наоборот, он делал все, чтобы Василий ничем не отличался от остальных курсантов. Это подтверждается воспоминаниями практически всех его однокашников. Наиболее точную характеристику Василию Сталину, как мне кажется, могут дать именно они — курсанты Качинской авиашколы, то есть те люди, с которыми Василию довелось учиться.

«Конечно, этот парень был в центре внимания как офицеров—летчиков школы, так и курсантов, среди которых у него было много друзей: Михаил Лепин, Николай Китаев, Николай Абрамашвили и другие ребята. В дальнейшем в круг его друзей входили приятели еще по Москве, по спецшколе — Степан Микоян, Тимур Фрунзе и еще несколько сыновей руководителей страны, кто обучался в Каче курсом младше. Но самым главным в пребывании Василия Сталина в Каче было то, что он стремился освоить профессию летчика—истребителя и делал это достаточно успешно. За все четыре десятилетия, что изучаю историю авиации и Качинского училища, довелось побеседовать с сотнями его ветеранов, в том числе со многими оставшимися после войны в живых однокурсниками этого летчика. И никто из них никогда не сказал, что Василий был, к примеру, несилен в пилотировании самолета, где—то допустил ошибку, попал в аварию или оказался виновником поломки. Здесь присутствует одна психологическая особенность: В. Сталин осваивал профессию летчика—истребителя, а экипаж такого типа самолета состоит из одного человека. В этом случае ошибки в воздухе за летчика—истребителя не может поправить никто. Даже первое лицо государства бессильно протянуть ему в небо руку помощи. Значит, в воздухе следует полагаться только на самого себя. А Василий осваивал летную профессию смело и самозабвенно. К тому же его обучал талантливый инструктор капитан К.В. Маренков (в годы войны ставший не без помощи Василия Сталина командиром одного из истребительных полков). В первой летно—строевой характеристике курсанта В. Сталина инструктор—летчик К. Маренков отметит: „Воинская дисциплина хорошая, имел ряд нарушений в начале обучения: опаздывание в учебно—летное отделение, выход на полеты небритым, пререкание со старшиной группы, стремился оправдать их объективными причинами. В последнее время резко улучшилась дисциплина, откровенно признает и охотно изживает недостатки. Общая оценка техники пилотирования отличная. Усвоение по элементам: взлет — отлично, набор высоты — отлично. Нормальный профиль посадки усвоил отлично, движения на посадке плавные и соразмерные. Посадку на колеса выполняет отлично… Пилотаж любит и чувствует себя на нем хорошо. Осмотрительность в полете отличная. Пилотирует энергично, свободно. В полете инициативный, решительный. На контрольных полетах несколько волнуется. На неудачи в полете реагирует болезненно, внутренняя досада на себя, особенно в элементах полета, которые уже делал хорошо. Считаю, что курсант т. Сталин к самостоятельному вылету готов“ (Грибанов С. Василий Сталин). Позже, в апреле 1940 года Маренков написал следующую характеристику своему подчиненному: „Хорошо усвоил полеты в закрытой кабине и штурманские, отлично выполняет полеты на высоту с кислородом. Отлично летает строем. Летать любит, но недостаточно тщательно готовится к полетам“. И вот теперь, освоив пилотирование самолетов У–2, И–5, ДИП–2, И–15, В. Сталин вышел из Качи лейтенантом в составе самого большого в истории училища выпуска из 1143 человек. Правда, почти все другие молодые летчики поехали из Крыма по своим частям в званиях сержантов — такой тогда действовал приказ наркома обороны о выпускниках летных школ. (http://www.kacha.ru/php/museum_text.php?id=27)

Как видно из характеристики, данной инструктором курсанту В.И. Сталину, единственное замечание было сделано относительно слабой дисциплины в начале обучения. Довольно распространенное замечание в среде курсантов летных училищ, чтобы обвинять именно Василия в том, что он вышел плохим летчиком.

А вот что вспоминает об этом периоде жизни Василия Сталина Федор Федорович Прокопенко. Рассказывая о своих взаимоотношениях со Сталиным, Федор Федорович уточняет, что не он был в Качинском училище основным инструктором Василия, а Константин Маренков. С Прокопенко же курсант Сталин осваивал самолет И–16. «Да, грязи на Василия Сталина вылито очень много… После того, как он освоил И–15, заявил: „Пока не освою И–16, никуда из училища не уйду!“. Вот тогда—то он попал в нашу эскадрилью. Я с ним летал четыре или пять раз на УТИ–4. И–16 он, надо сказать, осваивал классически, отлично. В марте 1940 года лейтенант Сталин успешно освоил И–16 и окончил Качинское училище» (Севастьянова А. Четырнадцать тысяч часов без земных впечатлений. // Гвардия России, № 5 (10), июнь 2003 г.).

Заключение аттестационной комиссии гласило: «Летным делом интересуется. Летает отлично и любит летать. Достоин присвоения звания „лейтенант“ и назначения летчиком в истребительную часть на И–15» (Соколов Б.В. Василий Сталин. — Смоленск: Русич, 2000. — С. 82).

Прошу отметить «летает отлично и любит летать»! Перед тем, как выступать, думать надо, но этому современные «аналитики» не обучены. Им проще обсуждать слухи, чем анализировать факты.

Мне могут, конечно, возразить, что запуганное отцом не только Василия, но и всех народов, Иосифом Виссарионовичем Сталиным, начальство авиаучилища подмахнуло такую лестную характеристику. Что ж, предлагаю познакомиться с воспоминаниями человека, ближе которого у Василия Сталина во время полетов не было — с его штурманом Сергеем Февралевым, три года летавшим с ним вместе. Правда, для этого придется забежать чуть—чуть наперед.

«8 ноября 1944 года Василий Сталин и Сергей Февралев вылетели на самолете (американский самолет С–47, который жена президента Рузвельта Элеонора подарила лично Василию Сталину, командиру 3–й истребительной авиадивизии) из Шауляя, где базировались, в Москву. Василий сел на место проверяющего — в правое кресло. Только взлетели и легли на заданный курс, Сталин сразу стал задавать вопросы: „Что это за скорость, где высота?“

— Я отвечаю: «Товарищ полковник, у американских самолетов такая градация приборов: скорость — в милях, высота — в футах. А у нас, мол, есть переводные таблицы. Мы уже и привыкли», — вспоминает Сергей Васильевич. — Меня сердито оборвал Василий Сталин: «К следующему вылету все переделать!». Сталин лично посадил самолет в сложнейших условиях: стоял сплошной туман, полоса обледенела и дул сильный боковой ветер.

— Вообще—то, Василий Сталин был непредсказуемым, грубоватым человеком, — продолжает Сергей Васильевич. — Знал, что ему, сыну великого Сталина, никто поперек слова не скажет. Зато летчиком был классным, от Бога» (Запорожец В., Рябков Л. Молдавский летчик был личным штурманом Василия Сталина. // Комсомольская правда в Молдове от 28.04.2005).

Я допускаю, что моя компетенция уступает компетенции новорусских писателей и журналистов в познаниях авиационного дела, но даже мне почему—то кажется, что посадка в сложнейших метеоусловиях по приборам с отличной от нашей градуировкой на новом для пилотирования типе самолета никак не стыкуется с характеристикой, которую дают Василию Сталину Олег Смыслов и Николай Александров. А может вам, господа, самим попробовать посадить в тихую летнюю погодку ну пусть не самолет — хотя бы параплан, а потом уж обсасывать косточки боевым летчикам.

Кстати, об учебном самолете Василия тоже было много слухов. Некоторые исследователи считали, что специально для него был разработан самолет ДИТ. Вот что сообщают по этому поводу РИА «Новости»: «Самолет Василия Сталина примет участие в авиашоу „Летающие легенды“, которое откроется в четверг, 28 июля, на подмосковном аэродроме Монино. Как сообщил журналистам участник авиашоу, авиареставратор Игорь Лампиго, самолет ДИТ (двухместный истребитель тренировочный) совершит показательные полеты в рамках авиашоу с участием раритетных самолетов, созданных до и во время Великой Отечественной войны. „Самолет ДИТ создан был конструктором Николаем Поликарповым на основе истребителя И–15бис и являлся одним из ведущих советских истребителей, стоявших на вооружении Военно—воздушных сил СССР. Именно на таком самолете летал Василий Сталин во время службы в советских ВВС“, — рассказал Лампиго. По его словам, такие самолеты были сконструированы по специальному заказу для Василия Сталина, и в Советском Союзе их насчитывалось несколько штук. Когда Василий Сталин пришел в полк для прохождения службы, было принято решение создать на базе одноместного истребителя И–15бис двухместную конструкцию для того, чтобы второй пилот мог подстраховывать сына Верховного Главнокомандующего Иосифа Сталина в полетах». (Москва, 28 июля 2006 /РИА Новости /). В погоне за сенсациями и здесь журналисты исказили истину. Не был самолет ДИТ «сконструирован по специальному заказу для Василия Сталина». Одним из лучших и наиболее энциклопедически верных источников в Интернете по воздушной тематике является сайт со скромным названием «Уголок неба». Вот что там написано по поводу этого уникального самолета: «В 1938 г. на базе И–15бис был создан двухместный тренировочный истребитель ДИТ. Обладавший теми же летными характеристиками, что и обычный И–15бис (что было подтверждено облетывавшими его летчиками, в частности Стефановым, Николаевым, Кубышкиным), самолет был идеальным летающим стендом для будущих летчиков—истребителей. Серийный выпуск ДИТ планировался на подмосковном заводе № 207 — бывшем «Дирижаблестрое», однако, пока велись подготовительные работы, было реализовано правительственное решение о выпуске на этом заводе бомбардировщика Су–2, первоначально известного как СЗ–3 (сталинское задание — 3). Таким образом, ДИТ в серию не пошел. Наиболее экзотическим эпизодом в истории И–15бис следует, наверное, назвать испытание на нем двух прямоточных воздушно—реактивных двигателей (ПВРД) конструкции И.А. Меркулова. Провел такие испытания зимой 1939 г. летчик—испытатель Логинов прямо над территорией Центрального Московского аэродрома. И хотя прирост скорости был невелик, можно считать, что И–15бис стал одним из зачинателей советских реактивных полетов». Самолет ДИТ, предназначенный для тренировочных полетов, в серию не пошел по совершенно объективным причинам, указанным в статье, но ту небольшую партию, которая была произведена, передали в учебные школы. Естественно, постарались сделать так, чтобы на этом самолете под контролем инструктора летал и Василий Сталин. Но эта машина, подчеркиваю, не была создана специально для него! Кроме того, прославился самолет ДИТ совсем иным — испытанием первого советского реактивного двигателя. Если посмотреть на компоновку ДИТ, то сразу станет ясно, что, кроме места второго пилота, машина практически не отличалась от своих серийных собратьев. Решение о создании самолета ДИТ было принято до прихода Василия Сталина в училище. К моменту появления в нем сына руководителя Советского государства в сентябре 1938 года самолет уже был принят и облетан. Кто—то может сказать, что предусмотрительный И.В. Сталин заранее дал задание конструктору Поликарпову разработать для сына самолет, но могло это произойти не позже 1937 года, а в то время взгляд Василия был устремлен совсем в иную область военных знаний: он учился в Московской специальной артиллерийской школе. Поэтому в истории с самолетом ДИТ все было иначе. Стране не хватало учебных самолетов на основе уже принятых на вооружение истребителей, вот тогда—то и родилась идея о создании ДИТ. То есть за год до того, как «Василий Сталин пришел в полк для прохождения службы», было принято решение создать на базе одноместного истребителя И–15бис двухместную конструкцию и совсем не для того, чтобы второй пилот мог подстраховывать именно «сына Верховного Главнокомандующего Иосифа Сталина в полетах». Кстати, и должность—то такую, как Верховный Главнокомандующий, И.В. Сталин в то время не носил. Должность эту он получит позже, уже во время Великой Отечественной войны.

Находясь в Качинской авиашколе, Василий поддерживал переписку с отцом, и, по словам очевидцев, между ними были самые добрые отношения. Если бы даже младший сын «отца народов» и позволил себе вольности, И.В. Сталин, который своей жесткостью дисциплинировал сына, умел направить сына посредством писем или через начальство авиашколы на путь истинный. Вот воспоминание А.А. Щербакова: «Об этом времени (обучение в Качинской авиашколе. — Авт.) знаю следующий эпизод: начальник Качинской школы комбриг Иванов написал И. Сталину письмо, в котором сообщал о летных успехах сына, но жаловался, что Вася отказывается изучать теоретические дисциплины. И. Сталин ответил Иванову письмом, текст которого я слышал от самого Иванова. Он примерно такой: «Уважаемый товарищ Иванов! Благодарю Вас за заботу о моем сыне. Надеюсь, что он выйдет от Вас хорошим летчиком. Что же касается теории, то прочтите ему следующие строки: дорогой Вася! Если ты любишь меня, то полюби теорию». Далее следовали аргументы в пользу теории. Весь тон письма и сами факты неоднократного написания их противоречат созданному образу И. Сталина как человека черствого и равнодушного ко всем людям, не исключая самых близких» (Щербаков А.А. Летчики, самолеты, испытания, глава «Василий Сталин»). Хотя «в первый же день войны, — вспоминал потом генерал А.Ф. Сергеев, приемный сын И.В. Сталина, — Иосиф Виссарионович позвонил и распорядился, чтобы нас, его сыновей, взяли на фронт немедленно». И это была единственная от него привилегия как от отца (Грибанов С.К 80–летию со дня рождения В.И. Сталина. // Газета «Дуэль», № 10 от 5.03.2001).

Перед самым выпуском в Каче побывал представитель НИИ ВВС инженер Печенко, ныне генерал в отставке. «Помню, по всем правилам устава мне представился стройный, красивый паренек, почти юноша. Был он уже в летной форме, на отца, которого я не раз очень близко видел на совещаниях в Кремле, не походил. Я поздравил Василия с окончанием школы. Он вежливо поблагодарил. Тогда я спросил, доволен ли он своим назначением — младшим летчиком в истребительный полк. Ответ был утвердительным. „А на каких самолетах вы летали в последнее время?“ — решил я заинтересовать молодого пилота новой техникой. Василий ответил, что выбрал для себя работу летчика—истребителя, поэтому летал на И–16, И–153 последнего выпуска. А до этого — на самолетах Р–1 и Р–5. „Замечаний по технике пилотирования имел мало, — сказал Василий, потом добавил: — Может, потому, что фамилия такая — Сталин. Но все инструкции и наставления, рекомендованные вашим институтом, я старался выполнять в точности. В небе вольности недопустимы…“ (Грибанов С. Василий Сталин).

В апреле—сентябре 1940 г. Василий Сталин проходил службу в должности младшего летчика 16–го ИАП 57–й авиабригады, дислоцированного в подмосковных Люберцах. Однако служба в строевом полку продлилась недолго. В сентябре 1940 года В. Сталин был зачислен слушателем командного факультета Военно—воздушной академии им. Жуковского. Учеба в академии для Василия была в тягость, и через три месяца после начала учебы лейтенант Сталин ушел из академии «по собственному желанию». Может, кто—то усмотрит в этом проявление малодушия, неусидчивости, слабости, но лично я, столкнувшись с воспоминаниями Виктора Гастелло (сына того самого знаменитого летчика, который таранил вражескую колонну), пришел к совершенно противоположному выводу. Восстановим этот рассказ, опубликованный на сайте «ВОД „Боевое братство“:

«Боже, каким другим я мог быть? Попасть на прием к самому Василию Сталину!

Я чистил пуговицы и сапоги, гладил брюки, даже перед зеркалом ходил строевым шагом и делал повороты на месте. В общем, в назначенное время меня пустили в штаб, и я пошел по широкой аллее вдоль голубых елей. В помещении штаба я поднялся на второй этаж, и адъютант почти без промедления протолкнул меня в кабинет. Я увидел в огромном шикарном кабинете генерала, который сидел за большим письменным столом и что—то быстро писал. Я обмер и, махая руками вперед до пряжки и назад до отказа, четким строевым шагом пошел к столу.

— Товарищ генерал, суворовец Гастелло по вашему приказанию прибыл.

Генерал неожиданно поморщился:

— Ты чего орешь как резаный, говори тише. Что тебе?

— Вот прибыл, товарищ генерал, — я повторил фамилию.

— А—а, как живет Анастасия Семеновна (мать Героя Советского Союза Николая Гастелло. — Авт.)?

— Так точно, хорошо, товарищ генерал, вам привет передает.

— Спасибо, только ты так не ори. И можешь называть меня просто Василием или Василием Иосифовичем. Так, говори, что тебе надо, да покороче.

Я в краткой форме изложил Василию Иосифовичу все свои мечты и желания.

— Постой—ка, — неожиданно оживился Василий Сталин, он встал, обошел стол и присел с краю.

Он оказался невысокого роста, но подтянутым, худощавым и щеголеватым. Форма генерал—лейтенанта ему явно шла.

— Зачем тебе нужна академия Жуковского, иди в летчики и только в летчики! Вот у Микояна — три сына и все летчики, — он потемнел лицом, — правда, один погиб под Сталинградом, другого сбили под Москвой, горел, но все, слава богу, обошлось.

— Еще погиб сын Никиты Хрущева Леонид, погиб Тимур Фрунзе, которому посмертно присвоили звание Героя Советского Союза, потеряла сына Ибаррури Долорес, — перечислил я еще несколько знаменитых имен, которые знал.

— Все верно, — согласился Василий Сталин, — есть еще Лева Булганин, который иногда со мной летает в паре.

— Наверно, есть еще летчики — дети знаменитых родителей.

— Есть такие, — согласился Василий Сталин. — Надо вспомнить, но это ребята помоложе. Вот, например, сын покойного Щербакова, хороший летчик. Имел всего один боевой вылет 9 мая над Берлином. В тот же вечер уехал хоронить отца — начальника Главпура, секретаря МГКа, члена Политбюро.

— Василий Иосифович, однако, зеленая молодежь имеет другие ориентиры: вот мне известно, что сыновья Кагановича и Серова пошли на самолетный факультет академии.

— Пошли, говоришь, — Василий Сталин почти со злостью ударил рукой по столу, — получат изнеженное воспитание, возиться с ними будут, как с Игорем Чкаловым: Борисоглебское училище он завалил, вот теперь осел в академии им. Жуковского, тоже учится. Нам такие хилые летчики не нужны, нам нужны крепкие ребята».

Этот разговор состоялся уже после войны, когда В.И. Сталин командовал авиацией Московского округа, но вдумайтесь в причину, по которой Василий отговаривает Виктора Гастелло от поступления в академию. Он, боевой летчик, начавший войну лейтенантом, знает, что никакая академия не заменит личный пилотажный опыт. Тактика воздушного боя рождается там, в небе, а не в аудиториях академий и курсов. Поэтому и посоветовал молодому курсанту, желающему стать пилотом, дорогу в боевой полк, а не в академию. Именно поэтому и сам летом 1940 года не стал оканчивать академий, а погрузился в инспекционную, а после и в летную работу. Кстати, заметьте, что Василий Иосифович хорошо помнит и заботится о матери покойного героя, бабушке курсанта Гастелло. Чуткость к тем, кто требует помощи, он пронесет через всю свою жизнь.

Состоялся на тему дальнейшего обучения и разговор с отцом, о чем в своей книге поведал сын Л.П. Берии.

«Сталин упрекал в чем—то Василия, а я рядом стоял.

— Посмотри, — говорит, — на Серго (Берию. — Авт.). Академию окончил с отличием, адъюнктуру, аспирантуру. А ты—то почему не учишься?

Василий огрызнулся:

— Ты—то сам академий не кончал, вот и я обойдусь» (Берия С.Л. Мой отец — Лаврентий Берия. — М.: Современник, 1994. — стр.67).

Отец для Василия был непререкаемым авторитетом, но и Иосиф Виссарионович ценил в сыне самостоятельность и решимость. Великая Отечественная война показала правоту Василия: настоящие асы рождались в кровопролитье воздушных сражений.

Теперь насчет «осознания, что его (В. Сталина. — Авт.) всегда прикроют, защитят». Господа демократические писатели и журналисты, в советской авиации было принято прикрывать командира и товарищей. Вы, наверное, этого не знаете. Вы воспитаны в иных, дурных, манерах. А вот как поступили товарищи Василия Сталина, когда он оказался в беде: 8 и 9 марта Василий Сталин вылетает на «свободную охоту» один (опять же к слову о больших группах, в которых он якобы летал) и попадает в «переплет».

Вспоминает Ф. Прокопенко: «Шел воздушный бой. Комполка со своим самолетом „пропал“. Кричу по рации своему ведомому Шульженко: „Коля! Где командир?“. Тот отвечает: „Хер его знает“. Материться в воздухе Василий разрешал. Смотрю, справа от меня такая картина. Летит „мессер“, за ним Василий на своем „яке“, а за ним еще один „мессер“. И море огня. Василий метров с 150 бьет по первому „мессеру“, а второй с такого же расстояния — по Василию. Первый „мессер“ пошатывается, видимо, Василий его задел. А второй бьет пока вхолостую. Ну, думаю, дело кранты. Скорость у „мессера“ больше, чем у „яка“. Зайдет сверху и расстреляет в воздухе. Точно так убили Володю Микояна. Кричу Шульженко: „Командира зажали. Идем вверх на 70“. Коля понимает меня с полуслова, берет на себя первого фашиста. Я захожу над вторым и даю по нему короткую очередь, по кабине. Фашист, а все же человек, чтобы не мучался. Самолет этот упал, не горя. А Коля Шульженко шуганул по бензобаку. Его „подопечный“ сгорел в воздухе». После войны Василий Сталин подарил Прокопенко фотографию с надписью: «Спасибо за жизнь. Жизнь — это Родина» (Севастьянова А. Четырнадцать тысяч часов без земных впечатлений. // Гвардия России, № 5 (10), июнь 2003 г.).

Хочется объяснить некоторым господам (хотя над кем они господствуют?), что поведение Сталина в подобных ситуациях вызывает, по крайней мере, уважение, если не восхищение. Вступил в бой один, с вдвое превосходящим противником и, уже находясь на краю гибели, все же пытался утащить с собой в могилу фашистского стервятника. В трусости такого человека не упрекнешь! Кстати, о смелости Василия Сталина говорят многие другие факты. Он, конечно же, понимал, что попасть в плен не имеет права. И поэтому боевые вылеты делал без парашюта! В случае если его подобьют, он не оставлял себе никаких шансов остаться в живых. И этот факт из его фронтовой биографии никогда и нигде, кроме книги Ю. Мухина «Асы и пропаганда», не публиковался… Когда еще был жив дважды Герой Советского Союза А. Боровых, он рассказывал, что после гибели летчиков — сына Микояна Владимира, сына Фрунзе Тимура и сына Хрущева Леонида — Василию Сталину запретили делать боевые вылеты. Он звонил по этому поводу отцу. Возмущался. Тот ему ответил: «Мне одного пленного уже достаточно!» — намекал на пленение своего старшего сына Якова. Но Василий продолжал летать и никого не слушал. Заметим, что в сентябре 42–го Василий еще не командует полком, он инспектор авиации, курирующий полк. И ему нет никакой необходимости совершать боевые вылеты. В полку он в командировке. Но летает ежедневно, с полной боевой отдачей. Выполняет задания, получает ранения. Живет рядовой жизнью военного летчика, а не прячется от войны по кремлевским кабинетам под теплым крылышком отца.

Но вернемся к ситуацииописанной Прокопенко. Изучая воспоминания других летчиков, я наткнулся на рассказ о воздушном бое, который точь—в—точь повторяет ситуацию, в которой оказался Василий Сталин. Правда, у Александра Ефимовича Шварева, летчика—истребителя, который описывает этот бой, ситуация была куда серьезнее — ему пришлось иметь дело аж с четырьмя стервятниками Геринга. «Отбомбились по путям и постройкам. Идем обратно. И вдруг я как глянул назад, а за нами четыре четверки „мессеров“ жмет — видать, мы расшевелили их своим налетом на аэродром. Немцы вообще—то к тому времени стали трусливые, но, когда их большинство, они вояки будь здоров. Разворачиваемся, нас уже атакуют. И пошла здесь карусель. Короче говоря, четверка „мессеров“ атаковала штурмовиков, еще одна — пару наших истребителей, а одна — меня. И вот, с этой я колбасил. Но „як“ — это такой самолет, я влюблен в него! Я мог стрелять по одному самолету врага, когда меня атаковал другой, я разворачивался на 180 градусов и легко оказывался в хвосте у самолета, который только что атаковал меня. Двоих я сбил». (Драбкин А. Я дрался на истребителе. Принявшие первый удар. 1941–1942. — М.: Яуза, Эксмо, 2006. — Стр. 86, из интервью с Шваревым Александром Ефимовичем)

И тут у меня возник вопрос: почему Шварев, находясь под атакой «мессера», сумел «завалить» как самолет противника, который он сам атаковал, так и тот, что атаковал его, Шварева, а Василий Сталин в точно такой же ситуации не смог бы этого сделать? Ведь расстановка сил точно такая же, как в бою, описанном Прокопенко. Думаю, смог бы, потому что и Шварев, и Сталин верили в свой верный «Як». А за жизнь Василия Сталина действительно спасибо Федору Федоровичу Прокопенко.

А вот что рассказывает в своей статье «Сталин — сын Сталина. Неизвестные эпизоды из жизни питомца Качи Василия Сталина» о командирских способностях Василия кандидат исторических наук Ю. Манцуров: «Понятно, что Василий Сталин был баловнем судьбы. И все же… Надо сказать, он умел быстро принимать решения и столь же оперативно их осуществлять. Остановив свое внимание на 434–м истребительном авиационном полку, оставшемся после боев за Ленинград без самолетов и летчиков, В. Сталин сделал из него образцовую часть, очень мобильную и боеспособную. Она прекрасно показала себя во время боев за Харьков летом 1942 года. Но особую страницу этот полк вписал в историю Сталинградской битвы. В начале войны летные части обычно действовали в составе двух эскадрилий. В. Сталин решил расширить свой полк до трех. За дополнительной эскадрильей он слетал в Красный Кут Саратовской области, куда эвакуировалась из Крыма его родная Кача. Там без долгой волокиты он отобрал девять своих друзей и просто знакомых летчиков, обладавших прекрасной техникой пилотирования и давно рвавшихся на фронт. Один из них, проживающий ныне в Москве, Герой России Федор Федорович Прокопенко в своем стихотворении даже зарифмовал фамилии пополнивших полк: „Нас девять качинцев из кадров: Луцкий, Шишкин, Александров, Горшков, Трутнев, Прокопенко, Марков, Паушев, Шульженко“. Больше половины из этих летчиков, доведя счет сбитых фашистских самолетов до 15–20, к концу войны были удостоены геройского звания. Автор же стихотворных строк получил его в 1995 году. Летчики В. Сталина прибыли в Гумрак в июле 1942 года. Тогда в Гумраке полковник, по—видимому, отрабатывал какую—то свою задумку по четкому взаимодействию бомбардировочной и истребительной авиации. Потому что в Гумрак одновременно прилетел и 150–й бомбардировочный полк Пе–2, которым командовал подполковник И.С. Полбин, за подвиги в боях за Сталинград потом удостоенный звания Героя Советского Союза. Из 8–й воздушной армии В. Сталину выделили на усиление еще и 484–й истребительный авиаполк. Эти 3 полнокровных полка составляли дивизию, хотя в истории Сталинградской битвы она названа Особой группой № 1» (Манцуров Ю. Сталин — сын Сталина. Неизвестные эпизоды из жизни питомца Качи Василия Сталина. // www.km.ru, от 12 апреля 2005 г.; Сайт Качинского высшего военного авиационного училища летчиков, Василий Сталин в Сталинградской битве — http://kacha.ru/php/museum_text.php?id=27).

Задержимся на этом этапе жизни полковника В. Сталина. В данном случае речь идет не о простой авиадивизии — это была идея. Идея настоящего командира, изучившего тактику противника и готовившего адекватное военное решение. По заданию Ставки Василий собирал самых опытных летчиков, которые переучивались на новейших, только что пригнанных с завода самолетах, и формировал отборную дивизию для захвата стратегической инициативы в воздухе, которая влилась в легендарную 8–ю воздушную армию Тимофея Тимофеевича Хрюкина. Именно под Сталинградом отобранные им летчики смогут не просто противостоять знаменитому немецкому 4–му воздушному флоту, лучшим истребительным эскадрам «Удет», «Ас—Пик», 52–й, укомплектованным летчиками—асами, но и сумеют захватить господство в воздухе и практически безнаказанно уничтожить весь воздушный транспортный флот нацистской Германии. Немецкий «воздушный мост» под Сталинградом обрушится под ударами авиаполков, собранных Василием Сталиным, причем в этих боях Василий примет личное участие в качестве летчика. Неужто это говорит о его посредственности с точки зрения оперативного искусства?

Собранные В. Сталиным со всех фронтов летчики, прошедшие горнило тяжелейших воздушных боев, представляли собой единый авиационный кулак. В подтверждение этому приведу цитату из биографии Сергея Федоровича Долгушина: «В августе в Иваново прилетел А.Ф. Семенов, бывший комэск Долгушина, работавший в Инспекции ВВС РККА. Он подбирал летчиков в 434–й ИАП, которым командовал И.И. Клещев, а „шефом“ был начальник Инспекции полковник В.И. Сталин. Этот полк был первым в советских ВВС превращен в элитный по своему составу. В него подбирались летчики не просто уже повоевавшие, но и опытные инструкторы из училищ (в основном из Качинского). Использовался он на самых тяжелых направлениях и очень активно, а потому нес значительные потери. Перевод в 434–й ИАП был в тот момент своего рода признанием боевого мастерства, возможно не меньшим, чем Золотая Звезда» (http://www.airwar.ru/history/aces /ace2ww/pilots/dolgushin.html).

Так была создана «пожарная команда» Сталинградского фронта. Все — от идеи до ее конечного воплощения в людях, технике, тактике — принадлежит Василию Иосифовичу Сталину, 21–летнему парню, который не просто переживал за свою страну, а сделал все от него зависящее, чтобы победить фашизм.

К середине июня 1942 года подготовка 434–го полка к боевым действиям была закончена. Он состоял из двух эскадрилий и имел на вооружении двадцать истребителей Як–1. Его направили на Юго—Западный фронт, в 8–ю воздушную армию, которой командовал генерал—лейтенант авиации Т.Т. Хрюкин. За время Сталинградской битвы полк трижды выводился на переформирование. В ходе первого «тура» с 13 июня по 4 июля 1942 г. летчики полка совершили 880 боевых вылетов, сбили 35 немецких самолетов.

Вспоминает генерал—лейтенант авиации Александр Федорович Семенов, в то время представитель инспекции ВВС в 434–ом ИАП: «15 июня, когда группа в составе семнадцати „яков“ вылетела на прикрытие наших наземных войск и уже достигла заданного района, на нее внезапно напали сверху девятнадцать „мессершмиттов“. Затем на помощь этим девятнадцати подоспели еще девять истребителей противника. Завязался ожесточенный бой. Фашисты, имея преимущество в количестве самолетов, в высоте и скорости, вели себя очень агрессивно. Наши летчики оказались в трудном положении, но уйти из—под удара не могли — им строжайше запрещалось покидать район барражирования. Пришлось в основном обороняться и лишь в редких случаях — контратаковать. В итоге боя мы не досчитались трех самолетов. Правда, майор Клещев, лейтенанты Котов, Баклан и Карначенок тоже сбили по „мессершмитту“. Однако это было слабым утешением. На сей раз и трофеи не радовали. Не радовали потому, что каждый сознавал: фашистам удалось все же навязать нам свою волю и заставить нас драться в невыгодных условиях. Лишь мужество, самоотверженность да взаимная выручка наших летчиков позволили избежать более значительных потерь.

В этом бою 434–й истребительный авиаполк впервые встретился с фашистскими асами из берлинской школы воздушных снайперов. Их только что перебросили тогда на наш участок фронта прямо из Германии.

В конце того тяжелого дня я долго разговаривал с майором Клещевым. Командир полка доказывал:

— У нас неправильно используются истребители. Нам ставят задачу прикрывать наземные войска, определяют район барражирования, и из него мы шагу в сторону сделать не можем. Даже когда видим за границей нашего района вражеские бомбардировщики, не имеем права атаковать их. Сами же при этом зачастую превращаемся в хороший объект для вражеской атаки.

Клещев настойчиво просил меня поставить этот вопрос перед командованием воздушной армии:

— Надо истребителям дать больше инициативы. Тогда и прикрывать наземные войска будем лучше, и потерь станет меньше.

Я внял его просьбе. Когда напряжение воздушной обстановки несколько ослабло, направился на армейский КП… Имелся у меня и еще один вопрос, который хотелось разрешить в штабе армии. Он касался порядка постановки задач истребителям. В течение каждого дня в полк поступало обычно несколько боевых распоряжений от разных лиц. Нередко эти распоряжения были противоречивы и очень далеки от возможностей полка…

Моя поездка в штаб армии оказалась достаточно плодотворной. Круг лиц, которым разрешалось ставить задачи полку, был резко сужен. Истребители получили некоторую свободу действий при барражировании над заданным районом: командиру группы предоставили право выделять часть сил для действий в соседнем районе, если того потребует обстановка…» (Сайт «Авиаторы—Герои Советского Союза» — http://www.geroi.apifarm.ru).

Результатом обращения Клещева и Семенова тогда, в самые жаркие дни Сталинградской битвы, стала директива полковника В. Сталина от 12 июля 1942 года генералу Хрюкину: «434–й ИАП подчиняется непосредственно мне… Довожу до вашего сведения, что 434–й ИАП крайне нам дорог, так как в его состав вошли специально подобранные летчики с большим боевым опытом, поэтому использовать его зам. НКО генерал—лейтенант авиации Новиков А.А. приказал только для воздушного боя и преимущественно для уничтожения бомбардировочной авиации противника…» С директивой командующий ВВС Юго—Западного фронта Т.Т. Хрюкин согласился: «Начштаба. В этом духе использовать». И это дало свои результаты: за 2 недели июльских боев летчики 434–го полка сбили 55 самолетов противника, но и сами потеряли половину машин и убыли в тыл на очередное переформирование» (Сайт «Авиаторы—Герои Советского Союза» — http://www.geroi.apifarm.ru).

Мне бы хотелось немного пояснить читателям смысл этой директивы, которую дает полковник(!) В.И. Сталин генералу Т.Т. Хрюкину. Дело в том, что основная задача истребительной авиации — уменьшить воздействие (бомбардировка, штурмовка, разведка, корректировка) вражеской авиации на наземные войска. Для этого в первую очередь необходимо уничтожать именно бомбардировщики и штурмовики, то есть бомбардировочную авиацию. Многие наши летчики, попадая на фронт, не совсем ориентировались в приоритетах воздушного боя и легко увлекались преследованием истребителей прикрытия противника, что приводило, во—первых, к большим потерям среди советских истребителей, а во—вторых, не выполнялась основная задача истребителя — уничтожение бомбардировщиков. Поэтому и увидела свет эта директива, а генерал Хрюкин так легко с ней согласился. Тимофей Тимофеевич Хрюкин был одним из той плеяды стратегов, которые также выискивали наиболее эффективные средства противодействия немецкой авиации. О характере Хрюкина, его подходах к боевому применению авиации, оперативно—стратегическом мышлении, взглядах на политико—воспитательную работу можно судить по его приказам по армии. Он писал их сам, тщательно обдумывая каждую фразу. Приведем практически полностью один из них, от 13 сентября 1942 года: «Противник стремится выиграть время и до зимы занять Сталинград, Астрахань и Кавказ, невзирая на большие потери, которые он несет. Он действует старыми приемами: нахальством, хитростью и обманом, создает впечатление превосходства, часто меняет свою тактику действий, летает мелкими группками, охватывая парами истребителей целые районы, а у трусов и паникеров падают силы, теряется уверенность, и они становятся первыми жертвами боя…

Мы сами переоцениваем немецко—фашистскую мощь, немецкого летчика, немецкий самолет. Отдельные летчики—трусы, предатели, дрожащие за свою шкуру, сознательно или несознательно работают на пользу врага. Они своей трепотней создают вокруг немцев несуществующий ореол их непобедимости, преимущества, а, попадая в воздух, лязгая от страха зубами, при первой же отдаленной встрече с врагом бегут с поля боя… Я наблюдал воздушные бои и видел, как из—за трусов и паникеров погибали лучшие люди… Не должно быть в наших рядах таких людей. Я видел, как группа «яков» 288–й истребительной авиационной дивизии, по численности меньшая, сбила 3 Ме–109 и 2 Ю–88, не потеряв ни одного своего самолета. Видел, как один сержант на советском самолете сбил 3 «юнкерсов». Это дрались подлинные патриоты Родины, выполняющие свой долг, уверенные в силе своего оружия, правильно оценивающие силу и мощь врага. Таких немец не побеждает, от таких он сам бежит в животном страхе и гибнет. Наша задача — сбить уверенность и наглость у противника, стать хозяином воздуха. Этого можно добиться смелостью, правильностью использования огня и техники, расчетливостью, хитростью, личной храбростью до самопожертвования и хорошей организацией взаимодействия и взаимовыручки в бою. Наша задача заключается в том, чтобы как можно больше истребить немцев, не отдать города Сталинграда. Драться за каждый дом, но город не отдавать, а в дальнейшем и разгромить немцев у его стен. Русский летчик—истребитель во всех случаях должен побеждать, от истребителя зависит наша победа в воздухе над немцем и обеспечение действий войск на земле… Категорически запрещаю истребителям вести оборонительные бои. Драться только наступательно. Искать врага, нападать на него первым, внезапно, и уничтожать. Запрещаю в воздушном бою терять высоту и делать перевороты. Помнить правило: тот, кто выше в бою, тот побеждает. Расстреливать врага в упор, с дистанции 50–100 метров. При прикрытии своих войск действовать мелкими группами, парами, четверками, охватывать весь район, эшелонироваться по высоте. Всегда при таком порядке две трети наших истребителей будут иметь возможность истреблять бомбардировщиков противника… Категорически запрещаю драться одиночно, драться всегда только парой, второму прикрывать хвост товарища, а первому — сбивать…» (Сайт «Авиаторы—Герои Советского Союза» — http://www.geroi.apifarm.ru).

В.И. Сталин очень уважал Т.Т. Хрюкина. Их взгляды на ведение воздушного боя были практически одинаковы, поэтому и результаты не заставляли себя ждать. «Против наших летчиков действовали отборные авиационные силы 4–го воздушного флота Германии: 3–я эскадра „Удет“, 52–я — Мельдерса, эскадра Ас—Пик. Однако 434–й полк, летавший на прекрасных по тому времени самолетах Як–7б, достойно противостоял вражеским частям. Прикрывая переправу наших войск в районе Калача—на—Дону, восьмерка „яков“ под командованием В.П. Бабкова молниеносной атакой сбила 7 пикирующих бомбардировщиков Ю–87. Вылетевшая на смену новая группа добавила к этому счету еще 5 „юнкерсов“. Но особенно успешными действия эскадрильи оказались 29 июля 1942 года. Этот день стал звездным для летчиков Василия Сталина. Тогда защитники сталинградского неба сразили 34 самолета противника, потеряв всего одну свою машину. Два летчика получили легкие ранения и скоро вновь включились в боевую работу. Признаться, подобных результатов за один день войны не добивался больше ни один из наших истребительных авиаполков. Участник боев того дня Ф. Прокопенко рассказывает, что в ходе жаркой схватки над Доном, когда он тоже сбил „юнкерса“, в его самолете обнаружилось повреждение. Он доложил об этом командиру и получил приказ возвращаться домой. Посадка в Гумраке получилась жесткой, но летчик остался невредим. Тем временем готовился новый вылет на помощь группе, которая вела бой над Калачом. И тогда В. Сталин отдал Федору Прокопенко свой самолет как последний резерв полка. На этот раз летчик сбил еще одного „юнкерса“ и „мессершмитта“.

Самому же полковнику Сталину категорически запрещалось участвовать в боевых вылетах. Возможно, потому, что его старший брат Яков находился в плену у фашистов, и никто не хотел рисковать вторым сыном Верховного Главнокомандующего. Однако в 1943 году В. Сталин, невзирая на запреты, все же участвовал в нескольких воздушных боях и сбил, по разным сведениям, один или два вражеских самолета.

Особая группа № 1 действовала на Сталинградском фронте до 4 августа 1942 года, после чего передала оставшиеся «яки» 434–му полку и убыла в Подмосковье. Через пару недель она вновь появилась севернее Сталинграда на аэродроме «Совхоз Пролетарский». И на этот раз мастерство летчиков полка, действия которого направлял Василий Сталин, позволило нанести фашистской авиации несколько сокрушительных ударов» (Манцуров Ю. Сталин — сын Сталина. Неизвестные эпизоды из жизни питомца Качи Василия Сталина. // www.km.ru, от 12 апреля 2005 г.).

А вот еще один боевой эпизод, характеризующий В.И. Сталина как командира. Известный космонавт Н.П. Каманин уже после войны при подготовке одного из ракетоносителей «Союз» к старту задал Сергею Федоровичу Долгушину вопрос о его взаимоотношениях с Василием Сталиным, и он рассказал космонавту много интересного. Николай Петрович Каманин был немало удивлен услышанному. Как оказалось, Василий Сталин, вопреки распространенному мнению, не только бесшабашный гуляка, но и отличный летчик, очень требовательный и заботливый командир. Когда в начале 1943 года 32–й авиаполк получил приказ прикрывать боевой вылет полка штурмовиков, и после изучения задачи и маршрута полета выяснилось, что ни штурмовики, ни истребители из—за нехватки горючего не вернутся на свою территорию, Василий Сталин отказался выполнять боевое задание. В ответ на требование маршала А.А. Новикова выполнять приказ он заявил, что не может оставаться на аэродроме и полетит вместе со своим полком. Перед угрозой гибели двух полков и сына И.В. Сталина маршал Новиков отменил боевой вылет (Каманин Н.П. Скрытый космос, книга вторая).

Может быть, современные писатели и журналисты и усмотрели в этом поступке какие—то признаки плохого руководства полком, малодушия командира, но это от безграмотности. Попробуйте задаться вопросом: чем отличались летчики СССР и, например, Японии времен Великой Отечественной? Японские летчики—камикадзе, чьей отваге можно только позавидовать, погибали пачками, причем вместе с самолетами. Это привело к быстрому кадровому и материальному истощению японских ВВС. Чем это закончилось для самой Страны восходящего солнца, всем прекрасно известно. Тактика советских летчиков коренным образом отличалась от японской. Нам необходимо было наносить максимальный урон противнику с минимальными потерями со своей стороны. Советские войска дошли до Берлина, став за годы войны самой высококвалифицированной с военной точки зрения армией в мире. Фронтовая авиация Советского Союза в итоге была укомплектована великолепными воздушными бойцами, асами, мастерами своего дела, которые могли противостоять любому агрессору. Именно тогда в далеких теперь 1945–1947 годах, когда Америка вынашивала коварные планы по нападению на СССР, наши великолепные машины и «сталинские соколы» смогли гарантировать адекватный удар по США или, по крайней мере, не допустить вторжение. Это и сдержало радикально настроенные круги американских политиков от бомбардировок Советского Союза. А тогда, в 1943 году этих будущих советских асов, но пока еще «желторотиков», Василий Сталин сохранил для будущих побед, спасая от верной гибели. О компетенции самого маршала Новикова речь пойдет ниже, но что касается данного случая, то Василий Сталин оказался абсолютно прав. Даже в случае удачной штурмовки переправ это задержало бы немцев на несколько дней, а потеря двух полков привела бы к полному господству немецкой авиации на этом напряженном участке фронта в течение нескольких месяцев. Может, это решение Василия Сталина и стало одной из тех многих «соломинок, которые переломили спину верблюда» в Сталинградской битве.

Следующие боевые эпизоды произошли уже в 1944 году. К исходу 5 июля, прорвав кольцо окружения, немцы подошли на восточные подступы к Минску. Создалась непосредственная угроза аэродрому Слепянка и частям дивизии полковника Сталина. Сохранилось донесение комдива командиру корпуса об обстановке и действиях личного состава авиационных частей в бою, который академически именуется как ближний оборонительный. А проще — это когда на тебя в упор направляют артиллерийский ствол, ты сидишь в кабине боевой машины, беспомощной, неприспособленной летать ночью, и ждешь залпа…

«Я принял решение спасти материальную часть, гвардейские знамена и секретные документы штаба дивизии и штабов частей, — пишет полковник Сталин, 23–летний комдив. — Для этого отдал приказ об эвакуации их на северо—восточную окраину Минска. Начальнику штаба дивизии подполковнику Черепову поручил организовать наземную оборону на подступах к аэродрому для охраны материальной части, т. к. с наступлением темноты без заранее организованного ночного старта поднять в воздух летный эшелон было невозможно.

Сам на У–2 убыл ночью на аэродром Докуково — для организации там ночного старта. Организовав старт, оставил для приема экипажей капитана Прокопенко и на Ли–2 вернулся в Слепянку. В случае крайней необходимости я уже был готов поднять самолеты в воздух.

К моему возвращению эвакуация штабов была закончена. Она прошла исключительно организованно и быстро. Под минометным обстрелом были вывезены необходимое имущество, знамена, документация штабов.

Начальником штаба нашей дивизии, командирами 43–й истребительной артиллерийской бригады и 1–й гвардейской Смоленской артбригады была организована надежная оборона на подступах к аэродрому.

Утром на штурмовку противника произвели 134 боевых вылета, израсходовали 13115 снарядов. Штурмовка парализовала группировку противника и раздробила его на мелкие группы. После штурмовки летный эшелон был выведен из—под удара и перебазирован на аэродром Докуково. Личный состав управления дивизии вместе с техническим составом частей, взаимодействуя с артбригадами, уничтожили в наземном оборонительном бою 200 солдат и офицеров и захватили в плен 222 человека.

В борьбе с немецкими захватчиками стойкость и мужество проявили офицеры, сержанты и рядовые управления и частей дивизии, из числа которых отмечаю… (здесь большой список гвардейцев дивизии).

3–я гвардейская истребительная авиационная Брянская дивизия вверенного вам корпуса готова к выполнению любых боевых задач.

Командир 3–й гв. истребительной авиадивизии В. Сталин».

Много это или мало для 23–летнего парня на одну ночь — судите сами. А чтобы еще ясней представить обстановку в полосе наступления наших войск, расскажу о случае, который произошел в середине августа на аэродроме Шяуляй.

Выход в этот район угрожал вражеским коммуникациям, связывающим Восточную Пруссию с Прибалтикой, так что немцы предпринимали отчаянные попытки остановить наступление Красной Армии. В полосу наступления 1–го Прибалтийского фронта немецкое командование перебросило крупные резервы, и силами семи танковых, одной моторизованной дивизий противник наносил сильные контрудары. Вместе с дивизией Сталина на шяуляйском аэродроме стоял полк торпедоносцев. Высокие темпы наступления вызывали ряд трудностей со снабжением частей боеприпасами, горючим, продовольствием. База морской авиации находилась вообще далеко — в Ленинграде, так что комдив Сталин чем мог помогал товарищам по оружию. Но вот 16 августа два полка пехоты и 50–80 танков противника из района Кельмы и два полка и до 200 танков из района Куршенай перешли в наступление на Шяуляй и к исходу 17 августа начали обстрел аэродрома. Промедли минуту — и танки разворотят всю боевую технику. Торпедоносцы и истребители оставляли аэродром. До конца оставались на нем командир 1–го гвардейского минно—торпедного авиаполка КБФ подполковник И. Борзов и командир 3–й гв. истребительной авиадивизии В. Сталин.

«Когда танки гитлеровцев вышли уже на окраину летного поля и открыли по нам огонь, на „Бостоне“ младшего лейтенанта Муравьева лопнуло колесо и самолет замер на взлете, — вспоминал тот случай пилот торпедоносца Алексей Скрябин. — „Я тогда предложил Муравьеву пробить из пистолета другое колесо и взлетать на ободах. Все лучше, чем под гусеницами оказаться у немецких танков. Пилот согласился, сбросил уже на землю торпеду, и тут, глядим, бежит комдив Сталин. Спрашивает — в чем дело? А сам уже все понял, прикинул ситуацию и командует: „Скорей к Борзову!“ Иван Иванович взял экипаж на борт, и все вместе взлетели. Последним аэродром оставил Василий Иосифович. Он взлетел за нами на своем истребителе. Ох, и бесстрашный был!“

Высокую оценку за помощь в ликвидации прибалтийской группировки противника истребители 3–й гвардейской авиадивизии получили от командования механизированного корпуса, с которым они взаимодействовали. «Нужно особо отметить, — писал в донесении командир мехкорпуса генерал—лейтенант Обухов, — бомбардировку переправ на реке Западная Двина истребителями дивизии полковника Сталина».

Благодарность летчикам 3–й гвардейской за боевые действия в районе окруженной немецкой группировки восточнее Минска выразил и командир 1–й Смоленской истребительной противотанковой артиллерийской бригады РГК полковник Пилипенко. «Командир 3–й ИАД полковник Сталин, — отмечал он, — находясь на наблюдательном пункте, добился прекрасных результатов взаимодействия с артиллерией по уничтожению немецких войск… Благодарность ему от личного состава бригады за хорошую слаженность и смелость летчиков—гвардейцев и умелое руководство ими в бою!» (Грибанов С. К 80–летию со дня рождения В.И. Сталина. // Газета «Дуэль», № 10 от 5.03.2001).

О боевой деятельности В.Сталина можно также судить по его характеристикам. На Василия как командира дивизии характеристики писали два командира корпуса, поскольку он командовал двумя дивизиями. Один был человеком принципиальным и счел своим долгом перечислить и недостатки командира 3–й истребительной авиадивизии Василия Сталина, но в подлинной характеристике они звучат так: «В личной жизни допускает поступки, несовместимые с занимаемой должностью командира дивизии, имелись случаи нетактичного поведения на вечерах летного состава, грубости по отношению к отдельным офицерам, имелся случай легкомысленного поведения — выезд на тракторе с аэродрома в г. Шяуляй с конфликтом и дракой с контрольным постом НКВД». Что же касается того, совместим ли Василий Сталин с занимаемой должностью командира дивизии с точки зрения его «способностей командира», то командир 1–го гвардейского истребительного авиакорпуса об этом наиболее сжато написал в наградном листе 1 июля 1944 года: «…Дивизия на данном участке провела 22 воздушных боя, в которых летчиками уничтожено 29 самолетов противника. (Свои потери — З летчика и 5 самолетов.) Тов. Сталин В.И. обладает отличной техникой пилотирования, летное дело любит. Летает на всех типах самолетов истребительной авиации. Лично участвует в боях. Тактически грамотен. Обладает хорошими командирскими качествами. Достоин правительственной награды — ордена „Красное Знамя“. Командир 1 гв. ИАК генерал—лейтенант авиации Белецкий».

А когда В. Сталин командовал 286–й ИАД, командир корпуса, в который входила эта дивизия, в 1946 году ограничился следующим: «Сам генерал—майор авиации Сталин обладает хорошими организаторскими способностями, оперативно—тактическая подготовка хорошая. Свой боевой опыт умело передает летному составу. В работе энергичен и инициативен, этих же качеств добивается от подчиненных. В своей работе большое внимание уделяет новой технике, нередко подает новаторские мысли и настойчиво проводит их в жизнь. Летную подготовку организует смело и методически правильно…Занимаемой должности вполне соответствует, может быть назначен на повышение, целесообразно было бы использовать в инспекторском аппарате Главного управления Воздушных Сил Красной Армии». Подписал эту аттестацию Василия Сталина дважды Герой Советского Союза генерал—лейтенант Е.Я. Савицкий, который лично сбил 24 немецких самолета.

Еще один момент. А. Покрышкин и В. Сталин начали командовать дивизиями примерно в одно и то же время, и в благодарственных приказах Верховного Главнокомандующего они так же упоминаются по три раза.

Уверен, что осталось много читателей, которые всю свою жизнь облизывали зад начальнику, чтобы выслужиться, и посему уверены, что и Белецкий с Савицким написали В. Сталину такие характеристики, чтобы выслужиться. Тогда давайте зайдем с другой стороны и получим характеристики на В. Сталина от тех, кому непосредственно он подчинялся. Они ведь на пенсии, выслуживаться им уже не надо, а потому и говорят вполне откровенно.

Маршал авиации С.И. Руденко отмечает, что Сталин обладает хорошими организаторскими способностями, «в работе энергичный, инициативный, требовательный. Этих же качеств добивается от подчиненных. В выполнении приказов точен»…

Из наградного листа от 10 марта 1943 года, подписанного командиром 210–й истребительной авиационной дивизии полковником В. П. Уховым: «В феврале 1943 года гвардии полковник В.И. Сталин вступил в командование 32–м ГвИАП. Под его руководством полк, участвуя в Демьянской операции, произвел 566 самолетовылетов, из них 225 боевых. Проведено 28 воздушных боев, в результате которых сбито 42 самолета противника. Гвардии полковник В.И. Сталин лично водил на боевые задания своих подчиненных и вел воздушные бои… Достоин правительственной награды — ордена Красного Знамени».

22 февраля 1945 года гвардии полковник В.И. Сталин принял командование 286–й истребительной авиационной дивизией 16–й воздушной армии 1–го Белорусского фронта, которая «шла» на Берлин. В приказе Верховного Главнокомандующего в числе отличившихся при штурме столицы фашистского рейха названы и «летчики Полковника Сталина». Из наградного листа от 11 мая 1945 года, подписанного командиром 16–й воздушной армии генерал—полковником авиации С.И. Руденко: «За период проведения Берлинской наступательной операции частями дивизии под непосредственным руководством гвардии полковника В.И. Сталина проведено 949 боевых вылетов. Проведено 15 воздушных боев, в ходе которых сбито 17 самолетов противника. Лично товарищ Сталин за время участия на фронтах Великой Отечественной войны произвел 26 боевых вылетов и сбил лично 2 самолета противника. Достоин награждения орденом Суворова 2–й степени».

Спустя четыре месяца этот же генерал С.И. Руденко во время боев на северном фасе Курской битвы пошлет командирам 234–й, 273–й и 279–й истребительных авиадивизий телеграмму, в которой, угрожая направить трусов в штрафные эскадрильи и расстрелять их перед строем, напишет: «Так прикрывать наземные войска — преступление… пора, товарищи летчики, прекратить позорить советских истребителей. До сих пор наши пехотинцы в один голос заявляют, что истребители их не защищают, не дерутся с бомбардировщиками, а скрываются в тылу. Те же пехотинцы восхищены смелостью и отвагой наших штурмовиков и бомбардировщиков…». Но к Василию, как к командиру это уже не будет относиться лично, так как ко времени оглашения данного приказа он с ранением будет находиться в Москве…

Пока же весной 1943–го со Сталиным у Руденко была другая проблема — чем больше Василий летал, тем больше был риск, что его собьют, и он попадет в плен. А это было недопустимо! В плен попал старший сын Сталина Яков, и хотя он вел себя в плену мужественно, но немцы скрытой камерой наделали его фотографий, смонтировали из них коллажи и в виде листовок засыпали ими наши войска, задавая ехидный вопрос: «Сын Сталина уже сдался в плен, а вы чего ждете?» Поэтому, повторю, было совершенно недопустимо, чтобы и Василий попал в плен. Неужели Василий этого не понимал? Понимал. И поэтому Василий Сталин боевые вылеты делал без парашюта! В случае, если его подобьют, он не оставлял себе никаких шансов остаться в живых (Мухин Ю. Дерьмомет Залесского. // Газета «Дуэль», № 17–18 (366), 27 апреля 2004 г.).

Есть масса примеров тому, что не все командиры и комиссары во время войны справлялись со своими обязанностями. И таких вояк к 1943 году набралось немало. Пришлось создавать штрафные роты, батальоны, в авиации — штрафные эскадрильи. И не стоит думать, что попадали туда только за бытовые проступки, не связанные со службой или за лихачество.

Не самым лестным образом о своем командире пишет летчик—разведчик, а потом летчик—штурмовик Я.И. Борейко, видевший, как комполка боялся подняться в воздух. Так же о своем командире полка отзывается летчик—истребитель Герой Советского Союза В.Ф. Голубев: «В Охтене же странно сочетались апломб и затаившееся где—то в глубине души болезненно переживаемое сознание собственной неполноценности, рожденное длительным „нелетным“ перерывом. В прошлом неплохой летчик, он оказался на новой должности слабым организатором. Тут у него не получалось, а летную практику он понемногу запустил и, возможно, стал страшиться неба. Чем реже летал, тем меньше был способен практически руководить комэсками. Неудачи до предела обострили самолюбие, он словно отгородился от командиров чиновной стенкой. Полк, по сути, лишился крепкой умной руки, трудно стало работать с командиром и штабу полка. Пожалуй, из троих командиров эскадрильи один лишь Рождественский остался на высоте, личным примером показывая подчиненным, как надо вести бои в сложнейших ситуациях». Здесь, как вы видите, трусость сидящего на земле командира истребительного авиационного полка распространилась и на командиров эскадрилий — два из трех тоже не совершали боевых вылетов.

А вот своим командиром полка возмущается трижды Герой Советского Союза А.И. Покрышкин: «Самоустранившись от выполнения боевых заданий, он совсем перестал чувствовать машину и растерял летные навыки. А когда—то, говорят, летал неплохо. Да, Краев уже не летчик. И войны с ее напряженными боями, опасностями и кровью он, по существу, не знает. Разве такой человек может руководить боевой деятельностью полка?!»

Еще несколько подобных случаев привел летчик—истребитель Шварев Александр Ефимович в интервью М. Быкову:

— Потери в первые годы войны были большими. Не было ли страха перед истребителями противника?

— Что скрывать — бывало. В1943 году у меня как командира эскадрильи был заместителем Юмкин (Юмкин Александр Иванович, ст. лейтенант, всего за время участия в боевых действиях сбил 8 самолетов лично и 1 в группе. Войну закончил в составе 111–го гвардейского ИАП. Награжден орденами Красного Знамени, Отечественной войны 1–й степени, медалями. — Прим. М. Быкова). Как—то летим строем. Он ведет звено. А у меня было изумительное зрение — это здорово выручало. Я говорю: «Справа группа самолетов, выше нас на 2000–3000». Он тут же начинает ходить туда—сюда, мандражирует. Мы в атаку, а он раз — и уходит из боя. Второй раз так же. Я его приглашаю к себе: «Ты что, твою мать, боишься?!» Он объясняет, что в полете с ним все в порядке, а стоит сказать «немцы» — и с ним что—то происходит, такой страх охватывает, что он не в силах себя сдержать и выходит из боя. Я ему тогда говорю: «Знаешь что, будешь со мной в паре летать. Если уйдешь, я тебя догоню и расстреляю». При всех сказал. Конечно, до этого никогда бы не дошло. И вот, летаем под Крымской. Держится. Прилетели, весь бледный. Говорит: «Ну, ты задал мне страху, командир!» Я с ним слетал несколько раз, и он стал в результате нормально летать.

Был и другой случай зимой 41–го под Можайском. Мы сопровождали «илы». Взлетели шестеркой и идем сзади «илов». Видимости никакой, попали в снегопад. Кое—как сопроводили их и вернулись обратно, а вскоре прилетает командующий авиации наземной армии, которой мы подчинялись (авиация тогда была в подчинении общевойсковых армий), Синяков. Приказывает: «Построить полк!» Построили. Выходит. Он такой строгий, всегда выпивши ходил и матом он не ругался, а разговаривал: «Кто стрелял?» А у нас под плоскостями 8 РСов вешали. Когда мы вернулись, я обратил внимание, что у одного из наших, Жуковина, нет РСов. Говорю ему: «Что молчишь? Ты стрелял?» — «Я». — «Выходи».

Вышел, дрожит. А Синяков говорит: «Вот так, засранцы, надо воевать, как он воюет!» Я думаю, что такое? А Синяков говорит, что, мол, Жуковин одним залпом сбил двух «109–х». При всех наградил его орденом Красного Знамени. Все: «Браво! Браво!» Потом спрашиваем Жуковина, как все произошло. Он говорит: «Я посмотрел в прицел, вижу два самолета, и сразу на все кнопки нажал. Все восемь штук выпустил. И двух сбил». Вскоре установилась летная погода, пошли вылеты с воздушными боями. Один вылет — Жуковин садится, не полетел с группой. Спрашиваю: «Что такое?» — «Барахлит мотор». Техники начинают пробовать, все нормально. Второй раз: «Барахлит мотор, не могу лететь». Техники разбираются, все нормально. Третий раз. Жуковин подруливает, я говорю ему: «Не выключай!» Сам сажусь в его самолет, взлетаю, отпилотировал отлично. Спрашиваю его потом: «Ты что, дрейфишь, что ли?» — «Нет, командир, как тут дрейфить. Мотор не работает».

А вскоре он, также вернувшись, на посадке поломал самолет. Его командир полка отдал под суд. Судили его, а потом в штрафной батальон направили.

И что ты думаешь? Когда я после войны уже учился в академии, мы обычно на выходные дни приезжали в Москву. И вот я иду в форме, как положено, и встречаю какого—то человека. Вижу, что должен его знать, но не могу вспомнить, кто это. Подходит он ко мне и говорит: «Что, командир, не узнаешь? Это я, Жуковин!» Батенька ты мой, какая встреча! Я ему говорю, давай доедем до Монина, там мы выпьем по фронтовой. Приехали, он мне рассказывает, что был в штрафном батальоне, его, как летчика, направили с группой под Вязьму с заданием угнать «109–й». Самолет они не угнали, еле ноги унесли. Потом дали им задачу привести «языка». Пошли. Одного схватили, связали и тащат по земле. На своих минах подорвались. Ему пятку оторвало, а этого немца убило. Я его спрашиваю: «Ну, как в сравнении с авиацией?» Он говорит: «Знаешь, командир, вот где я страху натерпелся. В авиации так страшно не было».

Конечно, первое время был страх перед немецкими летчиками, перед их опытом. Когда мы сидели в Двоевке, летали над Ярцевом, я вел шестерку, и завязался воздушный бой. Причем так получилось, что в этой группе только я один к тому моменту имел опыт ведения боя, а остальные были «зеленые». Мы встали в оборонительный круг. Ни один немец не подошел к нам! Вернулись, сели. Я спрашиваю: «Ну, как?» — «Черт подери, соображают, не полезли на группу». Я говорю: «Главное, не дрейфить, не смотреть, что он немец». Один потом подошел, признался: «Смотрю — крест, и у меня сразу дрожь». В бою надо стрелять, а у него дрожь в руках. Но все—таки он потом пересилил себя, стал сбивать фашистов. Уверенность в своих силах дается с опытом.

А практика была такая — если ты вышел из боя без причины, тут же Смерш начинает тобой заниматься. Многие попадали в их поле зрения. В частности, Привалов, однокашник мой. Он немножко дрейфил, его хотели судить. Я вступился за него, потому что видел, что он сможет себя перебороть. Судить никогда не поздно, но это же летчик, надо сначала попытаться поработать над ним. Я его вводил в бой, с собой брал. Объяснял, что и как. Ничего, поправился парень, войну закончил — вся грудь в орденах (Привалов Константин Александрович закончил войну, имея на боевом счету один лично сбитый самолет противника. — Прим. М. Быкова) (Драбкин А. Я дрался на истребителе. Принявшие первый удар. 1941–1942. — М.: Яуза, Эксмо, 2006. — Стр. 74–77, из интервью с Шваревым Александром Ефимовичем).

По воспоминаниям летчика—штурмовика Василия Емельяненко, был у них заместитель командира полка, некий майор К. (видимо, по этическим соображениям В. Емельяненко не указал его фамилию. — Авт.), харизматическая, резко выделявшаяся подтянутостью и строгостью среди прочих летчиков личность, который в начале войны любил говорить пламенные речи о скором разгроме врага. На митинге 22 июня 1941 года он пообещал выпустить по противнику первый РС за родину, второй — за Сталина, третий — за народ. Но на фронте майору сразу «перестало везти». Вначале он дважды посадил самолет «на брюхо» и оба раза вроде бы случайно. И вот настало время идти в бой. Комполка, чтобы придать смелости этому самому майору К., назначает его командиром звена при атаке на бобруйский аэродром. Штурмовка аэродрома была поистине грандиозна. Были уничтожены десятки бомбардировщиков и штурмовиков немцев. Это позволило ослабить нажим на наши отступающие войска, практически не подвергавшиеся при отходе атакам с воздуха. А самое главное, были сорваны сроки немецкого наступления на этом участке фронта. При выполнении этого задания понесли большие потери экипажи наших Ил–2, а у майора К… опять забарахлил двигатель, и он, даже не дойдя до линии фронта, освободился от груза бомб и РСов над болотом, после чего в очередной раз разбил при посадке свой самолет. Оправдания насчет сбоев в работе двигателя не были убедительными. Техники прогнали его на всех режимах и подтвердили великолепную работу мотора. Зато ведомый рассказал о трусости в бою своего командира. Это привело к тому, что целая группа самолетов не участвовала в штурмовке аэродрома, в то время как их товарищи погибали от зенитного огня противника. То есть первый заход оказался не столь эффективным, каким мог быть в случае, если бы звено майора К. отработало по аэродрому. Трибунал приговорил этого майора к расстрелу перед строем, заменив наказание штрафной эскадрильей (Емельяненко В. Ил–2 атакует — М.: Эксмо, 2006. — стр. 77).

Неужели несправедливо? По—моему, вполне оправданная мера. Во всяком случае, с трусами В. Сталин поступал так же, при том, что сам в подобном уличен не был. Сталин был не просто смелым летчиком, а смелым до безумства, за что не раз получал от своего начальства. Но и не со всеми трусами обходились так, как с майором К. Вот пример того, как трусливый летчик попал на руководящие посты в ВВС СССР, описанный летчиком—бомбардировщиком Василием Решетниковым в его книге «307 боевых вылетов»: «Водить бомбардировщики на цели, хорошо прикрытые истребителями, сквозь зенитный огонь противника, не самая простая задача. Тут нужно не просто мужество, а самоотверженность и точный расчет. Именно точным расчетом, лишенный всех остальных боевых качеств, и обладал летчик Клотарь. А расчет его был прост и вскоре оправдался. После многочисленных „поломок двигателя“ (не правда ли, весьма распространенный повод у летчиков, не отличавшихся смелостью. — Авт.) Клотарь «прирос» к земле. Но командир полка не терял надежд вытолкнуть его на боевое задание, надеясь со временем подавить в нем страх, и поручил ему облетывать самолеты после ремонта. Полк работал с большим напряжением, боевые летчики уставали, и у них просто не хватало времени на облет своих восстановленных машин. И тут Клотарь пригодился как нельзя лучше. Дело в том, что в отличие от боевого задания опробование воздушных судов не представляло ничего сложного и опасного. Взлет, полет по кругу, полет в зону, посадка. Но преодолеть себя он не мог, да, видно, и не хотел, а страх, как ползучая болезнь, перешел и на обыкновенные полеты. Каждый полет доставлял ему великие муки, был завоеванием всех, кто выпускал его в воздух. Взлетал—то он сносно, в воздухе кое—как держался, но очень скверно садился: то грохнет несчастную машину с высокого выравнивания, то ткнет ее в землю на большой скорости. А двумя днями раньше был командирован в Монино для перегонки на полевой аэродром отремонтированной там машины. И вдруг — звонок начальника ремонтного завода: на разбеге Клотарь отклонился в сторону, налетел на трактор и убил тракториста. Изрядно пострадал и самолет. Василий Решетников послал за экипажем Клотаря и за самим виновником. «К вечеру, — вспоминает Василий Решетников, — мы были дома. Не знаю, какое предписание выдал командир полка, но вскоре Клотарь тихо и незаметно исчез. Скитания ему не грозили. Начальник штаба Цоглин, под руками у которого тот больше всего любил околачиваться, восхищая своего покровителя каллиграфическим почерком, добился для него нового назначения и снабдил самыми лестными характеристиками.

Многие годы о Клотаре никто не слышал, но потом события прояснились. Быстро остыв от фронтовых потрясений, он сначала оказался на должности начальника штаба полка фронтовой авиации, затем приподнялся повыше. Видимо, там он и добрался до своего личного дела и, наведя там «новый порядок», заставил его работать на себя. Спустя год с должности старшего помощника начальника авиаотдела армии Клотарь был зачислен на учебу в Военно—воздушную академию. Мы закончили войну, он — академию. Через несколько лет — вторую. В чинах рос стремительно, поскольку за его боевые «подвиги» звания шли досрочно и без задержки. В личном деле оказались записи о многих — под сотню! — успешно выполненных боевых заданиях. За наградными листами потянулись ордена. Нагрудные планки внушали почтение и тем, кто был на фронте, и старшим начальникам, с кем он работал. В манере держаться у Клотаря уже прочно закрепилась самоуверенность, горделивость, в суждениях — резкость и безапелляционность. Он окончательно поверил в свою новую незакатную звезду, шел напролом, вздымаясь по крутым военно—административным ступеням, и, казалось, ничто не могло стать преградой на его пути». Но встреча в коридорах власти с полковником А.Д. Цыкиным восстановила справедливость: Клотарь был снят с должности начальника штаба ВВС Группы советских войск в Германии и уволен из армии» (Решетников В. 307 боевых вылетов. — М.: Эксмо, 2006. — стр. 131).

Если сравнивать случаи с майором К. и лейтенанта Клотаря, то картина их трусливых действий, несмотря на то, что один служил штурмовиком, а другой — бомбардировщиком, просто поражает своим сходством. Оба начинают бояться не только вылетов на боевые задания, но и просто полетов, оба совершенно беспричинно калечат исправные самолеты и даже повод у обоих один и тот же — «плохо работал двигатель». Ладно, двигатель, но зачем же самолеты, нехватка которых всегда ощущается на фронте, так безжалостно выводить из строя? Это не просто вредительство, это — предательство! Подобные случаи описаны у истребителей И. Кожедуба и К. Евстигнеева.

Так что трусов хватало и, как видите, заканчивали они не только штрафными эскадрильями. Но только В.И. Сталин трусов не любил. И это не последнее объяснение тому, что в эскадрилье его боевого товарища Виталия Попкова, командиром которого был Василий Сталин, 11 из 14 его истребителей стали Героями Советского Союза.

Истребители и бомбардировщики действовали очень слаженно: одни наносили удар по фашистским войскам, а другие надежно прикрывали тех, кто вел атаку, от налетов «мессершмиттов». Однажды во время выполнения боевого приказа (необходимо было вывести из строя аэродром в Морозовске) один из бомбардировщиков был сбит огнем зенитной артиллерии врага. Экипаж выпрыгнул из самолета с парашютами. Двое раненых летчиков укрылись в одной из станиц, где их приютили местные жители. А штурман смог перейти линию фронта и вернуться в Гумрак. Когда об этом стало известно В. Сталину, летчики—инспектора подполковник Н.И. Власов и майор А.Ф. Демин вылетели в тыл врага на двух самолетах По–2, разыскали раненых пилотов и доставили их в расположение своей части. Здесь стоит отметить действия Василия Сталина: он не отдал на растерзание фашистам летчиков—бомбардировщиков из чужого полка. Он послал в тыл противника инспекторов (кто сказал, что служба в Инспекции ВВС была безопаснее, чем на передовой?) для эвакуации экипажа сбитого самолета. Жизнь летчиков для Василия была превыше всего! Смелое решение командира, смелый поступок летчиков—инспекторов, которые в принципе имели право и не лететь на это задание.

К началу 1945 года отношение к 5–му истребительному авиаполку, который был в подчинении В.И. Сталина, на фронте было неоднозначным. Ходили недовольные разговоры, что летчикам—гвардейцам этого полка слишком много позволено. Что покровительство комдива Василия Сталина способствует разгульной жизни, что вольница среди командиров достигла запредельных масштабов, что эти «ковбои» слишком привлекают к себе внимание. Но с другим фактом никто не мог поспорить: гвардейцы сбивали столько вражеских самолетов, сколько не дано было никому другому. Так что давайте судить по делам, а не по словам, как принято сейчас.

Когда Василию Сталину в 1950 году была поставлена задача — подготовить одну дивизию для оказания помощи Корее в войне против американской агрессии, он весь ноябрь жил в Кубинке и лично готовил летчиков к боевым действиям. Дивизия эта во главе с полковником И.Н. Кожедубом с задачей справилась. Почти без потерь вернулись назад, а летчики Евгений Пепеляев и Юрий Сутягин сбили там по 23 реактивных самолета противника и стали Героями Советского Союза. При В.И. Сталине летный состав начал переучиваться летать на реактивной технике. За успехи в службе командующий войсками МВО Маршал Советского Союза К.А. Мерецков представил В.И. Сталина к награждению орденом Ленина; вышестоящее начальство утвердило ему орден Красного Знамени. Василий Сталин 18 февраля был избран депутатом Верховного Совета РСФСР. Ему была присвоена квалификация «Военный летчик 1–го класса».

Ну, и в чем же заключались якобы совершаемые «грубые ошибки и как летчика и командира»? Я же, наоборот, усмотрел в действиях Василия Сталина не просто правильное руководство полком, но и очень талантливые, неординарные решения командира. Именно такие командиры и такие решения привели в итоге нашу страну к Победе. Из воспоминаний однополчан и исследователей можно сделать вывод, что Василий не был трусом, не прятался за спины своих подчиненных, а наоборот, несмотря на запрет отца, лично вылетал в составе полка на боевые задания. А ведь кроме всего прочего на нем лежало множество обязанностей по инспектированию ВВС: разработка планов, анализ действий полка, разработка и постановка новых задач. Один только перечень самолетов, которыми владел летчик В.Сталин, вызывает поистине удивление! По–2, УТ–2, УТ–1, И–15, И–5, ДИТ, И–153, Ли–2, И–4, ЛаГГ–3, Як–1, Як–7, Як–9, Харрикейн, Ил–2, Бостон–3, ДС–3, Ла–7…

Остается подвести черту под всем вышесказанным: побольше бы современной России таких командиров, как Василий Иосифович Сталин — человека с характером льва!

Стадо баранов, руководимое львом, сильнее стаи львов во главе с бараном.

(Наполеон Бонапарт)

Следуя наполеоновской аналогии, современные «исследователи» представляют Василия Сталина бараном, который руководил львами. В таком случае его эскадрилья не штурмовала бы Зееловские высоты под Берлином, а отсиживалась бы за Уралом, покусывая пальцы от досады, что война для них проиграна. Но вышло все наоборот. Может, он был львом, который руководил баранами? Опять же нет! Большинство пилотов, отобранных в Особую группу № 1, были мастерами воздушного боя, знатоками своего дела, о чем свидетельствуют документы тех лет. Думаю, 434–й истребительный авиаполк был одним из тех многих подразделений, которым руководил умелый командир при хорошем подборе летной команды — воздушные львы, львом же и руководимые. Таких полков в Красной Армии после 1942 года становилось все больше. В них командиры культивировали не «игру на себя», — как это делали немецкие асы, под пушки которых вся эскадрилья должна была загонять очередную жертву, — а воспитывали огромное количество хороших воздушных бойцов, которые уже после, осмелев, бросали вызов немцам. Именно так командовал Сталин. Может поэтому и личных побед у него так мало. Для него не загоняли самолеты ради очередной звездочки. Не это было главным для советского летчика времен Великой Отечественной войны. В среднем бой происходил в соотношении один наш самолет к трем—пяти немецким. И мы побеждали с минимальными потерями, а немцы, несмотря на своих знаменитых летчиков, у которых было по 300–350 «сбитых» самолетов, терпели поражение за поражением. В основе этого, подчеркиваю, лежала правильная организация воздушного боя. Глядя на результаты боев под Сталинградом, надо отдать должное В.Сталину как командиру. По результативности полк мог сравниться только с полком, в котором воевал Покрышкин. Почему, когда в люфтваффе доносилось «В небе Покрышкин», никто не то чтобы не взлетал навстречу, наоборот, даже дежурные пары, эти прославленные Рудели и Бакхорны, покидали патрулируемое пространство? Интересно было бы, как наши пилоты отреагировали бы на фразу «В небе Рудель»? Думаю, устроили бы настоящую охоту и проучили зарвавшегося лжеца. Руделя слепил Геббельс, и все те, кто свято верит в бесстрашие «белокурых рыцарей Рейха», тоже геббельсовцы. И вот как они, эти геббельсовцы, продолжают осквернять нашу историю. «За всю войну Василий Сталин совершил 12 боевых вылетов и по преимуществу в больших группах» — считают наши писаки и говоруны. Заметьте, пожалуйста, про сбитые Сталиным самолеты у Александрова со Смысловым нет ни единого слова. Зато не побоялся усомниться в наличии сбитых самолетов у Василия Сталина иной автор: «Ложь вполне может иметь предел даже у коммунистов. Что мы имеем в виду? Да то, что эти самые три самолета уже были Василию Сталину приписаны, и ни в каких боях он не участвовал, а если и участвовал, то в качестве наблюдателя» (Мысли о боевой авиации в Отечественной войне. // Равен, № 247, 25 ноября 2001 г.). Этим он оскорбил не только самого Василия, но как минимум десяток еще живых Героев Советского Союза, свидетелей побед своего командира.

Из выступлений современных «исследователей» становится ясно, что с арифметикой они не в ладах. Это к вопросу насчет 12 боевых вылетов. Именно в среду, 10 декабря 2003 года, в вашей передаче их стало 12, а до этого 22 ноября 2002 года по телеканалу ТВС в вечерних новостях в 21.00 прошло следующее сообщение: «Сын Сталина Василий сделал 27 боевых вылетов и сбил 1 самолет…». А вот какие данные были опубликованы в газете «Вечерний Тбилиси» № 88 от 1–2 августа 2002 г.: «Дивизия под его (В. Сталина. — Авт.) командованием принимает участие в боевых действиях по освобождению Минска, Вильно, Лиды, Гродно, Паневежиса, Шяуляя и Елгавы. Затем — Берлинская операция, в ходе которой дивизия В. Сталина сбивает 17 вражеских самолетов, причем в первый же день операции — 11, потеряв один экипаж. На счету у самого командира — 2 самолета, сбитых лично и 3 — в группе» (Безиргани Г. Арестант Владимирского централа). Так сколько же было сбитых самолетов? Откуда же такое расхождение в оценке побед В. Сталина? Обратимся к документу — наградному листу от 11 мая 1945 года, подписанному командиром 16–й воздушной армии генерал — полковником авиации С.И. Руденко:

«За период проведения Берлинской наступательной операции частями дивизии под непосредственным руководством гвардии полковника В. И. Сталина проведено 949 боевых вылетов. Проведено 15 воздушных боев, в ходе которых сбито 17 самолетов противника. Лично товарищ Сталин за время участия на фронтах Великой Отечественной войны произвел 26 боевых вылетов и сбил лично 2 самолета противника. Достоин награждения орденом Суворова 2–й степени».

Пытаясь унизить Василия как летчика, записавшийся выпускник Военно—воздушной академии имени Гагарина О. Смыслов (судя по названию академии — авиационный офицер) приводит в качестве примера бой, в котором Василий попадает под огонь немецкого самолета. Смыслов цитирует летчика—истребителя Сергея Федоровича Долгушина: «Однажды в бою он допустил ошибку, характерную для молодых летчиков, хотя был уже „стариком“. Погнался за „фоккером“, в горячке оторвался от Володи Орехова и был атакован шестеркой „мессеров“. Всей эскадрильей мы его выручали…». По мнению О. Смыслова, этот эпизод говорит о том, что Василий Сталин допускал ошибки в воздушных боях совершенно непростительные не только для командира полка, но и для «рядового летчика» (Смыслов О.С. Василий Сталин. Заложник имени. — М.: Вече, 2003. — стр. 139).

Далее, как, впрочем, и на протяжении всей книги огромные цитаты из собственных конспектов автора с поэтапным разбором ошибок летчика Василия Сталина. И так хочется поверить товарищу Смыслову, но… Случилось так, что я нашел описание этого боя в прессе. Даже в двух вариантах. Оба текста оказались интервью с самим Сергеем Федоровичем Долгушиным. Причем первый текст до боли напоминал цитату Смыслова, только был он гораздо больше. Наш милый писатель О. Смыслов вырезал из цитаты именно то, что подходило для его книги и характеризовало Василия не с лучшей стороны. Что ж, попробуем вывести на чистую воду этого честного «биографа».

Закончим прерванный рассказ Героя Советского Союза С. Долгушина: «5 марта 1943 года в составе другой эскадрильи он (В.И. Сталин. — Авт.) сбил лично ФВ–190. А на другой день допустил ошибку, чуть не ставшую роковой. Погнался за «фоккером», в горячке оторвался от ведомого Володи Орехова и был атакован шестеркой «мессеров». Всей эскадрильей мы тогда его выручали, вернули на аэродром. Василий был полковником, комполка, а я капитаном — комэском. Но у нас в авиации чинопочитание не очень развито. Отвел я его в сторону, устроил свой «разбор полетов» и обматерил, как следует. Потом спросил: «Все понял?». Он ответил обезоруживающей улыбкой: «Ладно уж. Пошли ужинать». Вообще—то он был парень что надо. Мы его любили и даже немного гордились, что нами командует Сталин» (http://www.airwar.ru/history/aces/ace2ww/pilots/stalin.html).

Я специально выделил ту часть воспоминаний С.Ф. Долгушина, которую использовал О. Смыслов. Но давайте проанализируем слова полного текста воспоминаний прославленного советского аса, которого «честный» разоблачитель Смыслов скрыл троеточиями. Во—первых, Василий Сталин накануне сбил самолет. Это никак не может характеризовать его как плохого летчика. Во—вторых, ошибкой принято считать отрыв ведомого от ведущего, а не наоборот! Командующий ВВС Юго—Западного фронта генерал Т.Т. Хрюкин в своем приказе по армии от 13 сентября 1942 года пишет: «Категорически запрещаю драться одиночно, драться всегда только парой, второму прикрывать хвост товарища, а первому — сбивать». «Задача ведущего сбивать самолеты, ведомого — надежно прикрывать хвост ведущего», — цитата Ивана Кожедуба. «Задача ведомого, — прикрывать своего ведущего от атак сзади» — утверждает Герой Советского Союза Александр Александрович Щербаков. Так что ошибку в данном случае совершил как раз ведомый Сталина — В. Орехов. Он не смог надежно прикрыть командира, хотя обязан был это сделать! В—третьих, заглянув в журнал боевых действий 32–го ГвИАП, опубликованный у того же О. Смыслова на 142–143 страницах, обнаружил, что в тот день, 5 марта 1943 года, это был уже третий боевой вылет Василия Сталина. Впервые в этот день он вылетал на Як–9 на прикрытие наземных войск в районе в 13:15 и провел в воздухе 40 минут. Затем, через час после посадки, который ушел на заправку самолета горючим и боеприпасами, в 15:08 очередной взлет, опять же на прикрытие наземных войск, который длился полчаса. Следующие пятьдесят минут уходят на очередную подготовку самолета, правда, очередной вылет состоялся уже на самолете Як–1 с номером 12, и вот он—то и попал в очередном бою в вышеописанную передрягу. В этот третий за день вылет на сопровождение штурмовиков Ил–2 Василий Сталин полетел уже порядочно уставший. По воспоминаниям летчиков Великой Отечественной после второго—третьего боевого вылета за день появлялась не просто усталость, а настоящая апатия. Например, Емельяненко в своей книге «Ил–2 атакует» рассказывает, что на третьем—четвертом боевых вылетах за день перестаешь ощущать ценность собственной жизни. Естественно, в таком состоянии человек может совершать ошибки. А писатель, закончивший авиационный вуз, должен понимать, что такую напряженную боевую работу не может совершить посредственный летчик. Уж не знаю, каким летчиком был сам Смыслов, да и был ли вообще, но исчерпывающий ответ на вопрос «какова цена такому летчику?», поставленный в его книге, я дал. И успокоиться пора бы, но нашел я еще одно описание этого боя из уст Сергея Федоровича Долгушина на все том же сайте «Уголок неба». Вот оно: «Дело было между Демьянском и Старой Руссой. Мы были восьмеркой или десяткой, а немцев — штук тридцать. Я оттягивал бой на свою территорию. Вдруг замечаю, какому—то Яку „фоккер“ заходит в хвост, вот—вот ударит. Я был в невыгодном положении, и стрелять прицельно не мог. Даже сейчас не пойму, как я вывернул, чуть не сломал машину, но „фоккера“ из хвоста выбил. Вгляделся — на Яке цифра 12 — Вася. Он погнался за немцем и оторвался от „каши“, а его ведомый Володька Орехов, позже Герой Советского Союза, мой командир звена, отстал от него. Бой прошел нормально, никого не потеряли, у Василия даже пробоины нет» (http://www.airwar.ru/history/aces/ace2ww/pilots/dolgushin.html).

Из этого описания видно неравенство сил: восьмерка наших Яков против тридцати фашистских машин, то есть на один наш самолет приходилось примерно по четыре немца. В этом описании С.Ф. Долгушин уже просто констатирует, что В. Орехов оторвался от В. Сталина, не комментируя, кто прав, а кто не прав. Сам В. Орехов впоследствии стал Героем Советского Союза, асом, но никто же его не корит за отрыв от ведущего и не говорит, что Владимир Орехов был плохом летчиком. Так что давайте не будем вешать всех собак и на Василия Сталина. Бой завершился успешно, не пострадала даже машина Василия, а сам он открыл свой боевой счет. Это для нынешних выпускников военно—воздушных академий кажется большим несчастьем, что Василий Сталин не был сбит в том бою, а люди, окружавшие его во время войны и после, об этом не жалеют, а даже гордятся! Что же касается самих Долгушина и Прокопенко, то к сентябрю 1942 года, обладая примерно тем же военным опытом, что и Сталин в апреле 1943, они оба были подбиты, но выжили и добрались в свой полк, о чем есть свидетельства в журнале боевых действий. Так что война была для всех одинаково страшна, и в переделки попадали даже мастера воздушного боя.

Однако даже наличие сбитых самолетов автор книги «Василий Сталин. Заложник имени» подвергает сомнению: «Генерал С. Микоян считает, что сбитый Василию засчитали. В журнале боевых действий 32–го гвардейского полка в графе „состав группы“ (ведущий) под фамилией Сталин стерта другая, неизвестная фамилия. Подтертость хорошо заметна вблизи, но разобрать фамилию невозможно. В 1943 году засчитать сбитый самолет было несложно» (Смыслов О.С. Василий Сталин. Заложник имени. — М.: Вече, 2003. — стр. 138). Признаюсь честно, в отличие от О. Смыслова я не читал журнал боевых действий 32–го гвардейского авиационного полка, так как не имел того доступа к архивам, которые были у оплевывателя имени Василия Сталина. «Подтертость» тоже не видел. При подделке документов на бумаге при желании можно внести соответствующие исправления, но не станет, надеюсь, выискивать О. Смыслов «подтертости» в памяти боевых товарищей Василия. Они журнал своих боевых действий держат в голове. Написан он кровью товарищей, поэтому подделать его очень тяжело. Ссылка на фразу Степана Микояна заинтересовала меня, и я решил найти полный текст интервью и выяснить истинное мнение генерала о Василии Сталине: «Справедливости ради надо сказать, что отношение летчиков к Василию Сталину было уважительное и остается таким до сих пор. Спросите хотя бы у Долгушина. Вася опекал летчиков и хорошо к ним относился. Были редчайшие случаи, когда он хамил и наказывал, но в основном это было по делу. Кроме того, они чувствовали свою причастность, приближенность к сыну Сталина. Это морально влияло на них и до сих пор влияет. Правда, разговоры насчет того, что Василий Сталин много летал и сбивал немцев, это ерунда. Он был организатор хоро—ший, решительный. Умел подбирать людей…» (Драбкин А. Я дрался на истребителе. Принявшие первый удар. 1941–1942. — М.: Яуза, Эксмо, 2006. — Стр. 131, из интервью с Микояном Степаном Анастасовичем).

Действительно, Микоян утверждает, что немцев Василий не сбивал, но опять есть нюансы. И вот самый главный из них — к моменту уничтожения немецких самолетов Сталиным Микоян служил в другом полку. С. Микоян и В. Сталин служили вместе до февраля 1943 года. На очередном переформировании полка в Люберцах Василий и Степан расстались — С. Микоян был переведен в другой авиаполк. Причем перевел его из уже тогда знаменитого 434–го ИАП в 12–й ГвИАП ПВО, который охранял небо столицы и был далеко не на острие ударов, именно Василий Сталин. Это ли не повод для обид и недоговорок? Опять же Василий Сталин, судя по документам, сбивать самолеты начал в марте, то есть через месяц после перевода Степана Микояна в другой полк. Это означает одно — Степан Микоян не мог быть свидетелем триумфа своего друга.

Чтобы не было сомнений в том, что Василий лично сбивал самолеты противника, представим свидетельство того же С.Ф. Долгушина: «Василий Сталин полком командовал старательно, прислушивался к нам, более опытным летчикам. Как командир полка он по своему усмотрению мог делать боевые вылеты в составе любой эскадрильи, но чаще всего почему—то летал в составе моей. В течение февраля—марта мы сбили с десяток самолетов врага. С участием Василия — три. Причем надо отметить, что первым, как правило, атаковал их Василий, после этих атак самолеты теряли управление, и мы их потом добивали. По нашим летным законам их следовало засчитывать Василию, как сбитыми лично, но он их считал сбитыми в группе. Я однажды сказал ему об этом, но он махнул рукой и бросил коротко: «Не надо!». 5 марта 1943 года в составе другой эскадрильи он сбил лично ФВ–190» (Безиргани Г. Арестант Владимирского централа. // Вечерний Тбилиси. — 1–2 августа 2002 г. — № 88. — http://www.sukhoi.ru/forum/archive/index.php/t–10625.html). Именно по причине полного отсутствия тщеславия уже после смерти отца на допросах Василий Сталин отказался от своих боевых побед. В журнале боевых действий 32–го ГвИАП, где отражены боевые успехи летчиков полка (к концу войны сбивших 534 вражеских самолетов), за 5 марта 1943 года отмечен этот эпизод: «В районе деревни Семкина Горушка на высоте 200 метров и ниже встретили 6 FW–190. Вели воздушный бой. Сделано 10 атак. В результате гвардии полковник Сталин сбил один FW–190, который упал горящий в районе деревни Семкина Горушка. Младший лейтенант Вишняков сбил другой FW–190, который упал в том же районе. Сбитые самолеты подтверждают летчики Холодов, Баклан, Лепин. Рация „Байкал“ связь держала хорошо. Падение всех сбитых самолетов наблюдали с „Байкал–3“.

Если товарищ Смыслов изучал воспоминания ветеранов и этот журнал (а судя по цитатам и выпискам из него, изучал—таки!), мог бы более объективно подойти к личности Василия Сталина. Что касается «подтертости», то в журнале, кроме слова «Сталин», пришлось бы подтирать еще и слово «полковник», была бы потерта большая площадь бумаги, и такая подделка резко бросалась бы в глаза. Но заметил ее почему—то только О.Смыслов. Вот и все свидетели! Фраза Степана Микояна — это его личное мнение. В том бою он не участвовал, поэтому и свидетелем выступать не может. Тем более не может выступать свидетелем сам Смыслов, так как в то время, когда Василий Сталин сбивал самолеты, будущего «писателя» и в проекте еще не было.

Сухомлинов пишет: «В наградном листе, подписанном командующим 16–й воздушной армией генерал—полковником авиации С. Руденко, указано, что В. Сталин сбил еще один самолет врага. Итого — два. Плюс сбитые в группе, о чем говорит С.Ф. Долгушин. Хотелось бы, конечно, побольше, на Героя не тянет, но уж сколько есть. Для командира полка за месяц — нормально» (Мухин Ю. Дерьмомет Залесского. // Газета «Дуэль», № 17–18 (366), 27 апреля 2004 г.).

Итак, все—таки — два лично сбитых самолета, о чем есть подтверждение наземных служб ВНОС. Три сбитых в группе, по словам С. Долгушина, тоже можно отнести к личным победам. И опять же, благодаря отсутствию тщеславия Василий этого не сделал.

Казалось бы, вопрос решен, но в ходе подготовки книги я наткнулся на интервью с Федором Федоровичем Прокопенко, владельцем памятной фотографии с благодарностью за жизнь, однополчанином Василия Сталина, которого Федор Федорович дважды спасал в бою: «Он создал авиагруппу и сам воевал. Почему он мне подписал портрет? Потому, что мы вместе летали, и я дважды выбивал у него из—под хвоста противника. Много летать ему не давали — уговаривали, мол, не надо, Василий Иосифович; у вашего отца старший сын погиб… Он соглашался, а сам своевольничал — летал. У него — три сбитых самолета. Два Ме–109 я видел лично» (Севастьянова А. Четырнадцать тысяч часов без земных впечатлений. // Гвардия России, № 5 (10), июнь 2003 г.).

То есть, если верить словам Ф.Ф. Прокопенко и С.Ф. Долгушина, получается: два Ме–109 плюс один ФВ–190, это уже три самолета сбитых лично да еще три сбитых в группе, по словам того же С.Ф. Долгушина, можно отнести к личным. Итого шесть. Выходит, что официальный счет Сталина не завышен, а занижен. Один самолет «потерян», три — оформлены как сбитые в группе.

Или вы не доверяете боевым товарищам Василия Сталина, опытным воздушным бойцам, Героям Советского Союза? Тогда еще раз подчеркну строки официального документа «Наградного листа»:

«Лично товарищ Сталин за время участия на фронтах Великой Отечественной войны произвел 26 боевых вылетов и сбил лично 2 самолета противника…».

Против этих цифр, милая моя демократическая братия, не попрешь. Факты вещь упрямая. И как бы вы ни хотели принизить заслуги сына Верховного Главнокомандующего, а документы говорят обратное. И не надо утверждать, что это результат подхалимства. Сейчас, в двадцать первом веке им, летчикам—истребителям, славе и гордости России, перед кем прогибаться? Однополчане подтверждают и дают даже более достоверную, эмоционально окрашенную, оценку, чем сухие сводки документов. Чтобы вы поняли, каких людей я взял в свидетели, сообщаю, что сам Сергей Долгушин свой первый самолет Юнкерс сбил 22 июня 1941 года над железнодорожным мостом через реку Неман в Гродно. Герой Советского Союза Сергей Федорович Долгушин совершил около 500 боевых вылетов, из них 120 — на штурмовку и 86 — на разведку, в воздушных боях сбил лично 17 и в группе — 11 самолетов. Федор Федорович Прокопенко сбил шестнадцать вражеских самолетов. Оба летчика—ветерана — Герои Советского Союза. Они и сейчас проживают в Москве. Спешите узнать правду.

Ну что ж с «12 вылетами» и отсутствием побед, кажется, разобрались. Как и вся современная демократическая ложь, основанная на слухах, недооценка и презрительное отношение к боевому летчику не выдерживают никакой критики. А как же с «вылетами по преимуществу в больших группах» и «осознанием, что его всегда прикроют, защитят», то есть с признаками малодушия и трусости?

Начнем с «больших групп». Полк — основная тактическая единица военно—воздушных сил. Это 32 самолета. Во время Великой Отечественной войны каждые две недели боев полки отводились на переформирование, поскольку теряли до половины своих летчиков и самолетов. Затем — снова на передовую. И еще через две недели — снова тыл. Ничего не поделаешь — война. Потери 434–го полка были ужасны. Кстати, в составе этого полка летом 1942 года погиб 17–летний летчик Володя Микоян, сын Анастаса Микояна. «Мессер–109» сумел зайти к нему сверху и расстрелять в воздухе. А в декабре погиб и сам командир полка 23–летний майор Иван Клещев. Где—то в это же время в полку и появляется В.Сталин. В авиации существует система четкого подчинения не только иерархически командиру, но и тактически — обстановке. 434–й ИАП ходил на сопровождение штурмовиков по штату, когда эскадрильей, когда звеном. Реже в полном составе. Комполка ходит с полком. Комэск — с эскадрильей. Командир звена ведет звено. А Смыслов, видимо хочет, чтобы комполка лично водил каждую пару в бой. А полком заместители пусть руководят. Стало быть, и директор сталелитейного завода сам должен у домны стоять? Вот такие, как вы, «руководители» и развалили Великую страну, которую ради вас защищали ваши деды и Василий Сталин в том числе. А благодарные потомки уж и не знают, как излить всю меру признания перед фронтовиками. Милые господа, откосившие от армии и даже начальную военную подготовку не прошедшие, а также окончившие авиационные академии, сообщаю вам, что основная задача комполка — это, прежде всего, разработка тактических планов, работа с командирами звеньев, эскадрилий, решение оперативных задач, анализ обстановки, работа с разведданными, к чему, собственно, и сводится руководство полком. Но кроме этой своей работы, во время войны многие командиры полков летали, сбивали самолеты и тяжелым потом военного летчика зарабатывали награды. Но давайте поищем те самые «большие группы», в составе которых якобы летал Василий Сталин. Приведем выдержки из журнала боевых действий 434–го истребительного авиаполка в небе над Сталинградом:

«17 сентября (1942 г.). Капитан С. Микоян вылетел в паре с Клавдией Блиновой. Инспектор В.Сталин совершил вылет в составе звена. Полк уничтожил 7 самолетов противника. Не вернулась К. Нечаева. (К полку были прикомандированы два звена летчиц. — Авт.)

18 сентября. Полк прикрывал станцию Котлубань, уничтожено 15 самолетов врага. Погиб В.Микоян. Ранен Н. Шульженко. Легко ранен В. Сталин.

21 сентября. Сбито 9 самолетов противника. Не вернулся Долгушин.

25 сентября. Полк прикрывал Котлубань, сопровождал на задание группу штурмовиков, вел разведку противника. В. Сталин дважды взлетал в паре с Н. Власовым (хотя и легко, но раненным! — Авт.). Сбито 3 самолета противника. Не вернулся Прокопенко…»

Разберемся: 17 сентября 1942 года Василий Сталин совершил вылет в составе звена. Звено состоит из четырех самолетов, разбитых на пары. Несведущим поясню, что четыре самолета — это никак не «большие группы». Это крохотная ударная единица, которая, за редким исключением, может выполнить не более одной тактической задачи. Например, связать боем группу прикрытия вражеских бомбардировщиков и атаковать эти же бомбардировщики в одном вылете одному звену представляется затруднительным. Немецкие бомбардировщики ходили девятками по несколько волн (обычно 3–5 волны, то есть по 27–45 машин), которые эскортировали 2 группы истребителей сопровождения. 4–6 самолетов отвлекающих, сковывающих воздушным боем и 10–16 самолетов непосредственного прикрытия. Это стандартное боевое расписание немецких бомбардировщиков, ходивших бомбить Сталинград. И что могла сделать «большая группа» из четырех самолетов против воздушной армады противника. А ведь делали! Не зря в тот день полк записал себе в зачет 7 фашистских самолетов. И, уж поверьте, это были не дутые победы Руделя. Засчитывались у нас только те самолеты, уничтожение которых подтверждалось донесениями наземных служб. Сколько же немецких самолетов, не засчитанных нашим летчикам, но поврежденных ими в боях, не дотянуло до своих аэродромов? А летал полк звеньями только потому, что насыщенность технического парка наших ВВС (самолетов, машин, бензозаправщиков и пр.) в жаркие сентябрьские дни 1942 года была в несколько раз меньше, чем у немцев на сталинградском направлении, которые стянули туда чуть ли не всю авиацию со всех фронтов. Численное превосходство немецкой авиации над авиацией Красной Армии в те дни на юге было более чем в два раза. Ситуация в небе изменится только к началу 1943 года. Силы станут равны, главным образом благодаря не столько накачке материальной части на сталинградском направлении, сколько умелым действиям наших летчиков. Кстати, именно тогда, инспектируя ВВС и вылетая на боевые задания в районе Сталинграда, Василий Сталин и начал реализовывать свою доктрину завоевания воздушного пространства и расчистки его от самолетов противника, что позволяло бы наземным войскам без противодействия с воздуха эффективнее решать свои задачи. Итак, 17 сентября «больших групп», в которых летал Сталин, мы не обнаружили. 18–го его хоть и легко, но ранили. Тоже не на вечерней прогулке, а в бою. 21 сентября В.Сталин летал парой, причем с раненым летчиком. Это, наверное, была не просто «большая группа» в глазах современных аналитиков от демократии, а «целая воздушная армада из двух самолетов, усиленная хоть и раненым, но опытным летчиком». Мне кажется, что такая или похожая фраза должна была бы особо подчеркнуть малодушие сына вождя Советского государства. Но Василий Сталин трусом не был. Поэтому весь этот лепет насчет «больших групп», имеющий своей целью принизить заслуги В. Сталина как летчика и унизить, как человека, не имеет ничего общего с реалиями горячих боев осени 1942 года над Сталинградом. Сам Смыслов в доказательство сложности обстановки на сталинградском направлении приводит оперативные данные, не радующие ни расстановкой сил, ни правильностью принимаемых решений. Времена «свободной охоты» для советских летчиков еще не наступили. И командирам приходилось беречь и самолеты, и своих воздушных бойцов, поэтому и летали эскадрилья наших самолетов против полка немцев. То есть десять против тридцати. Так что смотря с какой стороны посмотреть на эти «большие группы», в которых вылетал Сталин. Действительно, группа хоть и была относительно большой, но все же на один наш самолет приходилось минимум по три самолета противника. Так что в тех жарких боях всем находилось дело, и Василию Сталину не меньше остальных.

Очень странно и то, почему Смыслов не нашел ни одной записи о вылетах В. Сталина за 1942 год, хотя их повсеместно публикуют многие издания. Не из головы же они берут строчки записей в журналах боевых действий. Я нашел их в сети Интернет. Смыслов может возразить, что именно в Интернете и живут все подделки, но сайт «Уголок неба», с которого брались факты — энциклопедический, и информация, размещенная на нем, многократно проверяется перед публикацией. А вот господин О. Смыслов так увлекся изучением архивов, что открытые источники его начисто перестали интересовать. Вот он на стр. 117 своей книги сетует на то, что ему не дали попользоваться описью фонда № 46 инспекции ВВС КА (1941–1946 гг.), где сохранились «…13) Доклады генерал—инспектора ВВС КА и особого отдела НКВД — 84 РАБ об итогах боевой работы и аморальных проявлениях личного состава 434 ИАП с 13.06 по 18.07.1942 г…». Уж не знаю, какую ценную информацию для своего опуса хотел выискать О.Смыслов и как «эти документы могли бы дополнить интересный рассказ о том времени и о нашем герое», но за то, что сводка аморальщины 434–го ИАП в период Сталинградской битвы не попала в грязные руки, спасибо работникам фонда. Думаю, пытался Смыслов выискать в архивах нечто особенно запятнавшее репутацию Василия Сталина, но не нашел. Что ж, если поведение нашего героя так интересует кляузника, обратимся к свидетельствам простых людей. Слово ветерану Гордееву Николаю Петровичу: «Окончив Московское инженерно—техническое училище, я прибыл на Юго—Западный фронт в качестве командира взвода военных строителей. Армия отступала. Нужно было создавать новые аэродромы. Батальон аэродромного обслуживания и военные строители метались вдоль фронта, обустраивали посадочные площадки для самолетов. Так я оказался на главном аэродроме Сталинграда. Помнится приезд инспектора Военно—воздушных сил, полковника Василия Сталина — сына Верховного Главнокомандующего. Осмотрев аэродром, боевые машины, он нам сказал: „Сталинград врагу отдавать нельзя. Будем город оборонять всеми силами, всей страной!“ Мы выразили готовность стоять насмерть» (Уколов И. От Сталинграда до Берлина. // http://p—pushkino.narod.ru/rub/memory/page2.htm).

Вот оно как — вместо того чтобы водку пить, Василий Сталин разъезжает по аэродромам, проверяет их готовность, поднимает боевой дух солдат. И зачем только архивы перерывать, время тратить? Людская память лучше любых архивов! Смыслов может, конечно, утверждать, что приведенные мною строки обладают меньшей достоверностью, чем выписки из журнала боевых вылетов 434–го ИАП. Возможно, однако слишком уж много схожих воспоминаний, связанных с именем Василия Сталина, сохранилось в памяти ветеранов. Изучая материалы той поры, я наткнулся на воспоминания А.Ф. Семенова, который пишет: «17 сентября, прикрывая ведущего группы капитана Избинского, погибла Клавдия Нечаева: „Длинной пушечной очередью она заставила отвернуть немца, но сама, оторвавшись от звена, попала под огонь пары немецких истребителей… Ей едва исполнилось двадцать лет…“ (Румянцев Н. Взлетал, чтобы победить. // Трудовая новь, № 93 от 31 июля 2004 г.). Эти строки подтверждают выписки из журнала, так что если в нем упоминается гибель К. Нечаевой 17.09.1942, то в той же строке невозможно не заметить фразу „В. Сталин вылетал в составе звена“. Как видите, разоблачить фальсификаторов несложно. Сталин летал осенью 1942 года.

Хотя шансов не попасть на фронт у Василия было, пожалуй больше, чем у остальных, но характер сделал свое дело. По его стопам пошли друзья, тоже дети партийной верхушки. Командир 434–го (особого) полка И. Клещев при подборе летчиков и не таких «деток», как Василий Сталин, боялся брать на фронт. Вот что рассказывает Серго Микоян о своих братьях Степане и Владимире: «Василий очень любил брата Володю, обладавшего каким—то особым обаянием. Летчики его полка десятки лет спустя говорили об этом. Они считали его не по годам серьезным и зрелым, обладавшим данными для быстрого профессионального роста. Василий в начале войны был инспектором ВВС. Под его особым покровительством был полк, оборонявший небо Москвы на дальних подступах, — в 1942 году он располагался под Вязьмой. Володя и Степа тоже были в этом полку — самые неопытные, ибо у других были ордена и медали, свой счет сбитых самолетов. В августе немцы двигались к Волге с двойным превосходством в воздухе. Командование ВВС решило направить полк на северный фланг Сталинградского фронта. Командир полка, Герой Советского Союза майор Клещев решил оставить Володю под Москвой, считая, что у него еще нет опыта для предстоявших тяжелых боев. Володя негодовал, что его избавляют от опасности „по блату“, хотя Степан был в списках для отправки. Володя пришел к отцу и сказал, что ему мешает его фамилия.

— Чем плоха твоя фамилия? — спросил отец.

— Из—за нее меня не посылают на опасный фронт!

— Твоему командованию виднее, кого посылать.

— Не в этом дело. Позвони в ВВС, пусть меня тоже отправят.

— Пойдем, посоветуемся с матерью. Как она скажет, так я и сделаю.

Мама ответила, что в тяжелые для Родины времена он должен быть там, где его товарищи по полку. Володя погиб в первом же бою, успев сбить 2 немецких самолета. Ему едва минуло 18 лет» (http://www.vestnik.com/issues/97/0610/koi/mikoyan.htm).

Как и И.В. Сталин, Анастас Микоян не стал удерживать своих детей на относительно спокойных участках фронта, а послал в самое пекло, куда вместе с его детьми уехал и их друг Василий Сталин.

Прибытие В.И. Сталина под Сталинград ознаменовалось началом его боевой деятельности не только как инспектора ВВС, но и как боевого летчика 434–го ИАП. Вот описание первого этапа (до очередного переформирования) деятельности 434–го ИАП, зафиксированной на официальном сайте «Страницы истории 32–го гвардейского Виленского орденов Ленина и Кутузова III степени истребительного авиационного полка» Сергеем Исаевым: «В начале весны 1942 года огромный советско—германский фронт стабилизировался. Стороны начали готовиться к летней кампании. Советское командование, помимо подготовки к новым боям, изучало печальный опыт первых месяцев войны, делало выводы, вносило изменения в организационную структуру, в тактику действий Красной Армии с учетом современных видов вооружений.

Опыт первых месяцев войны показал слабую летную и тактическую подготовку советских летчиков, что вместе с плохо освоенными боевыми самолетами служило причиной высоких потерь среди летного состава. Весной 1942 года полковник Василий Сталин, занимавший формально скромную должность в штабе ВВС, выступил с инициативой создания особых истребительных полков, укомплектованных лучшими фронтовыми летчиками, с тем, чтобы такие полки могли на равных бороться с асами Люфтваффе и добиться, наконец, перелома войны в воздухе в свою пользу.

Волею случая особый истребительный полк решено было формировать на базе выведенного на переформирование в Люберцы 434–го истребительного авиационного полка (ИАП), в строю которого осталось лишь несколько летчиков.

Формирование любой воинской части начинается с назначения ее командира. Командиром особого полка был назначен настоящий ас майор Иван Клещев, который получил боевое крещение еще летом 1939 года в воздушных боях над Халхин—Голом, где лично сбил самолет противника. К середине марта 1942 года командир эскадрильи 521–го истребительного авиационного полка майор Иван Клещев совершил 220 боевых вылетов, в 30 воздушных боях сбил лично 6 и в составе группы — 13 самолетов противника. 5 мая 1942 года Ивану Клещеву было присвоено звание Героя Советского Союза.

Вместе со своим командиром из 521–го ИАП в Люберцы прибыли опытные воздушные бойцы капитан В.П. Бабков, лейтенанты В.Я. Алкидов, А.Я. Баклан, Н.А. Карначонок.

Из других частей прибыли капитаны И.И. Избинский, Н.Н. Шульженко, старшие лейтенанты М.И. Лепин, А.И. Хользунов, Герой Советского Союза лейтенант В.И. Гаранин, который 4 октября 1941 года, будучи тяжелораненым, таранил поврежденной машиной самолет противника; лейтенанты А.В. Барановский, И.Ф. Голубин, А. Зараднюк, Н.И. Зубков, А.Г. Котов, Ф. Каюк, Разуванов, В.А. Савельев, младший лейтенант Гнатенко. Из Качинского училища прибыл опытный летчик—инструктор лейтенант А.Я. Федоров.

Военным комиссаром полка был назначен батальонный комиссар В.Г. Стельмащук, начальником штаба — Н.И. Зубков.

Полк переучивался на самолеты Як–1. Выбор самолета Як–1 для вооружения особого полка был не случаен. Опыт воздушных боев первых месяцев войны показал, что из новых советских истребителей — МиГ–3, ЛаГГ–3 и Як–1 — истребители Яковлева наиболее полно отвечают требованиям, предъявляемым к фронтовому истребителю. Более технологичная конструкция Яка, большая маневренность и легкость в управлении по сравнению с МиГ–3 и ЛаГГ–3, а также «административный ресурс» замнаркома авиационной промышленности А.С. Яковлева обеспечили Якам любовь и уважение фронтовых летчиков. Весной—летом 1942 года самолеты Яковлева считались лучшими советскими истребителями и могли, в руках опытных летчиков, на равных вести бои с истребителями противника.

С первых полетов Як–1 понравился и летчикам 434–го авиаполка. «При выполнении фигур высшего пилотажа устойчив во всех положениях, легче в управлении, проще на посадке в отличие от ЛаГГ–3», — вспоминал Владимир Орехов (тот самый, который оторвался в бою от своего командира Василия Сталина. — Авт.).

В середине мая 1942 г. Василий Сталин поручил летчикам—инспекторам Инспекции ВВС Е.С. Антонову, Ф.М. Пруцкову и Герою Советского Союза А.Ф. Семенову в месячный срок подготовить 434–й ИАП к предстоящим боям.

Начались занятия в классах, на аэродроме, вывозные полеты, разборы полетов. Летчики занимались ежедневно по двенадцать—четырнадцать часов.

Летом 1942 года немецко—фашистское командование стало массированно использовать бомбардировочную авиацию на относительно узких по фронту направлениях. Причем прикрытие бомбардировщиков истребителями осуществлялось не только в районах нанесения ударов, а и на протяжении всего маршрута следования от взлета до посадки. Основу тактики немецкой истребительной авиации составляли внезапные атаки большого количества пар на повышенных скоростях, с использованием в своих интересах положения солнца и облаков. Это, естественно, заставляло командование полка и инспекторов—летчиков вносить соответствующие коррективы в ранее существовавшую систему подготовки советских истребителей.

В первую очередь молодые летчики обучались уничтожению бомбардировщиков противника. Большое значение придавалось боевым действиям в составе группы. Отрабатывались маневрирование, взаимодействие, использование бортового оружия — все то, чем обеспечивался успех боя с крупными группами бомбардировщиков.

При подготовке к борьбе с истребителями противника внимание сосредоточивалось на осмотрительности в воздухе, стремительности и внезапности атак, на необходимости теснейшего контакта в паре. Использование пары как боевой единицы летом 1942 года все еще не было официально узаконено, и такая тактика применялась советскими истребителями нечасто.

Как вспоминает Александр Федорович Семенов, не последнее место отводилось изучению самолетов противника, их сильных и слабых сторон. Летом 1942 года возможности в этом отношении значительно расширились. Наладилась служебная информация, регулярно стали публиковаться соответствующие материалы в журналах и газетах. Летчики даже могли «потрогать» самолеты противника, подбитые в бою или принудительно посаженные.

К середине июня 1942 года подготовка 434–го особого истребительного авиационного полка к боевым действиям была закончена. Полк состоял из двух эскадрилий по 10 самолетов Як–1 в каждой. 1–й авиационной эскадрильей командовал капитан Василий Петрович Бабков, 2–й авиационной эскадрильей — капитан Иван Иванович Избинский.

434–й ИАП был направлен на Юго—Западный фронт. Вместе с полком на фронт был направлен и А.Ф. Семенов, как представитель Инспекции ВВС.

12 мая 1942 года войска Юго—Западного фронта начали печально известную наступательную операцию с целью разгрома харьковской группировки противника. Первоначально советское наступление развивалось успешно. Однако 17 мая противник сам перешел в наступление и окружил войска 6–й, 9–й, 57–й армий на барвенковском выступе. Вермахт вновь захватил инициативу в свои руки.

В такой обстановке в начале июня 1942 г. приступил к боевой работе 434–й истребительный авиаполк, обосновавшийся в районе Краматорска и вошедший в состав ВВС Юго—Западного фронта под командованием Героя Советского Союза генерал—майора авиации Т.Т. Хрюкина.

Летчики полка вылетали на задания по пять—шесть раз в день большими группами. Такой способ действий был вынужденным: немецко—фашистская авиация наносила массированные удары, а у нас не были еще решены должным образом вопросы управления истребителями, отсутствовала связь самолетов с землей, не имелось наземных пунктов наведения. Несмотря на сложность обстановки и трудности со снабжением в условиях отступления горючим, боеприпасами, запасными частями к самолетам, воевал он превосходно.

13 июня эскадрилья, ведомая командиром 434–го истребительного авиационного полка Героем Советского Союза майором И.И. Клещевым, встретив более 20 истребителей противника, вступила в бой, уничтожив три «мессершмитта». Первым сбил самолет противника командир полка, показав подчиненным образец мастерства и отваги. Затем поджег фашистскую машину лейтенант Владимир Алкидов. Третий «мессершмитт» в этом неравном бою сбил младший лейтенант Николай Парфенов.

В этом бою Владимир Алкидов, спасая товарища, был ранен и потерял сознание. Як, закончив вираж, в который ввел ее летчик, начал беспорядочно падать к земле. Казалось, гибель летчика неминуема, ведь чудес на свете не бывает. Но, вероятно, и из этого правила есть исключения. Раненый летчик пришел в сознание, когда да земли осталось метров 600, остановил беспорядочное падение самолета, сумел вывести Як из пикирования и довести самолет до своего аэродрома. Однако ранение не повлияло на боевой настрой Владимира Алкидова. Уже 17 июня Владимир участвовал в очередном тяжелом воздушном бою.

В этот же день во время тяжелого боя был поврежден самолет лейтенанта Орехова, сам он был ранен в левую руку и ногу осколками двух разорвавшихся в кабине снарядов «мессера». Летчику все же удалось посадить машину на брюхо в расположении своих войск. Выздоровление затянулось — Владимир Орехов вернулся в свой полк только в середине августа 1942 г., когда 434–й ИАП находился на очередном переформировании в Люберцах.

…Группа из десяти истребителей Як–1, возглавляемая командиром полка майором Клещевым, прикрывала наземные войска. Неожиданно со стороны солнца появились «мессершмитты». Их было пятнадцать. Обнаружив нашу группу, они пошли на сближение с ней. Действовали неторопливо, самоуверенно. Что было делать Клещеву?

Обороняться и добровольно отдать инициативу в руки врага? Видимо, на это и рассчитывали летчики Люфтваффе: они разделятся на пары, окружат нашу группу, попытаются расколоть ее и уничтожить по частям. Нет, этого допустить нельзя. Надо самим атаковать, и атаковать немедленно, пока противник еще не перестроил боевого порядка. Только таким образом можно свести на нет превосходство немцев. И майор Клещев решительно направил свой самолет навстречу противнику. За командиром последовала вся группа. С первой же атаки удалось сбить трех «мессершмиттов». Немцы не ожидали такого дерзостного удара и поспешили ретироваться.

После удачного боя при его разборе командир полка подчеркнул, что немцы умеют воевать: и атаковать, и обороняться. Они еще постараются взять реванш за сегодняшний свой проигрыш. Так оно и получилось.

15 июня, когда группа в составе семнадцати «яков» вылетела на прикрытие наших наземных войск и уже достигла заданного района, на нее внезапно напали сверху девятнадцать «мессершмиттов». Затем на помощь этим девятнадцати подоспели еще девять истребителей противника.

Завязался ожесточенный бой. Немцы, имея и численное преимущество, и преимущество в высоте и скорости, вели себя очень агрессивно. Наши летчики оказались в трудном положении, но уйти из—под удара не могли — им строжайше запрещалось покидать район барражирования. Пришлось в основном обороняться и лишь в редких случаях — контратаковать. В итоге боя наша группа недосчиталась трех самолетов. Правда, майор Клещев, лейтенанты Котов, Баклан и Карначенок тоже сбили по «мессершмитту».

Рассказывая о воздушных боях, необходимо упомянуть, что в тот период управление советской авиацией было еще на невысоком уровне. В этом смысле показателен эпизод, описанный А.Ф. Семеновым: «Однажды в самом конце напряженного боевого дня мне довелось быть свидетелем такого телефонного разговора между командиром полка и одним из офицеров штаба армии:

— Клещев, немедленно поднимай восьмерку. Немцы бомбят наши наземные войска.

— Не могу. Летчики устали — каждый по пять—шесть вылетов сделал. Да и самолетов исправных нет.

— Ничего, летчики после войны отоспятся. Выполняйте приказ.

— Говорю вам, не на чем лететь.

— А инженер что делает? Самолеты нужно сразу вводить в строй.

— Это нелегкое дело. К утру введем.

— Зачем мне утро? Немедленно вылетайте! — В голосе офицера из штаба армии послышались угрожающие нотки. — Под трибунал попадете!

Пришлось звонить старшему начальнику. Тот внимательно выслушал командира полка и отменил непосильное для него распоряжение…»

В двадцатых числах июня летчики 434–го истребительного авиационного полка обратились ко всем летчикам—истребителям фронта с призывом развернуть соревнование за наибольшее количество сбитых вражеских истребителей, бомбардировщиков и транспортных самолетов. Для этого они предлагали делать в день не менее четырех боевых вылетов и не иметь срывов полетов из—за отказов техники. Руководствуясь первомайским приказом № 130 (1942 г.) наркома обороны СССР, в котором была поставлена задача Красной Армии добиться в 1942 году разгрома врага и освобождения захваченной им советской земли, летчики полка призвали всех авиаторов армии взять обязательство «сильнее, сокрушительнее бить врага, надежнее прикрыть от ударов фашистской авиации действия наземных войск, не давать фашистским стервятникам сбрасывать бомбы на боевые порядки наших войск, на наши города и села».

Это обращение, подписанное командиром полка Героем Советского Союза майором И.И. Клещевым и батальонным комиссаром В.Г. Стельмащуком, было с энтузиазмом воспринято во всех частях воздушной армии.

Для освещения результатов соревнования и популяризации наиболее отличившихся летчиков, штурманов, воздушных стрелков—радистов, техников, связистов, воинов всех других специальностей широко использовались дивизионные многотиражные газеты и боевые листки. Были заведены т. н. «лицевые счета» на каждого соревнующегося, в которые заносились сбитые самолеты противника, уничтоженная боевая техника и живая сила, восстановленные свои самолеты и т. д., которые в виде таблиц вывешивались на видных местах.

В конце июня противник начал применять новую тактику: вместо больших групп немецких истребителей над полем боя все чаще стали появляться отдельные пары — «пираты», как называли их наши летчики. Они избегали открытых встреч с советскими истребителями, предпочитая охотиться за одиночными самолетами и совершать внезапные налеты на наши аэродромы. Большого вреда «пираты» не приносили, но хлопот доставляли немало. Особенно при налетах на аэродромы в тот момент, когда наши истребители, возвратившись с задания, заправляли свои машины горючим и боеприпасами.

ПВО аэродромов базирования советской авиации было слабым, поэтому «пираты», по существу, действовали безнаказанно: выводили из строя материальную часть, мешали работе технического состава».

Из этой статьи становится ясно, что напряженные бои под Сталинградом ковали совершенно иные кадры военных летчиков. Их задачей становилось не только выжить, как в первые дни войны, но и нанести максимальный урон противнику с минимальными потерями. Правда, эта задача перед нашей авиацией стояла всегда, но именно в огненном небе Сталинграда теория переросла в тактические приемы ведения боя. Кстати, заметьте, что и «лицевые счета», то есть списки официально сбитых самолетов, появились только летом 1942 года. О хороших организаторских способностях Василия Сталина и о том тяжелом периоде, когда немцы прижали наши части к Волге, рассказывает ветеран Великой Отечественной войны, майор в отставке Виктор Кузько: «В июле 1942 года наш, только что сформированный, зенитный артиллерийский полк прибыл на Юго—Западный фронт. Разгружались мы с железнодорожного эшелона на станции Валуйки под покровом ночи. А на рассвете зенитно—пулеметная рота, в которой я в звании младшего лейтенанта занимал должность командира взвода, получила боевое задание — обеспечить ПВО военного аэродрома в районе населенного пункта Уразово.

Примечательно было то, что на этом аэродроме дислоцировался полк под командованием Василия Сталина. Летчики в полку у Василия Сталина были отборные — опытные и заслуженные, все с орденами и медалями (видимо, еще за Халхин—Гол и за Испанию). А сам Василий Сталин орденов пока не заработал, но зато носил в петлицах по четыре шпалы (т. е. имел звание полковника), хотя было ему в то время всего 21 год от роду. Некоторые пилоты, окончившие вместе с ним летное училище, ходили тогда в простых лейтенантах.

Противостояли нашим сталинским соколам (здесь вполне уместно их так называть) асы из дивизии Рихтгоффена, тоже не менее опытные немецкие пилоты. Почти каждый день высоко в небе над Уразово можно было наблюдать воздушные схватки между советскими и немецкими летчиками. И побеждали большей частью наши (или расходились «с миром», если кончалось горючее).

Может быть, с Василием Сталиным я и не познакомился бы, если не расположение моих пулеметных «счетверенок» в отведенных взводу секторах аэродрома. С точки зрения обеспечения кругового обстрела все было правильно. Но две мои «счетверенки» (это 4 пулемета «Максим», соединенных в одну установку и имеющих общее спусковое устройство) торчали (именно — торчали, так как автомобиль с такой установкой быстро в землю не закопаешь) поблизости от взлетно—посадочной полосы и «нервировали» летчиков, когда они заходили на посадку. Доложили об этом Сталину. Он приехал к нам, посмотрел, матюгнулся, а затем посадил меня на свой «Виллис» и мы поехали выбирать новые огневые позиции, удобные и для нас, зенитчиков, и для летчиков.

Позиции—то мы выбрали, но обжиться на них как следует не удалось. Вскоре началось наше печально известное летнее отступление 1942 года.

Но еще до начала нашего большого отступления немцы узнали, что в Уразово находится родной сын Сталина, и однажды сбросили над аэродромом листовки, в которых он приглашался на воздушную дуэль. Говорят, что Василий рвался в бой. Но наше высшее командование, прознав о предстоящем поединке, срочно отозвало отчаянного и высокородного полковника в Москву, от греха подальше. А его истребительный полк тут же перевели в другое место.

На следующий день вместо опытных асов прибыли к нам на аэродром молодые необстрелянные пилоты, многие из которых даже звания имели не офицерские, а сержантские — видимо, их тоже, как и многих из нас, готовили на скорую руку. И вот здесь—то начались потери летчиков. Почти каждый день мы, к великому сожалению, недосчитывались одного— двух самолетов.

Командованию 434–го авиаполка пришлось принять меры предосторожности. Одна из них — организация постоянного дежурства на аэродроме двух — четырех истребителей, готовых к вылету. И очередной наскок «пиратов» окончился для них плачевно: оба «мессершмитта» оказались сбитыми четверкой «яков» под командованием майора Клещева. После еще двух—трех таких же неудачных попыток противник отказались от налетов на аэродром 434–го ИАП.

Вместо этого летчики Люфтваффе стали практиковать так называемую мышеловку. На деле это выглядело следующим образом. Встретив в воздухе относительно небольшую группу наших истребителей, фашисты начинали крутить карусель, то есть имитировать воздушный бой. Они хорошо знали, что советские летчики всегда поспешают на помощь своим. Когда кто—либо из советских летчиков входил в карусель, на него набрасывались все истребители противника и нередко сбивали. «Однажды и я, — вспоминает А.Ф. Семенов, — ведя четверку истребителей, чуть не оказался в такой мышеловке. Хорошо, что предупредил летчик Луцкий, успевший уже распознать эту хитрость фашистов».

За три недели ожесточенных боев 434–й истребительный авиационный полк, по существу, остался без самолетов. В жестоких воздушных боях, в условиях отступления и практического отсутствия запчастей, что не позволяло восстанавливать поврежденные самолеты, вышли из строя и многие летчики. Но полк внес свой вклад в общее дело: летчики 434–го ИАП совершили 880 боевых вылетов и уничтожили 35 самолетов противника. Судя по дальнейшим событиям, командование ВВС осталось довольным боевой работой 434–го ИАП в сложных условиях: полк продемонстрировал организованность и дисциплину и нанес заметный ущерб противнику, сохранив при этом костяк летного состава. В начале июля 1942 года полк вновь перебазировался в подмосковные Люберцы для пополнения летным составом и боевой техникой» (сайт «Страницы истории 32–го гвардейского Виленского орденов Ленина и Кутузова III степени истребительного авиационного полка», статья Сергея Исаева). О том, как воевали летчики Василия Сталина, рассказал Петр Иванович Казьмин: «Я попал на фронт весной 1942 года. Сначала моя эскадрилья находилась в районе Миллерово около Сталинграда. Потом я был переведен в ударный полк особого назначения (Особая группа № 1, или 434–го ИАП. — Авт.). Приходилось в любое время суток вылетать на перехват вражеских самолетов. В одну из ночей мне посчастливилось сбить сразу 2 вражеских самолета—разведчика противника. Я — ночник, в основном вылетал ночью. Сбил 5 фашистских самолетов, из них 4 — ночью. Однажды в нашу 42–го эскадрилью прилетел сын И.В. Сталина, Василий Сталин. Наутро его самолет не смог взлететь из—за выпавшего снега, и он решил оставить его в полку. На этом самолете я и продолжил воевать, в один из вылетов меня подбили «Хенкели». Загорелся, пришлось выбрасываться. Кольца на месте не оказалось. Когда его нашел и дернул, до земли оставались считаные метры, пролетел всего 3–4 секунды и приземлился» (http://schools.keldysh.ru/sch1275/VOV/kozlova1.html).

Много известных летчиков получили геройские звезды именно в этом полку. Как рассказал Або Сергеевич Шаракшанэ, в Люберцах, где формировался особый истребительный авиационный полк, Василий Сталин — сын Верховного, тогда полковник отбирал самых опытных летчиков. Впоследствии из 30 летчиков этого полка 16 стали Героями Советского Союза. «Именно в нашей дивизии, — вспоминает Або Сергеевич, — воевал герой книги Бориса Полевого знаменитый Алексей Маресьев». (Рыбина Г. Горький видел в нем поэта. // Красная звезда, 30 марта 2002 г.)

Станислав Грибанов, член Союза писателей России, исследуя жизнь В.Сталина, практически понедельно восстановил второй этап (между первым и вторым переформированиями) деятельности Василия Сталина в Сталинграде: «…Шло второе военное лето. Оно началось для Красной Армии новыми неудачами — в Крыму и на Харьковском направлении. В августе силами двух армий — 6–й и 4–й танковой — немцы начали очередное наступление. Их подвижная группа прорвала оборону к северу от Калача и к 23 августа вышла к Волге. Ожесточенные бои разгорелись в сталинградском небе. Авиация противника господствовала в воздухе. Именно в эти дни на одном из подмосковных аэродромов на очередное переформирование собрались пилоты 434–го истребительного авиаполка, опытнейшие воздушные бойцы, которых собрал Василий Сталин еще в мае сорок второго.

Полком вообще—то командовал Герой Советского Союза 23–летний майор Иван Клещев. Однако, находясь в непосредственном подчинении инспекции ВВС, руководство 434–м истребительным авиаполком сначала осуществлял заместитель начальника инспекции подполковник Пруцков, а с 13 июля — Василий Сталин.

Сохранился снимок — групповой портрет летчиков полка после боя за переправу 26 июля в районе Калача. В тот день они сбили 34 самолета противника! И вот расположились у копенки сена — кто лежа, кто присел — снимок на память о хорошем боевом дне. «Вот Иван Клещев. Вот Андрей Баклан, он в тот день был ранен, но вернулся на У–2. Вот Володя Микоян, совсем еще мальчишка. А вот Вася Сталин — обнял нашего Котика, Сашу…» — спустя годы рассказывал Герой Советского Союза В.А. Луцкий.

Скупые строки фронтовых записей — боевых донесений, оперативных сводок, учета боевых и небоевых потерь — доносят до нас дыхание огненного сталинградского неба.

За Сталинград боевой коллектив 434–го истребительного получил звание гвардейцев и отныне во всех приказах полк стал именоваться как 32–й гвардейский. Это событие почти совпало с трагической гибелью Ивана Клещева. В одном из вылетов машина обледенела и, неуправляемая, упала…

Доукомплектованный новым летным составом полк направили на Калининский фронт и включили в боевую работу на Великолукском направлении. Теперь за гвардейский коллектив полностью отвечал Василий Сталин. Из инспекции он уговорил лететь с ним летчиков, которых хорошо знал и в которых был уверен — не подведут. Так, группой на новых Як–9 и перебрались на аэродром Старая Торопя Коробков, Якушин, Семенов, Баклан, Долгушин и Степан Микоян.

В боевую работу включились сразу же. Враг не ждал. На Демьянском плацдарме немцы сосредоточили большие силы и вклинились в нашу оборону. Сохранились записи боевых вылетов командира полка Сталина в эти напряженные дни.

Вот десяткой истребителей группа ушла на прикрытие наших войск в район Хмели. В 13 часов 36 минут взлетели Сталин, Герасимов, Якушин, Коробков, Долгушин, Батов, Шишкин, Гнатенко, Луцкий, Хользунов. Задание было выполнено. Но при возвращении летчики попали в сильный снегопад и приземлились на запасном аэродроме в Старой Торопи.

26 февраля Сталин вылетел на задание с Ореховым и был тогда ведущим пары, затем, в тот же день, со Степаном Микояном — опять ведущим. Иногда командир полка уходил на боевое задание один. Например, 8 марта, 9 марта 1943 года. Но чаще он летал в паре с Власовым, Луцким, Якимовым.

А напряженность боевой работы все нарастала. В начале марта Василий вылетал на задания почти ежедневно, иной раз делал по три—четыре боевых вылета в день. Об этом рассказывают штабные документы и политдонесения. Вот одно из них:

«С 1 по 7 марта было сделано на сопровождение самолетов Ии–2 в район цели, а также прикрытие своих войск 227 боевых вылетов, проведено 10 групповых воздушных боев. Сбито 20 самолетов противника, из них ФВ–190 — 8 самолетов, Ме–109 — 12 самолетов. Образцы боевой работы показывали летчики—коммунисты:

гв. старший лейтенант Лепин, сбивший 2 самолета Ме–109 г.;

гв. капитан Почечуев, сбивший 1 ФВ–109 и 1 Ме–109ф;

гв. младший лейтенант Разуванов, сбивший 2 самолета ФВ–109.

Один самолет ФВ–109 сбит лично гв. полковником Сталиным.

Исключительную отвагу проявил в воздушном бою 5 марта в районе Коломна и западнее коммуны имени Крупской Герой Советского Союза гв. капитан Холодов. Патрулировавшие наши 4 самолета, где старшим был тов. Холодов, встретили до 5 Ме–109 и 5 ФВ–190. В завязавшемся неравном бою, видя явное превосходство сил противника, после нескольких атак гв. капитан Холодов таранил Ме–109 г, сам выбросился на парашюте.

В этом же бою, беря пример со своего командира, гв. капитан Коваль пошел на таран и таранил самолет противника ФВ–190, отрубив ему винтом хвост, сам произвел посадку на р. Ловать; был доставлен в тяжелом состоянии в госпиталь, поломав при посадке ввиду неуправляемости самолета обе руки и ногу. На тараненном немецком самолете ФВ–190 оказался летчик—майор. Таран подтверждают командиры зенитной батареи и летчики Лепин и Макаров…»

Остается добавить, что тот боевой вылет, когда истребителям 32–го гвардейского пришлось таранить противника — дважды в одном бою, — проходил на высоте 200 метров и ниже. Они сошлись с большой группой «мессершмиттов» и «фоккеров». Завязался тяжелый бой. Наши летчики, как видно из донесения, стояли насмерть. Два «фоккера» бойцы сбили тараном. Один, горящий от атаки Василия Сталина, упал в районе деревни Семкина Горушка. Там же свое место нашел и «фоккер», сбитый младшим лейтенантом Вишняковым.

Назову всех участников того боевого вылета: Холодов, Макаров, Баклан, Коваль, Сталин, Левин, Шульженко, Вишняков. Заметим, ведущему этой бесстрашной восьмерки командиру полка Василию Сталину было только 22 года. Ясновельможные правители страны «Эрэфия» со своими отпрысками, обученными в лондонских колледжах, в силах ли понять, что двигало тех молодых парней навстречу смерти, являло в них подвиг во имя свободы и независимости народов, Родины? Герой Советского Союза генерал Г.Ф. Байдуков, один из летчиков чкаловского экипажа, рассказывал мне, что и Василию Сталину, и ему было запрещено совершать боевые вылеты во избежание плена. «Одно время я командовал дивизией, работали с Васей на одном фронте и, признаюсь, нарушали приказ — умудрялись ходить на боевые задания», — вспоминал Георгий Филиппович.

Командир полка Сталин гордился своими гвардейцами. В полку было уже 10 Героев Советского Союза — Котов, Луцкий, Орехов, Гарам, Савельев, Хользунов, Федоров, Анискин, Шишкин, Макаров. Только за один 1943 год они сбили 184 самолета противника! Слава о 32–м гвардейском гремела по всем фронтам. И стоит ли говорить, с какой грустью расставался с боевым коллективом его командир» (Грибанов С. К 80–летию со дня рождения В.И. Сталина. // Газета «Дуэль», № 10 от 5.03.2001).

Читая воспоминания однополчан Василия Сталина, невольно задерживаешься на дате 26 июля 1942 года. В этот день новая тактика Василия возымела свое действие: 434–й ИАП сбил за день 34 самолета. Это непревзойденный рекорд до сих пор! Никто и никогда ни до этого, ни впоследствии не смог за день нанести такой урон противнику в воздушных боях. Опытный комполка Клещев сумел реализовать идею В.И. Сталина на деле. Как и раньше, при очередном переформировании отбирали лучших, ведь по—прежнему шефом 434–го полка был полковник Василий Сталин. Летчики Клещева готовились напряженно, знали, что на фронте будет нелегко. Полк получил новые, скоростные с более мощным вооружением истребители Як–7Б. Но усложнившаяся обстановка под Сталинградом, немцы рвались к Волге и на Кавказ, вынудила прервать подготовку, и 13 июля 434–й ИАП, имея в составе 32 самолета, вторично был отправлен под Сталинград. Местом его базирования стал полевой аэродром вблизи станции Гумрак.

Вспоминает А.Ф. Семенов: «Буквально на следующий день после перебазирования нам пришлось включиться в борьбу с врагом. Немецкая авиация, обеспечивая наступление армии Ф. Паулюса, с утра до вечера висела над боевыми порядками наших наземных войск, наносила удары по железнодорожным узлам, переправам через Дон, по Сталинграду». В этот период одной из основных задач полка было прикрытие переправ через Дон в районе г. Калач. Борьба в воздухе была бескомпромиссна. По воспоминаниям ветеранов, особенно напряженный день был 26 июля. В этот день каждый летчик совершил по 6–7 боевых вылетов, полк провел 11 групповых воздушных боев и уничтожил только за один день 34 немецких самолета! (Румянцев Н. Взлетал, чтобы победить. // Трудовая новь, № 93 от 31 июля 2004 г.).

Об этом, конечно же, узнали журналисты и, не разобравшись в сути вопроса, сообщили, что полк с начала войны сбил более трех десятков вражеских самолетов. Но уже через сутки им пришлось уточнять информацию — это были дневные потери Люфтваффе. Шли годы, и уже современные «историки» «подсчитали», что полк, долетевший с боями до Берлина, за всю войну уничтожил 34 самолета противника. Федор Федорович Прокопенко поясняет, что, действительно, столько вражеских машин и было сбито. За один день — в сталинградском небе. А всего — 534 самолета. После сталинградских боев полк стал 32–м гвардейским. В авиагруппу же входило еще два полка (Севастьянова А. Четырнадцать тысяч часов без земных впечатлений. // Гвардия России, № 5 (10), июнь 2003 г.).

И радоваться бы Василию Сталину успехам своего полка, но старая проблема перечеркивала эту радость. Вот что рассказал Сергей Сергеевич Сдобников: «Из ограничений для Васи известно было лишь одно, но весьма существенное — ему не разрешалось самостоятельно принимать решение о своих боевых вылетах. И это его своеобразно ущемляло. Под Старой Руссой он нарушил это правило. Состоялся взлет десятки под командованием командира 2–й эскадрильи Горшкова. И как это случается по закону мирового свинства, что бутерброд падает всегда маслом вниз, десятка к установленному времени на аэродром не возвратилась. Что Вася вылетел, об этом в полку знали, а что случилось, почему не возвращаются, не было известно. Не возвращаются больше часа. А нормально истребитель не должен задерживаться дольше 50 минут, иначе не хватит горючего. Оказалось, при возвращении от линии фронта заблудились и по железнодорожному полотну вышли на аэродром к Торопцу. Там заправились и вернулись. Доложили наверх, сняли переполох» (Семенова Т. Он знал Василия Сталина. // Новые рубежи. — 22 июня 2005 г. — № 45. — http://www.mosoblpress.ru/odincovo/show.shtml?d_id=5582).

Это был один из неудачных полетов Василия. Но не стоит думать, что блудил только Сталин. Потеря ориентировки хотя бы однажды происходила практически у всех летчиков, даже у таких асов, как Кожедуб, Якименко, Евстигнеев. Так что не надо представлять этот эпизод как доказательство слабости Сталина как летчика. В конце концов он нашел линейный ориентир и благополучно вернулся на свою территорию. К тому же давали о себе знать длительные перерывы в пилотировании. Одно дело командовать полком по картам, совсем иное самому оценить обстановку в воздухе. В.И.Сталин это понимал, но фраза отца «…мне и одного пленного хватит!» долгое время не давала покоя. Представьте состояние отличного летчика, находящегося постоянно на передовой, у которого даже собственный самолет с бортовым номером 12 есть, рвущегося в бой, но нарывающегося только на запреты. Зная вздорный характер Василия, можно было предположить, что с создавшимся положением он долго мириться не будет. Чувствуя, что с каждым днем прикованности к земле он теряет свои качества летчика—истребителя, еще на Волховском фронте в 1941 году он впервые нарушает приказ. Георгий Васильевич Зимин, ставший свидетелем этого полета, в подробностях изложил эту историю: «В эскадрилье Василия Сталина в те дни на задания летали лишь несколько человек: новые машины Як–1 поступали в полк в разобранном виде. Их собирали, облетывали, опробовали оружие. А тут еще неувязка: пилотов, которые раньше не летали на „яке“, следовало потренировать на таком же самолете, но со спаренным управлением, а спарки в полку не было.

— Василию, конечно, не терпелось освоить «як». И вот однажды утром, работая в штабе, я услышал гул самолета, — припоминал потом генерал Шинкаренко. — Погода была облачная, заявок на боевые вылеты не поступило, учебно—тренировочные полеты не планировались. «Кто же самовольничает?» — встревожился я. Подошел к окну и вижу «як», выруливающий на взлетную полосу. Звоню на стоянку. Докладывают: «Командир эскадрильи решил выполнить тренировочный полет».

Только этого не хватало! Без единого провозного — и сразу самостоятельный?..

Тот полет заставил крепко поволноваться командира и комиссара полка. И любого—то пилота не всякий отважится выпустить на новой машине без подготовки, без провозных, а тут — сын Сталина…

Василий взлетел уверенно. Набрал высоту до нижней кромки облаков, выполнил, как принято, круг — маршрут с четырьмя разворотами в районе аэродрома — и запросил по радио: «Я — Сокол. Разрешите посадку?»

Скорость на «яке», как в воздухе, так и посадочная, была значительно больше, чем на «ишачке». Летчик сообразил, что будет перелет, и принял грамотное решение — уйти на второй круг, чтобы не промазать и приземлить машину в безопасных пределах летного поля. Но только с третьего захода колеса «яка» коснулись земли. Василий справился с посадкой, хотя пробег самолета оказался больше рассчитанного. Многие на аэродроме тогда видели, как истребитель вырвался за посадочную полосу, а затем стремительно понесся на линию железной дороги…

Кто—то сказал, что у пьяных и влюбленных есть свой ангел—хранитель. Василий был трезв. Но то, что произошло дальше, другому хватило бы на полжизни — вспоминать да описывать в ярких красках. Самолет на большой скорости ударился о железнодорожное полотно, вздыбился, перескочил через рельсы, чудом не зацепив их колесами шасси, и остановился в нескольких метрах от глубокого оврага…

— Конечно, я отчитал тогда Василия, — заметил Шинкаренко, — пытался образумить его, но он беспечно отмахнулся, мол, что шуметь — машина—то цела. А потом откровенно заявил: «Надоело сидеть, когда другие летают. Я все—таки комэск. Сколько, в конце концов, ту спарку ждать!..» И тут Василий вдруг предложил: «Отпусти в Москву. Даю слово: будут у нас те машины!»

Речь шла о самолетах—спарках, которые помогали бы обучать молодых летчиков, но их в запасных полках не было. Василий решил и эту проблему. Впрочем, все, за что бы он ни брался, доводил до конца. Спарки прибыли, а Василия «отфутболили» в Инспекцию ВВС.

Хотелось бы прокомментировать этот случай. В 1941 году самолет Як–1 только поступил на вооружение. Летать на нем никто не умел, так как он прошел лишь заводские летные испытания. То есть любой севший за штурвал нового «яка» практически выполнял работу летчика—испытателя. И надо обладать большой долей мужества, чтобы взлететь и сесть на незнакомом самолете, даже без рекомендаций испытателей и инструкторов. Машину приходилось изучать методом проб и ошибок. Так что нет ничего удивительного в том, что Василий, не зная особенности новой машины, сумел ее поднять, пилотировать и посадить. Причем аварийная посадка, тем не менее, окончилась благополучно. Не мог знать Василий, что у нового самолета в отличие от машин предыдущего поколения пробег при посадке на 500 метров длиннее. Никто ему об этом не говорил, потому что сами не знали. И, тем не менее, машину не разбил! Кроме этого, оценив проблемы пилотирования Як–1, он добился появления в полку самолета—спарки, на котором можно было обучать летчиков пилотированию на этой сложной в управлении машине. Так что случаи, которые описываются как ошибки сына Вождя, могут убедить лишь тех, кто не знаком с особенностями авиации, и являются голословным кликушеством в адрес Василия Сталина. Отправляя Василия в Инспекцию ВВС, авиационные начальники думали, что там поспокойнее, но надо было знать нрав Василия. Он использовал свою должность в Инспекции для осуществления идеи ударных воздушных группировок. Когда Особая группа № 1 была создана, Василий, как ее шеф, убыл под Сталинград. Но и здесь под Сталинградом он, несмотря на запреты отца, начинает летать. И сразу проявил себя отличным воздушным бойцом. После многих формирований, первой опалы отца, опять фронт и опять вылеты сквозь запреты. Многие факты личной отваги подтверждают многочисленные свидетели. Одна из них Екатерина Феодоритова: «Интересная встреча была у деда Русина Леонида Васильевича на Волховском фронте, куда его отправили курьером с важными бумагами. Он попал в полк, где служил Василий Сталин. Все летчики вернулись с боевого задания, кроме сына вождя. Командир белее снега, по расчетам бензин на исходе, и вдруг точка на горизонте. Так воевал Василий, в пылу воздушного боя никто ему был не указ» (http://feodorit.msk.ru/f_rusin.htm).

Но вернемся к боевой работе 434–го полка…

Всего Особая группа № 1 действовала на Сталинградском фронте до 4 августа 1942 года, после чего, передав оставшиеся Яки 484–му полку, убыла в Подмосковье. Через пару недель она вновь появилась севернее Сталинграда на аэродроме «Совхоз Пролетарский». И вновь мастерство летчиков полка, действия которого направлял Василий Сталин, позволило нанести фашистской авиации несколько сокрушительных ударов, помогло остановить наступательный пыл фашистов, которые рвались к Волге.

Волгоградец, полковник в отставке Александр Владимирович Шаповалов, в период этих боев — начальник медицинской службы 467–го БАО, рассказывает, что две недели медики обслуживали группу асов полковника Василия Сталина. До сих пор Александр Владимирович восхищается мастерством летчиков этой группы, которые умели делать, казалось, невозможное: по тревоге взлетали все разом, даже под прямым углом друг к другу, и сразу вступали в схватки, отправляя на землю горящими один вражеский самолет за другим (http://www.kacha.ru/php/museum_text.php?id=27).

Началась напряженная работа: немцы рвались к Волге, самолетов не хватало, отстреливаться приходилось, как говорят летчики—фронтовики, «до железки». Часто, возвращаясь на свой аэродром, самолеты полка были беззащитны, и в этот момент их нагоняли и пытались уничтожить вражеские истребители. Но это редко удавалась прославленным асам Люфтваффе. Зато после войны они подняли настоящую бурю в стакане воды по поводу своих геройств, а современные исследователи, опираясь на «правду» руделей и бакхорнов, пытаются принизить значение действий нашей авиации. Естественно, досталось и Василию Сталину. Точнее, ему—то достается больше всего.

Совершенно справедливо считать, что на войне есть не только герои, но и трусы. Среди летчиков трусов найти очень сложно, и поэтому пошли простым путем: когда началось оплевывание заслуг И.В. Сталина, за неимением другого «мальчика для битья» от авиации досталось его сыну Василию. И поползли слухи, которые нашли достойных своих собирателей. Один из них, А. Колесник в своем «исследовании» пытается унизить Василия Сталина чужими устами, совершенно не разбираясь в описываемой теме. Вот выдержка из его книги: «Об одном эпизоде рассказал автору генерал—полковник И.С. Глебов: „Под Сталинградом, у хутора Широкого, на командном пункте 4–й танковой армии в присутствии командующего, генерала Владимира Дмитриевича Крюченкина, я стал свидетелем атаки двумя немецкими „мессерами“ десяти наших самолетов, причем наши в бой не ввязывались, а всячески уклонялись, выстроившись в круг и уходя, перемещались по спирали. Все это было настолько возмутительно, что по указанию командарма была дана телеграмма командующему. Полученный ответ озадачил нас. В нем говорилось, что самолеты после выполнения боевого задания вел на аэродром Василий Сталин, и советовалось не поднимать больше этот вопрос“. Что стояло за этим эпизодом, сегодня установить трудно, но обвинять Василия в трусости никак нельзя» (Колесник А. Хроника жизни семьи Сталина. — Харьков, СП «Интербук», 1990). Если учесть, что Колесник выпустил свою книгу в 1990, году то нет ничего удивительного в том, что я встретил эту же цитату, только без упоминания ее автора, в книге О.С. Смыслова. Правда, описан этот эпизод был гораздо красочнее. И рождается новая легенда: «Могу предположить, что группа во главе со Сталиным как раз в июле 1942 года перелетала из Подмосковья на фронт. А уклонение от боя можно объяснить лишь соответствующими указаниями командования, данными на перелет…» Это какие же указания могло дать командование пилотам в прифронтовой полосе? Не вступать эскадрилье в бой с парой противника, при превосходстве 1:5 в пользу «сталинских соколов»? Дописались вы, господа! Даже если бы подобное распоряжение и было, неужели, по вашему мнению, у рискового Василия Сталина не хватило бы смелости атаковать противника вопреки приказу? Он и не такие распоряжения нарушал, ради достижения цели. Нет, писатель О. Смыслов, вы нарочно искажаете факты. В оригинале—то «говорилось, что самолеты после выполнения боевого задания вел на аэродром Василий Сталин». Это возвращение с боевого задания, а не перелет из Подмосковья! Кстати, в случае перелета пулеметы и пушки всех самолетов во время войны все равно были бы заряжены. Вам ли это не знать?

Единственное, в чем прав А. Колесник, так это в том, что Василий Сталин не трус. Смыслов, правда, с этим не согласен, но у него свои взгляды на авиацию вообще и на В.И. Сталина в частности. Подспудно чувствуя, что что—то здесь не то, А. Колесник, тем не менее, не удержался от опубликования этого эпизода. Довожу до сведения автора, профана в вопросах действия советской фронтовой авиации, что десяток наших самолетов мог выстраивать оборонительный круг только в одном случае — в случае полного расхода боекомплекта и горючего во время произошедшего до этого воздушного боя при отходе на свою территорию. И ни при каких иных обстоятельствах! Немецкие асы, эти хваленые «белокурые рыцари» с дубовыми листьями, действовали как шакалы всю войну. Их излюбленной тактикой был подход со стороны солнца на выходящие из боя самолеты в тот самый момент, когда наши самолеты были наиболее беззащитны: обычно во время боя боеприпасы расходовали, как говорили, «до железки», то есть даже застрелиться при желании нечем было. А норма горючего рассчитывалась на 5 минут боя, боеприпасов при непрерывной стрельбе — на 8 секунд. Именно так описывали боевые задания Кожедуб и Евстигнеев, Покрышкин и Попков. Ну, прочтите хоть кого—то из наших Героев, а потом уж беритесь книги об авиации писать! Я не знаю, о каком из жарких дней 1942 года говорит танкист И.С. Глебов, но у меня сложилась такая картина: отработав на передовой, эскадрилья В.И. Сталина отходила на свою территорию. В это время их и подстерегли немецкие «охотники». И попала эскадрилья в очень нехорошую ситуацию, когда отбиваться от немецких стервятников нечем (боекомплект израсходован в бою), да и до своей территории как—то надо добираться, а топлива дай Бог до аэродрома дотянуть. И как же должен был действовать комэск? Единственно верное решение в такой ситуации спасать самолеты и жизни товарищей. Вот и построилась эскадрилья в оборонительный круг, после чего (судя по описанию боя) приходилось еще имитировать атаки с незаряженными пулеметами. То, что было именно так, подтверждает ответ из штаба: возвращались «самолеты после выполнения боевого задания». А то, что не совсем умные «полководцы» от пехоты и бронетехники на земле не поняли происходящего в воздухе, так это их проблема. Не в их компетенции судить о действиях авиации, в которых они разбираются как пилоты в устройстве танка. Своим бы делом занимались получше, может, немцы до Сталинграда и не дошли бы! В конце концов, Василий же отцу не жаловался на то, что эти танкисты и пехотинцы откатились до Сталинграда и Кавказа? Неуместную панику разводите, товарищи! Повторяю, что единственное, с чем я соглашусь, так это с тем, что «Василия в трусости обвинить нельзя». Попробуйте посидеть в безоружном самолете, когда тебя атакует пара самолетов противника, а потом уж рассуждайте о смелости. Отсутствием смелости страдали как раз немецкие асы. Вот что рассказал об этих «смельчаках» командир штрафников Иван Федоров: «Я и мой напарник Андрей Боровых с раннего утра вылетали на разведку. Провели мы ее успешно и возвращались обратно. И буквально напоролись на „картежников“: они группой патрулировали за нашей линией фронта. Соотношение никудышное — их четырнадцать против нас двоих. Но уклониться от охотников было уже невозможно: они приметили нас раньше. Нужно было принимать бой. Я говорю по радио Андрею: „Расходимся!“ Отработанный прием — расколоть группу немцев надвое, положиться на индивидуальную технику пилотирования и после короткого боя попытаться оторваться от них. Если одного собьют, другой может доложить о результатах разведки. А поначалу идем в лоб ведущей паре. Огонь открыли почти одновременно с ними. На сдвоенной скорости трудно ожидать попадания, и все же я услышал удары по фонарю своего самолета. Переносицу обожгла боль. Привычным маневром завертел самолет по всем осям, в том числе и вверх ногами, делая вид, что самолет мой поврежден. А Боровых резким боевым разворотом ушел вверх.

Я кувыркаюсь и стараюсь не терять из вида самолеты врага. Сквозь забрызганный кровью потрескавшийся фонарь вижу: два «мессера» подходят ко мне. На хвосте ведущего вижу красную фигуру дракона. Он подошел совсем близко, летит рядом с моим «яком» и разглядывает его. (Позднее пленные «картежники» объясняли, что им было дано указание записывать заводские номера сбиваемых самолетов.) Чуть выше его ведомый, на носу самолета намалеван червовый туз.

Останавливаю кувыркание своего «Яка» напротив «дракона» и даю ему очередь в упор. Она пришлась по кабине и мотору. «Мессер» вошел в крутое пике. Быстро подворачиваю нос «Яка» на ведомого и опять стреляю — из крыла «червового» дым, затем пламя, и он, медленно переворачиваясь, стал падать. Осматриваюсь: основная группа немецких самолетов наверху, но оттуда валится еще один сбитый «мессер» — это Андрей Боровых добился победы. У него вообще никогда не было осечек в бою.

Я даю форсаж и иду вверх. И вдруг замечаю, что «картежники» уходят. Уходят на большой скорости, с принижением. Одиннадцать от нас двоих!» (Поздняков Н. Командир штрафников. // Совершенно секретно, № 06, июнь 2001 г.).

Если кому—то покажется, что это только в конце 1942 немцы поджали хвосты, посмею уверить, что это не так. Уже осенью 1941 года, по словам немецких авианачальников Люфтваффе, «на полевых аэродромах России в изобилии имелись авиагруппы, в которых оставалось 3–4 боеготовые машины» (Каюс Беккер, «Люфтваффе: рабочая высота 4000 м»). Так богатое на победы лето 1941 года сменилось осенью. Пришло время и посчитать потери, которые оказались вполне соизмеримы с потерями в воздушной «битве за Англию» (Морозов А. Советские и немецкие асы. Как немецкие «короли неба» стали королями без королевства. // Русская цивилизация, 24 января 2005 г.). Если учитывать, что немцы уже осенью 1941 года имели проблемы с эффективностью действий собственной авиации и потерями в ней, то под Сталинградом год спустя происходило настоящее избиение «королей неба», хотя летчики Люфтваффе оказались сильным противником.

Иван Федоров к концу войны командовал дивизией и никаких иллюзий насчет немецких асов не питал. Как не питал их и Василий Сталин. И если незадолго до начала нашего печально известного летнего отступления 1942 года немцы, узнав, что в Уразово находится родной сын Сталина, сбросили над аэродромом листовки, в которых он приглашался на воздушную дуэль и на которые рвавшийся в бой Василий ответить боевой работой полка не смог, так как наше высшее командование, прознав о предстоящем поединке, срочно отозвало отчаянного и высокородного полковника в Москву, от греха подальше, то год спустя Василий Сталин отыгрался сполна (сайт «Страницы истории 32–го гвардейского Виленского орденов Ленина и Кутузова III степени истребительного авиационного полка», статья Сергея Исаева). Он не простил наглую выходку фашистских асов. Не будучи трусом, Василий воевал под своим именем. Немцы это знали, и на Северо—Западном фронте в марте 1943 года я видел листовку немецкую: «Вашу авиацию мы не боимся. Группой полковника Сталина вы все небо не закроете» (Глушик Е. Артем Сергеев: Вспоминаю Сталина. // Сборник статей газеты «Завтра». — http://stalinism.ru/alive/artem.html). После этого его полк устроил настоящую охоту на асов немецкой авиадивизии «Удет». Об этом событии корреспонденту газеты «Забайкальский рабочий» Г.С.Акопян рассказал в интервью очевидец тех событий Калистрат Викторович Калашников:

«Галина Степановна Акопян: Немецкие летчики действительно — непревзойденные асы или все—таки это больше легенда?

Калистрат Викторович Калашников: С такими асами мы встретились впервые после Белорусской операции, в Польше. Прилетели они на «фокке—вульфах» — носы самолетов покрашены в желтый цвет, а фюзеляжи разрисованы всякой чертовщиной. От них мы понесли большие потери, потому что нас прикрывали «кобры», а это уже устаревшая модель, хотя Покрышкин летал только на нем. Неделю они нам досаждали, а потом прилетел полк Василия Сталина на «Ла–5» — носы покрашены в красный цвет, а на фюзеляжах звезды — количество сбитых самолетов. Буквально за считаные дни «желтоносиков» сняли. Но факт признанный — у немцев действительно много хороших летчиков было и авиация сильная. Но и у нас асы были не хуже, во второй половине войны мы научились воевать, и немецкие летчики были уже не столь высокомерны» (Акопян Г. «Тыл и фронт были едины, а сейчас нас разъединили…» // Забайкальский рабочий, № 28 (24233)).

Как говорил один из героев фильма «В бой идут одни „старики“: „Горят бубновые!“ А прототипами практически всех персонажей этой картины стали летчики того самого сталинского гвардейского… Вот как разделался сам „Маэстро“ — Виталий Иванович Попков с одним из немецких „экспертов“. В один из жарких дней, после трех воздушных схваток, эскадрилья встретилась с новой волной вражеских истребителей. „Жуткая была карусель!“ — вспоминают летчики. На выручку врагу подошла ярко раскрашенная машина. Ее сопровождала четверка самолетов. Кто—то из наших летчиков крикнул Попкову:

— Смотри, это он! Опять он!

Виталий Попков сразу узнал старого знакомого. Как—то они встречались, но тогда разошлись. Потом выяснилось, что это был знаменитый немецкий ас, первый из гитлеровцев получивший дубовые листья к рыцарскому кресту. Он сбил двух летчиков полка.

Попков смело пошел на фашистского аса. Пока товарищи Попкова сражались с четверкой сопровождавших истребителей, развернулся головокружительный поединок двух виртуозов—мастеров. Победил Попков. Разрисованный самолет загорелся и пошел вниз. Летчик выбросился с парашютом. Вскоре его привезли. Он не поверил, что его сбил этот худощавый молодой человек, потом добавил, что его сбили случайно на резком ракурсе. Тут не выдержал командир полка: «Выходит, ваши асы не доросли до такой тактики. А мы уже свыше десятка самолетов сбили на резких ракурсах. От него пошли эти „приемы“, — показал командир на Попкова (http://www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=348).

Летчик—истребитель Виталий Попков, у которого Василий Сталин был непосредственным начальством, отзывался о своем командире только положительно. И не в 40–х, когда он мог бояться мести за криво сказанное слово, а в 1999 году. Достаточно высоко он оценивает В. Сталина не только как человека, но и как пилота. Это именно он лично подтверждает, что Василий Сталин совершил 27 боевых вылетов и сбил 2 немецких самолета. Сам Попков совершил 168 боевых вылетов, сбил 41 немецкий самолет. В конце войны командовал 5–й гв. ИАП, а Вася Сталин командовал дивизией, куда входил этот полк. Про этот полк и Попкова снят фильм «В бой идут одни „старики“. В фильме образ „Бати“ — командира полка — собирательный. Прототипами его стали Василий Зайцев и… не кто иной, как Василий Сталин. Правда, в фильме комполка человек в возрасте, но характер отражен точно. Сам Попков является прототипом сразу двух персонажей: „Маэстро“ Титаренко и „Кузнечика“ Александрова. Немногим известно, что счет сбитым самолетам он открыл именно так, как показано в фильме, когда „Кузнечик“ завалил „мессер“ против всех правил боя, на взлете. Самолет Виталия Попкова (и не он один) действительно носил на борту опознавательные знаки в виде надписей „Веселые ребята“ и нотного стана. Два таких самолета были подарены джаз—оркестром Утесова, отсюда и „музыкальный“ камуфляж. Прозвище „Маэстро“ Виталий Попков заработал за исполнение „Амурских волн“ на пианино. „Сначала так прозвали меня в полку за мои занятия на земле, а потом за то, что я делал в небе. На земле я руководил джаз—оркестром. А однажды моя эскадрилья в небе над Днепропетровском устроила немцам такой „небесный джаз“ (мы сбили тогда 10 самолетов, и три из них — я), что мой заместитель Герой Советского Союза Серега Глинкин прямо в воздухе обратился ко мне: „Командир, можно мы запоем?“ Ну, настроение у меня было, сами понимаете, какое, и я сказал: „Давай!“ И вот в боевом эфире наш небесный хор запел: „Ой, Днипро, Днипро, ты широк, могуч…“ Пропели мы эту прекрасную песню от начала до конца. И вдруг земля таким милым женским голосом говорит: „Большое спасибо, маэстро!“ Я, конечно, заулыбался и спрашиваю: „Это за что? За концерт или за бой?“ И тот же милый голос прошептал: „И за то, и за другое…“ Вот такая была у нас „поющая эскадрилья“! Не случайно сам Утесов подаренные нам истребители назвал „Веселые ребята“… (Добрюха Н. Мой позывной — „Маэстро“ // Аргументы и факты, № 08 (1269), 23 февраля 2005 г.). „Потом разучили „Смуглянку“ — „клен зеленый, раскудрявый, лист резной…“ Признаюсь, не могу спокойно смотреть кадры фильма, где рука летчика сжимает штурвал и гашетку… Жизнь — мгновение. В «поющей эскадрилье“ почти все стали Героями Советского Союза“ — вспоминает Виталий Попков. (Чуев Ф. Памятник при жизни. // Аргументы и факты, № 18(179), 5 мая 1997 г.).

Авиамеханик Александр Михайлович Найденов вспоминал о «поющей эскадрилье»: «Наш полк был участником парада в Тушино, в Москве. Здесь видел Василия Сталина, который командовал третьей эскадрильей. Смелый был летчик. Про него так и говорили: хулиган Васька прилетел. Любили его, старались, чтобы самолет для него был всегда готов. Перед парадным вылетом играл оркестр боевых летчиков. Инструменты погибших товарищей лежали тут же, в память о них, не вернувшихся из боя, не доигравших эту замечательную музыку» (Гуреу Л. «Шел мальчишке в ту пору восемнадцатый год…» // Газета «Тюменская область сегодня», от 11 сентября 2003 г.).

Работал полк В.Сталина на износ. Он стал «пожарной командой» Сталинградского фронта. И это тоже достижение Василия. Именно он добился, чтобы полк не был четко привязан к одному участку фронта и, по возможности, бить немцев там, где они были особенно необходимы.

По мнению Смыслова (Смыслов О.С. Василий Сталин. Заложник имени. — М.: Вече, 2003. — стр. 129), «многие авторы книг о В.И. Сталине утверждают, что сын вождя был летчиком отличным, смелым и отчаянным. Возможно, только между летчиком в бою и в мирном небе существовала, да и существует теперь огромная разница». Согласен, разница существует, но только между гражданской и военной авиацией! А где во время войны «мирное небо» можно найти, ума не приложу! Василий Сталин никогда не имел никакого отношения к гражданской авиации, то есть он не был летчиком «мирного неба». Он с первых дней войны и до 1953 года был военным летчиком. Для военного летчика (а это подтвердят и современные пилоты) грань между мирным небом и военным очень призрачна. Пилот современного Су–27 отправляется не в рейс, а именно на учебный или боевой вылет. И Сталин и во время войны, и после нее летал исключительно как боевой летчик! И уж кому как не автору, человеку, окончившему Военно—воздушную академию имени Ю.А. Гагарина, это знать. Как должен знать и то, что одним из сложнейших элементов пилотирования является ночной полет. Именно за «всепогодность» и ночное пилотирование присуждается классность. Вот Нина Короткова, инженер БАО одного из авиаполков, приводит свидетельство как раз хорошего сложного ночного пилотирования самолета В. Сталина: «А случай, когда на ночном аэродроме собралось все командование истребительной авиадивизии, она запомнила на всю жизнь. Оказывается, тогда в Варшаве она вместе со всей аэродромной командой помогала совершить посадку самолету Василия Сталина. Он пробыл в дивизии только день. А следующей ночью они освещали ему полосу на взлете» (Бакланов Ю. Как Нина Короткова Сталина посадила // Сельская жизнь, № 34–35 (23052–53), от 5 мая 2005 г.). Слабый летчик, сами понимаете, не сможет совершить подобное. Далее перерывший архивы Министерства обороны О. Смыслов утверждает, что «в 1941–1942 гг. В.И. Сталин боевых вылетов не совершал». Чтобы обманывать читателя, не обязательно рассказывать о своих героических изысканиях в кубометрах архивных бумаг. Э, какое открытие совершил О. Смыслов, архивокопатель и исследователь ценных документов! Он, видимо, считает, что все вокруг должны знать, что В. Сталин «делал карьеру», и изыскивает—таки в архивной пыли бумаги, говорящие о том, что почти год Василий Иосифович просидел на земле, когда товарищи кровушку лили. Хотя давно уже без всяких архивов известно, что до лета 1942 года В.И. Сталин не совершал боевых вылетов. Он был инспектором ВВС, пребывающим в боевых полках. А что ж автор молчит об остальном периоде боевой службы Василия Сталина? Где остальные три года войны? Пусть О. Смыслов его однополчан попытается убедить, что в самолете Як–7Б с бортовым номером 12 летал не их командир, что не Василий Сталин был ведомым Долгушина, что Прокопенко перепутал его с другим отважным летчиком, которого спас в воздушном бою! Но самое главное, пусть О. Смыслов попытается опровергнуть самого себя в том, о чем еще десять страниц назад (стр. 118) так самозабвенно писал: «На КП армии доложили, что группу ведет товарищ Сталин»! Это будет удар по авторскому самолюбию: на страницах собственной книги обнаружить прямое подтверждение тому, что Василий Сталин совершал боевые вылеты в составе эскадрильи! При работе над своим творением О. Смыслов научился очень ловко опровергать себя! По этой части он прямо виртуоз какой—то. Желая блеснуть знаниями по авиации времен войны, он на стр. 119 пишет: «В боях под Сталинградом эффективность действий советской истребительной авиации была слабой, и только этим можно объяснить высокие потери» Чьи высокие потери вы объясняете? По сводкам того же Смыслова, буквально не следующей странице (стр. 120) приводятся данные по действиям 434–го ИАП в период с 13.07.42 по 3.10.42, то есть за самое кровопролитное время Сталинградской эпопеи: «…полк произвел 2359 боевых вылетов, сбил 137 самолетов противника. Свои потери: самолетов — 29, летчиков — 16». То есть на каждый наш сбитый самолет приходилось почти 5 немецких. Почему же вы считаете, что «эффективность действий советской истребительной авиации была слабой»? И это почти при равенстве сил 4038:3100 (ВВС СССР — Люфтваффе), по словам того же Смыслова (стр. 128). То есть разница в соотношении количества самолетов 1,3:1 в пользу советской авиации невелика, а коэффициент потерь 1:4,7 опять в нашу же пользу говорит о беспрецедентном избиении хваленых асов Люфтваффе. Так кто же воевал лучше? Суворовское «не числом, а умением» нашло свое приложение не только в тактике наших наземных войск, но и в воздухе. Неясно одно — откуда у воздушных «охотников» Геринга столько «сбитых» самолетов? И почему современные исследователи так любят унижать советских летчиков? Товарищ Смыслов, чем вас обидел дважды Герой Советского Союза Виталий Попков, однополчанин Василия Сталина? Почему перед тем, как оскорблять человека на страницах своего писания, вы не нашли его и хотя бы из уважения к теме не уточнили вопросы, в которых вы даже не плаваете, а тонете? Может, тогда и станет вам понятно, что один к пяти — это не сухая статистика наших побед. Это полное превосходство советской авиации в небе над Сталинградом! А то вы прямо упиваетесь цитатами немецких пилотов, не приводя в противовес ни одного свидетельства наших летчиков—ветеранов. Смыслов совершенно справедливо утверждает, что «отношение со стороны летчиков всегда складывалось по поведению в бою. Особенно не любили тех, кто, имея летную подготовку, на боевые задания не ходил. Не любили летчики и когда в группу включали руководящих работников». В отличие от современных сдувателей архивной пыли я, изучая рассказы ветеранов, не нашел ни одного (!) воспоминания, где бы Василия Сталина упоминали с плохой стороны. Хотел Смыслов показать Сталина трусом, а, объявив статистические данные, связанные с именем Василия, выступил его адвокатом. Высокие командирские способности В.И. Сталина подтверждают не бездушные чернильные строчки документов, а живые свидетельства ветеранов: «Командиром дивизии, в которой служил А.М. Власов, был Василий Сталин — требовательный, смелый, настоящий боевой летчик.

— Очень он уважал авиаторов, — вспоминает ветеран. — А вот администрацию аэродрома держал в ежовых рукавицах. Не любил чиновников. 9 мая 1945 года наш аэродром находился в 35 км от Берлина. И вдруг в 9.00 к нам без предупреждения приезжает Василий Сталин. Шумно поздравил личный состав полка с Победой, забрал с собой Пашкевича (комполка. — Авт.), и тот, бедный, не появлялся в расположении части в течение пяти дней.

Одним словом, где начинается авиация, там — победы! И… отдельные нарушения дисциплины» (Кузнецкий В. За победу // Газета «Волжская Коммуна», № 83 от 07.05.2005 г.).

Ну, это нарушение дисциплины было вполне объяснимо: свадьба боевого друга! Василий Сталин, обладая великолепным чувством юмора, решил женить комполка Виталия Попкова, того самого «Маэстро» из фильма, в сердце поверженной Германии — в Берлине! И вот как это происходило: «Перед самым концом войны, — вспоминает Виталий Попков, — я был назначен командиром полка. Мы дислоцировались на аэродроме Тельтов. Как только узнали, что враг капитулировал, в полк звонит комдив Василий Сталин: „Попков, готовься! На праздник приедем всем штабом. Победу с асами будем отмечать!“

Вечером был хороший сабантуй. Поднимается Василий Сталин и говорит: «Победу празднуем, а изюминки нет. Давайте, женим командира полка. Майор, Герой Советского Союза, жених на вес золота. Кто откажется от такого?» И смотрит на нашего полкового врача, капитана медицинской службы Раису Волкову. Она была моей симпатией, и я сразу как—то внутренне согласился с предложением комдива. Но не знал ее отношения к себе.

Поднимаюсь и говорю: «Давайте спросим у Раисы: согласна ли она?» Она решилась. И загудела… уже свадьба. Салютовали автоматной, пистолетной стрельбой! 56 лет вместе прожили мы с Раисой Васильевной, вырастили детей, внуков. Так что, День Победы для меня — двойной праздник». (Виталий Попков, интервью Анатолию Докучаеву // «Учительская газета», WWW.UG.RU № 19 (9944) / 2003–05–06).

Виталий Попков был не просто фронтовым товарищем Василия, но и настоящим другом. Зря О.Смыслов считает, что таковые в кругу Василия не водились, что все окружение состояло из людей преследующих личные интересы в общении с Василием. Вот какую «корысть» извлек Попков из дружбы со Сталиным: «Мы часто виделись, он помогал мне, чем мог. Благодаря его стараниям мою будущую жену Раю — старшего лейтенанта медицинской службы — перевели поближе ко мне, хотя сначала мы служили на разных фронтах. Я познакомился с Раей в госпитале, где восстанавливался после ранения. Кстати, Василий Сталин был у меня свидетелем на свадьбе 9 мая» (Гороховский А. «Во время войны Леонид Утесов подарил летчикам легендарной поющей эскадрильи 41 пластинку с блатными одесскими песнями и… два боевых самолета» // «Факты и комментарии», от 15 марта 2002 г.).

Это именно он, Виталий Иванович Попков, возглавил кампанию по реабилитации Василия Иосифовича Сталина, и в 2003 году справедливость была восстановлена. Спустя полстолетия с командира 434–го истребительного авиаполка, впоследствии 32–го гвардейского авиаполка, благодаря усилиям летчиков—ветеранов и родственников были сняты все обвинения. «Маэстро» прикрыл «Батю» в том, может быть, последнем бою.

Все можно отнять у человека — славу, значение в обществе; можно приписать ему дурные качества… например, честолюбие, эгоизм, глупость, все, что хотите — одного невозможно отнять: благодетельных последствий деятельности, ежели она направлена на что—либо полезное для общества и государства.

(Адмирал П.С. Нахимов)

Выпустили Васю из Качинской авиашколы 25 марта 1940 года на самолете—истребителе И–15. Один год он служил на должности младшего летчика 16–го ИАП 57–й авиабригады, дислоцированной в подмосковных Люберцах, а с марта 1941 года учился на Липецких курсах командиров эскадрилий. Тогда же он вступил в брак с Галиной Бурдонской. Затем был зачислен в командную академию ВВС, но учиться не захотел. С начала войны служил в Инспекции ВВС (сайт «Страницы истории 32–го гвардейского Виленского орденов Ленина и Кутузова III степени истребительного авиационного полка», Сергей Исаев).

Так началась служебная карьера сына руководителя Советского государства. Не желая засиживаться на академической скамье, мечтая о небе, Василий Сталин вырывается в боевой полк. Пытаясь испачкать Василия Иосифовича грязью, увы, не чернил, а мыслей, О.Смыслов методично перетирает каждую косточку «своему герою» (так он называет Василия в своей книге). «Убедив» читателя в том, что В.Сталин, как современные студенты—нувориши, протирал штаны в Каче, Смыслов продолжает изрыгать поток гадостей уже на инспектора В.И. Сталина. Он доводит до сведения, что «Великая Отечественная война застала Василия в командировке в Прибалтике, в Таллинне, где он инспектировал военные представительства авиационной промышленности. Звучит, конечно, красиво: „инспектировал“… (Смыслов О.С. Василий Сталин. Заложник имени. — М.: Вече, 2003. — Стр. 92). При прочтении книги меня, честно говоря, эта неоконченность мысли зацепила. В ожидании интригующих подробностей я жадно начал перелистывать страницу за страницей „творения“ Смыслова. Но, после столь заманчивой завязки последовала целая масса документов, статистических данных, анализа первых месяцев войны, короче, половина конспекта по тактике и организации советских ВВС начального периода войны, сохранившегося у Смыслова после окончания академии, все, кроме… собственно деятельности Сталина в составе Инспекции ВВС. Немногие разрозненные упоминания имени сына вождя в главе, посвященной началу карьеры Василия Сталина, никоим образом не связаны с деятельностью инспекции. Поэтому постараемся восполнить пробелы то ли памяти, то ли логики исследователей жизни сына Верховного и восстановим картину первых дней войны.

По окончании Липецких курсов 5 июня приказом наркома обороны № 01481 Василию Сталину присваивается звание «старший лейтенант» и следует назначение на должность летчика—инспектора Главного управления ВВС Красной Армии. По документам, а именно согласно записке секретариата Разведуправления Генштаба РККА отделу управления кадров ЦК ВКП (б) от 26 августа 1941 года, Василию разрешается бывать в командировках на фронте. Пока его служебная карьера была вполне обычной. После аварии, произошедшей у Василия на Як–1 из—за незнания характеристик новейшего самолета, который он пилотировал как испытатель, его отправляют в Москву. Смыслов не обошел такой «показательный» случай стороной и углубился в выявление причин этой неудачи, которые сводились к «недисциплинированности в военное время и слабой подготовке В. Сталина как летчика» (стр. 107). Ну, «слабую летную подготовку» по Смыслову я и комментировать не буду. Ни у одного из знакомых со Сталиным людей такого впечатления не создалось. И только Смыслов, ни разу его не видевший и не присутствовавший на полетах Василия, приходит к такому выводу. Думаю, что не ошибусь, если посчитаю, что цена такого мнения невысока. Пусть Смыслов при нем и остается, а людям здравомыслящим стоит прислушиваться к рассказам очевидцев. Что же касается «недисциплинированности в военное время», то в случае с испытанием нового типа самолета этим понятием подменено другое, противоположное по своей сути, — смелость и самоотверженность, которые у Василия доходили до безрассудства.

В июне—августе 1941 года Василий Сталин — инспектор—летчик 2–го отдела Главного Управления ВВС Красной Армии, преобразованного в Инспекцию ВВС. В сентябре 1941 года Василий Сталин был назначен начальником Инспекции ВВС Красной Армии, которая имела большие полномочия: контроль над выполнением в войсках директив, приказов наркома обороны и командования ВВС, расстановка кадров, организация взаимодействия между родами авиации и другие. Организационно инспекция состояла из нескольких отделов по родам авиации и оперативно—тактического отдела. Начальником отдела истребительной авиации был подполковник М.Н. Якушин, опытнейший пилот, воевавший в Испании и награжденный орденами Ленина и Красного Знамени. Перед войной Якушин летал в составе пилотажной «красной пятерки», которую возглавлял известный военный летчик Серов. В состав отдела истребительной авиации входили опытные и заслуженные летчики, мастера боевого применения истребительной авиации: Герои Советского Союза Н.С. Герасимов, Н.Ф. Голубин, П.Т. Коробков и А.Ф. Семенов, орденоносцы Е.С. Антонов, Н.И. Власов, С.А. Горелик, Ф.М. Пруцков, М.С. Сапронов, которые воевали в небе Испании, Китая, Монголии, Финляндии (сайт «Страницы истории 32–го гвардейского Виленского орденов Ленина и Кутузова III—ей степени истребительного авиационного полка», Сергей Исаев).

Сентябрьское повышение до должности начальника инспекции — это уже результат ускоренного продвижения по службе, о нем позаботились высокие начальники, что повторялось и в дальнейшем. Но не стоит думать, что только Василию как сыну вождя был задан «высокий темп» продвижения по карьерной лестнице. Были ли прецеденты столь стремительного служебного роста, как у Василия, среди других воздушных бойцов? Конечно, были! Например, А.К. Серов в 1938 году был старшим лейтенантом, командиром эскадрильи, а через год он уже комбриг, начальник Главной летной инспекции ВВС РККА. В.С. Хользунов в 1936 году капитан, командир эскадрильи, а в 1937–м — командующий армией особого назначения. А.А. Губенко в 1936 году был старшим лейтенантом, командиром звена, а в 1938–м — полковник, заместитель командующего ВВС округа. Г.Н. Захаров в 1938 году командир звена, старший лейтенант, а в 1939 году — командующий ВВС округа. Георгий Нефедович в кабинет наркома обороны вошел старлеем, а вышел полковником. Г.П. Кравченко в 1937 году был капитаном, в 1941–м — генерал—лейтенантом, тоже командующим ВВС округа. П.В. Рычагов в 1937–м — старший лейтенант, командир звена, а в 1940–м — генерал—лейтенант, начальник ВВС РККА. Да и у авиационных штурманов таких примеров много. Вот Г.М. Прокофьев в 1937 году был штурманом эскадрильи, а на следующий год он уже флаг—штурман ВВС. Если сравнивать В.Сталина (старшего лейтенанта в 1941–м, полковника — в 1946 г.) с А. Губенко, то должность, к которой Василий Сталин будет продвигаться 5 лет, Губенко получил за два года службы, начав со старшего лейтенанта. То есть скорость его карьерного роста на этом этапе была в два с половиной раза выше, чем у сына вождя. Г.Н. Захаров в пять раз быстрее, чем Сталин, получил звание полковника и в семь раз быстрее округ в командование.

Если проанализировать причины столь быстрой карьеры этих людей, то становится очевидным, что Иосиф Виссарионович подбирал кадры, которые тогда, как впрочем, и во все времена, решали все. «Голод» в командном составе РККА в конце тридцатых годов ощущался жуткий, отсюда и такие блистательные карьеры. Но хороший летчик не всегда может быть хорошим командиром, поэтому многие карьерные взлеты оканчивались трагическими падениями. Вспомните судьбу Якова Смушкевича: не сумев выполнить поставленных перед ним задач в центральном аппарате ВВС РККА, он потерял и должность. И.В. Сталину нужны были надежные люди, готовые сами решать возникающие проблемы, но самое главное интересоваться порученным им делом. К младшему сыну Иосиф Виссарионович относился сдержанно и сначала не воспринял серьезно его быстроый карьерный рост, но после нескольких разговоров в Кремле исключительно о проблемах авиации он изменил мнение и все пристальнее начал присматриваться к Василию, как к профессиональному военному. Но все это произошло позже, в 1945 году, когда Василия выделяли среди таких же, как и он полковников, успехи его дивизии.

Так что не стоит завывать о стремительном взлете «милого сыночка» самого Сталина. Все было как раз наоборот. Отец же трижды пресекал его служебный рост, причем во время войны — дважды.

Первый раз это было так. У Васи возник роман со школьной одноклассницей Ниной Орловой, которая в то время была женой известного кинодокументалиста. Она встречала с Васей новый, 1943 год на семейной сталинской даче в Зубалове, причем приехала не одна, с матерью и ребенком. Галины Бурдонской при этом на даче не было. Вероятно, у Васи и Нины были серьезные намерения. Но оскорбленный муж сумел сообщить о своей обиде самому Сталину. В результате приказом отца после новогодней ночи Вася был отправлен на гауптвахту, а затем снят с должности начальника инспекции и отправлен на фронт командиром полка, что было значительным понижением в должности, но зато полностью соответствовало стремлениям Василия вновь попасть на фронт. Нину Орлову вернули супругу.

Нужно сказать, что такие суровые оргвыводы не соответствовали грехам юного полковника; обычно за это давали партийное взыскание. Тут сказалась тяжелая рука отца. Но нет худа без добра. Василий опять на фронте. Все возвращается: друзья, самолеты, небо. Вверенный Васе 32–й гвардейский полк был одним из лучших в ВВС и воевал очень успешно. При возвращении полка с фронта на пополнение Вася организовал рыбалку, о которой речь пойдет позже. Рыбу глушили реактивными снарядами. В лодке находились Василий, его заместитель и инженер полка по вооружению, который управлялся с РС. По какой—то причине снаряд взорвался у него в руках. Инженер погиб, Вася и заместитель были ранены. Это случилось 4 апреля 1943 года. 26 мая в полку был зачитан приказ Сталина о снятии сына с должности командира за «порчу и разложение полка, пьянство и разгул». Командующему ВВС Новикову предписывалось не давать Василию каких—либо командных постов впредь до особого распоряжения. Обращает на себя внимание полуторамесячный разрыв между происшествием и приказом. Василий это объяснял тем, что его недоброжелатель Берия выбирал удобные случаи для доклада Сталину о его неудачах и промашках. Так отец вторично сурово прервал карьеру сына. С апреля 1943 по январь 1944 года Василий не у дел и живет в Москве в известном «доме на набережной».

С января 1944 года ему вновь разрешили продолжить службу, и он отбыл на фронт в должности инспектора—летчика истребительного корпуса. Ему опять обеспечили интенсивное продвижение, назначив командиром дивизии. В этой должности он закончил войну, а вскоре был назначен командиром корпуса. С 1947 года он в Москве, сначала в должности заместителя, а затем и командующего авиацией Московского военного округа (Щербаков А.А. Летчики, самолеты, испытания, глава «Василий Сталин»).

Об отношениях Василия с отцом поговорим отдельно. Иосиф Виссарионович очень хотел видеть в своем младшем сыне помощника, который бы с присущей Василию прямотой и безапелляционностью докладывал о делах в авиации. Сейчас кажется, что И.Сталина боялись так сильно, что обмануть его никто не решался. Но все было как раз наоборот. Все перемещения в рядах Красной Армии являлись результатом неосведомленности Сталина. Кто—то из приближенных, боясь гнева, специально не делал «острых» докладов, кто—то их не делал (а таких было немало) из—за своей некомпетентности в вопросах, которыми занимался. И.В. Сталин, хоть и не всегда вовремя, но все—таки узнавал об этой «нерешительности» и сурово наказывал неграмотных специалистов. Василий понимал, что от него требуется, и старался соответствовать, но его «гусарство», которое, по мнению отца, вредило карьере и явилось оба раза поводом для снятия с должностей, не нравилось главе государства. Сейчас, конечно, легко рассуждать о выходках Василия, но давайте посмотрим на ситуацию с другой стороны. Полковнику Василию Сталину в 1942 году был 21 год! Молодой человек, по сути вырванный войной из чудесной поры юности, как и большинство его сверстников. Возраст любви и надежд, безумных поступков и порывов… А ему, как и всему двадцатилетнему поколению войны, жаждущему жизни, пришлось рассматривать сквозь визир прицела смерть. Вспомните, господа критики, себя в этом беззаботном возрасте. Сколько вы совершили безрассудных поступков, и каковы были их последствия? Так что нет ничего удивительного в том, что Василий где—то приударил за девушкой или участвовал в рыбалке с реактивными снарядами. Причем все это происходило в основном на отдыхе или переформированиях полка, то есть вдали от фронта. Все остальное время, кроме этих мимолетных мгновений, он занимался ДЕЛОМ. Современным молодым циникам и ханжам, изучающим жизнь с помощью телевизионных экранов и голливудских фильмов в стиле «Перл—Харбора» или «Первого после бога», не в чем упрекнуть боевого офицера, летчика, командира. Что, кроме собственных свиданий, они могут организовать, кем смогут руководить? А Василий Сталин в этом возрасте руководил полком, потом дивизией. Кстати, одной из самых результативных авиационных дивизий к концу войны. Его предшественник Иван Клещев, командир 434–го ИАПа, погиб в 23 года, будучи уже Героем Советского Союза, к тому времени одним из результативнейших летчиков Красной Армии. Кстати, погиб, тоже направляясь к своей возлюбленной. Так что нечего упрекать их, двадцатилетних фронтовиков, в том, что даже на войне они умели жить настоящей человеческой жизнью, в которой находилось место и любви, и шалостям, но чаще всего мужеству и самоотверженности!

Стремительный карьерный рост в первые месяцы войны в авиации в связи с большими потерями руководящего состава ВВС был настолько привычен, что происходили даже казусные случаи. Например, А.Е. Шварев к концу 1941 года стал командиром эскадрильи, будучи младшим лейтенантом. А после назначения на новую должность сразу дали старшего лейтенанта, и он должен был поехать в Москву. Но к тому моменту поездки ему уже присвоили капитана. Естественно, выписали командировочные уже на капитанское звание. В других документах — старший лейтенант. А в удостоверении личности — младший лейтенант. На въезде в Москву на одном из постов потребовали документы. Они вызвали вполне обоснованное удивление у стражей порядка: в одном документе — младший лейтенант, в другом — старший лейтенант, в третьем — капитан. Естественно задержали. Но после звонка в полк все стало на свои места (Драбкин А. Я дрался на истребителе. Принявшие первый удар. 1941–1942. — М.: Яуза, Эксмо, 2006. — Стр. 79–80).

Что же касается званий, то, начав войну старшим лейтенантом в Инспекции ВВС, Василий Сталин закончил ее полковником на должности командира дивизии. Если проанализировать соответствие воинских званий уровню занимаемых должностей, то становится ясно, что воинские звания всегда были ниже, чем должны были быть при занимаемых Василием должностях. Это свидетельствует лишь об одном: Василий для Иосифа Виссарионовича был пульсом на руке авиации (для этого и нужны были соответствующие должности), имеющий при этом весьма умеренные аппетиты («занижение» званий). Благодаря этому И.В. Сталин всегда знал истинное положение дел в ВВС страны. «Василий отцу немало рассказывал о самолетах. Отец к нему прислушивался и доверял — понимал, что Василий здесь, несмотря на то, что совсем молод, уже специалист. Возьмите подготовку экипажей. У него были прекрасные летчики, которых во многом он сам воспитал. Он обладал способностями замечать задатки, развивать их. Он за командование округом был награжден третьим орденом Красного Знамени: за подготовку дивизии, за проведение крупных парадов» (Сергеев А. О друге незабвенном. К 85–летию со дня рождения В.И. Сталина. // Газета «Завтра», № 12 (644) от 21 марта 2006 г.).

Но о наградах тоже поговорим попозже. Давайте все же выясним, чем занимались инспекторы ВВС, которые у Смыслова ассоциируются с инспекторами ГАИ в лучшем случае. На самом деле накануне войны и в первые ее дни инспекция занималась аэродромами, без которых авиация немыслима как таковая, и комплектованием новых авиаполков.

«Война Василия Сталина застала в командировке в Таллинне, где он инспектировал военные представительства зарождающейся в Прибалтике авиационной промышленности: после липецких курсов он получил назначение в группу летчиков—инспекторов.

Управление боевой подготовки ВВС, при котором находилась инспекторская группа, перешло на круглосуточную работу. Большинство времени инспектора находились в местах, где базировались запасные авиабригады и полки. Там формировались боевые части, доукомплектовывались уже повоевавшие, а также готовились к боям молодые летчики, не имевшие опыта. Инспектора, блестяще владея техникой пилотирования на всех типах самолетов, проверяли прежде всего подготовку руководящего состава частей; когда оставалось время, натаскивали к воздушным боям и молодых пилотов. Закончат работу в одной бригаде, подведут итоги — и на новое место» (Грибанов С. К 80–летию со дня рождения В.И. Сталина. // Газета «Дуэль», № 10 от 5.03.2001 г.).

То есть работа в инспекции ВВС была не тихой тыловой должностью, а настоящей напряженной боевой службой без сна и отдыха. Вспоминает Б.В.Веселовский, воевавший впоследствии в знаменитой ударной авиагруппе «Меч»: «На аэродромах, куда мы прибывали, никаких истребителей не оказалось. Так мы доехали до Орла. Здесь на одном из аэродромов старшим оказался командир эскадрильи старший лейтенант Василий Сталин (сын И.В. Сталина). Тогда был порядок, что старшим начальником на аэродроме был летный командир, даже если командиры вспомогательных частей были старше его по званию. Василий Сталин расспросил нас об обстановке в прифронтовой полосе, в свою очередь, сообщил, что в гарнизоне находятся более 500 летчиков—„безлошадников“, что все аэродромы подверглись массированным бомбардировкам противника, в результате которых пострадала авиационная техника и сотни летчиков остались без самолетов. Узнав о цели нашего прибытия, Василий обещал передать нашей группе самолеты, как только они поступят. Его эскадрилья была вооружена истребителями МиГ–1, а так как мы были знакомы с ними, он просил помочь в боевом дежурстве в случае необходимости. Оказалось, что в эскадрилье не было достаточно подготовленных летчиков. Наш 31–й полк был, пожалуй, первым, где началось освоение этих боевых машин. Мы разместились неподалеку от аэродрома, на территории ботанического сада, в одном из бараков. Сюда, под Орел, немцы остерегались прилетать в дневное время, но бомбили по ночам ежесуточно. Приходилось ночами отсиживаться в щелях. Василий Сталин почти не покидал штабное помещение на аэродроме, там же и ночевал. Я иногда приходил к нему, и мы подолгу беседовали под аккомпанемент бомбежек. Вскоре прибыли ящики с истребителями Як–1. Мы рассчитывали их получить, как договаривались. В эти дни наши войска оставили Псков, о судьбе нашего полка ничего не было известно. Случайно в столовой из рассказа прибывшего авиатехника мы узнали, что наш 31–й истребительный полк находится в Рязани, на аэродроме Дягилево. Полк пополнился летчиками, получил новые истребители МиГ–3, и командование разыскивало нашу группу. Немедля я отправился к Василию. Он тут же сделал запрос и получил подтверждение. На другой день мы тепло распрощались со всеми и выехали поездом в Рязань» (ФОРУМ www_il2sword_ru =M= УАГ МЕЧ при 427 ИАП — Б_В_ Веселовский. htm).

Все это произошло через неделю после начала войны. Сам Веселовский был свидетелем губительных потерь первых дней войны. Практически никто из его полка в первые дни войны не смог противостоять немецким летчикам, так как почти вся техника была уничтожена на земле. После в Пскове Б.В.Веселовский с однополчанами собрали шесть МиГов и предприняли безуспешные попытки штурмовки танков. Очень скоро и эти самолеты были уничтожены. Тогда и произошло первое знакомство с В.Сталиным в Орле. Как видно из рассказов, Василий с первых дней находился на фронте. Его, неплохого летчика, могли уберечь от фронта, сделав инструкторскую бронь и упрятав в каком—нибудь запасном авиационном полку на инструкторской должности. Но этого не произошло, поэтому пришлось уже в боевых условиях осваивать Миг–1, а после и Як–1.

Кстати, читая статью Веселовского, я не усмотрел в действиях Сталина никаких «грубых ошибок как командира и летчика», о которых разглагольствует О.Смыслов. Встретив боевых собратьев, как и как положено по Уставу, выяснил обстановку, поделился новостями, а будучи человеком открытым и радушным, пообещал выделить самолеты. Кроме того, не кичась своим родством с Верховным Главнокомандующим, принял помощь Веселовского и его товарищей в освоении МиГ–1. Василий Сталин, как настоящий командир, «не покидал штабное помещение на аэродроме», а это, между прочим, самое опасное место, ведь после штурмовки боевой техники вражеские самолеты уничтожают штабы и коммуникации. Так что понятие «отсиживаться в штабе» на прифронтовом аэродроме, который бесконечно утюжат вражеские бомбардировщики, имеет совершенно иной смысл. Это, по меньшей мере, опасно! Позже Б.В. Веселовский вновь встретился с Василием: «В конце сентября 1942 года меня и Антонио Ариаса откомандировали в Москву в распоряжение Ставки Верховного Главнокомандования. Василий Сталин, уже в звании полковника, комплектовал из опытных летчиков дивизию в составе трех полков (Особую группу № 1. — Авт.). Соединение направлялось под Сталинград» (ФОРУМ www_il2sword_ru =M= УАГ МЕЧ при 427 ИАП — Б_В_ Веселовский. htm).

Работа в прифронтовой полосе у Василия Сталина закончилась после неудачной посадки на Як–1, который Василий только начал осваивать. От греха подальше его отправили в Москву, переведя на должность начальника Инспекции ВВС. Вроде бы тихая тыловая должность. Но и здесь Василий проявил свой бойкий характер. Спокойная жизнь сына главы страны, огражденного от боевой службы, не для него.

В горячие октябрьские дни 1941 года начальника Инспекции ВВС Василия Сталина, старшего летчика—инспектора Бориса Смирнова, начальника управления боевой подготовки генерала Никитина, его первого заместителя Волкова и заместителя по политчасти генерала Одновола вызвали в Наркомат внутренних дел. Шутка ли сказать — вызвали на Лубянку!

Уже в первом часу ночи, в двух зашторенных машинах, их привезли к зданию на площади Дзержинского. Минуя длинный коридор, они вскоре вошли в просторный кабинет известного всем дома. За письменным столом сидел человек и просматривал какие—то документы. Не отрываясь от них и даже не взглянув на вошедших, жестом он пригласил их сесть. Это был Берия.

Берия потребовал данные о количестве отправленных самолетов на фронт за последние два дня. Все очень волновались, но генерал Никитин удивительно спокойно, словно находясь в своем кабинете, принялся докладывать по памяти требуемые сведения. В ответ неожиданно полетели упреки, выражения в грубой форме, затем последовало требование выделить из числа присутствующих одного человека для принятия мер к увеличению выпуска самолетов на Саратовском авиационном заводе. Известно, ни управление боевой подготовки, ни летчики—инспекторы к авиационной промышленности, выпуску боевых машин отношения не имели. Однако все знали: в доме на Лубянке возражения исключались.

Из всех присутствующих невозмутимо, с некоторым даже вызовом держал себя один Василий: он сидел в сторонке на широком, низком диване, закинув нога на ногу, и курил.

В итоге Берия распорядился так: Василий Сталин едет на авиационный завод в Куйбышев, а Борис Смирнов — в Саратов.

Борис Александрович Смирнов, участник боев в Испании и на Халхин—Голе, Герой Советского Союза, прибыв на завод, убедился: «выжимать» там было нечего. И тогда на авиационном заводе в Саратове придумали бюрократический ход, чтобы как—то обозначить принятые меры к увеличению выпуска самолетов. Там, на аэродроме, скопились боевые машины, по каким—то причинам еще не доставленные в части. Их стали просто прибавлять за «выжатое»…

А Василий Сталин распоряжение Берии выполнил еще проще. Едва всей группой с генералом Никитиным они вышли из кабинета наркома на Лубянке, он по—солдатски прямо тут же и разрядился: «Пошел ты, Лаврентий, на…» — и оставил разрешать проблему выпуска самолетов директору завода и его рабочим.

Через пару дней, на одном из подмосковных аэродромов, Василий уже проверял на друзьях свои инструкторские способности — выпускал их в первый полет на новом самолете. Окончив летную школу с лейтенантскими кубарями на петлицах, молодые парни Тимур Фрунзе и Степан Микоян прибыли в 16–й истребительный авиаполк. На аэродроме их вскоре и отыскал Василий Сталин. Он уже летал на самых современных истребителях, и по праву инспектора—летчика Главного Управления ВВС, предложил: «Степка, Тимур, хотите, на Як–1 выпущу?»

Настоящего пилота перейти на новую машину уговаривать не требуется. И вот Василий, выполнив с каждым из них по 2 полета на спарке, принял решение:

— Хватит небо утюжить! Полетите сами?..

Тимур и Степан переглянулись: метода капитана Сталина даже им — по молодости лет достаточно бесшабашным пилотам — показалась весьма отважной. Сомнений, однако, ни тот, ни другой не выразили, и на следующий день оба вылетели на истребителе Як–1 самостоятельно. После вылета оба получили направление в 8–й запасной авиаполк.

— Ну, а теперь в запасной полк. Доучивайтесь — и на фронт! — уже более благоразумно распорядился Василий. Вместе с Тимуром и Степаном он сел в «Дуглас», вырулил на полосу, взлетел и взял курс на Саратов. Инспекция завода. Вывод: завод работает на пределе возможностей. Любое увеличение выпуска продукции грозит авариями в воздухе из—за недоработок. То что понял двадцатидвухлетний Василий тогда в 1941, не сумел понять его непосредственный начальник командующий авиацией маршал Новиков. Он требовал все больше самолетов, завышая планы их выпуска до запредельных чисел. Выпуск увеличивался пропорционально увеличению аварийности новехоньких самолетов. После войны ему это припомнят и, конечно же, «прилепят» к этому делу и имя Василия Сталина. Но об этом позже…

Из Саратова Василий, Степан и Тимур вылетели в Куйбышев. Там, в особнячке на улице Пионерской, жили эвакуированные сестра Василия Светлана, жена брата Якова Юлия с дочкой, Анна Сергеевна с двумя сыновьями, бабушка Василия и его жена Галина. Едва Василий переступил порог дома, его встретил охранник и поздравил с рождением сына… Степан с Тимуром вскоре отправились в Багай—Барановку — доучиваться в запасном полку. Вскоре они получили назначения в действующие полки и разлетелись. Степан попал в 11–й ИАП, Тимур — в 161–й. По—разному сложились фронтовые судьбы «крестных» Василия. Степан служил в войсках ПВО, защищал Москву. Но… 16 января 1942 года он был сбит. И сделал это не лютый враг, а свой же краснозвездный истребитель в районе Истры. Перепутал сокол ясный силуэт боевой машины — решил, что «мессер» летит, зашел в хвост, как учили, ну и ахнул из всего бортового оружия. Степан даже растеряться не успел. Видно, неслучайно до сих пор жива в народе не слишком веселая шутка: «Бей своих, чтобы чужие боялись…»

После этого вылета Степан Микоян полгода вынужден был отлежать в госпитале. Потом он снова начнет летать, окажется вместе с Василием Сталиным в одном полку, будет защищать Сталинград. Пройдя всю войну, он станет известным летчиком—истребителем, генералом. Судьба же Тимура Фрунзе оказалась трагической. Боевую работу он начал 10 января 1942 года. Летал на прикрытие своего аэродрома и наземных войск. Провел 3 воздушных боя. А 19 января, на 9–м боевом вылете, погиб в воздушном бою с превосходящими силами противника. Посмертно ему было присвоено звание Героя Советского Союза…

В начале 1942 года группу инспекторов управления боевой подготовки ВВС пополнили летчики, которых Василий собирал в полк Шинкаренко еще в первые месяцы войны. Инспекторские обязанности пилотов были в те дни весьма разнообразны. Борис Арсеньевич Морозов рассказывал, как на У–2 искал даже запасные аэродромы для наших отступающих частей. Приземляться порой приходилось на каких—то полянках, потом определять пригодность района для дислокации полка, а это значит предусмотреть все — от взлетной полосы и штабного помещения до питьевой воды личному составу… Около 20 полевых аэродромов подобрали тогда для ВВС Воронежского фронта летчик—инспектор Морозов со штурманом Алехновичем.

…На заснеженные поля России уже наступала весна. Ожила и ближайшая дача Сталина в Зубалово. С Василием сюда нередко приезжали популярные в те годы артисты, композиторы, поэты. А пилоты, боевые друзья Василия, считались здесь вообще своими людьми.

Светлана, сестра Василия, не разделяла застолий пилотской братвы. Спустя годы она назовет эти встречи простыми пьянками. Ну, это как посмотреть… А для них тогда это была почти научная летно—методическая конференция.

Вот, скажем, идея создания боевого коллектива из наиболее опытных, одаренных бойцов — наподобие формирований немецкой группы берлинской школы снайперов — решалась не только в тиши генштабовских кабинетов, но и в Зубалово. На некоторых наших истребителях стояли малоэффективные пулеметы обычного калибра, на других — пушки и ракеты. Долго ли убедиться в бою — от чего проку больше? Но попробуй—ка, пробей потом свое предложение! Василий многие такие практические вопросы решал легко и просто.

Под Харьковом весной в начале лета 1942 года в тяжелейших условиях сражался истребительный полк, который навсегда войдет в боевую биографию и судьбу летчика Сталина. Немцы уверенно наседали. Измотанный, обескровленный, тот полк едва держался. И тогда один из «качинцев», старший лейтенант Александр Котов, предложил обратиться к начальнику Инспекции ВВС: «Вася! Помоги! Нам ракеты позарез нужны. Бьют — будь здоров!» И все тут же было решено. Один лишь телефонный звонок… (Грибанов С. Василий Сталин).

После того, как Василий Сталин возглавил 434–й ИАП, он начал воплощать идею «воздушного блицкрига». Хотя О. Смыслов считает, что Василий просто украл идею у довоенного заместителя начальника ВВС Красной Армии Смушкевича и Серова. Но, следуя этой логике, хочется спросить, а почему Смушкевич не реализовал ее? Ведь он перед войной был, не в пример капитану В.Сталину, комкором! А Серов — комбригом, начальником летной Инспекции ВВС! В их руках все, что связано с авиацией, все ее нити! У Смушкевича было гораздо больше возможностей в мирной обстановке для реализации идеи Серова по созданию особых истребительных групп, чем у Василия Сталина во время войны. Но реализовывает эту идею именно В.Сталин. И не надо лить слезы, что перед войной такую хорошую идею негодяи—чиновники сунули под сукно! А почему при Василии этого не произошло? Думаю, из—за характера. Василий умел прогрызть стену, пробить, протолкнуть любую идею. Последнее говорит о незаурядных организаторских способностях человека. То же самое можно сказать и о подборе кадров. Это не понимающий сути собственных писаний Смыслов упрекает Василия Сталина в том, что тот окружил себя специалистами, мастерами летного дела, асами. Он сумел организовать их работу — значит, был хорошим командиром. Плох тот генерал, который лично водит рядовых в штыковую. Хороший военный специалист осуществляет руководство из штаба, сколоченного из профессионалов. Тогда и необходимость уговаривать каждого бойца воевать сама собой отпадает — заместители организуют все на местах.

Поэтому в Зубалове весной 1942 года именно инспектор Василий Сталин приступает к созданию истребительных полков, укомплектованных лучшими фронтовыми летчиками. Идея Серова была дополнена организационной практикой, перенятой у противника. В Берлине существовала «Школа воздушных снайперов». Ее основной задачей была подготовка не простых летчиков, а асов, из которых сколачивались специальные полки, названные самими немцами «пожарными командами». Основной отличительной особенностью таких полков было то, что они не были привязаны к определенному участку боевых действий, а решали бы с максимальным эффектом задачи там, где это было наиболее необходимо в данный момент. Эта инициатива не получила формально—документального одобрения. Однако после разговора с отцом Василий получил молчаливое «добро» со стороны командования ВВС. Василий Сталин энергично, используя свое практически неограниченное влияние, взялся за дело. Будучи начальником Инспекции, Василий контролировал расстановку авиационных кадров и хорошо знал кадровый состав ВВС, что давало ему возможность собрать в Особую группу № 1 лучших летчиков.

Поднаторевшие в свое время на «проблемах» партийной печати спецы нынче ринулись судить да рядить о делах армейских. С какой ноги марш начинать, не ведают, а туда же — о стратегии рассуждать, военные операции разбирать — кто прав, кто виноват. А когда речь о Сталине и его сыне Василии заходит — тут ни логики в рассуждениях, ни простого здравого смысла. Одно талдычат: папаша продвигал, папаша сынишке карьеру делал…

Но вот одна деталь, о которой почему—то помалкивают, когда речь заходит о полковнике Сталине. Командование дивизией Василий принял, когда у него был налет 3105 часов! Он летал на всех типах истребительной авиации, состоявших на вооружении нашей армии, на многих бомбардировщиках. А еще на штурмовиках, на американских и английских боевых машинах.

И все равно папаша толкал! Не мог этот Василий в 23 года командовать дивизией…

Конечно, конечно. 17–летнему А. Гайдару, будущему писателю, который запишет в своем дневнике: «Снились люди, убитые мною в детстве…» — было доступно командовать полком в четыре тысячи человек. Сам Тухачевский подписал его назначение на боевой участок, куда, кроме полка, входило еще несколько батальонов. И Аркадий Гайдар — уже командующий войсками! — рубит, режет и расстреливает восставших тамбовских крестьян.

А сам Тухачевский, лейб—гвардии поручик, красавец—барин? Не он ли в 25 годков принял жезл командарма? Ну, конечно, конечно, тут полководческий талант плюс «марксистские формулы».

А Иероним Уборевич, в 22 года командовавший дивизией, а в 23 — армией? Герой подавления антоновщины. А фармацевт Иона Якир, он же 23–летний начальник дивизии? А Эйдеман — начальник Особой дивизии в 23 года? А юная комиссарша Лариса Рейснер, перед которой дрогнули матросы целой флотилии?

Могут сказать, что все то было в Гражданскую войну. «Красные дьяволята» шли косяками, и сам народ выдвигал своих героев. И Василий, один из сынов народа, который он защищал с первых дней уже другой самой страшной войны, с первых дней на фронте, рвется на передовую. Его всячески «берегут» его командиры, не отпускают в воздух, «ссылают» в инспекцию, но он вырывается на фронт и дерется с врагом! Василий Сталин был и младшим летчиком, и рядовым инспектором—летчиком, и летчиком—инструктором. По поводу его лампасов и суесловить стыдно. На генеральское—то звание он имел право рассчитывать — согласно занимаемой должности — весной 1944 года! Но прошел еще год войны, закончилась Вторая мировая. Под хорошее настроение победителям вручали и Золотые звезды героев, особенно много вторично, и генеральские звания. А Василий все в полковниках — как командир полка. В этом звании он прослужил больше четырех лет и генерал—лейтенантом авиации стал только после трех представлений. Отец дал на это согласие, уступив настойчивым ходатайствам министра обороны Булганина. Иосиф Виссарионович спросил у него: «Вы что, действительно считаете, что он достоин?» Только тогда и было подписано соответствующее решение.

С 16 января 1944 года Василий приступил к исполнению обязанностей инспектора—летчика по технике пилотирования в 1–м гвардейском истребительном авиационном корпусе (3–я Воздушная армия, 1–й Прибалтийский фронт). Следующим шагом на его пути стало командование 3–й гвардейской истребительной авиационной дивизией (с 18 мая 1944 года). 22 февраля 1945 года Гвардии полковник В. И. Сталин принял командование 286–й истребительной авиационной дивизией 16–й воздушной армии 1–го Белорусского фронта, которая «шла» на Берлин.

Таким образом, за весь период войны полковник В.И.Сталин в должности был повышен всего один раз — назначен с должности командира полка командиром дивизии. И четыре ордена получил вполне заслуженно. Наградами его не обходили, но и не баловали. В личном деле записано и о недостатках, которые есть у любого офицера: «Горяч, вспыльчив, нервная система слабая, имели место случаи рукоприкладства к подчиненным». Что здесь скажешь? Рукоприкладство на фронте встречалось нередко, так же как и расстрел на месте. Все ради дисциплины, на которой, по сути, армия и держится.

В 1946 году Василий Сталин был назначен уже командиром 1–го гвардейского истребительного авиакорпуса. 1 марта 1946 года ему присвоили звание генерал—лейтенант авиации. До 1947 года служил в поверженной Германии (штаб корпуса находился в Виттштоке, небольшом тихом городке на севере страны). В 1947–м переведен по службе в Москву. Сначала на должность помощника командующего ВВС Московского военного округа (сейчас такая должность называется «заместитель»), а с 1948–го стал его командующим.

Службу Василий в новой должности начал с того, что «пробил» в Москве новое здание для штаба ВВС МВО и переехал из общего штаба МВО, который находился и сейчас находится в районе станции метро «Новокузнецкая», в здание в районе станции метро «Аэропорт», рядом с тогдашним Центральным аэродромом (Ходынское поле). За годы его службы штаб этот превратился в произведение искусства, чем гордился и сам Василий, и все его офицеры и генералы. Впоследствии в этом здании разместился Главный штаб Объединенных Вооруженных Сил стран — участниц Варшавского договора (ШОВС).

ВВС МВО при В. И. Сталине, судя по документам тех лет, прочно занимали 1–е место, Серпуховское авиационное училище ВВС МВО по итогам подготовки курсантов — 1–е место среди технических вузов ВВС. Причем не будем забывать, что это было время разрухи, что нужно было создавать аэродромы, «сажать» на них авиационные части, подводить коммуникации и средства связи, размещать службы обеспечения, ремонта и тыла, обеспечивать быт городков, личного состава, семей и, самое главное, обеспечить летную работу — «налет», как говорят в авиации… Василий Сталин успевал делать не только все это, но и многое другое.

Директивой Генерального штаба в 1948 году создано подразделение ВВС — «Спортивный клуб армии» с подчинением Главному штабу ВВС. Жизнеобеспечение клуба «повесили» на ВВС МВО, зная о том, как любил спорт В.И.Сталин. Потом этот клуб и эта любовь боком выйдут для Василия.

Служил он все эти годы нормально, организовывал и контролировал боевую учебу, освоение авиационной техники, переучивание летного и технического состава, проводил военные советы и инспекторские проверки, контролировал строительство, занимался устройством быта подчиненных. Много внимания уделял развитию физкультуры и сам был председателем Федерации конного спорта СССР. В это же время он занялся строительством спортивных сооружений и созданием большого спорта в ВВС Московского округа.

Ветераны вспоминают, что именно он «пробил» где—то 500 финских домиков, в которых расселились семьи летчиков и техников в 3–х гарнизонах, ютившиеся до этого в бараках и казармах. Это Василий своим письменным приказом заставил офицеров ходить в вечерние школы с тем, чтобы у всех было 10–классное образование.

Когда в 1950 году ему была поставлена задача: подготовить одну дивизию для оказания помощи Корее в войне против известной агрессии, Василий Сталин весь ноябрь жил в Кубинке и лично готовил летчиков к боевым действиям.

Дивизия эта во главе с полковником И. Н. Кожедубом с задачей справилась. Почти без потерь вернулись назад, а летчик Евгений Пепеляев сбил там 23 реактивных самолета противника и стал Героем Советского Союза. При Василии Сталине летный состав начал переучиваться летать на реактивной технике. За успехи в службе командующий войсками МВО Маршал Советского Союза К.А.Мерецков представил В.И.Сталина к награждению орденом Ленина; вышестоящее начальство утвердило ему орден Красного Знамени. Василий Сталин 18 февраля был избран депутатом Верховного Совета РСФСР. Ему была присвоена квалификация «Военный летчик 1–го класса». Казалось бы, ничто не предвещало беды. Но…

В 1952 году за неудачный парад, в котором на посадке из—за сложных метеоусловий разбились 2 реактивных бомбардировщика Ил–28, Василий был выведен в распоряжение Главкома ВВС, сдал свою должность генерал—полковнику авиации С. Красовскому, а в августе 1952 года был зачислен слушателем Военной академии Генерального штаба. Василий был отстранен от должности командующего приказом отца.

Сколь велик в этом грех командующего Василия Иосифовича Сталина? Вероятно, ему нужно было в это время быть не в воздухе, в экипаже Ту–4, а организовывать на земле непрерывную разведку погоды по всем маршрутам следования парадных колонн и своевременно принять решение об отмене авиационного парада. Но следует учесть, что метеоусловия резко изменились непосредственно перед началом парада. Еще правильней было бы принять другую форму демонстрации боевой авиационной техники. Но на это едва ли кто мог решиться (Щербаков А.А. Летчики, самолеты, испытания, глава «Василий Сталин»).

5 марта 1953 года умирает И. В. Сталин, а 26 марта (через 21 день после смерти отца), Василия Сталина без единого взыскания приказом министра обороны Н. Булганина увольняют в запас без права ношения военной формы одежды. Тогда это называлось уволить по пункту «е» — «за морально—бытовое разложение». Но для Василия это было только началом. 28 апреля 1953 года его арестовывают…

Находясь в заключении, Василий и его тетка А. С. Аллилуева направили несколько писем к Хрущеву, Ворошилову, Булганину и другим с просьбой разобраться в его деле. Письма эти пришлись явно не к стати: состоялся ХХ съезд КПСС, затем и ХХII с их историческими решениями по И. В. Сталину. Ответы не были даны, отдельные письма даже не зарегистрированы.

Но 9 января 1960 года, испугавшись за возможную смерть в тюрьме тяжело больного Василия, власти досрочно освобождают его. Он идет на прием к Хрущеву, и это помогло: 21 января 1960 года приказом министра обороны был изменен приказ от 26 марта 1953 года, и Василий теперь «увольняется» в запас по пункту «б» статьи 59 Положения о прохождении службы с правом ношения военной формы и пенсионным обеспечением. Был поднят на рассмотрение и вопрос о выделении ему 3–комнатной квартиры в Москве, пенсии в соответствии с законом, возвращении изъятого при аресте лично принадлежащего имущества.

Казалось бы, все проблемы скоро будут решены, но… 16 апреля 1960 года Василий Сталин вновь был арестован КГБ «за продолжение антисоветской деятельности». Это выразилось в посещении им посольства КНР, где он якобы сделал «клеветническое заявление антисоветского характера». Василий, говоря языком юристов, был возвращен в места лишения свободы «для отбытия оставшейся части наказания». Целый год он находился в Лефортово, хотя новое «китайское» дело было вскоре прекращено…

28 апреля 1961 года Василий Сталин был освобожден из тюрьмы в связи с отбытием срока наказания, и, как сказано в записке ЦК КПСС от 7 апреля 1961 года, в порядке исключения из действующего законодательства направлен в ссылку сроком на 5 лет в Казань (в этот город тогда был запрещен въезд иностранцам). Из этой ссылки ему уже не суждено было вернуться.

5 января 1962 года А.С. Аллилуева направляет очередное письмо Хрущеву, в котором умоляет вернуть Василия из Казани. Она пишет, что он тяжело болен, у него поражена нога, заражение крови, истощение, и он может погибнуть. Но… прошел XXII съезд КПСС, тело И. В. Сталина уже вынесено из Мавзолея и реакции властей на письмо о сыне вождя, естественно, никакой. Через 2,5 месяца он умирает… (Сталин В.И. — http://www.airwar.ru/history/aces/ace2ww/pilots/stalin.html).

Умирает не от пьянства, как было объявлено во всеуслышанье, а, скорее всего, именно из—за проблем с кровеносной системой. Заражение крови лечится в медицинских стационарах. В домашних условиях даже при современном развитии медицины избавиться от этого тяжелого недуга невозможно.

Вот такая «блистательная» карьера. Вряд ли позавидуешь. Современные злопыхатели все же продолжают засовывать иглы под ногти истории, ожидая очередного ее крика по нужному им вопросу. Замечают же все, завидуют Василию… но только до 1953 года, а остатки жизни человека оплевывают, боевые награды грязью поливают.

Но стоит ли прислушиваться к борзописцам—ассенизаторам от истории, которые даже солгать толком не могут. Все, у кого деды прошли войну и рассказывали о своих наградах, прекрасно знают, каким потом и кровью они доставались. А философия награждения одна — выделять отличавшихся смелостью бойцов. И не для чего иного они не служат. Это уже после войны Хрущевы и Брежневы обесценили своими «иконостасами» ордена и медали, а в 1941 голу на обладателей хотя бы одной награды смотрели как на настоящего героя. Василий Сталин свою первую награду получил именно за смелость. Но у современных исследователей даже это вызвало сомнение. Причем, не сумев найти нужных аргументов при использовании очередного ушата грязи, в ход идет эдакое мелкое историческое мошенничество — подтасовка фактов…

В одном из интервью газете «Завтра» Артем Федорович Сергеев рассказывает о первой награде Василия Сталина. Приведу полностью текст той части интервью, где рассказывается, за что Василий получал награды. А после сравним с тем, как этот же текст был исковеркан Смысловым в его книге и принял совершенно иной смысл. Обратите особое внимание на даты…

Газета «Завтра»: Какие были у Василия награды?

Артем Федорович Сергеев: Он говорил: «Если меня наградят, то это будет награда не только мне, но и отцу подарок. А на подарок должен быть отдарок. Так что пока все мои ребята не будут награждены, мне ждать наград нечего». Василий был очень смел. Например, когда немцы прорвались на аэродром, он организовал оборону, сам выехал в открытую. Люди, не привыкшие к бою на земле, испытывают определенные трудности, а Василий их организовал.

Было у него два ордена Красного Знамени. Причем один из этих орденов был бесфамильным. В 1941 году в Мценске увидел его в воздухе командующий армией: на аэродром налетели бомбардировщики, Василий полетел на незаряженном самолете и «вытолкнул их лбом». Командующий сказал: «Этого летчика я награждаю орденом Красного Знамени». Когда приземлился, выяснилось, как фамилия летчика. Был у него орден Александра Невского, два польских ордена, поскольку он в Польше воевал (Сергеев А. О друге незабвенном. К 85–летию со дня рождения В.И. Сталина. // Газета «Завтра», № 12 (644) от 21 марта 2006 г.).

Читая отзыв А.Ф. Сергеева, первое что поражает, так это отношение Василия к награждению. Как видно из текста, сын Генералиссимуса считал свои ордена и медали подарком отцу и не гонялся за ними. «…Пока все мои ребята не будут награждены, мне ждать наград нечего…» — слова человека, начисто лишенного честолюбия. Василий не за награды воевал, а за Родину! Но профан от истории Смыслов, заблудившийся в двух архивных документах и одном интервью, опровергает генерала А. Сергеева.

«20 июня 1942 года Указом Президиума Верховного Совета СССР полковника Сталина награждают орденом «Красное Знамя». В ЦАМО в 33–м фонде, где хранятся наградные материалы, наградной лист, в приложении к списку награждения на В.И. Сталина отсутствует. И все—таки за что Василий получил свою первую награду?

Артем Федорович Сергеев, одноклассник Василия, вспоминает:

«…орден Красного Знамени ему дали за то, что он разогнал немецкие бомбардировщики, летевшие бомбить наш тыл. Поднялся в небо на незаряженном истребителе наперерез строю. Командующий, с земли наблюдавший эту картину, не зная, что там сын Сталина, велел наградить летчика…»

Так рождаются легенды!.. «В первом же наградном листе на командира полка гв. полковника Сталина, подписанном командиром 210–й ИАД в марте 1943 года, мне удалось найти объяснение награждения: „За отличную подготовку летного состава полка и личное руководство боевыми операциями под Харьковом и Сталинградом“. Значит, не было подвига, — поводит итог О.С. Смыслов, — но и личного руководства операциями тоже не было, так как с 13 июня по 4 июля 1942 года непосредственное руководство 434–м ИАП осуществлял подполковник Ф.М. Пруцков… Он (Василий. — Авт.) делал карьеру. Они (летчики его полка. — Авт.) защищали Родину. Звучит грубо, но это чистая правда!» (Смыслов О.С. Василий Сталин. Заложник имени. — М.: Вече, 2003. — С. 121). Действительно, товарищ Смыслов, звучит грубо, тем более что это чистая ложь! Для начала давайте сравним текст—оригинал и смысловскую переделку. Генерал Сергеев точно указал место и время события, за которое В. Сталин получил первый орден «Боевого Красного Знамени». Это город Мценск, 1941 год. А вот Смыслов не зря опускает эту дату и приводит очень исковерканный пересказ. Дата в данном случае многое объясняет. Например, то, почему в приказе о награждении В. Сталина отсутствует наградной лист. Смелый взлет наперерез немецким бомбардировщикам на незаряженном самолете происходил на глазах командующего армией. Командующий сказал: «Этого летчика я награждаю орденом Красного Знамени». Когда приземлился, выяснилось, как фамилия летчика. Командующий армией сдержал свое слово и просто отдал награду Василию. Если вы изучаете военную историю, то смею вас заверить, что подобное награждение на поле боя — не единичный случай. Об этом говорит и годовой разрыв в датах. Первый орден Василий получил из рук командующего фронтом в 1941 за воздушный бой, а второй — согласно приказу от 20 июня 1942 года за умелое командование полком. 13 июня Василий Сталин убывает в Москву, временно возлагая свои обязанности на заместителя Ф.М. Пруцкова. Через неделю 20 июня его находит приказ о награждении. Не всех награды находили на поле боя, многих участников сражений (как, например, моего деда. — Авт.) награды находили не то что неделю, месяц — годы спустя. И не надо в своих изысканиях выводить позорных теорий о «…награждении по звонку сверху» (Смыслов О.С. Василий Сталин. Заложник имени. — М.: Вече, 2003. — С. 122). Это ложь, но ложь неосмысленная, так как Смыслов не сумел понять смысл тех документов, до которых дорвался! А вот попытка запутать читателя в датах и наградах — это уже целенаправленное вранье! Смыслов в доказательство того, что «не было подвига», за который В.Сталину вручили первый орден «Боевого Красного Знамени», почему—то приводит наградной лист от 10 марта 1943 года. Действительно, такой наградной лист был, но в нем речь идет о представлении Василия к третьему ордену «Боевого Красного Знамени», который никакого отношения ни к Мценску, ни к 1941 году, ни к вышеупомянутому командарму не имеет. Он дан за иные заслуги. Смыслов во всем Подольском архиве Министерства обороны выискал только одну строчку «За отличную подготовку летного состава полка и личное руководство боевыми операциями под Харьковом и Сталинградом», взятую из второго наградного листа, умаляющую заслуги Василия. И даже здесь Смыслов просто наглейшим образом врет, да так, как даже и не снилось сивому мерину. Товарищ любитель архивных сенсаций, если вы покушаетесь на роль историка, то стоит следовать законам этой науки, которые требуют полноты и точности текстов, дат, фамилий, указаний мест происходящих событий. Держа в руках столь ценный архивный материал, как наградной лист, вы даже не удосужились точную дату его производства на свет показать, фамилию командира, подписавшего этот документ, не говоря уже о том, что нагло исказили текст да свои паршивенькие комментарии втиснули. Вот как выглядит оригинальная выписка из наградного листа от 10 марта 1943 года, подписанного командиром 210–й истребительной авиационной дивизии полковником В. П. Уховым:

«В феврале 1943 года гвардии полковник В. И. Сталин вступил в командование 32–м ГвИАП. Под его руководством полк, участвуя в Демьянской операции, произвел 566 самолето—вылетов, из них 225 боевых. Проведено 28 воздушных боев, в результате которых сбито 42 самолета противника.

Гвардии полковник В. И. Сталин лично водил на боевые задания своих подчиненных и вел воздушные бои… Достоин правительственной награды — ордена Красного Знамени».

И ни единого слова, лишенного конкретности. Никаких соплей. Все по—военному четко: указана дата, военная операция, количество самолетовылетов, количество сбитых самолетов врага. Отмечено, что Василий Сталин лично водил полк на боевые задания, что соответствует истине. От этого даже Смыслов не отбрешется. Пусть только попробует — опять опровергать себя же придется: в его же книге на странице 142 приведена таблица боевых вылетов полковника Сталина, где видна его напряженная боевая работа как летчика в феврале—марте 1943 года. Но самое интересное состоит в том, что по этому наградному листу Василий так и не получил орден Красного Знамени, так как под представлением Ухова рукой командира 1–го истребительного авиакорпуса генерал—майора авиации Белецкого слова «Красного Знамени» в наградном листе зачеркнуты и вписано: «Александра Невского». Так своим обманом Смыслов сам себя загнал в тупик. А всего—то нужно поинтересоваться датой в рассказе Артема Сергеева да полный текст наградного листа выписать. И все становится на свои места. Артем Сергеев говорит о зиме 1941 года, а Смыслов приводит документы 1942 и 1943 годов. События в рассказе Сергеева с приведенным Смысловым наградным листом никак не связаны. Речь идет о разном времени и разных событиях, но Смыслов, надеясь на то, что его информация никем проверяться не будет, все—таки ввел читателя в заблуждение. Кстати, и орден «Александра Невского» котируется ниже, чем орден «Боевого Красного Знамени», так что Василий Сталин не за награды воевал и Белецкому морду не бил за более низкую оценку своих действий. Тем более что третий орден «Боевого Красного Знамени» Василий год спустя все—таки получил. Вот выписка из наградного листа от 1 июля 1944 года, подписанного все тем же командиром 1–го гвардейского истребительного авиационного корпуса генерал—лейтенантом авиации Е. М. Белецким:

«Дивизия на данном участке провела 22 воздушных боя, в которых летчиками уничтожено 29 самолетов противника (свои потери 3 летчика и 5 самолетов). Гвардии полковник В. И. Сталин обладает отличной техникой пилотирования, летное дело любит. Летает на всех типах истребительной авиации. Лично участвует в боях.

Тактически грамотен. Обладает хорошими командирскими качествами. Достоин правительственной награды — ордена Красного Знамени».

Это четвертый боевой орден Василия Сталина. 22 февраля 1945 года полковник Сталин стал командиром 286–й истребительной авиадивизии 15–й ВА Белорусского фронта, которая «шла» на Берлин… Пятый и последний за всю войну он получил за Берлинскую операцию. В приказе Верховного Главнокомандующего в числе отличившихся при штурме столицы фашистского рейха названы и «летчики полковника Сталина». И это единственное всенародное признание отцом заслуг сына. Из наградного листа от 11 мая 1945 года, подписанного командиром 16–й воздушной армии генерал—полковником авиации С. И. Руденко:

«За период проведения Берлинской наступательной операции частями дивизии под непосредственным руководством гвардии полковника В. И. Сталина проведено 949 боевых вылетов. Проведено 15 воздушных боев, в ходе которых сбито 17 самолетов противника.

Лично товарищ Сталин за время участия на фронтах Великой Отечественной войны произвел 26 боевых вылетов и сбил лично 2 самолета противника. Достоин награждения орденом Суворова 2–й степени». И опять Смыслов в своей книге вместо полного текста наградного листа приводит свою дурацкую избитую фразу «за умелую организацию работы и личные боевые заслуги». Действительно, а больше и не за что награждать!

Медаль «За оборону Сталинграда» — вполне заслуженная награда. «За победу над Германией» — давали всем уцелевшим фронтовикам. «Польский Крест» — заслуженно, да и не наши награждали, а «войско Польске»…

Но вернемся к орденам. Итак, первый орден «Боевого Красного Знамени» получен из рук командарма без наградного листа за прикрытие аэродрома от вражеских бомбардировщиков. Второй орден «Боевого Красного Знамени» за умелое командование полком; награждал Белецкий. Третий орден «Александра Невского» из рук того же генерал—лейтенанта Белецкого за Демьянскую операцию. Четвертый: опять орден «Боевого Красного Знамени» за отличное командование дивизией; награждал Белецкий. Пятый орден Суворова 2–й степени из рук генерал—полковника Руденко Василий Сталин получил за руководство дивизией в Берлинской операции. Все предельно просто и ясно. Вот еще один документ, где полностью отражена работа Василия Сталина как командира, из которого совершенно ясно, что свои боевые награды Василий получил не зря.

«Совершенно секретно

Справка

О боевой работе 286–й истребительной авиационной Нежинской Краснознаменной дивизии, полевая почта 64393. Командир — гвардии полковник Василий Сталин, с 6 июля 1943 г. по 1 мая 1945 г.

За этот период дивизия произвела 18 132 самолетовылета. Общий боевой налет 19 302 часа 48 минут. При выполнении боевых задач проведено 683 воздушных боя, сбито 558 самолетов противника. Боевые потери — самолетов 263, летчиков — 118 человек. Дивизия нанесла противнику урон: уничтожено паровозов и вагонов — 115, автомашин 1008, складов боеприпасов — 31, 1351 солдат и офицеров… За операцию по разгрому гарнизона г. Берлин произведено 949 самолетовылетов, 15 воздушных боев — 17 сбитых вражеских самолетов при потере одного своего…

Начальник штаба

подполковник Пономаренко» (Сухомлинов А. За что сгноили сына Отца народов. // Совершенно секретно, № 06, июнь 1998 г. — http://sovsekretno.ru/1998/06/6.html).

Как видно из документов, «специалисты» от авиации, рассказывающие, что Василий Сталин рос в должностях «как на дрожжах» и «купался в наградах и почестях», мягко говоря, не правы. Он начал войну майором, закончил — полковником. То есть за четыре года войны поднялся по служебной лестнице на две ступеньки. Четыре ордена получил заслуженно. За всю войну в должности повышен один раз — назначен командиром дивизии. Это при В.И. Сталине уже после войны летный состав МВО начал переучиваться — пришла эра реактивных МиГов. За успехи на службе командующий войсками МВО Маршал Советского Союза К.А. Мерецков представил В.И. Сталина к награждению орденом Ленина… 18 февраля 1950 года Василий был избран депутатом Верховного Совета РСФСР. Ему присвоена квалификация «Военный летчик 1–го класса».

Неугомонный Смыслов все же утверждает, что второй «Боевик» Василию вручили незаконно. И утверждает на том основании, что давали его за 5 сбитых фашистских самолетов, которых у В. Сталина не было. Утверждение справедливое, но… Товарищ Смыслов, вы проповедуете философию Геббельса, говорите правду и только правду, но не всю. Согласно приказу № 0299, подписанному Сталиным 19 августа 1941 г. «О порядке награждения летного состава ВВС РККА…», к награде — ордену Ленина представлялись «командир и комиссар полка, уничтожившего в воздушных боях не менее 30 самолетов противника и потерявшего при этом не более 5 своих самолетов». В 1943 году под руководством Василия Сталина полк уничтожил под сотню немецких машин, свои потери, правда, тоже были немалыми, но статистическое соотношение 1:6 в пользу «сталинских соколов» все же сохранено. В данном случае были оценены действия В.И. Сталина не как боевого летчика, а как командира полка. Так что господа смысловы и иже с ними, не вводите людей в заблуждение. Мало того, что перерыв уйму архивных бумаг, вы так и не поняли, что в них написано, так еще и излагаете под видом сенсационных изысканий собственное невежество и безграмотность в вопросах, которые взялись обсуждать. За подобные достижения командиров полков орденом Ленина награждали, а не более низким по чину орденом «Боевого Красного знамени». Так что, и в вопросе наград заслуги Василия занижали. Не за ордена сражалось поколение фронтовиков, а за победу. Не стоит боевых офицеров—фронтовиков укладывать на прокрустово ложе собственной примитивной морали.

А чтобы полностью снять вопрос с первой наградой Василия орденом «Боевого Красного Знамени», приведу воспоминания Шварева А.Е., друг которого летчик—истребитель Исаак Рейдель в ситуации, подобной сталинской, также получил орден, и тоже «Боевого Красного знамени», и опять же из рук командарма! Вот как это произошло: «Был у нас в эскадрилье ленинградец, отличный летчик Исаак Рейдель (Рейдель Исаак Давыдович, ст. лейтенант, всего за время участия в боевых действиях выполнил 263 боевых вылета, в 57 воздушных боях сбил 10 самолетов лично и 1 в группе. Воевал в составе 112–го гвардейского ИАП. Награжден двумя орденами Красного Знамени, Отечественной войны 1–й степени, медалями. — Прим. М. Быкова). Сопровождали мы как—то раз штурмовиков, а на высоте 800 метров была плотная дымка — ничего не видно. А выше миллион на миллион, как мы говорили. Пара Рейделя шла выше основной группы около этой дымки, а мы ниже. Но поскольку у меня зрение было хорошее, я раньше всех увидел, что справа прямо на нас идет шестерка. Я только успел крикнуть: «Рейдель, отверни!» Вроде он не среагировал. Проскочили. Стукнулись они или нет, не знаю, но ребята, что шли чуть сзади, видели, что они столкнулись. Вернулись из вылета. Рейделя нет, сбили. У штурмовиков потерь нет, а у нас один истребитель. Дня через три появляется Рейдель. На груди орден «Боевого Красного Знамени», сам в коверкотовой гимнастерке из английского сукна и таких же бриджах, с парашютом и четырьмя бутылками водки. Спрашиваем: «Где костюмчик—то прикупил?» Оказалось, что в последний момент он, услышав мою команду, успел поставить самолет на ребро и Ме–109 отшиб ему плоскость. Еле—еле сумел выбраться из кабины и приземлиться на парашюте на своей территории. А все остальное, включая новенький орден, получил от командующего наземной армией, рядом со штабом которой он приземлился. Вот так бывает. Столкнулся, но сбил самолет» (Драбкин А. Я дрался на истребителе. Принявшие первый удар. 1941–1942. — М.: Яуза, Эксмо, 2006. — Стр.90).

Есть еще одно «темное пятнышко» в биографии Василия: его «загранкомандировки». С Германией все ясно — тогда Васьки да Ваньки не гастарбайтерами туда ездили, а служить своему народу. Успев оценить прелести фашизма, советский народ предпочел разместить на несколько десятков лет свои войска в Германии, чтобы не иметь удовольствия, подобно Югославии и Ираку, порадоваться открывающимся новым перспективам американской демократии. Защищал в поверженной Германии мир во всем мире и Василий Сталин аж до 1946 года. После стал командующим ВВС Московского военного округа. Но были у сына Верховного и другие «загранки». «Мы случайно встречались, — рассказывает Артем Сергеев. — Как—то в Куйбышеве пересеклись: он прилетел из Ирана. В тот момент Василий получал немало специфических заданий как летчик, как командир и как работавший в авиационной инспекции. Разные задания: не громкие, но тонкие и важные» (Сергеев А. О друге незабвенном. К 85–летию со дня рождения В.И. Сталина. // Газета «Завтра», № 12 (644) от 21 марта 2006 г.).

Вроде бы с карьерой Василия все ясно, хотя псевдоинтеллигенция, у которой от одного упоминания фамилии Сталин начинаются приступы падучей, сославшись на авторитет архивокопателей, не согласится с моим мнением, но, надеюсь, обладая чувством юмора, оценит характеристику еще одного исследователя жизни Василия Сталина. Станислав Грибанов в 1998 году в 14–ом номере газеты «Дуэль» опубликовал статью «Васька хотел выдвинуться» (Грибанов С. Васька хотел выдвинуться. // Газета «Дуэль, № 14, 1998 г. — http://avn.thelook.ru/ARXIV/GAZETA/DUEL1996.HTM/

1998/14/14_6_1.html).

В этой статье речь идет о так называемом «деле Новикова», к которому доброе имя Василия «притянуто за уши», о чем речь ниже, но в ней же дан ответ всем тем, кто считает, что Василия Сталина продвигал по службе отец:

«Откровенно—то говоря, так ли это предосудительно — выдвинуться. Вряд ли когда устареет наш армейский постулат: „Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом!“ А Василий Сталин не в штабной канцелярии сидел — в кабине боевого истребителя и, слава Богу, летал бесстрашно, имел сбитые самолеты противника. Генеральское звание ему — как любому комдиву — полагалось присвоить с вступлением на эту должность — в марте 1944 г. Для сына Сталина да в окружении подхалимов — какие проблемы! Однако проходит и 1944 г., и последние месяцы войны в 1945 г., а воинское звание Василию Иосифовичу не присваивают. Дивизия полковника В.И. Сталина отмечается в приказе Верховного Главнокомандующего за овладение Берлином. Потом наступит победное ликование, а с ним „звездопад“ — для кого—то заслуженный, а кое—кто — под шумок—то! — и незаслуженно звезд нахватал: крупные — на погоны, золотые — на грудь. А что же Василий Сталин?

А Василий летал, командовал авиационным корпусом. По закону ему уже и генерал—лейтенанта надо было присваивать, а он все в полковниках ходил. Только на третий раз — после настоятельного представления министра обороны Булганина — Иосиф Виссарионович дал согласие присвоить сыну давно заслуженное воинское звание.

Зато строго наказывал И. Сталин и главкомов, и наркомов, и членов Политбюро, но больше всех доставалось военным. Так ведь сказано: кого Господь любит — того и наказывает. А как уж Сталин любил армию — ни для кого не секрет. Не случайно и сыновей своих определил под красные знамена. К примеру, того же Васю послал бы в аглицкий колледж ума—разума за доллары набираться. Так нет, дуй на Качу — воздушным боям учись! А старшего своего Якова да приемного сына Артема Сергеева — этих в артиллеристы устроил. Конечно, как не порадеть за родимых… После того колледжа еще ведь и в Гарвардском университете торчи, а что потом? Крутеж вокруг этих швейцарских банков?.. Маета одна!

То ли дело истребитель — сиди в кресле, как в ресторане. За спиной бронеспинка, над головой крыша прозрачная — дождик не капает. Глухой ночью в кабине лампочки разноцветные горят, часы тикают — красота. Да и пилот с виду — настоящий джентльмен: в кожаном шлемофоне, на руках кожаные перчатки—краги, зимой — весь в меху. Говорят, страшно летать. А чо там страшного—то? Ну, загорелся самолет в воздухе — в кабине огонь, дышать все труднее. Так кожаный костюм тебя и предохранит. Не сразу сгоришь. Или, к примеру, крыло отвалилось (мало ли случаев было!). Машина закрутилась, завертелась — земля все ближе. А пилоту все до лампады — под задом—то у него парашют шелковый! Так что если выберется он из кабины и при отделении от самолета не ударится башкой о стабилизатор, то, как говорится, ноу проблем. Колечко спасительное на груди выдернул, купол шелковый над головой раскрылся — благодать. Вокруг птички летают и чирикают, небо голубое, травка зеленая… Так что если мотором или обломками развалившегося самолета тебя случаем не зашибет, если враг прямо там, в воздухе, пока висишь с парашютом, не расстреляет — живи да жизни радуйся!

А те артиллеристы — это же армейская интеллигенция. Им даже песни персональные сочиняли. Помните: «Артиллеристы, Сталин дал приказ. Артиллеристы, зовет Отчизна нас!..» и так далее. Это тебе не Толик—ваучер…

Так вот в задачке и спрашивается: чего бы тому Якову или Артему акции Газпрома не вручить или под шумок в Кисловодске заводишко с нарзанными—то водами не приватизировать?.. Не—ет, Иосиф Виссарионович хитрый был. Он этих своих парней к той пушке пристроил! Милое ведь дело — жахнул снарядом, спрятался за лафет и сиди—покуривай, жди, пока очередной танк с фрицами на тебя не наедет. Правда, вот Яков, старший сын, в плен к немцам попал. Дальше известно, что получилось. Но Артем выжил. Хотя тоже в окружение попал и несколько раз был ранен, контужен. Но ведь выжил.

Не—ет, что ни говори, Иосиф Виссарионович ловко своих сыновей устроил.

Да, чуть не забыл! Насчет Васиного—то выдвижения. Значит, батюшка, пристроив сына в теплое местечко с уютным таким офисом — за бронеспинкой ну чуточки дефектного истребителя, — заботливо опекал его. Однажды, например, полковника Сталина — с должности начальника инспекции ВВС! — отправил в обычный полк. Перед этим, заметим, предоставил ему возможность отдохнуть в лучших домах Алешинских казарм. Этакий кайф на 15 суток гауптвахты — Канары для старых русских… То была развязка короткого, но яркого романа полковника Сталина с первой первопрестольной красавицей Ниной Орловой…

Лихо поработав против пилотяг «люфтваффе» на Калининском фронте, Василий Иосифович прибавил с гвардейцами и на своем боевом счету — в небе над Семкиной Горушкой. Нашим тогда тоже досталось. Командир полка Сталин вернулся как—то из боя, и в его самолете насчитали 14 снарядных пробоин! Так что когда настала пора обновить потрепанную в жарких схватках технику да пополнить поредевшие ряды бойцов, пилоты решили заодно и расслабиться денек—другой на рыбалке у реки.

Короче, та рыбалка во главе с командиром не прошла незамеченной. Об этом позаботился товарищ Берия. И тогда снова последовало распоряжение Васиного батюшки.

Новиков в своих записках о таких распоряжениях Сталина не упоминает: все должны усвоить, что в тюрьму его посадил Васька! Что Ваське шибко захотелось его маршальское кресло!

Понятно, батюшка старался угодить сынку — за компанию с главкомом велел заточить в темницу и наркома авиационной промышленности, и авиационных инженеров, и чиновников из ЦК партии. Только вот нарком Шахурин вышел на свободу, также написал записки — воспоминания о былом, но нет в них ни обиды, ни оправданий. Ни одним плохим словом не обмолвился он ни о Сталине, ни о его сыне. А под занавес жизни Алексей Иванович признал еще откровенней: «Все на Сталина нельзя валить! За что—то должен и министр отвечать… Вот я, допустим, что—то неправильно сделал в авиации, так я за это и какую—то ответственность обязательно несу. А то все на Сталина!..»

Но это так, к слову…»

Нам Сталин дал стальные руки—крылья,

А вместо сердца — пламенный мотор…

(«Марш советских авиаторов»)

Деятельность Василия на поприще командующего столичной авиацией кем только не освещалась. Журналисты всех мастей и рангов рассказывали о чем угодно, только не о том, чем занимался В.И.Сталин на протяжении четырех лет с 1948 по 1952 годы. Обычно вся его деятельность в эти годы сводилась к одному—двум предложениям. «В 1946 году наш герой получил звание генерал—майора, через год — генерал—лейтенанта, а в 1948 году становится командующим ВВС Московского военного округа. Именно его летчики испытывали новейшую технику. А части ВВС Московского военного округа считались образцовыми. Впрочем, Василий мало интересовался авиацией. Его увлек спорт» (Вейгман С. Звезда ВВС. // Столичные новости, № 10 (255), 18–24 марта 2003 г.).

Что ж, поднимем перчатку, брошенную в лицо давно уже умершему Василию Сталину ныне здравствующим журналистом Вейгманом и прочей бумагомарающей братией, и выясним, интересовался ли Василий авиацией и чем он вообще занимался, командуя авиацией Московского округа.

Перед тем как приступить к описанию деятельности Василия Сталина на посту командующего ВВС Московского округа, стоит отметить важный момент в поведении Василия. Начало войны, которое он застал на границе, навсегда запомнилось ему заревом пожарищ: горели аэродромы, бензохранилища, штабы. С тех пор, какую бы более или менее высокую должность ни занимал Василий, в его мозгу запеклась очень важная истина — отныне АВИАЦИЯ ВСЕГДА ДОЛЖНА БЫТЬ ГОТОВА К ОТРАЖЕНИЮ ВНЕЗАПНОГО УДАРА ПРОТИВНИКА В КРАТЧАЙШИЕ СРОКИ.

С самого начала своей карьеры, занимая даже незначительные должности, он оставался верен этому принципу. Показательный пример того, как Василий осуществлял командование своими соединениями, описан даже у О. Смыслова: «На следующий день после вступления в должность командира 3–ей ГвИАД 18.05.1944 Василий Сталин подписывает приказ о прекращении отпусков и в тот же день поднимает по боевой тревоге весь Андреанапольский гарнизон, где базируется вверенная ему дивизия. На следующий день 20 мая 1944 года он еще раз проверяет боеготовность, но результаты не удовлетворяют молодого командира и он отдает приказ: „…тренировать личный состав частей путем проведения частых боевых тревог с задачей довести время готовности: 32 ГвИАП до 10 минут, 63 и 137 ГвИАП до 20 минут. Готовность дежурного звена при всех обстоятельствах через 1 минуту по объявлении тревоги…“. Ниже дана оценка автора этому эпизоду, где утверждается, что «впервые он (В. Сталин — Прим М.А.) как командир пытался контролировать ситуацию в подчиненных частях». А командование 32–м гвардейским авиаполком, исходя из этой фразы, было из рук вот плохим! Не потому ли насбивал один этот полк больше, чем соседние полки вместе взятые? А как трепетно отнесся Василий к родному 32–му полку после вступления в должность: всем полкам двадцатиминутная готовность, а «фавориту» — быть готовым в течение десяти минут! Благодетель прямо! А все объясняется просто: АВИАЦИЯ ВСЕГДА ДОЛЖНА БЫТЬ ГОТОВА К ОТРАЖЕНИЮ ВНЕЗАПНОГО УДАРА ПРОТИВНИКА В КРАТЧАЙШИЕ СРОКИ. И летчики не обижались, наоборот, были благодарны. Высокие боевые показатели — это всегда превосходная подготовка на земле. Ночные боевые тревоги не придурь молодого начальника, а элемент боевой подготовки, значительно сокративший наши потери как в воздухе, так и на земле. А О. Смыслову стоило бы почитать кроме сухих архивных строк, еще и воспоминания лично знавших Сталина людей. Они все в один голос утверждают, что Василий всегда был превосходным организатором и прежде всего думал об интересах дела, о своих боевых товарищах, а после уж о себе! И он приложил максимум усилий, чтобы его полк, дивизия, а после и вся авиация всего округа находились в постоянной круглосуточной полной боевой готовности. Уж кому, как не ему было знать, что перед началом Великой Отечественной войны директивы его отца, И.В. Сталина, и К. Ворошилова, в которых неприкрыто звучали нотки раздражения и недовольства по поводу отсутствия надлежащих средств камуфляжа и плотности построения машин, отсутствия маскировки аэродромов и надлежащей подготовки экипажей, просто игнорировались средним командным звеном (Драбкин А. Я дрался на истребителе. Принявшие первый удар. 1941–1942. — М.: Яуза, Эксмо, 2006).

Читателям будет любопытно ознакомиться с приказами № 0367, 0042 и 0043, от 27 декабря 1940 г., 19 и 20 июня 1941 г. соответственно, которые даются в приложении. Два из них переданы в авиаполки ровно за пару дней до начала Великой Отечественной войны. Все три об одном и том же — маскировке аэродромов. Вот начало каждого из них: «Приказом НКО 1939 г. № 0145 требовалась обязательная маскировка всех вновь строящихся оперативных аэродромов. Главное управление ВВС Красной Армии эти мероприятия должно было провести не только на оперативных аэродромах, но и на всей аэродромной сети ВВС. Однако ни один из округов должного внимания этому приказу не уделил… При маскировке аэродромов и важнейших военных объектов до сих пор ничего существенного не сделано… Самолеты, находящиеся в частях ВВС, взлетно—посадочные полосы, палатки и аэродромные сооружения по своей окраске не удовлетворяют требованиям современной маскировки. Такое отношение к маскировке, как к одному из главнейших видов боевой готовности ВВС дальше терпимо быть не может…» А далее следовали тексты приказов, все более жестко требовавшие маскировки аэродромов, которые… вновь игнорировались. Это как же надо было обнаглеть, чтобы не выполнять подобные приказы непосредственно перед началом войны. К чему привела подобная беспечность, уже известно.

Неслучайно в марте сорок первого для проверки приграничных аэродромов в Западный Особый военный округ был направлен полковник Н.А. Сбытов. В то время Сбытов и сам уже командовал авиацией Московского военного округа.

«Помню, лечу на У–2 и вижу, что самолеты всюду не рассредоточены, не замаскированы — стоят как на ладони! — спустя годы возмущался Николай Александрович. — Приземлился на одном аэродроме — там новехонькие „пешки“ рядком выстроились. Проверил — но они даже горючим не заправлены. Я хвост трубой и докладываю командующему войсками, тот — Щербакову, Щербаков — Маленкову. (После XVIII Всесоюзной конференции ВКП (б), которая состоялась в феврале сорок первого, Маленков был избран кандидатом в члены Политбюро и решал отдельные проблемы военно—оборонного производства). Так вот тогда был рожден документ о положении авиации на границе. Подписали его Маленков, Щербаков, Тюленев и я, как член парткомиссии Главного политуправления РККА. А 4 мая состоялось заседание, на котором присутствовало все командование ВВС. И вот Сталин по той нашей бумаге издает приказ: „Немедленно привлечь к судебной ответственности…“ Это было известно и наркому Тимошенко, и начальнику Генерального штаба Жукову. Короче, управление ВВС отправляет в пограничные округа комиссию. Та комиссия уже через пару дней вернулась и докладывает: „Все в порядке!“ Ну, что ты скажешь!..»

Понятны гнев и возмущение старейшего авиатора Николая Александровича Сбытова. Он видел, как по—чиновьичьи равнодушно отнеслись к его информации о положении на приграничных аэродромах. Да что там чья—то информация! Жернова административно—бюрократической системы без труда перемалывали даже грозные распоряжения самого Сталина — суди не суди… (Грибанов С. Василий Сталин).

Вот вам ответ на вопрос, зачем Сталин перед войной в 1940 году «чистку» командного состава Красной Армии устроил. Оказывается, приказы даже самого Сталина не всегда выполнялись. То есть не всех подрывающих мощь армии саботажников выявили. А то, глядишь, и уцелели бы наши аэродромы и самолеты. В то же время сам И.В. Сталин, рассчитывая на то, что его приказы хоть частично будут исполняться, и не подозревая об истинном положении вещей, разрешал беспрепятственно пересекать советскую границу немецким самолетам—разведчикам. Верховный Главнокомандующий—то рассчитывал, что эти самолеты ничего не обнаружат (а при правильным мерах маскировки аэродромов так и должно было случиться). Вот и вышло бы, что и своих тайн не выдаем, и немцев не раздражаем. Но беспечность непосредственных командиров, на которых лежит вся тяжесть за неисполнение приказов И.В. Сталина, привела к трагическим последствиям первых дней войны.

Подобного сын Иосифа Виссарионовича допустить не мог. Закончилась война, Советский Союз в руинах. Стране не хватает ресурсов, людей, времени, чтобы ринуться в очередную гонку за лидером. Аэродромов, пригодных для нормальной работы и обучения, крайне мало, парк боевых самолетов — потрепанные в боях поршневые истребители. Разведданные с запада настораживают: Америка готовится к большой войне с Россией, зарождаются новые отрасли, атомная промышленность. Авиация на пороге реактивной эры. Мы же безнадежно отстаем.

Вот такое «наследство» досталось полковнику Василию Сталину в 1947 году. Что же собой представлял сам 25–летний Василий в это тяжелое время? Вот характеристика—аттестация на В.И. Сталина, данная командиром 3–го авиационного корпуса генерал—лейтенантом Е. Я. Савицким:

«Генерал—майор авиации Сталин летает на самолетах: По–2, Ут–1, Ут–2, И–15, И–153, МиГ–3, ЛАГГ–3, Як–1, Як–7, Як–9, Ил–2, „Бостон“, „Зибель“, Ла–5, Ла–7, „Харрикейн“ — общий налет 3174 часа 15 минут. 286–й дивизией командует с февраля 1945 г. Под его руководством частями дивизий по выполнению плана УБП в 1946 г. произведено всего 14 111 вылетов, с налетом 8376 часов 12 мин., из них на По–2 днем 5091 полет, с налетом 2996 часов 27 мин. и ночью 3392 полета с налетом 1357 часов 47 мин. Летным составом частей дивизии отработаны взлет восьмерки и посадки парами и четверками. Летчики хорошо овладели стрельбами по воздушным и наземным целям. Большое внимание в дивизии уделяется стрельбам из фотокинопулеметов, всего произведено из фотокинопулеметов 7635 стрельб. Учеба с летно—техническим составом дивизии организована хорошо и проводится планомерно в учебном кабинете дивизии, который состоит из 16 хорошо оборудованных классов. Технико—эксплуатационная служба дивизии организована хорошо, о чем свидетельствует тот факт, что за аттестационный период не было случаев отказа материальной части по вине технического состава… Штаб дивизии сколочен и работает хорошо: за упомянутый период дивизией произведено 3 двусторонних летно—тактических полковых учения с охватом летного состава 4 полков по взаимодействию с бомбардировщиками.

За первое полугодие 1946 года произведено 22 летно—тактических учения, все они прошли организованно, без происшествий. В целом дивизия по выполнению плана всех видов учебно—боевой подготовки занимает первое место в корпусе. За время, прошедшее после войны, 286–я дивизия заметно выросла, стала более организованной. Летный состав полностью подготовлен к выполнению боевых задач на средних высотах. 40 процентов летчиков могут летать на больших высотах и в сложных метеоусловиях. Сам генерал—майор авиации Сталин обладает хорошими организаторскими способностями, оперативно—тактическая подготовка хорошая. Свой боевой опыт умело передает летному составу. Энергичен и инициативен, этих же качеств добивается от подчиненных. В своей работе большое внимание уделяет новой технике, нередко подает новаторские мысли и настойчиво проводит их в жизнь. Летную работу организует смело и методически правильно.

Состояние здоровья слабое. Вспыльчив и раздражителен, не всегда умеет себя сдерживать. В общении с подчиненными допускает грубость, иногда слишком доверяет подчиненным, даже в то время, когда они не подготовлены и не способны выполнить решение командира. Эти недостатки личного характера снижают его авторитет как командира—руководителя. Лично дисциплинирован, идеологически выдержан, морально устойчив.

Вывод: занимаемой должности вполне соответствует, может быть назначен на повышение, целесообразно было бы использовать в инспекторском аппарате Главного управления Воздушных сил Красной Армии» (Колесник А. Хроника жизни семьи Сталина. — Харьков, СП «Интербук», 1990. — стр. 58–60).

Как видно из документа, к этому времени Василий Сталин был вполне созревшей целостной личностью, отвечающим за свои поступки человеком, который не боялся взвалить на себя груз ответственности за технику и людей. Таким он вступил в новую должность «начальника московского воздуха». С 1946 года Василий Сталин командир 1–го гв. истребительного авиакорпуса, базирующегося в Германии, ему присвоено звание генерал—майора авиации. В 1947 году переведен в Москву на должность помощника командующего ВВС МВО, в 48–м стал командующим ВВС Московского военного округа. Женился на дочери маршала Тимошенко… Новое звание — генерал—лейтенант авиации. Постановление Совета Министров СССР по поводу этого присвоения подписано лично Иосифом Виссарионовичем.

О вступлении Василия в новую должность подробно написано у Сергея Крамаренко в его недавно увидевшей свет книге «Против „мессеров“ и „сейбров“. Но вначале коснемся вопросов того, как осуществлялось командование МВО до Василия Сталина. 1945 год, молодые ветераны прибывают в тыловые полки… Слово Сергею Крамаренко: „Надо сказать, что командование авиации округа встретило нас без радости. Прибытие целого авиационного полка на совершенно не обустроенный аэродром, где, кроме казарм и столовой, ничего не было, вызвало множество забот! Но понемногу все решилось и устроилось. После сборки самолетов и начала полетов вдруг выяснилось, что в тылу надо летать иначе, чем на фронте. Что существует «Наставление по производству полетов“ (НПП), и его надо знать и точно выполнять.

Помню, в следующем, 46–м году наш полк участвовал в учениях. Нашей эскадрилье было поручено прикрывать от ударов воздушного противника аэродром Ногинск. Командир послал на прикрытие наше звено. Мы вылетели, прилетели на аэродром Ногинск в развернутом боевом порядке «фронт», с интервалами примерно 200–250 метров, и так прошли почти над всем аэродромом. При поиске противника это самый удобный боевой порядок: мы всех видим и готовы и к атаке, и к обороне. Все пространство кругом хорошо просматривается, нас атаковать очень трудно, и мы сразу готовы отбить атаку и тотчас же вступить в бой.

Но когда мы сели, на аэродроме поднялся целый скандал. Нас стали обвинять во всех смертных грехах: и в недисциплинированности, и в нарушении НПП, и в том, что мы явились чуть ли не причиной аварии. Как мы ни доказывали, что учение — это война и это главнее НПП, ничего не помогло.

Другой случай не заставил себя ждать. К нам в полк приехал заместитель командующего ВВС округа генерал Белоконь и стал спрашивать у летчиков требование какого—то приказа. Конечно, все летчики показали полное его незнание. Тогда генерал вызвал меня к столу, дал мне приказ и сказал, что через 15 минут я должен знать его наизусть. То, как мы готовимся к полетам, как летаем, его совершенно не интересовало. К сожалению, такой стиль руководства был широко распространен в нашей армии в послевоенные годы…

А такое отношение командования авиации округа к нам, боевым летчикам, очень скоро дало свои результаты: не выдержав, стали уходить Герои Советского Союза, герои Отечественной войны…» (Крамаренко С.М. Против «мессеров» и «сейбров». В небе двух войн. — М.: Яуза, Эксмо, 2006).

Судя по рассказам ветерана, сидевшее на сытных тыловых должностях прежнее командование округа просто протирало штаны и не видело обстановки дальше собственных бестолковых приказов и наставлений, которые совершенно не соответствовали обстановке. Учения велись для галочки и любое смелое решение, за которое, как увидим позже, Василий Сталин ценил своих летчиков, при его предшественнике вело к оттоку из частей опытных фронтовиков—асов, подрыву инициативы, общему падению боевой подготовки. Но, кстати, чтобы не сложилось впечатление, что неготовностью к моменту прихода В. Сталина отличались только его соединения, приведу еще один пример, взятый из книги О. Смыслова: «В госпитале Военно—воздушной академии я познакомился с ветераном войны, полковником, летчиком, который рассказывал мне, как в одном истребительном полку ПВО, в котором он служил, участились случаи пьянства, а проще сказать, наметилась тенденция продолжительного запоя. Доходило до того, что никто не хотел летать, а когда пытались организовать плановые полеты, из группы бывалых летчиков сыпались реплики типа:

— Командир, может, ну его на фиг? Погода в любой момент может испортиться! Зачем рисковать?» (Смыслов О.С. Василий Сталин. Заложник имени. — М.: Вече, 2003. — стр.183).

И эта порочная практика, как зараза, расползалась по строевым частям. Неизвестно, чем бы закончилось для Московского военного округа такое отношение к летчикам со стороны начальства, какими бы Рустами и Пауэрсами «пестрила» бы наша история конца сороковых, если бы не личное вмешательство Верховного, «отфутболившего» начальника ВВС МВО Сбытова в академию Генштаба и назначившего на его должность Василия. К слову сказать, Смыслов в своей книге рисует образ запойного генерала В. Сталина, который никакого участия в руководстве округом не принимал. В этой ситуации несправедливое осуждение из—за незнания фактов формирует у читателей негативные штампы, которыми после клеймят сына вождя. На самом же деле все было как раз наоборот. Приняв новую должность, Василий Сталин начал издавать поистине «драконовские» для «сидящих на земле» полков приказы. Полеты стали регулярными, а не от случая к случаю, как было до этого. Пьянство пресекалось на корню, да и сам командующий, по воспоминаниям очевидцев, не пил в то время. Но это отдельная тема, о которой поговорим позже. Приход Василия для округа стал глотком свежего воздуха. Молодость и энергичность Василия разрушили меланхоличную унылую картину прозябания, созданную его предшественниками.

«В начале 1948 года мы узнали, что старый командующий ВВС округа генерал Сбытов убыл из округа на учебу в академию Генштаба, а на его место назначен новый командующий — генерал—майор авиации Василий Сталин. И почти сразу после его назначения мы увидели его на аэродроме, — а ведь прежнего командующего за два года мы ни разу так и не видали!» — сетует Сергей Крамаренко. Вот о ком бы книгу написать, господин Смыслов! Вы так принижаете достоинства Василия Сталина, что на его фоне остальное командование — просто сонм ангелов. И чего это Крамаренко с Пепеляевым, да Попков с Долгушиным так отстаивают своего командира? Дался им этот Васька Сталин! Нет, чтобы описывать подвиги генерала Белоконя или личное участие в парадах генерала Сбытова, их доблестную деятельность как командиров. Вот бы книженция вышла. Подумайте, господин Смыслов, это же ваш конек! Может, займетесь разработкой материала? Только, боюсь, что сначала вам собственную книгу «Василий Сталин. Заложник времени» придется переписывать. А причина все та же: «Без колебаний скажу, что Василия Сталина летчики любили, — продолжает Сергей Крамаренко. — Несмотря на то, что он был сыном самого вождя, он честно воевал в Отечественную войну, прошел и Сталинград и дошел до Берлина, а для любого фронтовика это значит многое. Он добился того, что в Московском военном округе для всех летчиков были построены благоустроенные домики, переселил их из казарм и общежитий. А когда при подготовке к августовскому показу авиатехники на аэродроме Тушино летчик из его 32–го гвардейского полка Аркадий Макаров столкнулся с ведомым на пилотаже, и оба выпрыгнули, то, узнав об этом, Василий Сталин немедленно примчался к месту происшествия и, увидев обоих летчиков живыми, обнял и расцеловал их» (Крамаренко С.М. Против «мессеров» и «сейбров». В небе двух войн. — М.: Яуза, Эксмо, 2006. — стр. 134).

Так вступил в должность новый командир округа. Настоящий Командир с большой буквы. Заботливый, такой, о которых пишется «слуга царю, отец солдатам». Любимый летчиками командир!

Начинается новый этап жизни. Конец 40–х — начало 50–х. Работы край непочатый… Пятнадцать областей центра России, по которым прошла война, сожжены дотла. А нам нужна была мощная авиация. Значит, необходимо было строить аэродромы, «сажать» на них авиационные части, подводить коммуникации и средства связи, размещать службы обеспечения, ремонта и тыла, обеспечивать быт городков, личного состава, семей и, самое главное, обеспечить «налет», как говорят в авиации.

В кратчайшие сроки были построены аэродромы в Подмосковье, в Тверской, Брянской, Тульской, Смоленской областях. Это Василий Сталин «выбивал» фонды и стройматериалы, технику, людей, контролировал ход строительства.

В Подольском архиве сохранились документы об итогах соцсоревнования в ВВС «сталинского периода». Вот их результаты по ВВС МВО: 1947 г. — 10–еместо, 1948 г. — 2–е место; 1949–1950, 1951 гг. — 1–е место среди воздушных армий и ВВС военных округов. Налет составляет 3 нормы часов, по рационализаторской работе ВВС МВО — 1–е место, Серпуховское авиационное училище ВВС МВО по итогам подготовки курсантов — 1–е место среди технических Вузов (Сухомлинов А. За что сгноили сына Отца народов. // Совершенно секретно, № 06, июнь 1998 г. — http://sovsekretno.ru/1998/06/6.html).

Материальная часть, доставшаяся в «наследство» Василию Сталину от предшественника, представляла собой коллекцию поршневых самолетов с выработанным моторесурсом. Реактивные «новинки» радовали еще меньше. Да и насыщенность полков ими оставляло желать лучшего. По рассказам механиков, которым довелось их обслуживать, в середине марта 1949 года летчики стали самостоятельно вылетать на спарках Як–17. В 32–м гвардейском истребительном авиаполку их было 3 или 4 самолета, а летчиков — около 60 человек. Эти «самовары», в прямом смысле слова, были нашими самыми первыми реактивными учебно—боевыми самолетами с первобытными двигателями — ресурс 30–50 часов. Очень ненадежные в полете, с массой отказов на земле и в воздухе. Течь керосина, помпаж при приемистости, т. е. резкой даче газа; железное заднее колесо, вечно в газовой струе, отсюда заклинивание и отказ при рулении. Поэтому существовал негласный закон: для пролета над Москвой необходимо иметь ресурс до выполнения регламентных работ не менее 20 часов, а двигателям не менее 25 часов ресурса. Нетрудно догадаться, каково приходилось «технарям» перед парадом — провести регламентные работы и самолету, и двигателям. Бесконечные тренировки летчиков превращали ночи технического персонала, работавшего в 1,5–2 смены, в бессонные. «Но как бы то ни было, летчиков „облетали“, т. е. проверили технику пилотирования и допустили к самостоятельным полетам. Все это давалось нечеловеческим трудом — рабочий день на стоянках продолжался по 12–14 часов, полеты не регламентировались никакими документами. Отказы и неисправности, замена агрегатов, двигателей, регламентные работы выполнялись днем и ночью» (Шарков В.В. Воздушные парады: воспоминания «технаря». — http://www.airforce.ru/history/parade/).

Людей Василий Сталин подбирал не по званиям, а по опыту, начиная с начальника штаба и заканчивая обслуживающим персоналом. Так он встретился со своим новым водителем Михаилом Васильевичем Ильченко: «Однажды зимой рядовой Ильченко получил задание: на грузовом автомобиле доставить в Горький бензиновую бочку. Выехал. Февральская стужа, гололед, темень. Вдруг возле Балашихи видит: в кювете буксует черная иномарка. В ту пору у водителей был неписаный закон — мимо попавшего в беду никогда не проезжать, помогать, чем только можно. Остановился, вышел. Возле иномарки суетится старшина.

— Браток, тебе помочь?

— Чем ты мне можешь помочь? Проезжай.

— Саша, а ты чего отказываешься? Вдруг получится, — из оврага вышел человек лет 25 в черном кожаном реглане и фуражке с голубым околышем.

— Нет, товарищ командующий. Он мне только машину порвет.

— А ты все же попробуй. Пусть потянет.

Рядовой Ильченко из хозяйственных: все необходимое под рукой — и резиновый коврик, и саперная лопатка. Малым газом своим «Студебеккером» вытянул легковушку из кювета.

— Я новый командующий ВВС Московского военного округа Василий Сталин, — представился человек в реглане. — Вы, товарищ водитель, куда едете?

— Рядовой Ильченко. Товарищ командующий, разрешите следовать далее в Горький по заданию, вот путевка.

— Нет, в Горький вместо вас поедет старшина. А вы теперь работаете со мной. Я позвоню вашему начальству.

Для Михаила, как, впрочем, и для летчиков Московского округа, началась новая жизнь. С назначением Василия Сталина во всех подчиненных ему частях закипела созидательная работа — благо, финансовые возможности у нового командующего были приоритетные. «Василий был большой новатор. Создал замечательный узел связи. Штаб авиации тогда находился там же, где штаб округа — на улице Осипенко. Василий перевел его на аэродром: центральный аэродром перестал действовать как центральный, и он туда перевел штаб. „А то там половина штаба не слышали мотора самолетного. Эти штабные, которые всю войну просидели на улице Осипенко, географию не знают, им надо ее поучить по дальним гарнизонам“. Отправил их служить по стране, а к себе брал летчиков—инвалидов, списанных с летной работы. Ему говорили: мол, что это за штаб?! Он отвечал: „Пока они не все знают, но как воевать — знают, работают с полной отдачей и желанием“ (Сергеев А. О друге незабвенном. К 85–летию со дня рождения В.И.Сталина. // Завтра, № 12 (644), 21 марта 2006 г.).

«В кратчайшие сроки восстановили аэродром, стали строить стадионы, засаживать окрестности плодовыми деревьями. Казалось, быт летчиков с каждым днем улучшался. Но Сталина волновали высокие показатели аварийности. После тщательной проверки выяснилось, что в этом отчасти виноваты жены, основательно подъедавшие офицерские пайки. А так как недоедание отрицательно сказывалось на боеготовности летных частей, Сталин распорядился перед вылетом кормить летчиков в столовых. Кстати, это правило действует до сих пор. Кроме того, Василий Сталин требовал, чтобы перед тем, как явиться в штаб ВВС, летчики стриглись, чистили обувь до блеска, гладили обмундирование и только после такой подготовки — с иголочки, как и подобает советским офицерам — являлись в Москву для доклада. Кроме всего прочего, ежегодно проводилась диспансеризация в госпитале имени Бурденко. Михаил Васильевич отзывается о бывшем командире как о человеке искреннем, в котором не было подлога, что часто встречается у „больших“ людей. Василий Сталин, по словам его бывшего шофера, мог снять с себя последнюю рубашку ради ближнего. И самые лучшие качества сочетались в нем со стремлением быть первым во всем. Василий Сталин собирал вокруг себя людей близких по духу, людей дела, безумно не любил непорядочность, увлекался спортом. В народе его любили, называли „душа—человек“ и прощали шалости. Во время парадов он лично садился за штурвал бомбардировщика. „Мне особенно запомнился эпизод из депутатской деятельности Василия Сталина, — вспоминает Михаил Васильевич. — Он был депутатом Моссовета. Его очень волновало, что памятник А. С. Пушкину находится не на площади, названной его именем, а на Тверском бульваре. Ко дню авиации ночью мы за четыре часа перевезли памятник на отведенное ему место“ (Лебедева О. Личный шофер Сталина // Сегодня, № 350, 26 мая 1999 г.).

На работе Василий Сталин расслабляться себе не позволял и был очень строг в этом отношении к своим подчиненным. Конечно же, благодаря стараниям и заботам Василия Сталина Московский военный округ выгодно отличался от других. В связи с этим министр обороны Булганин намекнул Иосифу Виссарионовичу на то, что за особые заслуги пора бы присвоить командующему очередное воинское звание — генерал—лейтенант. Но Сталин, без личного согласия которого не присваивалось ни одно воинское звание, отвечал на эти ходатайства так: мол, молод еще. «Смилостивился» генералиссимус только 21 декабря 1949 года по случаю своего 70–летнего юбилея. (Кортенски Г. «Я был шофером Василия Сталина»).

Но вернемся к повествованию Сергея Крамаренко о вступлении в должность генерал—майора Сталина: «Однажды командир полка полковник Старостин собрал летчиков в клуб. Мы вошли, расселись. Вошла группа офицеров, впереди невысокий подвижный генерал. Наш командир поднял и стал докладывать. Генерал посмотрел на нас и приказал:

— Садитесь.

Затем, когда все сели, он продолжил:

— Я — ваш новый командующий Василий Сталин. С вами я уже встречался под Берлином, рад, что вижу вас снова.

Затем после нескольких фраз:

— Мне докладывали, что у вас, фронтовиков, какие—то неурядицы, — хочу услышать.

Конечно, все молчат. Тогда, еще раз осмотрев зал, Василий Сталин вдруг произнес:

— Прошу фронтовиков встать.

Вся левая половина зала (а мы, фронтовики, сидели все вместе слева) встала. Правая сторона, прибывшие «школьные работники» (так мы называли командиров, вышедших из инструкторских училищ), переведенные к нам «на усиление», осталась сидеть. Посмотрев на это, Василий Сталин сказал:

— Все понятно.

В дальнейшем разговоре он сказал, что примет все меры по улучшению обстановки с жильем, с аэродромом и укрепит нас опытными боевыми кадрами.

Действительно, не прошло и нескольких недель, как бывший командир нашего полка Чупиков был назначен командиром нашей «Кубинской» дивизии, а мой ведущий Александр Куманичкин — командиром 29–го гвардейского авиаполка. Чуть позднее началось строительство жилого городка из финских домиков. Василий Сталин добыл для авиации МВО из промышленности 500 финских домиков, в том числе 50 домиков для нашего полка, и к осени все наши бесквартирные летчики, ютившиеся в соседних деревушках, разместились в благоустроенных коттеджах. В том же году мы в эскадрилье купили вскладчину первую машину» (Крамаренко С.М. Против «мессеров» и «сейбров». В небе двух войн. — М.: Яуза, Эксмо, 2006. — стр. 131–132).

Давайте обратим внимание на то, с чего начал свою деятельность новый начальник авиации округа. Василий Иосифович озаботился в первую очередь благоустройством своих подчиненных. Причем, как видно из рассказа С. Крамаренко, более всего его интересовали судьбы фронтовиков. Не зря он выяснял на собрании, в чем нуждаются именно они. Уж кому, как не Василию было известно, что «школьные работники» вполне неплохо устроены. За годы тыловой службы обзавелись квартирами, бытом, а у фронтовиков — ни кола ни двора. Да и перераспределение должностей произвел согласно своим представлениям о воинской службе, выдвинув на командные посты именно фронтовиков—практиков, а не инструкторов—теоретиков. Об этом у Крамаренко прямо не сказано, но по тексту можно догадаться, что именно так и было.

С приходом нового начальника округа и новой кадровой перестановкой работа в авиации округа закипела. За год произошли просто фантастические сдвиги. Появились первые образцы отечественной боевой реактивной техники. В начале 1949 г. 196–й ИАП получил приказ командующего ВВС Московского военного округа В.И. Сталина срочно освоить новый истребитель Ла–15 и принять участие в традиционном первомайском параде уже на новой машине. Самолеты начали поступать по 1–2 машины из разных мест. Их собирали в Кубинке, перегоняли с Горьковского завода, с аэродрома ГК НИИ ВВС в Чкаловский. К началу апреля в 196–м полку набралось более десятка Ла–15, и всего за 26 апрельских дней полк переучился на новый истребитель. Одновременно с подготовкой к параду полку было предписано провести войсковые и государственные испытания Ла–15. Если в войсковых испытаниях принимала участие большая часть летного состава полка, то для госиспытаний была создана специальная группа из четырех пилотов. В нее вошли майор Е.Г. Пепеляев и капитан А.И. Бабаев из 196–го ИАП, один летчик—испытатель МАП и испытатель ГК НИИ ВВС подполковник А.Г. Кочетков. Вспоминает Е.Г. Пепеляев:

«…Начали срочно осваивать Ла–15, прокладывать дорогу для других летчиков. Двухместного самолета не было, но вылетели все свободно. Ла–15 хороший самолет был, хотя и сыроватый… На пилотаже даже лучше МиГ–15, я мог сравнить — на Ла–15 я готовил пилотаж ко дню воздушного Флота и показывал его в Тушино в 49–м, а потом с Ла–15 на МиГ пересел. Но в целом по сравнению с МиГом слабоват он был. Потолок меньше, скорость и скороподъемность пониже — у МиГа двигатель помощнее был. Слабовато оружие было, прицел, правда, тот же полуавтомат, что и на МиГе. Ла–15 по сравнению с МиГ–15 много высоты терял за переворот. МиГ, насколько я помню, 1200 м, а Ла–15 — 1400–1500. На МиГе даже меньше можно было потерять. 1200 м — это по инструкции минимально допустимая высота, а я показательно делал переворот с 1000 м и МиГ выходил на двухстах, то есть всего 800 м терял. Хотел я сделать еще ниже, но начальство воспротивилось. И еще я открытие сделал, что нечего и пытаться выводить Ла–15 из штопора до высоты 5000 м. Мне было дано задание сделать переворот с высоты 11500 м. А до этого мы все время на малых высотах летали. И вот я сделал переворот и попал в штопор, в обычный. Я выводить, а он не выходит. Тряска, стуки… Так и вертелся, только тысячах на четырех я его вывел. И я понял, что, во—первых, нечетко действовал рулями при выводе, и, во—вторых, высота…. Это я сразу понял. В этом же полете я во второй раз полез. Рули поставил так, как надо, а он все равно до 5000 не выходил — рулям не хватало плотности воздуха. И уже на третий раз я сделал переворот, потерял на нем тысячи четыре высоты, и только тогда он у меня получился…. В общем, МиГ–15 лучше, мощнее был самолет. А если сравнивать с МиГ–15 бис, то „бис“ еще более солидный был, чем Ла–15…».

При подготовке к первомайскому параду 1949 года 196–й ИАП потерял один Ла–15. При подходе к Московской окружной дороге загорелся самолет капитана Зотова. Перегорело управление рулем высоты, и летчик впервые в советских ВВС успешно катапультировался из боевого самолета. В июне в 196–м ИАП произошла катастрофа — при выполнении пилотажа в зоне на Ла–15 разбился старший лейтенант Загорец. В следующем месяце снова трагедия — погиб командир полка Герой Советского Союза подполковник А.П. Шишкин. И опять это произошло на пилотаже в зоне на Ла–15. Самолет дискредитировал себя в глазах командующего ВВС округа Василия Сталина, тем более что подполковник Шишкин был его фронтовым другом. Поступил приказ передать «Лавочкины» в другие части, а 196–му ИАП переучиться на МиГ–15. Правда, летать на МиГе летчики полка начали несколько раньше, первые 9 пилотов вылетели на МиГ–15 еще в мае, в июле освоили МиГ еще 17 летчиков. Весь летный состав закончил переучивание в начале октября (Крылов Л., Тепсуркаев Ю. Лучший ас Корейской войны. — http://aviagal.narod.ru/text/pepel/pepel.html).

Результаты этого строгого, но вполне оправданного решения Василия Сталина не замедлили сказаться во время боевого применения наших МиГов в небе Кореи. Причем эффективность отечественной авиации была столь велика, что пограничная зона конфликта была названа американскими пилотами «аллеей МиГов». А теперь представьте, что могло случиться, если бы вместо зрелой машины МиГ–15 в Корею попали аварийные Ла–15. Сколько напрасных жертв понесли бы наши пилоты? Сколько наших самолетов было бы сбито из—за несовершенства конструкции, плохой маневренности и малой живучести? А сам Пепеляев, который стал лучшим асом Корейской войны, еще не раз поблагодарит впоследствии Василия Сталина за решение принять на вооружение МиГ–15. К слову сказать, именно характеристика Е.Г. Пепеляева и заставила меня сесть за написание данной книги: «Несколько слов о яркой и неоднозначной фигуре сына вождя. В.И.Сталин, генерал—лейтенант авиации, вступил в должность командующего ВВС МВО в начале 1948 года. Приступив к работе, развернул бурную деятельность в решении задач боевой подготовки и боевой готовности частей ВВС округа. Заменял старые самолеты на новые. При нем начали приводить в порядок аэродромы округа: ремонтировать старые и строить новые взлетно—посадочные полосы (ВПП), обустраивать гарнизоны и городки. В. Сталин был строгий и эмоциональный человек. Бывал жесток с нерадивыми, но справедлив. Искренне любил авиацию и летчиков.

Я помню случай, когда, вступив в должность командующего, он рано утром приехал на аэродром Теплый Стан и объявил боевую тревогу 176–му гвардейскому авиаполку. Оперативный дежурный полка лейтенант Молотов, получив сигнал боевой тревоги, действовал согласно боевому расписанию. Через пять—шесть минут на командный пункт прибыл дежурный по аэродрому лейтенант Рыков и доложил командующему о состоянии готовности аэродрома.

Личный состав 176–го гвардейского полка действовал по тревоге вяло и неорганизованно. Только через 30 минут на КП полка прибыл зам. начальника штаба майор Ворошилов. Командира и начальника штаба полка еще не было. Тогда командующий и говорит:

— Что же такое получается — собрались Сталин, Ворошилов, Молотов, даже Рыков, а в полку бардак. До сих пор нет ни командира полка, ни начальника штаба.

После тревоги, на разборе, командующий жестко поговорил с командованием полка. Сделал соответствующие организационные выводы и убыл с аэродрома. Вскоре после этого случая полк принял майор Герой Советского Союза А.С. Куманичкин» (Пепеляев Е. «Миги» против «сейбров». — М.: Яуза, Эксмо, 2005. — Стр. 117–119).

Не забывал новый командующий и о бытовых проблемах своих летчиков. «Городок из финских домиков (т. н. „линии“) построили к концу 1951 года, разрешив в какой—то степени жилищный вопрос. Самолеты сдавали за два—три дня до праздника, а при Василии Сталине — за 4–5 дней. Вот тогда у технарей наступал праздник — гуляй, ребята, без забот — полная свобода! Дело доходило до того, что к празднику осуществлялись „розыски“ „пропавших“ техников самолетов, т. к. без него никто не имел права выпустить самолет в полет. Но за все время драматических исходов не было» (Шарков В.В. Воздушные парады: воспоминания «технаря». — http://www.airforce.ru/history/parade/). Немного забегая вперед, замечу, что, начиная с 1953 года, то есть после снятия Василия с должности, аварии с трагическим исходом стали происходить регулярно.

Что же касается самих парадов, то весной 1942 года на даче в Зубалово у Василия родилась одна идея. В ноябре 1941 года на одном из подмосковных аэродромов готовилась к пролету над Красной площадью во время военного парада пилотажная группа 120–го истребительного авиаполка. Она должна была пройти пятеркой. Ведущим — командующий ВВС Московского военного округа Сбытов, за ним — командир полка Писанко, летчики Томилин, Шевчук и Глебов. Из—за плохой погоды этот полет не состоялся. И вот, уже весной 1942 года, Василий Сталин решил довести эту идею до конца. Ведущим группы должен быть Василий. В левом пеленге за ним — Николай Власов и Борис Морозов. В правом — Павел Коробков и Евгений Антонов. Группа быстро слеталась. «Яки» покрасили в красный цвет. Над Мавзолеем пролет предполагался на высоте 100 метров, но… и этот полет сорвался — погода опять подкачала… (Грибанов С. Василий Сталин). Что и говорить, молодому полковнику не удалось осуществить задуманное, но Василий не был бы Сталиным, если бы не довел дело до конца. С завершением войны практика проведения военных парадов возобновилась.

Ничто не вызывало у москвичей такого восторга, как авиационные парады в Тушино. Это зрелище было настоящей гордостью обоих Сталиных. К нему задолго до августа готовились и зрители, и участники. Москвичи приходили сюда в белоснежных нарядах, как того требовали неписаные правила именно этого выхода в свет, летчики демонстрировали свое мастерство в воздухе. Василий Сталин лично руководил парадом, либо лично пилотируя головную машину, либо отслеживая с земли каждое движение самолетов: благо, с 1949 года его автомобиль был оснащен радиопередатчиком типа «Памир» — непосредственной и наземной, и воздушной связью (Лебедева О. Личный шофер Сталина // Сегодня, № 350, 26 мая 1999 г.).

Но восторги москвичей стоили пота и нервов летчиков, бесконечных тренировок, причем часто Василий со своего «Памира» лично вмешивался в ход тренировочных полетов, менял полетные задания, казалось, требовал невозможного. Анатолий Неверов, служивший под началом уже генерал—лейтенанта Сталина, поведал показательный случай: «Меня включили в пилотажную группу запасным и начали тренировать. Командующим авиацией военного округа тогда был Василий Сталин, а в 30 километрах от Кубинки, на берегу Москвы—реки, была его дача. Там же у него была рация, настроенная на волну управления полетами. Меня срочно вызывает командир дивизии и говорит, что нужно выполнить пилотаж над дачей командующего. Летчика основного состава в тот день на аэродроме не было. Командир дал нужные указания и строго предупредил, чтобы я ниже 200 метров не снижался. Я взлетел и через 4 минуты был над дачей. Прохожу на двухстах метрах, вижу террасу, на террасе за столом люди. Выполняю петлю. В наушниках голос командующего:

— Ниже.

Но у меня приказ не ниже двухсот. Выполняю вторую петлю. Опять слышу:

— Ниже.

Еще заход и опять:

— Ниже… твою мать.

Ну что ж, ниже, так ниже. Получилось действительно ниже. В следующем заходе я увидел, что стол вместо белого стал коричневым: слетела скатерть. Мало того, что самолет прошел очень низко, я еще переломил траекторию так, что струя реактивного двигателя пришлась на самый стол.

Доложил, что задание закончил, и вернулся на аэродром. В наушниках тишина. Мне стало жалко того, что было на скатерти, а заодно и самого себя. Представьте себе, что у командующего на столе был список офицеров на представление к очередному воинскому званию: «Капитан Неверов? Это тот, что мне испортил прием гостей?» Нет, не быть мне, видно, майором. После посадки иду в штаб. Как докладывать? А командир спрашивает:

— Ну что, Неверов? Все нормально? Ниже двухсот не снижался?

Телефонный или радиоразговор должен был опередить мою посадку. Значит, такового не было.

— Все нормально, товарищ полковник, не снижался…Звание майора мне присвоили своевременно» (Щербаков А.А. «Летчики, самолеты, испытания», глава «Василий Сталин»).

Василий не давал расслабиться ни на минуту ни себе, ни своим летчикам. Пик интенсивности тренировочных полетов приходился на период подготовки к праздникам. Более напряженно тренировался только летчики авиаполков, которым предстояло встретиться с настоящим противником в Корейской войне.

«Летчики полков 9–й ИАД много и интенсивно летали. Скорость прохода колонны полка на МиГ–15 и МиГ–17 у ведущего была 800–850 км/ час, а у последующих звеньев (а их было 10–12) — достигала 900 км/час, скорость же замыкающих самолетов зашкаливала за 1000 км/час. Когда проходили тренировки над аэродромом, то мы, стоявшие на земле, с содроганием смотрели на эту „карусель“. Скорость громадная, „тройки“ звеньев то надвигаются друг на друга, то отстают, в звене самолеты, летящие с интервалом 5–10 метров, прыгают то вверх, то вниз, их крутит газовая струя и вся эта армада покрыта копотью от сгоревшего керосина. Летный состав после такой „бани“ садился мокрый до пяток, возбужденный, разгоряченный.

Летчики заканчивали подготовку к воздушному параду пролетом на генеральной репетиции, которая проводилась, как правило, за 3–4 дня до праздника. Если над Москвой — то выходом на Ленинградский проспект и уходом в сторону, а если над Тушино — то пролетом над аэродромом, так как там нет зрителей.

После окончания генеральной репетиции и посадки самолетов технический состав готовил самолеты: чистил планер, устранял, если были, неисправности, заправляли все системы самолетов положенными жидкостями, маслами, воздухом и представляли самолет к осмотру комиссии, возглавляемой инженером дивизии.

В комиссию входило человек 10–15, и состояла она из инженеров эскадрилий, инженеров полка по службам и авторитетных, грамотных техников звеньев. Каждый член комиссии осматривал «свой» объект или систему самолета. После окончания осмотра самолета комиссией самолет зачехлялся и пломбировался печатью старшего комиссии. Техсостав сдаваемого самолета удалялся от самолета и не допускался более к нему ни на шаг. После осмотра всех самолетов полка старший инженер полка сдавал все самолеты караулу. В караул заступали курсанты Серпуховского училища, которых привозили на аэродром в автобусах.

Наступал день праздника и парада. Парад начинался в 10–11 часов утра. Построение технического состава — в 5.00. Убытие на аэродром. Комиссия принимала самолеты от караула. Начиналась предполетная подготовка на самолетах:

— буксировка самолетов на взлетную полосу, расстановка на полосе по 6 самолетов в ряд с дистанцией 60–80 метров между рядами. На это отводилось 2 часа,

— каждая пара самолетов обеспечивается средством запуска: от АПА или аккумуляторной тележки.

— рядом с каждым самолетом стоял тягач или грузовой автомобиль, а также выделялась передвижная аварийная команда на всякий случай.

В воздушных парадах участвовали все три полка 9–й дивизии: 234–й ГвИАП, 274–й ИАП (АПИБ) и 32–й ГвИАП. Таким образом, на взлетной полосе выстраивалось более 100 самолетов, которые занимали половину взлетной полосы. За 1 час до взлета все было в готовности, приезжал летный состав, и ожидали команды. За 10–15 минут до взлета летчики садились в кабины. С самолетов снимались заглушки воздухозаборников и сопел, чехлы с фонаря кабины и все имущество укладывалось на тягачи. Запуском всей «громады» командовал инженер дивизии, находившийся у головного самолета, ведущего всю колонну, обычно это был самолет командира дивизии. Все команды инженера дивизии дублировались инженерами полка и АЭ вглубь строя самолетов: снять заглушки и чехлы. Пауза. Приготовиться к запуску. Запуск…

Первыми запускали двигатели и взлетали пилотажные группы 234–го ГвИАП, затем с интервалом в 5 минут — 274–й полк. 32–й полк всегда летал в последней колонне, так как впереди летел полк (с конца 50–х годов) на «сухих», то есть Су–7Б с неполной заправкой из—за большого веса конструкции самолета, и им необходимо было садиться в первую очередь. Картина на взлетной полосе после команды «Запуск!»: первые по запуску самолеты находились в выгодном положении, еще спокойно, нет шума и нет газовой струи. А вот запуск следующих самолетов осложняется тем, что впередистоящий полк уже готовится к взлету, двигатели на максимальном режиме, несутся горячие газовые струи вдоль взлетной полосы, грохочут взлетающие самолеты…. В этих условиях техсостав после запуска отправлял АПА и аккумуляторные тележки на грунт. Газовые струи сбивали людей с ног, катили тележки, срывали фуражки (лишь позже стали выдавать шлемы). Техник самолета после запуска закрывал фонарь кабины пилота, со стремянкой бежал, уже через газовые струи, на ближайший грунт. А тут еще и у своих летчиков иной раз не выдерживали нервишки, рано начинали увеличивать обороты двигателей. «Веселая» картинка! И вот очищена взлетная полоса от техсостава, средств и оборудования…. Двигатели 40–60 самолетов, еще не взлетевших, ревут на полных оборотах. Дрожит земля под ногами, гул и смрад горячего дымного воздуха. Все в напряжении и ожидании. Наконец, самолеты звеньями (по три машины) по порядку уходят в воздух.

Ушли. Тишина и благодать… Так, с восторгом и любовью описывает подготовку к парадам ветеран 32–го ГвИАП Виктор Васильевич Шарков. (Шарков В.В. Воздушные парады: воспоминания «технаря». — http://www.airforce.ru/history/parade/).

Василий любил летчиков и всякий раз, когда представлялся случай, старался подчеркнуть их значимость. Будучи от природы щедрым человеком, сын Верховного не обходил вниманием особо отличившихся пилотов. И в первую очередь тех, кто принимал непосредственное участие в парадах.

«День Победы 1952 года полковник авиации Алексей Кантауров запомнил навсегда. Тогда он получил кортик за номером Б–406 и ножны с изображением Кремля и самолета от сына генералиссимуса — Василия Сталина за отличную организацию воздушного парада над Красной площадью.

Сейчас Алексей Михайлович Кантауров — волжский пенсионер, ветеран Великой Отечественной. А в 52–м он был младшим лейтенантом, помощником начальника штаба парадного летного полка 56–й бомбардировочной авиационной дивизии Московского округа. Командовал авиацией Московского округа сын Иосифа Сталина, генерал Василий.

К воздушному параду над главной площадью страны в 1952–м готовились не в пример тщательнее, чем сейчас. Все — и участники парада, и его организаторы — понимали, что на кону стоит не только карьера, но и жизнь, и, возможно, судьбы близких людей.

Летчиков для воздушного парада отобрали в звании не ниже капитана. Причем списки тех, кто полетит над Красной площадью, подбирал КГБ. Проверяли не только самого летчика — «не был, не состоял, не привлекался», но и его бабушек и дедушек. Не были ли в годы войны в концентрационных лагерях, на оккупированной территории, не состоят ли в родстве с «врагами народа»? На каждого летчика в КГБ имелось пухлое досье.

— Пока шли тренировки воздушного парада, — вспоминает Алексей Михайлович, — летчики каждый месяц изнашивали по паре перчаток. Они просто истирались у них на руках. И выходили из самолета летчики потные от изнеможения. Нервничали, конечно, не без того… Приказ был такой: «Если что—то случится с самолетом во время парада, никуда не сворачивать, не пытаться садиться, — падать в Москву—реку».

Это сейчас на День Победы над Москвой всегда ясное небо. Тучи научились разгонять искусственно. А в 1953–м никто не знал, какая будет погода, смогут ли нормально летать самолеты. Командующий авиацией Московского округа Василий Сталин сказал: «Полеты состоятся в любую погоду». Летчикам ничего не оставалось, как исполнить приказ.

— И пролетели они так, что можно было нитку привязывать от самолета к самолету, и она не порвалась бы, — рассказывает Кантауров. — Все исполнили синхронно и точно по времени, чтобы не заглушать шумом двигателей марш пехотинцев. Лишь один истребитель слегка отклонился от курса и пролетел над Кремлем. Потом с этим летчиком очень долго шло разбирательство, его чуть не посадили, но каким—то чудом все обошлось» (Поплавская О. Кортик от Василия Сталина // Неделя города Волжский, № 19, 12 мая 2005 г.).

Организация воздушных парадов — сложнейшая работа, где нужна абсолютная слаженность в управлении задействованными структурами. В парадах над Красной площадью участвовали сотни самолетов разного типа. Реактивные и поршневые самолеты летят с разными скоростями с аэродромов, находящихся на разном расстоянии от Москвы. Где—то они должны сойтись для группового пролета и строгим порядком при малой высоте пройти над Красной площадью. Здесь точность должна быть в доли секунды, много факторов надо учитывать. Как вести группы? Какие ориентиры? Прекрасные ориентиры — дороги, улицы, дома. У него была карта московских домов: расположение, высота, а где—то находится заводская труба… Василий все это устраивал. Когда его не стало в той структуре, штаб сильно изменили, парадов не стало. Тут, помимо организаторских способностей и умения, смелость нужна, не бояться брать на себя ответственность, нужно день и ночь готовиться, бесконечные тренировки, сложные штурманские расчеты. У него был цепкий ум — он схватывал на лету и быстро ориентировался в происходящем, не боялся внедрять новое. Когда его уже не было, старые летчики, командиры делились, что когда вопрос какой—то возникал, то между собой говорили: «Давай, как при Василии Иосифовиче, как он делал» (Сергеев А. О друге незабвенном. К 85–летию со дня рождения В.И.Сталина. // Завтра, № 12 (644), 21 марта 2006 г.).

Но даже при организации парадов Василий не считал свое мнение единственно верным и не ставил его в край угла. Четкость выполнения маневра для него была важнее собственных амбиций. Об этой черте Василия Иосифовича рассказал Николай Александрович Дружинин, совершивший 5759 полетов на 23 типах истребителей: «Я учился на Липецких высших летно—тактических курсах усовершенствования командиров летных частей ВВС. Это были единственные в Союзе курсы. Попал туда по рекомендации Жукова, не Юрия Константиновича, а начальника школы воздушного боя. Когда—то этой школой командовал сын Сталина, Вася Сталин. Я его вот так, как вас, видел. Я участвовал в воздушных парадах над Москвой. У меня в книжке записана благодарность от товарища Сталина. Не лично, конечно, а всем участникам, отлично выполнившим задание. Было 860 самолетов, мы проходили девятками через Красную площадь, я водил левое звено. Самое тяжелое. Девятка делает разворот. Тренировались полтора месяца. Я был командиром звена. Чуть—чуть ошибка — все. У Васьки Сталина была мысль: в первую девятку пустить Героев Советского Союза. Но их надо тренировать. Они смелые, замечательные фронтовые летчики, у них орденов по пупок. Но они не могли пилотировать так, как мы, инструкторы. Их надо было довести, чтобы держали крыло в крыло. Я за это поручиться не мог. Василий сказал: ладно, оставим эту идею…» (Торшина Л. Горе от любви полковника Дружинина. // Молодежь Эстонии, 26 сентября 2000 г. — http://www.moles.ee/00/Sep/26/index.html).

Что же касается «шалостей» Василия, то под этим словом часто понимали нестандартные решения нового командира, которые можно трактовать по—разному. Например, в случае, рассказанном Михаилом Каснериком, штурманом Василия, проглядывает простое желание поразить и порадовать жителей Москвы. С Василием Сталиным Каснерик провел в небе почти 400 часов: на поршневых самолетах они готовили воздушные парады. В те годы Василию Сталину обязаны были все. Советская авиация — появлением первых реактивных самолетов Як–15, Як–17 и реками горючего. Летный состав — своей «сытостью», хорошим гардеробом, обязательным 10–дневным отдыхом в элитных санаториях Ялты, Сухуми или Сочи. Как вспоминает старый летчик, Сталин любил пошутить:

«Накануне воздушного парада я был среди пилотов, которым достался билет на футбольный матч команд ВВС — „Динамо“, — вспоминает Михаил Константинович. — Перед отъездом Сталин приказал взять мне с собой шлемофон, сказал: „Будет задание“. Уже на стадионе, переполненном болельщиками, меня вызвали в правительственную ложу: „На аэродром. Срочно. В 18.30 чтобы был над стадионом. Покажешь высший пилотаж“. — „Товарищ генерал! Самолеты запломбированы перед завтрашним парадом. Сейчас лететь не на чем…“ — „Команда на аэродром дана. Ясно?“

Ровно в половине седьмого Каснерик на Ла–9 появился над московским «Динамо». На стадионе стояла тишина: перед тысячами глаз изумленных москвичей кружится в воздухе самолет. Матч отменен… Увлекшись, Михаил услышал по рации голос главнокомандующего: «Ты, голубь, потише, осветительные мачты не снеси…» (Настоящий полковник «катал» на самолете жену Василия Сталина // Комсомольская правда в Белоруссии от 19.05.2006).

Но были и иные «шалости», с помощью которых Василий пытался повысить боеготовность округа или показать слабости той или иной боевой единицы. Благодаря таким «шалостям» Василия Сталина нарком внутренних дел СССР Берия даже орден Ленина получил. Для этого, правда, пришлось посадить заместителя главнокомандующего ВВС СССР Новикова…

«Случай это был трагический, — продолжает заслуженный летчик Михаил Каснерик. — Теплый Стан. Четыре утра. Полк спит. Приехал Василий Сталин, поднял всех: „Проверка боевой готовности. Взлетаем“. Несмотря на то, что погода была жуткая — туман, через полчаса 27 самолетов Як–17 взмыли в небо. Василий Сталин не полетел: остался на командном пункте. В то утро три самолета разбились, было шесть вынужденных посадок. Я приземлился на Киевской автостраде… Потом Сталин обвинил главного маршала авиации СССР Александра Новикова в том, что „…порядка в авиации нет, уже и боевой тревоги не поднять…“.

Можно, конечно, назвать это самодурством командующего, но пилоты, как и их командир, считали подобные «выходки» элементом обучения, изучением возможностей реактивных самолетов. Все помнили основное правило Василия Сталина: АВИАЦИЯ ВСЕГДА ДОЛЖНА БЫТЬ ГОТОВА К ОТРАЖЕНИЮ ВНЕЗАПНОГО УДАРА ПРОТИВНИКА В КРАТЧАЙШИЕ СРОКИ. Поэтому не боялись высказывать замечания в адрес новой техники даже самому Верховному:

«Подмосковье. Аэродром „Тушино“ — просторный, как небо… Летная погода. Лето 48–го. Командир пилотной группы старший лейтенант Миша Каснерик выстраивает экипаж в новых комбинезонах — лучших летчиков—испытателей Советского Союза (их в свое время отбирал сам Сталин). Высокое начальство величает Каснерика по имени—отчеству. Высший пилотаж для руководства страны выпускник Батайской авиационной школы Михаил Каснерик и его ведомые — Виктор Кузнецов и Юрий Богачев — выполнили на новых реактивных самолетах Як–17. Поступило новое задание — повторить завтра этот же пилотаж над Кунцево. Повторили. Тройка летчиков—асов еще не знала о том, что за ними из окна своего дачного домика наблюдает Иосиф Сталин… После приземления всех троих повезли в неизвестном направлении.

— Когда мы проехали Калужское шоссе и два контрольно—пропускных пункта, увидели в окно аккуратный деревянный дом, гранитные дорожки, — рассказывает Михаил Константинович. — Вышел Иосиф Виссарионович — лысоват, конопат, в белом кителе без погон. Отрапортовали: «Здравия желаем, товарищ главнокомандующий!». Сталин прервал: «…товарищ Сталин…» Поздоровался. Похвалил высокое летное мастерство. Посмотрел на меня в упор:

— Можно воевать на новых Як–17?

Я говорю:

— Нельзя.

— Почему?

— Топлива хватает всего на полчаса. Нам далеко до английских самолетов…

— Откуда вы знаете?

— Прочитал в журнале Life.

— Вы знаете английский язык?

— Готовлюсь поступать в Жуковскую военно—воздушную академию.

— Это похвально, что наши летчики интересуются техникой противника. Скоро и у нас будут хорошие самолеты! А в академию вы поступите…» (Каснерик М. Настоящий полковник «катал» на самолете жену Василия Сталина. // Комсомольская правда в Белоруссии, 19 мая 2006 г.).

Между двумя описанными выше событиями состоялся разговор двух Сталиных — отца и сына, во время которого Иосиф Виссарионович отругал Василия за потерю боевых самолетов. А Василий своим поступком хотел доказать отцу, что наши самолеты пока еще не готовы противостоять иностранным аналогам. Он подтвердил то, о чем говорил несколькими годами раньше летчик—испытатель М. Каснерик. И.В. Сталин не понял, что это была не шалость Василия, а элемент боевой подготовки. Авиация показала ужасные результаты — какие тут шалости! А это только начало карьеры. Но скоро, очень скоро полки начнут переучиваться на более совершенные машины, улучшится быт. Профессия пилота начнет привлекать не только и не столько своей рискованностью и героизмом, а скорее, наоборот, надежностью. В авиацию потихоньку начнет возвращаться романтика 30–х годов…

…Впервые Иосиф Виссарионович обратил внимание на сына, как на специалиста в области авиации, когда тот служил в Германии. Не имея возможности общаться напрямую, но, чувствуя острую необходимость в подобном общении, Василий продолжал вести переписку с отцом. В письмах он неоднократно указывал, что авиационная техника выпускается крайне низкого качества, новинки не внедряются, ведутся грубые приписки показателей выпуска самолетов. Особенно его волновала судьба самолета Як–9 с двигателем М–107, который по данным испытаний показывал отличные результаты, а на самом деле приводил к трагедиям. Дело в том, что этот двигатель был настолько мощным, что конструкция центроплана, моторама, капоты не выдерживали нагрузок и разрушались в воздухе. Кроме того, происходило прогорание цилиндров самого двигателя. Одним словом, мотор был «сырым», но в производство, не смотря на недостатки, был запущен. Василий все это подробно и обстоятельно изложил на бумаге и направил письмо Сталину—старшему. Именно это письмо до сих пор вызывает зубную боль у грызущих базальт исторической науки исследователей. Именно это письмо, как принято считать, стало поводом для ареста Новикова, Шахурина и еще целого ряда чиновников авиапрома. Но давайте разберемся, на что же Василий хотел указать отцу, чего добивался? Как следует из рассказов летчиков — и ветеранов, летавших на поршневых самолетах, и пионеров реактивной авиации — аварийность машин была просто катастрофической. Но самое страшное заключалось в том, что послевоенные показатели аварийности перекрыли показатели военных времен. С ситуацией мириться было нельзя — если на фронте потери бракованных самолетов еще как—то можно было списать на боевые (считалось, что фронту нужна авиатехника в больших количествах, а заводские недоделки исправят фронтовые механики), то гибель молодых летчиков в мирное время оправдать было нечем. Но кто укажет самому И.В. Сталину на столь трагичную ситуацию? Нарком авиационной промышленности А.И. Шахурин? Так он же сам и создал эту ситуацию. Главный маршал авиации А.А. Новиков, который все знал и молчал? Если Новиков все доложит Верховному, то следующим за Шахуриным и пойдет (как, впрочем, и случилось), причем, что характерно, в том же северо—восточном направлении, любоваться красотами полярных ночей. Летчики, летавшие на бракованных самолетах, расскажут? Половина из них на этих же самолетах и разбилась, кто—то погиб в боях, а выжившие жаловались, писали командирам дивизий, те по должностной цепочке выше. В итоге жалобы ложились под сукно либо Новикову, либо Шахурину. Круг замыкался, а самолеты продолжали падать!

А теперь представьте ситуацию: конец войны, весна 1945 года, на смену воздушным асам приходят молодые люди, мечтающие о небе. Садятся в кабины новейших советских самолетов и… Как произошла авария с одним из таких самолетов, описал летчик—истребитель Мовшевич Юрий Моисеевич:

«— Говорят, что двигатели легко перегревались при рулежке?

— Такого недостатка я не помню, но двигатель был сырой (речь идет как раз о самолете Як–9 с двигателем М–107. — Авт.). Довольно часто у него случался обрыв шатуна, и, как следствие, самолет загорался. После войны мы три самолета потеряли, и один из них мой. Мне надо было лететь в зону на высший пилотаж, а тут командир эскадрильи меня позвал, попросил меня дать слетать одному «безлошадному». Я был против — война закончилась, каждый свой самолет бережет. В зависимости от того, как ты эксплуатируешь, такой будет твоя характеристика. А тут отдать другому! Комэск мог приказать, но он меня уговаривал: «Ему летать строем, он на максимальной летать не будет. А после полетишь ты!» Я понимаю, что все равно он может приказать. Да и тому летать надо, он безлошадный: «Ладно, пусть летит». Лето в Венгрии было жарким. Он надел на себя трусики и комбинезон, перчаток у него не было. И вот они летали над аэродромом, парой. И вдруг у него оборвался шатун, двигатель загорелся. Он тут же развернулся и пошел на посадку. Посадка с планированием и выравниванием занимает секунд сорок. На планировании секунд 10–15 до выравнивания самолет вспыхнул. Когда он вспыхнул, у него ни перчаток, ничего, прикрыл лицо рукой, выровнял самолет, посадил, прокатился, может быть, метров 100–150 и выскочил из кабины — не мог терпеть. Так вот за эти секунды у него обгорели пальцы, лицо обгорело и колени» (Драбкин А. Я дрался с асами люфтваффе. На смену павшим. 1943–1945. — М.: Яуза, Эксмо, 2006. — Стр. 406).

Ну, что, не возникло желания оказаться на месте этих молодых летчиков, горящих в новых самолетах уже после войны? Вот и у Василия Сталина не было желания терять боевых летчиков. Поэтому он предупреждал не только отца, но и Новикова о проблемах с двигателем М–107. Но тот и слушать не хотел — он же один из маршалов Великой Победы! Жуков от авиации! Но амбиции одного человека, пусть даже маршала, не стоили жизней молодых пилотов!

Подчеркиваю, целью письма Василия отцу было не желание посадить Новикова или Шахурина, а желание изменить ситуацию с выпуском бракованных самолетов. Это совершенно разные мотивы! А то, что в выпуске бракованных самолетов Шахурин, а заодно с ним и Новиков были виноваты, сам же Шахурин и признался уже после тюрьмы, совершенно добровольно, когда никто из него, сидящего в одном из московских сквериков, калеными клещами слова не вытаскивал. Честный был человек, умел признавать свои ошибки. И на том спасибо. Тяжело поверить, но в данном случае обвиняемый и выступает адвокатом обвинителя.

Только вот современная журналистская братия в погоне за «жаренным» всегда готова порадовать наивного читателя очередной «правдой о тех мрачных временах». И уж только ленивый журналист не пнул доброе имя Василия Сталина. Хотя как только появляется возможность, всегда спешит это сделать. Например, некто Э. Сорокин в статье «Чужой в семье Сталина. Частная жизнь вождя глазами очевидца» делится откровениями Г.И. Морозова, первого мужа Светланы Аллилуевой:

«10 декабря исполнится год со дня смерти Григория Иосифовича Морозова, доктора юридических наук, профессора, заслуженного деятеля науки России, почетного президента Всемирной Федерации ассоциаций содействия ООН. Г.И. Морозов был первым мужем Светланы Сталиной. Прожил с ней четыре года (с 1944 по 1948 г.) Недавно один из друзей, разбирая архивы ученого, наткнулся на этот рассказ и… переслал его к нам в редакцию. А мы решили его опубликовать практически без каких—либо сокращений…»

Но никто не сказал, что не было дописок, домыслов. Да и вообще Морозов — человек, обиженный властью. Сам рассказ прислал «друг ученого». Где гарантия, что он сам его и не написал? Вся правда будет похожа на сплетни. К тому же «правда», опубликованная после смерти «автора». В общем, источник очень «сырой», да и рассказ, как будет видно далее, слеплен людьми, далекими от биографии Василия, событий послевоенного периода, зачастую не представляющими сути собственного повествования. Вот этот перл эпистолярного жанра с леденящим кровь названием «Месть Василия Сталина»: «После войны Василий Сталин занимал различные высокие должности в авиации. И, как многие военные, мечтал о генеральских погонах. Подхалимы и льстецы знали его слабость и делали все, чтобы услужить сыну вождя. Несколько раз они организовывали представление о присуждении В.И. Сталину следующего воинского звания, то есть генеральского.

Так вот, все рапорты ложились на стол командующего ВВС страны, главного маршала авиации А. Новикова. Тот читал их и бросал в корзину. Дело в том, что маршал был наслышан о пьяных загулах Василия, о других его «художествах» и полагал, что для повышения по службе, равно как и для присвоения следующего звания, оснований нет.

Окружение Василия, да и он сам, естественно, негодовали, клялись отомстить не в меру принципиальному маршалу. И такая возможность представилась. Далее я излагаю события по свидетельству одного очевидца. На «ближней даче» у Сталина собрались Василий, несколько военных и некто в штатском. Последний рассказал вождю об уникальном случае времен войны. Пленный советский летчик избежал концлагеря, поскольку понадобились уборщики на одном прифронтовом аэродроме. Однажды оставили самолет без надлежащего присмотра. Летчик воспользовался этим. Завел и поднял самолет в воздух. Германская боевая машина приземлилась за линией фронта. Сталину история понравилась. Он поинтересовался, присвоено ли летчику звание «Герой Советского Союза». Оказалось, что нет. Тогда Сталин, обращаясь к Василию, строго спросил:

— А ты почему не доложил мне? — И тут Василий сделал ответный ход.

— Я не все докладываю. По разным причинам.

Сталин сразу же насторожился и потребовал: — Говори…

Изображая некоторое смущение, Василий поведал, что в годы Отечественной войны в погоне за высокими показателями, а стало быть, и за наградами нарком авиационной промышленности А.И. Шахурин поощрял выпуск с заводов самолетов, не прошедших необходимый технический контроль. В результате происходили многочисленные аварии, гибли летчики. Главный маршал авиации А.А. Новиков все это знал и молчал. Иными словами, действовал заодно с Шахуриным. Такая информация Сталина поразила.

— Так ли это? — пронизывающим взглядом обвел он притихших военных и человека в штатском. Опровергать сказанное и таким образом ставить под удар Василия никто не решился. Все кивнули головами.

Расправа была короткой. Шахурина и Новикова арестовали и судили. Сын маршала Лев Новиков, с которым я дружил, рассказывал, что отца жестоко пытали, требуя соответствующих признаний. А после вынесения приговора сослали в один из лагерей в Казахстане, где он работал истопником. После смерти Сталина «заговорщики» были полностью реабилитированы.

Вся эта история с Новиковым наделала в свое время много шума. Когда она случилась, я, помню, в лоб спросил Василия: правда ли, что он приложил руку к аресту маршала? Василий мрачно посмотрел на меня и ничего не ответил.

С Василием я встречался и позже. После первого и второго его арестов, последовавших после смерти отца. То был уже другой человек. Больной, измученный, сломленный… Но это уже другой «островок» моих воспоминаний» (Сорокин Э. Чужой в семье Сталина. // Российская газета. — 6 декабря 2002 г. — http://www.rg.ru/Anons/arc_2002/1206/4.shtm).

Спорить с мертвыми тяжело, тем более тяжело их обвинять в фальсификации фактов. Но все—таки этот «островок воспоминаний» придется прокомментировать. Сразу стоит заметить, что повествование идет не от первого и даже не от второго лица, а передано со слов «некоего в штатском». Кто он? Как зовут? Вообще—то подобные «источники» иначе, как генератором случайных слухов, не назовешь. Как видно из предыдущих воспоминаний фронтовых друзей Василия, он не был честолюбивым человеком, тем более нелепо звучит фраза «мечтал о генеральских погонах». Василий Сталин был реалист, а не мечтатель, поэтому он не занимался придворными интригами, а старался довести до конца любое дело, за какое бы ни взялся. Опять же автор данной статьи подменяет мотивы, побудившие Василия Иосифовича обратить внимание отца на катастрофы в воздухе. Не жажда золотых погон заставила обратиться Василия к отцу, а желание повысить безопасность полетов. Далее, послушав «звон, не зная, где он», «некто в штатском» якобы рассказал Г.И. Морозову трогательную историю о пленном советском летчике, оставшемся без Звезды Героя за побег на самолете из концлагеря. Весь этот рассказ очень занимательный, но вызывает ряд вопросов. Первый: по какой это особой причине вернувшийся из плена советский офицер, в отличие от собратьев по несчастью, должен был не просто очиститься от клейма «бывший во вражеском плену» (в те времена, напоминаю читателю, этот ярлык означал конец летной карьеры, а порой и нормальной жизни), но еще и быть представленным к званию Героя? Да, угнал самолет, да, вернулся на Родину… Но ведь абвер тоже не зря работал. Вербовка и заброска немецких шпионов велась различными методами, и подобный вариант был не из худших. Думаю, если Сталин и заинтересовался судьбой подобного человека, то уж о Звезде Героя и речи быть не могло. Хотя летчиков он любил, как любил и справедливость. Многие вернувшиеся из плена «сталинские соколы» все же были удостоены этого высокого звания. Второй вопрос: как И.В. Сталин мог задать подобный вопрос сыну, если на момент описываемых событий Василий проходил службу в Германии и общался с отцом письмами. Или, может быть, И.В. Сталин завел еще одну дачу где—то под Берлином, как это делают современные «правители» России? Зачем же автор статьи тогда называет ее «ближней»? Ближней к чему, к сожженному рейхстагу? Действительно живописнейшее место, особенно летом 1945 года! Третье: не кажется ли вам, что воспаленная фантазия журналиста (или журналистов) строит повествование по классической схеме «плохой — хороший», где Василию Сталину отводиться роль некоего мрачного кардинала, творящего свои грязные делишки руками отца? Зачем в подобном случае заворачивать интригу, если обо всех проблемах в авиации Василий лично докладывал отцу? В послевоенный период у них сложились отличные семейные отношения. Иосиф Виссарионович и ценил сына за то, что Василий, не боясь его гнева, прямо в лицо выдавал факты, которые другие (в том числе Новиков и Шахурин) замалчивали. Потом в этом рассказе до смешного нелепым выглядит боязнь военных и «человека в штатском» опровергнуть Василия. Чего боялась эта компания? 26–летнего сына вождя? Да, каждый из них прекрасно знал, что ложь Сталиным карается не менее жестоко, чем замалчивание. Выходит, что Василий правду говорит, о которой собравшиеся военные боятся доложить Верховному? А вот современные журналисты были бы, наверное, рады, чтобы советские истребители продолжали падать, снижая и без того слабую боеготовность молодой советской реактивной авиации. Глядишь, и Союз на годик—другой раньше бы развалился, а тут этот негодяй Васька взял, да и испортил все. Кто его за язык тянул?

Короче, эти «мемуары» недорого стоят. Таких «свидетелей» сегодня хоть пруд пруди. В ту же когорту Смыслов с Соколовым записались, а по дружбе и журналистов Александрова с Сорокиным прихватили. И давай в один голос, мол, гад этот Васька всех посадил, чтобы тепленькое местечко занять. И не соображают при этом, что, получив звание, Василий Сталин не Новикова место, а Николая Александровича Сбытова занял, который, в свою очередь, убыл в Академию Генштаба. Сбытов, так или иначе, был командиром Василия с 1940 по 1946 год. Сталин—младший сменял своего командира на многих служебных ступенях, когда Сбытов уходил на очередное повышение. И при чем тут Новиков? Еще бы сказали, что он и на место наркома авиапромышленности Шахурина претендовал! Бред полнейший!

А вот сплетня про сбежавшего из плена летчика на самом деле имеет почву. Речь идет, скорее всего, о Герое Советского Союза Крамаренко. Но он из плена не сбегал, его освободили наступавшие советские войска — это раз; звание Героя он все—таки получил, но за войну в Корее — это два; подобный разговор на даче у Сталина не мог состояться по одной простой причине: Василий Сталин в это время служил на территории Германии и с отцом общался только посредством переписки — это три. И самое главное то, что Иосиф Виссарионович Сталин знал о проблемах в авиапроме задолго до жалобы Василия еще со времен войны. Все началось с прямых докладов летчиков на Потсдамской конференции, которые сумели в честь победы добиться встречи с Верховным Главнокомандующим и рассказать о плачевном состоянии материальной части авиаполков. Так что слова Василия, если и решали что—то в судьбе Новикова, Шахурина и иже с ними, то были одними из многих «криков вопиющих в пустыне». Правда, эти слова могли стать последней каплей, переполнившей чашу терпения И.В. Сталина, но в итоге рано или поздно это должно было случиться. Велика ли вина Василия в аресте «дельцов» от авиапрома? Думаю, что не больше, чем у рыбака перед голодным крокодилом.

Более правдивую картину происходившего весной 1946 года составил С.В. Грибанов, который уже больше десяти лет отстаивает честное имя Василия Сталина. Вернемся к его статье «Васька хотел выдвинуться…», опубликованную в газете «Дуэль» № 14 за 1998 год: «…Будни военного летчика и без войны — постоянная готовность к бою, преодоление стихии, себя… Помню безмятежное напутствие моего аэроклубовского инструктора перед первым самостоятельным полетом: „Жить захочешь — сядешь!“.

Не всегда это получалось. Уж по какому случаю — не столь важно, но, как свидетельствовал нарком иностранных дел В.М. Молотов, в дни Потсдамской конференции к Иосифу Виссарионовичу Сталину пришли летчики. «Два—три человека, — рассказывал Вячеслав Михайлович. Сталин поинтересовался: „Ну, как у вас дела?“ — „Да вот, — они без особой хитрости говорят, — начались катастрофы“. — „Как катастрофы? Расследовать!“.

То, что Сталин много усилий отдавал авиации и разбирался в ней основательно — да только ли в ней! — подтверждают и заместитель наркома авиационной промышленности авиаконструктор А.С. Яковлев, и нарком вооружения Б.Л. Ванников.

«Я помню, как в период испытаний новых самолетов ежедневно в 12 часов ночи готовилась сводка для Сталина о результатах испытательных полетов», — пишет Александр Сергеевич Яковлев. Может, румяный вождь России Горбачев так нетерпеливо ждал ночных сводок об испытательных полетах? Или бывшему вице—премьеру Чубайсу без них плохо спалось?..

Ванников подчеркивает, что занимался авиацией Сталин повседневно, что руководивший тогда этой отраслью Шахурин «бывал у него чаще всех других наркомов, можно сказать, почти каждый день… Сталин изучал ежедневные сводки выпуска самолетов и авиационных двигателей, требуя объяснений и принятия мер в каждом случае отклонения от графика, подробно разбирал вопросы, связанные с созданием новых самолетов и развитием авиационной промышленности», — вспоминает нарком вооружения.

Ну, а те летчики, что в дни Потсдамской конференции сетовали Сталину по поводу плохой авиационной техники, может, преувеличили чуточку о катастрофах да авариях? Может, нервы у бойцов сдали после победы—то? А может, сам Сталин и виноват, что катастрофы не прекращались и люди гибли без боя?..

Время стирает факты, события туманятся за давностью лет, и школьные учебники уже по—новому канонизируют былое, саму историю России. То у нас было проклятое прошлое с помещиками и гадами—капиталистами. И вот уже в национальных героях толстосум Боровой, банкиры Березовский, Гусинский, «камикадзе» Немцов, атакующий своими шальными реформами не авианосцы дядюшки Сэма, а полуголодную Русь. Ну а маршал Новиков и нарком Шахурин тоже войдут в историю, только вспоминать их будут чаще с подзаголовком «авиационное дело».

В двух словах то дело изложил второй человек нашего государства Вячеслав Молотов: «Оказывается, Шахурин договорился с Новиковым. И того и другого посадили — и наркома, и героя этого, Новикова»…

Новиков и нарком отсидят и выйдут. Но дело о «летающих гробах» — оно без оснований, выдумка злого грузина? Тогда тревога воздушных бойцов, прошедших огненные метели войны — она с чего бы?..

Сохранились архивные материалы, признания осужденных. Сохранились записки Новикова по тому делу. Однако сначала было его заявление на имя Сталина от 30 апреля 1946 г.: «Помимо того, что я являюсь непосредственным виновником приема на вооружение авиационных частей недоброкачественных самолетов и моторов, выпускавшихся авиационной промышленностью, я как командующий Военно—воздушных сил, должен был обо всем этом доложить Вам, но этого я не делал, скрывая от Вас антигосударственную практику в работе ВВС и НКАП, — пишет Новиков. — Я скрывал также от Вас безделье и разболтанность ряда ответственных работников ВВС, что многие занимались своим личным благополучием больше, чем государственным делом, что некоторые руководящие работники безответственно относились к работе. Я покрывал такого проходимца, как Жаров, который, пользуясь моей опекой, тащил направо и налево. Я сам культивировал угодничество и подхалимство в аппарате ВВС.

Все это происходило потому, что я сам попал в болото преступлений, связанных с приемом на вооружение ВВС бракованной авиационной техники…»

Или вот такое признание Новикова: «У меня вскружилась голова, я возомнил себя большим человеком, считал, что я известен не только в СССР, но и за его пределами и договорился до того, что в разговоре со своей бывшей женой Веледеевой, желая себя показать крупной личностью, заявлял, что меня знают Черчилль, Циен и другие». Маршал этакую манию величия объясняет так: «Находясь в состоянии тяжелой депрессии, доведенный до изнеможения непрерывными допросами, без сна и отдыха, я подписал составленный следователем Лихачевым протокол моего допроса с признанием моей вины во всем, в чем меня обвиняли».

Что ж, не каждый генерал может стать Карбышевым. И согласимся, что какой—то там Жаров, который к «авиационному делу» отношения явно не имел, и товарищ Веледеева, бывшая жена маршала — все это выдумки чекистов. Но вот читаем из записок Новикова о государственной комиссии по проверке деятельности ВВС, созданной в марте 1946 г. «В ее состав входили Маленков, Жуков, Василевский, Штеменко, Шикин, Руденко, Вершинин, Судец, — перечисляет Новиков имена людей, чей авторитет вряд ли у кого вызовет сомнения, и тут вдруг неожиданный поворот: — Причиной создания этой комиссии и ревизии ВВС послужило письмо Василия Сталина отцу о том, что ВВС принимают от промышленности самолет Як–9 с дефектами, из—за которых бьется много летчиков…» Дальше маршал просто констатирует: «Делу о приемке плохих самолетов был дан ход, принявший обычный путь объяснений, разъяснений, обещаний исправить и т. д. Но хитрый, рвущийся к власти Васька хотел выдвинуться…»

Из показаний Василия Сталина во время следствия уже по его делу в 1953 году: «Мне неизвестно, какие обвинения предъявлены Новикову при снятии его с должности главкома ВВС, т. к. я был в это время в Германии, — пишет Василий Сталин все тому же Президиуму ЦК. — Но если на снятие и арест Новикова повлиял мой доклад отцу о технике нашей (Як–9 с мотором М–107) и о технике немецкой, то Новиков сам в этом виноват. Он все это знал раньше меня. Ведь доложить об этом было его обязанностью как главкома ВВС, тогда как я случайно заговорил на эти темы. Ведь было бы правильно и хорошо для Новикова, когда я рассказывал отцу о немецкой технике, если бы отец сказал: „Мы знаем это. Новиков докладывал“. А получилось все наоборот. Я получился первым докладчиком о немецкой технике, а Новиков, хотел я этого или нет, умалчивателем или незнайкой. В чем же моя вина? Ведь я сказал правду, ту, которую знал о немецкой технике.

Значимость решения, принятого ЦК и правительством, о перевооружении ВВС на реактивную технику и вывозе специалистов из Германии, огромна. А в том, что не Новиков оказался зачинателем этого реактивного переворота в нашей авиации, а ЦК и Совет Министров, только сам Новиков и виноват. И по штату и по осведомленности Новиков обязан был быть инициатором этого переворота и главой его по линии ВВС…».

Профессор В.М. Жухрай в одной из своих исторических работ пишет, что в годы Великой Отечественной войны «Шахурин и компания протащили трижды не выдержавший государственные испытания истребитель Як–9У с мотором ВК–107–А». Но в войну был, известно, один счет. А после войны, выходит, новый открылся?.. Нет, такая арифметика, судя по всему, кого—то не устраивала. Как знать, может, и Сталина. Ведь утверждают иные, будто вся затея с бракованными боевыми машинами была устроена ради того, чтобы приписать «крамолу» и обвинить в военном заговоре маршала Жукова…

Всякое можно предположить. Одно неясно: как Жуков, снимая с должности Новикова, выступал против Жукова?.. Ведь как указывает в своих записках Новиков, в середине марта 1946 г. по проверке деятельности ВВС была создана государственная комиссия, в состав которой входил Жуков.

Постановлением СНК СССР от 16 марта 1946 г. Новиков был снят с должности командующего ВВС как не справившийся с работой, а вскоре и арестован. Тогда были арестованы и нарком авиационной промышленности А.И. Шахурин, главный инженер ВВС А.К. Репин, член Военного совета ВВС Н.С. Шиманов, начальник Главного управления заказов ВВС Н.П. Селезнев, заведующие отделами ЦК ВКП (б) А.В. Будников и Г.М. Григорьян. Антигосударственная практика, протаскивание на вооружение во время войны и уже в послевоенное время самолетов и моторов с большим браком и серьезными конструктивно—производственными недоделками, сокрытие всего этого от правительства — такие слова прозвучали в приговоре на Военной коллегии Верховного суда СССР.

Бывший член Военного совета ВВС Шиманов назовет цифру бракованных самолетов, списанных на войну. Их было около 5000! «Шахурин создавал видимость, что авиационная промышленность выполняет производственную программу, и получал за это награды, — скажет генерал и признает в том и свою вину: — Вместо того, чтобы доложить народному комиссару обороны, что самолеты разваливаются в воздухе, мы сидели на совещаниях и писали графики устранения дефектов на самолетах. Новиков и Репин преследовали лиц, которые сигнализировали о том, что в армию поступают негодные самолеты. Так, например, пострадал полковник Кац».

Пострадал не только начальник штаба истребительного авиационного корпуса полковник Кац. По сведениям контрразведки Смерш, с 1942 г. по февраль 1946–го в частях и учебных заведениях Военно—воздушных сил по причине недоброкачественной материальной части имело место более 45 000 невыходов самолетов на боевые задания, 756 аварий и… 305 катастроф!

О том, как без боя разваливались самолеты в воздухе, песен не слагали. Рифма не получалась…

Уже в ноябре 1945 г. американский генерал Д.Макартур в беседе с английским фельдмаршалом А. Бруком заявил: «Мы должны готовиться к войне и собрать, по крайней мере, тысячу атомных бомб в Англии и Соединенных Штатах… На Тихом океане, используя новые сверхбомбардировщики… мы должны напасть на Россию из Америки».

Ни хрена себе!..

Той же осенью американцы разработали и совсем веселенькую программку под названием «Чариотир». Она намечала для своих бомбардировщиков маршруты в Россию. Напомню: Москва, Ленинград, Горький, Куйбышев, Свердловск, Новосибирск, Омск, Саратов, Казань, Баку, Ташкент, Челябинск, Нижний Тагил, Магнитогорск, Пермь, Тбилиси, Новокузнецк, Грозный, Иркутск, Ярославль… 133 атомных бомбы на 70 наиболее крупных городов Советского Союза — такой вот был замысел программы «Чариотир». Хелло, Долли!

А в конце 1945 г. нарком Шахурин обращается к главкому Новикову с предложением принять на вооружение ВВС изготовленные заводом № 31 около 100 дефектных Як–9 с мотором ВК–107. Новиков приказал принять 40 таких машин. Надо полагать, на случай перехвата стратегического сверхбомбардировщика «Консолидейтед—Валти» с четырьмя реактивными двигателями. (Грибанов С. Васька хотел выдвинуться. // Дуэль. — 14 июня 1998 г. — № 14. — http://avn.thelook.ru/ARXIV/GAZETA/ DUEL1996.HTM/1998/14/14_6_1.html).

И свидетельств, говорящих о том, что повод для недовольства Новиковым и Шахуриным у И.В.Сталина все—таки был, хоть отбавляй. «Я был знаком с людьми, хорошо знавшими Шахурина, и среди них известие о его аресте вызвало полное недоумение и самые невероятные слухи. В Москве говорили, что он пострадал из—за своей жены, Софьи Мироновны (заметьте не из—за В.И. Сталина. — Авт.), которая якобы злоупотребляла льготами супруга—наркома. Основания для таких слухов были. В 1945 г. для Шахурина была отделана квартира на улице Горького, наискосок от здания Моссовета, в первом этаже дома, где потом был книжный магазин. Квартира была очень большой площади, и прохожие могли наблюдать эту роскошь через окна—витрины. По этому поводу будто бы Сталин сказал:

— Широко живешь, Шахурин, нехорошо живешь, Шахурин.

Однако в обвинительном заключении этот сюжет не фигурировал. «Неуправляемая» жена наркома была бы слишком мелким поводом для столь сурового наказания. Наша семья жила по соседству с семьей Шахурина, и мои родители с супругами Шахуриными часто общались. Сохранил знакомство с Алексеем Ивановичем и я, и встречался с ним после его освобождения. Кроме фактов, изложенных в обвинительном заключении, он еще рассказал следующее.

Александр Сергеевич Яковлев, главный конструктор и заместитель наркома, в 1944 году говорил, что создание немцами реактивных самолетов — авантюра проигравших, на которую они пошли, не выдержав в соревновании с советской авиационной промышленностью. Об этом он написал в «Правду» статью «Конструктор и война». А уже через год он то ли подал докладную записку в ЦК, то ли доложил прямо Сталину, что руководство наркомата авиационной промышленности допустило нетерпимое отставание в создании реактивной авиации. Хотя это и не было отражено в обвинительном заключении, но в процессе следствия это ставилось в вину Алексею Ивановичу неоднократно» (Интервью с Щербаковым А. А. // Авиация и космонавтика, № 9, 1999 г.).

Сегодня тяжело судить о тех временах, но если поставить себя на место Яковлева — создателя лучшего советского поршневого истребителя, то понятно его недоверие к реактивной технике. Первые, еще далекие от совершенства реактивные двигатели устанавливались на самолет в Румынии перед Первой мировой войной. С тех пор прошло тридцать лет, а реактивное авиастроение так и не проявило сколь—либо значительно себя. Отсюда и выводы Яковлева в 1944 году. Павел Осипович Сухой смотрел дальше своего конкурента Александра Сергеевича Яковлева. Его реактивно—поршневой Су–7 в 1944 году уже летал, но, опять же не показав выдающихся результатов, так и не был запущен в производство. Хотя взгляд в будущее предопределил дальнейшую судьбу обоих КБ. Не зря же самолеты фирмы Сухого до сих пор считаются лучшими в мире. В данном случае важно то, что Яковлев, зам. наркома авиапрома, все—таки сумел пересмотреть свою точку зрения, а Шахурин — нарком авиапрома, — если он уж и был таким рьяным поборником развития реактивной техники (в чем я лично сомневаюсь), не сумел отстоять свою точку зрения. Что касается «витрин» жены Шахурина, то подобный факт в комментариях и вовсе не нуждается. Еще живет достаточно много стариков, которые могут в подробностях описать жизнь простых советских людей, а не семьи Шахуриных, в послевоенный период. Так что было за что сажать… Было!

Они, поколение сороковых, могут поведать, кто и как работал на авиазаводах. Пятнадцатилетние пацаны и женщины — жены фронтовиков собирали для своих отцов, братьев, мужей самолеты. Они окрыляли их в прямом и переносном смысле. Паек был такой, что детишки пятнадцатилетние с голоду под станки падали, прямехонько с тех ящичков, которые под ноги подставляли, потому что не дотягивались до шпинделей на станках. Женщины тоже не наряды, те, что помодней, в курилках обсуждали, а похоронки оплакивали, тайком, чтобы никто не видел. В таких условиях не работал ни один немецкий рабочий даже в конце войны. Поэтому и выходили бракованные самолеты. Но есть нюанс. Самолет — это не дверная ручка. Он состоит из тысячи деталей, проходит десятки циклов сборки агрегатов и механизмов. Так что любой дефект на уже готовой машине можно устранить. Если, конечно, не гнать план и не думать о наградах за «выполнение и перевыполнение». На любом заводе есть ОТК, которое и следит за качеством выпускаемой продукции, в нашем случае самолетов. Этот отдел выявляет как отдельные недостатки уже готовых машин, так и слабые места конструкции целиком, отдельных узлов. В конце концов, можно организовать бригаду специалистов, которые будут устранять мелкие недоделки, исправлять допущенные ошибки и доводить уже готовый самолет до состояния, когда у него не будут хотя бы крылья в полете отваливаться. Этим и должны быть обеспокоены директора заводов и их главные инженеры. Об этом должен думать нарком авиапрома. Очень неплохо, если судьбой летчиков, которые полетят на этих самолетах, обеспокоится Маршал авиации… Да, больно уж много беспокойства выходит. Еще и показатели выпуска крылатой техники поползут вниз. Одним словом — хлопотно это. А тут все оговорено, налажено. Главное, чтобы Верховный не узнал. Но Верховный узнал. От тех же летчиков. Ну, не хотелось им летать на «крылатых гробах». Капризные какие. Им, видите ли, обшивку подавай на крыльях из нормального, а не гнилого перкаля. Как будто техники с разбитой машины не смогут снять. Капоты отваливаются? Так это для лучшего охлаждения двигателя. Ах, этот проклятый двигатель самовоспламеняется? Стружки в цилиндрах полно? Да сколько там того боя! Воздушной струей огонь с двигателя собьете. Скорость низкая из—за плохой окраски? Так ведь товарищ Шахурин краски заказал по плану на три тысячи самолетов, а выпущено с превышением плана — четыре. Где ж на лишнюю тысячу самолетов краску найти? Уж как—то сами, милые, справляйтесь, мастерством воздушного боя, так сказать, берите вверх над противником. А то, понимаешь ли, разнылись. Скажите спасибо, что вообще есть, на чем летать! Ну, не взлетит самолет, и что? Велика ли беда — техники на запчасти его разберут. Опять же польза. А если в воздухе развалится? Так война все спишет…

Не списала. Спасибо товарищу Сталину. Он, в отличие от своих подчиненных, простого летчика любил и заботился о нем больше, чем некоторые непосредственные начальники этого летчика. Поэтому летчики летали, а начальники сидели. Жаль, что сейчас летчики к земле прикованы, в то время как начальство в облаках витает. Ох, как не хватает Вас, Иосиф Виссарионович!

По свидетельству историка—исследователя О.В. Растренина, «форсированный выпуск боевой авиатехники и активные ее поставки в действующую армию не могли не сказаться на качестве выпускаемых самолетов и боеготовности авиачастей и соединений.

Например, техническое состояние поступающих с авиазаводов штурмовиков Ил–2 вызывало много нареканий со стороны летного и технического составов строевых авиаполков. Самолеты с заводов приходили в таком виде, что часть из них сразу же направлялась в ремонтные органы для «приведения в летное состояние».

Из—за плохого монтажа и подгонки узлов воздушная система Ил–2 «травила» почти во всех соединениях, давление в сети было ниже нормы и не обеспечивало выпуск шасси и щитков, запуск мотора, перезарядку пушек и т. д. Герметичность же при сдаче самолетов на заводах обеспечивалась «не точностью подгонки, а герметиком, который после нескольких часов работы выкрашивался от тряски». Между тем доводка воздушной системы «до ума» отнимала очень много времени и сил, так как имела большое разветвление.

К разряду обычных явлений относились: течь смеси АС в амортизационных стойках, масла из втулок винтов, бензобаков при точечной сварке, подтекания воды и бензина, разрушение тормозных шлангов и т. д.

На штурмовиках в большом количестве имелись люфты в различных соединениях управления самолетом и мотором, некоторые гайки оказывались недотянутыми, а иногда и незаконтренными. На авиазаводах ставились «невытянутые» тросы управления. В результате после трех—пяти часов налета самолета трос вытягивался настолько, что его уже «не хватало для вытяжки слабины». Тросы приходилось переплетать.

Из—за недоброкачественной склейки шпона и подгонки деталей хвостового оперения имелись случаи заклинивания рулей высоты и направления.

В частях повсеместно усиливали слабые участки фюзеляжа и ферм хвостового колеса, так как их разрушение, особенно при производстве взлета и посадки на полевых аэродромах с полной бомбовой нагрузкой, было частым явлением.

Именно во многом по этим причинам в июле 1943 г. специальным распоряжением УТЭ ВВС бомбовая нагрузка двухместных Ил–2 была ограничена 300 кг.

С вооружением также не все было благополучно. Например, когда в апреле 1943 г. части 232–й ШАД получили от 30–го авиазавода новые самолеты Ил–2, то оказалось, что на 99 Илах пулеметы УБТ при проверке на земле давали сплошные отказы в стрельбе. Специалистам дивизии пришлось в авральном порядке устранять отказы в полевых условиях, не имея специального оборудования.

В апреле—мае 1943 г. на многих боевых самолетах обнаружился дефект производственной отделки. На самолетах происходило отклеивание миткалевого покрытия, расслоения и деформация фанерной обшивки и т. д.

К 1 июня 1943 г. в действующей армии небоеготовыми оказались свыше тысячи боевых самолетов. Только в одной 16–й ВА к началу июня имелось 358 самолетов с дефектной обшивкой, в том числе: 125 штурмовиков Ил–2, 27 истребителей Ла–5, 97 Як–1 и 109 — Як–9 и Як–7.

Из—за дефектов обшивки в 232–й ШАД 2–го ШАК 1–й ВА неисправными оказались почти все Ил–2: из 105 самолетов в небо могло подняться только 5.

В 4–й ГвШАД 5–го ШАК Резерва ВГК к 3 июня дефектную обшивку имели свыше 60 % имевшихся в строю самолетов. В результате дивизия смогла перебазироваться на передовой аэроузел Белый Колодезь только к 15 июля, когда накал боев в районе Курского выступа уже спал.

Расследование случившегося показало, что основными причинами дефектов являлись: некачественная нитрошпатлевка, недостаточная площадь крепления обшивки к силовому каркасу крыла и, наконец, грубейшие нарушения заводами технологий.

Негативные тенденции с боеспособностью материальной части потребовали чрезвычайно жестких шагов по исправлению ситуации. Виновные были строго наказаны, а в действующую армию срочно направлены дополнительные заводские бригады. Уже к 1 июля 1943 г. процент неисправных самолетов в воздушных армиях удалось снизить до вполне приемлемого уровня — 11,7 %» (Драбкин А. Я дрался на Ил–2. — М.: «Яуза», 2005. — Стр. 348).

В статье особое внимание уделено штурмовой авиации, в которой дело с поставкой нормальных, пригодных для полетов штурмовиков обстояло не просто из рук вон плохо — оно было просто катастрофическим. Что же касается истребителей, то большая их половина была не готова к работе в воздухе. И это в разгар боев на Курской дуге! Это как же понимать? Вредительство и пособничество противнику? С кого спрашивать? Неужели Новиков не знал об этом? Он же как раз и занимался планированием воздушной поддержки пехоты во время боев за Курск, Тулу, Орел. Сколько напрасных жертв понесла пехота из того, что разваливающиеся штурмовики, легендарные Ил–2 просто не смогли подняться в воздух и оказать им помощь, расчистить путь к победе? Почему только каждый второй истребитель смог вступить в бой с немецкими бомбардировщиками, которые безнаказанно выжигали целые полки? Не лежит ли грех за души погибших солдат на Новикове? Или Шахурин, может быть, должен спать спокойно в обнимку с орденами, заработанными отнюдь не на поле боя? Товарищ Шахурин, один список недостатков поступающих в полки самолетов иногда занимал несколько страниц! За эти недоделки вы и ответили уже после войны! Ладно, некачественная нитрошпатлевка, недостаточная площадь крепления обшивки к силовому каркасу крыла — это технические моменты, за которыми не всегда уследить можно, но грубейшее нарушение технологий — это настоящее вредительство, это уже подсудное дело. Нарком авиапрома для того и нужен, чтобы отслеживать подобные явления на предприятиях и пресекать их. Его задача бороться за качество выпускаемой продукции, чтобы было на чем летать. Тысяча прикованных к земле только что вышедших из цехов заводов самолетов в разгар самых кровопролитных боев — это преступление против Родины, против борющегося народа, это — предательство! Не говоря уже о миллионах потраченных впустую средств, породивших голод. Любители покопаться в архивах точно подсчитали, сколько и каких воинских формирований было задействовано в боях на Курской дуге, в том числе и количество авиационных частей. Но кто посчитает количество самолетов, включенных в эту статистику как боевые, но так и не взлетевших на защиту огненного неба из—за брака? Наверное, поэтому и жаловались фронтовики, что не видят работу «сталинских соколов», в то время как фашистские стервятники донимали непрерывно.

А Вершинин — новый главный маршал авиации, сменивший на этой должности Новикова, относился к вопросам безопасности совершенно иначе, чем его предшественник. Все познается в сравнении. Сильно ли пострадали советские ВВС от этой замены? Как мы увидим позже — только выиграли! То что Вершинин сменил Новикова на посту главного маршала авиации лишний раз свидетельствует, что Василий Сталин к аресту последнего не имел ни малейшего отношения и на место Новикова не претендовал.

К концу войны Василий командовал дивизией. Вполне успешно, следует заметить, командовал. Тогда и узнал он о проблеме «летающих гробов», боролся, как мог, а как представился случай, доложил о проблеме. Не настучал, не накляузничал, а доложил, как и подобает офицеру, заботящемуся о своих подчиненных, про их проблемы вышестоящему начальству. Справедливости ради следует отдать должное и Новикову за то, что тот, досрочно выпущенный из тюрьмы при хрущевской «оттепели», на ХХ съезде ЦК встал на защиту Сталина, отправившего его за решетку. На том самом съезде, который Н.С.Хрущев использовал для «торпедирования» политики И.В.Сталина и «разоблачения культа личности». Главный маршал авиации А. Новиков дал самую достойную отповедь Хрущеву: «Чего, например, стоило заявление Хрущева, будто Сталин во время войны планировал операции и руководил ими по большому глобусу, находившемуся у него в кабинете. Одно только это утверждение автора доклада вызвало тогда довольно широкий (хотя и негласный) протест, особенно среди военных деятелей, да и многих рядовых ветеранов Великой Отечественной войны. (Вот вам и объяснение „оживления в зале“, где проходил ХХ съезд. — Авт.) Ведь давно известно, что ни одна из крупных войн прошлого не заканчивалась победой армии, во главе которой со всеми данными ему высокими полномочиями находился серый, придурковатый, безликий и трусливый главнокомандующий. Хотелось бы по этому поводу напомнить и такое изречение, приписываемое Наполеону: «Стадо баранов, руководимое львом, сильнее стада львов во главе с бараном» (Куманев Г.А. Рядом со Сталиным: откровенные свидетельства. Встречи, беседы, интервью, документы. М. 1999 — С.325).

Значит, маршал Новиков признал и осознал свою вину, поступив на ХХ съезде, как достойный человек, не уподобляясь шавке, кусающей уже мертвого льва.

Так что к «авиационному делу» 1946 года имя Василия Сталина притянуто за уши. Не до ябедничества и кляуз было молодому генералу. Дел у него и помимо «выяснения отношений» с Новиковым было невпроворот. Показателен и тот факт, что после ареста Новикова Василий сам занялся проблематикой надежности самолетов.

Искореженные обломки самолета, вой сирен, страдания людей… Сегодня новостные блоки телевизионных каналов нередко изобилуют подобными картинами с мест авиационных катастроф. Могло ли их быть меньше? Как избежать трагедий, уносящих десятки человеческих жизней? На эти вопросы уже шесть десятилетий пытается ответить 13–й ГосНИИ Министерства обороны России. Его специалисты не комментируют причины авиационных аварий перед объективами телекамер. Их работа — первыми прибыть на место происшествия, объективно оценить обстановку и разобраться в причинах трагедии. Когда в начале 90–х государство резко сократило расходы на оборону страны, российские Военно—воздушные силы, скажем прямо, оказались в тяжелом положении. С одной стороны, парк авиационной техники неумолимо старел, с другой — денег на закупку современных самолетов не выделялось. Вот тогда взоры военных обратились именно к этому уникальному научному подразделению Министерства обороны РФ, способному, как оказалось, еще и продлевать жизнь стареющим самолетам. Впрочем, это не впервой. В свое время здесь часто бывал Василий Сталин — командующий ВВС Московского военного округа, увлекшийся идеей сделать самый надежный самолет в мире. А главный маршал авиации Павел Степанович Кутахов, понимая, что развитие боевой авиации без новых разработок эксплуатационников в принципе невозможно, приезжал сюда каждый месяц (Тринадцатый — чертовски нужный НИИ. // Армейский сборник. — http://www.aviaport.ru/news/2003/04/30/50796.html).

Год 1948 еще не закончился, когда у Василия Сталина появилось еще одно «увлечение». Именно таким словом неблагодарные потомки назовут все начинания этого неординарного человека. Речь идет о… вертолетах. Тяжело сейчас представить, как в те голодные послевоенные времена люди жили во имя мечты. Была мечта и у Василия — принять участие в создании самого надежного летательного аппарата. И воплощал он ее как мог. Прекрасно понимая, что сам он не конструктор, тем не менее Василий всеми силами помогал тем, кто дарил людям крылья. Говорят, он обладал неограниченной властью? Так ведь весь смысл власти в том, чтобы уметь ее правильно применять. Власть нужна для решения проблем, а не создания их. И Василий успешно справлялся с решением очередной задачи — созданием ударной винтокрылой авиации, «несерьезной авиации», как ее еще тогда называли. У вертолетчиков судьба в нашей стране всегда складывалась непросто. Первый вертолет появился в 1948 году, а потом было долгое затишье, до тех пор, пока Василий Сталин не начал расхваливать отцу преимущества винтокрылых машин. Иосиф Сталин сомневался: «Несерьезная какая—то авиация. Говоришь, аэродромы им не нужны? А может ли он сесть в горах?» Василий задумался: «Не знаю», — но переговорил с генеральным конструктором Милем, и тот решил доказать Верховному, что такое очень даже возможно. Однажды, когда Сталин отдыхал на даче в горах у озера Рица, вертолет сел на небольшую площадку рядом с его домом. После такого авиашоу вертолетчикам дали деньги на разработки (Божьева О. Первым делом мы угробим вертолеты. // Московский комсомолец. — http://www.army.lv/?s=100&id=3802).

Этот эпизод интересен не только тем, что Василий, используя свои возможности, дал «зеленый свет» развитию винтокрылой авиации, но и тем, что характеризует его как человека. Ведь мог бы он на вопрос отца о посадке в горах сразу ответить утвердительно? В принципе мог. Но он поступил не просто как честный человек, но и как дальновидный руководитель: ведь если бы возможности вертолетов оказались не столь замечательны, то народные деньги, пущенные на их создание, оказались бы потрачены зря. И, кроме того, боевые возможности новой техники интересовали и самого Василия. Поэтому он не дал голословный положительный ответ, а на деле показал все преимущества нового вида авиации. А вертолетами занялись тогда сразу несколько КБ — Миля, Камова, Яковлева. Проблем у Н.И. Камова и тем более А.С. Яковлева с летно—испытательным аэродромом не было. Зато имелись они у М.Л. Миля: летные испытания его модели Ми–1 шли на разных аэродромах, что было очень неудобно и тормозило сроки испытания. Трудно сказать, кому принадлежала эта инициатива, но в конце 1948 года по приказу главнокомандующего ВВС Московского военного округа Василия Иосифовича Сталина испытания вертолетов Ми–1 перебазировались на аэродром Серпуховского военного авиационно—технического училища спецслужб ВВС. Так как разработка вертолетов Миля несколько обогнала другие модели, было принято решение ускорить испытания и доводку, чтобы к 1949 году принять вертолет на вооружение ВВС. На аэродроме в Дракино закипела работа по размещению испытуемых образцов, для чего был освобожден один из трех ангаров (ведь вертолет был секретной разработкой!). Кроме летных испытаний, шла подготовка тренажера для обучения навыкам пилотирования вертолета. Это была не менее сложная задача, ведь пилотаж вертолета в корне отличался от пилотирования самолета (Юрасов Ю. Вертолетчики Миля. // Серпуховские новости, № 125, 4 октября 2001 г.).

Итак, дан мощный импульс в развитии нового грозного вида оружия. Формируются первые вертолетные соединения. Но кого поставить во главе нового рода войск? Нужен человек с опытом, желательно инструктор, обязательно фронтовик, склонный к обучению и способный обучать сам. И такого человека Василий Сталин знал…

…Войну майор Прокопенко окончил в Берлине. В конце войны он, фактически будучи инвалидом, сменил истребитель на тихоходный По–2, но остался в своей истребительной дивизии — старшим штурманом.

После войны майор запаса Прокопенко устроился начальником Подольского аэроклуба. В 1947 году его как—то вызвал к себе председатель ОСОАВИАХИМа Кобелев и после беседы направил на медицинскую комиссию. Результат прохождения той комиссии оказался феноменальным: Федора Федоровича признали годным к летной работе без ограничений! Сказались тренировки, коими Прокопенко лечил и закалял травмированное тело. Но главным все—таки был могучий здоровый дух сибиряка. Правда, как признался Федор Федорович, по поводу остроты зрения он схитрил: выучил побуквенно всю контрольную таблицу…

В том же году Федор Прокопенко и его пилоты (все бывшие боевые летчики—истребители) на десяти самолетах Як–11 участвовали в параде в честь Дня Воздушного Флота. В сентябре 1947 года его вторично призвали в кадры военной авиации — с присвоением звания подполковника.

Его всегда тянуло непосредственно в строй. И он почти добился назначения на транспортный авиаполк, командиром, когда… судьба вновь свела его с Василием Сталиным в здании штаба на столичном Ленинградском проспекте. На этот раз Василий Иосифович предложил Федору Федоровичу осваивать… вертолеты.

— Предлагая осваивать мне, истребителю, новую винтокрылую технику, Василий поступил мудро: дал билет на футбол. И я, попрощавшись, пошел на московский стадион «Динамо», — делится воспоминаниями ветеран. — Именно там он впервые увидел, что может вертолет. Машина появилась над стадионом неожиданно и, стрекозой зависла над самым центром футбольного поля. Из вертолета по длинной лестнице сошел человек с цветами для футболистов…

Вскоре приказом Главного маршала авиации Вершинина Прокопенко был назначен заместителем командира отдельного полка вертолетов Ми–1. В 1951 году на базе полка создали Центр по переучиванию летного состава на вертолеты — Федор Федорович стал его начальником. И молодым полковником. С тех пор его жизнь связана с винтокрылой авиацией. За это время он освоил, пожалуй, все типы милевских машин, лично подготовил сотни высококлассных специалистов (только на «своем» Ми–24 — сорок два человека) и вообще внес неоценимый вклад в становление и развитие боевой винтокрылой авиации. Впрочем, этот вклад по достоинству оценили: сначала, например, в Афганистане, а затем в Чечне. Причем эффективность боевого применения авиации, которую ныне называют армейской, вряд ли попытается оспорить кто—либо из воевавших там… (Севастьянова А. Четырнадцать тысяч часов без земных впечатлений. // Гвардия России, № 5 (10), июнь 2003 г.).

Новая война, которая могла выявить все достоинства и недостатки новой авиационной техники, не заставила себя долго ждать. Прошло всего пять лет с момента капитуляции Германии, а мир продолжали потрясать взрывы бомб, стоны умирающих стариков и детей, выжженные напалмом поселки. Американцы превратили Корею в полигон для испытания своих новых военных доктрин, оружия, техники. Советский Союз не мог оставаться в стороне, но и в открытое противостояние вступить не мог, поэтому ограничился военной помощью, так сказать, «инкогнито». Было принято решение под видом военных советников перебазировать в Северную Корею советских летчиков и новейшие самолеты МиГ–15бис в составе нескольких полков.

Василий организовал отправку советских летчиков в Корею с присущей, выработанной за годы командования точностью, организованностью и скрытно.

Вечером 13 февраля на подмосковной авиабазе Кубинка — в месте постоянной дислокации 29–го гвардейского истребительного авиационного Волховского полка, входившего в состав «парадной» 324–й Свирской ВАД, — появился генерал—лейтенант Василий Сталин. Не тратя времени понапрасну, он по своему обыкновению объявил боевую тревогу. Задача, поставленная полку после сбора личного состава, звучала несколько странно: к 03:00 следующего дня 29–му ГвИАП перебазироваться на Центральный аэродром. Причем техника, Гвардейское знамя, секретные документы и все прочее оставалось в Кубинке, в Москву же отправлялся только личный состав. Вспоминает В.Н.Шалфеев, в то время старший лейтенант, адъютант 2–й эскадрильи 29–го ГвИАП: «В деревню Чапаевка, где в то время жил на частных квартирах офицерский состав полка, прибыло несколько автомашин „Додж“, на которых отвозили офицеров в гарнизон — военный авиационный городок. При въезде в городок я почувствовал, что тревога необычная. Основная улица была забита крытыми брезентом „студебеккерами“. Начальник штаба полка подполковник Костенко собрал нас, адъютантов эскадрилий, и вручил списки личного состава, который надо было посадить в машины. Не вошедшие в списки оставались в гарнизоне. Под утро все отобранные были уже в Москве, в резиденции командующего ВВС Московского военного округа генерал—лейтенанта Василия Сталина (недалеко от станции метро „Аэропорт“). Там нас переодели в гражданское, отобрали удостоверения личности и партбилеты, выдали всем личное оружие — пистолеты ТТ и по две обоймы патронов. В течение трех дней незнакомые люди учили нас, как правильно носить гражданскую одежду, где лучше носить пистолет без кобуры, как вести себя в Китае. 17 февраля 1950 г. всех „добровольцев“ собрали в конференц—зале штаба ВВС Московского округа. Василий Сталин и его заместители провожали нас в дальнюю дорогу. Были произведены кадровые изменения. Командиром 29–го ГвИАП был назначен Герой Советского Союза подполковник Пашкевич. Его заместителем по летной подготовке стал майор Артемьев, который тут же был произведен в подполковники. Заместителем Пашкевича по политчасти назначили полковника Фиронова, из аппарата ЦК».

К 15 февраля полк был полностью укомплектован по штату 811/15. Но так как часть личного состава находилась в отпусках, а некоторые остались в Кубинке, пришлось заняться спешным доукомплектованием. Полку полагалось иметь 40 боевых самолетов и 44 летчика (Крылов Л., Тепсуркаев Ю. Правительственная командировка. // Авиамастер, № 3, 1997 г.).

…Подмосковный аэродром Кубинка. Три часа ночи. Мелкий холодный дождик. Дабы не привлекать внимания случайных граждан, пассажирский состав подали по специальной ветке прямо на территорию военного городка… Незадолго перед тем командующий ВВС округа генерал—лейтенант Василий Иосифович Сталин еще раз предупредил:

— Чтоб никаких провожающих! Ни жен, ни детей, ни тещ, ни возлюбленных!..

Генерал, понятно, был озабочен соблюдением секретности. Но если в гарнизоне каждый каждого знает, а «бабий телеграф» работает с удивительным быстродействием, то мыслимо ли сохранить в секрете убытие в «спецкомандировку» целого истребительного полка? Причем не какого—нибудь, а «парадного», да к тому же со всей материальной частью (40 машин), техническим персоналом и наземными службами?.. Так что, несмотря на дождь и позднее время, все названные В.Сталиным категории родства толпились у поезда… «Прощание, — вспоминал потом один из летчиков, — было нелегким, но и недолгим. Сталин—младший держал перед отъезжающими краткую речь.

— Товарищи! — сказал он. — Вам предстоят нелегкие испытания… Но где б вы ни были, в каких бы небесах ни летали, всегда помните — вы деретесь не за Кима, не за Мао, не за Корею, не за Китай… Вы деретесь за Родину!» (http://www.russia—hc. ru/rus/history/slava/flag/flag31.cfm).

Это были не просто расхожие «комиссарские» штампы. Скорее всего, Василий действительно так думал. Зная много больше остальных, сказал он чистую правду… Давно считается почти бесспорным, что в 1950–1951 годы существовала реальная и весьма немалая вероятность перерастания корейского конфликта в Третью мировую войну. Рубикон был пройден 30 октября 1951 года. В этот день (в историю американских ВВС он войдет потом как «Черный вторник») 21 самолет Б–29 «Суперфортресс» под прикрытием 200 истребителей предприняли попытку налета на китайский аэродром Намси. Навстречу противнику взлетели 44 советских «Мига», которые в строю колонны (22 пары) на скорости 1000 км/ч произвели всего лишь одну атаку… Но зато какую! Первыми были «срезаны» четыре истребителя прикрытия. Вслед за ними на землю посыпались горящие «крепости» — первая, вторая, третья, четвертая… Только тех, которые упали перед линией фронта, насчитали двенадцать, и сколько—то еще, вероятно, рухнуло в море… На всех остальных (до единого!) были убитые и раненые.

Но сбитыми «крепостями» дело не кончилось. Наши летчики знать пока не знали, что не просто записали себе в актив 16 побед, но сделали несравненно больше — сокрушили всю американскую стратегическую машину!

Б–29, основной носитель атомной бомбы, показал себя совершенно беспомощным перед «коммунистической» ПВО… И где? В какой—то Корее! А что будет над СССР?

— У нас нет больше средства доставки! — констатировал президент Гарри Трумэн и (по слухам) употребил при этом «ненормативную лексику». В этот день чаша весов мировой политики уравновесилась. Именно в Корее СССР опробовал свой воздушный щит.

На Новом воинском кладбище в Порт—Артуре покоятся 120 русских летчиков. Тех, которые отбыли когда—то в «корейскую» командировку. Тех, которые на чужбине сражались за Родину.

Командиром «командировочных» стал прославленный ас Великой Отечественной войны Иван Кожедуб. Вот как описал его назначение на должность комдива А.А.Щербаков: «Иван Никитович Кожедуб — уже трижды Герой Советского Союза — служит в Московском военном округе, а командует авиацией округа Василий Сталин. Василий, отдам ему должное, понимал, что значит хорошие летчики, и собрал в столичный округ части и отдельных летчиков, наиболее отличившихся в войне.

Под его началом оказались наш 176–й гвардейский Проскуровский полк и Иван Никитович.

В 1950 году Кожедуб с супругой отдыхает в санатории в Кисловодске. Далее по памяти воспроизвожу его рассказ.

«Поздно ночью стук в дверь. Открываю. Передо мной васильковая фуражка сотрудника госбезопасности.

— Товарищ Кожедуб! Следуйте за мной.

Оделся, вышел. У подъезда машина. В ней вторая васильковая фуражка. Сидя между ними, спрашиваю:

— Братцы, за что?

Они молчат. Едем. Подъезжаем к зданию горкома. Ага! Значит, не в тюрьму. Уже легче. Входим в кабинет первого секретаря.

— Кожедуб доставлен, — рапортует фуражка.

— Вас к правительственной связи, — обращаясь ко мне, говорит секретарь.

В телефонной трубке голос Васи:

— Ваня!.. — Длинная матерная тирада! — Есть работа. — Еще тирада. — Немедленно вылетай в Москву! Чтобы завтра был у меня!

Так состоялось мое назначение командиром дивизии в Корею».

Что сказать об этом эпизоде? Конечно, полковник Кожедуб по правилам субординации мог послать васильковую фуражку в звании капитана достаточно далеко, но советский человек того времени знал, что означают цвета фуражек.

Иван Никитович успешно командовал дивизией в корейской войне, затем занимал ряд высоких командных должностей» (Щербаков А.А. Летчики, самолеты, испытания, глава «Василий Сталин»).

Кто интересуется военной историей, наверняка читали книги Пепеляева, Крамаренко, Сутягина, поэтому нет надобности пересказывать историю о том, как наши «соколы» пообщипали перышки американским «ястребам». Но следует заметить, что решающим фактором побед советских истребителей в небе Кореи стала отличная летная подготовка, в чем немалая заслуга и Василия Сталина с его бесконечными ночными тревогами.

Советские летчики—добровольцы участвовали в Корейской войне в составе 64–го истребительного авиационного корпуса. По советским данным, в воздушных боях они уничтожили 1106 вражеских самолета. Победы были записаны 347 летчикам, причем 52 из них стали асами. Таким образом, асы 64 ИАК составили 15 процентов результативных летчиков, но на их счету были 416 побед, или 37,6 процента. Причем советским данным можно верить. Потому что в советских частях существовала одна из самых строгих в мире система регистрации воздушных побед. В первую очередь — данные фотокинопулемета (по словам Героя Советского Союза, Сухова эффективность такого способа составляет примерно 75 процентов). Затем — свидетельства напарников. Но главным оставались подтверждения наземных частей, без чего сбитый самолет, как правило, не засчитывался. Помимо этого, представители полка выезжали на место падения сбитого самолета и должны были привезти какую—либо его деталь — лучше всего заводскую бирку. Показания самих летчиков практически не учитывались. Если сбитый самолет падал в море, то его тоже не засчитывали. Важно учитывать и тот факт, что через определенное время боевые счета эскадрилий, полков и дивизий проверялись высокими инстанциями, которые корректировали число побед в сторону уменьшения. Общее число советских авиаторов, прошедших Корейскую войну, оценивается в 1100 человек. Воспитание этих воздушных бойцов в основном лежало на командовании дивизий, которыми руководил Василий Сталин.

Но его карьера рухнула столь же стремительно, сколь блестяще началась. В 1952 году за неудачный парад, при котором на посадке разбились 2 самолета (реактивных бомбардировщика Ил–28), Василий по указанию отца был выведен в распоряжение Главкома ВВС, сдал свою должность генерал—полковнику авиации С. Красовскому, а в августе 1952 года был зачислен слушателем Военной академии Генерального штаба. Здесь действительно за ним замечается пристрастие к спиртному, на занятия он не ходит. Беда приближалась. Для Василия отстранение от должности было равноценно отстранению от полетов. Это не было простым проявлением отцовского негодования по поводу поведения Василия (слухи о нем, как правило, недостоверные, уже тогда потрясали Москву и компрометировали главу государства). Его «отфутболили», рвали связи с прошлым миром, якобы чтобы уберечь от пьянства.

Что же происходило в это время в его жизни? Восстановим хронологию. 1 мая 1952 года во время парада на Красной площади, которым командовал Василий Сталин, разбились самолеты. Расследование показало, что виноваты пилоты. Дело было так: как в довоенные, так и в послевоенные годы трижды в год проводились авиационные парады — 1 мая и 7 ноября над Красной площадью, а 18 августа над Тушинским аэродромом. Хотя и был накоплен большой опыт их проведения, но появление более скоростных реактивных самолетов эту задачу усложнило. Вообще показывать скоростные боевые самолеты плечом к плечу, как солдат на плацу, было неразумно. Эти самолеты не для того создавались. 1 мая 1952 года в параде над Красной площадью должны были пройти тяжелые поршневые бомбардировщики Ту–4, реактивные бомбардировщики Ил–28 и истребители МиГ–15. Синхронизировать пролет этих самолетов, взлетающих с разных аэродромов и летящих на разных скоростях, — достаточно сложные штурманская и организационная задачи. В день парада произошло резкое ухудшение метеоусловий, причем за короткое время. Группа Ил–28 по пути следования попала в район с очень плохой видимостью, в условия, в которых сохранить плотный парадный строй было совершенно невозможно. Илам было приказано на Москву не заходить. Однако совершить посадки на запланированных запасных аэродромах тоже было сложно, так как некоторые из них оказались в зоне плохих метеоусловий. В результате один Ил–28 разбился и еще один получил повреждения. Будучи более тихоходными и имея более совершенное навигационное оборудование, нормально прошли Красную площадь самолеты Ту–4. Истребители МиГ–15, ведомые Алексеем Микояном, из—за тех же плохих метеоусловий прошли Красную площадь под углом (А.А.Щербаков. «Летчики, самолеты, испытания», глава Василий Сталин). Это был первый тревожный сигнал, который Василий не услышал. 27 июля в Тушино прошел еще один парад, посвященный Дню Военно—воздушного флота. Василий справился с организацией как всегда блестяще. Затем позволил себя расслабиться…

Посмотрев парад, Политбюро в полном составе отправилось в Кунцево на дачу Иосифа Сталина. Он распорядился, чтобы на банкете был и его сын. Василия нашли пьяным в Зубалово. Полковник И. П. Травников, пытающийся разобраться в аспектах жизни и деятельности В. Сталина, свидетелем которых он был или о которых слышал от знакомых, рассказывает, что якобы все происходило следующим образом: «Проходил праздник — День Воздушного флота. Прошел он отлично в Тушино. И. В. Сталин под впечатлением объявил в эфир благодарность исполнителям высшего пилотажа. Василий находился на командном пункте военного воздушного отделения, а руководили его заместитель тов. Е. М. Горбатюк и член Военного совета округа С. К. Федоров.

Василий был пьян и, услыхав объявленную благодарность, «с воодушевлением» отправился в здание, где руководители партии и правительства, военные начальники отмечали успехи. Поскольку охрана знала Василия, его беспрепятственно пропустили.

Василий вошел в зал, качаясь. И. В. Сталин, увидев при входе его, в резкой форме сказал: «Это что такое?» Василий ответил: «Я устал». И. В. Сталин: «И часто ты так устаешь?» Последовал ответ: «Нет!» Тогда командующий ВВС П.Ф.Жигарев доложил: «Часто». Василий допустил грубость в адрес Жигарева. И.В.Сталин громко, резко сказал: «Садись!» Наступила мертвая тишина, после которой И.В.Сталин произнес Василию: «Вон отсюда».

Утром следующего дня был приказ Маршала Советского Союза Булганина с решением И. В. Сталина о снятии с занимаемой должности Василия» (Колесник А. Хроника жизни семьи Сталина. — Харьков, СП «Интербук», 1990. — стр. 65).

Иосиф Виссарионович Сталин направил сына на учебу в Академию Генерального штаба. Но Василий там не появился. Полгода он якобы просидел безвылазно на даче и, по словам очевидцев, вроде только тем и занимался, что пил… Даже на день рождения отца 21 декабря 1952 года (последний день рождения Сталина) приехал в Кунцево пьяным. Сталин встретил сына на улице, в дом не пустил, от подарка — набор инструментов — отказался. Охранники вспоминают, что когда Василий уехал, Сталин долго стоял и смотрел ему вслед, сокрушенно качая головой.

Скорую развязку, приближавшуюся с неумолимой скоростью, чувствовали оба. Здоровье Иосифа Виссарионовича пошатнулось. «Я жив, пока жив мой отец. После — пуля или водка!» — такими откровениями делился Василий со своим приемным братом Артемом Сергеевым. Человек с византийским складом ума, Иосиф Виссарионович прекрасно понимал, что произойдет с его детьми после его смерти. Как отвести удар? Как уменьшить силу воздействия на Василия и Светлану? Ну, Светлана — женщина, причем психологически податливая. При всем своем образе жизни она не представляет никакой угрозы для власти. В иерархической лестнице власти она никто. А вот генерал Василий Сталин с его вспыльчивым характером… Тяжело себе представить, что могло произойти после смерти Сталина—старшего, останься Василий командующим Московским округом ВВС. Для того чтобы смоделировать ситуацию, забегая вперед, вспомним реакцию Василия на это событие. Без всяких обиняков, практически открыто Василий, уже лишенный реальной власти, обвинил Хрущева и Берию в смерти отца. Тогда его вовремя убрали, упрятали в тюрягу. Но не окажись он за полгода до этого лишенным должности, свои обвинения он мог высказать открыто своему народу и международному сообществу, будучи прикрытым лучшими летчиками страны. Он боевой генерал, командующий авиации главного, Московского округа — реальная сила. Для убийц отца это был бы сокрушительный удар, но в первую очередь это был бы удар по государству. Подобные действия ослабляют страну, ее обороноспособность. А Иосиф Виссарионович всегда думал сначала о государстве, а после уж о себе, семье, детях. А ведь мог, мог Василий поднять по тревоге округ. Он годами тренировал экипажи этими бесконечными тревогами. Кто бы посмел ослушаться приказа сына Верховного Главнокомандующего, чей отец выиграл войну, а сейчас лежит в гробу? Кто бы не встал на сторону генерал—лейтенанта, бросившего страшное обвинение в адрес партийной верхушки? Думаю, ответы очевидны. Готовность округа по боевой тревоге равнялась нескольким минутам. Никто — ни КГБ, ни МВД отреагировать так быстро бы не успели. Так что И.В.Сталин положил на алтарь государственности сына — самое дорогое, что у него было. Жаль, что жертва была напрасна — государство рухнуло, а разрушать его начал «кукурузник» Хрущев. И качал головой Сталин вслед сыну, прекрасно сознавая его дальнейшую судьбу, рок, от которого уберечь Василия Иосиф Виссарионович был не в силах. Только этими или подобными соображениями можно объяснить столь стремительное охлаждение отношений между отцом и сыном. Если в 1948 году Василий был чуть ли не единственным, кто прямо и открыто говорил о проблемах авиации, за что Иосиф Виссарионович ценил своего сына, то в 1952 году следует демонстративное снятие с должности. Понял ли этот шаг Василий? Обиделся жутко, но, видимо, понял. Ведь не стал он эту обиду на отца изливать в виде обвинений в его адрес, как это сделала сестра Светлана. Наоборот, открыто выразил негодование по поводу убийства Сталина. Это обвинение и стало для него роковым. Это уже после усилиями Хрущева Василия превратили в бабника и алкоголика. Но не этим, ой не этим был страшен для новой власти сын Сталина.

Несколько слов о взаимоотношениях между мужчинами в семье Сталиных. В одном из интервью приемному сыну И.В.Сталина А.Сергееву был задан прямой вопрос: «Пытался ли отец сделать Василия политиком, своим помощником?». Ответ А. Сергеева стоит привести полностью: «Из этого ничего бы не вышло, потому что Василий, несмотря на очень высокие способности, изучать материалы, не относящиеся к спорту, авиации, конному делу, не мог, был неусидчив. Сталин был реалист. Он понимал, что Василий во многом разбирался, прекрасно ориентировался в происходящем, но политика из него не получится. Можно назначить командующим авиацией. Здесь он, очень серьезно и далеко глядя вперед, мог давать заключения. Он был в курсе новостей, читал газеты, тонко разбирался в событиях, в людях. Василий отцу немало рассказывал о самолетах. Отец к нему прислушивался и доверял — понимал, что Василий здесь, несмотря на то, что совсем молод, уже специалист» (Сергеев А. О друге незабвенном. К 85–летию со дня рождения В.И. Сталина. // Завтра, № 12 (644), 21 марта 2006 г.). Поэтому И.В. Сталин и отвел место сыну по способностям. Никакого панибратства между ними не было. Попросту, как дети к родителям или родители к детям, к отцу Василий не заходил и не звонил. Только официально по делу, с разрешения: можно ли прийти. Или когда его отец вызвал для решения вопросов как специалиста, которому он доверял, который понимает дело и будет совершенно откровенно и правдиво докладывать.

Но, несмотря на всю свою строгость по отношению к сыну, Иосиф Виссарионович Василия любил. Сын отвечал отцу взаимностью. И именно этой любовью и было продиктовано снятие Василия с должности. Этот шаг Иосифа Виссарионовича спасал государство от возможной гражданской войны и в какой—то степени ограждал Василия от преследований после своей смерти. Чем ниже окажется ступенька, на которой будет находиться Василий в момент смерти отца, тем меньше должно быть падение сына после смерти Сталина—старшего. «Чтоб добрым быть, я должен быть жестоким…». И.В.Сталин погасил энергию Василия, а она была столь велика, что за четыре года он приложил руку к тому, что неблагодарные потомки до сих пор ставят ему в вину: олимпийский бассейн, спортивный комплекс, каток; создание нескольких команд в различных видах спорта; обеспечение материальной базы для развития конного и автоспорта; строительство сети аэродромов; подготовка авиакорпуса к победоносной воздушной войне в Корее; открытие перспектив развития вертолетостроения; проведение более двадцати воздушных парадов… Его неуемная энергия была столь велика, что даже сейчас, сорок лет спустя, результаты этой деятельности дают о себе знать. Газета «Труд» даже вынесла благодарность покойному генералу. И за что! «Жители поселка Сеща откачали на военном аэродроме целый эшелон нефтепродуктов. В земле осталось еще примерно семь. По преданию, „крестным отцом“ сещинского аэродрома в Брянской области был Василий Сталин. Тут располагался полк тяжелой транспортной авиации — единственный в стране. Долгие годы гордостью летчиков были мощные „Русланы“. Когда дело пошло к развалу авиаполка, часть машин перебросили в Ульяновск.

Военный аэродром в Сеще подвергся нашествиям местных разведчиков недр: лет десять назад поселковые жители попробовали добывать здесь керосин. Пришли с лопатами, копнули — яма наполнилась специфической жидкостью явно нефтяного происхождения. Залили канистру, другую… За время существования аэродрома столько керосина ушло в землю, что она пропитана им метров на десять. Скоро на автодороге Брянск — Смоленск появились первые продавцы суррогатного горючего. Конечно, качество отвратительное, зато дешево. У дальнобойщиков, которые на «самопале» экономят выдаваемые хозяином средства, даже такое топливо идет нарасхват» (Федосов А. Спасибо Василию Сталину. // Труд, № 232, 16 декабря 2003 г.). Спасибо газете за доблестный и плодотворный труд по восстановлению доброго имени Василия Сталина! Вот так—то! А об остальных заслугах бывшего командующего авиацией Московского военного округа и не вспомнили. Коротковата память на события у товарищей журналистов. О щепку споткнулись, а бревно и не заметили. Хорошо, что каждую выпитую Василем рюмку подсчитали.

А способен ли алкоголик на подобные деяния? Давайте—ка разберемся в этом вопросе.

Мой отец алкоголиком не был

Хоть и выпить, считал, не грешно…

(О. Митяев)

Перед тем, как на кого—то навесить ярлык «алкоголик», давайте определимся с самим этим понятием. Не вдаваясь в глубокие научные рассуждения, предлагаю разобраться с приоритетами пьющего человека, то есть выяснить, что человеку важнее — его дело или алкоголь? Если человек отдает себя делу и иногда расслабляется — он просто нормально пьющий мужик, коих на Руси великое множество, а точнее, почти каждый первый. Если же его страсть к подобному «расслаблению» доходит до того, что он и работу забрасывает, и вещи из дому выносит ради очередной рюмашки, тогда это, безусловно, больной алкоголизмом товарищ. Кстати, это именно медицина определила алкоголизм как болезнь. И, наверное, вполне справедливо. А болезнь, хоть психическую, хоть социальную, хоть физическую, надо лечить. Ведь никто не ругает больного инсультом за то, что тот встать с кровати не может? Но даже у такой болезни, как алкоголизм, есть много стадий. Поэтому не стоит представлять себе алкоголиком некоего бомжеватого типа, которому двадцати копеек на опохмел не хватает. Алкоголизмом страдали многие выдающиеся личности. Пристрастие к алкоголю, например, Владимира Высоцкого или Сергея Есенина ничуть не умаляет красоты и глубины их поэзии.

Итак, Василий Сталин пил. Об этом написано море статей, и в каждой книге авторы хоть краем, кто со злорадной ехидцей, кто, по—доброму журя, но цепляют этот «пикантный» вопрос. И все подходят к нему субъективно — кому как выгодно. Система однобокого убеждения — это когда ставят полемический вопрос, но приводят доказательства только одной версии и у человека остается навязанное ему мнение. После смерти Василия на него был навешен ярлык «алкоголик». Навешен тогда, когда свое доброе имя он защитить уже не мог. Навешен родной сестрой и тем, чье мнение опровергать бесполезно, — главой государства Хрущевым. Клеймо, посмертный приговор, контрольный выстрел. Хрущев уничтожил физически, Светлана — сестра родная — добивала морально. А после поползли слухи и сплетни, опутывающие черным плющом могилу хорошего человека. Может быть, поэтому он был вырван из нее и захоронен на новом месте, в тишине Троекуровского кладбища. Хотелось бы надеется, что хоть здесь прах и память о Василии Иосифовиче Сталине оставят в покое. А все борзописцы, кляузники и клеветники вызываются на очную ставку, чтобы разрешить спорный вопрос, бередящий «эстетов—моралистов», и выяснить, кто, как и зачем объявил Василия алкоголиком.

Для начала выясним, когда же Василий Сталин стал «алкоголиком»?

По утверждениям «надежных источников» газеты «Совершенно секретно», вино Василий попробовал чуть ли не раньше материнского молока: «…(И.В. Сталин. — Авт.) другого сына, Василия, как будто даже, наоборот, баловал, не возражал против досрочного присвоения ему воинских званий, в результате чего в 26 лет тот стал генерал—лейтенантом авиации. Но тоже словно намеренно губил — только не откровенной нелюбовью и отчуждением, как Якова, а вот этим потворством и потаканием слабостям. Очевидцы вспоминают, что годовалому Васе, к ужасу матери, он наливал за обедом рюмку красного вина — вероятно, с этого и началось пьянство Василия. Но спивался он, как мне кажется, не столько от какой—то распущенности и ощущения вседозволенности (да и какая вседозволенность: он отлично понимал, что отец в любой момент может выдернуть его, как морковку с грядки, и бросить в лагерь, как он проделал это с большинством родственников), сколько от внутреннего смятения. От непонимания того, что означает этот странный прищур смотрящих на него, как на кролика, безжалостных отцовских глаз» (Велехов Л. Кремлевские принцессы. // Совершенно секретно, № 08, август 2006 г.).

Ну, что, дорогой читатель, пробежал холодок по спине? Расслабьтесь. Иосиф Виссарионович, хоть и был строг с Василием, но все—таки по—отцовски любил его. А то, по версии газеты, ничего не понимающий алкоголик Василий Сталин был запуган отцом до смерти, а чтобы не попасть в лагеря, спился. Оставим этот бред на совести журналистов и обратимся к другим печатным источникам, способным пролить свет на это мутное дело.

Начнем наше расследование со «знатока» жизни Василия А. Колесника, который докопался до воспоминаний «свидетелей», неспособных отвечать даже за собственные слова. Заглянем в далекий 1938 год: «О том, какую квалификацию Василий получил за годы учебы в училище (речь идет о Качинском авиационном училище, Василию 17 лет. — Авт.), к сожалению, сведений в его документах не сохранилось (удивительно, а выпускная аттестация? — Авт.). И этот отрезок его жизни, наверное, так бы и остался за чертой наших интересов, если бы не письмо жителя Ленинграда Евгения Петровича Цуканова, присланное автору 19 декабря 1988 года после публикации в «Аргументах и фактах» фрагмента очерка о В. Сталине: «Я хочу сообщить несколько слов по поводу публикации. Я далек от мысли подвергать критике или сомнению Ваше выступление. Уверен, что Вами добросовестно изложены имеющиеся материалы. Да к тому же в те годы я был крайне мал и утверждать — «я помню» — было бы неуместно, хотя кое—что запечатлелось и в моей памяти.

Мне известно, что Василий Иосифович Сталин вышел из Качинской авиашколы в звании младшего лейтенанта без диплома о присвоении квалификации летчика ВВС. Ему была выдана справка, что прослушал курс вышеназванной школы… и только. Виною тому — его пристрастие к алкоголю. В это время мой отец был командиром полка в Люберцах под Москвой. Тот полк регулярно принимал участие в воздушных парадах («7 Ноября», «1 Мая», «18 августа») и был хорошо известен И. В. Сталину.

Обязательным приложением к параду являлся торжественный ужин в Кремле, на который приглашались командиры частей и соединений, участвовавших в параде. Из—за близости к Москве Люберцы неофициально называли «дворцовым гарнизоном». Однажды вечером к нам на квартиру позвонил И. В. Сталин и попросил отца ознакомить его со способностями В.И.Сталина и дать заключение о целесообразности делать из него летчика. Так отец стал инструктором Василия (по нашим данным, инструктора с такой фамилией у Василия Сталина не было. — Авт.). Пришлось давать ему летную программу в объеме авиашколы — сначала на У–2, потом на И–16, на УТП–4 и самостоятельно на И–16. Не исключено, что этот период (4–6 месяцев) зафиксирован в документах как служба летчиком в 16–м ИАП 24–й ИАД после окончания авиашколы. (Этот период зафиксирован как обучение в авиашколе. Отдельного обучения в полках не велось. Такая практика стала применяться с конца 1942 — начала 1943 годов — Авт.) Все неприятности у В.И. Сталина были в тот период на почве пьянства, хотя объективности ради надо отметить, что летчик он был способный, летать умел и любил»… (Колесник А. Хроника жизни семьи Сталина. — Харьков, СП «Интербук», 1990.)

Какой справедливый, помнит, что летать любил алкаш малолетний Васька Сталин. Постойте, а кто пьяного не то, что в полет, к самолету подпустит? Если Василий Сталин, а тем более пьяный, разобьется, ведь не сносить головы руководству училища… И врачу… И инструктору… Кто еще пил в Каче с Васькой? Колитесь, товарищ Колесник. Или он был малолетним алкашом—одиночкой? Сомневаюсь.

По утверждению сына Василия Сталина, Александра Бурдонского, к моменту его появления на свет осенью 1941 года его отец не пил. «Я родился в Покров день, 14 октября 1941 года. В то время моему отцу, Василию Иосифовичу Сталину, было всего лишь 20 лет, то есть он был совсем еще зеленый, он 1921 года рождения, он еще не пил…» (http://nashaulitsa.narod.ru/Burdonskiy.htm).

Напоминаю, осень 1941–го — это самый тяжелый период войны, период, когда Василий находился на фронте. Во фронтовой авиации сто грамм после боевого вылета (никак не суточный аперитив, бывали дни, когда вылеты не делались, тогда и довольствовались пилоты компотами на ужин) считалось нормой, как, впрочем, и в других родах войск. До знаменитой рыбалки, о которой речь пойдет ниже, нет никаких письменных указаний на то, что Василий Сталин увлекался алкоголем. Не могут припомнить подобного и фронтовые товарищи Василия. Выпивать, судя по скудным данным (вымысел писак всех мастей и пород за достоверные источники считать нельзя) Василий начал в 1942–1943 годах, как раз в период активного участия в воздушных боях. Пил он, как и все остальные летчики, «наркомовские сто грамм». Тем, кто усомнится в этом, стоило бы задуматься, смог ли больной алкоголизмом человек летать? И еще один вопрос: Василий, сын вождя, которого берегли от всего, от чего только можно беречь, не был ли огражден от потребления водки в том количестве, в каком ее потребляли летчики, у которых не существовало ограничений на полеты? А пили пилоты, о которых не так трепетно заботилось начальство и от полетов не отстраняло, действительно много. И причины на это были серьезные. Вот как моменты «расслабления» описывают сами летчики: «Пили многие летчики, и не только „наркомовские“ 100 г. Потому, что нервы были на пределе. Прилетают с задания молодые ребята, а голова седая. А если ночью в землянку к ним зайдешь — такого наслушаешься (так во сне кричали). Любимец полка, Чеченев, демонстративно выпивал свои положенные 100 г перед вылетом. И ничего, дожил до победы, стал подполковником, штурманом полка, дважды Героем Советского Союза. Технари спрашивали: «Как ты, Миша, выпивши летаешь?», а он шутил: «Я без стакана и к машине подойти боюсь». Хороший был летчик… от бога! Когда он водил полк на задание, как правило, все живыми возвращались. Но и все «обмывания» звездочек и наград без него не обходились. Правда, был с ним на этой почве нехороший случай. Пошел он на базар прикупить бутылочку, а цены здорово поднялись. Ну и решил проучить спекулянтов, завел машину и в атаку на базар. Хотел попугать, а получилось плохо. Двух торговок покалечил (или даже убил). Ну, отдали его под трибунал, вроде даже приговор уже вынесли — 12 лет лагеря. А сторожили его свои же технари и стрелки. Вышла очередь Петровича, послал его Чеченев за самогоном: «Я же не убегу, а хоть напоследок вместе выпьем!». В это время полк два раза в полном составе летал на задание — уничтожить важный мост в немецком тылу. Потери понесли, а задание не выполнили. Прилетел разбираться командир 8–го смешанного авиакорпуса Н.П. Каманин. А надо отметить, что, прилетая в 451–й ШАП, Каманин летал на Ил–2 только в паре с Чеченевым и только ведомым. Первый вопрос комкора:

— Чеченев где?

— Сидит, куда ему деться.

— Не хрен ему сидеть, пусть кровью вину смывает!

Полетел Чеченев с двумя ФАБ–250 без пушек и стрелка (для облегчения машины) и через 15 минут разведка докладывает: «Машина с бортовым номером NN мост уничтожила». Как уж Каманин смог, но отмазал Чеченева от лагеря» (Пономарев В.П. Фронтовые сто грамм. — http://www.airforce.ru/staff/tales/tales_6.htm).

Вот вам и еще один «алкоголик»! Небось, похлеще Васи Сталина пил. Да, только на войне по совершенно иным качествам оценивается человек. Пилот штурмовика, опытный боевой офицер Чеченов, ценился за свои незаурядные способности. А слабости с рук сходили. Все по простой причине: под смертью на войне все ходят, и никто не застрахован от ее холодных объятий. Особенно близко ее присутствие ощущали штурмовики, поэтому и пили. А как прикажете расслабляться после боя — женщин нет, культурный досуг ограничен показом раз в несколько фронтовых месяцев в перерыве меж боями «Веселых ребят» или «Чапаева»? А друзья гибнут ежедневно, и штурмовка — это игра в прятки со смертью. Вот и снимали молодые ребята накопленную за день моральную и физическую усталость сотней граммов водки. И не только сотней…. И не только водки, которой, по понятным причинам, не хватало, а, например, гидросмесью. «Во время боевых вылетов всему личному составу полагалось в день (а точнее за ужином) по 100 граммов водки. Сами понимаете: для нормального мужика это не выпивка, а только стартовая доза, после которой хочется продолжения. Приходилось употреблять гидросмесь, которая залита в систему выпуска шасси. В натуральном виде этот «коктейль» из спирта с глицерином пить нельзя — умереть можно, были и такие случаи. Из положения технари выходили просто: заливали смесь в 20–литровую флягу, закрывали крышкой, к которой приделана трубка с змеевиком, ставили над костром… Да что я вам объясняю, технология самогоноварения — дело нехитрое. В результате перегонки получали чистый спирт с легким сладковатым привкусом глицерина. Это даже хорошо — мягче идет, приятнее. В объемах не стеснялись, благо расход гидросмеси всегда можно было списать на боевые вылеты. Мол, пробило в бою систему, все и вытекло…» — делиться своими воспоминаниями авиационный техник Петр Пивкин, служивший с Василием Сталиным и Алексеем Маресьевым в одном полку. Честно говоря, я ожидал, что далее последует рассказ о пьяных бесчинствах Василия, но кроме одного эпизода (неподчинение команде старшего по званию) никаких «пикантных» подробностей обнаружить не удалось. Зато очень удивило дальнейшее повествование Пивкина, где в несколько ином свете предстает «настоящий человек» из повести А.Полевого Алексей Маресьев: «…Нельзя сказать, чтобы техник Пивкин и старший лейтенант Маресьев были друзьями. Даже приятельскими их отношения назвать трудно. Просто встречались каждый день, Петро (как Маресьев называл Пивкина) заряжал Алексею Петровичу батарейки для карманного фонарика, с которым тот никогда не расставался. Как—то раз, перегнав очередную порцию гидросмеси, Пивкин предложил Маресьеву попробовать свежий продукт. Налил в кружки по сто граммов спирта, развел водой. Сели вдвоем у шалаша, выпили. Тут и решился спросить.

— Алексей Петрович, а что вас заставило без ног снова в истребители вернуться?

— А ты что, думаешь, я бы смог где—нибудь на вокзале сидеть с протянутой рукой, милостыню просить? Да и счет у меня к немцам большой. Рассчитаться надо.

Выпить Маресьев любил, но никогда не напивался, знал норму. А однажды, во время ужина, молодые летчики начали спорить, можно ли из горла, не отрываясь, выпить бутылку водки. Алексей Петрович сперва просто слушал, а потом предложил:

— Давайте на спор. Если я сейчас выпиваю вот эту бутылку, то вы мне прощаете ваши «боевые» порции. А если не смогу, то я пять дней не пью, отдаю вам.

Все конечно согласились. Маресьев взял бутылку, вытянул ее до дна глотками, занюхал рукавом и, как ни в чем не бывало, стал ужинать. Спорщики онемели. Из столовой Маресьев вышел своей обычной походкой, даже не шатаясь больше обычного» (Ишенин М. Со Сталиным и Маресьевым воевал в одной эскадрилье и дивизии наш земляк Петр Пивкин. // Город мой, № 14, 2002 г. — http://otvaga2004.narod.ru/Otvaga/wars1/wars_47.htm).

После таких заявлений и Маресьева можно запросто в «алкоголики» записывать. Ну, кто посмеет это сделать? Кстати, в этой же статье речь идет и о Василии Сталине, который подобный «денатурат» пить отказывался, как, впрочем, и большинство остальных летчиков. Петр Пивкин был авиационным механиком. Василий Сталин — летчиком. Вот как на вопрос А. Драбкина, пили ли пилоты во время войны спиртоглицериновую смесь, именующуюся в летных кругах «ликер—шасси», отреагировал летчик—ветеран И.И. Кожемяко: «Ты что?! Пить летчику эту гадость — унизительно! Эту дрянь пил исключительно техсостав!» (Драбкин А. Я дрался с асами люфтваффе. На смену павшим. 1943–1945. — М.: Яуза, Эксмо, 2006. — Стр. 182). И Маресьев вместе с Пивкиным! Интересно, наверное, было бы Алексею Петровичу послушать байки о собственных попойках из уст «технаря», вполне отвечающего своей фамилии.

Правда, современные «исследователи» вроде О. Смыслова, то ли наслушавшись подобных рассказов, то ли в меру собственного опыта в столь незамысловатом деле, как распивание спиртных напитков, придумывают самые замысловатые истории. Одним словом все пилотяги — пьяницы! И Сталин, и Маресьев…

А уж каким заматерелым алкашом даже не фоне Маресьева выглядит дважды Герой Советского Союза, друг Василия Сталина Виталий Попков! Один из журналистов, выясняя подробности съемки фильма «В бой идут одни „старики“, попытался определить, где в фильме описаны реальные события, а где сработала фантазия сценариста и режиссера. И оказалось, что события разворачивались куда круче, чем это показано в фильме. В одном из эпизодов кинокартины сбитого Маэстро подбирают пехотинцы. Они долго не хотят верить, что он русский, и только после короткого удара в физиономию пехота признает своего. В жизни все было почти так же, кроме одной детали. Сбитого Попкова допрашивал командир пехотного полка: чтобы убедиться, что перед ним не засланный шпион, а наш ас, он не стал умничать, а поступил вполне традиционным способом. Налил до краев кружку чистого спирта, предложил ее летчику. Тот выпил и скромно заметил, что воды для запивки не надо. Комполка налил еще столько же, сцена повторилась. Только после третьей кружки он наконец поверил — такое мог выдержать только свой (Пуртова Н. Правда и вымысел о поющей эскадрилье. // Версия, № 23, 2004 г. — http://old.versiasovsek.ru/2004/23/common/8393.html).

А еще один дважды Герой Советского Союза Гулаев, по утверждению летчика—ветерана Букчина Семена Зиновьевича, даже третью Золотую Звезду не получил из—за любви к «этому делу»: «Группа летчиков получила в Кремле звезды дважды Героев СССР. После вручения был банкет, по завершении которого наши асы вернулись в гостиницу. На своих ногах, хоть и крепко „поддавшие“. Перепутали этаж, заходят в номер, а там сидят несколько турок в фесках и кофе пьют. Наши герои от такой наглости одурели, выкинули турецких „товарищей“ в коридор и только потом поняли, что их номера находятся этажом ниже.

Инцидент замять не удалось, турки были из состава дипломатической миссии. Последовала жалоба в наркомат иностранных дел, Молотов доложил Сталину, ну а вождь приказал примерно наказать «отличившихся». Всех участников банкета вызвали к маршалу авиации Новикову. Построили по ранжиру, и Новиков начал громогласно раздавать обещания послать всех в штрафбаты и в Сибирь. Подошел к Гулаеву и спросил:

— Сколько сбитых на счету?

Гулаев отвечает:

— 57 сбитых, товарищ маршал!

Новиков в ответ:

— Пока я жив, ты третью Звезду Героя не получишь! — или сказал что такое в подобном духе. Но все обошлось, никаких репрессивных мер к ним принято не было. А Гулаев вообще остался в Москве, учиться в академии» (Драбкин А. Я дрался с асами люфтваффе. На смену павшим. 1943–1945. — М.: Яуза, Эксмо, 2006. — Стр. 43).

Прочтешь, ну, просто сонм алкашей в этой чертовой авиации собрался. Ребятушки, не спешите судить: Гулаев в одиночку уничтожил два полка вражеской авиации, Попков — столько же! Вместе — дивизию! Маресьев — полторы эскадрильи фашистских стервятников отправил на землю, причем эскадрилью в полном составе, летая уже без обеих ног! Перед этими людьми головы преклонять надо. Сколько они жизней спасли, срывая налеты бомбардировщиков на наши города, скольким штурмовикам не дали уничтожить наших дедов, сидящих в окопах на передовой! И именно это будут помнить наши потомки, а не только то, как они к ста граммам после боя прикладывались. Так что давайте или всех наших Героев алкоголиками объявим, или Василия Сталина из их списка вычеркнем. А на вопрос, пил ли он больше остальных летчиков, из следующего повествования вытекает, что пил Василий не просто меньше, чем остальные, но и пресекал пьянки в полку!

Ох, многим, очень многим ненавидящим Сталина, а заодно и его детей, хочется унизить Василия, представить его эдаким наглядным примером «золотой молодежи» сороковых, мачо, бабником и пропойцей, который готов пить с кем угодно, что угодно и где угодно. Весьма показательными в этом плане выглядят размышления Смыслова на страницах его собственной книги: «С давних времен существует такая поговорка: когда командир не может предотвратить пьянку среди подчиненных, то он должен сам ее возглавить! Василий Иосифович, видимо, был такой командир, что даже и пьянку не мог возглавить…» (Смыслов О.С. Василий Сталин. Заложник имени. — М.: Вече, 2003. — Стр. 148).

Вам, товарищ Смыслов, виднее. Судя по глубоким философским выводам, вы имеете в этом вопросе колоссальный опыт. Мне, неискушенному, понять ваши ханжеские мотивы тяжело, зато легко увязать между собой иные ваши мысли. Например, на странице 157 приводится приказ от 11.08.1944 Василия Сталина о лишении майора Сорокина звания гвардейца за… хищение спиртных напитков. Но, постойте, господин писатель, следуя вашей логике, Василий должен был бы не в приказном порядке пресекать действия майора Сорокина, а, узнав о содеянном (не пропадать же добру), вместе с ним уединиться и надраться до поросячьего хрюканья. Так нет же, этот «негодяй» Василий возвращает ворованную водку на склад, а майора разжалует в рядовые. А все по одной простой причине: пьянки он действительно не мог возглавлять и не возглавлял. Он их пресекал, и об этом есть не одно свидетельство ветеранов, кроме примеров в книге О. Смыслова. Хотя современные писатели умеют любую самую безобидную фразу перекрутить так, чтобы у читателя в голове застряла именно та мысль, которую им пытаются навязать.

Повторяю, Василий Сталин алкоголиком не был, пьянки не допускал, воровство спирта пресекал. И уж точно в его полку не доходило до тех ужасных случаев, которые описаны ниже

Летчик Александр Ефимович Шварев в интервью Артему Драбкину поведал следующее:

«— 100 граммов давали только после боевых вылетов или всегда?

— Всегда. Некоторым не хватало, старались искать еще. Вот у нас был один товарищ. Он в один день сделал два вылета, потом пришел с друзьями в столовую. Они выпили, посидели, где—то достали еще, показалось мало. Уже все покушали, уходят. Я им сказал: «Ребята, идите спать». — «Да, да, командир». Я ушел, а они остались. Официантки просят их: «Освобождайте, будем убирать». — «Нет, давайте еще водки». У нас водку старший повар всегда распределял. Пожилой, солидный человек. Говорит он им: «Братцы, нет больше у меня». Те разбушевались и этого повара взяли и бросили в котел. До чего дошло! Выпили и потеряли над собой контроль. Главное, что наказали за это не их, а меня, переведя в 40–й гвардейский полк штурманом полка. А вообще, 100 грамм, если ими ограничиться, — это средство расслабления. Выпив, меньше думаешь о проблемах, покушаешь и скорее спать.

— Случалось, что выпивали перед вылетом?

— У нас такое бывало. Я вам расскажу несколько случаев. Сам я только один раз в жизни выпил перед вылетом, когда мы получали самолеты. В полете я себя так плохо чувствовал — ужас! Все соображал, все делал, как положено, но голова не та. После этого я никогда перед вылетом ни грамма не пил и другим не давал. Если были попытки, то запрещал.

А вот другой вариант. Сидели мы в Переславле—Хмельницком, мне командир корпуса Головня ставит задачу. Мол, в Перятине — это на север километров 60 — аэродром. Туда пригнали 12 самолетов Ла–5, а мы, летчики, должны поехать и их забрать. Команда техников уже уехала. Ну, наутро и я встаю. А с нами был Герой Советского Союза Иван Новожилов. У него как раз была такая особенность: если он не выпил и летит, это курица. Но если выпил, то дерется — будь здоров. И вот мы в Перятине переночевали, все вроде нормально. Принимаем самолеты. Четверку одну выпускаю, вторую выпускаю, третью я уже добираю сам. Взлетели.

Прилетаем, сели. Я спрашиваю: «Все сели?» Нет. Село только звено Горелова. Спрашиваю: «А Новожилов?» Нет, не сел. В Переславле—Хмельницком аэродром расположен так, что между ним и дорогой растут тополя метров под 30–40 высотой, а посадка как раз на эти тополя. Смотрим, садится звено Новожилова: первый, второй, третий, и он садится последним. Заходит на посадку, решил пойти на бреющем, удивить народ. Прижал так. А потом смотрит — деревья, как хватанет ручку, хоп, и сорвался в штопор. Бух. Ну, думаю, все, конец Герою Советского Союза Новожилову. Но нет, его почтальон нашел. Рассказывает: «Смотрю, лежит вверх ногами, хрипит, спрашиваю, не отвечает. Я взял какую—то железяку, разбил фонарь, вытащил его. Тут подъехала „Скорая помощь“. У него кровь идет изо рта. На машину и увезли».

К вечеру ребята съездили, врач приехал, доложил, что без памяти. На следующий день поехали опять. Поехали с комиссаром. Приезжаем. Новожилов уже руками машет, что—то бормочет. Врач сказал, что у него была потеря сознания. Новожилов собрался с силами, кричит: «Сестра, дай водки!» Те водки дать не могут. Наливают стакан воды и дают ему. Он выпивает: «Хороша водка, но слабоватая». Такие дела. Вот был единственный человек, который пил перед вылетами. Но в тот раз он выпил много и стукнулся. После этого выжил, но уже не летал» (Драбкин А. Я дрался на истребителе. Принявшие первый удар. 1941–1942. — М.: Яуза, Эксмо, 2006. — Стр.104–106).

Чтобы не произошло ничего подобного в собственном полку, Сталин и пресекал пьянство. Может быть, такое отношение Василия к алкоголю спасло не одного полкового повара. Любил он поесть и поваров, которые кормят летчиков, уважал — чего их по пьяни в котел бросать? Ну, не нравились ему вареные повара, потому пропойцы и арестовывались. Хороший командир предупреждает пьянку, не участвует в ней, а уж если летчики и пьют, то командовавший ими В. Сталин думал о последствиях! Товарищу Смыслову, видимо, подобные выводы сделать было трудно. Поэтому он и не обезобразил свою книгу ни анализом, ни иными интеллектуальными потугами. Сталин пьяным в кабину самолета не садился и уж точно не орал после ранения на медсестру, требуя водки!

Артем Драбкин, собирая воспоминания летчиков—ветеранов, интересовался их времяпрепровождением в недолгих перерывах меж боями. Без ста граммов обходилось редко, но и шутки были не столь кровожадные и служили средством расслабления. По крайней мере, случаи пьяной агрессии со стороны упившихся летчиков встречаются крайне редко. Чаще советские летчики боевыми ста граммами поднимали настроение. Иван Дмитриевич Гайдаенко, например, вспоминает такие моменты с улыбкой:

«— Чем занимались в свободное время?

— Сидели байки травили. Кто любил выпить, тот выпивал. Как, например, наш Петр Аксентьевич. Помню, один раз погоды нет, а значит, нет полетов. Сидим в землянке, собираемся на танцы идти. А летали тогда в ватных брюках и канадских куртках. На танцы же не пойдешь так. Каждому летчику командир БАО из нескольких солдатских брюк сшил бриджи. Я свои ищу — нету! Говорю: «Петр Аксентьевич, ты не видел мои брюки?» — «Какие?» — «Темно—синие бриджи». «А позавчера, помнишь, я принес пол—литра? Так это твои брюки были! Вот так!»

Заметьте, вопрос стоял не о выпивке, а о свободном времяпрепровождении, итогом которого стали пропитые брюки. И что характерно, у хозяина этих брюк никаких обид на друга. Так что и выпивка выпивке рознь. Бывают дружеские посиделки, и совсем другое дело пьяные дебоши. В чем же хочет обвинить Смыслов Василия Сталина, а заодно и всех летчиков—фронтовиков? В том, что они расслаблялись в дружеском боевом кругу подобным образом? Или в том, что «по пьяни» немцев громили?

А сам с И.Д. Гайдаенко даже его техник по неосторожности «пошутил». «Перед перелетом на Север техник мне говорит: „Тебе надо обязательно выпить, а то пропадешь. И надо спирт пить, а не водку, эту гадость. Немножко налить в стакан, вдохнуть, выпить, сделать выдох и водичкой запить. Давай?“ Я согласился попробовать. Он мне налил. Я выпил и не могу ни вдох, ни выдох сделать. Он говорит: „На, запей водой!“ А вместо воды налил водки. Ошибся! Я чуть не помер тогда. Ужас! Зато сразу понял, что спиртное — это не мое.

Мне и без водки удавалось расслабиться. Даже после боя. Мы с ребятами шутили, веселились, даже танцы устраивали. Ведь нам потом в полк девушек дали. Мужчин всех забрали в пехоту, а вместо них прислали девушек. Один раз прислали ансамбль песни и пляски к нам на Север. Когда они ехали, их пробомбили, никого не убили, но попугали здорово. Мы в это время стояли в Африканде. Они приехали к нам давать концерт. После него был ужин, с выпивкой, как положено. Братия напилась и давай стрелять. Началась паника. Я говорю: «Спокойно, это гвардия развлекается!» (Драбкин А. Я дрался с асами люфтваффе. На смену павшим. 1943–1945. Из интервью с И.Д. Гайдаенко. — М.: Яуза, Эксмо, 2006. — С. 497–498)

Не подумайте только, что так развлекался 32–й ГвИАП, которым командовал Василий Сталин. Все эти «песни и пляски» с пистолетным салютом в честь прибывших гостей имели место быть в 19–й ГвИАП, воевавшем на Севере в двух тысячах километрах от полка Василия, на который сын Генералиссимуса уж никак не мог распространять свое «тлетворное» влияние!

Но чтобы не сложилось ложное представление о том, что все летчики алкоголики, приведу эпизод рассказанный Александром Филипповичем Васильевым, который демонстрирует менее серьезное отношение пилотской братии к «драгоценному продукту»: «Нам еще фронтовые сто грамм давали. Помню хорошо такую деталь, было это в году 1942–м, что ли. Пришли мы в столовую, накрыли нам стол, и один летчик где—то задержался. Принесли 100 граммов фронтовые, и мы решили подшутить: взяли водку вылили и налили ему воды. Он приходит. Говорит: „Ваше здоровье!“ — и залпом выпил эти 100 граммов. Крякнул: „А!“ — и заморгал глазами. А как же без шуток? Мы ведь молодые мальчишки были!» (Драбкин А. Я дрался с асами люфтваффе. На смену павшим. 1943–1945. Из интервью с А.Ф. Васильевым. — М.: Яуза, Эксмо, 2006. — с. 464)

Так что, если верить словам ветеранов, отчистивших наше небо от стервятников Люфтваффе, пили летчики по—разному, реагировали на алкоголь тоже по разному, случаев вспомнили немало, но ни в одном из эпизодов не фигурировал сын вождя. Можно вроде бы вздохнуть с облегчением и порадоваться за Васю Сталина — поваров он не ел, базары со спекулянтами не «штурмовал», в тополя не пикировал при посадке. Но все—таки раз пил, то незамеченным это остаться не должно было. По крайней мере до выхода в 1944 году на советскую границу никаких документально подтвержденных сведений о пьяных дебошах полковника Сталина нет. Посмотрим, что же было дальше.

Один из ветеранов, летчик—штурмовик Валентин Петрович Пономарев, утверждает, что «в Венгрии и Чехословакии бочка вина постоянно была на аэродроме, если кончалась, посылали технарей на летучке в ближайший винный погреб, благо их там много. Но за дело спрашивали строго! Пей, но дело в первую очередь. А Вася Сталин со своими асами (когда со штурмовиками на одном аэродроме базировались) возле бочки целыми днями в карты играли, сидят—сидят потом полетят, собьют кого—нибудь, опять сидят. Полк свободных охотников!» (Пономарев В.П. Фронтовые сто грамм. Рассказ о жизни 451 ШАП. — http://www.airforce.ru/staff/tales/tales_6.htm). Из этих утверждений вполне можно сделать выводы, что пили летчики вино из той же бочки, на которой играли. Но, во—первых, у ветерана нигде не указано, что они, эти бочки, были именно с вином. Да, есть винная бочка, которая используется, как стол. Но как штурмовик из соседнего полка мог выяснить — полная она или пустая? Да никак! Кстати, заполненные вином бочки как стол никто не использует, а то как же из них пить? И, во—вторых, Валентин Петрович произнес очень важную фразу, главную в данной статье: «Пей, но дело в первую очередь!»

Полк Сталина входил в пятерку лучших полков по результативности! Что же касается игры в карты, то пресекалось подобное времяпрепровождение Василием Сталиным не менее жестко, чем пьянство, чего не мог знать Валентин Петрович Пономарев, зато прекрасно помнит однополчанин Сталина, Николай Сергеевич Горяинов: «Он — летчик—ас, но когда мы садимся за карты и играем в очко, ругает нас» (Горяинов Н. Записки фронтовика. // Михайловские вести, № 8, февраль 2002 г. — http://mihvesty.euro.ru/html/8_22feb02.html). Из фразы «сидят—сидят, потом полетят, собьют кого—нибудь и опять сидят» может сложиться впечатление о летчиках Сталина как о бездельниках каких—то. Но тут опять же есть нюанс: начиная с зимы 1944 года, когда немецкая авиация была практически истреблена и господство в воздухе полностью захватили «сталинские соколы», боевые вылеты производились действительно крайне редко и по большей части на «свободную охоту». А без дела гонять самолеты за линию фронта надобности не было! Когда была — летали и сбивали! Тот же Виталий Попков на вторую Золотую Звезду насбивал, а Иван Кожедуб на третью.

Жаль, что журналисты, мешая в один коктейль воспоминания фронтовиков и собственную необузданную фантазию, лепят домыслы, подгоняя их под свои навязчивые идеи. Например, Феликс Чуев в книге «Солдаты империи» именно такими представляет наших асов во главе с их командиром: «В. Сталин командовал полком, состоявшим из одних Героев Советского Союза. Летали они мало. Больше пили и безобразничали во главе со своим командиром. Сталин приказал полк расформировать, Героев распределить по разным частям, а Василия разжаловал в майоры» (Чуев Ф. Солдаты империи. — М., 1998. — Стр. 235). Все это звучит прекрасно, но не хватает одной маленькой детали, без которой подобную писанину иначе, чем бредом не назовешь: какой авиационный полк, за номером какого приказа расформировали за пьянство? Неплохо было бы еще указать дату, когда это произошло. Ну, а если уж писатель Чуев выдаст номер приказа, согласно которому «Василия разжаловали в майоры», тогда это будет настоящий переворот в исторической науке! Что—то ни у кого больше подобных утверждений, равно как и документов, подтверждающих эти факты, я не встречал. Но верно сказано: «Кто ищет — то всегда найдет!» А кто ищет особенно тщательно, тот находит даже то, чего не было!

Давайте оставим все эти выдумки на совести «аналитиков», их извергающих, и вернемся к нашему вопросу о пристрастии Василия к алкоголю. Объективности ради и дабы отвести от себя подозрения в предвзятом отношении к сыну вождя признаю, что Василий пил водку и даже спирт, но готов противостоять любому, кто пытается уличить Василия Сталина в хроническом алкоголизме. Сильно ли пьянел и становился ли неуправляем в такие моменты? По словам Николая Михайловича Добрюхи — механика самолета, на котором летал Сталин, пил он действительно немало и при этом почти не пьянел. Предлагал выпить и механику, однако не настаивал, если слышал отказ (Новиков А. Механик Сталина. // Советская Белоруссия, № 85 (21995), 11 мая 2004 г. — http://www.sb.by/article.php? articleID=36236).

Для того чтобы подвести под вопросом окончательную черту, обратимся к статье Юрия Мухина «Сын», опубликованной в газете «Дуэль», которая как раз соответствует нашей теме. Речь в этой статье идет о книге еще одного «старьевщика от истории» К.А. Залесского «Империя Сталина»: «Вот передо мною биографический энциклопедический словарь „Империя Сталина“, составленный К.А. Залесским. Книга нужная и полезная, поскольку включает в себя более 900 кратких биографий большей частью тех, кто своим мужеством и трудом создал и защитил нашу Родину — СССР. Справки о них, в отличие от нынешней шушеры, будут нужны всегда. Но в предисловии к словарю автор пишет: «В справочнике «Империя Сталина» сделана попытка собрать биографии тех, кто занимал заметное место в ее иерархии. Все они были важными винтиками тяжелой государственной машины. Генералы, наркомы, министры, придворные писатели и композиторы — все они неотъемлемая часть этого страшного времени. На любом из тех, чьи биографии приведены в словаре, есть та или иная вина за события тех лет. У одних она огромна, у других невелика. Но незапятнанным не остался ни один. Все они имеют самое непосредственное отношение к трагедии нашей страны и народа, имя которой «империя Сталина».

Все это так, но Залесский упустил одну деталь: в справочнике действительно «ни один не остался незапятнанным», но все они обязательно запятнаны дерьмом самого Залесского. И производительность его в этом плане просто удивляет — прямо не человек, а ходячая канализация небольшого города.

Залесский нас убеждает, что Василий Сталин «страдал хронической формой алкоголизма». Ну, как нам, видавшим Ельцина, который даже не был сыном вождя, в это не поверить? Однако уже из того, о чем упомянул Залесский, возникают глубокие сомнения. Вот он привел цитату из личного дела генерал—лейтенанта В. Сталина, следовательно, это дело читал тот, кто выписал из него эту решительную резолюцию какого—то анонима, так хорошо разбирающегося в психиатрии и нервных заболеваниях. Так почему же среди болезней В. Сталина не упомянут хронический алкоголизм?

Странно, не правда ли? Какой—то анонимный командир Василия решительно ставит ему диагноз о заболевании нервной системы, но молчит о том, о чем обязан был написать. И это неслучайно, поскольку заслуженный юрист России А. Сухомлинов, ознакомившийся и с личным, и с уголовными делами В. Сталина, пишет, что «в личном деле В.И. Сталина ни в довоенный период, ни после я не нашел ни слова о пьянстве». (Сухомлинов А. За что сгноили сына Отца народов. // Совершенно секретно, № 06, июнь 1998 г. — http://sovsekretno.ru/1998/06/6.html).

Так был Василий Сталин хроническим алкоголиком или нет?

Еще. Василий Сталин 8 лет просидел во Владимирской тюрьме. Если он даже не был алкоголиком, но просто любил выпить, то у него в ходе этого длительного воздержания должна была быть масса нарушений режима, связанного с нелегальной добычей спиртного. Следивший за ним в тюрьме подполковник Козик в спецдонесении информировал Хрущева: «В обращении с администрацией вежлив, много читает…», а единственным нарушением со стороны Василия Сталина является то, что он называет свое осуждение «незаконным», а обвинения «выдуманными от начала до конца». Не удовлетворившись материалами уголовного дела, Сухомлинов съездил во Владимир и разыскал надзирателей, которые помнили заключенного Василия Сталина (по псевдониму — «Васильева»). Они помнят, что Василий упросил администрацию тюрьмы разрешить ему работать тюремным слесарем, и с воли ему присылали слесарные инструменты чемоданами. Да и как об этом не помнить, если еще пару лет назад на тележке—платформе, сделанной Василием Сталиным, в этой тюрьме развозили пищу заключенным. Надзиратели помнят, как Василию в день 35–летия прислали корзину с 35–ю прекрасными розами, и ему стало жаль, что эти розы быстро завянут без света в его камере. Он попросил начальника тюрьмы передать розы на волю жене какого—либо надзирателя, и эта женщина по сей день тех роз забыть не может. А вот про то, что Сталин пытался получить с воли спиртное, никто не помнит. Это что — поведение хронического алкоголика?

Далее. Иногда пристрастие к выпивке у работника можно терпеть, если этот работник является хорошим специалистом и не командует людьми. Но если у него в подчинении организация, то такой человек губит ее в короткое время, а восстановить ее после выпивохи очень трудно. Это прекрасно знают все руководители, прекрасно знают они и то, что никакими «крепкими замами» делу не поможешь. Нужно немедленно снимать забулдыгу с командной должности. К примеру, в 1951 году правительству категорически перестало нравиться положение в Военно—Морском Флоте СССР. Политбюро начало разбираться, и выяснилось, что министр ВМФ адмирал Юмашев сильно полагается на своего крепкого зама — начальника штаба, а сам очень часто «расслабляется». Когда это выяснилось, И.В. Сталин сказал: «Военно—морской министр — честный, храбрый и достойный уважения человек, но он не похож на министра. Он очень верит своему начальнику штаба. Он часто хворает — это не его вина, много пьет — его вина, чувствует себя хорошо за спиной начальника штаба. Не видно, чтобы он был орел дела, но чувствует он себя довольно спокойно. Начальник штаба не пьет, не научился хворать. Можно ли при такой расстановке сил руководить большим флотом? Не может Головко быть одновременно и министром, и начальником штаба… Государство должно иметь флот. Государство не может ждать, пока он, министр, перестанет пить».

Адмирал И.С. Юмашев был снят с должности и назначен начальником Военно—морской академии. На его место был назначен командующий Тихоокеанским флотом вице—адмирал Н.Г. Кузнецов.

А если мы посмотрим на биографию Василия Сталина, то с 1943 года он непрерывно занимает только командные должности, на которых алкоголик, да еще и во время войны, и месяца не продержится. Сначала командир полка, затем — дивизии, затем — дивизии на главном Берлинском направлении, затем командир корпуса, затем командующий ВВС округа. Вопрос: если сын пил, то почему Сталин не назначил его, как Юмашева, начальником какой—нибудь академии, а оставлял командовать людьми? Другого ответа нет — потому что на командных должностях Василий давал результаты, которые далеко не каждому непьющему удаются» (Мухин Ю. Сын. // Дуэль, № 17–18 (366), 27 апреля 2004 г.).

Если вас, дорогой читатель, логика одного из лучших исследователей—аналитиков сталинской эпохи не убедила, тогда представим вашему вниманию послевоенные воспоминания спортсмена Николая Александровича Спиридонова, который был другом Василия. Причем речь идет о времени, когда у различных «исследователей» «алкоголизм» В.И. Сталина принимает хроническую форму: «Говорят, что Василий сильно пил? Это я не могу подтвердить. В то время он вообще практически спиртное в рот не брал. Если отмечали победу нашей команды, поднимал рюмку, говорил тост и ставил ее на стол. И хотя сам был не могучей комплекции, спорт любил. Правда, разъярялся, если наша команда проигрывала» (Самойлов В. Перчатки для уверенных в себе. // Минский курьер, № 558, 26 февраля 2005 г.).

За столом Василий вел себя подобающе, пьяных дебошей не устраивал: «На застольях Василий подражал отцу: никаких пустых тостов, а о чем—то конкретное слово» (Сергеев А. О друге незабвенном. К 85–летию со дня рождения В.И.Сталина. // Завтра, № 12 (644), 21 марта 2006 г.).

В личном деле есть запись: «Горяч, вспыльчив, нервная система слабая, имели место случаи рукоприкладства к подчиненным». Опять же пространная фраза и никаких воспоминаний со стороны тех, к кому он «приложился». В личном деле В.И. Сталина ни в довоенный период, ни после я не нашел ни слова о пьянстве. Есть, правда, одно взыскание за то, что, находясь на переформировании в районе города Шяуляй в 1943 году, он «на тракторе выехал в деревню, а на обратном пути избил сотрудника НКВД». Но почему—то при этом не указано, что Василий был пьян. А ведь в таких случаях — это отягощающее обстоятельство. Что же касается выпивки в целом: в военной авиации, скажем прямо, всегда пили. Служба опасная, смерть рядышком ходит. Первая рюмка пьется за взлеты, вторая — за посадки и за то, чтобы эти показатели совпадали. Третья — стоя и не чокаясь — за их несовпадение. Четвертая — за женщин. В других видах Вооруженных Сил этот «недуг» тоже имеет место быть. Маршал И.И. Якубовский на военном совете как—то возмущался: «Почему вы так много пьете, ну выпил свои восемьсот, и хорош…» (Сухомлинов А. За что сгноили сына Отца народов. // Совершенно секретно, № 06, июнь 1998 г. — http://sovsekretno.ru/1998/06/6.html).

Так что ввиду всего вышесказанного возникает вполне резонный вопрос: пил ли сам Василий Сталин или по большей части угощал? Не перепутаны ли в биографии Василия Сталина разные понятия?

«Вася мог любого уговорить выпить» — так звучит заголовок статьи, в которой ветеран ВОВ, 83–летний Анатолий Авксентьевич Король из г. Запорожье, делится воспоминаниями о Василии Сталине. Прочитав их, проникаешься доверием и к рассказчику, и к Василию. О выпивке в этой большой статье две строки. Вот они: «В октябре я прилетел в Москву на замену двигателя, и на несколько дней меня отправили в дом отдыха. Там же был Вася со своими товарищами, тоже на краткосрочном отдыхе. „Налейте ему коньяка“, — велел он, увидев меня. А я коньяк терпеть не могу, стал отказываться. Но Вася кого хочешь мог заставить. Пришлось выпить. Утром он с товарищами снова уехал на фронт» (Гаев Ю. // Факты (Запорожье). — http://arttour.com.ua/news/25–06–2005–00–00–00/ KURSANTU_V.html).

Анатолий Авксентьевич рассказывает о боевом братстве и поминает Василия Сталина как хорошего товарища и отличного командира. Встретились на перекрестках войны, выпили. И что из этого следует? Да ровным счетом ничего такого, из—за чего стоило бы так озаглавливать воспоминания ветерана. Но Юрий Гаев, следуя «старым добрым» журналистским традициям, выносит на поверхность «изюминку», которая должна опорочить Василия. Те, кто изучает историю по названиям статей, естественно сделают вывод, что Василий был алкоголик. Те же, кто прочитает статью полностью, сделают совершенно противоположный вывод. Тем более что, прочтя эти слова, нельзя сказать определенно, пил ли сам В.Сталин, но название статьи просто не оставляет сомнения. Раз заставляет, так уж и сам закладывает! И у читателей формируется мнение, что Василий алкаш! Стыдно, товарищ Гаев! Стыдно такими заголовками унижать память фронтовика и боевого товарища В.Сталина! Неужто стакан коньяка — самое главное событие в воспоминаниях Анатолия Авксентьевича Короля? «Я горжусь, что мне довелось учиться и общаться с таким человеком». Это и есть вторая фраза о Василии Сталине во всей статье. Вот на какие слова стоило бы обратить внимание, журналистская банда! Что же касается утверждения, что Василий кого угодно выпить заставит, то вопрос этот спорный. Если уж механик отказывался (тот, что пил «ликер—шасси») и Василий не настаивал, то уж равный по званию боевой летчик мог бы тоже себе это тоже позволить. Видно, были мотивы, кроме простого желания, заставившие Анатолия Авксентьевича все же выпить с Василием. Думаю, тут сыграло честолюбие — как же, пить с самим Сталиным!

Заявления многих журналистов, равно как и заголовки их статей, просто поражают. Иногда кажется, что не испорченный интеллектом талант графоманов им больше не на что направить. Чего стоит заявление Эдуарда Хруцкого о том, что сын Сталина постоянно глушил водку и ездил на карнавальном «Хорьхе»? (Кудрявов Б. Эдуард Хруцкий: Сын Сталина постоянно глушил водку и ездил на карнавальном «хорьхе». // Комсомольская правда, 5 марта 2003 г.). Довожу до сведения любителей истории, а не газетных «историй», что у Василия Сталина никакого «Хорьха» никогда не было! Он, как вернулся с Германии на «Паккарде», так до самого ареста в 1953 году на нем и ездил. Фото этого автомобиля не вызывает никаких ассоциаций с карнавалом — автомобиль стандартной комплектации черного цвета. Ну а насчет выпивки: интересно было бы спросить у самого Василия, «глушил» ли он водку на «брудершафт» с Эдуардом Хруцким? Думаю, отрицательный ответ вполне очевиден!

Сказки об алкоголизме Василия Сталина не выдерживают элементарной логической проверки. Итак: «правдивые источники» вещают, что В.Сталин был алкоголиком еще в бытность его начальником Московского округа ВВС. Так вот — В.Сталин тогда летал, летал на самолетах, летал сам, что полностью исключает эту лживую версию. Ни один врач не допустит алкоголика до полетов. Дочь Надежда, видевшая отца с детства, отрицает подобные заявления. Капитолина Васильева, жена Василия, говорила: «Раз не пьет, значит, завтра у него полеты». То же утверждает и Артем Сергеев: «Перед полетами он никогда не пил, исключено. Никогда! Для него работа была на первом месте» (Сергеев А. О друге незабвенном. К 85–летию со дня рождения В.И. Сталина. // Завтра, № 12 (644), 21 марта 2006 г.).

В другом интервью Артем Сергеев, которого просто достали вопросом о пьянстве его друга, не сдержался и выпалил журналистам все на прямоту: «Говорят, что он пил. Да, пил. Но не каждый человек делает это из—за своих дурных качеств. Как—то сидели с ним, выпили. Он еще наливает. Я его останавливаю, а он говорит мне: „А что мне? У меня только два выхода: пуля или стакан. Ведь я жив, пока отец мой жив. А отец глаза закроет, меня Берия на другой же день на части порвет, и Хрущев с Маленковым ему помогут. Такого свидетеля они терпеть не будут. Знаешь ли ты, каково жить под топором? Вот я и ухожу от этих мыслей“. И верно. Отец умер в марте, а в апреле Василий был арестован (Глушик Е. Артем Сергеев: Вспоминаю Сталина. // Сборник статей газеты „Завтра“. — http://stalinism.ru/alive/artem.html).

А вот угощать Василий действительно любил. Гостеприимство было родовым отличием обоих Сталиных. «Василий часто бывал в нашем полку, в том числе в 3–й эскадрилье, которую возглавлял его однокурсник по летной школе Пашкевич. Одна из встреч очень запомнилась. В ноябре 1944 г. в Шяуляе был дан банкет в честь освобождения Белоруссии и Прибалтики. В. Сталин принял активное участие в его организации, лично сам поздравил, а потом угощал всех авиаторов в течение двух дней. Щедрость объяснялась тем, что он перехватил цистерну спирта, адресованную в другую часть. За это Иосиф Виссарионович вызвал Василия в Москву и сразу же перевел в негвардейскую дивизию» (Кузнецкий В. За победу. // Волжская Коммуна, № 83 от 07.05.2005 г.).

Факт перевода в иную дивизию имел место, и вполне вероятно, что именно из—за этого случая, но до майора, как пишет товарищ Чуев, Василия не разжаловали, и полк никто не расформировывал! А уж басни и побасенки, байки и слухи поползли от всех, кто мало—мальски знал (зачастую просто слышавших, что Василий «где—то неподалеку» находится) сына вождя. И вся эта грязь под сенсационными заголовками кочует из газеты в газету. Ну, взять, к примеру, того же Петра Пивкина. Если с Маресьевым, по его словам (в чем я лично сильно сомневаюсь), они «ликер—шасси» на брудершафт пили, то рассказы о Василии Сталине выглядят, как исковерканные слухи. Сам Пивкин признается, что лично виделся с Василием лишь однажды, и то последний на авиамеханика впечатления не произвел. Зато о службе и тем более о «дебошах» Сталина—младшего на войне он знает все! Особенно подробно он расписал «штурм комендатуры»: «На шяуляйском аэродроме взлетная полоса была земляная, так что ее время от времени утрамбовывали дорожным катком. А рядом с летным полем большое шоссе проходило. Машины по нему сплошным потоком к фронту шли: и днем, и ночью рев моторов не стихал.

То ли Сталину этот шум надоел, то ли просто пьяная дурь в голову ударила. Выгнал он этот каток на шоссе, развернул поперек дороги, встал на него во весь рост и заявил:

— Я запрещаю здесь ездить!

Был он в этот момент в коричневой кожаной куртке без погон, так что шофера с пьяным церемониться не стали. Стащили на землю, скрутили руки и отвезли в комендатуру. Пивкин вместе с остальными техниками обслуживал самолеты, когда на аэродром примчался начштаба дивизии Черепов. Собрав всех, кто был на поле, раздал автоматы, и уже через пять минут «студебеккер», набитый солдатами, мчался к комендатуре. Взяли ее штурмом, перебив стекла, поломав все, что только можно, и съездив пару раз по физиономии особо несговорчивым комендатурщикам. К этому времени Сталина развезло окончательно, но вышел он все же на своих ногах» (Ишенин М. Со Сталиным и Маресьевым воевал в одной эскадрилье и дивизии наш земляк Петр Пивкин. // Город мой, № 14, 2002 г. — http://otvaga2004.narod.ru/Otvaga/wars1/wars_47.htm).

Вот уж действительно слышал звон, да не знает где он! А дело было так. Весна 1944 года выдалась на редкость промозглая. Аэродромы раскисли, и если такие асы, как Кирилл Евстигнеев и Виктор Попков, могли еще посадить свои машины в это болото, то взлетать с такого покрытия не представлялось возможным. Для этого укатывали отдельные взлетные полосы в виде земляных насыпей (отсюда дорожный каток в рассказе Пивкина). И если еще взлетать парами или звеньями такой «аэродром» позволял, то быстро поднять целый полк с него было практически невозможно. Наступление советских войск весной 1944 года шло стремительно, а распутица не позволяла такими высокими темпами перебазировать аэродромы, что создавало дополнительные трудности для действий нашей авиации и усложняло взаимодействие с наземными войсками, поэтому Василий Сталин, после получения очередного приказа на перебазирование, применение катку иначе как в виде баррикады не нашел. Он планировал использовать шоссе как взлетную полосу для перебазирования нескольких полков на новый аэродром. Так что это было вполне мудрое решение командира, а не «пьяная дурь» или «надоевший шум». Естественно, он угодил в комендатуру. Начштаба и весь летный состав (именно летчики, а не техники, пусть Пивкин не примазывается к чужим «подвигам») взял штурмом комендатуру, действительно украсив еще одним разбитым помещением и без того мрачный пейзаж города, по которому прокатилась война. А вот странную фразу авиамеханика «Сталина развезло окончательно, но вышел он все же на своих ногах» разгадать трудно. Это взаимоисключающие факты. Или его развезло окончательно, и он рухнул как тюфяк (ну, от чего в холодных застенках комендатуры могло развезти — с комендантом тяпнули в камере, что ли?), или, как было в действительности, Василий вышел на своих ногах. В данном случае, просеяв ворох слухов, можно из этой ситуации сделать только один вывод: Василия Сталина действительно в дивизии любили, а не «боялись» или «пресмыкались», иначе бы рядовые летчики, которым, как правило, до такого большого начальства и дела нет, проявили бы меньшее рвение в освобождении своего командира. По крайней мере отложили бы «штурм комендатуры» до утра.

А вот еще один парадокс. По совершенно непонятной причине многие умышленно причисляют себя к собутыльникам Василия. Среди них есть и известные люди, которым уж и без этих сомнительных «заслуг» славы хватает. Например, Николай Старостин утверждает, что с похмелья Василий Сталин лишь залпом опорожнял стакан и закусывал арбузом, и при этом не припомнит, чтобы он занимался служебными делами. Они якобы вместе ездили в штаб, на тренировки, на дачу. Даже спали на одной широченной кровати. Что сказать про это повествование? Вранье. Он у В.И. Сталина не квартировал. Это утверждает жена Василия Капитолина (Сухомлинов А. За что сгноили сына Отца народов. // Совершенно секретно, № 06, июнь 1998 г. — http://sovsekretno.ru/1998/06/6.html). В штаб Старостина, несмотря на все спортивные достижения, никто бы в жизни не пустил! Как же он мог видеть Василия за делом?

В общем—то, в ходе работы над книгой удалось установить, что Василий пил не больше, чем простой русский мужик, не пил без повода и уж точно никогда не пил на работе или накануне полетов. А летал он в конце сороковых — начале пятидесятых много. Ввиду всего вышесказанного встает вопрос: кому и зачем понадобилось, чтобы сына ождя считали алкашом? В чем кроется истинная причина «болезни» Василия Сталина? Для того чтобы ответить на эти вопросы, следует сначала установить первоисточники информации о пьянстве сына вождя. А ими, теми самыми злополучными первоисточниками являются материалы следственного дела, которое завели на Василия вскоре после смерти отца. Причем, еще раз акцентирую на это внимание, ни в одном служебном документе, вплоть до протоколов этого весьма мутного дела, о пьянстве Василия нет никаких упоминаний. Зато протоколы допроса арестованного Сталина Василия Иосифовича от 9–11 мая 1953 года прямо—таки насквозь пропитаны «слезными признаниями»:

«Вопрос: Следствию известно, что вы незаконно расходовали государственные средства…

Ответ: Я уже показал, что, используя свое служебное положение, игнорируя советские законы и обманывая руководство Военного Министерства, я разбазарил крупные суммы государственных средств на мероприятия, не вызывавшиеся никакой необходимостью для боевой подготовки вверенных мне боевых подразделений.

Кроме того, своим недостойным поведением, выражавшимся в систематическом пьянстве, сожительстве с подчиненными мне по службе женщинами… я фактически дискредитировал себя как Командующий округом…».

Зная характер этого человека, просто невозможно поверить в то, что вот так вот вдруг ни с того ни с сего молодой генерал, вспоминая все, даже того, чего не было, открыто наговаривает на себя. Почему? Наверное, слишком хорошо знал, что с ним случится после смерти отца — хоть в кровь разбейся, хоть спокойно подпиши все протоколы, которые подмахнут следователи, а конец один. А уж хранители общественного покоя постарались: навесили на сына умершего вождя все, что только было возможно, начиная с 58–й статьи «За измену Родине» и заканчивая статьями мелкоуголовного или просто бытового характера. Вроде бы хватит и так с лишком, чтобы упечь неугомонного Василия Сталина на долгие годы в тюрягу, но зачем—то вписали и эту дурацкую фразу о «недостойном поведении, выражавшемся в систематическом пьянстве». Подобное поведение вообще никак не относится к криминальному кодексу! Пьянство, пусть даже систематическое — это социальная проблема, за которую привлечь по сути—то невозможно! Это все равно, что попытаться привлечь человека за то, что он не может успокоить своего ребенка, поднявшего крик в общественном месте, нарушающего таким образом общественный порядок! С точки зрения юриспруденции это — абсурд! Но зачем—то подобную формулировку к делу подшили. Подшили с далеким расчетом…. И так как делом интересовался сам Хрущев, то, естественно, не без его ведома, а возможно, с его подачи!

Зачем Хрущев превратил Василия в алкоголика, понятно — чем более будет унижен сын Сталина, тем слабее будет его голос, тем ничтожнее будет представляться людям сам образ Василия. А так как яблоко от яблоньки недалеко падает, то таким же ничтожеством должен был выглядеть и его покойный отец — Иосиф Виссарионович Сталин. Но зачем родной сестре понадобилось так порочить брата и оскорблять память отца? После выхода в свет к «Двадцать писем книги другу» (Аллилуева С. Двадцать писем к другу. — М.,1990), которую Светлана Аллилуева только редактировала, а написана она была «литераторами» из ЦРУ, весь мир узнал о «злодеяниях» ее отца «из первых уст», а заодно о некоторых «пикантных» моментах жизни семьи Сталиных. Одним из таких моментов стало описание встреч авиаторов на зубаловской даче. В данном случае я вполне поддерживаю мысль Станислава Грибанова о том, что Светлана, не разделяла застолий пилотской братвы. Спустя годы она назовет эти встречи пьянками. Ну, это как посмотреть. Один наш усопший вождь на встречах с чужеземными единомышленниками напивался до положения риз, а газеты писали, что встреча прошла в теплой и дружественной обстановке. Другой и в одиночку под гамбургским мостом время проводил неплохо! Только и делов, что охрану, которая сбиваясь с ног в поисках президентского «тела» всю Германию переворачивала, сильно беспокоил. А так ничего — тихушником был. Правда, если первый хоть что—то делал для обороноспособности страны, то второй с очередного перепоя уничтожал российскую армию на корню!

Так что все относительно. Для Светланы Иосифовны встреча Василия с пилотягами — здоровыми двадцатилетними парнями, слетавшимися с разных фронтов, — ординарная пьянка, а для них — почти научная летно—методическая конференция. Идея создания боевого коллектива из опытных, одаренных бойцов — наподобие формирований берлинских снайперов — родилась не в тиши генштабовских кабинетов, не за картами с решительными стрелами ударов, а в Зубалово. На одном из наших истребителей стояли малоэффективные пулеметы, пушчонки и ракеты. Долго ли убедиться в бою — от чего проку больше? Но попробуй—ка пробей потом свое предложение! Василий многие такие практические вопросы решал легко и просто (Грибанов С. Василий Сталин).

Дважды Герой Советского Союза В. Попков одним из первых возмутился, когда прочел в «Письмах» о событиях, которым Светлана свидетелем не была, зато очень ярко и живописно описала на страницах книги. Речь идет о случае в 1943 году на рыбалке, когда вследствие неумелого обращения с реактивным снарядом, которым глушили рыбу, погиб человек. Сам Василий был ранен и снят с должности. Естественно, Светлана представила все как результат большой пьянки «с девицами из полка». А вот как было на самом деле. «…В войну, — рассказывал Попков, — служил я у Васи в 32–м гвардейском авиаполку командиром эскадрильи. Недолго служил. Там случилась та злосчастная „рыбалка“, о которой еще и теперь много слухов. Признаюсь, что организатором той „рыбалки“, к сожалению, был я. Нас было девять заядлых рыболовов. В том числе и Вася. Договорился я с инженером полка, чтобы снарядил какое—нибудь взрывное устройство, которое можно опустить в озеро, взорвать и тем самым наглушить рыбы. Я еще спросил: „Чем будем глушить — толом или гранатой?“ Он ответил: „Какой гранатой? РС — реактивный снаряд, опустим. В нем почти 100 кило взрывчатки. Рванет — рыбы будет… вагон!!!“ Ну и рванули…. Было это под Осташковом в 43–м году. Прав оказался инженер: не только рыбе, но и нам досталось — из 9 человек 6 получили ранения, инженера убило. Меня не зацепило, Васе же чуть пятку не оторвало. Боль была такая, что стонал он, не переставая. Перепугались — все—таки случившееся самого Сталина касалось.

Звоню командующему нашей воздушной армией М. Громову. Докладываю: «Тут вот на рыбалке ЧП случилось. Есть раненые. В частности, Сталин… Василий». Громов, наверное, чуть сознание не потерял: «Кто организовал эту рыбалку?» Мало кто в такой ситуации решится ответить — мол, это я… В общем, говорю: «Он организовал». Потому что соображаю, что с Васи командующий не сможет спросить так, как с меня. Громов говорит: «Вылетаю…» Через 15 минут прилетает на своем «Дугласе». Заходит в лазарет. Там Вася лежит, стонет. Ему уколы делают. Громов тут же его на своем самолете в Москву. Переживал — будь здоров. Думал, что полетит с него папаха. Ничего. Обошлось.

Прилетает комиссия от главкома и из ЦК. Освободили меня от командирской должности под реплики — дескать, «совершенно разложились», «пьянствуете» и т. д. В общем, нас разогнали, хотя на самом деле пили мы не больше обычного. Ну, то, что было положено… на боевой работе — по 100 граммов. Это Светлана расписала, что ее брат много пил. А я бы так не сказал. Вася пил, как почти все летчики. И это я прямо сказал Светлане, когда после ее возвращения из—за границы прочитал эти ее «Письма другу» (Добрюха Н. Злой рок Василия Сталина. // Аргументы и факты, № 1279. — www.aif/ru/online/aif/1279/12_01).

Знал ли Виталий Попков о том, что задолго до «откровений» Светланы Василий летом 1953 года уже подписал иные «откровения»? Тяжело сказать, но свидетельства Виталия Попкова не одиноки. Надежда Васильевна Сталина также упрекает свою тетку С. Аллилуеву во лжи: «Аллилуева кривит душой, когда говорит, что отец провел последний месяц в пьянствах и кутежах. Он знал, что в ближайшие дни последует его арест…» (Колесник А. Хроника жизни семьи Сталина. — Харьков, СП «Интербук», 1990. — Стр. 70–72).

Это слова не предательницы, живущей на территории противника, это слова дочери боевого генерала, усилия которого позволили выиграть воздушную войну в Корее. Надежда Васильевна знала своего отца лучше, чем его продажная сестра. Поэтому я лично больше склонен верить ей, а не текстовкам ЦРУ, надиктованным Светлане Аллилуевой за рубежом.

Несколько слов о самой Светлане. Ныне здравствующая гражданка США Светлана Иосифовна Аллилуева, в отличие от оклеветанного ею брата, жива до сих пор и до сих пор готова давать показания против него! Почему? Ответ очевиден — запоздалое раскаяние никому не нужно и ей в том числе, иначе последует разоблачение всего ее «творчества». Самобичеванием в Америке заниматься не принято — не для того рождены. Но есть еще один момент, который если не решающий, то и не столь уж маловажный. Переписывать историю с уклоном в сторону правды Светлане Иосифовне не дадут. Кто же может закрыть рот «плодовитой писательнице»? Наверное, те же, кто позволил ей когда—то во весь голос высказаться. А, может быть, заставил это сделать? Возможно, но последнее интервью дочки Сталина дает основание полагать, что эта «демократизированная» барышня сознательно отреклась от своего отца, брата, страны. В 1998 году через своего литературного агента Светлана Аллилуева предложила Артему Боровику записать с ней интервью и издать ее книги в московском издательстве «Совершенно секретно». Он принял ее предложение, и спустя неделю состоялась встреча в Нью—Йорке. Светлане исполнилось 72 года. Она была подтянута, энергична, с абсолютно ясным умом. С возрастом, по замечанию А. Боровика, все отчетливее проступало внешнее сходство с отцом. А теперь заметьте, с чего Светлана Аллилуева начала свое интервью: «Только называйте меня просто Светланой. Ни в коем случае по отчеству, — попросила она, — и беседа началась…» (Боровик А. Просто Светлана. // Совершенно секретно, № 06, июнь 1998 г.).

Я специально привожу эту цитату для тех, кто считает, что фамилию она сменила под давлением ЦК и на съезде выступала неискренне. Светлана не только от фамилии, но и от отчества отрекается! Можно ли верить человеку, который предал своего отца таким образом? Хорошо, великого Сталина уже нет, но из детей, кроме Светланы Сталиной, есть еще сын, носящий такую же фамилию. От предложения в 1953 году сменить фамилию и выступить на съезде (за это выступление Василию намекнули на досрочное освобождение из—под стражи) Сталин—младший категорически отказался, прекрасно сознавая последствия своих действий. Василию, в отличие от Светланы, честь не позволила! Но Светлане, видимо, это слово вообще незнакомо. Она предала не только отца и брата — она полностью обрубила животворящие, питающие душу корни своего многострадального народа. Светлана предала Родину! Она об этом говорит открыто:

«— Кем вы ощущаете себя сегодня: американкой или русской? Ваши грузинские корни дают о себе знать? Кто вы сегодня после тридцати лет, что прошли вне Союза, вне России?

— Я, конечно, ощущаю себя американкой: ведь уже двадцать лет я гражданка США, корни мои больше грузинские, чем русские, если говорить об этнических корнях. Но культура… Как писатель я, конечно, русская. Мои книги в переводах очень меняют свое лицо. А я люблю их натуральное лицо, их русский язык».

Ныне здравствующая сестра Василия Сталина кокетничает по поводу родного языка, но, читая ее откровения, становится ясно, что тогда, в 1953–м, по 58–статье «За предательство Родины» не Василия, а его сестру следовало осудить. Хотя цену за свою свободу Светлана заплатила сполна. Цена эта — иудин поцелуй! Американский паспорт оказался дороже жизни брата и памяти об отце.

Что же касается самой книги, то о ее популярности говорит цена, по которой этот «бестселлер» продавался по месту жительства новоявленной «американки»: «Издательства, с которыми был заключен договор, заплатили автору предусмотренный гонорар в миллион долларов, но сами несли убытки. Огромный тираж английского издания не удалось продать. Книга продавалась сначала по десять долларов за экземпляр, потом — за один доллар. В конце концов, тираж пошел в распродажу по пятьдесят центов за книгу» (Медведев Р. Первое дело Андропова. // Совершенно секретно, № 07, июль 1998 г.).

То есть, говоря современным языком, Светлана просто «кинула» издательство «Харпер энд Роу», которое сотрудничало с новоявленным «диссидентом». Американцы, как это ни было странно для Светланы Иосифовны, не заинтересовались жизнью ее отца И.В.Сталина, как, впрочем, и ее собственная жизнь американское общество интересовало мало. Она, вырвавшись из интеллектуального ядра планеты и попав в интеллектуальный вакуум, так и не осознала, что общество, сориентированное на потребление материальных благ, ничего, кроме собственного благополучия, не интересует. Персона Сталина их интересовала как элемент угрозы их «процветанию», но не стало советского лидера, и интерес к нему пропал, так как проблема решилась сама собой. А уж кто там что о его прошлом пишет, вообще перестало иметь значение для рядового американца. Биржевые котировки куда интересней. Так что нет ничего странного в том, что благодарного читателя в лице «открытого американского общества» Светлана Аллилуева так и не нашла.

В любом случае возникает интересный вопрос в связи с изданием книги С. Аллилуевой: кому и для чего нужны были «Двадцать писем к другу»? Обратимся к пресс—конференции, проведенной 16 ноября 1984 года в Комитете советских женщин в Москве. Приведем вопросы двух иностранных журналистов и ответы С. Аллилуевой.

Питер Бицер, корреспондент журнала «Штерн»: «Вопрос касается мемуаров, которые были опубликованы в журнале „Штерн“. 17 лет назад Вы опубликовали в Америке свою первую книгу, где Вы говорили о рукописи, которая была украдена КГБ, и текст ее Виктор Луи привез в Германию, и он был опубликован в журнале „Штерн“. Вы сейчас собираетесь восстановить свои связи с этим господином?»

Светлана Аллилуева: «Я никогда в жизни не встречала Виктора Луи, и у меня сейчас нет ни малейшего желания его встречать. Летом 1967 года действительно одна из копий, которая оставалась в Москве, была перевезена им в Англию вместе с целой кучей фотографий, взятых у меня в моем доме. Он пытался напечатать рукопись в журнале „Штерн“. Я видела эти страницы, там было много добавлено, а фотографиям он дал ложное толкование, потому что не знал, кто это и что это. Это был факт. И я повторяю, что Виктор Луи ссылается на то, что он якобы знал меня и так далее. Мы с ним никогда не встречались, и надеюсь, что не встретимся».

Серж Шенеман, корреспондент газеты «Нью—Йорк таймс»: «Мисс Аллилуева, в своем заявлении Вы сказали, что во время Вашего пребывания Вы были в руках… или Вами манипулировали, в частности ЦРУ (если я не ошибаюсь, Вы упомянули ЦРУ), и Вам не дали возможности поселиться в небольшой нейтральной стране, насколько я помню, Вы упомянули Швейцарию. Не могли бы Вы сказать, кто и каким образом помешал Вам сделать это?»

Светлана Аллилуева: «Я уже сказала: с самого первого момента, как только попала в Соединенные Штаты, я оказалась в руках, во—первых, очень сильной адвокатской фирмы из Нью—Йорка, которая была, так сказать, рукой правительства во всем этом. Еще в Швейцарии в 1967 году мне дали подписать ряд легальных бумаг, смысла которых я не могла понять, и этот смысл не был мне объяснен. Эти документы, подписанные мною, поставили меня в положение совершенной бесправности: как автор я лишалась всех прав на свою книгу, я должна была делать, что эта фирма говорила. Я помню, как мне предложили поехать туда, потом поехать сюда. Я бы хотела первые месяцы быть в Нью—Йорке, чтобы посмотреть этот город и все, что там есть. Нет, меня все время пересылали из одного места в другое, что было все малоинтересно.

Дальше, моя первая книга мемуаров «Двадцать писем к другу». Эта фирма находилась в очень тесном контакте и с государственным департаментом, и с ЦРУ. Дальше возник вопрос о второй книге, потому что мои мемуары о детстве и о семье Америку не удовлетворили. Написание книги «Только один год» было буквально коллективным творчеством. Моими страницами была глава об Индии. Тут я писала все, что хотела. В дальнейшем мне начали говорить и подсказывать, что писать, чего не писать, исключить историю о том, как мы летели из Дели через Рим в Швейцарию, что и почему. Рукопись читалась и перечитывалась целым рядом лиц, большинство из которых я упомянула в конце, выразив им всем ироническую благодарность, о чем они все возражали. Но некоторые лица были там даже не упомянуты, потому что не принято называть имена лиц, которые работают в Интеллидженс» (Колесник А. Хроника жизни семьи Сталина. — Харьков, СП «Интербук», 1990. — Стр. 87–89).

Многое удивляет в интервью, которому более двадцати лет. Его тексты, опубликованные уже давно, кочуют из книги в книгу. Авторы на основании этого интервью задают нелепейшие вопросы читателю и отвечают на них так же нелепо. Но никто не задумался о смысле сказанного Светланой. Никто не заметил тридцати сребреников в ее протянутых навстречу миру руках! А ведь она открытым текстом заявила, что «Двадцать писем к другу» отредактированы и изданы на деньги ЦРУ и Интеллидженс! Что к написанию продолжения книги она имеет вообще опосредованное отношение! Она не скрывает причастность спецслужб США и Великобритании в оклеветании отца и брата. Еще более удивительно, что это ее «творение» было издано одновременно и в США, и в СССР в 1967 году на пике «холодной войны»! С чего бы такая солидарность?

В своем шедевре эпистолярного жанра Светлана Аллилуева, описывая похороны отца И.В. Сталина, драматизирует истинные события и кривит душой. То ли для накала страстей, то ли для красного словца Аллилуева пишет: «А наутро 2 марта меня вызвали с занятий в Академии и велели ехать в Кунцево. Моего брата Василия тоже вызвали 2 марта 1953 года. Он тоже сидел несколько часов в этом большом зале… В служебном доме он еще пил, шумел, разносил врачей, кричал, что „отца убили“, „убивают“… Аллилуева, вероятно, склонна думать, что брат бушует под действием алкоголя. Однако в дни похорон, очевидно, совершенно трезвый, неся гроб отца рядом с Молотовым, он вновь повторяет, что „отца убили“. Аллилуева продолжает: „Смерть отца потрясла его. Он был в ужасе. Он был уверен, что отца „отравили“, «убили“; он видел, что рушится мир, без которого он существовать не может… В дни похорон он был в ужасном состоянии и вел себя соответственно — на всех бросался с упреками, обвинял правительство, врачей, всех, кого возможно, — что не так лечили… Он ощущал себя наследным принцем».

Вот та фраза, которая ставит все на свои места. Оказывается ей, несчастной, места под солнцем оказалось мало. Брат — генерал, а она — кто? Сегодня становится ясным, что простая женская ревность заставила оклеветать брата, но воспользовались этим люди нечистоплотные, те, кого позже назовут «отцами пиара».

Хрущевым и его окружением из—за боязни собственного разоблачения был создан образ Василия—алкоголика, пьяный бред которого не заслуживает внимания, равно как и его ничтожная персона. Никчемность молодого генерала надо было показать всем. А сестра просто превратилась в «инструмент», раскручивающий юлу лжи и обмана. Теперь—то уж ясно, кому именно сыграла на руку дочь Сталина. Но, господа—товарищи, это что же получается, что глава СССР, Хрущев, дудел в одну дуду с аналитическим центром ЦРУ США, который помог Светлане издать «Двадцать писем к другу»? Они же злейшие враги! Или для такого дела, как обливание грязью Сталина и его сына, можно пойти на сделку с дьяволом? Своей «правдой» Хрущев уже в середине 50–х начал подрывать собственную страну изнутри, ее развал после прихода к власти этого прохиндея стал только вопросом времени.

По генералу Василию Сталину был нанесен превентивный, упреждающий удар, который стал для Василия смертельным. Так что очень верно заметил известный советолог А. Авторханов: «Сестра его думает, что он умер от алкоголизма, но, увы, есть в мире еще и другая, более безжалостная болезнь — политика. От нее он и умер».

Но до смерти он успел хлебнуть горя, унижения, несправедливости, лжи и предательства тех, кому так доверял и благоволил! Василия унижали и притесняли во всем, в чем это возможно. Страх перед усопшим Красным Монархом был у подножия его трона столь велик, что само упоминание фамилии Сталин наводило ужас на мосек, дорвавшихся до власти. Когда перед детьми Сталина встал вопрос о смене фамилии, дочь вождя в тот же миг безоговорочно отреклась от великой фамилии, а Василий до конца дней носил фамилию отца, которой гордился. Отречение стало ценой жизни брата и сестры. Не сумевший отречься брат спокойно взошел на плаху и принял уготованную ему медленную смерть, сестра в обмен на отречение получила вполне пристойную жизнь, которую до сих пор прожигает в американской глубинке, попирая прах самых близких ей по крови людей — отца и брата!

После отбытия ссылки Василий Сталин поселился в Казани. Бывшие соседи Василия Иосифовича рассказывают о нем совершенно противоположные вещи. Одни вспоминают, что в «хрущевку» по улице Гагарина, 105, где жил Сталин, захаживало много гостей. Без бутылочки, как правило, не обходилось. Другие утверждают, что ссыльный генерал вел уединенный образ жизни, пил мало и, вообще, был образцовым семьянином. Нет худших свидетелей, чем такие «очевидцы»!

Но журналистам только дай повод для сомнений! «В собеседниках Василия чаще всего числились собутыльники. Его пагубная страсть к алкоголю тоже четко отражена в документах. Казанская норма бывшего летчика составляла литр водки плюс литр вина в день. 30 января 1962 года после такой дозы он угодил на несколько дней в реанимацию, и было ясно, что ему не выйти из „штопора“ (Бронштейн Б. Сын отца народов. // Новая газета, № 21, 25 марта 2002 г.). „…В последний год своей жизни Василий Сталин выпивал литр водки и литр вина ежедневно“. Такими словами начинается статья Светланы Самоделовой „Культ без личности“, опубликованной в Московском комсомольце 21.03.2003 г.

Придется огорчить те печатные издания, в которых из номера в номер чуть ли не ежегодно кочует этот заголовок, и все под видом сенсации, — Василий не пил вина вообще, это раз, и второе: всем кто подобную глупость утверждает, предлагаю хоть раз попробовать в одиночку осилить эту лошадиную дозу, а после уж писать. Если выживет. И, наконец, третье: Василий Сталин страдал тяжелой формой заражения крови и язвой желудка. По этой причине, лишенный возможности лечиться стационарно, он, видимо, и умер. Вскрытие могло бы пролить свет на истинные причины смерти, но его не было! Задумайтесь, почему? Неужели вы всерьез верите в эту чушь со смертью от алкоголизма?

После уничтожения Василия естественно встал вопрос — как объяснить, от чего умер крепкий 42–летний мужчина? И, начиная с первого ареста Василия, все хрущевские холуи начали вопить, что Василий Сталин был—де хроническим алкоголиком… Очень удобная версия и для объяснения его смерти, и для дискредитации всего того, что он успел рассказать. Да и для дискредитации его отца (Мухин Ю. Сын. // Дуэль, № 17–18 (366), 27 апреля 2004 г.).

О том, как новый хозяин Кремля расправился с сыном И.В. Сталина, лучше всего расскажут два документа, направленные на имя Хрущева Генпрокурором СССР Руденко и председателем Комитета госбезопасности Шелепиным 7 апреля 1961 г. и почти через год, 19 марта 1962 г., новым председателем КГБ — Семичастным. Оба послания — под грифом «Совершенно секретно».

«28 апреля 1961 года подлежит освобождению из тюрьмы в связи с отбытием наказания Сталин В.И.

За период пребывания в местах заключения В.И. Сталин не исправился, ведет себя вызывающе, злобно, требует для себя особых привилегий, которыми он пользовался при жизни отца.

На предложение, сделанное ему о том, чтобы после освобождения из тюрьмы выехать на постоянное жительство в гг. Казань или Куйбышев, В.И. Сталин заявил, что добровольно из Москвы он никуда не поедет. На предложение о смене фамилии он также категорически отказался и заявил, что если ему не будут созданы соответствующие условия (дача, квартира, пенсия и т. д.), то он молчать не будет, а станет всем говорить о том, что осудили его в свое время необоснованно и что в отношении его «чинится произвол».

В неоднократных беседах с ним он постоянно подчеркивал, что по выходе из тюрьмы будет добиваться приема у товарища Хрущева и у других членов Президиума ЦК КПСС, а также писать письма и заявления в различные инстанции.

При этом он высказал мысль о том, что, возможно, снова обратится в китайское посольство с просьбой отправить его в Китай, где он будет лечиться и работать.

Прокуратура СССР и Комитет госбезопасности убеждены, что В.И. Сталин, выйдя на свободу, будет снова вести себя по—прежнему неправильно. В связи с этим считаем целесообразным Постановлением Президиума Верховного Совета СССР в порядке исключения из действующего законодательства направить В.И. Сталина после отбытия наказания в ссылку сроком на 5 лет в г. Казань (в этот город запрещен въезд иностранцам). В случае самовольного выезда из указанного места, согласно закону, он может быть привлечен к уголовной ответственности. В городе Казани предоставить ему отдельную однокомнатную квартиру.

По заключению врачей состояние здоровья В.И. Сталина плохое и он нуждается в длительном лечении и пенсионном обеспечении. Как прослужившему в армии более 25 лет в льготном исчислении В.И. Сталину была назначена пенсия в размере 300 рублей (новыми деньгами). Однако, учитывая, что он своими действиями дискредитировал высокое звание советского генерала, предлагается установить для него по линии Министерства обороны СССР пенсию в размере 150 рублей в месяц.

По улучшении состояния здоровья его можно было бы трудоустроить на одном из авиационных заводов Казани. Считаем также целесообразным при выдаче В.И. Сталину паспорта указать другую фамилию. Перед освобождением из заключения тт. Руденко и Шелепину провести с ним соответствующую беседу».

Читая этот документ, честно говоря, я преклоняюсь перед мужеством Василия Сталина. Тюрьма, допросы, ссылка не сломили дух генерала. Страх Хрущева перед сыном вождя столь велик, что, даже освобождая узника, он боится, как бы тот на весь мир не раструбил великую тайну смерти отца. Василия загоняют в закрытый город, поселяют, несмотря на тревожное заключение врачей, на четвертом этаже, до минимума урезают пенсию, лишают насильно в приказном порядке фамилии. Не смотря на все это, он готов продолжить борьбу за свое честное имя и готов отправиться в Китай. Подобного поворота событий допустить никак нельзя! Даже этой условной, урезанной, искалеченной свободой Василию Сталину не дадут насладиться и год! Он проживет на свободе меньше одиннадцати месяцев! А дальше его ожидало настоящее освобождение от всего земного и объятия небес, которым он посвятил всю свою жизнь!

«19 марта 1962 года. Совершенно секретно.

Товарищу Хрущеву Н.С.

Комитет госбезопасности при Совете Министров СССР докладывает, что 19 марта 1962 года в 13 часов в г. Казани скончался Джугашвили (Сталин) Василий Иосифович.

По предварительным данным, причиной смерти явилось злоупотребление алкоголем. Джугашвили В.И., несмотря на неоднократные предупреждения врачей, систематически пьянствовал.

Считаем целесообразным похоронить В.И. Джугашвили в г. Казани без воинских почестей. О смерти В.И. Джугашвили сообщить его ближайшим родственникам. Просим согласия.

Председатель Комитета госбезопасности — В. Семичастный».

Хрущев единственного человека, кто на тот момент носил фамилию Сталин (Василий не отрекся ни от отца, ни от своей фамилии), боялся до самой его смерти. И даже после смерти сделал контрольный выстрел утверждением, что Василий умер от передозировки алкоголя. А ведь не было произведено даже вскрытия! И в оригинальном документе КГБ о вскрытии речь не шла. Речь идет «о предварительных данных».

Мнение Надежды Васильевны, дочери Василия Сталина: «Смерть моего отца до сегодняшнего дня для меня загадка. Заключения о его смерти не было».

Того же мнения и Капитолина Васильева, третья жена Василия, которое она открыто высказала в интервью одной из газет: «— Капитолина Георгиевна, историки все откровеннее говорят, что Василий Сталин умер не своей смертью. В свой последний приезд в Москву (1984 год) Светлана Аллилуева хлопотала перед правительством о перезахоронении ее брата из Казани на Новодевичье кладбище, где могилы ее и Василия матери, их няни, второй жены Василия Екатерины Тимошенко, их сына Васи, погибшего от передозировки наркотиков… Вы были последней, кто видел Василия Иосифовича на смертном одре…

— И до сих пор уверена, что в этой истории не все чисто. Последние полгода в казанской ссылке Василий жил с медсестрой Марией Нузберг и двумя ее дочерьми. Он умер 19 марта, за несколько дней до своего дня рождения. А тут звонок из Казани: приезжайте хоронить Василия Иосифовича Сталина». (Рыков С. Василий младший: сын отца народов. — http://www.tam.ru/sezik/1.html).

Заметьте, характерно то, что скорой смерти ничто не предвещало. Капитолина Георгиевна даже собиралась проведать своего бывшего мужа после тюрьмы. У них до конца дней сохранялись дружеские отношения, да и их общие дети любили и продолжают любить отца. Очень важно то, что Капитолина Васильевна имеет косвенные улики убийства собственного мужа.

Зато сейчас можно рассуждать о «болезни» Василия кому и сколько угодно — от дворника до профессора. Кстати о профессорах и вообще о светилах медицины. Есть в Интернете очень любопытный сайт со странным (для затрагиваемых на нем тем) названием «intelligent.ru», который, видимо беспокоясь об авторстве изложенного материала, требует обязательную ссылку при перепечатывании информации с него. Не на многих сайтах встретишь такую трогательную заботу о защите прав автора, но не об этом речь. Уважим господ интеллигентов, раз требуют. Нашел я на вышеуказанном сайте удивительную статью «Пить или не пить?» (Как вам заголовочек? Вполне интеллигентный). После многочисленных теоретических изысканий в области алкоголизма автор статьи Леонид Александрович Китаев—Смык делится откровениями: «Мозг человека, погибшего от алкоголизма, похож на поролон, но пузырьки—вакуоли в нем разной величины. Мой однокашник по Первому московскому медицинскому институту, ставший патологоанатомом, много раз участвовал во вскрытии умерших алкоголиков, в том числе сына Сталина — Василия. И рассказывал, что его мозг был похож на поролон в буквальном смысле. Если вскрывали труп алкоголика, то было удивительно не то, почему он умер, а то, как он умудрялся жить с таким пузырчатым мозгом (Китаев—Смык Л.А. Пьяницы: пить или не пить? // Интеллигент, № 77–4347, 5 февраля 2001 г. — INTELLIGENT.ru).

Очень ценное замечание для учащихся мединститутов, только придется разочаровать автора статьи и «патологоанатома, который лично участвовал во вскрытии…»: вскрытия Василия не было, его постарались похоронить побыстрее, чтобы никто не узнал тайну его смерти. Уж не врите, коль делать этого не умеете, «очевидцы»! К слову, для сайта с таким названием слишком много времени уделено пьянству! Хотя в целом спасибо сайту intelligent.ru за предоставленный «ценный материал».

А есть и вовсе странные заявления, причем не от какого—то местечкового журналиста, а от светил науки, например врача—психиатра, психолога, общественного деятеля профессора Кука: «В 43 года в Казани от белой горячки умер Василий Сталин, хотя его к выдающимся людям отнести сложнее…» (Кук В. Душа в плену моих желаний (психология зависимостей). — http://www.medlinks.ru/article.php?sid=13305). Ну, это личное дело господина психиатра, к кому относить Василия Сталина (давно замечено многими вполне здоровыми людьми, что врачи подобной профессии всех нас считают своими потенциальными пациентами), но общественному деятелю, взявшемуся за перо, стоило бы уточнять сведения перед публикацией. Доктор, довожу до вашего сведения, что причина смерти Василия не установлена до сих пор!

А потом понеслось. Перепечатка на перепечатке… «Нет числа спившимся и погибшим музыкантам и спортсменам, в 43 года в Казани от белой горячки умер Василий Сталин. Преобладающие причины пьянства у творческих людей хорошо объяснил Федор Достоевский: „…Чем более пью, тем более и чувствую. Для того и пью, что в питии сем сострадания и чувства ищу“» (Ф.М. Достоевский, «Преступление и наказание») (http://lapilgrim.narod.ru/text/abuse.html).

До Достоевского мне далеко, равно, как и до философствований по поводу «пить или не пить». Удивляет другое — почему наших светил науки тревожат не причины смерти, а то, «как с таким мозгом еще живут»? К авторам этих статей у меня тот же вопрос, только в отношении их самих. Я очень хорошо понимаю и в какой—то мере даже сочувствую врачам, насмотревшимся на мозги алкоголиков, которые превратились в губку, но иногда, перед тем как трубить о чем—то «достоверном», стоит пораскинуть собственными мозгами. Хотя, возможно, воздействие современных «демократических» СМИ действуют на орган мышления не менее разлагающе, чем водка на пациентов наших словообильных профессоров. Так что пусть лучше завещают свой мозг собственному институту — глядишь, он тоже окажется похожим на губку, а может, и на что похуже…

…За них платили в розницу и оптом, в рассрочку и вперед,

Чтобы всерьез упрятать и надолго.

Конечно же, из ревности общественных забот!

Конечно, из приятельского долга!

(А. Градский)

На алкоголизм можно конечно списать многое, если не все. Но в трагические дни смерти отца Василий Сталин был трезв, как стеклышко. И причина тому была весьма основательная. Но об этом позже. Для того чтобы понять, почему арестовали Василия Иосифовича Сталина, следует разобраться, как и почему умер Иосиф Виссарионович Сталин. Для этого придется окунуться в события 1952–1953 годов, когда живой и вполне прилично чувствующий себя И.В. Сталин принимает решение избавиться от рвущихся к власти бездарей, бездельников и партократов, расплодившихся вокруг. Простым пинком таких людей из власти не выкинешь, поэтому нужен был повод. И повод был найден, материализовавшись в так называемом «деле врачей». В роковой для Сталина день, 13 января 1953 года, в газете «Правда» была опубликована «Хроника ТАСС», в которой шла речь о раскрытии органами государственной безопасности «террористической группы врачей, ставивших своей целью путем вредительского лечения сократить жизнь активным деятелям Советского Союза». Если бы Сталин ограничился этой «Хроникой…», то можно было бы подумать, что это лишь очередной взрыв антисемитизма и «дело врачей» просто вариант «дела сионистов». Но статьей в «Правде» (от того же 13 января) Сталин преждевременно (а потому и неосторожно) раскрыл карты: дело лейб—врачей членов Политбюро выглядело как дело самого Политбюро. В этой статье Сталин прямо указывает адрес искомых «врагов народа»:

1) «Некоторые наши советские органы и их руководители потеряли бдительность, заразились ротозейством»;

2) «Органы государственной безопасности не вскрыли вовремя вредительской, террористической организации среди врачей».

Сталин не замечает, что полностью воспроизводит ситуацию конца тридцатых годов, сажая на скамью подсудимых врачей Кремля. Он считает их «вредительство» почти закономерностью: «…История уже знает примеры, когда под маской врачей действовали подлые убийцы и изменники Родины вроде „врачей“ Левина, Плетнева, которые по заданию врагов Советского Союза умертвили путем умышленно неправильного лечения великого русского писателя А.М. Горького, выдающихся деятелей Советского государства В. В. Куйбышева и В.Р. Менжинского».

Левин был тогда личным врачом Сталина, как теперь Виноградов. Оба хотели убить Сталина по заданию «правых оппортунистов» и «врагов народа», находящихся на службе у иностранных разведок. Сталин остался жив лишь благодаря собственной бдительности, а органы НКВД ни тогда (Ягода), ни сейчас (Берия) не вскрыли вовремя «вредительской, террористической организации среди врачей».

Сталин заканчивает статью грозным предупреждением: «Советский народ с гневом и возмущением клеймит преступную банду убийц и их иностранных хозяев. Презренных наймитов, продавшихся за доллары и стерлинги, он раздавит, как омерзительную гадину. Что касается вдохновителей этих наймитов—убийц, то они могут быть уверены, что возмездие не забудет о них и найдет дорогу к ним, чтобы сказать им свое веское слово» («Правда», 13.01.53).

Вот тогда—то члены Политбюро и пришли к убеждению, что Сталин хочет их ликвидировать, и что характер его стал «абсолютно нетерпимым» (слова Хрущева. — Авт.), поэтому они решили предъявить Сталину ультиматум не только об освобождении врачей, но и об уходе со всех постов. Сделать это могли лишь те, кто имел еще реальную власть, — Берия, Маленков, Хрущев и Булганин, опираясь на армию (Захаров, Москаленко, Соколовский, Еременко) и полицию (Игнатьев).

Спровоцированный ими же разгром «внутреннего кабинета» дал возможность предъявления этого ультиматума. Главой заговорщиков, несомненно, был Берия. С середины февраля в течение месяца «Правда» усиленно призывает бороться со «шпионами» и «врагами народа», а 28 февраля так же вдруг замолкает. В субботу вечером 28 февраля (ну, уж никак не простое совпадение) Сталин пригласил (именно «пригласил» по официальной версии) на ужин Берию, Маленкова, Хрущева и Булганина. Они и стали последними (опять же по официальной версии) посетителями Сталина на кунцевской даче, где и провели всю ночь субботы, 28 февраля 1953 года, за ужином и выпивкой. Под утро 1 марта они разъехались. Вечером того же дня Сталин «заболел». В понедельник, 2 марта, охрана Сталина сообщает этой четверке, что Сталину нездоровиться, они едут к Сталину на кунцевскую дачу и три дня караулят у постели, спокойно ожидая его смерти. Ни в одном источнике, кроме незабвенных «Двадцати писем к другу» С. Аллилуевой, о врачах вообще не упоминается. Впрочем, это версия Хрущева, оставляющая, тем не менее, множество вопросов: кто, кроме врача, может определять состояние здоровья (сообщения о состоянии здоровья печатаются ежедневно начиная со… 2 марта, то есть с даты, когда умирающего Сталина, кроме вышеупомянутой четверки, никто не видел)? Почему Берия, Маленков, Хрущев и Булганин находились у ложа умирающего Сталина, а многие другие, не менее ответственные руководители государства не были допущены не то что к постели, но даже на территорию дачи? Почему Василия Сталина, как и его сестру, об ударе, случившемся с отцом, известили лишь на второй или третий день, когда Сталин уже не владел речью? Наверное, потому что в таком состоянии умирающие уже не жалуются.

Что же касается Василия, который первый по приезде к умирающему отцу открытым текстом заявил об отравлении, то еще при жизни до Иосифа Виссарионовича доходили слухи о «похождениях» сына. На основании этого многие исследователи жизни семьи Сталиных утверждают, что отношения между отцом и сыном незадолго до кончины Сталина—старшего, мягко выражаясь, не складывались. Что именно поэтому на свой последний день рождения Иосиф Виссарионович не принял подарок от сына и даже в дом не пригласил. Причина таких поступков Сталина—старшего проста до прозаичности. Ну, велико ли удовольствие лицезреть гостя, пришедшего на день рожденья уже пьяным, пусть он будет даже трижды сыном? Думаю, ответ очевиден. Пришел бы Василий трезвым — прием был бы иным. В конце концов хоть И.В.Сталин и был главой государства, но в данном случае он повел себя как отец, воспитывающий ребенка. Кроме того, сколько бы ни рассказывали, что Василий любил выпить, никто не оспаривал его отвагу и мужество во время войны, да трусы и не лезут в летчики реактивной истребительной авиации.

Если Сталин когда—нибудь и кому—нибудь открывал хоть частицу того сокровенного, что он думал о своих сподвижниках из Политбюро, то скорее всего только беззаветно ему преданному сыну. Отношения между отцом и сыном остались нормальными и после снятия Василия с его должности: это видно хотя бы из того, что по совету отца он поступил в Академию Генерального штаба… (Авторханов А. Загадки смерти Сталина. — М., 1995).

Так что же делали дети Сталина, пока он умирал в окружении «верных соратников», игравших в данный момент роль Цербера? В воскресенье 1 марта дочь Сталина Светлана сделала несколько попыток, но так и не смогла дозвониться до отца. Конечно, не смогла дозвониться — все телефоны Сталина были в руках Берия, им блокированы, но это свидетельство Аллилуевой имеет историческое значение. Аллилуева продолжает: «А наутро 2 марта меня вызвали с занятий в Академии и велели ехать в Кунцево. Моего брата Василия тоже вызвали 2 марта 1953 года. Он тоже сидел несколько часов в этом большом зале… В служебном доме он еще пил, шумел, разносил врачей, кричал, что „отца убили“, „убивают“…» (Аллилуева С. Двадцать писем к другу. — М., 1990. — Стр. 195–196).

Работая над книгой, мне пришлось перелопатить массу литературы. Из всех исследований жизни Иосифа Виссарионовича и Василия Иосифовича Сталина наиболее завершенными выглядят труды Грибанова, Сухомлинова, Мухина и Авторханова. Опираясь именно на Мухина и Авторханова, удалось восстановить хронологию событий смерти И.В. Сталина. Но один вопрос продолжал меня мучить. Неужели только из—за каких—то пустых угроз Василия арестовали, пряча по тюрьмам и каторгам всю оставшуюся жизнь? То, что подобные заявления небезосновательны, яснее ясного. Но чего именно бояться Берия и Хрущев? Может быть, стоит поискать ответ, задавшись иным вопросом: а что планировал сам И.В. Сталин 1 марта (в день, когда он «заболел») и каким образом к его планам причастен сын Василий? Столь важный вопрос так бы и остался без ответа, если бы не случайная находка в дебрях Интернета. Уже потеряв всякую надежду пролить свет на эти весьма отдаленные и мрачные события, я наткнулся на отрывок из книги В.Успенского «Тайный советник вождя». Чтобы стало понятно, какие отношения были между И.В. Сталиным и сыном, что именно Василий Сталин знал о смерти отца, и какую роль он должен был сыграть 1 марта 1953 года, привожу этот отрывок целиком: «Иосиф Виссарионович вел свое наступление активно и энергично (речь идет о подготовке дел против Берии и Хрущева. — Авт.). Но и враг опомнился, поднял голову. Ответный удар был нанесен с неожидаемой стороны и при кажущейся невеликости очень болезненный. 17 февраля внезапно скончался человек, не подверженный никаким болезням, отвечавший за охрану Кремля, — молодой генерал Петр Косынкин. Заключение врачей, производивших вскрытие, было однозначным — отравление. Если не ошибаюсь, главным экспертом при этом, чье мнение сочли решающим, был врач Русаков, который через некоторое время анатомировал и Сталина. Выводы врача при этом были таковы, что бериевско—хрущевская компания сразу позаботилась о том, чтобы убрать его.

Смерть Косынкина — это не только гибель надежного человека, но и точно рассчитанный болезненный укол психики Сталина. Ему дали понять, какими возможностями обладает противник. Одумайся, мол, остановись. Подозрительность Иосифа Виссарионовича, и без того повышенная, еще более обострилась. Как же не думать об опасности, если она реальна! Пищу, в том числе воду, принимал с различными осторожностями. Приготовленное блюдо обязательно отведывал повар, его помощники — в присутствии охраны и специалиста по ядам доктора Дьякова. Затем термос или сверток опечатывался и доставлялся к столу. Неприятно было все это.

Развязка приближалась. На воскресный день 1 марта 1953 года Сталин наметил секретную встречу с теми, кому абсолютно доверял и на поддержку которых рассчитывал. Это партийно—политические деятели: Председатель Верховного Совета СССР Шверник, заместитель Председателя Совета Министров и председатель Госплана СССР Сабуров, недавний министр иностранных дел и главный редактор «Правды» Шепилов, известный юрист и дипломат Вышинский, способный обеспечить правовую основу любого мероприятия. Это — высшие военные руководители страны, олицетворявшие армию и флот: министр Вооруженных Сил СССР Василевский, министр Военно—Морского Флота адмирал Кузнецов, маршалы Жуков, Конев и Тимошенко. А также генерал Василий Сталин. Молотов был болен — гриппозная пневмония. Маршала Рокоссовского не пригласили по той причине, что он был в то время министром национальной обороны и заместителем Председателя Совета Министров Польской Народной Республики. Его срочный вызов из Варшавы мог бы нарушить секретность совещания. А готовилось оно в такой тайне, что даже место выбрано было не на дачах Сталина, где имелись соглядатаи Берии, а в небольшом поселке поблизости от «Блинов». Предосторожность не излишняя: на совещании должен был решиться вопрос о ликвидации заговора, назревшего в стране, об аресте почти всех членов Бюро Президиума ЦК КПСС (так называлось Политбюро после XIX съезда партии, на котором, кстати, была упразднена должность Генерального секретаря, а Иосиф Виссарионович стал просто членом Бюро и секретарем ЦК). Ну, и предстояли большие изменения в руководстве партии, государства, охранно—карательных органов.

Первые сообщения обо всем этом, в соответствующей интерпретации, должны были, кроме «Правды», дать еще пять газет, ориентируя в обстановке людей, в чьих руках было оружие и власть. Среди этих органов печати центральная газета ВМФ «Красный флот», где незыблем был авторитет адмирала Кузнецова, центральная газета ВВС «Сталинский сокол», для которой главной фигурой был свой человек — авиатор Василий Сталин, и газета Добровольного общества содействия армии, авиации и флоту (ДОСААФ) «Патриот Родины», которую курировал Ворошилов, авиационный отдел которой тесно контактировал с тем же Василием Сталиным. Важно было сразу задать тон всей прессе. Не странно ли, что среди названных печатных органов не было основной нашей общевоенной газеты «Красная звезда»? По той, вероятно, причине, что в ней держался еще душок, привнесенный Мехлисом и Ортенбергом, теми кадрами, которые привлекали они. Ни Василевский, ни Жуков за твердость позиции этой газеты не могли бы ручаться.

Как ни скрывали мы место и время совещания, Берия узнал и то и другое. Может, неопытный конспиратор генерал Василий Сталин проявил неосторожность, связываясь с участниками встречи. А может, я, когда ездил в поселок осматривать помещение, подготовить и обезопасить его. И за Василием, и за мной следили, вероятно, бериевские агенты. Но это — если рассуждать очень самокритично. Было, пожалуй, проще. О том, что Иосиф Виссарионович намерен в воскресенье отправиться куда—то с дачи, могло быть известно, по крайней мере, двум лицам из ближайшего окружения Сталина: водителю автомашины и телохранителю Старостину, уехать без которого «хозяин» просто не мог, тот поднял бы на ноги всю службу. В свою очередь, Старостин, непосредственно подчинявшийся заместителю министра госбезопасности Рясному, ведавшему правительственной охраной, обязан был сообщать последнему о всех перемещениях своего подопечного. Ну, а Рясной — он кто? Прежде всего, соратник и ставленник Хрущева и Маленкова, давний сотрудник бериевского аппарата. Прямая информационная линия. Вот и вышло как присказке: военную тайну, кроме нашего и вражеского командования, не знает никто.

Короче говоря, нас опередили. Во второй половине дня 28 февраля, то есть за сутки до встречи, я, после контрольного звонка к Иосифу Виссарионовичу, должен был обзвонить военных участников совещания, а Василий Сталин — всех других лиц: ничего особенного, несколько условленных заранее фраз, подтверждающих, что совещание состоится. Однако вскоре после полудня со мной связался Василий и совершенно трезвым, очень взволнованным голосом сказал, что никак не может поговорить с отцом, даже с дежурными в Кремле и на даче: все телефоны отключены. Что делать? Я попросил его ничего не предпринимать, сидеть возле аппарата, но никому не звонить. И по мере возможности воздержаться от выпивки. Он обещал. Он еще не понял сути происшедшего. У Иосифа Виссарионовича с военных времен был особый канал связи на небольшое количество абонентов, совершенно недоступный для посторонних, в том числе и для Берии. Не буду вдаваться в технические подробности, скажу лишь, что канал контролировался надежнейшими сотрудниками, подключиться к нему, подслушать не было никакой возможности. Но теперь, значит, Берия получил доступ и к этой связи, оборвал важнейшую нить. Нет, недооценивал Иосиф Виссарионович возможности этого паскудника!

Принялся обзванивать членов Бюро Президиума ЦК. Никого из них не оказалось ни на службе, ни дома. Кроме Андреева и Молотова — последний был, повторяю, болен. Лишь по косвенным данным, а больше интуитивно, я уразумел, что все высокопоставленные деятели находятся у Иосифа Виссарионовича. Это подтверждал и полученный, в конце концов, короткий ответ дежурного по Ближней даче: товарищ Сталин занят срочной работой, с ним никого не соединяют. В жизни Иосифа Виссарионович случались и этакие эскапады: он не терпел, когда вмешивались даже в самые трудные для него ситуации. Оставалось только ждать.

Наступила тревожная ночь. Я мало и плохо спал, все время ожидая телефонного звонка. Утром чувствовал себя плохо, но при всем том об одном из поручений Иосифа Виссарионовича не забыл. В то воскресенье должна была начать вещание на Советский Союз радиостанция с претенциозным названием «Свобода», финансируемая американскими врагами СССР, мне следовало познакомиться с формой и методами новоявленных пропагандистов от ЦРУ. И первое, что услышал, настроившись на нужную волну, был ликующий голос диктора, сообщившего о смерти Иосифа Сталина. Ошеломленный и потрясенный, я переключился на другие волны: ту же новость, торжествуя и радуясь, разносили по свету «Голос Америки», «Голос Израиля», Би—би—си. Я тут же позвонил на дачу Иосифа Виссарионовича. Связь действовала. Дежурный сказал, что товарищ Сталин поздно лег и сейчас отдыхает. Я успокоился, но все же захотел самолично убедиться в его здравии и предупредил дежурного, что выезжаю. Ошиблись, значит, зарубежные злопыхатели, но как—то очень уж странно ошиблись, слишком организованно, будто выполняли одну команду. Об этом подумал я, увидев Иосифа Виссарионовича. Выглядел он скверно, за одни сутки превратившись из пожилого деятельного человека в изможденного старика. Осунувшееся лицо было почему—то багровым, в глазах красные прожилки. Сказал, что у него болела голова, и что ночью вырвало с кровью. Сейчас лучше, только слабость, и ноги ватные.

— Врачи были?

— Нам не нужны врачи. Обойдемся без них. Я рассказывал вам, Николай Алексеевич, как исцеляют себя на Кавказе долгожители, — Сталин попытался улыбнуться. — Хорошим вином и чистым горным воздухом. Закутаются в бурки и сидят часами возле дома, в саду. Бурки у меня нет, у вас тоже, зато есть старые теплые тулупы. И воздух сегодня хороший, наверно, уже весенний. А вина не надо, — с болезненной гримасой передернулся он.

— Вина сейчас не хочу.

Мы пошли на привычное место, на западную застекленную террасу, где любили коротать время вдвоем, особенно после субботней баньки, любуясь закатом, играя в шахматы или просто разговаривая, вспоминая прошлое. Или тихо подремывая, особенно с возрастом, в последние годы. Я обратил внимание: Сталин необычно приволакивал правую ногу, она плохо слушалась. На террасе Иосиф Виссарионович несколько взбодрился, схлынула багровость с лица, задышал спокойней и глубже. Воздух, действительно, был чист и свеж, да и день уже заметно удлинился. С южной стороны деревьев появились затайки в снегу. Звонко выводила свою веселую песенку синица—зинзивер. Не хотелось мне нарушать идиллическую обстановку, возвращать Иосифа Виссарионовича к событиям, безусловно волнующим, но все же спросил, осторожно подбирая слова, почему вчера не поступило подтверждение о начале подготовленного совещания?

— Обскакал нас Лаврентий… Или Никита по кривой объехал… А скорей всего оба вместе, — ответил Сталин и начал неторопливо, с большими паузами, словно обдумывая и взвешивая свои фразы, рассказывать о том, что произошло накануне. К нему в Кунцево, оказывается, без приглашения и даже без предупреждения нагрянули вдруг члены Бюро Президиума ЦК партии и учинили фактически самостийное заседание. («Расширенный триумвират заявился ко мне» — так выразился Иосиф Виссарионович.) Поименно: неразлучные в последнее время приятели Берия и Маленков. Затем Каганович и Хрущев. А также, Микоян не член Бюро. Был ли Булганин — утверждать не берусь, во всяком случае, Сталин упоминал и его. Сопровождал эту группу начальник правительственной охраны генерал—лейтенант Рясной.

Настроены были явившиеся зело агрессивно, особенно вдохновитель всех противосталинских «триумвиратов» Кабан Моисеевич Каганович — за что ему и воздавалось. Теперь же упивался возможностью взять реванш. Резко, в ультимативной форме, поразившей Иосифа Виссарионовича, потребовал Каганович немедленно закрыть так называемое «мингрельское дело», грозившее крупными неприятностями Лаврентию Берии, прекратить критические нападки партийной печати на руководителей органов госбезопасности (опять же на Берию и его ближайшее окружение), не устраивать открытого процесса по «делу врачей», смягчить позиции по отношению к США, Англии и Израилю.

Сталина удивили не сами требования, он их предполагал, его удивил наглый тон, наглое поведение всей группы, что можно было объяснить только одним: полной уверенностью в успехе. Заговорщики шли на риск, прекрасно понимая, что ждет их в случае неудачи. Учитывая это, Иосиф Виссарионович решил не обострять ситуацию, не толкать противника на крайность, а начать своего рода переговоры, выиграть время. Этому, не желая того, способствовал старый приятель Микоян, которого Сталин вплоть до XIX съезда считал человеком вполне надежным. А на сей раз Анастас Иванович, поддерживая Берию, «проявил заботу» и об Иосифе Виссарионовиче, посоветовал ему поберечь здоровье, уйти в отставку со всех постов. На заслуженный отдых. То есть разоружиться целиком и полностью. Нетрудно было понять, чем грозило это Сталину, имевшему много врагов и во всем мире, и в стране, и в том же Бюро Президиума. Однако сразу Иосиф Виссарионович эти предложения не отверг, пообещал взвесить, подумать.

— Крика было много, — Сталина утомил долгий рассказ. — Орал Каганович, руками размахивал. Маланья повизгивала из—за спины Лаврентия. В конце концов, я сказал: надо прекратить базар, выпить вина и разойтись по—хорошему, чтобы не рубить сплеча, а найти общую линию. Они ведь понимали, что с ними будет, если я обращусь прямо к народу и армии. Мелкий порошок из них будет…

— И выпили? — поинтересовался я, вспомнив о том, что ночью Сталина рвало с кровью, и как он содрогнулся недавно при упоминании о вине.

— Да, распили несколько бутылок. Вино было без привкуса, — пояснил Иосиф Виссарионович, поняв суть моего вопроса. — Все наливали из одних и тех же бутылок.

Кто именно?

— Говорю — все. И Микоян, и Лаврентий, и я тоже… Нет, дело не в этом, — двинул он левой рукой, будто отмахиваясь от чего—то. — Я перенервничал, принял близко к сердцу. Голова разболелась. Лег спать. А потом стало плохо. Так бывает, когда очень переволнуешься. Мы отвыкли от поражений.

— Значит, совещание не состоится?

— Почему же, дорогой Николай Алексеевич?! — Сталин впервые за этот день улыбнулся широко и самодовольно. — Раз уж мы собрали в Москве наших надежных товарищей, совещание надо провести обязательно. Тем более после визита группы Лаврентия. Вот отдохнем несколько дней и проведем… Мы дадим вам знать…

На этом, собственно, и расстались, обменявшись еще несколькими фразами. Я знал, что на даче у него, как и на квартире, не имелось даже элементарной аптечки, однако поинтересовался, есть ли нитроглицерин, столь необходимый в экстренных случаях. Оказалось, что и этого нет. Сталин воистину принадлежал к тем немногочисленным людям, которые просто не способны заботиться о себе. Они заботятся, думают о самом разном, от судьбы планеты или государства до здоровья своих близких, своих знакомых. Только на себя не остается у них времени, да и стремления тоже. На неустроенность свою не сетуют, поэтому ее и не замечает никто. Помогать бы таким надо, а помогают—то, наоборот, тем, кто сосредоточен на личных интересах, кто жалуется на свои невзгоды.

Уехал я затемно, пожелав Сталину выспаться и отдохнуть. Он ответил, что с ним все в порядке, он немного поест, а потом, пожалуй, поработает над второй частью «Экономических проблем социализма». Ну, что же, входил, значит, в привычную колею: раньше трех он не ложился. Это обстоятельство как раз и успокоило меня.

Утром, около одиннадцати, снова позвонил Василий Сталин. Говорил на этот раз не только взволнованно: растерянность и страх звучали в его голосе. Сказал, что охранники обнаружили отца на полу в кабинете возле письменного стола, перенесли в спальню на диван, что он без сознания, дышит тяжело, хрипло и не открывает глаз. К нему уже выехали министр здравоохранения Третьяков, главный терапевт Минздрава Лукомский и другие врачи. Василий сообщил о случившемся членам Бюро ЦК. Ворошилов, Булганин, Берия, Хрущев, Маленков и Микоян прибудут с минуты на минуту. Другие товарищи, которым он звонил, допуска на дачу не имеют, могут приехать только по разрешению Берии или Рясного. Я понял, кого Василий имел в виду. Но ко мне—то, с моим уникальным удостоверением, с подписями Сталина и Берии, это отношения не имело?!

Вызвал машину, поехал. Однако на повороте с шоссе в лесок, к даче, был остановлен на контрольно—пропускном пункте. Начальник пункта был новый, в лицо меня не знал. Сверился с каким—то списком, удивленно рассматривал мое удостоверение, долго звонил куда—то. Вышел из будки злой и смущенный. Сказал, что приказано никого не пускать. Пришлось повернуть обратно. Как я узнал впоследствии, доступ на дачу имели в те дни только члены бериевской группы, Василий и Светлана Сталины и почему—то Ворошилов. Ну и врачи по особому отбору. В списке не оказалось Молотова, Андреева, главы государства — Председателя Верховного Совета Шверника, военных министров и вообще всех тех, кому предстояло участвовать в несостоявшемся совещании. Не должны они были видеть, как умирает Иосиф Виссарионович. Зато при Сталине неотлучно находился генерал—лейтенант Рясной.

В томительном ожидании новостей медленно текло время. Телефон мой действовал, но лучше было не пользоваться им. Так, вероятно, считали и другие товарищи, оказавшиеся в столь же неопределенном положении, как и я. Третьего марта, ближе к полудню, ко мне последний раз пробился по телефону Василий Сталин. Это был не разговор, это был вопль отчаяния с надеждой хоть на какую—то помощь. Отсеивая эмоции, я уяснил вот что. Состоявшийся утром консилиум поставил диагноз: кровоизлияние в левом полушарии мозга на почве гипертонии и атеросклероза. В боковых и передних отделах легких патологии нет. В работе сердца особых отклонений не отмечено, признаков инфаркта миокарда не обнаружено.

— У Жданова тоже не обнаруживали! Ни у кого инфаркта не обнаруживали! — кричал Василий. — А отец без сознания, стонет. С ложечки кормят, а у него кровавая рвота. Это что, от мозга? Не лечат его, добивают его! Убивают отца, Николай Алексеевич, а вступиться некому! Я сейчас приеду за вами. С конвоем! Дивизию подниму!

В трубке раздался громкий щелчок, и телефон умолк. На несколько месяцев. Василий Сталин не приехал. А за то, что он утверждал, будто Иосифа Виссарионовича «залечили», убили, — за это его вскоре надолго упрячут в тюрьму, жизнь его будет сломана и загублена»(Успенский В. Тайный советник вождя. — http://www.rednews.ru/article.phtml?group=37&y=2003&m=03&d =04&id=1743& print=1).

В. Успенский — последний человек, общавшийся со Сталиным, в промежутке между визитом Хрущева и его команды и тем моментом, когда вождя разбил паралич. Его воспоминания бесценны, так как И.В.Сталин непосредственно перед смертью рассказал ему, о чем велась беседа с Хрущевым и Берией. Заговорщики открыто потребовали ухода Сталина «на пенсию». Естественно, не получив прямого согласия, отправили «на покой» (уже вечный) принудительно. Сталину до последнего не хотелось верить, что его отравили, но факты говорят об обратном: это и кровавая рвота, и слишком уж неожиданный и скорый паралич, и бездействие врачей (если они вообще были). Но вот что обращает на себя внимание: все телефоны отключены уже днем 28 февраля, то есть к моменту неожиданного прибытия «триумвиратов», и не подключены аж до самой смерти Сталина. Несмотря на неудачное «совещание» и столь же неудачную попытку отравления (Сталин с его богатырским здоровьем умирал целых пять дней), иностранные радиостанции о смерти Сталина начали вопить уже 1 марта, а умер он только 5–го. Это откуда у них такие сведения взялись?

Василий все это видел и слышал. Все понимал. На его глазах умирает отец, и никто пальцем не шевельнет для его спасения, причем умирает он после визита тех, кого И.В. Сталин хотел лишить должностей. Это ли не повод поднять в воздух авиадивизию или хотя бы свой МиГ–15? Не сделал Василий это только потому, что понимал, какими осложнениями в первую очередь для его же родной страны окончится этот всплеск эмоций. Так что и Хрущеву, и Берии, и остальным заговорщикам было чего бояться! И угрозы Василия в их адрес были не столь уж безобидны. Уверенность Василия, что отца убили, о чем он настойчиво и многократно повторял каждому, кто это хотел слышать (Василий, вероятно, надеялся, что армия заступится за своего Верховного, как надеялся на это и сам Иосиф Виссарионович), не была и не могла быть бредом пьяного. Он знал слишком много. Он знал, что заговорщики «организовали болезнь» Сталина, он знал также, что его отец думал о готовящемся заговоре. Молодой генерал, знающий тайну смерти отца, мог сделаться знаменем, даже организатором нового переворота против узурпаторов отцовской власти. Поэтому и дни его на воле оказались считаными.

Но давайте вернемся к официальным документам. В «Правительственном сообщении» от имени ЦК КПСС и Совета Министров, опубликованном только 4 марта 1953 года, сказано: «В ночь на 2 марта у товарища Сталина, когда он находился в Москве в своей квартире, произошло кровоизлияние в мозг, захватившее важные для жизни области мозга. Товарищ Сталин потерял сознание. Развился паралич правой руки и ноги. Наступила потеря речи».

О тяжкой, смертельной болезни Сталина сообщают только на четвертый день, ибо фактически удар у Сталина был вечером 1 марта. «Правительственное сообщение» о болезни Сталина, видно, составлено заговорщиками без консультации с врачами, иначе Сталин не потерял бы сначала сознание, а потом речь. Для лечения Сталина создается комиссия из восьми врачей — академиков и профессоров. Во главе комиссии — новый министр здравоохранения СССР Третьяков и новый начальник Лечебно—санитарного управления Кремля Куперин. В сообщении говорится, что «лечение товарища Сталина проводится под постоянным наблюдением Центрального Комитета КПСС и Советского Правительства», то есть «вредительское лечение» исключается.

5 и 6 марта выходит несколько бюллетеней о ходе болезни Сталина. Составленные на этот раз, по всей видимости, с использованием последних и лучших медицинских учебников, бюллетени поражают подробностью и изобилием непонятных, сугубо медицинских терминов, частично тут же переведенных на русский язык. За внешней озабоченностью ходом болезни Сталина и «энергичными мерами» его лечения, иногда даже вызывающими частичное улучшение состояния больного, чувствуется, что смерть Сталина — дело решенное. Так, бюллетень, составленный 5 марта, в день смерти, и опубликованный 6 марта, сообщает: «В 11 часов 30 минут вторично наступил тяжелый коллапс, который был с трудом ликвидирован соответствующими лечебными мероприятиями»; но даже: «В дальнейшем сердечно—сосудистые нарушения несколько уменьшились, хотя общее состояние продолжало оставаться крайне тяжелым», — словом, дело клонится к летальному исходу, но энергичные лечебные меры не дают еще Сталину умереть.

5 марта 1953 года Сталин умирает. Тогда «наследники» прибегают к неслыханной мере: они создают совершенно новую комиссию академиков и профессоров из семи человек во главе с теми же Третьяковым и Купериным для подтверждения правильности диагноза болезни Сталина и правильности его лечения под руководством ЦК. Комиссия дала авторитетное заключение: «Результаты патологоанатомического исследования полностью подтверждают диагноз, поставленный профессорами—врачами, лечившими И.В. Сталина. Данные патологоанатомического исследования установили необратимый характер болезни И.В. Сталина с момента возникновения кровоизлияния в мозг. Поэтому принятые энергичные меры лечения не могли дать положительный результат и предотвратить роковой исход» («Известия», 7.03.1953).

Это не врачи, а Берия и его соучастники заручились свидетельством, чтобы доказать свое алиби. Они знали, что не только Василий будет утверждать, что «они убили Сталина». Но одно то, что им понадобилось такое свидетельство, выдает их с головой (Авторханов А. Загадки смерти Сталина. — М., 1995).

В пользу того, что заговор против Сталина существовал, говорит и тот факт, что сразу после его смерти буквально за полчаса, на эдакой импровизированной «правительственной летучке», был решен вопрос о разделении власти. Дмитрий Трофимович Шепилов, главный редактор газеты «Правда», часто вспоминал ночное заседание в часы и минуты, когда на «ближней» даче остывало тело усопшего вождя: «Когда все вошли в кабинет, началось рассаживание за столом заседаний. Председательское кресло Сталина, которое он занимал почти тридцать лет, осталось пустым, на него никто не сел. На первый от кресла Сталина стул сел Маленков, рядом с ним — Хрущев, поодаль — Молотов; на первый стул слева сел Берия, рядом с ним — Микоян, дальше с обеих сторон разместились остальные. Берия и Хрущев были как—то весело, по—недоброму возбуждены, то тот, то другой вставляли скабрезные фразы. Смешанное чувство скрытой тревоги, подавленности, озабоченности, раздумий царило в комнате. В силу ли фактического положения, которое сложилось в последние дни, в силу ли того, что вопрос о новой роли Маленкова был уже обговорен у изголовья умирающего, все обращались к нему. Он и резюмировал все, что говорилось за этим столом. Так или иначе, на первом заседании был решен ряд важных вопросов» (Шепилов Д.Т. Страна плакала. Радовались Берия и Хрущев. // Совершенно секретно, № 03, март 1998 г.).

Интересно, а вопрос о тех, кто готовил контрзаговор, в частности о Василии Сталине, также был уже решен у изголовья его умершего отца?

Чтобы было проще понять суть происходящего, еще раз коротко обрисуем картину. К началу 1952 года в советском правительстве сформировались две самостоятельные команды: партийная (сторонники того, чтобы страной руководил ЦК КПСС, то есть чтобы партия управляла государством) и собственно государственники (сторонники разделения партийной и государственной власти с явным усилением государственных структур по сравнению с партийными). К первой группе «партийцев» принадлежали Берия, Хрущев, Маленков, Микоян, Булганин, Ворошилов. Во вторую группу «государственников» входили И.В. Сталин, Молотов, Сабуров, Шепилов, Шверник, Андреев, Жуков, Кузнецов, Конев, Василевский. Рокоссовский также входил в эту группу, но в силу сложившихся обстоятельств активного участия в ее деятельности не принимал. Сформировав свою команду, Иосиф Виссарионович наносит первый удар по партийно—управленческой структуре.

Сталин был идеален для господства над закрытым обществом — закрытым извне, более чем внутри. Жизнеспособность и долголетие такого общества зависели от систематической регенерации ячеек власти сверху донизу — от постоянного вычищения отработанных кадров, от постоянного возобновления армии бюрократов. «Генеральная линия партии» была сильна своей ясностью, неуязвимостью, повелительностью. Война внесла в «генеральную линию» дисгармонию. Люди, прошедшие через войну, от Волги до Эльбы, стали другими. Этого никак не хотят понять верхи партии. Они даже не прочь начать диалог с Западом («сосуществование»), не прочь искать его помощи в решении внутриэкономических (колебания — принять или не принять «план Маршалла») и внешнеторговых проблем СССР (предложения о хозяйственно—технической кооперации), а для этого готовы посягнуть на святая святых — монополию внешней торговли — и немножко приоткрыть железный занавес для циркуляции бизнеса. Но это было бы начало конца «генеральной линии». С приходом иностранного капитала СССР не дожил бы и до 1950 года. То, что понимал Сталин, упорно не хотели понимать иные руководители государства. Бороться с недальновидными «соратниками» становилось все сложнее. Нужен был выход, который Сталин нашел с присущей ему гениальностью. Свору партийных деятелей он решил отсечь от государственных структур. По неписаной партийной традиции организационный пленум нового ЦК происходит еще во время работы съезда и результаты (выборы Политбюро, Секретариата и генсека) докладываются последнему заседанию съезда. Этот закон впервые был нарушен. Пленум нового ЦК происходит через два дня после закрытия XIX съезда, а именно — 16 октября 1952 года. При внимательном наблюдении можно было заметить, что этот необычный прецедент был связан с трудностями создания исполнительных органов ЦК. Впоследствии стало известно, что Сталин, демонстративно игнорировавший рабочие заседания XIX съезда (из восемнадцати заседаний он посетил только два — первое и последнее, — оставаясь на них на несколько минут), был исключительно активен на пленуме ЦК. Сталин разработал новую схему организации ЦК и его исполнительных органов. Он предложил XIX съезду вдвое увеличить членский и кандидатский состав ЦК: было избрано 125 членов и 111 кандидатов в члены ЦК. Теперь пленуму ЦК он предложил, как бы соблюдая симметрию, избрать в членский состав Президиума (Политбюро) 25 человек, а в кандидатский состав — 11. На этом первом этапе Сталин «вливал свежую кровь» в одряхлевшие жилы самой партии, «растворяя» старые структуры, смазывая их. Кроме того, на пленуме ЦК была произведена перестановка государственных фигур, создано Политическое бюро, в которое введены два достаточно энергичных сторонника Сталина — Первухин и Сабуров. Но чтобы окончательно решить вопрос разделения власти, Сталин подает заявление об… отставке с поста Генерального секретаря ЦК КПСС. И Политбюро его принимает! Казалось бы, крах самого Сталина предрешен, но Сталин не был бы Сталиным, если бы не позаботился о своем положении и власти заранее. Сменив кресло Генерального секретаря на кресло первого секретаря, он практически не потерял ни положения, ни власти. Он стал одним из десяти в Политбюро, где все должно было бы решаться коллегиально. Стало быть, пост Генерального секретаря партии стал попросту не нужен. Де—юре его занимал Маленков после смерти Сталина, а почти год он практически не существовал. Сталин ликвидировал этот пост, а на следующем Пленуме Верховного Совета СССР должно было приняться решение о реорганизации Верховного Совета, которому по замыслу Сталина предстояло стать главенствующей над партией структурой. Главой государства должен был стать Председатель Верховного Совета СССР, которым и был на тот момент Сталин. Без потери реальной власти Сталин производил государственный переворот с переходом от «президентско—парламентской» формы управления государством к «парламентско—президентской». Но этим планам не суждено было сбыться. Ответный удар нанесла партийная верхушка. Этот удар для Сталина стал роковым.

После того как Сталина не стало и все планы «государственников» были окончательно раскрыты, из всех «заговорщиков» не отрекся от бывшего руководителя государства только его сын Василий Сталин. Подобную твердость он проявит и на допросах, не оклеветав ни одного своего друга в грубо сфабрикованном против него деле, ни когда встанет вопрос о смене фамилии. «Сталиным я родился, Сталиным и подохну!» — бросит он в глаза бывшим соратникам своего отца, когда те будут уговаривать сменить его фамилию на материнскую. В итоге на Василии отыгрались полностью за всех «государственников»: кого—то ж надо было наказать, чтоб остальным неповадно было посягать на святое святых — Коммунистическую партию Советского Союза! В итоге Василий Сталин, не самая главная фигура в делах отца, благодаря своим неизменным принципам пошел в тюрьму.

Нет, Хрущев с Берией и Маленковым боялись Василия не просто как свидетеля. И упрятали Сталина—младшего в тюрьму не как свидетеля, а как активного участника в деле размежевания его отцом партийной и государственной структур власти.

Непредсказуемого Ваську было отчего бояться с его откровениями и собранной в кулак авиацией самого главного Московского округа. И характер Василия дал о себе знать еще на похоронах отца.

Дословно привожу расшифровку телефонного разговора Василия Сталина с шофером Александром Февралевым, записанного органами безопасности в день похорон Иосифа Сталина 9 марта 1953 года. Голос Василия Сталина: «Сколько людей подавили, жутко! Я даже с Хрущевым поругался. Был жуткий случай в Доме союзов. Приходит старуха с клюкой, у гроба в почетном карауле стоят Маленков, Берия, Молотов, Булганин… И вдруг говорит им старуха: «Убили, сволочи, радуйтесь! Будьте вы прокляты!» (Василий Сталин. Падение. // Программа «Кремль, 9», эфир 27.08.2003 г.).

Итак, его слушали даже в день похорон отца, боясь разоблачения убийства Сталина. Может быть, для приличия Маленков и Берия подождали бы с арестом полгода—год, но Василий вроде специально вел себя так, как будто хотел быстрее приблизить развязку. Чего стоит угроза, высказанная при свидетелях, «встретиться с иностранными корреспондентами и порассказать им все». Кстати, при этом разговоре присутствовали его вторая жена Екатерина Тимошенко, адъютант Виктор Полянский и полковник Лебедев. Похоже, кто—то из них и доложил, куда следует. Да и не обязательно доложил, а просто повторил в обычном бытовом разговоре эту фразу Василия.

Терпение у «дяди Лаврентия» (Берии), «дяди Егора» (Маленкова) и «дяди Никиты» (Хрущева), а знали они Василия с детства, лопнуло очень быстро. Через 53 дня после смерти отца, 28 апреля 1953 года, Василий Сталин был арестован. Однако за месяц до этого 26 марта, всего 21 день спустя после смерти отца, Василия (не имевшего в личном деле ни единого взыскания) приказом министра обороны Н.А. Булганина увольняют в запас без права ношения военной формы. Тогда это называлось «уволить по пункту „е“ за морально—бытовое разложение. (Вообще—то, за то же смело можно было увольнять самого Николая Александровича, поскольку пил он не меньше Василия и балерин Большого театра использовал „не по целевому назначению“).

В личном деле В. Сталина есть служебная записка начальника Главного управления кадров МО СССР генерал—полковника А. Желтова на имя министра обороны Н. Булганина о том, что В.И. Сталина целесообразно уволить в запас по состоянию здоровья, с установлением военной пенсии. Но мнение главного кадровика не учли — уволили по дискредитирующим основаниям (Сухомлинов А. За что сгноили сына Отца народов. // Совершенно секретно, № 06, июнь 1998 г. — http://sovsekretno.ru/1998/06/6.html).

Повод для ареста Василия искали долго, но так и не нашли. Даже родственники до сих пор никто толком не знают, за что его арестовали. Ни сестра Светлана Аллилуева, ни Владимир Аллилуев, ни жена Капитолина Васильева, ни дети Надя и Саша, ни ветераны—сослуживцы. Были только версии. Например, по версии журнала «Шпигель», его арестовали за драку в ресторане. Вот какими «откровениями» с редакцией журнала поделилась сестра Василия Светлана Аллилуева: «После попойки с какими—то иностранцами его арестовали 28 апреля 1953 г. Началось следствие. Выплыли аферы, растраты, использование служебного положения и власти сверх всякой меры. Выплыли случаи рукоприкладства при исполнении служебных обязанностей. Обнаружились интриги на весьма высоком уровне, в результате которых кто попал в тюрьму, а кто погиб. Вернули генерала авиации А.А. Новикова, попавшего в тюрьму с легкой руки Василия».

Насчет причастности Василия к аресту Новикова мы уже знаем — имя сына руководителя государства притянуто за уши. Да и было за что арестовывать, сам Новиков это признал. А вот слова об интригах на весьма высоком уровне никого почему—то не заинтересовали. А ведь выходит, что и Светлана Иосифовна что—то знала. Что—то такое, о чем даже сейчас не говорит. Эти «интриги» не привели ни к чьей гибели, никто из—за них в тюрьму не попал, как это утверждает дочь Сталина. Никто, кроме ее родного брата, и жизнью за всех брат расплатился. Что же касается «попойки с иностранцами» (у Светланы прямо фобия какая—то: всюду ей мерещится пьяный Василий!), то эта версия не выдерживает никакой критики, так как сам арест брата Светлана не видела, да и после он с сестрой не делился его подробностями. Зато сохранились воспоминания последней жены Василия: «О грядущем аресте сын Сталина узнал от друзей—летчиков по телефону. Неизвестно, что думал в эти мгновения Василий Сталин, но одна мысль пронеслась в его голове наверняка: „Предали, суки!“. Василий перебрал все свои бумаги, кое—что сжег, потом застрелил из табельного револьвера любимую овчарку (по кличке Шайтан, которого вместе с Морозовым выручили из спецприемника) и принялся ждать. Наутро пришли чекисты: „Товарищ генерал, вот ордер на ваш арест!“ К тому дню генерал—лейтенанту Василию Сталину исполнилось тридцать два года…» (100 великих загадок XX века, глава «Кто и за что убил Василия Сталина» — http://www.skachal.com/100–velikih—zagadok—XX—veka/ kto—i—za—chto—ubil—vasiliya—stalina/). Пусть читатель не подумает, что убийство любимой собаки — это признак врожденной или привитой жестокости. Отнюдь. Те, кто имел собак, поймут, что бедное животное без должного ухода обречено на муки. Предвидел это и Василий. И обрывал все нити, связывающие его с прежней жизнью, чтобы спокойно и смело шагнуть в грозную неизвестность, которая ничем хорошим ему не грозила. Кстати, стоит отдать должное друзьям Василия, летчикам, которые предупредили о грозящей опасности. Их поступок лишний раз подтверждает верность друзей опальному генералу. Подробности же самого ареста удивительным образом совпадают с описанием этого события дочерью Василия Надеждой Сталиной: «После смерти И. В. Сталина отец каждый день ожидал ареста. И на квартире и на даче он был в полном одиночестве. Друзья и соратники покинули его. Аллилуева кривит душой, когда говорит, что отец провел последний месяц в пьянствах и кутежах. Он знал, что в ближайшие дни последует его арест. Видимо, поэтому он и просил меня быть с ним. Однажды, вернувшись из школы, я обнаружила пустую квартиру, отца уже увели, а дома шел обыск. Тогда многие документы пропали безвозвратно» (Колесник А. Хроника жизни семьи Сталина. — Харьков, СП «Интербук», 1990. — С. 70).

Незадолго до ареста он чувствовал себя неуютно. 23 апреля В. И. Сталин приехал в штаб ВВС заплатить партийные взносы. Их у него не приняли. Оттуда он позвонил министру обороны Маршалу Советского Союза Н. А. Булганину, но тот отказался от разговора. В тот же день Василий на улице встретил трех курсантов из Севастополя, прибывших в Москву для участия в майском параде. Он пригласил их к себе домой на Гоголевский бульвар. Накормил их. В кинозале показывал фильмы, играл с ними в бильярд… Потом отвез на Ходынское поле в подразделение. 28 апреля его арестовали… (Колесник А. Хроника жизни семьи Сталина. — Харьков, СП «Интербук», 1990. — Стр. 66).

В это время дома была Капитолина Васильева: «28 апреля его арестовали. И пришли. И били по стенам. Искали какие—то тайники. Все опечатали. Вплоть до того, что мамин чемоданчик с вышитым полотенцем, — и он был опечатан. До последнего все. И детское. И взрослое. И ружья, которые подарил ему Иосиф Виссарионович. Он же был прекрасным охотником» (Василий Сталин. Падение. // Программа «Кремль, 9», эфир 27.08.2003 г.).

Итак, в 21 час 50 минут 5 марта 1953 года умер И.В. Сталин. В тот же день на экстренном Пленуме ЦК поделили портфели. Реорганизованное МВД возглавил Берия. Он прекращает «дело врачей», ставит точку в «мингрельском деле», наводит порядок в паспортной системе, участвует в разработке амнистии. Взял бы он на себя ответственность в одиночку казнить сына вождя, слезы по которому у народа еще не просохли? Нет. Хрущев? Он пока находится в тени и придет к власти только на июльском Пленуме ЦК. Молотов, Булганин, Ворошилов самостоятельно ничего не решают. Остается Маленков. Эти два месяца он — первый человек в государстве. Кстати, именно ему докладывал министр внутренних дел С. Круглов о ходе следствия по делу Василия Сталина. Так что своими нарами на Лубянке Василий обязан товарищу Маленкову, которого И.В. Сталин уважал и любил пуще других.

Арест 28 апреля 1953 года санкционировал Генеральный прокурор СССР Сафонов, а утвердил лично Берия. Постановление подписано начальником следственной части по особо важным делам генерал—лейтенантом Влодзимирским (это он потом выбивал показания и сам их редактировал), согласовано с замминистра внутренних дел СССР Кобуловым (23 декабря 1953 года Берия, Кобулов, Влодзимирский расстреляны, в том числе и за «злоупотребление властью и фальсификацию следственных материалов», Сафонов снят с должности. — А.С.) (Сухомлинов А. За что сгноили сына Отца народов. // Совершенно секретно, № 06, июнь 1998 г. — http://sovsekretno.ru/1998/06/6.html).

Такова наиболее распространенная, почти официальная версия. Но верна ли она?

По свидетельствам дочерей последней жены Василия Сталина Нузберг—Шевергиной, его взяли под стражу гораздо раньше. Это произошло в госпитале, куда он попал с похорон отца 9 марта. Потеряв во время прощания с телом покойного сознание, Василий упал, сломал два ребра и оказался на больничной койке. 28 апреля, в «официальный» день ареста, произошел обыск по месту жительства. Впрочем, ордер был с открытой датой: «Мая… дня 1953 г.», без указания числа! В ведомстве Берии это было тогда в порядке вещей. Посадили без суда, все дела оформили как бы между прочим. Так Василий Иосифович стал «врагом народа» (Добрюха Н. Злой рок Василия Сталина. // Аргументы и факты, № 1279. — www.aif/ru/online/aif/1279/12_01).

Правда, с таким вариантом развития событий вряд ли согласятся Надежда Сталина и Капитолина Васильева, да и поход Василия к Булганину со сломанными ребрами был бы вряд ли возможен. А содержись Василий под стражей в больнице, не пришлось бы ему идти на прием к Булганину вообще. Скорее бы уж шеф КГБ сам навестил его в этой больнице. Хотя то, что тайный надзор за Василием был установлен в день смерти отца, сомневаться не приходится. Да и ордер с открытой датой вполне возможен, но это не опровергает, а скорее уточняет официальную версию.

Так все—таки за что же арестовали Василия Сталина? Во всех источниках пишется примерно одно и то же: за какие—то злоупотребления по службе, но за какие именно и что он совершил, не сообщается…

Дело Василия Сталина расследовалось около 2,5 лет. Все это время он был под стражей. Создали специальную комиссию Министерства обороны СССР, члены которой, не зная, что от них требуется, «устанавливали» все подряд, а это «все подряд» потом автоматически переехало в обвинительное заключение и в приговор:

«Озлобленный заслуженным увольнением из рядов Советской Армии В.И. Сталин неоднократно выказывал резкое недовольство отдельными проводимыми партией и Советским правительством мероприятиями, дошел и до прямых антисоветских высказываний…

Генерал—лейтенант авиации В.И. Сталин от морально—политической и воспитательной работы самоустранился. Пьянствовал, на работу часто не являлся. Доклады своих подчиненных принимал у себя на квартире или даче… Морально разложившись, часто вел себя недостойно: дебоширил в общественных местах и чинил произвол…

Вместо того чтобы повседневно заниматься боевой и политической подготовкой, В.И. Сталин занялся строительством различного рода спортивных сооружений…»

Не будем комментировать всю эту глупость и давать ей чисто юридическую квалификацию. Приговор критики не выдерживает. В нем нет убедительных доказательств. Нет и мотивировок. Нет обоснованных обвинений. В нем много ошибок. Даже год рождения подсудимого указан был неправильно, юридическая аргументация выводов суда отсутствует, в списке наград пропущена медаль «За оборону Сталинграда»…

В приговоре не решен вопрос о возмещении ущерба (если считать, что он есть, то нужно было заявить гражданский иск) и не решен вопрос с арестованным имуществом. Только 5 марта 1962 года (за 2 недели до смерти Василия) Военная коллегия по заключению Главной военной прокуратуры «вдогонку» к приговору через 8 лет обращает в доход государства часть его имущества как добытое «незаконным путем и на государственные средства». Среди этого имущества 9 подаренных отцом ружей, 17 шашек и ножей, подаренных Ворошиловым, седло Буденного и так далее. Все это было передано в ХОЗУ Министерства обороны. Изъятой у Василия коллекцией интересовался потом маршал А. Гречко, большой любитель охоты.

Никто не может объяснить и того, почему Василий отбывал наказание в тюрьме, хотя по приговору он должен был находиться в исправительно—трудовом лагере. Кто хоть чуть—чуть знаком с этим вопросом, знает, что «крытая» тюрьма и лагерь — это далеко не одно и то же. День тюрьмы идет за 3 дня лагеря…

Показательно и то, что арест Василия произошел задолго до XX съезда и разоблачения Хрущевым культа личности. В вину Сталину—младшему ставили, кроме незаконного расходования денежных средств и государственного имущества, еще «враждебные выпады, антисоветские клеветнические измышления в адрес руководства КПСС и советского государства» и намерения «установить связь с иностранными корреспондентами». Еще ему ставились в вину «клевета и извращенные доклады И. Сталину, приведшие к снятию и аресту руководителей ВВС».

Что касается должностных преступлений, то их можно было адресовать руководству Министерства обороны, которое предоставляло ему денежные средства. Незаконно построенные им спортивные залы, бассейны и манежи используются и по сей день и окупили затраты на их строительство задолго до того, как Василий вышел из тюрьмы. Его роль в репрессиях по отношению к руководству ВВС в предвоенные годы заключалась лишь в передаче отцу письма своего командира дивизии Сбытова, в котором последний обвинял Смушкевича и Рычагова в принятии на вооружение ненадежного мотора М–63. То есть Василий выступил в роли ординарца Сбытова. Текст самого письма он, возможно, даже в глаза не видел.

По мнению А.А. Щербакова, письмо Василия, в котором он жаловался отцу на главного маршала авиации, было лишь незначительным поводом. Вероятно, сказалась боязнь Хрущева одного имени Сталина и то, что Вася высказывал намерения апеллировать к мировому общественному мнению.

А.А. Щербаков. «Летчики, самолеты, испытания», глава «Василий Сталин»

Что расправа с сыном И.В. Сталина — дело рук еще и Хрущева, говорит также тот факт, что после расстрела Берия были выпущены из тюрем и лагерей все «его» жертвы. Однако продолжал сидеть Василий Сталин, которого (ну чем не иезуитский прием?) допрашивал в День Победы 9 мая 1953 года по распоряжению Хрущева генерал—лейтенант Влодзимирский. В протоколе допроса от 9 мая Василий категорически отметает обвинение: «Расхищения государственных средств и казенного имущества в целях личного обогащения я не совершал и виновным себя признать не могу».

Но вот уже после ареста Влодзимирского новый хрущевский министр внутренних дел С.Н. Круглов в письме в Кремль повторяет слово в слово вздор о том, что в процессе следствия арестованный Сталин В.И. «признал себя виновным в том, что он систематически допускал незаконное расходование, разбазаривание казенного имущества и государственных средств. А также использовал служебное положение в целях личного обогащения».

Правда, ниже он приводит подлинную причину ареста Василия Сталина: «Допускал враждебные выпады и антисоветские клеветнические высказывания в отношении руководителей КПСС и Советского государства, а также высказывал намерение установить связь с иностранными корреспондентами с целью дать интервью о своем положении после кончины Сталина И.В.» (Балаян Л.А. Сталин и Хрущев. — http://www.stalin.su/book.php?bid=1).

Кстати, если вы помните, «намерение установить связь с иностранными корреспондентами» Светлана Аллилуева в своем интервью превратила в состоявшийся факт. Причем именно с английскими, и в деле фигурируют английские корреспонденты. Это можно было бы счесть совпадением, но мне почему—то кажется иначе. Книга Светланы Аллилуевой вышла в СССР и США одновременно. Не факт, что ради великого дела демонизации Сталина работникам ЦРУ, которые участвовали в ее редактировании, не дали почитать протоколы допросов Василия Сталина. Ну, так, одним глазком взглянуть. Чтобы хором выть. Чтобы дискредитирующих «откровения» неувязочек после не вышло. Но это так, к слову. А для Василия Сталина, в отличие от его хорошо устроившейся сестры—писательницы, потянулись длинные мрачные дни, недели, месяцы, годы бесконечных допросов. Следствие путалось, копало, что—то находило, опять копало, опять путалось и так до бесконечности. Из показаний Василия в 1954 году следует, что «протоколы 1953 года являются неверными. Следователь Козлов составлял протоколы, которые я отказывался подписывать. Меня довели до припадков…. Я эти показания подписывал, не читая их» (Добрюха Н. Злой рок Василия Сталина. // Аргументы и факты, № 1279. — www.aif/ru/online/aif/1279/12_01).

Очень уж надо было упечь в тюрьму Василия, видимо поэтому, не особо рассчитывая на то, что сын Сталина будет свидетельствовать против себя самого, арестовали и ближайшее окружение Василия: его заместителей и помощников — генералов Василькевича и Теренченко, адъютантов Капелькина, Полянского, Дагаева и Степаняна, начальника контрразведки ВВС Московского военного округа Голованова. Не пощадили даже старика—шофера Александра Февралева, возившего еще Ленина, штабную парикмахершу Марию Кабанову. Во всех соединениях и частях ВВС Московского военного округа, которым командовал до ареста Василий Сталин, начались проверки. Искали компромат.

Как вспоминает Сергей Долгушин, Герой Советского Союза, друг и соратник Василия Сталина, командовавший в то время дивизией фронтовых бомбардировщиков Ил–28: «Навалились на меня и на Володю Луцкого (Герой Советского Союза, командир истребительной авиадивизии). В Кубинку и Калинин — проверять! Причем каждый день проверки. Докладывали сначала Берия, Булганину, а потом только Главкому. Мы про это знали… Володька, я ему позвонил: „Ну, как, Володька, тебя еще не арестовали?“ Он говорит: „Нет, Сергей“. Вот такое состояние» (Василий Сталин. Падение. // Программа «Кремль, 9», эфир 27.08.2003 г.).

Гоняли в КГБ всех, кто хоть как—то был причастен к сыну Сталина. После ареста Василия майором Станиславом Гавриловичем Язвинским, работавшим в отделе боевой подготовки ВВС МВО, командовал которым генерал Сталин, заинтересовался КГБ, в результате на Лубянке пропали его летные книжки, записи и наброски литературных работ. Выручил брат «шефа» КГБ — Иван Ефимович Семичастный — начальник курса Военно—воздушной академии имени Жуковского, где учился Станислав Гаврилович и заключенный Василий Сталин. Впоследствии С.Г. Язвинский дослужился до полковника, стал испытателем космических аппаратов. А познакомился Станислав Гаврилович с Василием во время наступательной операции «Багратион». Однажды ему пришлось разминировать взлетную полосу, на которую сел По–2 Василия Сталина — чудом не подорвавшись.

После войны они случайно встретились в Москве, недалеко от Кремля — сын вождя узнал своего спасителя. Станислав Гаврилович принимал участие в подготовке воздушных парадов. Затем около года испытывал реактивные истребители

(http://wwii—soldat. narod.ru/200/ARTICLES/BIO/yazvinsky_sg.htm).

Из всех арестованных показания против Василия не дал лишь адъютант Михаил Степанян, остальные очень быстро сломались. Как вспоминали родственники, тюрьму после допросов люди из окружения Василия Сталина покидали в жутком состоянии. Некоторых невозможно было узнать — так они изменились за несколько месяцев. У молчавшего на следствии Степаняна были выбиты зубы, на теле — следы побоев.

К самому Василию жестких методов следствия не применяли, хотя по его словам все же до припадков ярости довели. Раздавленный, явно переживший психологический шок, Василий Сталин на следствии вел себя очень покладисто. Даже слишком. В протоколах допросов сразу обращает на себя внимание полная идиллия между следователями и обвиняемым. И очень странные фразы Василия, внесенные в протокол: «Я уподобился собаке на сене…», «Я, игнорируя советские законы и обманывая руководство…», «Я, будучи тщеславным…», «Я отнял у трудящихся…». Действительно — подписывал не читая.

Дело Василия Сталина расследовалось около двух с половиной лет. Все это время он был под стражей, сначала во внутренней тюрьме на Лубянке. Зимой 54–го Василий заболел. Лечили его в оборудованной, как тюремная камера, палате госпиталя МВД у метро «Октябрьское поле», рядом с любимым Центральным аэродромом. Еще одна гримаса судьбы…. Через месяц лечения в госпитале Василия увезли на спецдачу КГБ в Кратово. А затем поместили в Лефортово, где он пробыл вплоть до 1955 года. Единственной отрадой для Василия стали свидания с родными. Капитолина Васильева рассказывает, что год о нем ничего не было слышно. Только когда его перевели во Владимирскую тюрьму и разрешили свидания, она снова увидела Василия. Всегда жила новой встречей. Неделю работала — тренировала пловцов из ЦСКА, а на выходной мчалась во Владимир. Ее мама готовила ножку телятинки, покупалась черная икра. «Кроты» (то есть надсмотрщики) следили, чтобы я не пронесла бутылку спиртного. Да Боже мой! Я была довольна, что хоть этим тюрьма Василию полезна — он лишен возможности пить. Тюрьма нас вновь соединила. Но и разъединила она» (Рыков С. Василий младший: сын отца народов. Интервью с Капитолиной Васильевой. — http://www.tam.ru/sezik/vasya.html).

А вот как Светлана Аллилуева описывала эти дни: «Этого мучительного свидания я не забуду никогда. Мы встретились у начальника тюрьмы в кабинете. На стене висел огромный портрет отца, под которым сидел в своем кресле начальник тюрьмы, а на диване перед ним Василий. Он требовал от нас ходить, звонить, говорить о нем, где только можно, вызволить из тюрьмы. Он был в отчаянии и не скрывал этого. Он метался, ища, кого бы попросить, кому бы написать. Он писал всем членам правительства, вспоминал общие встречи, обещая, уверяя, что будет другим. Капитолина — мужественная, сильная духом женщина, говорила ему: „Не пиши никуда, потерпи, немножко осталось, веди себя достойно“. Он набросился на нее: „Я тебя прошу о помощи, а ты мне советуешь молчать“. Потом он говорил со мной, назвал имена лиц, к которым, как он полагал, можно обратиться. „Но ведь ты сам можешь писать кому угодно, — говорила я, — твои письма куда важнее, чем то, что я буду говорить“. После этого он прислал мне еще несколько писем с просьбой писать, убеждать. Мы с Капитолиной, конечно, никуда не ходили и не писали…» (Колесник А. Хроника жизни семьи Сталина. — Харьков, СП «Интербук», 1990. — Стр.69–70). Всего один раз Светлана (вместе с третьей женой Василия, Капитолиной) посетила брата во Владимирском централе. Женщины уезжают, по дороге обсуждая увиденное. Светлане не понравилось, как Василий вел себя. И все. Будто бы встреча происходила не в тюрьме, а на подмосковной даче.

С Капитолины Васильевой спрос невелик с ее возможностями, но Светлана Аллилуева (совсем еще недавно Сталина) со своим умением ложиться под обстоятельства могла хотя бы попытаться, хотя бы сделать вид, что хочет помочь, но ничего этого не было. Василий еще несколько раз пишет сестре, но Светлана никуда не ходит, ничего не добивается, ни с кем не разговаривает, она уверена, что брат сам во всем виноват, и верит в искреннее желание Хрущева Василию помочь.

Остается надеяться, что Светлана никогда не читала писем брата, адресованных Никите Хрущеву, и не знала, что именно Хрущев отменил досрочное освобождение Василия, которое он заработал хорошим поведением и трудом в слесарных мастерских. Но как бы там ни было, в эти дни Светлана теряет брата, теряет задолго до его смерти.

Когда в январе 1960 года Хрущев вновь вызовет Светлану к себе и сообщит, что созрел план освободить Василия, дать ему другую фамилию и поселить где—нибудь подальше от Москвы, Светлана ответит, что ее брат — законченный алкоголик и верить ему нельзя, он не отвечает за свои поступки. По сути дела, Светлана вроде бы не советует Хрущеву выпускать брата из тюрьмы. Уже в 1960 году, после своего первого освобождения, когда состоялся разговор между Василием Сталиным и Климентом Ворошиловым на попытку полемизировать о Светлане, которая всячески ставилась в пример Василию, он изливает горечь за сестру (которую и сестрой—то после подобного назвать тяжело): «За семь лет она ко мне ни разу не приехала. Я это ей не прощу. Она странная, у нее тяжелый характер, но я ее всегда поддерживал. Случись с ней, что случилось со мной, я бы все пороги оббил…» Зная характер Василия, в это охотно верится.

Александр Бурдонский рассказывал об одном из посещений Владимирской тюрьмы: «Кого я видел опять? Загнанного в угол человека, который никак не мог за себя постоять и никак не мог себя оправдать. И разговор его в основном был, конечно, о том, чтобы помочь выйти на свободу. Он понимал, что этого не могу сделать я, этого не может сделать сестра. Я только помню вот это его огромное чувство несправедливости содеянного с ним» (Василий Сталин. Падение. // Программа «Кремль, 9», эфир 27.08.2003 г.).

И только дочь Надежда Сталина смотрела на отца искренними детскими глазами и верила, что все это не надолго: «Во 2–й Владимирской тюрьме отца содержали под фамилией Василия Павловича Васильева. Я с мамой каждую неделю навещала его. Это были одночасовые встречи в обеденный перерыв. Отец любил наши приезды, очень ждал. Во время встречи отец утверждал, что суда над ним не было. Часто, когда мы его ожидали, через открытую дверь в коридоре было видно, как его вели. В телогрейке, ушанке, в кирзовых сапогах, он шел, слегка прихрамывая, руки за спиной. Сзади конвоир, одной рукой придерживающий ремень карабина, а другой державший палку отца, которую ему давали уже в комнате свиданий. Если отец спотыкался и размыкал руки, тут же следовал удар прикладом. Он действительно был в отчаянии. В письмах, которые передавал через нас и посылал официально, он доказывал, что его вины нет. Он требовал суда. Но все было бесполезно» (Колесник А. Хроника жизни семьи Сталина. — Харьков, СП «Интербук», 1990. — Стр.70–71).

Итак, за неумение ложиться под обстоятельства и торговать честью Василий Сталин получил обвинение по самой тяжкой статье тех лет — 58–й. Тут необходимо уточнение. Судили Василия Сталина действительно по 58–10 статье, часть первая. За антисоветскую агитацию и пропаганду. Но первоначально обвиняли по статье 581 пункт «Б» — измена Родине. А ведь была еще и 193–я — злоупотребление властью. Большая часть обвинений по этой статье должна была бы стать предметом разбирательства на каком—нибудь партсобрании, но никак не на суде. Тут и многочисленные романы, и езда по улицам Москвы без правил, и пьянство, и рукоприкладство. В общем, все было свалено в одну кучу. Но ведь было еще и разбазаривание государственных средств, тем более что на следствии Василий не отрицал ни то, что, создавая знаменитые спортивные команды ВВС, выбивал для спортсменов хорошие должности, квартиры и повышенное денежное содержание, ни то, что потратил несколько миллионов рублей на строительство бассейна на Ленинградском проспекте в Москве, а в охотничье хозяйство в Переславль—Залесский летал на служебном «Дугласе» с многочисленной свитой. Не отрицал, что обустраивал личную дачу за казенный счет (о ней отдельный разговор). Подтвердил он и получение почти за бесценок автомашины «Паккард» из Германии, и покупку там же личных вещей для себя и для своих жен за валюту, выделенную на развитие ВВС Московского военного округа. Все это так.

Но вот на что обращаешь внимание при чтении протоколов допросов и обвинительного заключения. Кроме личного поведения, а это, повторим, повод для партсобрания, а не для суда, Василий Сталин фактически не делал ничего необычного. Так вели себя большинство высших генералов: и спортивные команды в своих округах по директиве министра обороны создавали, и на охоту летали, и дачи с помощью солдат обустраивали, и вещи из Германии в Союз везли. Только им больше повезло. Они не были сыновьями Сталина, поэтому и дослужились до почетной пенсии. Сегодня с недоумением можно воспринимать некоторые детали из дела опального генерала. Его обвинили в том, что он назвал организацию похорон отца плохой. В частности, на траурном митинге он возмущался тем, что при выступлении с трибуны Мавзолея Молотов снял головной убор, а Берия — нет.

Но так как Василий просто подмахнул подпись под всей этой белибердой, то встает резонный вопрос: с кого, как не с себя, списывали образ «проворовавшегося» генерала «честные» следователи?

Арест и расстрел в декабре 1953 года Берия и его группы, в том числе и следователя Влодзимирского, породили у Василия слабые надежды на изменение его положения. Может быть, это совпадение, но именно сразу после смерти Берия Василия из—за болезни переводят с Лубянки в госпиталь МВД, а затем — на спецдачу в Кратово. Однако пришедшие к власти Маленков, а затем Хрущев — дядя Егор и дядя Никита, видимо, решили, что на свободе Василий Сталин для них лично опасен. Что при живом Берия, что при мертвом.

На суд в здание на Поварской, 15 Василия Сталина возили из Лефортово. Военная коллегия по делу В.И. Сталина заседала 2 сентября 1955 года так называемым «коронным составом»: генерал—лейтенант, генерал—майор и полковник. Адвокат к делу не допускался. Тогда действовало Постановление ЦИК СССР от 1934 года об особом рассмотрении дел в отношении «врагов народа»: без адвоката, без прокурора, да плюс еще и без права кассационного обжалования, короче, как в «тройке» образца 37–го. Вот вам и «оттепель».

Приговор: восемь лет лишения свободы с поражением в политических правах на два года.

Критики приговор не выдерживает. Доказательства не приводятся, год рождения подсудимого указан неправильно, юридическая аргументация выводов суда отсутствует, в списке наград пропущена медаль «За оборону Сталинграда», ссылок на нарушенные нормативные акты нет, квалификация не мотивирована. В приговоре не решен вопрос о возмещении ущерба (если считать, что он есть, то нужно было заявлять гражданский иск) и не решен вопрос, как быть с арестованным имуществом. Никто не может объяснить, почему Василий отбывал наказание в тюрьме, хотя по приговору он должен был находиться в исправительно—трудовом лагере. Кто хоть чуть—чуть знаком с этим вопросом, знает, что «крытая» тюрьма и лагерь — это две большие разницы. День тюрьмы идет за три дня лагеря (Сухомлинов А. За что сгноили сына отца народов. // Совершенно секретно, № 6, июнь 1998 г. — http://sovsekretno.ru/1998/06/6.html).

Проведя два года и три месяца под следствием, Василий Сталин наконец—то дождался окончательного приговора. За антисоветскую пропаганду и злоупотребление служебным положением (растрату так и не удалось доказать) он и получил те самые восемь лет. Время, проведенное в следственном изоляторе, пошло в зачет приговора, но еще шесть лет тюрьмы не сменили условным приговором, равно как и не укоротили срок за счет разницы между лагерным и тюремным заключением.

Трудно сказать, чем была вызвана столь длительная пауза у следствия. Возможно какими—то внутриполитическими причинами — борьба за власть была важнее изолированного и, как тогда казалось, навсегда обезвреженного сына покойного Сталина. Но могли быть и другие мотивы. Следователи и руководители КГБ сменяли на посту друг друга в те времена очень часто, и изучить досконально дело Сталина—младшего времени не хватало, обвинить в чем—то конкретном, кроме мифического «предательства Родины», не могли. Вот и тянулась эта волынка до тех пор, пока наконец—то не дошли руки до незаконченных дел. А как дошли, так и хватило усилий этих рук и ума только на роспись под размазанным, странным и бездоказательным приговором. Даже срок, похоже, «назначили свыше» от потолка, потому что, если не поленитесь и заглянете в Сталинскую конституцию, по которой судили сына того, кто ее придумал, то получится либо лишение партбилета минимум (статья 193), либо расстрел (статья 58). Видимо, если партбилет и расстрел сложить вместе и разделить пополам, то и получатся те самые пресловутые восемь лет. Странная арифметика, тем более что ни в одной из этих статей сроки в годах даже не указаны.

Лишение свободы — событие неприятное, если не трагическое для любого нормального человека. Тем более, когда все предрешено и от тебя ничего не зависит. Совершенно ясно, что и протоколы допросов «следствие» высосало из пальца, но как же по—дурацки были сформулированы нелепейшие обвинения. А. Сухомлинов, военный юрист, профессионал в данном вопросе, достаточно четко и основательно доказал их глупость. К сожалению, его книга издана микроскопическим тиражом. Но даже, несмотря на это, мало кто из нынешних демократов заметил бы пятно глупости, коим являлось сфабрикованное дело В.Сталина, на чистом сюртуке юриспруденции, если бы не современные демократизированные журналюги. Уж простите, язык не поворачивается назвать журналистом человека, который в канун Дня Победы на фронтовика помои выливает. Мало того, что в своих «Размышлениях по случаю 9 мая» некто Валерий Лебедев обнародует протоколы допросов Василия Иосифовича, как «неоспоримое доказательство вины» Сталина—младшего, так еще и смакует подробности этого юридического бреда. Позволю себе прокомментировать выводы этого исторического невежды. Но сначала предоставим слово «размышляющему» над протоколами допросов Василия Сталина Валерию Лебедеву, которые автор статьи приводит практически целиком:

«…Подполковник Дагаев, являвшийся моим адъютантом, был проведен по штату инструктором конно—спортивной команды, мои адъютанты майор Капелькин и капитан Купцов получали зарплату в качестве инструкторов 1–й категории хоккейной команды и команды гимнастов. В 1950 году был зачислен на должность инструктора хоккейной команды Евсеев Н.В., который в действительности являлся комендантом моей дачи. Приглашенные мною из Сочи для художественной отделки и росписи художник Лошкарев и его помощник оплачивались за счет хоккейной команды по ставке инструкторов высшей квалификации. В таком положении находились мои личные шоферы, массажист и даже моя сожительница Васильева Капитолина, получавшая зарплату как тренер команды пловцов.

…При ВВС МВО я организовал специальное «управление охотничьим хозяйством», начальником которого назначил находившегося в запасе капитана интендантской службы Удалова Г.И., числившегося инструктором первой категории футбольной команды. В аппарате «управления» также находилось еще 9 человек, проведенных по штатам различных спортивных команд ВВС МВО, и в их числе Евсеева М.И., являвшаяся женой коменданта моей дачи, которая числилась инструктором первой категории команды гимнастов… На охоту я вылетал на самолете «Дуглас» в сопровождении Васильевой, шофера Чистякова и ряда сослуживцев (идет длинное перечисление. — В. Л.).

Кроме штата специальных егерей в охотничьем хозяйстве содержалась охрана из военнослужащих срочной службы…На Переславль—Залесский аэродром направлялся самолет Як–12. Этот самолет использовался мною для связи с Москвой и доставки оттуда продуктов, водки и вина… Кроме того, из Москвы в охотничье хозяйство по моему распоряжению прибывали несколько автомашин, в том числе и «Виллис» со специальной радиоустановкой ЦСР–399 для связи с Переславль—Залесским авиационно—техническим училищем, которое имеет радиотелефонную связь с ВВС МВО…Из Тулы доставлялся известный охотник на волков Сафонов со своей сворой собак… все расходы производились за счет государства».

В эти расходы входило также строительство личной водокачки, бетонирование берегов Москвы—реки, каменные лестницы к воде от дачи, строительство скотного двора, доставка мебели самолетом (садился в Кубинке, под Москвой) без пошлины из Германии, личная радиостанция… Одним словом, расходы шли на многие миллионы рублей (по теперешним ценам — на миллиарды). Результат — 8 лет тюрьмы. Были также арестованы и посажены все те, кого Василий называл в своих показаниях в качестве собутыльников и дружков по развеселой жизни» (Лебедев В. Сыновья генералиссимуса. Размышления по случаю 9 мая. — http://www.lebed.com/1999/art943.htm).

Все эти подробности из уст господина Лебедева звучат очень гневно, но неубедительно. Подробности обвинений рождают массу встречных вопросов. Вот, например, очень интересно, зачем это Василию личная водокачка понадобилась? Ну, ладно просто водокачка. Но как элемент собственности…. Сомневаюсь. Это современники, исходя из собственных меркантильных интересов, могут личные водокачки строить, а сын Сталина с помощью этой водокачки (насосной, говоря современным языком) обеспечил подачу воды в поселке, который он, кстати, тоже не для себя строил, а для своих летчиков. Эта насосная и сейчас действует. Спасибо товарищу Сталину за наследство. А уж бетонирование берегов Москвы—реки — это наверняка удовлетворение собственных эстетических потребностей, не так ли, Лебедев Валерий, не знаю уж как по батюшке? А то, что Москва в одноименную реку не сползает, что инфраструктура прибрежная действует — это так, побочное явление. И, конечно же, скотный двор! Как бы без него летчик в генеральском звании прожил бы? Наверное, любил поутру любимую буренку генерал—майор подоить. А, может, он все выращенное на ферме мясо планировал съесть единолично? Это ж какие аппетиты надо иметь, чтобы столько мяса потреблять. Действительно, бюджет не то что Московского округа, всего ВВС не выдержал бы. Внесу поправочку: ферма была создана для нужд летчиков округа. Об этом и соответствующий документ есть, в том же деле подшит, который Лебедев почему—то не приводит. Василий кормил своих летчиков, потому что знал, что голодный летчик — плохой боец! Насчет личной радиостанции (речь идет, видимо, о радиостанции «Памир») и говорить не приходится — это не современный мобильный телефон, а достаточно объемная аппаратура, которая перевозится исключительно на автомобиле. Она по штату положена начальнику ВВС округа. Личной такая радиостанция быть уж никак не может! Вам бы стоило поинтересоваться «материальной частью», товарищ Лебедев, а потом уж пасквили писать о том, о чем представления не имеете. И совсем интересной становится та часть «анализа», в которой завравшийся господин повествует о тех, «кого Василий называл в своих показаниях в качестве собутыльников и дружков по развеселой жизни». Их, оказывается, посадили! И тоже на восемь лет! О как! Что—то я не припомню, чтобы сидели друзья Василия Долгушин с Прокопенко, Артем Сергеев, а у Попкова лично можете уточнить этот момент его биографии. Думаю, несмотря на свой преклонный возраст, он вас, дорогой вы наш писатель, на немецкий крест порвет и сбросит как символ поверженного фашизма с балкона! А я поучаствую! Поддержу, так сказать, неразрывную связь поколений! Должны же ветераны знать, что не только подонков, оскверняющих прошлое, они на той великой войне защищали, но и вполне нормальных, здравомыслящих людей! Страдающий заразой морального уродства, господин Лебедев еще припомнил бы «уголовный эпизод», связанного с «кражей фуража для индюков, голубей и кур», который фигурирует в деле! Во как о курочках заботился Васенька! Сдачи со строительства бассейна не осталось, вот и решил генерал—майор стырить недостающее зерно, видимо, с собственной фермы, на чем и попался!

В целом, читая подобные статьи, просто поражает желание служителей пера поучаствовать в качестве судей над историческими личностями в процессах против них. Правда, странные пристрастия у этих «тружеников»: зачем—то им хочется побывать самим в шкуре Влодзимирского, который дело состряпал на генерал—лейтенанта Василия Иосифовича Сталина. Куда уж серьезнее было бы выступить в роли Великого Инквизитора, осуждая на сожжение Джордано Бруно за то, что, видите ли, Земля круглая! И, как ни крути, виноваты все эти исторические личности в своих больших деяниях. Но, очень уж мне кажется, что это от собственной неполноценности и малозначимости у журналистов класса Лебедева такие обвинения рождаются. Что оставят они после себя, кроме «продуктов жизнедеятельности»? Уж точно не олимпийские Дворцы спорта, реактивную авиацию, выигранную воздушную войну в Корее и лучшие спортивные команды страны.

Андрей Сухомлинов, знакомясь с уголовным делом Василия Сталина, занялся и тем, что было у Василия конфисковано. Он пишет: «Передо мной лежит опись арестованного имущества — 76 пунктов. Самое ценное — коллекция ружей, в основном подаренных отцом, шашек, подаренных К.Е. Ворошиловым, седло — подарок С.М. Буденного. Больше ничего интересного нет: настольные часы, охотничьи сапоги, ремни, фотоаппарат, киноаппарат, две байдарки, два велосипеда, два мотоцикла (подарок И.В. Сталина), автомашина „паккард“ (Сухомлинов А. За что сгноили сына отца народов. // Совершенно секретно, № 6, июнь 1998 г. — http://sovsekretno.ru/1998/06/6.html).

«В 1946–1947 годах Василий был командиром корпуса в Германии. Одна его дивизия стояла в Гроссенхайне, в 30 минутах езды от Дрезденской картинной галереи. Другой полк стоял под Потсдамом. Это резиденция прусских королей. Да при желании он мог столько культурных ценностей вывезти, что „друг Гельмут“ по сию пору искал бы формы обмена…» (Мухин Ю. Сын. // Дуэль, № 17–18 (366), 27 апреля 2004 г.). Это Юрий Мухин верно заметил. Он давно громит в своих книгах облаивающих отечественную историю журналистских шавок. Но, моськам моськино, а мы продолжим изучать трагическую жизнь сына вождя.

В декабре 1955 года в стандартную, в общем—то, тюрьму № 2 Управления МВД Владимирской области (тот самый печально знаменитый Владимирский централ) внезапно зачастили с проверками высокие чины — сначала местные, а затем и столичные. Комиссия за комиссией придирчиво рассматривала расположение тюремных корпусов и подсобных помещений, уточняла режим охраны.

Ситуация прояснилась незадолго до Нового года. Прибывший в тюрьму № 2 с очередной проверкой заместитель начальника следственного управления КГБ полковник Калистов решил, видимо, что «время пришло». И сообщил начальнику тюрьмы Козику, что комитету необходимо «пристроить» особо важного заключенного. В будущей камере столь знаменитого узника настелили дощатый пол, провели радио, поставили цветы (Рогожанская Э. Другие люди. Владимирский централ и его узники. // 19.10.2000. г. Владимир, ИД «Провинция», http://www.province.ru/).

Выслушав инструктаж, подполковник Козик понял — пришла большая «головная боль». Ибо для спецзэка требовалось ни много ни мало создать режим сибирских лагерей в центре средней полосы России. «Приобщать к труду» — то есть выводить на работы. Дать специальность. Прогуливать. И при этом ограничить его контакты с пятью—семью заключенными с большими сроками. На начальника тюрьмы возлагалась ответственность за сохранение инкогнито «железной маски» ХХ столетия среди служебного персонала.

Словом, требований было явно с перебором. Настолько, что начальник тюрьмы № 2 совершил поступок беспрецедентный: попытался отказаться от зэка. А в ответ услышал короткое: «Неубедительно».

В конце декабря Козик был вызван в Тюремный отдел МВД СССР. Здесь из уст полковника Евсенина впервые прозвучала фамилия «особо важного заключенного»: Сталин. Однако, как значилось в сопроводительных документах, в тюрьму доставили не Василия Иосифовича Сталина, а Васильева Василия Павловича. Так решили в Москве. Василий Сталин в тюрьме сидеть не должен.

По бумагам госбезопасности Василий Сталин проходил под кличкой Флигер. После ареста сначала содержался во внутренней тюрьме, а затем в тюремном госпитале. Светлана Аллилуева утверждает, что Никита Хрущев планировал перевод Флигера в правительственный санаторий «Барвиха». Тут явная дезинформация: либо Хрущев нагло врал (после смерти Сталина—старшего он уже никогда не планировал оставить Василия в покое), либо эту чушь придумала сама Светлана. 3 января 1956 года Василий помещается в тюрьму № 2 Управления МВД Владимирской области, как в принципе и планировал Хрущев.

Для сохранения инкогнито Василия Сталина, казалось, было сделано все. Однако первый «сюрприз» произошел того же 3 января 1956 г. Вмешался случай. Из госпиталя внутренней тюрьмы Флигера забрал «автозак» Управления КГБ по Владимирской области. Личное дело конвоирам выдали в запечатанном пакете, но при этом в попутном списке и справке по личному делу фамилия, имя и отчество были названы полностью.

Во Владимир «автозак» прибыл глубокой ночью. «Заинструктированного» подполковника Козика на месте, естественно, не оказалось. Конвоирам—гэбистам пришлось общаться с дежурным помощником начальника тюрьмы лейтенантом МВД Кузнецовым. Те, передавая Флигера, не могли, разумеется, не похвастать: гляди, мол, кого привезли.

«Товарищ Кузнецов, — оправдывался позже в спецсообщении Козик, — не зная, как поступить с ним, позвонил мне на квартиру, называя его настоящей фамилией. Таким образом, с первого момента прибытия в тюрьму части офицерского и надзирательного состава стало известно подлинное лицо этого заключенного».

…Постепенно ситуация устоялась. Вопрос фамилии Флигера был решен просто: заключенному была присвоена фамилия его последней (в то время) жены — Васильевой. Васильев Василий Павлович — так он стал значиться во всех официальных документах тюрьмы. Так вел и переписку с родственниками.

Тюремная биография «зэка Васильева» складывалась своеобразно. Первоначально он был помещен в камеру с двумя заключенными, «отсиживающими» по пресловутой 58–й — то есть по максимуму, как и требовал в свое время полковник Калистов.

Подполковник Козик констатирует: «Оба осуждены… на длительные сроки заключения, уже давно содержатся у нас в тюрьме, нами изучены, один из них наш источник». Все, кажется, нормально. Но опять осечка: экс—генерал «не сжился» (небезынтересная формулировка) с одним из сокамерников. Последнего пришлось перевести. С тех пор Флигер делил «комнату» лишь с одним человеком — тем самым «нашим источником». Почему Василий «не сжился» со вторым заключенным, объясняется просто — лишние уши и глаза могли впоследствии явится утечкой ценной информации, компрометирующей Хрущева и его окружение.

«Весной пятьдесят третьего меня вызвал начальник тюрьмы, — рассказывает бывший надзиратель Владимирской тюрьмы Степан С. — Задал несколько вопросов о здоровье, затем приступил к делу: „Москва дала шифровку. К нам высылают спецэтап из одного заключенного. В жизни не догадаешься, кого. Разжалованного генерала Василия Сталина!“ „Не может быть, — говорю. — И что с ним делать? Перевоспитывать?“ „В самую точку, — отвечает, — попал. Именно перевоспитывать. Но я их, в Москве, не понимаю. Они что, работать разучились? Есть же сотня проверенных способов. Тогда почему к нам?“

Он жестко проинструктировал, сделав упор на выполнении охраной двух обязательных требований. Ни одна душа не должна знать о его пребывании у нас. Ни одна написанная буква не должна попасть наружу.

Вскоре из «воронка» вывели человека в черной робе. Он, не глядя на тюремное начальство, быстро прошел за разводящим в корпус. Мы же молча разошлись, теряясь в догадках: нет ли тут какого «московского» подвоха?

Василий поразил нас дисциплинированностью, опрятностью. Он был абсолютно замкнут, все время о чем—то размышлял. Начальник постоянно напоминал: «Смотрите за кацо в оба. Наверняка он мысленно прорыл подземный ход до самого Тбилиси».

Как—то осенью я возвращал его в камеру с прогулки. Он замешкался и сказал комплимент: «Ты не похож на вертухая». А вскоре во время ночного дежурства я заглянул к нему в камеру через глазок и увидел, что сын Сталина стоит у самой двери.

«Если твои мозги на месте, парень, запомни, что скажу, — прошептал он громко. Я слушал. Любопытство победило страх: — Отца они угробили, — говорил Василий. — Мне обслуга кунцевской дачи рассказывала и ребята из охраны. Со дня убийства я был под „колпаком“. Через одного летуна в Московском округе пытался добраться до иностранцев, но тот меня заложил. Я точно знаю: новые вожди, эта титулованная шушера, меня ненавидят. Не простят, что знаю их подноготную, как они друг на друга доносы клепали…»

В этот момент по коридору пошел ночной патруль Я отскочил от двери. А через сутки меня перебросили на охрану объекта за пределами центральной зоны» (Грибанов С. Заложник времени).

16 января 1956 года в соответствии с рекомендациями КГБ стало днем начала трудовой деятельности Василия Сталина. С утра его впервые привели в механическую мастерскую тюрьмы. «Для изучения… специальностей металлиста, — отчитывался потом Козик, — к нему прикреплен высококвалифицированный (до ареста преподаватель ремесленного училища) заключенный из хозяйственной обслуги, наш источник».

Под его руководством Василий Сталин обучается работе на сверлильном, а позже и на токарном станке. И делает успехи. В том же 1956 году подполковник Козик фиксирует в документах систематическое перевыполнение плана: «Заключенному Васильеву зачтено в январе 18 рабочих дней, в феврале 45, в марте 52, а в апреле 56 рабочих дней». В 1960 году Василия Сталина увезли в Москву, и подполковник Козик распрощался с ним навсегда (Солдатенко Б. Как Сталину трудодни засчитывали. // Аргументы и факты, № 05 (1058), 31 января 2001 г.).

Бывший сотрудник А.С. Малинин, как дежурный дневной смены, общался с ним не однажды: «Хороший был человек, ничего плохого про него не скажешь. Режим выполнял. Никогда не жаловался. Содержали его получше, чем других, — полы в камере сделали деревянные, питание дали больничное — нездоровый был человек. Потом привлекли к работе в мастерских. Он стал хорошим токарем, план перевыполнял. Инструмент тогда трудно было достать, так по его просьбе жена (какая из трех — не припомню) привезла два неподъемных чемодана с резцами, фрезами. О себе Василий Сталин оставил добрую память. У нас раньше питание разносили по корпусам в бачках, а он сконструировал и изготовил особую тележку, на них и сегодня возят продукты» (Белоусова Т. Ремесло окаянное. Владимирский централ как зеркало российской жизни. // Совершенно секретно, апрель 2003 г.).

Тот же А.С. Малинин в разговоре с А. Сухомлиновым поделился и подробностями появления Василия Сталина в тюрьме: «Его привезли поздно ночью, я тогда был на дежурстве. Одет он был в летную кожаную куртку, худощавый такой, с усиками. Мы уже знали, что он будет числиться по тюремному делу как „Васильев Василий Павлович“. Это было согласовано с Москвой… Через месяц его перевели в третий корпус на третий этаж, в угловую камеру. Там он и отбывал весь срок — до осени 1959 года, когда его опять увезли в Лефортово. Официально от всех скрывали, что это сын Сталина, но почти все мы это знали и звали его просто Василий. Раза два он болел, нога у него сохла, с палочкой ходил, лежал в нашем лазарете. В тюрьме работать нельзя (только сидеть!), но для него, по его просьбе, сделали исключение и разрешили работать в нашей слесарной мастерской, так он инструменты из Москвы выписывал — чемоданами… Ничего плохого про него сказать не могу. Вел себя спокойно, корректно, и мы относились к нему так же. Помню, вызывает меня начальник тюрьмы: „У твоей жены сегодня день рождения, возьми и передай поздравления“. Дают мне корзину, а в ней 35 алых роз. Я сначала не понял, с чего это такая забота о моей жене. А потом выяснилось: 24 марта Василию исполнилось в тюрьме 35 лет, ему передали корзину цветов, а он в камеру их нести отказался. „Завянут быстро, — говорит, — без света. Отдайте кому—нибудь из женщин“. Жена моя до сих пор этот букет забыть не может. Таких цветов ей в жизни никто никогда не дарил» (Сухомлинов А. За что сгноили сына отца народов. // Совершенно секретно, № 6, июнь 1998 г. — http://sovsekretno.ru/1998/06/6.html).

Здоровье у вновь прибывшего узника оказалось неважным, передвигался он даже по камере со своей палочкой, жаловался на глаза и печень. И потому к нему часто приходила начальник тюремной медчасти Е.Н.Бутова. «Смотрю на него и гадаю, чей же это родственник, — рассказывала Елена Николаевна. — Нос курносый, глаза голубые, рыжий, усатый…» (Рогожанская Э. Другие люди. Владимирский централ и его узники. // 19.10.2000, г. Владимир, ИД «Провинция», http://www.province.ru/).

Читая эти строки, меня вот что поражает: даже здесь в тюрьме Василий и то оставил добрую память о себе, а приспособления, которые он изготовил, до сих пор служат людям. Как бы не оплевывали его имя, но дела намного больше могут сказать о человеке, чем слова, например, воспоминания сестры или размышления журналюг.

В донесениях начальника тюрьмы прорисовываются черты нормального приличного человека, хотя насчет здоровья начальник тюрьмы явно перегибает палку. Тюрьма есть тюрьма. У Василия начинает сохнуть нога, поврежденная во время взрыва снаряда на злополучной рыбалке весной 43–го:

«…Васильев ведет себя вежливо. Много читает, физически у нас значительно окреп… К заключенному Васильеву приезжает жена… им предоставляется личное свидание. В январе месяце к нему приезжала сестра». Это как раз зафиксировано то единственное свидание со Светланой, которая больше брата ни разу не навестила. Зато на свидание к Василию приезжали все три бывшие жены. И Галина Бурдонская, и Екатерина Тимошенко, и Капитолина Васильева. В своих трогательных и искренне нежных письмах тридцативосьмилетний Василий признается в любви Капитолине Васильевой. Из письма Василия Сталина Капитолине Васильевой, 22 апреля 1958 года: «Здравствуй, Капа! 27–го числа этого месяца исполняется ровно пять лет, как я не был дома…. Ты спрашиваешь: „Кто тебя навещает…“ У меня нет тайн от тебя. Я тебя действительно люблю! Сейчас не навещает ни одна, ни другая. Екатерина не навещает и не пишет, так как каждое навещание кончалось руганью из—за тебя. Я не скрывал от нее, да и ни от кого, свое к тебе отношение… Галина приезжала два раза с Надей. Одна не приезжала…» (Программа «Кремль, 9», Василий Сталин. Падение, эфир 27.08.2003).

Писал он и Михаилу Степаняну — единственному адъютанту, не сдавшему его на следствии: «Привет, Миша!.. К тебе просьба: сходить к Екатерине и помочь ей наладить телевизор. Жалуется, что плохо работает, а сейчас детские передачи и надо бы его подправить…».

Пишет он и бывшим соратникам отца. Узнав об опале Маленкова, пытается отделить его от Хрущева, обвиняя вместе с Берия во всех своих бедах. Он понимает, что решение об освобождении может принять лишь один человек — Никита Сергеевич Хрущев. Из письма Василия Сталина Никите Хрущеву, 10 апреля 1958 года: «Никита Сергеевич! Знаю, что надоел, но что же мне делать, но что же мне делать, Никита Сергеевич?! Хочется быть с Вами, помогать Вам! Хочется, чтобы Вы испытали меня в деле и поверили мне…. Но оглянешься… опять 4 стены, глазок и так далее. Берет злость, дикая злость…» (Программа «Кремль, 9», Василий Сталин. Падение, эфир 27.08.2003).

18 апреля 1958 года Василий Сталин, находясь под впечатлением речи Хрущева, переданной по радио, отправил ему из тюрьмы еще одно письмо, полное комплиментов, при этом он восхищался личной отвагой Никиты Сергеевича на фронте. Спустя год, обращаясь к тому же адресату, назвал членов так называемой антипартийной группы обманщиками, фарисеями, интриганами, карьеристами.

К 1958 году Василий Сталин превращается почти в инвалида. Здоровье его резко ухудшается, о чем Шелепин, шеф КГБ, докладывает Хрущеву. И тот, похоже, испугался. Смерть сына Сталина в тюрьме — это скандал. В результате Комитет госбезопасности получает команду готовить Василия к освобождению, впрочем, тянут до последнего. В 58–м Василия переводят в Москву, вновь в Лефортовский изолятор, а затем везут к Хрущеву. Забирал Василия из Лефортова начальник следственного отдела КГБ генерал—лейтенант Николай Чистяков, которого поразил внешний вид 40–летнего генерала. Василий был в ужасном состоянии. Реденькие рыжие волосы на голове, изможденное, больное лицо. Уже по дороге в Кремль ему сказали, что везут к Хрущеву. Заключенный Сталин не верил своим ушам и глазам.

Потом Шелепин рассказывал, что Василий в кабинете упал на колени и стал умолять его освободить. Хрущев был очень растроган, называл «милым Васенькой», спрашивал, «что они с тобой сделали?» Прослезился, а затем… еще целый год продержал Василия в Лефортово. На свободу тот вышел лишь по частной амнистии 11 января 1960 года, на год раньше срока. Разобиженный и обозленный, прямо из Лефортово Василий едет к первой жене — Галине Бурдонской. С Капитолиной Васильевой они поссорились в последний период заключения…. Дома его ждут дети Надя и Саша. Удивительно, но он предлагал Галине Бурдонской вновь создать семью! А она не приняла его… У нее была уже своя жизнь. Она успела устроить свою судьбу, вышла замуж. Александр Бурдонский вспоминает: «Мама сказала нам с сестрой: лучше к тигру в клетку, чем хоть день, хоть час с вашим отцом. И это при всем том сочувствии, что она испытывала к нему. Мама больше не хотела снова оказаться в той жизни, из которой ей удалось вырваться…» (http://jzl2.narod.ru/Stalin.htm).

Но это ли стало причиной отказа Бурдонской? Как известно, Галина в свое время чуть ли не добровольно отказалась от детей. У Капитолины Васильевой с Василием своих детей не было. Но именно Капитолине и пришлось воспитывать детей Галины Бурдонской и Василия Сталина. На вопрос, почему Василий Сталин отстранил от воспитания Саши и Наденьки их мать Г. Бурдонскую, Капитолина Василева все откровенно рассказала: «Для меня до сих пор это загадка. Если верить ему, то Галина вела „богемную жизнь“, ей было не до детей. Впервые я увидела Галю на Лубянке, когда хлопотала о каких то документах для детей. Сказала ей по—бабьи прямо, что если бы у меня уводили родных детей, то я на голом брюхе ползла бы за ними, чтобы не отдать. Я могла помочь ей воссоединиться с ее детьми, стоило только с Василием поговорить. Но, похоже, Галя осталась равнодушной к моим словам. Но мать есть мать. Пришло время, и дети расстались со мной безболезненно…» (http://www.tam.ru/sezik/vasya.html).

Тем не менее, по тем или иным причинам все три жены его оставили, хотя, надо им отдать должное, отношения не прерывали, всячески поддерживая опального генерала и отца их детей.

По решению ЦК после освобождения Василию Сталину была предоставлена трехкомнатная квартира на Фрунзенской набережной в Москве, право на ношение генеральской формы, пенсия, 30 тысяч рублей единовременного пособия и бесплатная путевка в санаторий в Кисловодск на 3 месяца. Кто—то скажет, 30 тысяч рублей — это целое состояние (хлеб стоил от 1,6 до 2,2 рубля, мясо от 9 до 11 рублей, водка 22–28 рублей), но, во—первых, это пособие единовременное, а сама пенсия составляла 150 рублей, а во—вторых, это пособие — своеобразная плата за молчание, эдакие тридцать сребреников, которые Василий так и не получил, так как молчать не собирался. Извинений за содержание в тюрьме естественно, тоже не последовало…

«Когда он вышел из тюрьмы — поехал лечиться, — рассказывала Капитолина Васильева. — Я не могла поехать. Он взял Надю. Дочку свою. Надя провела некоторое время и уехала. Потому что там вокруг него, знаете… Какие—то люди окружали. Способствовали… Не отдыхал, а чер—те что… Короче говоря, он пил там». (Программа «Кремль, 9», Василий Сталин. Падение, эфир 27.08.2003).

Действительно ли пил на отдыхе получивший долгожданную свободу Василий, тяжело сказать. Капитолина Васильева описывает как раз тот период времени, когда их отношения с Василием разладились окончательно. Даже если он и пил, то что в этом такого страшного, после восьми—то лет без грамма алкоголя во рту? Ее «чер—те что вместо отдыха» тоже вполне объяснимо: на юге столько красавиц отдыхает, что даже самого заядлого семьянина после столь длительного воздержания не то что налево потянет, а куда подалее. Естественно, все это дошло и до Капитолины, и до органов. Странно только, что Надежда, дочка Василия, единственный человек, поехавший с ним в Кисловодск, ничего подобного припомнить не может: «Семь лет, пока отец был в тюрьме, дни тянулись очень медленно. Как—то я сидела вечером одна дома, когда раздался телефонный звонок. Я подняла трубку. Знакомый голос сказал: „Дочка, это я — твой папа, я звоню с вокзала. Скоро буду“. Я так растерялась, что спросила: „Какой папа?“ Его ответ я запомнила дословно: „У тебя что, их много? Отец бывает только один“.

Через полчаса он приехал. С белым узелком и тростью в руках. На другой день он пошел оформлять документы. При выписке паспорта ему предложили принять другую фамилию. Он отказался. После этого его вызвал Шелепин. Разговор был долгий. Вернувшись от него, отец сказал, что он лучше будет жить без паспорта, чем с другой фамилией. Его поселили в гостинице «Пекин», а через некоторое время — на Фрунзенской набережной. Тогда же его смотрел профессор А.Н. Бакулев. Его вывод был такой — сердце в порядке, печень здорова, единственное, что вызывает опасение, так это болезнь ноги от длительного курения.

На свободе он пробыл всего два с половиной месяца. За это время мы побывали с ним в санатории. Он загорел, чувствовал себя хорошо. Как—то ему передали вина, мы с ним его отдали сестре—хозяйке. После отдыха его тянуло к работе. Он говорил мне, что хотел бы работать директором бассейна. Такая у него была мечта. Вообще он был очень добродушным человеком. После перевода в Лефортово ограниченность в передвижении отрицательно сказалась на нем и во многом подточила его здоровье» (Колесник А. Хроника жизни семьи Сталина. — Харьков, СП «Интербук», 1990. — Стр. 71–72).

Итак, дочь Надежда, которая в отличие от Капитолины Васильевой находилась рядом с отцом в поездке неотлучно, вспоминает, что «как—то ему передали вина, мы с ним его отдали сестре—хозяйке». Эти слова свидетельствуют о двух вещах: во—первых, контакт с алкоголем если был, то скорее носил случайный характер, и ни о каких «попойках, которые он устраивал на отдыхе регулярно», говорить не приходится, и, во—вторых, хронические алкоголики вино сестре—хозяйке не отдают.

После возвращения Василия из Кисловодска 9 апреля 1960 года состоялся его разговор с Ворошиловым. И разговор, надо сказать, более чем любопытный, больше напоминающий общение глухого с немым. Василий в течение, в принципе, небольшого разговора восемь раз просил работу! А Ворошилов требовал от него «исправиться».

«Ворошилов: Ну, рассказывай, Василий, как дела, как ты живешь?

Сталин: Плохо, Климент Ефремович. Работать надо, прошу помочь, иначе без работы пропаду…

Ворошилов: Конечно, тебе дадут работу, однако, прежде всего ты должен стать другим человеком. Ты еще молодой, а вон, какая у тебя лысина… Сталин: Вы во всем правы. Полностью с Вами согласен, мне надо исправляться, но для этого надо работать….

Ворошилов: К тебе потянулась всякая дрянь. Ты мог бы занять себя чем—нибудь полезным, читал бы хоть книги, писал бы что—нибудь… Какую ты хочешь работу…

Сталин: Любую. Тяжело сидеть без дела. Выпрашивать неудобно, какую дадут…

Ворошилов: Еще раз говорю тебе — немедленно брось водку.

Сталин: Не такой уж я отпетый пьяница… Пойду работать, и все встанет на свое место, исправлюсь…

Ворошилов: И надо, у тебя есть сила воли, исправляйся. А из твоих слов выходит, пока не работаешь, можно выпивать. Возьми себя в руки.

Сталин: Будет сделано, Климент Ефремович… Полностью согласен с Вашими словами, Климент Ефремович. Я убежден, что Вы меня любите и желаете только добра…

Ворошилов: Ты вышел из тюрьмы. Теперь ты на свободе, тебе помогают найти свое место в нашем обществе. Ты должен оценить это по достоинству. Повторяю, ты необъективен к своим поступкам. Ты должен об этом хорошо подумать. Имей в виду, в компании с тобой могут быть и провокаторы, и люди, подосланные нашими врагами. Сестра твоя ведет себя правильно, хорошо, к ней никто не придерется. Она считает тебя неплохим человеком. Она прямо говорит — во всем виновата проклятая водка. Повторяю, ты неправильно себя ведешь, за тебя душа болит. Наберись сил и возьми себя в руки.

Сталин: Спасибо, Климент Ефремович.

Ворошилов: Ты должен твердо заверить, что больше такие безобразия не повторятся. Ты даешь мне слово?

Сталин: Что говорить. Надо делать. Я докажу делом.

Ворошилов: Работа будет в зависимости от того, как будешь себя вести дальше. Если по—прежнему, то это не может быть терпимым.

Сталин: Первое и главное — надо работать.

Ворошилов: Прежде чем начать работать, надо покончить со всем тем, что тебе мешает жить и работать. Если ты не заверишь нас, что будешь вести себя хорошо, то работы не дадим».

Когда Ворошилов поставил Василию в пример сестру в первый раз, Василий сдержался, но когда Ворошилов снова о ней начал разговор, то Василий сорвался: «Дочь, которая отказалась от отца, мне не сестра. Я никогда не отказывался и не откажусь от отца. Ничего общего у меня с ней не будет».

Многие скажут, что напрасно он так сказал хрущевцам, уже отказавшимся от Иосифа Виссарионовича Сталина, но если бы он это не сказал, то не был бы Василием Сталиным.

Справедливости ради надо заметить, что просьба Василия о работе не была такой простой, как кажется. Кем должен работать Василий Сталин? Служить он уже не мог, а ничего другого делать не умел. Не отправлять же его токарем на завод! Докладная от Ворошилова к Хрущеву по кремлевскому коридору шла 20 дней, и потерявший терпение Василий делает роковой для себя шаг: 15 апреля он идет в китайское посольство и просит помощи в переезде в Китай, трудоустройстве и лечении там. И это в период резкого обострения отношений Китая с Советским Союзом. «Оценил» поступок Василия Президиум Верховного Совета СССР мгновенно: уже 16 апреля прежнее постановление о досрочном освобождении немедленно отменили. Сына Сталина предписывалось взять под стражу и лишить всех званий и льгот… Василий же после разговора с Ворошиловым о работе в надежде, что его вернут в авиацию, начал интересоваться делами ВВС, звонить бывшим своим сослуживцам. Об одном из этих разговоров рассказал А.Е. Боровых, в годы войны командир полка в подчинении у Василия, а в тот период командующий армией истребительной авиации войск ПВО страны, дважды Герой Советского Союза: «Звонок Василия застал меня в кабинете. Он подробно расспросил о сегодняшнем дне авиации, о людях, о задачах, о тех проблемах, которые решаем сегодня. Мы договорились встретиться. Я выехал. Но встреча не состоялась. По дороге Василий попал в аварию с представителем иностранного посольства, с которым он вдобавок и поскандалил» (Колесник А. Хроника жизни семьи Сталина. — Харьков, СП «Интербук», 1990. — Стр. 70).

Как утверждает Серго Берия в своей книге, во второй раз Василия Сталина отправили в тюрьму после автомобильной аварии в пьяном виде. «Знали ведь, что ему пить нельзя, но напоили, посадили за руль», — утверждает автор, но эта очередная «пьяная выходка» Василия — ложь (Берия С.Л. Мой отец — Лаврентий Берия. — М.: Современник, 1994. — Стр. 67). Василий Сталин в тот день был трезв. Серго Берия не мог знать подробностей, так как не был очевидцем тех событий. Их знала только дочь Надежда, сидевшая в машине с Василием, ехавшим по служебным делам. «Что касается утверждения о его аварии и заключения его после этого в Лефортовскую тюрьму, то, на наш взгляд, она была устроена. Все это было на моих глазах, когда мы ехали с отцом» (Колесник А. Хроника жизни семьи Сталина. — Харьков, СП «Интербук», 1990. — Стр. 70–72).

В результате уже 16 апреля 1960 года без всякого судебного решения Василия снова арестовывают за… «продолжение антисоветской деятельности», и он досиживает в Лефортово свой 8–летний срок заключения. Как свидетельствуют документы, «В.И. Сталин сколотил вокруг себя группу националистически настроенных грузин» (за три—то месяца?), чтобы потом на родине отца занять пост какого—нибудь партийного секретаря в целях подготовки государственного переворота… Это сейчас понятно, что подобное обвинение — бред, но тогда в ЦК КПСС решили реагировать адекватно и немедленно… Но и по истечении срока отбытия тюремного заключения 28 апреля 1961 года полную свободу Василий Иосифович Сталин так и не получил.

14 октября 1988 года после встречи с Надеждой Васильевной Сталиной Дмитрий Волкогонов рассказывал: «Безусловно, Василий — жертва обстоятельств. А. Н. Шелепин, посетивший его в тюрьме после получения очередного письма, был потрясен его видом, состоянием. После его доклада Никита Сергеевич приказал доставить Василия к нему. Через несколько дней его освободили. Но вот после случая с аварией вновь встал вопрос — что делать? Ясно было, что в тюрьме он погибнет. Остановились на варианте высылки в Казань…» (Колесник А. Хроника жизни семьи Сталина. — Харьков, СП «Интербук», 1990. — Стр. 73).

Смерть Василия Сталина в тюрьме в планы новой кремлевской верхушки не входила. Но это совсем не означает, что в эти же планы не вписывалась смерть как таковая, по естественным причинам, например, в той же Казани…

Так и буду сидеть я в тюрьме, и смотреть на луну.

Но не выть на луну, а смотреть на луну все без толку.

Словно волка меня загоняют в огне и в дыму,

Только волку тому самому впору зубы на полку.

Ну, а я убегу, не бывает набоб на бобах

И в далеких снегах отыщу по возможности суть и

Пусть меня стерегут, пусть осудят на страшных судах —

С Богом я не в ладах, а иные не праведны судьи…

(Александр Градский)

В Казани Василий Сталин появился 29 апреля 1961 года в сопровождении трех офицеров КГБ. В 11 часов утра его принял председатель КГБ Татарии В. Семичастный и сообщил об условиях содержания: однокомнатная квартира, пенсия в 150 рублей, запрет на выезд из города. В ссылке бывшему командующему военно—воздушными силами Московского военного округа надлежало отбыть долгих пять лет.

В первый же день один из жильцов дома по улице Гагарина — летчик—испытатель Каримов — узнал в соседе—новоселе Василия Сталина, под началом которого некогда служил. Слух о прибытии сына «кормчего нации» в Казань моментально разнесся по городу.

Этому в каком—то роде способствовало и то, что дом на Гагарина, 105 был заселен работниками казанского авиазавода, многие из которых, как, например, Анатолий Михайлович Исаев, были оповещены руководством завода о прибытии сына самого Сталина.

Анатолий Исаев — коренной москвич, родился на Больших Грузинах. Отец его работал на заводе Хруничева (бывшем «Юнкерсе»), так что уже первые детские воспоминания были связаны с авиацией. После окончания летного училища Исаев работал в Заполярье, потом в Сибири. Тогда его, командира экипажей Ил–12 и Ил–14, и приметили. Перевели сначала в Москву, где начал летать на реактивных самолетах, а затем в Казань, испытателем. Здесь весной 1961 года и произошла встреча, наложившая отпечаток на всю дальнейшую судьбу Анатолия Михайловича.

Как—то Исаева вызвал директор завода Петр Петрович Смирнов:

— Приезжает Василий Иосифович Сталин, подселим его к тебе, у тебя дом хороший. Он из тюрьмы только что вышел, у него ничего нет, помоги, если что понадобится.

Через несколько дней после этого разговора Исаев поздно вернулся с работы. Видит — в подъезде суета, таскают мебель. Как потом оказалось, из квартиры № 82 под Исаевым, на четвертом этаже, отселяли жившего там конструктора Соколова, освобождали квартиру для Сталина.

Поднявшись к себе, летчик вышел на балкон.

— Внизу во дворе наши ребята играли в домино. С ними сидел незнакомый человек, лысый, бледный, очень худой, в белой косоворотке, — рассказывает Анатолий Михайлович, — ребята меня окликнули: спускайся, мол. Я говорю: «Ладно, сейчас», — и пошел готовить себе ужин.

Через несколько минут — звонок в дверь. Василий Сталин сам пришел знакомиться…

Недели через две приехала к нему жена Маша с двумя маленькими девочками. Всей семьей, вчетвером, они жили в такой же квартирке, что у Исаева. Одна комната с небольшим углублением в стене, альковом, где стояла кровать, и кухня (Куликов А. Не стучите — дверь открыта. // Труд Беларусь, № 087, 15 мая 2003 г.).

Неделю спустя 7 апреля 1961 года В. Семичастный от своего московского шефа А. Шелепина получил краткую характеристику Василия, из которой следовало, что заключенный не исправился, считает руководство страны и партии убийцами своего отца И.В. Сталина, ведет себя вызывающе. Также согласно рекомендациям центра при выдаче нового паспорта Василию Сталину рекомендовано было сменить фамилию. Еще через неделю после обмена мнениями центр, чтобы «подопечный» не «рыпался», приставил к сыну вождя миловидного надзирателя.

Еще в 1960 году, когда Василий Иосифович пребывал в Московском институте им. Вишневского, за ним ухаживала медсестра Мария Нузберг. Это случилось как раз в то время, когда профессор Бакулев осматривал Василия и пришел к выводу, что, кроме отдыха в санатории, в каком—либо особом лечении его пациент не нуждается. Впоследствии, как мы знаем, Василия еще на год упекли в Лефортово, где здоровье Василия было все—таки подорвано. Несмотря на год разлуки с Василием Иосифовичем, Мария Нузберг отправилась с ним в казанскую ссылку. Мария Игнатьевна в девичестве была Шевергиной. Родилась она в 1932 году в селе Мазеповка Курской области. Училась на курсах медсестер в Рыльске и после переезда семьи в Подмосковье работала по специальности в той больнице, куда поместили генерал—лейтенанта Сталина.

Василий Сталин, его новая «помощница» и двое ее дочерей Людмила и Татьяна поселились в предоставленной им однокомнатной квартирке в неприметном доме на улице Гагарина, 105.

Это официально зафиксированные события. В их достоверности мало кто сомневается, так как жизнь опального генерала была на виду. Но именно эта открытость и породила массу слухов, самых невероятных и противоречащих друг другу. Все дальнейшие описания последних дней Василия Сталина настолько запутаны, что то и дело приходится обращаться к документам КГБ по делу № 1588 (в котором беспорядочно собран «материал» в основном в виде докладных записок «шестерок»). Но даже сейчас, спустя более сорока лет после смерти Василия, это дело не рассекречено полностью. Придана огласке незначительная часть сведений. Это вносит еще больший хаос в и без того запутанный клубок событий, повлекший за собой гибель сына «отца народов».

Читая произведения разных авторов о жизни Василия Иосифовича Сталина, невольно наталкиваешься на вопросы: что же происходило в эти последние месяцы жизни Василия? Почему и отчего он все—таки умер? Очень подробно описаны детские годы Василия, авиашкола, война, командование округом, тюрьма, но ни одна из книг или газетных статей не дает четкий ответ на вопрос: что же происходило с Василием в казанской ссылке? Все довольствуются короткой строкой с датой смерти, предположениями о ее причине и бессвязными на первый взгляд воспоминаниями жен и детей Василия. Никто даже не попытался восстановить хронологию, которая проливает свет на события последних месяцев жизни Василия Сталина. А выводы, к которым можно прийти, сделав это, более чем интересны…

Итак, первые две недели пребывания в Казани были ознаменованы двумя событиями в жизни Сталина—младшего, которые чуть ли не день в день совпали по датам, что не случайно. Первое событие — это приезд Нузберг, который повлек за собой событие второе, а именно реакцию Василия на появление медсестры: он отправил Хрущеву письмо, в котором в горьких выражениях жаловался на «беззаконие и бесстыдство». По словам Василия, его просто «хотят заклевать». Хрущев на жалобу не прореагировал. Ведь кроме писем Василия, на стол руководителя Советского государства ложились стенограммы других откровений ссыльного: «Кто такой Никита? Он был секретарем партбюро в академии, и там мать моя училась. Она его привела в дом. Отец его — трах — секретарем райкома партии назначил. Трах — вторым секретарем МК. Трах — и он уже первый секретарь МК и секретарь ЦК…» В целом Василий верно описывал карьеру советского лидера, но тем больше оснований имел Хрущев быть им недовольным. Отсюда и это зловещее молчание. Знал ли опальный генерал авиации, что за ним следят и подслушивают? Безусловно. Только терять ему уже было нечего. За его спиной осталась блистательная карьера, война, убийство отца, тюрьма, и вот теперь в ссылке, чем он рисковал? Зыбкой надеждой, которой его дразнил «дядя Никита»? Работой, которой у него не было? Семьей, которую он только планировал создать? Что мог противопоставить Хрущев словам человека, все еще носившего грозную фамилию Сталин, которую, несмотря на XX съезд КПСС, все—таки уважали в народе.

Среди документов казанского КГБ была найдена докладная записка от 13 июня 1961 года. Председатель местного КГБ доносил по инстанции: «Поведение „Флигера“ после прибытия в Казань показывает, что он, вопреки предупреждению, стремится как можно шире распространить в городе слух о себе. Почти каждому, кто с ним сталкивается (соседи по дому, водители такси, почтальоны), он подробно, порой не дожидаясь вопросов со стороны собеседников, рассказывает о своей биографии, мотивах ареста в 1953 году, пребывании в заключении, обстоятельствах, при которых оказался в Казани. При этом во многих случаях „Флигер“ старается пояснить, что его арест связан с тем, что он не хочет отрицательно отзываться об отце, а „прячут“ его потому, что он „слишком много знает“. Он говорил правду. Его действительно именно из—за этого и упекли сначала в тюрьму, а потом отправили в ссылку, не найдя иного предлога, как злоупотребление служебным положением. Поэтому он совершенно открыто делился с окружающими мыслью о том, что стоит ему шепнуть и за него „пол—Грузии встанет“. Докладную записку „шестерки“, шпионившего за Василием, вообще рассматривать как серьезный документ не следует (но приходится за неимением других). Казань — огромный город. Что означает фраза „стремится как можно шире распространить в городе слух о себе“? Не на фонарях же афиши о своем прибытии вешает. Круг общения обычен для любого нормального человека — соседи по дому, водители такси, почтальоны. Думаю, не столько сам Сталин, сколько любопытствующие граждане, узнав, кто он такой, разносили по городу слухи. А Василий просто делился подробностями жизни. Для провинциальной тогда Казани появление Сталина было действительно событием.

У соседа, жившего этажом ниже, Анатолия Исаева была машина «Победа», иногда он одалживал ее Василию, который водил автомобиль лихо. Бывало, сам по просьбе Сталина возил его в город.

Как—то Василий попросил съездить с ним в самый большой комиссионный магазин. На стол приемщика он выставил две коробки. Из одной достал подставку с закрепленным на ней шаром, выточенным из слоновой кости. Как объяснил Сталин приемщику, внутри сувенира еще 360 шаров. В другой коробке оказалась искусно сделанная восточная лодка с тремя парусами. Через увеличительное стекло можно было даже разглядеть выражение лица каждого из матросов, хотя фигурки были величиной всего в пару сантиметров. Приемщик комиссионки сказал, что не может взять эти вещи — они, мол, очень дорого стоят.

— Это были подарки Василию Сталину, как он сам рассказал, от Мао Цзэдуна, а продавцов, видимо, проинструктировали, чтобы они у него ничего не покупали, — говорит Исаев.

Скорее всего, эти сувениры и были единственными ценными вещами, оставшимися у сына Сталина. Вообще же Василий легко готов был отдать последнее. Однажды Исаев увидел на одном из рабочих завода американский летный комбинезон, который принадлежал Василию Иосифовичу.

— Я его пристыдил, небось, говорю, выменял на бутылку вина. Парень внял моим наставлениям и комбинезон Сталину вернул. Пил сосед, конечно, постоянно, но не так, как об этом иногда рассказывают, — говорит Анатолий Михайлович, — и в настоящем запое я его не видел.

В том, как плотно «опекали» Василия Сталина в Казани представители «органов», летчику—испытателю Исаеву пришлось убедиться лично. Сначала его отчитали за то, что он давал Василию свою машину. А однажды как—то прямо в перерыве между полетами вызвали к телефону.

— Ждем вас сегодня на Черном озере, — заявил ему какой—то тип, не представившись.

На Черном озере, в элитном районе Казани, находился особняк управления госбезопасности. Комитетчик, который звонил по телефону, встретил летчика на лестнице и провел к себе в кабинет. Для начала небрежно сообщил: мы все про тебя знаем.

— Сказал он это и подвигает мне пачку папирос, закуривай, мол, — волнуясь, вспоминает тот давний разговор Анатолий Михайлович. — Меня злость взяла. Да ни черта вы про меня не знаете, говорю, даже то, что я не курю. — «Ну, хорошо», — говорит комитетчик и начинает объяснять, зачем вызвал. Им нужно было, чтобы я раз в месяц приносил отчет — что делал Сталин, с кем встречался, о чем разговаривал.

Нет, говорю, делать этого я не буду. И встаю, чтобы уйти. А он заявляет: «Куда собрался? Теперь здесь останешься». Но я—то цену себе знал. Сверхзвуковые самолеты испытывали в то время всего двое летчиков — я и Борис Машковцев. О каждом полете докладывали министру. Так что я понимал: задержать не посмеют.

Только тогда комитетчик подмахнул пропуск и бросил через стол, но когда я уходил, прошипел:

— Ты еще пожалеешь…

Анатолий Исаев после смерти Василия Сталина, с которым на короткий срок свела его судьба, проработал летчиком—испытателем еще пятнадцать лет. Не раз за это время рисковал жизнью.

Поначалу Анатолий Михайлович недоумевал, почему его все время обходят в наградах и званиях. Многое стало понятно, когда захотел перевестись на работу в Москву. Легендарная Валентина Гризодубова только руками развела и объяснила Исаеву, что его кандидатуру не утвердили… в органах (Куликов А. Не стучите — дверь открыта. // Труд Беларусь, № 087, 15 мая 2003 г.).

Сжимавшееся вокруг Василия кольцо почувствовали не только соседи, но и он сам. Лето прошло более или менее спокойно для опального генерала, но это было затишье перед бурей. Если Анатолий Михайлович Исаев отделался только неприятными минутами общения с комитетчиками и не согласился стать стукачом, что, в конечном счете, отразилось не самым лучшим образом на его карьере, то, просеивая круг новых знакомых Василия Сталина, работники КГБ все—таки выискали тех, кого сумели «уговорить» сотрудничать с «органами». В итоге нелицеприятные слова Василия в адрес «дяди Никиты» и остальных «дядей», а также прочих «родственников» все же были услышаны и наверняка был дан ход делу по устранению строптивого ссыльного. Василий подписал себе приговор. И, конечно же, устранение его должно было пройти незаметно. Ну, умер своей смертью человек: что поделаешь, 42 года — это, братцы, возраст, кроме того, алкоголик, болен таким количеством болезней, что на троих бы хватило. В общем, причин для смерти было более чем достаточно. Одна беда — умирать Василий Сталин в ближайшее время и не планировал! Зато его смерть уже была спланирована «наверху» и от этого факта никуда не денешься, как и оттого, что Василий действительно слишком много знал. Он уже не командовал дивизией, не жил в Москве, круг людей, с которыми он общался, был ограничен, но он являлся носителем информации, смертоносной для режима Хрущева, а с этим лидер СССР не мог мириться. И роковую роль должна была сыграть, естественно, женщина…

Стоп! Именно с этого периода у всех без исключения исследователей жизни Василия Сталина в Казани наблюдается какой—то информационный вакуум. Здесь у музы истории Клио, видимо, случился приступ ретроградной амнезии. Однако КГБ не был бы КГБ, если не привел эту болезненную даму в чувство и не оставил на ее теле следов своего общения с ней в виде дела № 1588, заведенного на Василия Сталина.

Хронологию событий, которая приведена выше, я составлял, опираясь на информацию профессора Казанского университета Алексея Литвина. Именно он одним из первых ознакомился с «делом Флигера» № 1588 из архивов ФСБ.

По данным профессора Литвина, ордер на квартиру (это серьезный документ, прошу запомнить этот ордер. — Авт.) был оформлен не на ее фактического хозяина В.И. Сталина, а… на медсестру Нузберг, которая на тот момент не являлась его женой (Самоделова С. Культ без личности. // Московский комсомолец, 21 марта 2003 г.).

Итак, «миловидная» Мария Нузберг ухаживает за Василием после Владимирского централа. Выполняет несложные обязанности медсестры. В больнице Василий Сталин пробыл недолго и после медицинского заключения об удовлетворительном состоянии здоровья выписывается. Общение с Нузберг должно было перерасти максимум в безобидное увлечение. Тем более что после больницы Василий пытался наладить жизнь с Галиной Бурдонской. Если предположить, что Сталин—младший влюбился в Марию Нузберг, то с Галиной отношения возобновлять бы не стал. То есть о серьезных чувствах к тридцатилетней медсестре со стороны Василия в 1960 году говорить не приходится. На развитие каких—либо отношений вообще у него было слишком мало времени. Если вычеркнуть пребывание в больнице и поездку в Кисловодск, то между тюремными заключениями во Владимирском централе и Лефортово свободными для развития романа с Нузберг оставалось каких—то двадцать—тридцать дней. Если допустить, что Мария Игнатьевна посещала Василия в Лефортово в 1960–1961 годах уже не в качестве медсестры, а влюбленной женщины, то и здесь время их общения было ограничено уставом тюрьмы. Их свидания не могли быть часты и продолжительны (не более одного часа в две недели). Тем более не приходится говорить о каких—либо более серьезных отношениях. И вот здесь рождается первая загадка: по одной из версий, выпущенный из тюрьмы 28 апреля 1961 года Василий Сталин появляется в Казани 29 апреля (на следующий день после освобождения) уже с Марией Игнатьевной Нузберг. Стало быть, она должна была встречать Василия Сталина уже сидя на чемоданах. Причем с билетом на поезд до Казани. Откуда она узнала, куда ссылают Василия и каковы дальнейшие планы опального генерала? Этот вариант развития событий неточен. По воспоминаниям Анатолия Исаева, Нузберг прибыла в Казань через две недели. Но ордер на квартиру выписан был задолго до ее переезда в Казань. В квартире, которую вынужден был покинуть инженер Соколов, поселился Сталин. Причем жил он две недели по сути без прописки на чужой жилплощади, а основной квартиросъемщик (Нузберг) въехала в нее только через полмесяца. Странно, не правда ли? Но это еще не все. Именно через две недели Василий Сталин и отправил свое письмо Хрущеву, в котором жаловался на «беззаконие и бесстыдство» и утверждал, что его «хотят заклевать». Кто? Соседи? Нет, по словам Каримова и Исаева у них были прекрасные дружеские отношения с Василием. КГБ? Караул у дверей не стоял, агенты в магазин не сопровождали. Вот и выходит, что две недели опальный генерал жил нормальной жизнью, радуясь, что освободился от непосредственной «опеки» КГБ, как вдруг появляется Нузберг, и все его надежды на спокойную жизнь летят в тартарары. Вот Василий в отчаянье и написал Хрущеву письмо, больше похожее на жалобу арестанта на надзирателя. Василий прекрасно сознает, что Нузберг в квартире, где он живет, будет шантажировать своего невольного сожителя, человека без паспорта, прописки и работы.

Еще одна загадка: с верностью, достойной лучших традиций декабристских жен, Мария (провинциалка, пробившаяся в столицу) бросает все: работу в одной из престижнейших больниц Москвы (клинка Бакулева), плюет на столичные перспективы и с легкостью устремляется за бывшим генерал—лейтенантом авиации, чье будущее в чужом далеком городе более чем смутно. Честно говоря, меня это поведение удивило, если не сказать насторожило. Объяснения тут может быть два: либо безумнейшая любовь, сродни той, что показывают в сериалах, либо расчет. Мне с трудом верится в мгновенно вспыхнувшее чувство тридцатилетней женщины к зэку, чья фамилия после ХХ съезда КПСС поносится на каждом шагу. С той же легкостью Мария Игнатьевна решает судьбу своих детей — двух дочек—школьниц, которые (о, заветная мечта провинциалов) учатся в столичной школе и имеют все шансы стать столичными жителями. Тридцать лет — возраст для женщины вполне сознательный, когда, кроме собственных чувств, приходится обращать внимание на перспективы своих детей. Бытовой расчет на какое—то положение в обществе, власть или хорошую жизнь за счет мужа—генерала (то, чего у Василия Сталина уже быть не могло) тоже не может служить мотивом для столь спонтанного и странного решения, как добровольная поездка в Казань. В конце концов, в ссылку, а не на курорт собралась Мария Игнатьевна. Остается другой расчет, только не Нузберг, а тех, кто ей помог с поездкой…

Светлана Аллилуева спустя годы откровенно расскажет о ней: «О том, что она была платным агентом КГБ, знали (и предупреждали меня) в Институте Вишневского, где она работала, и где Василий лежал некоторое время на обследовании. Он был тогда только что освобожден Хрущевым из тюрьмы и болел язвой желудка, сужением сосудов ног и полным истощением. Там его и „обворожила“ эта женщина, последовавшая затем за ним в Казань, где она незаконно вступила с ним в брак. Незаконно, так как мой брат не был разведен еще с первой своей женой…» (Последняя любовь Василия Сталина. // газета «Очная ставка», 2001 г.).

Это же подтверждает и Капитолина Георгиевна Васильева: «Я была у Светы (Аллилуевой. — Авт.). Вдруг звонит ей академик Вишневский и говорит: «Светлана Иосифовна, будьте осторожны — медсестра Нузберг из КГБ». (Рыков С. Василий младший: сын отца народов. Интервью с Капитолиной Васильевой. — http://www.tam.ru/sezik/vasya.html)

Обе женщины являются свидетелями звонка профессора, который уж свой—то персонал точно знал в лицо. Как и в любом небольшом коллективе, каждый сотрудник прекрасно осведомлен, кто чем дышит, и наверняка обо всем и обо всех знает руководитель. Вишневский владел точной информацией и предупредил сестру своего пациента о слежке со стороны КГБ. Могли ли предупредить самого Василия о связях его медсестры с органами? Конечно. Если сам Вишневский не сделал этого, то уж Капитолина, которая присутствовала при разговоре профессора со Светланой Аллилуевой, наверняка приложила все усилия, чтобы предупредить Василия. Несмотря на то, что отношения между Капитолиной и Василием начали разлаживаться, а свою сестру Светлану он вообще не хотел видеть, вряд ли это могло стать поводом для замалчивания столь серьезного факта.

Современные журналисты в большинстве своем начисто отвергают версию, согласно которой Мария Игнатьевна Нузберг была агентом КГБ, но никакая другая версия не может объяснить ни молниеносного развития отношений между Сталиным и Нузберг, которые еще год назад даже знакомы не были, ни совместного появления в Казани, ни последующих событий, приведших к смерти сына вождя. Косвенно эта версия подтверждается и тем, что руководство Кремля не могло после «китайского похода» Василия Сталина (посещение посольства КНР) допустить повторения подобного инцидента. Для этого кто—то должен был находиться рядом с Василием неотлучно. Учитывая болезнь ног Василия Сталина, он также нуждался и в медицинском уходе. Мария Нузберг с образованием медсестры подходила для этой роли как нельзя лучше. Кроме того, по какой—то загадочной причине ордер на квартиру выдан был именно на Нузберг, а Василий Сталин просто прописан на ее жилплощади. Уж не для того, чтобы связать по рукам и ногам бывшего командующего московским небом? В случае если бы он решил изменить свою судьбу и покинуть новое место жительства в Казани, ему и податься было бы некуда. Может быть, именно в этом кроются истинные мотивы его желания жениться на «верной» медсестре? Став мужем Нузберг, Василий имел бы право при разводе на раздел имущества и обмен квартиры на две отдельных. Так что, как это ни парадоксально, женитьба становилась едва ли не единственной дорогой к свободе.

Хочу оговориться сразу, чтобы не обижать ныне здравствующих родственников Василия Иосифовича и Марии Игнатьевны, что это только версия. Я готов рассмотреть любое другое объяснение приведенным выше фактам. Пока я его не нахожу.

Что же происходит дальше. «В сентябре медсестра Мария Нузберг поехала в Москву, чтобы сделать аборт. Василий, страдающий от отсутствия рядом родных детей и, видимо, не одобряющий поступка новой жены, тут же, скорее в отместку, чем от иных чувств, завел скоротечный роман с другой Марией, двадцатилетней студенткой ветеринарного института. Сотрудники КГБ фиксировали на магнитную пленку каждый вздох в квартире на улице Гагарина». (Самоделова С. Культ без личности. // Московский комсомолец, 21 марта 2003 г.).

С местом под солнцем М.И. Нузберг вроде бы все ясно. Но и в отношениях Василия и медсестры не все так просто. Из документов видно, что он действительно искренне верил в будущее своей новой семьи и, что вполне естественно для мужчины, покинувшего места лишения свободы, был не особо переборчив в общении с женщинами. Хотя, если копнуть глубже и рассматривать их отношения со стороны, то опять же придется наблюдать слишком много странностей. Взять хотя бы промежутки времени, проведенного вместе. С мая по сентябрь, то есть первые четыре месяца, «возлюбленные» вели себя как неразлучная пара, пока Марии Игнатьевне не пришлось уехать в Москву, чтобы избавиться от плодов своей любви. Там она провела… тоже четыре месяца! Вообще—то довольно долгая разлука с изголодавшимся по женской ласке «женихом». Да и «невесте» для аборта не обязательно было ехать в столицу. Неужели в Казани не нашлось опытного гинеколога для решения ее женских проблем? К тому же Нузберг была медсестрой. В медицинских кругах принято помогать друг другу. Соглашаясь с тем, что в Москве врачи возможно и лучше, тем не менее не могу понять одного — неужели для такой, в общем—то, несложной операции, как аборт, понадобилась целая осень? Сомневаюсь.

А зачем вообще Нузберг сделала аборт? Ребенок — это плод любви, тем более, что должен был родиться внук еще недавнего вождя. Кроме того, ничто не привязывает мужчину к женщине так, как ребенок. Несмотря на все это Мария Игнатьевна решает избавиться от него.

Исходя из этих рассуждений, невольно приходишь к мысли, что аборт (возможно мнимый) стал только поводом для отъезда Марии Нузберг. Должно было произойти нечто более серьезное, что заставило Марию Игнатьевну переносить столь долгую разлуку с любимым. А если вспомнить детали ее возвращения в Казань, то игра в «идеальную парочку» не выдерживает никакой критики. Тут невольно приходят в голову слова из первого письма из ссылки, написанного Василием Сталиным Хрущеву про «беззаконие и бесстыдство». Анализируя ситуацию, невольно рождается ответ на вопрос кто «хотел заклевать» Василия Сталина? А вот зачем добивать и без того загнанного в угол человека, придется разобраться.

Без паспорта, без работы, проживая в квартире, которая даже оформлена не на него, Василий затевает игру с властью и пытается вернуть хотя бы осколки свободы, которую он потерял. И Мария Нузберг — единственный ключ к решению всех проблем. Василий объявляет, что собирается на ней жениться и удочерить ее детей. Для КГБ это неожиданный поворот событий. В комитете еще не поняли, какую карту собирается разыграть опальный сын умершего вождя, поэтому идут ему на встречу. А Василий торопит со сроками, подгоняет, торгуется. Ради свободы он готов переступить через себя и сменить фамилию. Сначала все идет по его, Василия, плану, но на Новый, 1961 год совершает ошибку, ставшую для него роковой…

Чтобы понять события лета 1961 года, происходившие в новом окружении Василия Сталина, надо учесть несколько обстоятельств. Первое: он наверняка знал, что Мария Нузберг из КГБ; второе: следует принимать во внимание резкий характер Василия; третье, и самое, пожалуй, главное: летом еще не идет речь о его свадьбе с Нузберг, то есть Василий пока только ищет выход из создавшегося положения. За ним следят везде: дома и на улице, в общественных местах. Агентура для слежки разрослась так, что полбюджета казанского КГБ уходит на их содержание. Агент внедрен даже в самое близкое окружение. Но, несмотря на нелицеприятные высказывания в адрес Хрущева, Василий, в общем—то, безобидный узник: друзья его покинули, невеста — свой человек. Одним словом, полнейший контроль. Марии Игнатьевне, привыкшей к столице, естественно тяжело жить в казанской глубинке, да еще с взбалмошным Василием Иосифовичем, поэтому, не видя никакой угрозы со стороны опального генерала, Комитет госбезопасности разрешает ей покинуть Сталина. В документах поводом для поездки Нузберг в Москву выступает аборт. Но так и хочется задать вопрос: «А был ли мальчик?» Одним словом, «возлюбленные» наконец—то вздохнули друг от друга и… вспомнили о настоящих чувствах.

Пока его новая пассия из КГБ «делала аборт», Василий встретил девушку, оказавшуюся не просто более преданным другом, но и настоящим борцом за справедливость. Речь идет о Марише — последней любви Василия Сталина. Двадцатилетняя студентка ветеринарного института стала для опального генерала последней отрадой и утешением. Ну, а сотрудники КГБ, естественно, ревностно выполняя свою тяжелую работу, фиксировали на магнитную пленку каждый вздох в квартире на улице Гагарина…

Разыскала Маришу, сейчас научного сотрудника одного из казанских вузов Марию Николаевну, казанский журналист и писатель Майя Валеева. Мария Николаевна рассказала о последних месяцах жизни Василия. Фамилии своей Мария Николаевна просила не называть, что вполне объяснимо. А вот свидетельства ее о гибели Василия более чем ценны.

Жизнь самого Василия наконец—то после серых застенков тюрьмы и «серьезных» отношений с «любимой» медсестрой заиграла всеми цветами радуги. Хотя он ни на миг не забывал, кто он, где находится и за что упрятан. Вот что вспоминает Мария Николаевна: «Материально мы жили очень скромно. Василий получал пенсию 300 рублей, из которых 150 отсылал первой жене. И еще мой оклад. Вставал он всегда очень рано, шел на кухню, готовил завтрак. Из дома никуда не выходил, только пенсию получать ездил в КГБ на Черное озеро, да и то всегда вместе со мной. Его ни на миг не покидало предчувствие, что его заберут…» (Майя Валеева, «Эхо» — независимая газета, 1992. Израиль.)

Так и хочется порадоваться за человека, который за время написания книги стал для меня родным, но последняя фраза, как ложка дегтя в бочке меда. Василий начинал опасаться, что его заберут просто за то, что он попробовал быть счастливым. Или ему мерещилась тень Нузберг? Судя по словам Мариши, знакомство с Василием произошло сразу после его переезда в Казань. «Думаю, что моя встреча с Василием Сталиным не была случайностью, — вспоминала она спустя годы. — Оба моих дяди были летчиками и служили под началом Василия… Когда я услышала от дяди о его приезде, я позвонила ему, представилась… Он обрадовался и тут же пригласил меня в гости…» (Майя Валеева, «Эхо» — независимая газета, 1992. Израиль.)

Но по—настоящему чувства расцвели только после отъезда тезки—соперницы, которая ни по возрасту, ни отношением к Василию конкурировать с двадцатилетней красавицей Маришей не могла.

А ведь опасения Василия могли бы и не оправдаться. Судя по столь долгому отсутствию, Нузберг возвращаться в Казань не спешила, Василию, в целом, обижаться на судьбу тоже нечего — его медсестра исчезла, рядом молодая, красивая, полная сил и энергии девушка. Однако было одно «но»… Василий Сталин пока что оставался тем же бесправным заключенным без документов и прописки. При желании он даже отношения с Маришей узаконить не мог, как не мог их узаконить и с Нузберг. С желанием жениться на Нузберг, которое родилось, судя по документам, в отсутствие самой Марии Игнатьевны, произошла тоже интересная история.

Решив покончить со своим статусом узника, при очередном свидании с шефом КГБ Василий резко меняет свое поведение. В деле под номером 1588 доктор исторических наук Алексей Литвин обнаружил протокол беседы Василия Сталина с председателем КГБ Татарии от 7 октября 1961 года. Василий просил разрешения оформить ему брак с Марией Шевергиной (Нузберг) и устроиться на работу комендантом аэродрома авиационного завода. Председатель, в свою очередь, предложил сменить Василию фамилию Сталин на подлинную фамилию отца или матери и получить паспорт вместо имеющейся у него на руках справки об освобождении из заключения. Неожиданно Василий согласился, правда, при условии, что ему вернут смехотворную сумму — 30 тысяч рублей компенсации за отнятую подмосковную дачу. Естественно, Василий, уже разработавший план получения свободы путем женитьбы на Нузберг, передает «невесте» весь разговор.

Через несколько часов она вмешивается в это дело. Мария Игнатьевна позвонила и сообщила о повышении ставки: по ее словам, за смену фамилии Василий требовал возвращения в Москву, возврата квартиры, машины и увеличения пенсии.

Власти вступили в торг. 27 октября Василий согласился получить паспорт на фамилию Джугашвили, с тем, чтобы к 7 ноября, празднику Октябрьской революции, зарегистрировать свой брак с Шевергиной и узаконить отношения с ее детьми. В связи с этим он просил предоставить ему в Казани трехкомнатную квартиру и доставить из Москвы машину и вещи.

Это следовало согласовать с московским руководством. 30 октября из Казани на имя главы КГБ Александра Шелепина отправилась докладная записка. Ответ датирован 17 ноября. В Москве вяло торговались: жилплощадь может быть расширена до 2–комнатной квартиры, вещи могут быть возвращены, вместо машины возможна компенсация.

Мария Нузберг ухватилась за идею будущего мужа еще и вот почему. Те, кто помнит советские времена, должны помнить и очереди на квартиры, растянутые на годы, а то и десятилетия. Получить вот так сразу, без долгого ожидания квартиру — не просто большая удача. Для этого нужна мохнатая лапа наверху или… нужно состоять в органах, а уж заговорить о расширении этой жилплощади через полгода после ее получения можно только при исключительных обстоятельствах. Даже если ты являешься агентом спецслужб. Обстоятельства такие сложились: последний Сталин меняет фамилию. Ради такого события стоит поторговаться. Но из этой затеи Марии Нузберг и Василия Сталина так ничего и не выйдет. Прислав одобрительный ответ в середине ноября, Москва аж до самого Нового, 1962 года и пальцем не пошевелила для реализации обещанного.

31 октября 1961 года Василий Сталин узнает о выносе из Мавзолея тела отца. Тогда же, узнав о приезде в Казань футбольной команды ЦСКА, он проявил большое желание встретиться со спортсменами команды, многих из которых он знал, но встреча эта так и не состоялась. Статус Василия не изменился, неоправданные жертвы, на которые он готов был пойти, Кремль не оценил. А может, как обычно слишком долго думал. Тогда доведенный до отчаянья опальный генерал, которому осточертела эта канитель, решил идти ва—банк.

Мария Николаевна вспоминает, как Васико (так ласково она его называла) послал ее однажды в Москву к своей тетке Анне Сергеевне. Он верил, что она поможет ему избавиться от преследований КГБ, вызволит из ссылки. Мариша отправилась в столицу — искать правду. Поехала она вместе со своей мамой, пришла в «дом на набережной», где жила тетка любимого Васико — Анна Сергеевна Аллилуева, и передала ей все его просьбы.

Анна Сергеевна сказала, что помочь в этом деле сможет только один человек — Ворошилов. Тот самый, который в ответ на просьбы Василия о работе уговаривал его бросить пить.

И вот просители от сына Иосифа Сталина у его «боевого друга» Клима Ворошилова. «Он встретил нас, старенький, потухший, испуганный. Выслушал и сказал: „Я все понимаю, но ничем не могу помочь, я ничего не решаю…“ (Майя Валеева, „Эхо“ — независимая газета, 1992. Израиль.)

Само звучание фамилии Сталин резало слух, возбуждало страх, являлось причиной дискомфорта власть имущих, еще недавно преданных вождю чиновников и руководителей страны. Моральная травля и добивание «подранка» (именно так между собой именовали Василия в Кремле) началось сразу же по прибытии Василия в Казань. В ход были пущены все методы: от подкупа до угроз. В то же время Василий активно пытался бороться за свою фамилию. В первых числах января 1962 года, как раз, когда Мариша согласно его плану должна была встретиться с Хрущевым, он направил заявление в ЦК КПСС: «… в течение более полугода паспорт, военный билет, пенсионную книжку и другие документы на новую фамилию Джугашвили не выдают. В сложной обстановке вынужден ставить этот вопрос перед вами… вполне мог бы жить и работать под той старой фамилией, под которой прожил и проработал 40 лет — Сталин. Прошу понять меня правильно. Прошу вашего вмешательства в разрешение вышеуказанных вопросов. Василий Иосифович Джугашвили».

Еще полгода назад Василий писал своей тете, Анне Аллилуевой, к которой Мариша и обратилась, приехав в Москву: «Что касается фамилии, то я лучше глотку себе перережу, чем изменю! Никогда на это не пойду, и говорить со мной нет смысла. Сажали Сталина, судили Сталина, а теперь для их удобства менять… Нет! Сталиным родился, Сталиным и подохну!» И добавлял: «К тому же это бессмысленно, ибо мои соседи по дому, летчики, служившие ранее у меня, — узнали меня, и вся Казань знает, кто я такой… Настроение паршивое, здоровье того хуже, но постараюсь это пережить, хотя надоело и осточертело влачить такое существование…» (Самоделова С. Культ без личности. // Московский комсомолец, 21 марта 2003 г.).

Это и стало роковой ошибкой Василия. Он раскрыл свои карты. О визите Мариши к Аллилуевой тут же становится известно «там, где надо», на стол А. Шелепина ложится записка в ЦК партии с просьбой о работе под старой фамилией. Высокие чины из КГБ понимают, что Василий Иосифович не успокоился, и исправить его может только могила. Поэтому очень быстро вспоминают о Нузберг и отсылают в Казань с очередным заданием «вылечить» Василия.

Стояли морозные январские дни. Мариша не нашла в столице ответа на мучившие ее вопросы и вернулась. И не знала она, что наперегонки с ней в столицу Татарстана спешит «влюбленная» соперница…

«…Я вернулась в Казань ни с чем, — вспоминает Мария Николаевна. — Василий был болен, лежал в постели. Поздно ночью раздался звонок. Женский голос сказал: „Лялечка! (Так звали меня только очень близкие люди.) Я тебя поздравляю!“ — „С чем?“ — спросила я. „Ну, ты ведь замуж вышла!“ — „Кто это говорит?“ — „Свои“, — ответила женщина. „Кто свои?“ — „Завтра узнаешь!“ — сказала она и повесила трубку…».

А на следующий день, вечером, без разрешения в дом вошла какая—то женщина. «Я открыла, — вспоминает Мария Николаевна, — незнакомая женщина влетела прямо в комнату, где лежал Василий. Он приподнялся: „Зачем ты пришла?“ Но женщина заявила мне: „Оставьте нас вдвоем“. Василий тут же крикнул: „Мариша, сядь и не уходи!“

«Ты очень болен, может, я смогу тебе помочь?» — ворковала женщина. Я решила, что это, видимо, его давняя знакомая, и ушла на кухню. Они говорили долго. Потом услышала голос Васи: «Уходи!» — «Нет, я никуда не уйду».

И тут она заявила мне: «Если вам не трудно, уйдите домой сегодня». Я обомлела от ее наглости, прошу Васю: «Васико, объясни, я ничего не пойму!» «Потом, потом…» — страдальчески сказал он. Разозленная, в смятении, в ревности, я оделась и ушла». (Майя Валеева, «Эхо» — независимая газета, 1992. Израиль.)

Утром Марию Николаевну вызвали в… районное отделение внутренних дел. Обвинили в том, будто она учинила скандал в квартире, где живет без прописки. Тонко намекнули: «Мы о вас знаем все». (Бросается в глаза скудость лексикона в казанском КГБ. Воспоминания разных, незнакомых друг с другом людей поражают лаконичностью зазубренных фраз.)

«Несколько дней я не появлялась у Василия, — продолжает свой рассказ Мария Николаевна. — Меня терзали самые дурные предчувствия, ничего не могла понять. Через некоторое время Вася позвонил мне на работу и попросил прийти. Сказал, что раньше позвонить не мог, три дня был без сознания. Когда приехала к нему, он по—прежнему лежал в постели, очень худой, бледный, обросший. На его правой ноге была огромная язва.

Я просила его объяснить, что происходит, кто та женщина, но он ничего не ответил. Сказал только, что был без сознания, около него находились врачи… После его смерти я узнала от Анны Сергеевны (Аллилуевой. — Авт.), что когда после заключения в Лефортово он лежал в больнице, к нему приставили няньку — Марию Игнатьевну Нузберг. Привезли ее из Омска, с двумя детьми, дали в Москве квартиру, а муж ее оставался в Сибири. Это и была та самая Нузберг.

Пока мы разговаривали, из поликлиники пришла врач Барышева с медсестрой, сделали Василию укол. Он сказал, что ему колют снотворное. Меня это насторожило. Я потихоньку взяла использованную ампулу, завернула ее, но это заметила медсестра. Резко подскочила ко мне: «Уколетесь!» Выхватила и раздавила прямо на ковре» (Майя Валеева, «Эхо» — независимая газета, 1992. Израиль.)

Как же в это время ведет себя Нузберг, срочно приехавшая опекать Василия? Не успев появиться в Казани, с ее стороны в адрес Василия Сталина посыпались угрозы ухода, если ее жизнь и жизнь ее детей не будет должным образом устроена. Очень не похоже на поведение влюбленной женщины, не правда ли? Это скорее мелкий шантаж, с целью усиления контроля над своим подопечным. Вот тогда—то, понимая, что его план висит на волоске, Василий капитулировал и дал окончательное согласие на смену фамилии. Свадьба с Нузберг была его единственным шансом легализовать свое положение в обществе, получить паспорт, прописку, работу, а жертв—то — еще один штамп в паспорте. Предыдущий план начинал действовать.

9 января 1962 года Ленинский райотдел милиции города Казани выдал паспорт на фамилию Джугашвили. Через два дня был зарегистрирован брак между Джугашвили Василием Иосифовичем и Шевергиной (это девичья фамилия Нузберг) Марией Игнатьевной. Также Василий удочерил ее дочерей — Людмилу и Татьяну. Мария Шевергина—Нузберг стала, по сути, четвертой женой Василия Сталина. С первой своей супругой — студенткой полиграфического института Галиной Бурдонской — Василий познакомился на катке. На свадьбе невеста была в красном платье, кто—то заметил тогда: не к добру. Нажив в браке двух детей, сына Сашу и дочь Надю, супруги расстались. Вторую жену Василий выбрал из «своего круга». На этот раз нареченной сына «кормчего нации» стала маршальская дочь Екатерина Тимошенко, которая родила ему сына Васю и дочь Свету. По воспоминаниям очевидцев, редкий день в их семье обходился без скандала. Следующей избранницей Василия Сталина стала 19–кратная чемпионка и рекордсменка Союза по плаванию Капитолина Васильева. Их брак не был зарегистрирован, так как по паспорту Василий еще оставался мужем… Галины Бурдонской (со второй женой он был зарегистрирован вопреки закону: запись была лишь в книге регистрации, а штамп в паспорте оставался старым, то есть фактически Василий был двоеженцем). Василий был хорошим хозяином и отцом. Случалось (ну, нормальный же он мужик, в конце—то концов) и выпивал с друзьями летчиками или спортсменами. Вдобавок ко всему Василий ревновал Капу к спорту. Когда его гражданской жене должны были выдать удостоверение заслуженного мастера спорта, он позвонил председателю спорткомитета и приказал не присуждать Капитолине этого звания. Дома вынес приговор: «Покончено со спортом!» Это, кстати, опровергает мнение журналистов о том, что Олимпийский бассейн в Москве строился как подарок Капитолине Васильевой.

Но вернемся к зиме 1962 года. Заглянув в те далекие дни, мы увидим странную картину: Мариша застает Василия Сталина больным, в окружении врачей, хотя покидала его, когда он был относительно здоровым человеком. Ее описание вызывает мороз по коже. Ему колют какие—то препараты, о назначении которых (помните раздавленную медсестрой ампулу?) никто не должен знать. Ход лечения, а также само заболевание, как, впрочем, и причины его возникновения скрывают не только от Мариши, но вообще от всех родственников.

Вполне естественно, пациент долго не протянул, но незадолго до смерти нашел возможность увидеться с Маришей в последний раз. В марте 1962 года, после звонка врача Барышевой, Мариша вновь приехала к Василию. Их разговор состоялся в присутствии все той же незнакомки.

— Почему ты не позвонил?

— Я не мог. Меня не было.

— Как?

— Меня увозили.

— Куда увозили?

— Не имеет значения…

Когда на минуту Василий и Мариша остались одни, он сказал шепотом:

— Имей в виду, тебе могут наговорить очень многое. Ничему не верь…

Было еще два звонка Василия — Марише и ее матери. «Не проклинайте меня…» — просил он. Потом говорил, что ему плохо и что его опять куда—то увозили.

А 19 марта Василия Сталина не стало… (Майя Валеева, «Эхо» — независимая газета, 1992. Израиль.)

Поведение врачей более чем странно, так что давайте разберемся в истинных причинах болезни и смерти Василия Иосифовича Сталина. Сразу хочу обратить внимание на такой немаловажный аспект: после получения паспорта и оформления брака все, кто видит Василия, описывают его как крайне больного человека, находящегося то в реанимации, то без сознания! Иногда кажется, что кто—то разгадал его замыслы и приложил максимум усилий, чтобы им не суждено было сбыться.

Начнем с воспоминаний Мариши. Это первое свидетельство о введении медицинских препаратов. Нам неизвестно содержание ампулы, погибшей под заботливым каблучком медсестры, но есть фамилия врача, сделавшего эту инъекцию, — Барышева. Барышева согласно документам действительно была лечащим врачом Василия Сталина. По ее воспоминанием, лечила она Василия от хронического алкоголизма. И вот здесь возникает первый вопрос: неужели человек, проведший 8 лет в тюрьме, где он при всем желании пить не мог, всего за несколько месяцев превратился в хронического алкоголика? Вот уж сомневаюсь! Мои сомнения подтвердили врачи—наркологи и судмедэксперты, с которыми пришлось консультироваться по данному вопросу. Так что как бы ни кричали о смерти Василия от алкоголизма — это просто исключено. И именно предыдущие восемь лет жизни исключают эту очень удобную для властей и журналистов версию. Остается болезнь ног (последствие ранения на рыбалке). Это единственное, на что обратил при обследовании в 1960 году внимание профессор Бакулев, чей авторитет в медицинских кругах непререкаем. Об этом, кстати, не могла не знать Нузберг, которая работала под началом у Бакулева. В целом же, как констатировал профессор, Василий, несмотря на истощение, практически здоров (Колесник А. Хроника жизни семьи Сталина. — Харьков, СП «Интербук», 1990. — Стр.72).

Барышева на тот момент тоже была профессором и, возможно, лечила Василия так, как нужно, но пусть мне кто—то вразумительно объяснит, могла ли доктор Барышева и медсестра Нузберг знать нечто большее о здоровье своего пациента, чем светило отечественной медицины Бакулев? Отсюда естественно возникает самый главный вопрос: зачем лечили здорового человека? Или за год с небольшим его тело так уж нуждалось в медикаментозном вмешательстве?

Может ли быть так, что после первых семи лет тюрьмы с 1953 по 1960 годы его здоровье не ослабло, а год тюрьмы (с 1960 по 1961) подорвал его окончательно? Но Мариша свидетельствует, что во время общения с ней это был нормальный работоспособный человек и единственное, что его беспокоило, это нога. Общение же с самой Маришей действовало как целительный бальзам на душу бывшего узника. Он, по ее воспоминаниям, буквально расцвел. Но после возвращения Нузберг в Казань Василий не протянул и трех месяцев. О том, что и доктор Барышева замешана в этом деле, свидетельствует тот факт, что она являлась лечащим врачом Василия, которому назначала препараты для лечения.

По странному стечению обстоятельств через 20 дней после своей последней свадьбы Василий угодил в реанимацию, и «спасала» его опять же Барышева. По какой—то причине, о которой все без исключения молчат, он на три дня потерял сознание и после этого стал терять его с завидной регулярностью. Как подобные случаи описывает медицина? Есть ли подобному явлению научное объяснение?

Но самое интересное состоит в том, что Василий даже паспорт получал и женился… находясь в бессознательном состоянии. По агентурной сводке КГБ Мариша и Мария Нузберг встретились в начале января в квартире на Гагарина, 105, после чего согласно делу № 1588 Василий получает новый паспорт (это произошло 9 января), а через день женится (11 января). Мариша приходит через три дня, то есть 12 января. По утверждению Василия, три дня до этого он был без сознания. Вот и выходит, что и паспорт, и штамп в нем Василий получал, будучи в бессознательном состоянии. Может быть, он соврал своей возлюбленной, чтобы скрыть факт бракосочетания? Возможно. Но давайте сопоставим события. 5–6 января Нузберг приезжает в Казань, 9–го Василий получает паспорт, 11–го — штамп о браке с Нузберг. То есть то, чего он не мог добиться месяцами, происходит с молниеносной скоростью после возвращения Мариши из Москвы. По телефону Нузберг угрожает Марише и появляется на следующий день, чтобы больше не покидать Василия. Сама же Мариша исчезает из жизни Василия и появляется только в марте за неделю до его смерти, а новоявленная жена Нузберг все так же неотлучно находится при нем. Причем если общение с Маришей возвращало его к жизни, то, приняв фамилию Джугашвили, Мария Игнатьевна буквально залечивала своего нового мужа. Причем так рьяно, что через два месяца и десять дней эту фамилию пришлось высекать на надгробии Василия. Хрущев добился своего — фамилия Сталин была стерта с лица земли.

Следующий вопрос: чем лечили Василия Сталина, какие препараты применяли? В воспоминаниях Мариши фигурирует только… снотворное! (Последняя любовь Василия Сталина, газета «Очная ставка», 2001 г.). Снотворное фигурирует и в воспоминаниях Александра Бурдонского и Капитолины Васильевой. Но любое снотворное — это не лечебный препарат, а лишь препарат, улучшающий качество жизни. Колется он для расслабления вегетативной нервной системы. Врач Барышева поставила Василию диагноз «хронический алкоголизм», при котором введение любого снотворного (в те времена, как правило, использовали фенобарбитал, он же люминал) смерти подобно. При алкогольной интоксикации введение этих препаратов может привести к сердечно—сосудистой недостаточности и эмфиземе легких. Забегая вперед, скажу, что именно этот диагноз будет указан в акте о смерти Василия. Если же поверить в официальную версию смерти от алкогольной интоксикации и предположить, что Василию вводили аминазин, который используется для успокоение буйных больных (допустим, Василий напивался до такой степени, что терял над собой контроль и становился угрозой для общества), то зачем это скрывать от родственников. Наоборот, следуя логике врачей, стоило бы во всеуслышанье объявить, мол, Васька Сталин упивается до чертиков и его приходится успокаивать аминазином. Это «лечение» вполне совпадало бы потом с официальной версией смерти. Лечили от алкоголизма, но не вылечили — от алкоголизма пациент и помер. Но не сказали. И вот почему. Любой врач вам, дорогой читатель, скажет, что аминазин — препарат разового действия и постоянно в течение трех месяцев его колоть категорически противопоказано! Иначе это грозит… проблемами с сердцем и легкими. Да и не пьянствовал Василий Иосифович на протяжении ста дней беспробудно. Соседи не помнят ни сивушных погромов квартиры, ни громких семейных скандалов, ни каких—либо иных пьяных выходок опального генерала. В каких—то иных случаях применение аминазина или иного сходного по действию препарата не требуется. Все соседи и знавшие его в последние годы жизни люди отзываются о Василии, как о человеке достойном. Так что вопрос о препаратах и о диагнозе остается открытым, так как диагноз не совпадает со схемой лечения, а само лечение оставляет много вопросов по поводу причины смерти.

В таком случае лечащий врач Барышева попадает под статью Уголовного кодекса. Удивительно, что при таком «лечении» Василий продержался 2,5 месяца! Это кстати косвенно подтверждает то, что алкоголиком Василий не был. Для алкоголика даже мизерные дозы снотворного могут оказаться смертельными. Мои консультанты по медицинской части объяснили, что для того, чтобы умереть от передозировки снотворным, алкоголиком быть вовсе не обязательно. Интоксикация может быть и медикаментозной. Кстати, по признакам отравление снотворным и алкогольная интоксикация очень похожи. Причем настолько, что точную причину смерти может установить только патологоанатомическое вскрытие. И здесь мы приближаемся к еще одной загадке. Дело в том, что вскрытия не было, о чем свидетельствует Капитолина Васильева: «Я до сих пор уверена, что в этой истории не все чисто. Последние полгода в казанской ссылке Василий жил с медсестрой Марией Нузберг и двумя ее дочерьми. Он умер 19 марта, за несколько дней до своего дня рождения. Я планировала приехать в Казань на его день рождения. Думала, остановлюсь в гостинице, привезу ему деликатесов. Была рада, что он не один, что есть кому за ним посмотреть. Отношения наши к тому времени давно кончились, собиралась к нему, как к брату.

А тут звонок из Казани: приезжайте хоронить Василия Иосифовича Сталина.

Я подхватила Сашу и Надю (детей Василия от первого брака). Приехали. Василий лежит на столе. Спросила Машу, от чего он умер. Говорит, накануне пьянствовал с гостями из Грузии, выпил бочонок вина. Алкогольная интоксикация. Но при интоксикации делают промывание желудка, а он лежал и мучился 12 часов, как и его отец в свое время. «Скорую помощь» не вызывали. Почему? Эта дама говорит, что сама медик и сделала ему укол. Украдкой я осмотрела кухню, заглянула под столы, в шкафы, тумбы, в мусорное ведро — никакой ампулы, подтверждающей, что делали укол, не нашла.

Спросила, было ли вскрытие и что оно показало? Да, говорят, было. Отравился вином…

Попросила Сашу постоять «на стреме» возле дверей комнаты, в которой лежал Василий, чтобы никто внезапно не вошел. Саша прикрыл плотно дверь. Я подошла к гробу. Василий был в кителе, распухший. Ощупала его грудь, живот. Характерного шва не нашла. Решила расстегнуть китель, чтобы окончательно убедиться в догадке. Расстегиваю… Руки трясутся… Расстегнула пуговицу, другую… Нет следов вскрытия. И тут в комнату врываются два мордоворота, отшвырнули Сашу так, что он ударился о косяк, Надю едва не сбили с ног. Оттолкнули меня… Кричат: «Что вы делаете?! Не имеете права!»

Хоронили Васю без почестей, положенных генералу. Собралось человек 30 казанских зевак с авоськами да кошелками. Несмотря на весну, в Казани не было цветов, а Вася их любил. Я объехала цветочные магазины, купила цветы в горшочках. Медсестра Маша (Нузберг. — Авт.) принесла куцый искусственный венок. Ни одного военного! Только один мальчик пришел, курсант в форме летчика… Накрыли гроб какой—то пошлой тюлью, мне хотелось к Васе, сорвать ее, но одумалась: «Зачем? К чему? Кто это поймет?»…

— Подозреваете, что новая подруга Василия выполнила задание спецслужб?

— Утверждать не могу, но не исключаю этого…» (Рыков С. Василий младший: сын отца народов. Интервью с Капитолиной Васильевой. — http://www.tam.ru/sezik/vasya.html).

Впрочем, имеется документ, составленный после проведения судебно—медицинской экспертизы — Запись акта о смерти за номером 812. Озвучен он был 27 августа 2003 года в программе «Кремль, 9», Василий Сталин. Падение»: «Джугашвили Василий Иосифович… Дата смерти 19 марта 1962 года… Причина смерти: общий атеросклероз, на фоне хронической алкогольной интоксикации, острая сердечно—сосудистая недостаточность, эмфизема легких».

Те, кто готовил передачу, не разбираются в тонкостях оформления документации, связанной со смертью человека. Придется мне восполнить этот пробел. Акт о смерти — это юридическая, а не медицинская констатация факта смерти. Он выдается всем без исключения родственникам умершего человека. В нем указывается причина смерти либо по заключению лечащего врача, либо согласно заключению патологоанатома. Лечащий врач составляет заключение умершим естественной смертью от дряхлости бабушкам. Биохимические результаты исследования, описание органов умершего, указывающие на причину смерти, содержатся только в патологоанатомическом заключении. Любой врач вам скажет, что акт о смерти ему ни о чем не говорит и серьезным медицинским документом не является. Только ознакомившись с заключением, он сможет сделать веские выводы и составить акт о смерти. А вскрытие ссыльного генерала должны были провести обязательно, хотя бы потому, что родственники застали тело Василия в очень странном виде.

«…Поднимаясь на 4–й этаж „хрущевки“, я все думала, как нелегко было отцу карабкаться наверх с больными ногами и с палкой — по этой узкой крутой лестнице… — рассказывала Надежда Васильевна (дочь Василия Сталина. — Авт.) — Зашли в комнату. Посреди нее стояли две табуретки, на них доска. А на доске в окровавленных простынях лежал отец».

Неприятная картина, не правда ли? И опять загадка: откуда столько крови? Согласно данным акта о смерти, причиной смерти является острая сердечно—сосудистая недостаточность, эмфизема легких. Чтобы не вдаваться в серьезные медицинские изъяснения, объясню простым языком — умер человек от остановки сердца, причиной которой, скорее всего, явился отрыв тромба в легком. По утверждению врачей, это мгновенная смерть, никакой крови при этом быть не должно. Можно предположить, что кровь вытекала из кровоточащей раны на ноге. Но откуда кровоподтеки на руках? Слава Богу, осталось слишком много описаний мертвого тела Василий Сталина. И все утверждают, что кроме ног (не ноги, а именно ног), наблюдались кровоподтеки на руках. Смерть от сердечно—сосудистой недостаточности, как помните, мгновенна, а Василий Иосифович мучался более полусуток.

Но если при больном неотлучно находится медсестра — ее главнейшая задача при любых осложнениях:

1. Принять неотложные меры, если в схеме лечения больного это указано.

2. Тут же вызвать «Скорую помощь».

Первое Нузберг вроде бы, по ее словам, сделала. Что—то уколола. Но затем Василий умирал… целых 12 часов и «неотложку» она даже и не подумал вызывать! Действия Нузберг попадают под статьи Уголовного кодекса «О неоказании помощи», а также «Умышленное убийство». То, что Капитолина Васильева не нашла ампулы, вполне естественно. После любопытства Мариши Нузберг пришлось быть более внимательной и заметать следы более тщательно. Отсутствие ампулы насторожило дочку Василия Сталина Надежду, которая приехала с Капитолиной Васильевой и все слышала. Надежда решила установить истинную причину смерти отца. Медицинского заключения о смерти Василия не было, и спустя некоторое время его дочь обратилась в КГБ к генералу Н.Ф.Чистякову — уж там—то должно быть известно о причинах смерти Василия Сталина. Чекист удивился:

— Как! Разве вы не знаете, от чего он умер? У него же было кровоизлияние…

— Я знаю, что в Казани врач отказался дать медицинское заключение, которое от него требовали, — заметила генералу Надежда Васильевна. — Меня спросят: вашего отца застрелили? Я скажу: очень может быть. Спросят: его отравили? Я отвечу: возможно». (Последняя любовь Василия Сталина, газета «Очная ставка», 2001 г.)

Не зря не нашли это заключение. Невозможно найти то, чего не существует. В отличие от Барышевой, подписавшейся под «Актом о смерти», неизвестный нам судмедэксперт отказался брать на себя ответственность и составлять липовое «Заключение судебно—медицинской экспертизы», которое, повторяю, является основным медицинским документом, описывающим причины смерти. Если же предполагать, что Капитолина Васильева случайно не заметила следов вскрытия, то и в этом случае честный судмедэксперт отказался подписываться под тем вариантом «Заключения», который ему предлагали. То есть он установил истинную причину смерти Василия, но она явно не совпадала с «официальной» версией. Как ни крути, а правду о смерти Василия Сталина от родственников скрыли. И охраняли эту тайну тщательно. Когда Капитолина попыталась расстегнуть китель бывшего мужа, два мордоворота оттолкнули ее от тела с криками «не имеете права». Это на что же Капитолина Георгиевна права не имеет: поправить китель человека, чьих детей она воспитывает?

При описании лица Василия, уже лежащего в гробу, и Мариша и Капитолина Васильева обращают внимание на разбитый нос, синяки на запястьях рук, ноги в кровоподтеках.

Мариша, пришедшая вместе с матерью на Арское кладбище проститься с Василием, детально описала увиденное: «Я подошла к нему. Лицо его было неузнаваемо, — рассказывает Мария Николаевна. — Синяки, какой—то изуродованный нос. У меня, помню, даже возникло подозрение, а не кукла ли это?»

Подобная картина свидетельствует либо о том, что конечности у Василия действительно посинели в результате сердечно—сосудистой недостаточности и эмфиземы легких, а нос он сломал, ударившись обо что—то при потере сознания, либо о том, что Василию, все еще не собиравшемуся умирать, несмотря на старания окружавших его медиков, все—таки помогли расстаться с жизнью. Грубо и жестоко.

Чтобы понять механизм убийства, следует проанализировать события последней недели жизни Василия Иосифовича. По оперативным донесениям сотрудников КГБ Татарии, обстоятельства, предшествующие смерти Василия Сталина, таковы. 14 марта 1962 года семью Джугашвили посетил гость — майор Сергей Георгиевич Кахишвили, преподаватель Ульяновского танкового училища. Он был грузином, а Василий любил общаться с соотечественниками своего отца, находя грузин—собеседников в основном среди торговцев на рынках, и неоднократно бравировал тем, что, скажи он словечко, за него пол—Грузии встанет.

Кахишвили привез с собой вина. После застолья гость уехал, оставив 6 бутылок красного вина и шампанского. Что случилось в следующие три дня — 15, 16, 17 марта — никто не знает. По официальной версии Василий пировал, после чего заболел. 19 марта в час дня его не стало. В предварительном медицинском заключении подчеркивалось, что причина смерти — злоупотребление алкоголем. По указанию председателя КГБ Семичастного было проведено расследование. В состав специальной медицинской комиссии вошли доценты Ахундзянов, Голиков и лечащий врач Василия Джугашвили — Барышева. Не проведя даже патологоанатомического исследования, комиссия сделала вывод: «Причиной смерти Василия Сталина стала острая сердечная недостаточность, развившаяся в результате резко выраженного атеросклероза на фоне алкогольной интоксикации».

В деле № 1588 Алексей Литвин нашел акты различных экспертиз. Были исследованы оставленные грузинским майором бутылки с вином, яда в них не обнаружили. Танкиста Кахишвили признали невиновным и отпустили. Впоследствии Сергей Георгиевич сильно переживал, что привез больному язвой желудка Василию чуть ли не бочонок вина. Он добровольно снял погоны и демобилизовался из армии.

Знал бы Сергей Георгиевич, что его визит убийцы использовали в своих целях, думаю, он не рвал бы на себе погоны, а поднял вверенное ему училище и повел форсированным маршем на Казань, хотя стоило бы сразу на Москву.

Нестыковки сразу бросаются в глаза. Василия Сталина «лечат» снотворным. Раз он об этом сообщает Марише, значит, знает сам. То, что снотворное и алкоголь несовместимы, взрослому здравомыслящему человеку объяснять не надо. Если Василий снотворное запивает вином, значит, он или полнейший дурак, или практикует на себе изощреннейшие формы суицида. Дураки во время войны одной из лучших авиадивизий не командуют. Просидеть восемь лет в тюрьме, чтобы через год практически на свободе покончить жизнь самоубийством — абсурд. Возможностей это проделать в тюрьме было предостаточно, но, тем не менее, Василий покинул Лефортово живым и относительно здоровым. Самоубийство отпадает.

И тут же возникает вопрос, а пил ли вино, принесенное С.Г. Кахишвили, Василий Сталин? Сам факт наличия шести бутылок с вином и шампанским совсем не означает, что все они были опорожнены. Даже если Василий принимал вино вместо снотворного, а не вместе с ним, и даже если он выпил все принесенное ему вино, то на день выходит примерно литр выпитого. Литр — это четыре стакана вина, то есть по стакану к каждому приему пищи. Неужели это смертельная доза, ведущая к «алкогольной интоксикации»? Сомневаюсь, что для военного летчика это вообще сколь—либо ощутимая доза. Так что версия «умер от пьянок с грузинами» несостоятельна.

А вот то, что Семичастный вспомнил о своих обязанностях, назначил целое расследование и столь рьяно взялся за дело, что ничего не обнаружил, выдает спецслужбы с головой. Неужели расследование назначают, чтобы узнать истинные причины смерти любого перепившегося алкаша? Ой, сомневаюсь! А уж просто выпившего и умершего на следующий день, тем более. Зато персоне Василия уделено слишком много внимания. Но более всего поражает и ход следствия, которое повели по заведомо ложному пути («попойка с грузинами»), и то, что на врачей даже не пало подозрение, хотя в ходе одного дознания, даже не допроса, любому сколь—нибудь квалифицированному юристу, работающему по медицинскому профилю, стало бы ясно, что лечение было, по меньшей мере, странным, если не сказать заведомо неправильным.

По всему чувствуется, что все в истории смерти и похорон Василия Иосифовича шито белыми нитками, и очень уж много скользких моментов. Собравшиеся родственники в один голос говорят о спешке, с которой были организованы похороны Василия Сталина. Эта спешка опять же подтверждает версию об убийстве. Следы слишком явны, поэтому заметать их надо быстро.

Еще раз обратимся к вопросу судебно—медицинской экспертизы. Общаясь с медиками, мне удалось выяснить, что сама процедура вскрытия тела занимает относительно немного времени, поэтому в случае с Василием времени с 13.30 дня до ночи у патологоанатомов было предостаточно. Так, может, все—таки вскрытие тела Василия Сталина было произведено? Допустим, но даже в этом случае результаты полностью должны были бы быть готовы только на третий день. Без окончательных результатов анализа, тело, как правило, в землю не зарывают, так как может понадобиться повторное вскрытие, если возникнут вопросы. Результаты вскрытия, которые приводятся в «Заключении о смерти», — это коллегиальный труд нескольких врачей. Одни изучают легочные, мышечные ткани, другие делают анализ крови, третьи — изучают мозг и так далее. Как правило, истина рождается тогда, когда мнение одного врача подтверждаются выводами его коллег. Все это очень большой труд. Даже если исследовать тело форсированными темпами, то в любом случае тело забирается в морг. Но в морг тело Василия не забирали. Это подтверждается и тем, что присутствуют на теле следы кровоизлияния и окровавленные простыни (тело должно быть обмыто), и тем, что соседи, хорошо помнящие похороны генерала Сталина, не помнят, чтобы накануне тело покидало дом. А ведь минимум дважды оно должно было бы «засветиться»: при вывозе в морг и при возвращении в квартиру. Кроме того, как правило, в морге тело гримируют, а Василию даже сломанную переносицу не удосужились загримировать. Кроме того, тело, подвергшееся вскрытию, не может быть «вздувшимся», как описала его дочь Василия, ведь при вскрытии вся кровь из органов удаляется и тело обрабатывается формалином для лучшего сохранения и в целях предотвращения быстрого разложения.

Правда, есть один способ установить причину смерти на месте. Берутся образцы тканей умершего, и при помощи химических реагентов проводится гистологический анализ. Но и здесь есть нюанс. В случае если было отравление, такой анализ может показать, например, наличие токсина, а вот что это за токсин — установить может только лаборатория. Если анализ тканей тела Василия Сталина и проводился, то делалось все впопыхах, и точную причину смерти он указать не мог. Максимум, что могли определить врачи — это то, что смерть наступила в результате избытка токсинов в крови. А вот какой токсин, какие жизненно важные органы были поражены и соответственно что именно стало причиной человека — загадка. Правда, анализ крови умершего помог бы ее решить, но… кроме «Акта о смерти», который не является медицинским документом, история в нашем распоряжении ничего не оставила. «Заключение патологоанатомического вскрытия» пролило бы свет истины, но по какой—то причине врачи его не подписали. Видимо, анализ крови и тканей (если вскрытия не было) или анализ органов тела (если вскрытие все—таки состоялось на дому) уж никак не клеился с версией об отравлении вином.

И прав Артем Сергеев, считавший Василия Сталина человеком уважаемым, чье имя было так несправедливо осквернено. «Был он человеком честным, храбрым, преданным, абсолютно бескорыстным. Прожил Вася трагическую жизнь, и похоронили его не по—людски. Причина смерти неизвестна. Ведь вскрытия не было. А когда не делают вскрытия? Когда хотят концы в воду. Посмотреть на него ни жене, ни дочери не дали. Жена хотела китель поправить, так ее отогнали. И быстренько похоронили в Казани. Честно было бы его перезахоронить к матери, бабушке и дедушке, дядьям на Новодевичьем» (Глушик Е. Артем Сергеев: Вспоминаю Сталина. // Сборник статей газеты «Завтра». — http://stalinism.ru/alive/artem.html).

Но следы надо было скрывать спешно, поэтому, недолго размышляя об этической стороне вопроса и пожеланиях родственников, генерал—лейтенанта авиации Василия Иосифовича Сталина похоронили в Казани за счет КГБ, которое выделило на сокрытие следов преступления 426 руб. 05 коп. Но почему КГБ? Обычно проблемами предания тела земле занимаются родственники. Подключаются служба соцобеса и ритуальная служба. Средства на похороны, как правило, родственники используют свои, плюс социальные государственные выплаты. Спросите у своих родственников, которым пришлось хоронить сородичей, кто из них сделал это за счет КГБ или ФСБ?

Но вернемся к Василию Сталину. Машину для его похорон подогнали вплотную к выходу из подъезда, гроб быстренько погрузили, по газам — и на кладбище. Хоронили Василия скоротечно, не было ни гражданской панихиды, ни церемонии отдания воинских почестей, положенных генералу. Так посчитал тогда целесообразным председатель КГБ Семичастный, а его казанские коллеги это указание выполнили.

Похороны опального генерала состоялись на третий день, 21 марта, в 15 часов дня. «Я тогда вел в школе урок, и из окна класса мне был прекрасно виден подъезд дома № 105 по улице Гагарина, где жил Василий Сталин, — рассказывает Алексей Литвин. — Как только я заметил катафалк, сразу понял, кто умер. Мы с учениками как были — в школьной форме, без верхней одежды — бросились вниз».

Спустя годы профессор Литвин в «деле Флигера» прочтет, что при выносе тела, по подсчетам агентов КГБ, присутствовало 250–300 человек, «преимущественно женщин и детей, проживающих в рядом расположенных домах» (Самоделова С. Культ без личности. // Московский комсомолец, 21 марта 2003 г.).

Вся Казань знала о смерти сына Сталина, хотя никаких сообщений в газетах не было. Но одни не решились пойти на похороны, другим это не разрешили.

— Мне было 36 лет, я работала санитаркой в больнице, — рассказывает Ольга Михайловна Музурова. — Нам сказали, что на эти похороны никого не пустят, и мы не пошли (Бронштейн Б. Сын отца народов. // Новая газета, № 21, 25 марта 2002 г.).

«Хоронили Васю без почестей, положенных генералу, — вспоминает Капитолина Георгиевна Васильева. — Собралось человек 30 казанских зевак с авоськами да кошелками. Несмотря на весну, в Казани не было цветов, а Вася их любил, я объехала цветочные магазины, купила цветы в горшочках. Медсестра Маша принесла куцый искусственный венок. Ни одного военного! Только один мальчик пришел, курсант в форме летчика… Накрыли гроб какой—то пошлой тюлью, мне хотелось к Васе, сорвать ее, но одумалась: „Зачем? К чему? Кто это поймет?“…» (Рыков С. Василий младший: сын отца народов. Интервью с Капитолиной Васильевой. — http://www.tam.ru/sezik/vasya.html).

Сын Александр Бурдонский запомнил следующее: «Отца хоронили без воинских почестей. Народу собралось много. Весть о смерти сына Сталина быстро разнеслась по Казани. В толпе на кладбище я сначала не увидел ни одного военного. Даже удивился. И вдруг обратил внимание на такую деталь: многие мужчины, подходя к гробу, низко наклонялись и раздвигали полы своих пальто. Я понял, что это офицеры, летчики. Так они отдавали дань уважения своему генералу… Моя сестра Надя, а ей тогда было 17 лет, вернулась в Москву совершенно седая…» (Грибанов, «Заложник времени»).

«Я подошла к нему. Лицо его было неузнаваемо, — рассказывает Мария Николаевна. — Синяки, какой—то изуродованный нос. У меня, помню, даже возникло подозрение, а не кукла ли это? Я все всматривалась в его лицо. Меня кто—то взял за руку и отвел в сторону. Гроб начали опускать в могилу, никто по—прежнему ничего не говорил. Лишь всхлипывала Нузберг…» (http://airaces.narod.ru/all6/ stalin_9.htm).

Повсхлипывала медсестра Нузберг, кладбище опустело, и лишь железная табличка с порядковым номером да скромная фанерная пирамида — солдатское надгробие военных лет — остались напоминать о том, что на этом месте захоронен прах военного летчика Василия по фамилии Сталин.

К слову, нет такой фамилии на могилах Арского кладбища. На мраморной плите — памятнике, установленном на месте захоронения Василия спустя 2 года после его гибели, проступает надпись: «Джугашвили Василий Иосифович…»

Когда летчик Сталин командовал полком и ходил в атаки, во всех боевых донесениях и приказах его имя не скрывали. А тут то ли фронтовые друзья—товарищи перестраховались, то ли городские власти — как бы чего не вышло, — но так и осталось: Джугашвили…

Еще одна загадка Арского кладбища — кем установлен тот памятник? Считалось, что он от медсестры Нузберг. Как бы не так. Надпись, выгравированная на памятнике, как последнее признание в любви, в свое время ввела в заблуждение органы государственной безопасности. Сейчас же она вводит в заблуждение окружающих. У Нузберг, по сведениям Станислава Грибанова, был муж в Сибири, двое дочерей, которых тоже успели отнести на имя Василия Сталина и оформить юридически. Как же тогда понять надпись на плите: «Единственному от М. Джугашвили»?

Тайну этой странной надписи раскрыла Мариша — Мария Николаевна, невенчанная жена Василия: «Я никогда не говорила, что хочу поставить памятник. Еще когда Вася был жив, был у него товарищ, который часто приходил к нам, — Дмитрий Иванович. Вот он и говорит мне: „Ты памятник собираешься ставить? Тебе одной это будет дорого. Мы, Васины друзья, сами ему памятник поставим. Если хочешь — от твоего имени“. Я отказалась. Но он настаивал, сказал, что все уже договорено. Через неделю позвонил мне: „Приходи, завтра ставим памятник“…

Мария Николаевна считает, что надпись «Единственному от М. Джугашвили» придумана очень удачно, ведь Нузберг тоже звали Мария.

Кстати говоря, после смерти Василия Мария Николаевна в полной мере ощутила трогательное внимание к себе со стороны компетентных органов: «Агенты не отставали ни на шаг. Я даже начала узнавать их в лицо, — вспоминает она. — У меня отобрали почти все вещи Васи. Один раз был обыск. Они искали Васины письма, копии его письма в ЦК и в Китай…»

Василий как—то подарил Марише часы своего отца — самое дорогое, что у него было, — и четки бабушки. Эти памятные вещи следователи просили отдать, грозились обвинить ее в краже, судить. Но в ответ слышали одно: «Убейте меня, расстреляйте, но их я вам не отдам!»

Два года спустя фронтовые друзья поставили там гранитный памятник с фотографией Василия и надписью: «Единственному от М. Джугашвили». И у КГБ вопросов не будет. И памятник получился от действительно любимой женщины.

Могила Василия Сталина на Арском кладбище находилась недалеко от ворот, слева от главной аллеи. Рядом лежал Герой Советского Союза Фильченков и скончавшийся в казанской тюрьме бывший командующий Балтийским флотом адмирал Галлер.

Ни для кого из местных жителей не является секретом, что все эти сорок с лишним лет за могилой ухаживали члены грузинской казанской общины. Специалист местного коммунального предприятия «Ритуал», в просторечии — рабочий—землекоп, Равиль Мустафаев рассказал корреспонденту «МК», что долгие годы владельцем именитого захоронения значился житель Казани Иван Якимов. Несколько лет назад на Арском кладбище прошла перерегистрация могил. После чего удостоверение владельца было выдано уже на имя старшей дочери Василия — Людмилы Джугашвили.

И упокоиться бы душе и телу строптивого генерала, но и после смерти покоя он не нашел.

Все эти годы могила Василия Джугашвили была местом паломничества приезжающих в Казань грузин. Но в то же время на памятнике с завидным постоянством расстреливали фотографию. Поймать за руку злоумышленников ни разу так и не удалось. Так и после смерти Василий Сталин продолжал расплачиваться за деяния отца. Почти сорок лет пролежал Василий в тишине провинциального кладбища, в отдельной могиле с расстрелянным памятником, который украшало последнее признание в любви. Простивший всех, так бы и покоился генерал, фронтовик, сын, в прошлом любящий и горячо любимый мужчина, но случилось то, о чем и в страшном сне Василию Сталину присниться не могло. Рухнуло государство, которое он защищал на фронте, которое отец поднял из руин и устремил к космическим далям, обороноспособность которого он крепил после войны. И случилось то, чего Василий Сталин не смог добиться при жизни: его реабилитировали. Но цена этой реабилитации слишком высока и вряд ли Василий Иосифович захотел бы ее заплатить за возвращение своего честного имени. Тем не менее, когда в начале 90–х годов в России был принят закон «О реабилитации жертв политических репрессий», в Главную военную прокуратуру посыпались заявления от родственников пострадавших в ходе сталинских чисток. В числе первых в Главную военную прокуратуру обратилась родная дочь Василия Надежда Сталина.

До этого просить за сына вождя попыталась лишь его последняя жена — Мария Джугашвили (Нузберг). 20 февраля 1978 г. она подала ходатайство с просьбой о реабилитации Василия в связи с 60–летием Советской Армии (Гриднева М. Закрытое дело Флигера. // Московский комсомолец, 8 апреля 2003 г.). Каких—либо доводов в его защиту она не приводила, не оспаривала и справедливость обвинений. Ей было отказано. Особого рвения она не проявила, да и в 1978 году мотивы этого поступка были совершенно иные, чем у Надежды Васильевны в девяностые годы. Рассчитывая, видно, на то, что брежневское окружение уважительно относилось к И.В.Сталину, последняя жена Василия обратилась в Генпрокуратуру, приурочив прошение к юбилею Советской Армии, в надежде на то, что доброе отношение к отцу как—то поспособствует снятию судимости с сына Верховного. А ведь вдовы генералов получают генеральскую пенсию. Возможно, поборись она за свою просьбу, так и сложилось бы уже все тогда в 1978 году. Но упорства особого она не проявила, потому, наверное, и не сложилось.

Теперь же за опального отца вступилась дочь. Надежда Васильевна считала его глубоко порядочным человеком, пострадавшим за правду. По ее мнению, власти просто упрятали за решетку опасного для них субъекта — она хорошо помнила слова отца, неоднократно и небезосновательно заявлявшего, что его отца отравили. Ее поддержали ветераны Военно—Воздушных Сил, также обратившиеся в Генеральную прокуратуру с просьбой о реабилитации, восстановлении доброго имени Василия Сталина. «Все мы служили в те годы вместе с ним и можем твердо сказать, что мы категорически не согласны с тем, что служба В. Сталина, а значит, и наша в те годы признана судом преступно халатной. Это неправда. С 1948 г по 1953 г. были созданы авиагарнизоны в Кубинке, Подольске, Калинине, Брянске, Рязани, Туле и других городах. За годы службы В. Сталина на посту командующего ВВС МВО мы занимали три года подряд первое место в ВВС страны (за такую службу и в царской, и в Советской Армии полагался орден. И командующий округом представлял В. Сталина к ордену Ленина, но И. Сталин это представление не утвердил. — Авт.), налет часов летчиками доходил до 2–3 норм… В тот период впервые была освоена новая реактивная техника и вертолеты, мы успешно три раза в год выполняли важное правительственное поручение — проведение воздушных парадов. В 1950 г. из ВВС МВО была направлена в Корею 324–я истребительная авиадивизия, которая выполнила поставленную задачу в реальных боевых условиях, уничтожив там 203 самолета противника, за что шесть наших летчиков были удостоены звания Героя Советского Союза. Дивизию для выполнения этой задачи готовил лично В.И. Сталин (выделено в оригинале. — Авт.)».

Это письмо подписали председатель Совета ветеранов ВВС МВО, заслуженный военный летчик СССР, генерал—полковник авиации В. Андреев, дважды Герой Советского Союза В. Попков, Герои Советского Союза А. Выборнов, С. Долгушин, И. Лезжов, В. Орлов, В. Поляков, Ф. Прокопенко и другие ветераны, члены Содружества воздушных асов (Грибанов С. К 80–летию со дня рождения В.И. Сталина. // Дуэль, № 10 (205), 5 марта 2001 г.).

Однако решение Военной коллегии оказалось более чем странным. Согласно документам с Василия Иосифовича Сталина была снята статья «Измена Родине», та самая страшная пятьдесят восьмая, но… фураж то ли для кур и индюков, то ли у кур и индюков он все—таки, по мнению Военной коллегии, крал, самолеты дивизии разбазарил, а бензин, наверное, сливал и продавал по дешевке на ближайшей автозаправке. Иначе как было объяснить то, что статья 193 «злоупотребление служебным положением и преступная халатность» снята не была? Ну, ладно, полстолетия назад Василий Сталин был страшен для Хрущева, как опасный свидетель, но чего испугались нынешние следователи? Или они просто не вникли в суть дела? А может, их фамилия Сталин испугала? Хотелось бы верить, что «халатность» коллеги не позволила сразу вернуть доброе имя честному человеку. В отличие от Нузберг ни Надежда, ни летчики—ветераны не собирались довольствоваться отпиской Верховного суда.

Комитет ветеранов Вооруженных сил и Совет ветеранов ВВС МВО, а также родственники Василия Сталина остались недовольны решением Военной коллегии Верховного суда РФ по делу Василия Сталина и намерены были добиваться его полной реабилитации.

30 сентября 1999 года Военная коллегия реабилитировала Василия Сталина по ст. 58–10 «антисоветская агитация и пропаганда», являвшейся главным пунктом обвинения в процессе. Военная коллегия, реабилитировав сына Сталина по политическому преступлению, тем не менее признала его виновным по воинскому преступлению, переквалифицировав ст. 193–17 с пункта «б» на пункт «а», то есть, признав его менее тяжким. Военная коллегия постановила, что обвинения Василия Сталина в халатности и злоупотреблении служебным положением вовсе не лишены оснований, что подтверждают многие свидетели, а также тот факт, что сам Сталин три раза снимал Василия с должности и сажал его на гауптвахту. Однажды это произошло после того, как Василий Сталин поднял самолет в плохую погоду, в результате — разбилось два экипажа. «Хватит поливать грязью нашу семью. Все обвинения должны быть сняты», — заявил 14 октября 1999 года на пресс—конференции внук Иосифа Сталина Евгений Джугашвили. По его мнению, Василий Сталин полностью невиновен. Однако сын Анастаса Микояна не согласился с ним и высказал мысль, что Василия Сталина сегодня пытаются представить в исключительно радужных красках, тогда как в жизни он был далеко не безупречным человеком и совершил немало подлых поступков (http://www.ng.ru/events/1999–10–15/ stalin.html).

Однако суть этих «подлых поступков» я не смог найти ни в воспоминаниях о войне, ни в книге «Мы — дети войны», недавно вышедшей в издании «Эксмо». Там все больше жалобы на Хрущева за то, что тот мало внимания в своих воспоминаниях уделил роли его отца Анастаса Микояна в деле свержения Иосифа Виссарионовича Сталина. Но это так, к слову об интерпретации чужих мыслей журналистами и писателями.

После недовольства родственников и Совета ветеранов решением Военной коллегии Верховного суда РФ Главная военная прокуратура направила в Верховный суд России протест на приговор, вынесенный в 1955 году Василию Сталину.

Изучив судебные и следственные материалы, Главная военная прокуратура пришла к выводу, что вердикт Военной коллегии Верховного суда СССР следует изменить, сняв с Василия Сталина все политические обвинения, подведенные под «антисоветскую» статью.

30 сентября 2000 года Военная коллегия Верховного суда России на своем заседании пересмотрела в порядке надзора уголовное дело по обвинению бывшего командующего ВВС Московского военного округа генерал—лейтенанта авиации Василия Сталина и смягчила приговор.

2 сентября 1955 года он был осужден за антисоветскую агитацию и пропаганду, а также за злоупотребление служебным положением и преступную халатность к восьми годам лишения свободы с поражением политических прав на два года.

Решением Военной коллегии Верховного суда РФ опальный генерал частично реабилитирован. С него снято обвинение по пресловутой статье 58–10 части 1 УК РСФСР — «антисоветская агитация и пропаганда».

В части обвинения по «злоупотреблению служебным положением и преступной халатности» Военная коллегия переквалифицировала статью 193–17 пункт «б» УК РСФСР на ту же статью, но пункт «а», которая исключает «особо отягчающие обстоятельства» и подпадает под амнистию 1953 года.

На этом основании Военная коллегия посчитала Василия Сталина «осужденным к 4 годам лишения свободы и в соответствии со статьей 2 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 27 марта 1953 года об амнистии — освобожденным от этого наказания».

Как заявил Андрей Сухомлинов, представлявший на заседании права осужденного и его защиту, «по существу сегодняшним решением Военной коллегии Верховного суда России Василий Сталин полностью реабилитирован».

Доброе имя сына Сталина, талантливого руководителя боевых коллективов, бесстрашного летчика—истребителя Василия, было восстановлено.

Однако новые времена не только вернули доброе имя Василию Иосифовичу Сталину, но и отразились на прахе покойного генерала.

«О том, чью могилу нам предстоит вскрывать, мы узнали утром 20 ноября, за несколько часов до прибытия специальной комиссии, — рассказывает рабочий—землекоп Арского кладбища в Казани Равиль Мустафаев. — Все прошло тихо и буднично. К обеду на кладбище приехала Татьяна Джугашвили — дочь Василия Иосифовича. Следом подъехали „люди в штатском“, представители „Военно—мемориальной компании“ республики, а также врачи из санэпиднадзора ближайшего Вахитовского района.

Вскрыли могилу и увидели, что останки Василия полностью истлели. Хорошо сохранилась только его фуражка генерал—лейтенанта. Помню, Татьяна Васильевна едва не упала, ее подхватили и отвели к сдвинутой с места оградке. Опознание прошло оперативно. Пока составляли акты, дочь Василия показала рядом стоящим с ней женщинам фотографию, где они с сестрой и матерью были сняты вместе с Василием Иосифовичем.

Дочь Василия Сталина хотела везти останки отца в обыкновенном гробу. Но врачи воспротивились этому. Прах переложили в цинковый гроб, запаяли, и машина двинулась к Москве. Памятник на могиле остался прежним. На черной мраморной плите появилась лишь дополнительная надпись о перезахоронении. «Могилу присыпали гравием, поставили на место оградку, было ощущение, что никакого вскрытия могилы и не было», — говорит Равиль.

В администрации президента Татарстана нам сообщили, что расходы, связанные с процедурой вскрытия могилы и доставки праха в столицу, взяла на себя «Военно—мемориальная компания» республики, которой руководит Борис Тутаев. Мероприятия были организованы на средства, которые пожертвовали отставные офицеры.

Василий Сталин все—таки «вернулся» в Москву. Но не на Новодевичье кладбище, где хотела перезахоронить брата Светлана Аллилуева. На престижном погосте покоится их мать Надежда Аллилуева, няня Каролина Тиль, вторая жена Василия — Екатерина Тимошенко и их сын Вася. То ли по иронии судьбы, то ли от непонимания каких—то общепринятых моральных принципов приемные дочери Василия перезахоронили отчима на тихом, далеком от помпезности Троекуровском кладбище, рядом с его последней женой. Мечтал ли он об этом? Зачем было беспокоить прах человека, хлебнувшего на своем нелегком веку? Или Василию Сталину плохо в казанской земле лежалось? Да простят меня все, кто прочтет эту книгу, но я не понимаю этого немудрого решения! Его абсурдность понимают и все без исключения прямые родственники Василия. На вопрос журналиста газеты «Труд», чья же это инициатива перенести прах Василия Сталина из Казани в Москву, его двоюродный брат Владимир Федорович Аллилуев сообщил: «Василий скончался в марте 1962–го в Казани. Наша семья обращалась к Хрущеву за разрешением похоронить сына Сталина рядом с его матерью Надеждой Сергеевной Аллилуевой на Новодевичьем кладбище в Москве. Но нам отказали. Незадолго до смерти Василий зарегистрировал свой третий брак с медсестрой Марией Нузберг (в девичестве — Шевергиной). У этой женщины были две дочки от прежнего мужа. Они и проявили настойчивость — написали в Кремль и получили разрешение перезахоронить отчима. Александр Бурдонский, родной сын Василия Сталина, сказал мне, что у него челюсть отвисла, когда он узнал об этом чуть ли не из газет. С ним ведь никто не советовался.

По ряду причин мы не общаемся с приемными дочками Василия Иосифовича. У семьи есть все основания считать, что он умер не своей смертью. Кстати, после смерти Василия Мария Нузберг переехала в Москву, где вскоре умерла и была похоронена рядом с видными офицерами КГБ на Троекуровском кладбище» (http://relax.mignews.com.ua/articles_print/198618.html).

И не хотел бы я возвращаться к вопросу о причастности Нузберг к смерти мужа, но мои выводы подтверждают и родственники Василия Сталина.

Сразу хочу еще раз подчеркнуть, что мои выводы — только версия, имеющая много недостатков, но удивительным образом в эту версию вписываются и воспоминания близких Василия, и документы. В хронологии событий причинно—следственные связи четкие, рождающие определенные выводы. Но вот об однозначности их судить не берусь. Пусть это сделает читатель, и если он найдет иное объяснение всему, что происходило в доме № 105 по улице Гагарина в Казани в начале шестидесятых, готов рассмотреть иной вариант развития событий. Вывод о том, что «Василий умер от попойки с грузинами», не принимается как не имеющий ни свидетелей, ни оснований.

Судьбу же самой квартиры, равно как и судьбу ее вдовствующей владелицы Марии Игнатьевны Нузберг, проследила журналист Татьяна Самоделова: «Разыскали мы в Казани и дом № 105 по улице Гагарина, где жил во время ссылки опальный генерал. У сталинской пятиэтажки ныне совсем обветшалый вид. Двери крайнего подъезда, где на четвертом этаже находится квартира № 82, обиты фанерой. В однокомнатной квартире, где некогда жил Василий Сталин, единственные на площадке стальные двери. На звонок нам никто так и не открыл. Соседка из 83–й квартиры объяснила: „Эта сталинская квартира вообще проклятая. Никто из жильцов больше двух—трех лет в ней не задерживается. А нынешние соседи вообще как мыши. Мы их и не слышим. Знаем только, что работают они в органах, дома бывают редко…“

Известно, что инженер авиационного завода, который въехал в квартиру после кончины Василия Сталина, уже через несколько месяцев пришел в профком и буквально взмолился: «Дайте любую другую квартиру. Больше сил нет терпеть…» Чуть ли не ежедневно к нему с близлежащего базара приходили грузины. Выставляли вино, фрукты и предлагали помянуть сына Сталина. Репортеру «МК» с большим трудом удалось отыскать в соседнем доме тех, кто помнил Василия Сталина. Старожил Петр Федорович Остапенко поведал следующее: «Я про Ваську вам ничего плохого не скажу, щедрый был человек, не крохобор. Скромно жил, без излишеств. Бывало, съездит на Черное озеро за пенсией, весь двор в гости зовет. А смотрим, дней через десять, накинув на майку безрукавку, идет бутылки сдавать».

Зная, что после смерти Василия Сталина Мария Нузберг получила двухкомнатную квартиру, отправились на поиски дома № 73 по улице Гагарина.

Нам удалось узнать, что «ссыльная» жена Василия Сталина считалась женщиной яркой. У нее была статная фигура и темные кудрявые волосы. Вдове в те годы едва перевалило за тридцать. После смерти мужа Мария была вынуждена устроиться работать монтажницей на авиационный завод — почтовый ящик № 296, где выпускали приборы для ракет и космических кораблей. Ныне это ОАО «Элекон». Старожилы вспоминали, что попасть работать на завод в то время было непросто. Нужно было пройти проверку в органах и дать письменное обещание о неразглашении военной тайны. Зато и платили хорошо. А уж тайны Мария Игнатьевна хранить умела. Василия похоронили в марте, а с февраля Мария уже работала ученицей радиомонтажника. Через три месяца ей присвоили 5–й разряд.

— Мы знали, что у нас в 99–й школе в 4–м и 5–м классах учатся две девочки по фамилии Джугашвили, но старались не акцентировать, чьи они дети, — говорит Алексей Литвин, который в то время работал учителем истории.

В квартире № 71, где жила Мария Джугашвили, с тех пор сменилось три хозяина. Но нынешним жильцам до сих пор исправно приходят открытки на грузинском языке.

Прожив в Казани два года, в марте 65–го семья Джугашвили переехала в Москву. За могилой мужа Мария поручила ухаживать своей подруге по работе — Светлане Рогачевой.

Ныне из родных детей Василия Сталина остался в живых только Александр Бурдонский. Надежда Сталина умерла совсем недавно — в 1999 году, а дети от второй жены Екатерины Тимошенко — Василий и Светлана — покинули этот мир совсем молодыми. Фамилию Джугашвили сохранили только удочеренные Василием Сталиным девочки — Людмила и Татьяна. Выйдя замуж, они, кстати говоря, остались Джугашвили» (Самоделова С. Культ без личности. // Московский комсомолец, 21 марта 2003 г.).

«Сама Мария Игнатьевна Шевергина—Нузберг—Джугашвили умерла в 2002 году в Москве. Теперь на Троекуровском кладбище у четы Джугашвили один надгробный памятник» (Жихарев В. Невестки Сталина. — http://www.voronezh.ru/inform/news/2006/33988348.html).

Кто ухаживал за могилой Василия Иосифовича в Казани, мы уже знаем — незнакомые Нузберг люди, которые, спасибо им, уделяли внимания и времени могиле генерала намного больше, чем растворившаяся в столичных пределах вдова, оставившая истории слишком много вопросов, на которые только предстоит дать ответы. Например, кто и за какие «достижения» (в области медицины, наверное), устроил Нузберг, медсестру по образованию, монтажницей на закрытый военный завод? Василию ни под каким видом работу, о которой он уже не просит, а умоляет, не дают. А кормить семью надо, вот «медсестра» и меняет профессию (или только по документам меняет, а на самом деле продолжает стеречь Василия?) Почему она похоронена среди элиты КГБ, куда участливые дочери перевезли прах Василия? Наверное, для того, чтобы в этой «теплой» компании он так и продолжил отбывать заключение даже после смерти. Мало того, что фамилии лишила, так еще и под одной плитой лежать им вместе. Смотрится все это, мягко выражаясь, как издевка над Василием Иосифовичем. Ну, да упокой Господь его суетную душу. Отъезд Нузберг из Казани в Москву в 1965 вообще выглядит, как продвижение по служебной лестнице. Задание выполнено, страсти улеглись, можно и в столицу. Опять же слишком уж быстро после смерти мужа Нузберг получает двухкомнатную квартиру. Ладно, пока Василий Иосифович жив, квартира — это разменная монета, но за какие достижения Нузберг уже после смерти мужа ее получает? И это в те времена, когда люди в очередях на квартиры десятилетиями стояли! Плюс очередной квалификационный разряд на заводе (элемент карьерного роста, а заодно и роста зарплаты) Нузберг получает аккурат вместе с новой двухкомнатной квартирой в мае 1962 года, уже после смерти Василия Сталина. Все эти события опять же вписываются (даже пугает то, насколько все сходится) в мою версию о роковой роли этой женщины в судьбе Василия.

А что же случилось с самой фамилией Василия? Иосифа Виссарионовича Сталина отравили. Василия, его сына — тоже. Из родных детей жив только Александр, но он не носит фамилию Сталин — стесняется. Александр Васильевич принял фамилию матери — Бурдонский, которая не мешала жить, и стал известным театральным деятелем. Приемные дети Василия Татьяна и Людмила (дочери Нузберг) приняли фамилию его прадеда — Джугашвили. Дочь Надежда, единственная, кто гордился своей фамилией, умерла. Так бы и прервалась родовая ветвь Сталиных по линии Василия, но недавно в Интернете, изучая генеалогию семьи Джугашвили, не без радости обнаружил, что единственная внучка генерал—лейтенанта Василия Иосифовича Сталина, дочь Надежды Сталиной Анастасия носит фамилию матери, деда и прадеда. Спасибо ей за то, что она — женщина, достойная своих знаменитых предков, — не отрекается, подобно многим, от своей фамилии, памяти, истории.

А закончить эту главу я хотел бы словами Мариши, идущими сквозь годы из глубины любящего сердца: «Васико стал моим ангелом—хранителем на всю жизнь. Он научил меня стойкости, любви к жизни, доброте. Он научил меня прощать. Я и сейчас люблю его…»

Имеющий уши да услышит…

Работая над книгой, мне пришлось несколько раз пересматривать свое отношение к фигуре Василия Иосифовича Сталина. Детство избалованного мальчишки, юношеская ломка характера в авиашколе, война, умелое командование округом, несправедливое осуждение, строгое тюремное заключение, недолгая свобода, последняя любовь, загадочная смерть…

Слишком яркая и противоречивая жизнь. Но именно мнение окружавших его людей помогло составить ту целостную картину, которой я готов поделиться с читателем. Эта глава о делах Василия Иосифовича, о его отношении к людям, детям, женщинам. Об увлечениях и стремлениях. Надеюсь, воспоминания людей, приведенные ниже, помогут и вам, дорогой читатель, сформировать свой взгляд на человека, чье имя столь неоднозначно вписано в страницы отечественной истории.

Начнем с детства. Некто Валерий Бондаренко в своей статье «Элита в собственном соку» обрисовал самые прекрасные годы жизни Василия Иосифовича Сталина так: «Первым истинным кремлевским „прынцем“ можно назвать разве что Василия Сталина (1921–1962). Он родился и вырос в Кремле и сполна отхватил всех благ (но и бед), которые выпадали на долю детей советской номенклатуры в бурном 20 веке.

Уже в школе он числился «на особицу»: в журнале после списка всего класса стояло простое: «Василий». Учителя прежней закваски посмеивались: «Василий» — по—гречески «царь». Ну, не царь пока, а царевич…»

Уж не знаю, из каких источников брал информацию господин Бондаренко, но в классном журнале спецшколы, в которой обучался хулиганистый малый Васька с грозной фамилией Сталин, указаны как его имя, так и фамилия. Об этом свидетельствует Лидия Борисовна Либединская, урожденная Толстая: «Мы не поклонялись Сталину, не было влюбленности. Васька, его сын, учился со мной в одном классе, мы по алфавиту с ним шли подряд — Сталин, Толстая. Хороший был мальчик, хороший товарищ. Учился неважно. А я терпеть не могла алгебру и всегда старалась опоздать на урок. И вот иду по коридору и слышу, как наша классная руководительница говорит с директором: «Нина Асафовна, что делать? Сталин опять по коридору шляется». — «Ольга Федоровна, что я могу сделать? Мать умерла, отец занят…» Вот так» (Полонская О. «Но, увы, я просто дама…» // Московские новости, № 9, 2002 г.).

Хотелось бы, конечно некоторым слишком демократизированным особам в сыне вождя видеть царевича, но факты, к их глубочайшему разочарованию, говорят об ином — был он простым советским школьником, пацаном, на которого засматривались девчонки, умевшим по—настоящему дружить и ценить дружбу товарищей.

Своими воспоминаниями о школьных годах делится Галина Владиславовна Малюченко: «Я пошла в школу. В этой школе и сейчас учатся, только номер поменялся — из 25–й стала 175–й. А еще в нашей школе учились дети Сталина. Светлана Аллилуева была младше нас, поэтому мы на нее не обращали внимания. Всем очень нравился Васька Сталин (на два года старше). Хулиганистый малый был» (Интервью с Галиной Владиславовной Малюченко. Просторы России № 29, 23 июля 2005).

По воспоминаниям Григория Иосифовича Морозова, доктора юридических наук, профессора, заслуженного деятеля науки России, почетного президента Всемирной Федерации ассоциаций содействия ООН, который был первым мужем Светланы Сталиной, Василий, его будущий шурин, не был наделен чертами принца: «Раз уж вспомнил о Василии Сталине, то должен сказать, что знал его довольно неплохо. Школьниками мы сидели за одной партой и были весьма дружны. Впервые в Зубалово я попал благодаря Василию. Он пригласил меня провести там несколько дней во время каникул. Было это, если не ошибаюсь, весной 1932 года…» (Сорокин Э. Чужой в семье Сталина. // Российская газета. — 6 декабря 2002 г. — http://www.rg.ru/Anons/arc_2002/1206/4.shtm).

Но подробнее всего описывает детские и школьные годы Василия Сталина один из лучших его друзей, не предавший и не отступивший от Василия даже после его смерти, сводный брат Артем Сергеев. Он стал приемным сыном Иосифа Виссарионовича Сталина после смерти своего родного отца, старого друга вождя. Попав в семью Сталиных, маленький Артем сдружился со своим сверстником Васей Сталиным. Их детство прошло вместе, жили они как родные братья. Тем ценнее воспоминания Артема Сергеева, видевшего в Василии прежде всего товарища по забавам и учебе. Сейчас бытует мнение, будто бы И.В. Сталин не уделял внимания детям и отдал их на воспитание нянькам и учителям, но это не так. Сталин принимал активное участие в воспитании своих родных и приемных детей: «Например, после того, как мы с Василием посмотрели пьесу „Дни Турбиных“ (это было в 1935 году), Сталин нас спрашивает: „Что там видели?“ (Кстати, Сталин частенько посылал нас с Василием в театр.) Я сказал, что не понял: там война, но красных нет, одни белые, но почему—то они воюют, но с кем — не знаю. Сталин говорит: „А знаешь почему? Ведь красные и белые — это самые крайности. А между красными и белыми большая полоса от почти красного до почти белого. Так вот, люди, которые там воюют, одни очень белые, другие чуть—чуть розоватые, но не красные. А сойтись друг с другом они не могут, потому и воюют. Никогда не думай, что можно разделить людей на чисто красных и чисто белых. Таковыми являются только руководители, наиболее грамотные, сознательные люди. А масса идет за теми или другими, часто путается и идет не туда, куда нужно идти“. Вот так Сталин объяснял нам с Василием некоторые вещи.

В 1930 году Васин и мой день рождения отмечали в городе. Надежда Сергеевна Аллилуева (мать Васи Сталина) пригласила заниматься с нами молодого Александра Федоровича Лушина, он закончил биологический факультет университета, но очень любил театр и прекрасно рисовал. Потом окончил академию художеств и более 30 лет работал главным художником театра имени Станиславского и Немировича—Данченко, стал заслуженным деятелем искусств, народным художником. Он нам объяснил, как сделать театр теней. Теневой театр устроили так: соорудили экран из кальки, вырезали фигурки — персонажей сказки Пушкина «О попе и работнике его Балде». Василий был хороший рукодел, нам удалось все фигурки изготовить. И вот в наш день рождения мы осуществили эту постановку.

Зрителями были все домашние, ребятишки и родственники, в том числе отец Василия. Я читал текст, а Василий сзади за экраном показывал эти фигурки. Отец его очень смеялся, ему понравилось, он комментировал эту сказку. Сам по себе Василий был одаренным во многих отношениях мальчиком. Был он властолюбив, но материально абсолютно бескорыстен. Мог все отдать, что у него было, и «за други своя» готов был «живот положить». Будучи школьником, он много дрался, но никогда не дрался с теми, кто был слабее или меньше его, часто дрался со старшими после какого—нибудь спора или обиды, нанесенной слабому. Он был «слабозащитником». Ему часто доставалось, его колотили крепко. Он никогда не жаловался и, уверен, считал позором пожаловаться, что ему досталось. Прекрасно играл в футбол, и когда играли старшие, то брали его в команду. И не за фамилию, а за ноги. Еще мальчишкой великолепно играл в бильярд.

Был очень хорошим рукоделом, любил труд. У меня до сих пор сохранились его рисунки на плоских морских камушках. Сохранился мастерски изготовленный блокнот в переплете: и с рисунком, и с портретиком вставленным. А ведь Василию было всего 10 лет, когда он его делал. Любил животных. У него то кролик был, то уж, хомяк, рыбки, белые мышки. Василия любили товарищи и дружили с ним по—настоящему: ходили в кино, в Парк культуры, играли в футбол».

Дети любили своего отца (Артем Сергеев до сих пор относится к Иосифу Виссарионовичу как к родному отцу и называет его «отцом»), готовили подарки Сталину: «Пьесу как—то приготовили на день рождения. Мастерили поделки. Из кусочка бамбука сделали трубку ему, рисовали рисунки. Василий брал старые книжки, их переплетал, и это тоже было подарком отцу — сделанное своими руками. С Василием мы пытались сделать модель автомобиля в подарок». (Глушик Е. Артем Сергеев: Вспоминаю Сталина. // Сборник статей газеты «Завтра». — http://stalinism.ru/alive/artem.html)

А чтобы легче было представить себе обстановку, в которой прошли первые годы жизни «принца» Василия, придется вспомнить, с чего начиналась спецшкола, которая больше походила на приемник—распределитель беспризорных детей, чем на элитную школу маленьких принцев и принцесс. В марте 1918 года советское правительство, как известно, переехало из Петрограда в Москву. На новом месте нужно было обустроиться — народу много, у всех дети. Первоначально людей расселили по гостиницам «Националь», «Метрополь», в доходный дом на улице Грановского (сейчас Романов переулок), а затем потихонечку начали обустраивать и Кремль. О детях надо было заботиться, а времени у родителей не хватало катастрофически: невозможно было уделять достаточное внимание семьям. Были дети и погибших руководителей партии, и здравствующих, которые работали день и ночь: не «от и до», а до тех пор, когда все сделано. А поскольку всего никогда не переделать, только—только успевали забежать в столовую перекусить там же, в Кремле.

И решено было для детей руководителей страны организовать детский дом. По этому поводу есть решение секретаря президиума ВЦИК Енукидзе от 1924 года, подлинный документ хранится у Артема Сергеева и по сей день: создать детский дом, соучредителями назначить Надежду Сергеевну Аллилуеву и Елизавету Львовну Сергееву, маму Артема. Под этот детский дом передали особняк Рябушинского, где в то время находилось какое—то учреждение. Учреждение переехало, здание передали детям. Дети были от 2,5 лет до школьного возраста 6–7 лет.

«Решили так: чтобы не растить детскую элиту, взять 25 детей руководителей партии — живых или погибших — и 25 детей—беспризорников. Прямо из асфальтовых котлов их достали, привели, раздели, одежду сожгли, детей помыли. Одели их в ту сменку белья, одежды, что была у детей, имеющих родителей.

В детдоме воспитывался Василий Сталин, сын наркома юстиции Курского Женя, дети Цурюпы, в гости приходил сын Свердлова Адя. Детей я помню по именам, а кто чей сын—дочь, нам, детям, было неважно.

Мы с Василием Сталиным были аборигенами в этом детдоме: мы — первые, кто туда попал. Первый раз меня мама повела за руку, мне два года с немногим было. Пришли, посмотрели. В следующий раз она уже взяла туда мой горшок — это означало, что меня оставляют в стационаре, со своим имуществом. Напротив школы, где учился Василий, во втором Обыденском переулке, был храм. Как—то, когда там шла служба, мальчишки пробовали стрелять из пугача. Василий в этом участия не принимал, а рассказывал отцу об этом. Отец спрашивает: «Зачем они это делали? Они же, молящиеся, вам учиться не мешают. Почему же вы им мешаете молиться?» Далее спросил Василия: «Ты бабушку любишь, уважаешь?» Тот отвечает, мол, да, очень, ведь это — твоя мама. Сталин говорит: «Она тоже молится». Василий: «Почему?» Отец отвечает ему: «Потому что она, может, знает то, чего ты не знаешь».

Вот так вот «принц» и его «свита» со своими детскими горшками заняли новый «дворец». Что характерно, ровно половина таких же «принцев», как и Василий, были взяты прямо с улицы. Так сказать, наглядное пособие по демократии в отдельно взятом социалистическом государстве. Интересно, а современные дети куда более демократических правителей Кремля тоже с бездомными замарашками в одной школе учатся? А отец Васи подслащал и без того радужные дни сына своей воистину сталинской строгостью.

Из письма Сталина Ефимову 12.09.1933 г.: «И.В. Сталин С.А. Ефимову (коменданту дачи в Зубалово. — Авт.)

Тов. Ефимов… не давайте волю Васе и будьте с ним строги. Следите хорошенько, чтобы Вася не безобразничал. Если Вася не будет слушаться няни или будет ее обижать, возьмите его в шоры… Держите Васю подальше от Анны Сергеевны: она развращает его вредными и опасными уступками.

И. Сталин» (Сталин: в воспоминаниях современников и документах эпохи. / Сост. М. Лобанов. М.: Новая книга, 1995, стр. 285).

Вот так вот — «в шоры» и не иначе! Чем еще может приласкать «принца» венценосный отец? Какой милостью? Но Василий прекрасно понимал, что все это делается из лучших побуждений, и надо отдать ему должное, стремился, как мог, не посрамить свое имя.

На вопрос газеты «Завтра»: чувствовал ли Артем Сергеев, живя в семье Сталина и воспитываясь вместе с Василием, разницу, что это — их родной сын, а Сергеев — нет, слаще ли Василия кормили, подкладывали ли ему лучший кусок, приемный брат Василия ответил: «Ко мне, наоборот, относились немного мягче. Это чувствовалось. И если кусок слаще, как вы говорите, кому подкладывали, то это мне. Василий мне иногда говорил: „Ой, ты, сиротинушка“. А когда умерла Надежда Сергеевна, он плакал: „Теперь мы оба стали сиротинушками“. И как—то сказал: „А если еще кто—то из родителей умрет, что с нами будет?“ У нас по одному родителю осталось. И когда Вася пришел из заключения, то сразу пришел к моей маме Елизавете Львовне. Она его любила, как сына, безусловно. Василий мог в дом, в кремлевскую квартиру приглашать школьных товарищей. Раньше это было чаще. Под конец — реже. Условия изменились. Более жесткие требования были у охраны. И не напрасно. То, что врагов тогда было много, можно, собственно, подтвердить сегодняшним днем. Враги, разрушители государства не с неба упали. Они воспитались внутри государства, их кто—то, и сегодняшних, такими воспитал. По каким—то причинам они служили другим странам. Потому что они были алчны до денег, за которые продавались и продавали державу. Это не ново и бывало в истории. Василий с пониманием относился к этим требованиям охраны и сам. Так сказать, проявлял бдительность. Как—то на даче в Зубалово 22 сентября — это день рождения Надежды Сергеевны, ее самой тогда уже не было — он говорит: пойдем карасей наловим. Мы пошли в деревню Шареево. Там пруд. Мы с лодки наловили карасей. Пришли на дачу. Василий сказал: „Отцу отошлем. Он карасей любит“. Я спросил: „А ты поедешь к отцу. Сам отвезешь рыбу?“ „Нет, — говорит, — отец меня не вызывал“. Взял ведро с крышкой, положил туда пойманную рыбу, крышку на ведре опломбировал. На меня посмотрел и сказал: „Это порядок. Осторожность не помешает“. Василий понимал, что он не просто мальчик, а сын руководителя государства, чувствовал свою ответственность, поэтому очень больно реагировал, когда на него жаловались. Но в силу своего характера, в силу натуры не мог стать более прилежным в учебе. Были предметы, которые он любил, там он сидел, изучал столько, сколько нужно. Но были предметы, которые он не любил, и его воли не хватало сидеть прилежно, зубрить. Это надо прямо сказать» (Глушик Е. Артем Сергеев: Вспоминаю Сталина. // Сборник статей газеты «Завтра». — http://stalinism.ru/alive/artem.html).

В школу Василия, по утверждению А. Сергеева, никто на машине не возил. Он как—то хвастал перед ребятами, что если окончит школу без троек, отец в качестве поощрения возьмет его один раз на машине на дачу. А так ездили на дачу на паровике, в школу на трамвае или автобусе (Сергеев А. О друге незабвенном. К 85–летию со дня рождения В.И.Сталина. // Завтра, № 12 (644), 21 марта 2006 г.). Школа находилась на площади Восстания, Садово—Кудринская, д. З. Сейчас там факультет и кафедра 1–го Московского мединститута.

На неусидчивость сына обратил внимание отец, отсюда и строгость и даже элементы жесткости в воспитании маленького Васи, которые не скрывались ни от семьи, ни от окружающих. Знал бы Иосиф Виссарионович, что его прилюдные высказывания в отношении Василия дадут повод современным клеветникам и борзописцам порочить имя его сына, наверное, проводил бы личные беседы и не выносил сор из избы. Но сетования отца очень быстро становились достоянием семьи, окружения и доходили до самого Васи. Болезненное восприятие им критики со стороны Сталина—старшего сформировало у Василия мнение, будто отец его не любит. Разницу между нелюбовью и дисциплиной Василий Иосифович поймет позже, на войне. Тогда же отношения с отцом наладятся. Иосиф Виссарионович с Василием Иосифовичем будет говорить не просто как отец с сыном, но и как специалист со специалистом. Но это позже, а в тридцатых вся семья была обеспокоена дисциплиной отпрыска Сталина. Из дневника Марии Анисимовны Сванидзе 17.09.1935 г.: «…За ужином говорили о Васе. Он учится плохо. Иосиф дал ему два месяца на исправление и пригрозил прогнать из дому и взять на воспитание троих вместо него способных парней. Нюра плакала горько, у Павла тоже наворачиваются на глаза слезы. Они мало верят в то, что Вася исправится за два месяца, и считают эту угрозу уже осуществившейся. Отец верит, наоборот, в способности Васи и в возможность исправления. Конечно, Васю надо привести в порядок. Он зачванился тем, что сын великого человека и, почивая на лаврах отца, жутко ведет себя с окружающими. Светлану отец считает менее способной, но сознающей свои обязанности. Обоих он считает холодными, ни к чему не привязанными, преступно скоро забывшими свою мать. Очень неровными в отношении их окружающих. Он знает их до мелочей. Он прав, как всегда во всем. Какой это аналитический ум, какой он исключительный психолог. Будучи таким занятым человеком, как он знает всех окружающих до мелочей…» (Сталин: в воспоминаниях современников и документах эпохи. / Сост. М. Лобанов. М.: Новая книга, 1995, стр. 298).

Может быть, учителя как—то по—особому относились к Василию, выделяя его среди остальных учеников? Может быть, боялись ставить плохие оценки, благоговея перед сыном самого Сталина? Как бы не так. Артем Сергеев рассказал корреспонденту газеты «Завтра», как «боялись» «принца» Васю в школе: «Бывало, округляли в большую сторону оценки. Но когда учитель истории Мартышин поставил Василию „2“, а директор потребовал исправить оценку, учитель отказался это сделать. Вышел конфликт. Мартышин написал Сталину. Получил от него ответ с отрицательной характеристикой Василия, извинениями и благодарностью за объективность, принципиальность. А Василию все зимние каникулы (это были 1937–1938 гг.) пришлось учить историю и пересдавать. Он не обижался и говорил о своем учителе: „Вот — честный человек, не побоялся“ (Сергеев А. О друге незабвенном. К 85–летию со дня рождения В.И. Сталина. // Завтра, № 12 (644), 21 марта 2006 г.).

Не поленюсь привести полный ответ Иосифа Виссарионовича смелому преподавателю:

«И.В. Сталин В.В. Мартышину

8 июня 1938 года

Преподавателю т. Мартышину.

Ваше письмо о художествах Василия Сталина получил. Спасибо за письмо.

Отвечаю с большим опозданием ввиду перегруженностью работой. Прошу извинения.

Василий — избалованный мальчишка средних способностей, дикаренок (тип скифа!), не всегда правдив, любит шантажировать слабеньких «руководителей», нередко нахал, со слабой, или — вернее — неорганизованной волей.

Его избаловали всякие «кумы» и «кумушки», то и дело подчеркивающие, что он «сын Сталина».

Я рад, что в Вашем лице нашелся хоть один уважающий себя преподаватель, который поступает с Василием, как со всеми, и требует от нахала подчинения общему режиму в школе. Василия портят директора, вроде упомянутого Вами, люди—тряпки, которым не место в школе, и если наглец—Василий не успел еще погубить себя, то это потому, что существуют в нашей стране кое—какие преподаватели, которые не дают спуску капризному барчуку.

Мой совет: требовать построже (выделено Сталиным. — Авт.) от Василия и не бояться фальшивых, шантажистских угроз капризника насчет «самоубийства». Будете иметь в этом мою поддержку.

К сожалению, сам я не имею возможности возиться с Василием. Но обещаю время от времени брать его за шиворот.

Привет!

И. Сталин

8. VI.38 г.

АП РФ. Ф. 45. Оп. 1. Д. 1533. Л.9. Машинописная копия»

(Сталин: в воспоминаниях современников и документах эпохи. / Сост. М. Лобанов. М.: Новая книга, 1995, стр. 286).

Итак, письмо заставило поднапрячься Васю, сдать—таки экзамен по истории, а отец, как и обещал учителю «взял сына за шиворот». Вместо отдыха на море Василию со своим другом Артемом пришлось не просто штудировать историю молодого Советского государства, но и наблюдать, как отец редактирует этот учебник.

«На даче в Сочи Сталин и Киров работали, в частности, над указаниями по составлению учебника по истории СССР, который вышел в 1945–46 году под редакцией профессора Шестакова (начавшаяся мировая война помешала издать его в 1938 году. — Авт.). Нам с Василием дали книги по древней истории Илловайского и Бельярминова, нужно было прочитать и отвечать на вопросы, выполнять задания. Мы с Василием, получив задания, отвечали на вопросы Кирова, Сталина, и я не помню, чтобы даже учителя в школе могли так формулировать вопросы, столь просто и понятно объяснять. Например, отвечая, я перепутал, и вместо «Плутарха» сказал «плутократ». Сталин подшутил надо мной, но тут же растолковал значение слов «плутократ», а затем «демократ», «аристократ». Рассказал о Плутархе больше того, что было в книге. При объяснении значения слова «плутократ» коснулся политической обстановки в мире и стране. И все — очень ненавязчиво, доступно для понимания», — продолжает свой рассказ Артем Сергеев. (Сергеев А. О друге незабвенном. К 85–летию со дня рождения В.И. Сталина. // Завтра, № 12 (644), 21 марта 2006 г.)

А мы—то думали, что Сталин — людоед. Мало того, что полстраны в лагеря загнал, оставшуюся половину расстрелял, а единственного оставшегося в живых сына затерроризировал! А он, оказывается, учебники по истории редактировал. Кстати, довелось мне держать в руках тот учебник. По сравнению с современным «россиянским», или «украинским», или любым другим новодержавным учебник «История СССР» редакции 1946 года — просто шедевр. Советую своих детей учить новой истории именно по этой книге. Если опустить дифирамбы Коммунистической партии Советского Союза, то весь материал, особенно касательно Великой Отечественной войны, изложен очень методично, исторически грамотно и последовательно. В нем нет мифов, которыми пестрят современные учебники истории — только достоверные факты. И вполне естественно, что не воспеваются в нем деяния «наследного принца», коим считают Василия современные историки.

Но о его участии в войне могут поведать друзья: «Воевал он смело: в бой бросался, завидев противника, буквально накидывался на него, совсем не думая об опасности. У него было тяжелейшее ранение в ногу, вырвавшее его надолго из боевого строя. Летал он на всем, что летало. В его послужном списке записано, какие типы самолетов он освоил. Кажется, он все освоил. Попадал в трудные ситуации: то в самолет молнией ударило, самолет стал неуправляем, но он посадил его все—таки. Сумел он посадить машину с летчиками в Куйбышеве на аэродром, когда за самолетами летали, а другие не смогли. То есть он не только сам выходил из сложнейших ситуаций, но и других спасал. И никогда потом не сетовал, не бахвалился. Всегда говорил: „Война есть война, самолет есть самолет, летчик есть летчик. Здесь уж кто кого“. Да, кое—кому было разрешено из этих школ пойти в летные училища: например, Василий Сталин пошел в летное училище после 9–го класса. Это и было его привилегией, такая привилегия была и у Тимура Фрунзе. Привилегия драться в бою. А ведь летчик дерется в открытом бою напрямую с противником. Тимур Фрунзе был рыцарь такой: он хорошо учился и знал, что пройдет, Степан Микоян тоже. А Василий ужасно боялся, что его из—за отметок не примут. Что же тогда отцу сказать: что не приняли из—за отметок? Что отец скажет? Вот где был страх — не примут в военную школу. Стыд! Перед отцом стыд! А как отцу будет стыдно и неприятно, что его сына не берут в армию! Кого же он тогда воспитал?» (Глушик Е. Артем Сергеев: Вспоминаю Сталина. // Сборник статей газеты «Завтра». — http://stalinism.ru/alive/artem.html).

Вот и с «привилегиями» «принца» определились. Их оказалось не очень много — одна—единственная: Василию, невзирая на не самую лучшую успеваемость, была дарована милость от отца: он получил возможность с честью умереть за свой народ! Тем не менее он был несказанно рад и принял за благо поступление в Качинскую авиашколу. Правда, на войне появилась еще одна «привилегия» — вылет на боевое задание без парашюта. Но грела она сердце сталинского сына не меньше самой возможности заживо сгореть в самолете в бою на высоте эдак полутора тысяч метров. Щедр на милости был отец — ничего не скажешь! Заботливый, что показательно. Заботясь о благе народа, Сталин готов был пожертвовать сыновьями. Многие ли нынешние депутаты в наше относительно мирное время не отмазали своих драгоценнейших чад от армии? Многие ли современные «принцы» примеряли на себя «привилегии» Василия? То—то же!

Правда, в авиашколе, почувствовав свою взрослость, шестнадцатилетний Васька попытался было опять «построить» новых учителей, но эти попытки тут же были пресечены отцом. «Артем Федорович Сергеев (приемный сын Сталина) хранит письма Василия к отцу. Не просто письма — Сталин, как обычно, нанес на них свои резолюции. В одном письме Василий просит отца выслать ему денег — в части открылся буфет, да еще хотелось бы сшить новую офицерскую форму. На этом письме в левом верхнем углу Сталин написал так: „1. Насколько мне известно, строевой паек в частях ВВС КА вполне достаточен. 2. Особая форма для сына тов. Сталина в Красной Армии не предусмотрена“. — То есть денег Васька не получил, — смеется Артем Федорович» (Чуев Ф. Живой Сталин. Воспоминания современников. — http://www.rustrana.ru/).

Мне посчастливилось перечитать мемуары многих летчиков, как Героев, так и рядовых истребителей. И практически у всех в воспоминаниях фигурирует на первый взгляд незаметная, но очень важная для понимания просьбы Василия насчет денег деталь. Дело в том, что курсантам летных училищ не полагалось носить настоящую летную форму. Им приходилось довольствоваться курсантской военной формой. Она была достаточно невзрачной, но 15–16–летние мальчишки, только освоившие элементы взлета и посадки, уже видели себя покорителями воздушного океана, грозой вражеских армий! Поэтому изыскивали средства для пошива другой униформы, под свой вкус, с массой нашивок. Эти пестрые одеяния, которые, впрочем, мало походили на летную форму, будущие пилоты тайком надевали для свиданий с барышнями и походов на танцы. Вася, как мы успели убедиться, мало чем отличался от своих сверстников и хотел выглядеть не хуже их. Но денег отец не дал, поэтому форма курсанта стала для него как повседневной, так и парадно—выходной. Вряд ли он расстроился, иначе в анналах нашей бедолаги—истории нашлось бы немало сетований по этому поводу, хотя выглядел Василий на фоне сверстников, посещавших с ним танцы, просто, если не сказать бедновато.

«Об этом времени знаю следующий эпизод: начальник Качинской школы комбриг Иванов написал И. Сталину письмо, в котором сообщал о летных успехах сына, но жаловался, что Вася отказывается изучать теоретические дисциплины. И. Сталин ответил Иванову письмом, текст которого я слышал от самого Иванова. Он примерно такой: „Уважаемый товарищ Иванов! Благодарю Вас за заботу о моем сыне. Надеюсь, что он выйдет от Вас хорошим летчиком. Что же касается теории, то прочтите ему следующие строки: дорогой Вася! Если ты любишь меня, то полюби теорию“. Далее следовали аргументы в пользу теории. Весь тон письма и сами факты неоднократного написания их противоречат созданному образу И. Сталина как человека черствого и равнодушного ко всем людям, не исключая самых близких». (А.А.Щербаков. «Летчики, самолеты, испытания», Василий Сталин)

Учеба закончилась незадолго до начала войны, пожарища которой погубили не одного прекрасного человека. Василий с первых дней войны на фронте. Его деятельности в годы Великой Отечественной широко освещена в этой книге. Есть воспоминания друзей, однополчан, приказы, докладные, характеристики… Писали их люди, в основном хорошо знакомые с Василием Иосифовичем. Но чтобы картина характера сына Сталина вырисовывалась полнее, я приведу воспоминания людей, знавших Василия мало, которым незачем приукрашать или сглаживать острые черты этого непростого характера. Их встречи с Василием Сталиным зачастую носили случайный характер, и часто впоследствии эти люди вообще не встречались с ним. Тем ценнее эти воспоминания. Говорят, что самое верное впечатление — первое. А людей Василий Иосифович Сталин понимал и ценил.

Начнем с рассказа ветерана Василия Гавриловича Чайковского: «За четыре года войны чего только не увидишь. В 1942 году мы испытывали на Калининском полигоне новые 150–килограммовые снаряды, а рядом стоял авиаполк Василия Сталина. Так получилось, что мне пришлось лично познакомиться с сыном вождя и даже провести три месяца у него „в плену“. Я наладил ему новую радиостанцию, и он не хотел меня отпускать. Пришлось некоторое время послужить в авиации, даже полетать на самолете в роли корректировщика» (Михейченко А. Расписался на Рейхстаге. // Металлург, № 18, 05 мая 2005 г.).

Борис Варламович Щадронов — фронтовой кинооператор: «Я был прикреплен к 62–й армии и снимал в излучине Дона. Приехал в Сталинград, чтобы перемотать весь отснятый материал в рулоны, написать монтажные листы и отправить пленку в Москву, в студию кинохроники. Потом я должен был вернуться обратно. Когда с начальником киногруппы Кузнецовым мы ехали назад, он меня как бы между прочим спросил: — Слушай, Щадронов, а смог бы ты слетать на бомбежку и отснять это на кино?

Я не придал этому особого значения:

— А почему бы и нет. Если надо — пожалуйста.

И разговор на этом закончился. Мы на машине приехали на сталинградский аэродром Гумрак. Оказалось, что на нем базируются ночные бомбардировщики «Петляков–2» под командованием Василия Сталина (в рассказ ветерана закралась ошибка: он попал в Полбинский 150–й бомбардировочный полк, который прикрывали «соколы» Василия во время бомбардировок. — Авт.). И вот мы подходим, и Василий Сталин обращается к Кузнецову:

— Да… вот твои здесь… операторы, мать их… бездельники, ни один не слетает на бомбежку.

А Василий Сталин был заинтересован в том, чтобы отснять свих пилотов в деле и показать отцу, что он не баклуши бьет, а здесь идет «настоящая» война. Два кинооператора, которые были прикреплены к части, — Казаков и Кацман — летать не хотели. Они снимали на аэродроме подвязку бомб, взлет, посадку и прочее. Как раз в это время прошла информация, что прорвалась большая группа немецких танков со стороны Дона и продвигается к северной части Сталинграда. Вся авиация брошена на то, чтобы остановить и разбить эту группировку. Василий Сталин снова обращается к Кузнецову: — Когда же, наконец, будет летный оператор?

И Кузнецов показывает на меня:

— А вот — Щадронов может полететь.

Василий Сталин обращается ко мне:

— Полетишь?

Понимаете, он хоть и сын, но все равно Сталин! И я ему отвечаю:

— Так точно, полечу.

Собирается авиагруппа — две «девятки» идут на бомбежку группировки немецких танков. Кузнецов и говорит пилоту:

— Ты уж побереги там моего кинооператора.

— А моя жизнь вам не дорога, что ли? — отвечает тот. — Погибать — так вместе.

Я до этого ни разу на самолете не летал. Мне показывают, куда влезать:

— Вот, садись вместо стрелка—радиста.

Пристегнули маленький парашют — чтобы хоть как—то спастись, показали, из какого люка можно производить киносъемку, и летчик говорит мне:

— Бомбить будем с высоты 2200 метров. Бомбы летят девятнадцать секунд. Как увидишь — бомбы отделились от соседних самолетов, отсчитывай девятнадцать секунд и включай киноаппарат. Камера у меня была «Аймо». В ожидании этого ответственного момента я перезарядил кассету (она вмещала тридцать метров пленки) и стал ждать. Отснял, как с соседних самолетов отделились бомбы, потом лег животом на пол самолета, отсчитываю про себя девятнадцать секунд и включаю камеру. Бомбы, как цветочки, раскрываются, разрывов не слышно — самолет двухмоторный, все шумит, дребезжит. Мы отбомбились, возвращаемся. Но тут нам становится «жарко»: оказывается, на группу напали «мессера» и откололи от нашей группы одно звено. Сопровождающие нас истребители вступили с ними в бой. Мы легли на бреющий полет и вернулись на свой аэродром. Там встречают меня Василий Сталин и Кузнецов:

— Ну, как, снял? — спрашивает Сталин.

— Снял.

Тут же налили мне полстакана коньяку и спросили:

— Полетишь еще?

Я хоть и выпил полстакана, но «ни в одном глазу» — весь на нервах. Отвечаю:

— Полечу.

Перед вторым полетом я догадался подойти к механику и спросить:

— Где находится то кольцо в парашюте, которое надо дергать?

Он мне показывает на большую штуку, похожу на дверную ручку.

— Вот, дергать надо здесь.

Я еще ему вопрос задаю:

— Из самолета выпрыгивать сверху, так же как и залезал?

Он показывает нижний люк и говорит:

— Вот красная ручка, повернешь и провалишься вместе с люком.

Так я стал опытным авиатором. В один день я сделал два боевых вылета и стал летным кинооператором. После этого я летал на Сталинград двенадцать раз. Всего сделал двадцать боевых вылетов» (Семенов А. Война сквозь призму объектива. // Наше кино, № 2(10), 2005 г.).

«Мне было 15 лет и 6 месяцев, когда я добровольно через райком комсомола отправилась на фронт. Окончив курсы радистов—операторов в городе Сочи, была направлена в авиацию. В душе я немного горжусь тем, что семь месяцев служила в полку Васи Сталина. Тогда он уже был в чине полковника, командиром 32–го полка, охранявшего наши бомбардировочные самолеты» (http://www.molrus.ru/forum/lofiversion/index.php/t1442.html).

Но случались в боевой жизни Василия Сталина переделки не менее опасные, увы, никак не красящие его, как командира и «сталинского сокола». Слово документу: «4 апреля 1943 года. Секретно. Зам. нач. I—го отдела НКВД СССР, комиссару госбезопасности 3–го ранга, т. Власику Н.С.

Сообщаю, что т. Сталин В.И. доставлен в Кремлевскую больницу сегодня 4.04.43 г. в 11 часов по поводу ранения осколками снаряда. Ранение левой щеки и левой стопы с повреждением костей. Ранение стопы относится к разряду серьезных. Операция под общим наркозом проведена проф. Очкиным А.Д. в 14 ч. В настоящее время (18 ч.) общее состояние раненого удовлетворительное.

Начальник Лечсанупра Кремля Бусалов».

Итак, ранение. И как видно из документа, серьезное. Но это ранение никак не могли вписать в свои боевые реестры асы люфтваффе. Вот какое разъяснение даст 10 лет спустя один из свидетелей по «делу Василия Сталина» его адъютант В.Полянский:

«В апреле 1943 г. я, будучи адъютантом авиаэскадрильи, принимал участие в рыбной ловле в районе г. Осташкова. Эта рыбная ловля кончилась тем, что один из авиаснарядов „РС“, которыми мы глушили рыбу, взорвался в руках участвовавшего в ловле полкового инженера. Взрывом этот инженер был убит, а летчик Котов и командир полка, полковник Сталин ранены».

Известны ли были эти обстоятельства весной 1943 года? Да, известны. На имя Власика, кроме «Заключения о ранении полковника Сталина В.И.», подписанного профессором Бусаловым, поступает спецдонесение особистов о «чрезвычайном происшествии в 32–м гвардейском авиаполку». В нем названы имена всех участников кровавой рыбалки: полковника Сталина, Героев Советского Союза подполковника Власова, капитанов Баклана, Котова, Долгушина, а также старшего лейтенанта Шишкина, лейтенанта Полянского и инженер—капитана Разина.

Однако, судя по всему, верный Власик в течение целого месяца держал своего хозяина в полном неведении, ибо только 26 мая 1943 года последовал строгий приказ Верховного. Приведем его полностью:

«Командующему ВВС Красной Армии, маршалу авиации тов. Новикову

ПРИКАЗЫВАЮ:

1. Немедленно снять с должности командира полка полковника Сталина В.И. и не давать ему каких—либо командных постов впредь до моего распоряжения.

2. Полку и бывшему командиру полка полковнику Сталину объявить, что полковник Сталин снимается с должности командира полка за пьянство и за то, что портит и развращает полк.

3. Исполнение донести.

Народный комиссар обороны И.Сталин».

Приказ этот был написан собственноручно Верховным, черновик в настоящее время хранится в архиве президента РФ. Обратим внимание на особенности стиля вождя: слово — «полковник» повторяется в двух предложениях трижды, а слово «полк» — пять раз. Говоря словами Александра Зиновьева (автора книги «Нашей юности полет»), Сталин писал так, чтобы «не смели не понять». И действительно — вышеприведенный приказ не оставляет никаких лазеек. И 22–летний полковник на целых 6 месяцев выбывает из строя. Переступить порог отцовского кабинета для него смерти подобно. А маршал авиации Новиков только разводит руками.

Но мир не без добрых людей. Самым добрым и самым настойчивым в этой безграничной «доброте» стал заместитель наркома обороны, Маршал Советского Союза Булганин. Тот самый Булганин, который вышвырнет Василия из авиации, да и вообще из армейских структур сразу после смерти его отца. А пока трижды он пытается «взять на абордаж» Верховного. И, наконец, после третьего захода Сталин поднимет на него усталые глаза:

— Значит ли это, что вы лично ручаетесь за этого оболтуса?

— Ручаюсь головой, товарищ Сталин…

— Нужна мне ваша голова, — усмехнется Верховный. И тут же подмахнет заготовленный Булганиным приказ о новом назначении.

С мая 1943 года Василий прозябает в должности летчика—инструктора 193–го авиаполка. Пилотировать ему категорически запрещено. И только в декабре он получает возможность поднять машину в воздух. Он снова на передовой. А 18 мая 1944 года полковник Сталин В.И. приказом командующего ВВС назначается командиром 3–й истребительной авиадивизии в составе 1–го гвардейского корпуса генерал—лейтенанта Белецкого. («Вечерний Тбилиси «, № 88, 1–2 августа 2002 г.)

А вот как описывает эту злосчастную рыбалку «Маэстро» Виталий Попков: «…В войну, — рассказывал Попков, — служил я у Васи в 32–м гвардейском авиаполку командиром эскадрильи. Недолго служил. Там случилась та злосчастная „рыбалка“, о которой еще и теперь много слухов. Признаюсь, что организатором той „рыбалки“, к сожалению, был я. Нас было девять заядлых рыболовов. В том числе и Вася. Договорился я с инженером полка, чтобы снарядил какое—нибудь взрывное устройство, которое можно опустить в озеро, взорвать и тем самым наглушить рыбы. Я еще спросил: „Чем будем глушить — толом или гранатой?“ Он ответил: „Какой гранатой? „Эрэс“, реактивный снаряд, опустим. В нем почти 100 кило взрывчатки. Рванет — рыбы будет… вагон!!!“ Ну и рванули… Было это под Осташковом в 43–м году.

Сначала выплавили содержимое 250–килограммовой немецкой бомбы и разлили взрывчатку по консервным банкам. Она загустела, как мыло, вставили в банку взрыватель, подожгли и бросили в речку. Никакого эффекта. Нашлась умная голова, посоветовала:

— Давайте возьмем со склада реактивный снаряд!

Так и сделали. Решили: запал горит 22 секунды, за это время можно бросить снаряд в реку, самим разбежаться и упасть на землю. Бросили. Снаряд забулькал в воде и не взорвался. Василий Иосифович предложил:

— Давайте сделаем запал на 16 секунд — успеем отбежать!

Попробовали — снова не вышло. Решили сделать на 10 секунд — успеем! Полковой инженер, державший снаряд, сидел под березой. Снаряд взорвался у него в руках, вычистил туловище, как рыбу, — сердце оказалось на одной ветке, печень на другой…

Прав оказался инженер: не только рыбе, но и нам досталось — из 9 человек 6 получили ранения, инженера убило. Меня не зацепило, Васе же чуть пятку не оторвало. Боль была такая, что стонал он не переставая. Перепугались — все—таки случившееся самого Сталина касалось. Звоню командующему нашей воздушной армией М. Громову. Докладываю: «Тут вот на рыбалке ЧП случилось. Есть раненые. В частности, Сталин… Василий». Громов, наверное, чуть сознание не потерял: «Кто организовал эту рыбалку?» Мало кто в такой ситуации решится ответить — мол, это я… В общем, говорю: «Он организовал». Потому что соображаю, что с Васи командующий не сможет спросить так, как с меня. Громов говорит: «Вылетаю…» Через 15 минут прилетает на своем «дугласе». Заходит в лазарет. Там Вася лежит стонет. Ему уколы делают. Громов тут же его на своем самолете в Москву. Переживал — будь здоров. Думал, что полетит с него папаха. Ничего. Обошлось. А командиром полка был майор Бобков, и наверх пошел рапорт, что в полку Бобкова летчики пьют спирт, не разбавляя. — Если не умеете пить, пейте воду и закусывайте картошкой, — сказал генерал Руденко» (Добрюха Н. Злой рок Василия Сталина. // Аргументы и факты, № 1279. — www.aif/ru/online/aif/1279/12_01).

Еще один бывший летчик Сергей Сергеевич Сдобников прокомментировал это происшествие: «За Васей всегда ходили истории с превышением власти на стороне: то сломал шлагбаум, то кого—то ударил за непочтение. За эти рассказы я не ручаюсь и потому не уточняю конкретно. А вот что было доподлинно. Захотели асы свежей рыбки. Решили наглушить в местной речке. Кто стал организатором, трудно сказать, но Вася на этой операции был, это точно. Больно уж она получилась громкой. Едва ли не самой заметной после особых заслуг в воздухе. За всю войну полк прошел благодаря подчинению Ставке Верховного командования все крупные сражения Великой Отечественной: Сталинград, Курско—Орловская дуга, операция „Багратион“, Прибалтика в сражении за Вильнюс, Ригу и Курляндский полуостров, а в завершение — битва за Берлин. Было сбито 774 самолета. Это, говорят, второе место после полка Покрышкина, который сражался по южным фронтам и был создан раньше. Чего же не покуражиться при таких заслугах. Так вот, на этой рыбалке заглавная роль был поручена инженеру по вооружению. Он готовил реактивные снаряды с взрывателями АГДТ с замедлением на 22 секунды. Такими снарядами для „Катюш“ одно время были оборудованы и самолеты, но это не оправдалось из—за резкого снижения скорости. Инженер бросал снаряд в речку, через 22 секунды — взрыв, и внизу по течению подбирали оглушенную рыбу. И вдруг один из очередных снарядов взорвался в руках инженера. От него нашли только сапог. Несколько человек было ранено, наш командир эскадрильи Герой Советского Союза капитан Котов получил ранение в спину и больше уже не летал. Вася был ранен в пятку…» (Семенова Т. Он знал Василия Сталина. // Новые рубежи, № 45, 22 июня 2005 г. — http://www.mosoblpress.ru/odincovo/show.shtml?d_id=5582).

Тут уж Ваське от отца влетело по первое число! Он был отстранен от летной работы и понижен в должности. К слову сказать, отец же трижды пресекал его служебный рост.

Первый раз это было так. У Васи возник роман со школьной одноклассницей Ниной Орловой, которая в это время была женой известного кинодокументалиста. Она встречала с Васей новый, 1943 год на семейной сталинской даче в Зубалове, причем приехала не одна, с матерью и ребенком. Галины Бурдонской при этом на даче не было. Вероятно, у Васи и Нины были серьезные намерения.

В том же декабре в Химках готовилась к перегону на Северо—Западный фронт группа «Лавочкиных». Принимал самолеты комдив Захаров. Осенью сорок первого в горячке отступления, уцелев от расправы скорых на руку трибуналов, он был сослан на восток, спустя год помилован и вот вновь собирал под свои знамена авиадивизию.

По—мальчишески обрадовался Георгий Захаров встрече в те дни с товарищем по испанским событиям кинооператором Карменом. Но однажды приятель пришел к нему и с ходу ошарашил краткой, но достаточно эмоциональной речью:

— Жора, — сказал он, — я пойду и расстреляю Васю…

Представить, что Кармен готовит покушение на сына Сталина, можно было только в бредовом сне, и Георгий Захаров засмеялся

— И что нынче за мода пошла: чуть что — расстреляю!..

— Нет, нет, я застрелю Васю, — упрямо повторил Кармен, и по его тревожно бегающим глазам, взволнованному голосу комдив Захаров понял, что приятель не шутит.

— Послушай, Роман, — остановил он его, — ты начнешь палить в Васю, он в тебя. Скажи, что хоть произошло?..

А произошла старая как мир, банальная история, в которой оказалась замешана уже знакомая нам Нина Орлова…

В конце октября сорок второго был задуман фильм о летчиках. Василию предложили стать его военным консультантом. Вот что вспоминает о тех днях Светлана Аллилуева:

«Вскоре были ноябрьские праздники. Приехало много народа. К. Симонов был с Валей Серовой, В. Войтехов с Л. Целиковской, Р. Кармен с женой, известной московской красавицей Ниной, летчики — уж не помню, кто еще.

После шумного застолья начались танцы. Люся (так все звали сорокалетнего А.Я. Каплера. — С.Г.) спросил меня неуверенно: «Вы танцуете фокстрот?» Мне сшили тогда мое первое хорошее платье у хорошей портнихи. Я приколола к нему старую мамину гранатовую брошь, а на ногах были полуботинки без каблуков. Должно быть, я была смешным цыпленком, но Люся заверил меня, что я танцую очень легко, и мне стало так хорошо, так тепло и спокойно с ним рядом! Я чувствовала какое—то необычайное доверие к этому толстому дружелюбному человеку, мне захотелось вдруг положить голову к нему на грудь и закрыть глаза (дочери И. Сталина тогда было 16 лет. — Авт.).

«Что вы невеселая сегодня?» — спросил он, не задумываясь о том, что услышит в ответ.

И тут я стала, не выпуская его рук и продолжая переступать ногами, говорить обо всем — как мне скучно дома, как неинтересно с братом и родственниками; о том, что сегодня десять лет со дня смерти мамы, а никто не помнит об этом и говорить об этом не с кем, — все полилось из сердца, а мы все танцевали, все ставили новые пластинки, и никто не обращал на нас внимания…»

Никто, надо полагать, не обратил внимания и на Василия с Ниной. Танцуют да танцуют. Но, если быть совсем откровенным, а развитие событий требует того, то придется кое—что уточнить. Свидания Василия и, по признанию многих, самой красивой женщины Москвы после тех танцев продолжились, и довольно энергично. Правда, не в Зубалово.

Неподалеку от бывшего «Яра», где звучала когда—то соколовская гитара, пели цыгане и кутили московские да петербургские знаменитости, стоит своеобразный по архитектуре дом. Резные стебли растений во всю стену, скульптурная группа застывших коней словно напоминают о чертоге песен, любви… Здесь, в квартире — по совпадению, цыгана же! — летчика—испытателя Павла Федрови и встречался Василий с Ниной.

Так уж повелось в веках: влюбленные ничего, кроме радостного перестука своих сердец, не слышат, ничего—то вокруг, кроме самих себя, не замечают. А опытный глаз киношника—оператора Кармена видел многое. Заметил, не упустил он и без оптических линз, как Василий Сталин и Нина потянулись друг к другу. Не случайно в горячке маузер перезарядил: «Застрелю Васю!» Обошлось, слава Богу, без патронов. А «телегу» на Василия его отцу Кармен все—таки накатал. Сомнения — тревожить вождя всех народов или как—то обойтись, самому разобраться, — конечно, были. Но надежду на успех задуманного поддерживала родственная — в прошлом — связь с Ярославским. Миней Израилевич до недавнего времени был тестем Кармена — он не отказал в просьбе. Письмо Иосифу Сталину передал.

Как же отреагировал Иосиф Сталин на любовное приключение сына? Как всегда, мудро.

Однажды Василий сидел у Федрови не в лучшем настроении и упрашивал своего старого качинского приятеля Морозова:

— Борис, ну, спой мою любимую. На душе кошки скребут…

Любимой у Василия была песня «Выхожу один я на дорогу». Морозов взял гитару, тронул было тревожные струны, но вдруг послышался решительный стук в дверь, она распахнулась, и в квартиру вошел начальник правительственной охраны генерал Власик.

— В чем дело? — спросил Василий.

Власик вытянулся по—военному, холодно произнес:

— Вы арестованы! — и уже чуть мягче, не столь официально добавил: — Василий Иосифович… Вот письмо…

Что за письмо — Василий и не читая догадывался. А существенное было выражено достаточно кратко и ясно стремительным — по всей странице — росчерком отца:

«Верните эту дуру Кармену. Полковника Сталина арестовать на 15 суток. И. Сталин».

Как сказал поэт: «Только утро любви хорошо…» В конце сорок второго Василию особенно были понятны эти слова. В самом деле, угодив на гауптвахту в Алешинские казармы, он добросовестно отсидел там, а вышел — его ждал еще один сюрприз. Приказом батюшки полковника Василия Сталина сняли с должности начальника Инспекции ВВС и направили в авиаполк — тот самый, который только что потерял своего командира Ивана Клещева. Нину Орлову вернули супругу.

Нужно сказать, что такие суровые оргвыводы не соответствовали греху адюльтера; обычно за это давали партийное взыскание. Тут сказалась тяжелая рука отца.

Вверенный Васе 32–й гвардейский полк был одним из лучших в ВВС и воевал очень успешно. При возвращении полка с фронта на пополнение по просьбе Василия Виталий Попков и организовал ту злосчастную рыбалку. Это случилось 4 апреля 1943 года. 26 мая в полку был зачитан приказ Сталина о снятии сына с должности командира за «порчу и разложение полка, пьянство и разгул». Командующему ВВС Новикову предписывалось не давать Василию каких—либо командных постов впредь до особого распоряжения. Обращает на себя внимание полуторамесячный разрыв между происшествием и приказом. Василий это объяснял тем, что его недоброжелатель Берия выбирал удобные случаи для доклада Сталину о его неудачах и промашках. Так отец вторично сурово прервал карьеру сына.

По окончании войны, уже будучи командующим авиацией Московского военного округа, он занялся строительством спортивных сооружений и созданием большого спорта в ВВС Московского округа. Такие масштабные спортивные дела не укладывались в финансовые возможности округа, и это приводило к большим государственным тратам. В хозяйственных делах Василий был малосведущим и доверчивым человеком.

Благодаря этим его качествам вокруг его дел оказалось много недобросовестных людей и происходили крупные хищения. Людей же, способных его одернуть, не находилось. Может быть, этому способствовало то, что в это время у него наладились отношения с отцом, и никто не решался доложить И. Сталину о должностных нарушениях сына. Васины увлечения спортивным строительством и большим спортом не влияли на положение дел в авиации Московского округа. В столичный округ были собраны лучшие части, хорошие командиры, и боевая подготовка шла хорошо и без особых усилий командующего. Кроме спортивного строительства, значительные средства тратились на создание большого охотничьего хозяйства. Разумеется, таких средств у командующего авиацией округа быть не могло, они поступали из Министерства обороны с ведома высшего руководства. Но все это всего лишь через месяц после смерти отца было квалифицировано как уголовное преступление и Василий был арестован. Но еще за год до ареста Василий был отстранен от должности командующего приказом отца, после последнего в своей жизни воздушного парада.

Что касается должностных преступлений, то их можно было адресовать руководству Министерства обороны, которое предоставляло ему денежные средства. Незаконно построенные им спортивные залы, бассейны и манежи используются и по сей день и окупили затраты на их строительство задолго до того, как Василий вышел из тюрьмы.

Его дача стала государственной. Его роль в репрессиях по отношению к руководству ВВС в предвоенные годы заключалась лишь в передаче отцу письма своего командира дивизии Сбытова, в котором последний обвинял Смушкевича и Рычагова в принятии на вооружение ненадежного мотора М–63. Сходство с отцом можно отметить в том, что от того всего отцовского добра (конечно, личного) остались тулуп да валенки, а от Васи — пара поношенных костюмов. (А.А.Щербаков. «Летчики, самолеты, испытания», Василий Сталин).

Что же касается самой рыбалки, то не думаю, что стоит строго судить мальчишек, старшему из которых, тому самому инженеру, который погиб, не было и двадцати пяти. Рыбалка вполне могла быть и удачной. К трагедии привела нелепая случайность. Хотя таких случайностей за предыдущий месяц было слишком много. Цитата из донесения: «2 марта 1943, при осмотре самолета Як–9, закрепленного за командиром 32–го ГИАП гвардии полковником И. В. Сталиным, в соединении первой тяги рулей глубины обнаружено воткнутое техническое шило, которое заклинивало управление… Считаю: акт совершен с диверсионной целью… Замполит 32–го ГИАП гв. майор Стельмашук». Удивительные совпадения…

Так или иначе, Василий Сталин оказался в больнице с ранением стопы, которое впоследствии сыграет свою роковую роль при поиске причин смерти сталинского сына. Но, даже будучи тяжело раненным, он всячески проявлял заботу о своих товарищах. Вспоминает Виталий Иванович Попков, дважды герой Советского Союза: «Василий в это время лежал в госпитале в Москве.» Мы с Бобковым решили его проведать, — говорит «Маэстро». — Героям Советского Союза тогда давали бутылку водки, 200 граммов масла и кусок колбасы. Я взял с собой еще одного Героя, чтоб водки больше было, и мы прибыли к Василию. Он лежал в одной палате с летчиком «Нормандия—Неман» Героем Советского Союза Роланом де ля Пуапом. А Бобков без мата слова сказать не мог — такая у него была особенность. Василий говорит французу:

— Видишь, какие у нас в армии простые отношения? Мой подчиненный вот так разговаривает с командиром дивизии.

— А почему ты майор? — обратился он к Бобкову. — Я же тебе еще под Сталинградом присвоил подполковника!

— А приказ забыли написать, тра—та—та—та, — ответил Бобков.

Василий снял телефонную трубку и позвонил в отдел ЦК партии. Сделали» (Рыков С. Василий младший: сын отца народов. Интервью с Капитолиной Васильевой. — http://www.tam.ru/sezik/vasya.html).

Дважды он проявил особую заботу об искалеченных летчиках. Под Старой Руссой, возле деревни Шики, на раскисшей к весне болотной взлетной полосе одним из последних взлетал командир третьей эскадрильи, старший лейтенант Гарам. На взлете прорезался снег под колесом, самолет накренило, развернуло, и он упал. Гарам солидно покалечился, без надежды на возвращение в кабину истребителя. Вася использовал все свои связи и добился присвоения ему звания Героя Советского Союза.

С большим опозданием, но он пробил звание Героя Советского Союза летчику Прокопенко, которого под Орлом сбили над своим аэродромом на наших глазах сопровождавшие их от линии фронта «Мессершмитты». У наших горючее было на исходе, и затевать бой было невыгодно. Прокопенко при снижении был подбит. Воспользовался парашютом уже на высоте меньше 100 метров, и скорость падения не удалось погасить. Так бывает, если поздно раскрывается парашют. Поломался Прокопенко обстоятельно и летать на истребителе больше не смог. За его прошлые заслуги благодаря Васе присвоили ему Героя. Приказ был подписан в 1944 году, а Звезда Героя шла к Федору Федоровичу целых пятьдесят лет. И то получил он высшую награду не Советского Союза, а России с триколором, от которого тут же избавился и украсил планку красной ленточкой.

Рассказы ветеранов просто пестрят воспоминаниями об отзывчивости Василия, которому было запрещено летать. Наверное, поэтому он всю свою энергию направлял в сторону своих братьев—летчиков, старясь помочь им чем только мог.

Под Шяуляем, в Литве, еще перед немецким прорывом фронта, однажды днем на наш аэродром зашел на посадку подбитый морской штурмовик, американский Б–25. В отличие от наших самолетов у них третье колесо было носовое. А это требует более надежной посадочной площадки. Летчик, вероятно, ошалевший от боя, промазал на посадке и коснулся земли почти на середине полосы. А она и так была короткой. Самолет на большой скорости бежит на стоянку нашей, второй эскадрильи, консолью крыла сбивает кок (носовой колпак) у нашего истребителя, ломает свои шасси на поделанном для распутья деревянном настиле и продолжает двигаться на пузе за пределы летного поля. Останавливается у края оврага. Еще бы чуть, и могло кончиться переворотом и пожаром. Из штурмовика вылезли летчик и стрелок с разбитым лбом. Сразу подкатил Васин «виллис». Выскочил охранник Кобашевидзе на всякий случай с пистолетом в руке. Вася очень доброжелательно на правах хозяина посочувствовал аварийному экипажу и подсадил их к себе машину.

Однажды зимой Павел Литвинский был невольным свидетелем, как на взлетную площадку, прикатанную на снегу, как это обычно делалось зимой, садился наш истребитель без выпущенного шасси. Мы опасались, куда его развернет, и после остановки оказались у самолета первыми. Из кабины вылез невредимый командир первой эскадрильи Сергей Долгушин. В этот момент к самолету подкатил Васин «виллис», как обычно, с двумя пограничниками в зеленых фуражках. Вася выскочил из него и начал успокаивать обескураженного Долгушина. Действительно, в этом положении даже оправдываться нечем, и он был не в себе. «Сережа, самолет хрен с ним». По обычаю Вася сказал на фронтовом жаргоне… (Семенова Т. Он знал Василия Сталина. // Новые рубежи, № 45, 22 июня 2005 г. — http://www.mosoblpress.ru/odincovo/show.shtml?d_id=5582).

Не забыл Василий о своем друге и инструкторе Федоре Прокопенко и после войны. Федор Прокопенко и его пилоты (все бывшие боевые летчики—истребители) на десяти самолетах Як–11 участвовали в параде в честь Дня Воздушного Флота. В сентябре 1947 года его вторично призвали в кадры военной авиации — с присвоением звания подполковника. Его всегда тянуло непосредственно в строй. И он почти добился назначения на транспортный авиаполк, командиром, когда… судьба вновь свела его с Василием Сталиным в здании штаба на столичном Ленинградском проспекте. На этот раз Василий Иосифович предложил Федору Федоровичу осваивать… вертолеты (Севастьянова А. Четырнадцать тысяч часов без земных впечатлений. // Гвардия России, № 5 (10), июнь 2003 г.).

Читая воспоминания друзей Василия Иосифовича Сталина, кажется, что нет такого, которому бы он не помог. А.А. Щербаков в своей книге «Летчики, самолеты, испытания» приводит следующий эпизод, произошедший с Алексеем Микояном, в судьбе которого Василий также поучаствовал: «Работа однажды свела меня с коллегой, который служил в Туркестанском военном округе, когда командующим авиацией там был мой школьный товарищ и однополчанин Алексей Микоян. Этот летчик рассказал, что при встречах с генералом Микояном о нем складывалось неблагоприятное впечатление: — Посмотрите на выражение его лица, — говорили пилоты. — Он нас презирает!

Как мог, я разуверил коллегу. Алексей не мог презирать летчиков. Сам фанатик военной авиации, он любил летчиков и службу. Более сорока лет своей жизни он летал сам или руководил полетами и военными учениями.

В душе он считал летчиков лучшими представителями человечества. Летчиками были два его старших брата. Что же до выражения лица, то, действительно, оно давало повод заподозрить к себе некое ироническое отношение. Но причина — не в отношении к людям, а что ж делать, такое было у него лицо.

Началось это в марте 1943 года в Вязниковской школе пилотов. Учебным самолетом был там устаревший истребитель И–16, на котором на взлете и посадке сложно было удерживать направление движения. Перед самостоятельным вылетом курсанту давали специальный тренаж.

С самолета, отлетавшего технический ресурс, снимали обшивку крыльев, и курсант выполнял разгон до скорости взлета, а затем, дросселируя двигатель, имитировал посадочный пробег.

И вот, выполнив разбег, Алексей должен был убрать газ. Тут произошло непредвиденное, но в авиации нередкое явление. Выпал или не был поставлен шплинт, от вибрации отвернулась гайка, рычаг управления двигателем расцепился с тягой управления; самолет с ревущим двигателем несся к краю аэродрома. Можно было остановить мотор, выключив зажигание, но курсанту Микояну не хватило на это ни опыта, ни времени.

Самолет залетел в овраг и перевернулся, подняв облако снежной пыли. Алексею повезло, самолет не загорелся, что часто случалось в аналогичных случаях с поршневыми самолетами. Глубокий снег оврага смягчил удар. Все обошлось хорошо, только армянский нос Алексея несколько раздулся. Через неделю он уже на И–16 вылетел самостоятельно.

Мне неоднократно приходилось замечать, что одна и та же аварийная ситуация преследует одного и того же летчика дважды.

Через полтора года Алексей — летчик 12–го гвардейского полка — сопровождает самолет командующего противовоздушной обороны генерала Громадина на Запад. На аэродроме посадки в г. Резекне у Як–9 Алексея выпал или не был поставлен шплинт. От вибрации отвернулась гайка, выпал соединительный болт, и после выпуска шасси одно колесо стало поперек.

В момент приземления — резкое одностороннее торможение, самолет, развернувшись, переворачивается и еще несколько метров ползет по бетону на спине. Опять повезло, самолет не загорелся.

Если в таких случаях вспыхивал бензин, то начинали взрываться пушечные снаряды, и спасти летчика бывало невозможно. Но Алексея в тот раз быстро вытащили и отправили в госпиталь с тяжелой костно—лицевой травмой. Была почти утрачена возможность говорить. Кормили через носик «поилки». Как только появилась возможность говорить, первым вопросом пилота был:

— Когда смогу летать?

Профессор—хирург ответил:

— Какие полеты? Вы, батенька, свыкайтесь с мыслью, что вы — инвалид.

Еще вчера сокол—летчик, а сегодня — инвалид.

Алексею стало очень тяжко. Про ту беду узнал Василий Сталин. Об этом человеке уже написано много нелестного. Но я могу сказать, что он охотно откликался, если его о чем—либо просили, и активно шел навстречу людям, нуждавшимся в помощи. Помог он и Алексею, которому симпатизировал.

В то время в Большом театре работал массажист по фамилии Шум. По рассказам, это был целитель—кудесник. Если артист балета получал травму ног или заболевал радикулитом, а нужно было танцевать спектакль, то Шум бывал незаменим.

Интенсивным, умелым массажем он ставил артиста к спектаклю на ноги. Шум был любителем—мотоциклистом, в поры кожи рук и под ногти навсегда въелось машинное масло, однако терапевтический эффект массажа от этого не снижался.

Шум успешно лечил Василия Сталина от каких—то вывихов и оставил представление о преимуществах нетрадиционной медицины. Его—то — Никиту Шума — Василий и привез в больницу к Алексею. Шум осмотрел пациента и пообещал назавтра приехать с «инструментом».

Инструментом оказались две оструганные палки, пользуясь которыми как рычагами, он открыл Алексею рот. Запустив туда свой палец, он массировал рот изнутри, затем лицо. Алексею было очень больно, на что Шум говорил:

— Ты можешь плакать, только не ори, а то подумают, что я тебя убиваю.

Не берусь утверждать, что было решающим — массаж Шума или традиционная терапия, только Алексей вполне поправился. Восстановилась речь и жевание, только из—за костных переломов на лице осталась какая—то ироническая ухмылка, которая, впрочем, не отражала ни его настроение, ни его отношение к людям. Он вернулся к летной работе, и большая часть его жизни прошла или в самолете, или на командном пункте с микрофоном в руке, или у экрана локатора. Перерыв был только на периоды учебы в трех военных академиях.

Когда пришел срок и врачи отстранили его от летной работы, он, как многие летчики, тяжело адаптировался к административной и штабной деятельности и тосковал по любимому делу. Вероятно, это и было причиной довольно раннего ухода из жизни. Он умер шестидесяти лет» (А.А.Щербаков. «Летчики, самолеты, испытания»).

К Василию тянулись не только люди. Он умел находить общий язык с животными, даже с теми, кто первоначально проявлял агрессию, а это дано немногим. Воспоминания профессора Морозова (первого мужа Светланы Аллилуевой) относятся к 1943 году: «Я хорошо помню Василия той поры. Производил он впечатление человека энергичного, властного, уверенного в себе. Каким—то магическим образом это действовало на окружающих. Причем не только на людей. Однажды он попросил меня помочь ему найти хорошую собаку в милицейском спецпитомнике. Немецкую овчарку, понятно. Других там просто не было. Я доложил руководству и получил соответствующее разрешение.

Встретили нас в питомнике более чем радушно. В кабинете начальника уже был накрыт стол с обильной выпивкой и закуской. А все младшие чины сгрудились у дверей, чтобы взглянуть на сына вождя. Событие все—таки!

Василий, однако, от угощения отказался и потребовал сразу же показать собак. Мы отправились в вольер. Овчарки особого интереса к нам, надо сказать, не проявили. Может быть, лишь насторожились слегка. Не более того. Пройдясь пару раз вдоль собачьих будок, Василий недовольно сказал:

— Что—то на меня эти псы особого впечатления не производят.

Мы собирались уже уходить, как вдруг Василий заметил будку, стоявшую на некотором расстоянии от остальных, а возле нее большого и на вид свирепого пса. Он скалил зубы и угрожающе рычал.

— Это что еще за чучело? — обратился Василий к начальнику питомника.

— Дурной кобель, товарищ полковник. Дрессировке не поддается. Вообще неуправляемый. Придется, видимо, пристрелить.

— Интересно… Давай—ка посмотрим его.

Василий круто повернулся и направился к пригнувшемуся словно для прыжка псу. — Товарищ полковник! Может сильно покусать, — испуганно пролепетал начальник питомника.

— Чепуха, — небрежно бросил Василий. И пошел прямо на пса. Тот недоуменно уставился на него и вдруг… вильнул хвостом.

— Молодец, — хмыкнул Василий и, подойдя вплотную, потрепал пса за шею. Тот лизнул Василию руку.

— Этого беру. Как его звать?

— Шайтан, товарищ полковник.

Из питомника возвращались таким образом: Василий сидел за рулем. Рядом с ним на переднем сиденье Шайтан. А я сзади. Шайтан прожил у Василия несколько лет. То была неразлучная пара. Василий брал Шайтана даже в самолет, когда совершал боевые вылеты. Такой преданной и умной собаки, говорил он, я никогда раньше не встречал.

Утверждают, что животные чувствуют хороших людей…» (Сорокин Э. Чужой в семье Сталина. // Российская газета. — 6 декабря 2002 г. — http://www.rg.ru/Anons/arc_2002/1206/4.shtm).

83–летний полковник запаса Анатолий Авксентьевич Король из г. Запорожье в 1939–1940 годах учился в Каче с сыном Иосифа Сталина. Когда молодой лейтенант оказался в затруднительном положении, Василий с радостью оказал помощь своему качинскому сослуживцу. «Василий старше меня на полгода, — рассказывает Анатолий Король. — Общались, в футбол играли. Он всегда в нападении, а я в нападении и полузащите. Вася был хорошим парнем, вспыльчивым, правда, но отходчивым. Высокомерия с его стороны я не замечал, но он был сильно избалован. Когда в училище произошло ЧП (во время учебных полетов разбились три курсанта и полковник из политотдела школы), начальник школы комбриг Иванов собрал всех и, разбирая ошибки, сказал: „Товарищи курсанты, говорят, что авиация опасна для жизни. Но если бы она была опасна, то товарищ Сталин Иосиф Виссарионович никогда бы не разрешил своему сыну учиться в нашей школе“. Об авариях и привилегированном положении Василия стало известно самому Сталину. Васю назначили старшиной второй эскадрильи и переселили из отдельной комнаты в общую казарму. Правда, вскоре, как старшину, перевели в комнату на четверых человек.

Школу Василий окончил на отлично, получив звание лейтенанта. А я стал младшим лейтенантом. К местам назначения — я в Оршу, он в Люберцы — ехали в одном вагоне. Прощаясь, Сталин сказал: «Ну, Король, не забывай, что я в 16–м полку. Будешь в Москве, заезжай». У нас сложились очень хорошие отношения. Правда, до войны больше не увиделись. А затем встречались еще пять раз.

В 42–м во время вынужденной посадки в лесу меня выбросило из кабины самолета, от ударов о деревья я покалечил лицо и руку. Когда долечивался в Москве, у меня украли все документы. Знакомый по Каче посоветовал обратиться к Василию, он был тогда главным инспектором ВВС. Позвонил и услышал в ответ: «А, Король! Давно не виделись, приезжай». Васин адъютант провел меня к полковнику Сталину, тот меня обнял, говорит: «Поехали на Центральный аэродром». Сели в машину, Вася за рулем. На аэродроме я остался в машине, Василий направился к своему красному истребителю «Як». Погода была пасмурная, нелетная. Но Сталин был хулиган в этом смысле. Полетел в сторону сталинской дачи, и начал там «закручивать» восходящие «бочки». Но минут через тридцать вернулся. Оказалось, конструктор Яковлев увидел в небе красный самолет, понял, кто в нем сидит, и передал по радио: «Батя на даче! Вася, тикай!» Василий отца боялся и без разговоров вернулся. Сталин тогда его не заметил. Когда вернулись в штаб, Василий распорядился, чтоб мне выдали документы о назначении в 12–й гвардейский полк на Центральном аэродроме на должность командира звена» (Гаев Ю. «Курсанту военного училища Василию Сталину первый завтрак приносили в комнату, а второй — на летное поле». // Факты (Запорожье). — http://arttour.com.ua/news/25–06–2005–00–00–00/ KURSANTU_V.html).

Как известно, в сталинском полку воевал знаменитый летчик Алексей Маресьев. Раньше вряд ли стоило бы рассказывать трогательную историю о подвиге этого человека, но сейчас, к сожалению, другие времена. Поэтому, для тех, кто не читал «Повесть о настоящем человеке» Б.Полевого, вкратце поведаю: раньше всему миру был известен советский летчик—истребитель, Герой Советского Союза Алексей Петрович Маресьев. В марте 1942 года помощник командира и штурман истребительного авиаполка, сбивший ранее 4 самолета противника, в воздушном бою в районе Демьянского плацдарма был подбит. С тяжелым ранением в обе ноги летчик сумел посадить поврежденную машину в тылу врага. 18 суток добирался он, тяжелораненый, через линию фронта к своим. После ампутации обеих голеней рвущийся в небо пилот не менее тяжким трудом освоил протезы, получив право от всех медицинских инстанций вновь стать воздушным бойцом. С июня 1943 года в составе 63–го гвардейского истребительного авиаполка Маресьев участвовал в боях на Курской дуге и в Прибалтике, сбил еще 7 самолетов противника. За боевые заслуги, отвагу и мужество, проявленные пилотом при возвращении в строй, Алексей Петрович Маресьев в 1943 году был удостоен звания Героя Советского Союза. Командиром дивизии, в которой летал Маресьев, был Василий Сталин.

И вот как вспоминает свой последний, уже послевоенный полет Алексей Маресьев: «В последний раз я садился за штурвал самолета, если не ошибаюсь, в начале пятидесятых, еще при Сталине, точнее, когда авиацией в Московском военном округе заправлял Василий Сталин. Обратился к нему с просьбой (мы были на „ты“) разрешить мне полетать на реактивных самолетах. Он зачертыхался: зачем, мол, тебе реактивные самолеты, но, в конце концов, согласился помочь. Из затеи, правда, ничего не вышло. И все же с его помощью мне удалось полетать на поршневых самолетах. В Москве была спецшкола ВВС, а вот самолетов не хватало. С помощью Василия Сталина я выбил для нее По–2 и совершил в школе несколько полетов как летчик—инструктор. На этом моя небесная эпопея завершилась» (Докучаев А. Алексей Маресьев: «Я не из легенды…» // Братишка, октябрь 2003 г.).

В своем последнем интервью Алексей Петрович Маресьев припомнил детали этого полета: «В последний раз я садился за штурвал самолета в 1953–м. Я тогда работал в спецшколе ВВС. Согласно программе учащиеся последних классов должны были налетать 200 часов на всех. Но летать не давали. И я позвонил тогдашнему командующему Московским военным округом ВВС Василию Иосифовичу Сталину. Мы с ним в свое время встречались на фронте. Он меня спрашивает: „Что тебе надо?“ (Вообще—то Василий Иосифович был человек неплохой, но резковатый.) Я отвечаю: „Мне нужен самолет, механик, горюче—смазочные материалы и аэродром“. В итоге нам выделили площадку возле Чехова, где я и летал в последний раз» (Гусев Д. Настоящий человек. // Советская Белоруссия, № 135 (21132), 19 мая 2001 г.).

И, как это зачастую бывает, командир поучаствовал и в налаживании личных отношений в семействе Маресьевых. По словам сына прославленного летчика, Алексей Петрович познакомился с будущей женой в штабе Московского округа ВВС, которым командовал Василий Сталин. Также памятуя о военных заслугах своего сослуживца, Василий разрешил Алексею полетать на «Кобре» после воздушного парада: «Отец (это было уже после войны) служил инструктором штаба ВВС Московского военного округа ПВО. Кстати, под началом Василия Сталина. Нормальный, рассказывал, мужик был. Как все мы, не без греха. Человек широкой натуры. А батя однажды, еще на фронте, как увидел „Аэрокобру“, так и влюбился в нее безоглядно. Но управление „Коброй“ требовало частых мягких движений ступнями. Мне кажется, что при своем упорстве отец освоил бы и этот сложный для него элемент управления. Иначе вряд ли он добивался бы разрешения полетать на этой машине у самого генерала Сталина. Василий Иосифович разрешил. Но попросил подождать, когда закончится суета с подготовкой к воздушному параду. А когда парад закончился, отец уволился из армии, подоспели документы. Потом часто с сожалением вспоминал, что так и не полетал. Поэтому на торжественный вечер в театр решили привезти настоящую „Кобру“ из Кубинки. Замысел режиссера был таков: отцу в его возрасте было тяжело вставать после каждого приветствия, поэтому те, кто желал вручить ему цветы, должны были просто класть букеты на плоскости. Представляете, к концу вечера весь боевой самолет — в цветах, эдакий символ победы мира над войной!» (Шуневич В. «Прежде чем познакомиться с будущей женой, Алексей Маресьев попросил приятеля — начальника отдела кадров — вызвать девушку к себе на беседу». // Факты, 17 мая 2002 г.).

Анатолий Гаврилович Николаев — летчик—фронтовик также вспоминает сына Верховного Главнокомандующего как вполне нормального молодого офицера, ничем особым не отличавшимся от остальных: «Много было памятного за четыре года войны. Ведь это не только бои с фашистами. Сколько ярких встреч было с дамочками разных категорий, сколько нами, летунами, спирту было выпито… Или вот про то, как я служил с Васькой Сталиным. Я „старлеем“ тогда был, а он в майорах ходил. На Северо—Западном фронте дело было. Веселый Васька был человек, приключения его сами находили. Не раз мы с ним хаживали, как теперь говорят, „по бабам“… А спирт в авиации было не принято разбавлять» (Тяглов В. Последний из «могикан». // Моя информационная газета, 8 мая 2002 г.).

Единственный, кого за всю свою военную биографию Василий «напугал» и то ненадолго, был механик его самолета Николай Михайлович Ефимов: «Ярко—рыжий Василий произвел вполне благоприятное впечатление, если не считать суеверного ужаса, которым сопровождалось его появление среди офицеров — времена были соответствующие. Потом пообвыклись, но обсуждать нового пилота даже в кругу друзей на всякий случай воздерживались. Человеком он оказался компанейским, нередко выступал инициатором весьма бурных вечеринок, ухлестывал за дамами, не смущаясь их отношений с другими офицерами.

К технику Сталин отнесся благосклонно, звал его не по фамилии, а Колей. Со временем отношения стали вполне доверительными — даже пригласил два раза в гости. В то же время самый высокопоставленный младший летчик страны не давал забыть, кто есть кто. Николай Михайлович вспоминает, что больше всего боялся за самолет. Малейшая неисправность могла привести к вспышке гнева. А со сталинской манерой выражать недовольство полк познакомился быстро. В лучшем случае дело ограничивалось руганью, в худшем — доходило до хватания за пистолет. Прерывать такие истерики в полку никто не брался, возражать сыну вождя было не принято. Сегодня имеется немало свидетельств о случаях рукоприкладства с его стороны. Ефимов, правда, утверждает, что ничего такого за 8 лет совместной службы не наблюдал. А вот пил Василий Сталин, по словам Николая Михайловича, действительно много, и при этом почти не пьянел. Предлагал выпить и механику, однако не настаивал, если слышал отказ.

В какой—то момент Николай Ефимов не выдержал такого напряжения, начали сдавать нервы. Когда пришел докладывать о пошатнувшемся здоровье, Сталин сидел за столом, демонстративно положив под руку ТТ. Техника он тут же обвинил в симуляции, однако этим тогда и ограничился…

Оценивать летное мастерство подопечного — не дело механика. Сталин летал нечасто — положение не позволяло. В чем—чем, а в трусости его обвинить было сложно. Он рвался в бой, злился, скандалил, но поделать ничего не мог — командование корпуса, с подачи Верховного Главнокомандующего, как могло, ограничивало пыл молодого генерала.

Несколько раз истребитель Василия получал пробоины. «Вели бой», — исчерпывающе объяснял механику он происхождение повреждений. Свои истребители Василий Сталин не доверял никому, кроме Ефимова. Однажды механик попал—таки по причине нервного истощения в офицерский санаторий. Командир выдержал ровно 10 дней разлуки, после чего стал названивать подчиненному: «Срочно возвращайся»«(Новиков А. Механик Сталина. // Советская Белоруссия, № 85 (21995), 11 мая 2004 г. — http://www.sb.by/article.php?articleID=36236).

Еще раз, возвращаясь к вопросу отношения Сталина—младшего к образованию, подчеркиваю, что он всегда стремился окружать себя людьми грамотными и принимал меры для того, чтобы его подчиненные могли учиться даже во время войны. «В ноябре 1944 года я стал слушателем Военно—воздушной инженерной академии. Случилось так, что в полк прислали документ о наборе в академию. Уже тогда руководство страны задумывалось о послевоенной ситуации, перспективных кадрах. Лично я об учебе страстно мечтал. Сразу подал рапорт. Но Василия Сталина пришлось уговаривать. Он сначала обо мне и слушать не хотел: идет война — какая учеба? Но все—таки через некоторое время составил ходатайство. А после войны Василий своим письменным приказом заставил офицеров ходить в вечерние школы с тем, чтобы у всех было 10–классное образование» (Чуев Ф. Памятник при жизни. // Аргументы и факты, № 18 (179), от 5.05.1997 г.).

Слова Виталия Попкова подтверждают и другие однополчане Василия. Герой Советского Союза Виталий Дмитриевич Орлов рассказал следующее: «В то время я уже был назначен ведомым звена. Когда закончили занятия, готовность полка приехал принимать сын Сталина — Василий. Он высоко оценил мастерство летчиков, но напутствовал учиться дальше. „Как же так? А когда же воевать?“ Поделился своими сомнениями с командиром звена, а тот ответил: „Не торопись. Войны и на твой век хватит. После отъезда Василия Сталина в полку появились английские истребители „Харрикейн“. Но они были неуклюжие и мало приспособленные к нашим природным условиям. „Нет, — решили летчики, — отечественный Як–7 надежнее“. Они предпочитали тренироваться только на советских самолетах, и командование пошло им навстречу. Учеба продолжалась“ (Гладышев Н. Лобовая атака. // Богородские вести, № 41,15 апреля 2003 г. — http://www.mosoblpress.ru/bogorodsk/show.shtml?d_id=2099).

Роясь в дебрях Интернета, я пытался найти хоть одного человека, который бы отозвался о Василии негативно. Приходилось встречаться с разными характеристиками знавших его людей. Его считали забиякой и хулиганом, любителем женщин и широкой души человеком. Но мне не удалось встретить не одного отзыва о Василии, как об избалованном отцом негодяе. Таковым его вырисовали современные СМИ, добавляя к рассказам однополчан Василия свои, зачастую несправедливые и гадкие замечания, а то и вовсе надуманные характеристики. Но людская память сохранила совсем иной образ Василия Иосифовича Сталина.

В. Пшеничная: «Много хорошего я слышала и о сыне Иосифа Виссарионовича — Василии. Дело в том, что до войны мой двоюродный брат учился с ним в летном училище. Он часто увлеченно рассказывал мне о многих случаях бесстрашия Василия как в летном училище, так и на фронте. А в годы войны, когда Луганщину освобождали от фашистов, я сама слышала от солдат, разместившихся на ночлег по украинским хаткам перед боем, рассказы о бесстрашии сталинской авиации. Говорили, что когда В. Сталин налетал со своими „соколами“, то немцы прекращали бой и прятались во все щели. Я уже говорила, что мой муж служил летчиком в Московском военном округе, где авиацией ПВО командовал Василий Сталин. Скажу так: командующий большое внимание уделял политическому воспитанию не только офицеров, но и даже офицерских жен. Раз в неделю у нас были занятия по изучению истории ВКП(б) и политинформации. Обязательно — самодеятельность, в праздники мы ездили выступать по колхозам. На семинары в Москву собирал членов женсовета из каждой части округа. Почти все были обучены стрельбе из оружия. Был даже лозунг: „Жена воина — сама солдат“…Чтобы упрятать Василия Сталина в тюрьму, Н.С. Хрущев отправил его учиться в академию, а сам дал указание провести инвентаризацию построенных им сооружений (так нужных народу!). Василий построил под штабом ВВС мощное противоатомное убежище, ипподром, который отдали Буденному, и создал мощный ЦСК из лучших футболистов. Как я помню то время, Василия обвиняли в растрате средств на эти сооружения. А потом — он знал, кто помог И.В. Сталину раньше умереть… Василий хотел уехать в Китай советником, но оказался на восемь лет за решеткой без имени и фамилии. Затем был выслан в Казань» (http://orp.orel.ru/comment.php?comment.news.comment.940).

Н. Горяинов: «Поразмыслил я так, и вот вам мой сказ: думаю я, что в истории Сталин — второй Бульба Тарас. Его слова: „Я генералов на солдат не меняю“, — никогда я не забываю. Разве не жалко было ему тогда своего родного сына Якова, да и Василия тоже. Но они ушли на фронт и храбро сражались, как подобает русскому солдату. Такими сыновьями можно только гордиться.

Как—то после войны мне один капитан поведал, что когда Василий первый фашистский самолет сбил, то командир части Сталину об этом доложил и попросил присвоить Василию звание Героя Советского Союза, а Сталин своего согласия не дал. После этого Василий еще не один самолет сбил, но звание Героя все же не получил. Он был прост, фамилией отца гордился, но не хвалился. А после войны Василий в авиационном полку служил, и вот что еще рассказывают.

Целый год Василий прослужил вместе с другими офицерами, и никто не знал, кто он такой. Он много анекдотов знал и в свободное время всему батальону рассказывал к удовольствию всех. И вот однажды пришел в штаб летчик—ас, Герой Советского Союза, и говорит капитану: «Друже, если появится у вас Сталин, нам обязательно сообщить нужно!» Капитан был ошарашен: «Слушай, ты что, в бреду? Какой Сталин?! Он ведь в Кремле, а для нас, считай, что на луне!» А летчик ему: «Да все его знают, и не только в нашей части. Да он и у вас в батальоне бывал не раз. Он — летчик—ас, но когда мы садимся за карты и играем в очко, ругает нас! Ну что, не знаешь ли полковника Василия?» Капитан в ответ: «Привет! Да анекдотчика Василия знаю уже год! Неужели это сын самого Сталина?!» И еще капитан сказал, что Василий никогда ничем не хвалился, уважал офицеров и солдат всех подряд. Вот какой был скромный, как о нем говорят. Отец его так воспитал» (Горяинов Н. Записки фронтовика. // Михайловские вести, № 8, февраль 2002 г. — http://mihvesty.euro.ru/html/8_22feb02.html).

«В свои 83 года в бодром настроении встречает День Победы полковник медицинской службы, ветеран войны Олег Белаковский, стоявший у истоков зарождения спортивной медицины в СССР.

Олег Белаковский учился до войны в одной школе с Всеволодом Бобровым, с которым вместе гонял в футбол и хоккей. Еще пацаном будущий великий форвард выделялся свой нестандартной игрой среди сверстников. «И вот я поехал из Будапешта, где служил, в отпуск, — вспоминает Белаковский. — И на вокзале услышал репортаж Вадима Синявского о матче московского „Динамо“ с английским клубом „Челси“. То было знаменитое триумфальное послевоенное турне динамовцев по Англии. И слышу, Синявский то и дело называет фамилию Боброва. Я почему—то сразу решил, что это мой школьный товарищ. И в Москве нашел Всеволода, в гостинице ЦДСА. Встретились мы душевно».

Потом довелось служить Белаковскому на Дальнем Востоке, а в 1950 году поехал он на курсы усовершенствования врачей в Москву и некоторое время жил дома у Боброва. А когда завершил курсы и собирался назад на Дальний Восток, Бобров предложил товарищу попробовать силы в спортивной медицине. «Тем более, ты десантник, видал виды, в спорте такие врачи нужны». Бобров, игравший тогда в команде ВВС, которой покровительствовал Василий Сталин, в те годы — командующий ВВС Московского военного округа, замолвил слово за своего друга перед сыном главы советского государства.

Скольким спортсменам он облегчил, как и своим фронтовым друзьям на полях сражений, страдания, скольких вернул в строй! Олег Белаковский в свои 83 года продолжает работать в меддиспансере ЦСКА» (Вуколов Н. Врач—десантник. // Молодежь Эстонии. — 9 мая 2003 г. — http://www.moles.ee/03/May/09/16–1.php).

А теперь информация к размышлению для болельщиков ЦСКА. У истоков вашей любимой команды стоял Василий Сталин. Это его друг Всеволод Бобров незадолго до ареста Василия собрал первую футбольную команду армейского спортклуба.

Раз уж речь зашла о спорте, следует вспомнить, с чего начинались спортивные увлечения Василия.

Еще в детстве у Василия проявилась любовь к спорту и технике. С малых лет он увлекался конным спортом. В 1928 году во время прилета в Москву дирижабля графа Цеппелина на велосипеде добрался из Кремля на Ходынский аэродром. Съездив туда и обратно, он преодолел немалое расстояние. В 12 лет Василий научился водить автомобиль! В этом ему помогли сотрудники личной охраны Сталина. Он вечно крутился у гаража особого назначения (ГОН), где стояли роскошные автомобили руководителей партии.

В 1938 году Василий Сталин поступил в военное авиационное училище в Каче под Севастополем. Василию было позволено свободно кататься на привезенном из Москвы мотоцикле «Харлей—Дэвидсон». Эти мотоциклы закупались для нужд армии в большом количестве — один из них Сталин подарил сыну в честь окончания школы. Конечно, лихой парень не мог отказать себе в удовольствии покататься на бешеной скорости по горным серпантинам. И лишь однажды, осенью 1938–го, гоняя наперегонки с начальником училища, у которого был такой же «Харлей», курсант Сталин сильно поцарапался, упав на повороте с тяжелого 1000–кубового мотоцикла. В то же время Василий хорошо учился и очень любил летать. В марте 1940 года он закончил авиашколу с хорошим аттестатом. Может быть, поэтому и достался Василию красавец «Мерседес», который его отец получил в подарок от Гитлера.

Сказать, что «Мерседес» очень понравился Василию, это значит не сказать ничего. Он пришел в восторг от такого подарка и носился по московским улицам на ревущей спортивной машине, усадив туда друзей и девушек. Ни сотрудники ОРУД (старое название ГАИ), ни охрана ничего не могли поделать, так как просто не могли угнаться за Василием: тяжеловесный «Паккард–120», приписанный к охране, не мог тягаться в скорости со спортивным «Мерседесом–540». Только однажды Василия Иосифовича догнали. Как—то он заехал на своем «Мерсе» в частный сектор и, не зная дороги, стал растерянно кружить по переулкам. Орудовец, который гнался за нарушителем на своем «Харлей—Дэвидсоне» и хорошо знал эту местность, настиг Василия. Это так удивило и развеселило сына вождя, что с тех пор догнавший его милиционер стал его закадычным другом.

Начальник сталинской охраны Николай Власик, опасаясь за жизнь Василия, решил положить конец лихачеству Василия. Однажды Власик показал ему личный роскошный «Кадиллак–67», подаренный ему начальником охраны Рузвельта во время Тегеранской конференции. Великолепный закрытый автомобиль покорил Василия. И Власик дал ему машину во временное пользование. Так и катался Василий на взятом напрокат «Кадиллаке», пока в 1948 году он не стал его собственностью: начальник охраны и Василий Сталин, теперь уже командующий авиацией Московского округа, произвели обмен — темно—вишневый «Кадиллак–67» стал принадлежать сыну вождя, а злополучный «Мерседес» достался Власику. Спортивный родстер был поставлен в гараж, а Власик спокойно вздохнул, ведь ему хватало и служебного «ЗИСа». Но «Кадиллак» недолго служил Сталину: он достался после развода второй жене Василия, Екатерине Тимошенко.

Когда Василий попал в Берлин, начал собирать там уцелевшие дорогие автомобили. Вскоре он отправил в Москву эшелон(!) немецких машин. Прямо на перроне Василий собрал своих друзей, и каждый из них выбрал себе понравившееся авто. Сотрудники ОРУД тут же выписывали нужные документы владельцам. Вообще Василий Иосифович был щедрой душой — запросто дарил машины друзьям. Привезенную из Германии «Татру–87» он отдал сыну наркома внутренних дел Меркулова, а великолепный «Хорьх», о котором говорилось выше, он подарил другу, ехавшему командовать авиацией в Прибалтику.

Василий Иосифович очень много сделал для советского спорта, при нем небывалое развитие получил мотоспорт, ведь с помощью высококлассной трофейной техники можно было сделать мощный рывок. Из Германии сын вождя привез в Советский Союз немецких автомобильных специалистов, которые, находясь под арестом, на базе ВВС создавали по указанию Василия скоростной болид в классе «Гран—при». Уж очень ему хотелось блеснуть на международной арене. И машина действительно получилась уникальной: авиационная конструкция, 16–цилиндровый мотор. Но только принять участие в гонках на этом автомобиле так и не довелось. В 1949 году была организована мировая «Формула—I» и приняли новые правила для автомобилей. Сталинский болид по техническим параметрам не соответствовал новым требованиям.

Последним приобретением Василия Сталина летом 1952 года стал великолепный «Паккард Патрициан–400» следующего, 1953 модельного года (в США модельный год в производстве автомобилей начинается раньше календарного). Шестиместный седан, созданный в аэростиле, который в то время входил в моду, покорил воображение Василия. Это стало еще одним обвинительным пунктом в деле Василия Сталина. Сам «Паккард Патрициан–400» был передан в исследовательскую лабораторию «ЗИСа», где изучали его автоматическую трансмиссию. Сегодня он находится в коллекции одной московской реставрационной фирмы (Первым автомобилем Василия Сталина был «Мерседес», который Гитлер подарил его отцу после подписания пакта 1939 года). // Факты. — 15 июня 2001 г. — http://www.zetacentr.ru/article491.html).

В этом материале отслежена практически вся «автомобильная» история Василия. Все здесь есть, и четырнадцать автомобилей, подаренных друзьям—военнослужащим, и история злополучного «Паккарда», купленного для команды ВВС по автоспорту, который, опять же благодаря Василию, развивался в нашей стране и держался на мировом уровне. Но об автомобилях, которые могли принести славу нашему государству на престижнейших международных автосоревнованиях, упомянуто вскользь. Попробуем прояснить историю с 16–цилиндровым болидом для международных соревнований и тем, почему сейчас Россия не участвует в «Формуле—I». А ведь шанс был. И Василий Сталин имеет к зарождению отечественного автоспорта самое прямое отношение. Ведь это он вывез из Германии под самым носом у американцев, также охотившихся на «Серебряные стрелы», эти уникальные по скоростным характеристикам автомобили. Но сначала откроем жутковатую тайну — в начале 50–х годов в СССР уничтожили «Серебряные стрелы» — гоночные машины фашистской Германии и самые лучшие разработки великого Фердинанда Порше, послужившие прообразом болидов F1…

Но начнем с истории. Пусть вас не коробит — с Адольфа Гитлера. Сразу же после прихода к власти он провозгласил немецкую спортивную доктрину — «Kraft durch Freude» («Сила через радость»). Расшифровывать это можно было однозначно — спортивные достижения должны служить доказательством превосходства Германии и ее национальной идеи. Это касалось футбола, бокса, легкой и тяжелой атлетики, технических видов спорта. Сам фюрер автомобильные гонки любил и в машинах разбирался превосходно…

Поручил он разработку гоночных машин фирме Auto Union (предшественница современной AUDI), фирме Mercedes—Benz и лично конструктору Фердинанду Порше. Задача была поставлена очень конкретно — Гран—при 1934 года должен принадлежать Германии! Так родилась серия автомобилей «Серебряные стрелы». Название это не совсем случайно — две серебряных стрелы служили эмблемой войск SS, а именно в то время на них и возлагалась Гитлером самая важная задача по становлению порядка фашистского Рейха.

Количеством побед в Гран—при за шесть предвоенных лет, кроме Auto Union могла похвастать только команда Mercedes—Benz. Если первую гонку сезона 1934–го — Гран—при Монако — немцы пропустили и двойную победу праздновала Scuderia Ferrari, то дальше началась «тевтонская гегемония». Чемпионом Европы в тот год стал Ханс Штук из Auto Union, взявший три «Больших приза» из восьми.

Немцы побеждали в Монако и Тунисе, Испании и Бельгии, Швейцарии и Италии… Неудивительно, что эти машины были удостоены издания на почтовых марках Рейха. Это была великая честь! Лишь в середине пятидесятых годов Cooper разработал свой первый гоночный F1 — автомобиль с точно такой же конструкцией, как у Фердинанда Порше. Гениальный конструктор более чем на 20 лет опередил время…

Но вернемся на родные российские просторы: в СССР о гонках подобного масштаба до войны никто не помышлял, и представителей страны социализма на европейских гонках никогда не видели. Может быть, единственным человеком в СССР, который активно продвигал советский спорт во всех его направлениях, был Василий Сталин. Он формировал футбольные и хоккейные команды, перемещал под крыло команды Военно—воздушных сил лучших спортсменов, выделял им квартиры и наделял наградами и подарками. Однажды взгляд его обратился к автоспорту…

В первые послевоенные годы Германия разделена на зоны оккупации. Из страны вывозится все в качестве погашения военного ущерба странам антигитлеровской коалиции. Где в это время находится Василий Сталин? Он командует 145–й авиадивизией, расквартированной в Германии. Живо увлекается спортом, в том числе и тем, который развивался в довоенные годы в Германии. Так он вышел на эти автомобили…

Ветераны войны вспоминали: «813–й полк и 732–й в Рансдорфе стояли, еще в Дальгофе два полка. В Дальгофе был штаб дивизии, там Вася Сталин и жил. Вася вообще отлично летал, но не любил комиссии. У наших самолетов коки были красные, все знали. Коки — это носовые выступы на фюзеляже, где пропеллер. Вася много внимания спорту уделял. По тем временам у нас там сильная футбольная команда была. Не каждая команда имела своего тренера и врача. В Рансдорфе играли, в Витштоне, в Лерце. Жены офицеров в волейбол играли, полк на полк. Сталин прилетал на матчи сам, сажал самолет прямо на футбольное поле. Играли на аэродромах…»

Но не только играли в Германии в футбол. Существовали специально сформированные команды из солдат и офицеров (вроде бы они входили в систему Смерш, но лично я в этом не уверен. — Авт.), которые изучали — что забирать, что подлежит вывозу в СССР, а что не представляет никакой ценности. Гоночные «Серебряные стрелы» подлежали обязательному вывозу. Как и вся техническая документация фирмы Auto Union, часть станков и оборудование…

В 1947 году Василию Сталину присвоили звание генерал—майора и перевели с повышением в Москву. Вскоре следом за ним отправились на нескольких железнодорожных платформах все оставшиеся на оккупированной территории гоночные машины Auto Union.

В мае 1953 года начальник следственной части по особо важным делам МВД СССР генерал—лейтенант Влодзимирский и зам. начальника следчасти по особо важным делам МВД СССР полковник Козлов допрашивали арестованного Василия Иосифовича Сталина. На вопрос о незаконном расходовании государственных средств, в частности, последовал ответ, немного проливающий свет на «автомобильную» историю: «Числящаяся моей личной собственностью автомашина марки „Паккард“ была приобретена в Германии в 1952 г. за несколько сот тысяч марок (точно ее цену не помню) для авто— мотокоманды ВВС МВО. Для покупки „Паккарда“ и других автомобилей я специально посылал в Германию своего адъютанта Дагаева. Дагаев и начальник отделения физической подготовки ВВС МВО Соколов не раз выезжали в Германию, где закупали для ВВС МВО специальный инвентарь на большие суммы. Наряду с этим Дагаев и Соколов выполняли некоторые мои личные поручения…»

Итак, существовала реально авто— мотокоманда военно—воздушных сил Московского военного округа, которой командовал Василий Сталин. Команда была, а достойной техники не было. Взять ее можно было только в Германии. Тем более что страна—победительница для сына вождя могла сделать в то время все!

Если верить заявлениям некоего Фритца Экштейна, 18 «Серебряных стрел» были загружены на поезд и отправлены в СССР. Но известный автомобильный историк Лев Шугуров в интервью радиостанции «Эхо Москвы» утверждает следующее: «В Цвиккау есть до сих пор улица имени Роземайера, потому что там был завод, где делали эти машины. Самое интересное, что после войны конструкторов гоночного бюро „Auto Union“ сохранили. Они сконструировали гоночный автомобиль „Сокол“ и в 1952 году 2 экземпляра привезли в СССР. Василий Сталин привез. А их судьба, что потом с ними было — это тема отдельного рассказа…» Так сколько же всего гоночных машин фирмы Auto Union привез из Германии генерал Василий Сталин? По подсчетам, опиравшимся на одни свидетельства, выходило 18. По другим — всего 2. И доставлены в Москву они были не поездом, а самолетом. Попробуем разобраться.

Итак, послевоенная Германия. По всей стране идет демонтаж оборудования. Снимается и вывозится все — от станков и книг до произведений искусства и рельс с железнодорожных путей. В этой ситуации кажется совсем неожиданным решение СВАГ (Советская военная администрация Германии), которой руководил Маршал СССР Г.К.Жуков, создать акционерное общество «Автовело».

В Эйзенахе, на бывших заводах BMW начинается работа по выпуску автомобилей и мотоциклов. Все они увозятся в СССР под маркой «EMW». При этом на оккупированной советскими войсками территории Германии до некоторой степени в подпольных условиях создается конструкторская группа DAMW (Немецкое авто— мотопроизводство). Члены этой группы, найдя оставшиеся детали от довоенных гоночных автомобилей, используя наработки 1940 года Роберта Еберана фон Еберхорста — руководителя КБ Auto Union (над последним предвоенным болидом класса Е), — создают два новых «гонщика». Машина оправдала все ожидания, хотя и не превзошла довоенные экземпляры. Те были покруче! Они имели хорошую доводку и множество прогонов…

За руль сел будущая звезда гэдээровских гонок начала 50–х годов — Эди Бардт. Произошло это 31 марта 1952 года. Но, как вы понимаете, гонки на оккупированной территории незамеченными остаться не могут. Особенно в тот период, когда Иосиф Сталин дал команду — вывезти из побежденной страны 150 тысяч машин.

Но доложили об этих, невесть откуда взявшихся, расчудесных машинах не Верховному Главнокомандующему, а его сыну. Он был ближе и роднее — совсем недавно он здесь, в Германии, руководил авиадивизией. А сейчас возглавлял штаб ВВС МО в Москве.

Василий Сталин — большой поклонник спорта — тотчас загорелся идеей: сделать СССР командой, которая на равных будет соревноваться с ведущими державами в автоспорте. Мотокоманда у него уже к тому времени была. Велосипедная тоже… А вот автомобильного спорта до этого дня в СССР вообще не было! Вся история «автоспорта» сводилась в то время к нескольким рекламным пробегам новых автомобилей ГАЗ по пустыням и бездорожью…

Оба гоночных болида 8 апреля 1952 года были загружены в личные самолеты Василия Сталина «Си–47»(C–47) и прямиком доставлены в Москву, на Ходынский аэродром. Транспортных люков у этих самолетов не было, поэтому машины пришлось частично разобрать: снять колеса, частично облицовку…

По прибытии на Ходынку автомобили закатили в ангар. Трое механиков команды и личный водитель Василия Сталина принялись за сборку этого автомобиля. Собрать—то собрали, но отрегулировать двигатель никак не удавалось. Дело было в том, что на 12–цилиндровом двигателе стояло 12 прямоточных карбюраторов Solex 32, с работой которых механики знакомы не были. Еще одна причина — топливная смесь для этих автомобилей представляла собой сложную смесь с изрядным количеством метанола.

Двигатели работать не хотели. Что делать? По свидетельствам очевидцев этого события, Василий Иосифович произнес буквально следующее: «Вы же механики! Фронт прошли! Придумайте что—нибудь…»

Механики придумали следующее: они сняли все 12 прямоточных «солексов» и на их место пришпандорили 12 карбюраторов от автомобиля «Опель—Кадет». Двигатель заработал, но мотор еле тянул. Ему не хватало мощности… Было совершено несколько пробных заездов по аэродрому, потом машины увезли на дачу к Василию Сталину и пытались их оживить там, но ничего из этого не получилось.

«Я часто видел этот автомобиль, — говорит мне один из свидетелей событий тех лет. — Мне тогда было 16 лет, я был мотогонщиком, несмотря на то, что учился всего в 8–м классе. Неоднократно помогал дяде Леше (один из механиков) выкатывать и закатывать эту машину из ангара. Несколько раз даже посидел в кабине и покрутил руль. Он был съемным…»

Сталин—младший дает команду своему адъютанту и руководителю спортивной команды ВВС МО П.Н. Соколову решить вопрос с двигателями. Тот делает единственно правильное в тех условиях предложение: везти машины назад в Германию, разыскивать тех конструкторов, у которых отняли эти машины, и заставить их налаживать двигатели.

Василий Сталин вместе с Соколовым вылетают на этих же самолетах С–47 в Германию. Там гоночные болиды, так похожие на «Серебряные стрелы», но на самом деле таковыми являющиеся лишь наполовину, остаются на ремонт…

Что произошло дальше — не очень понятно. Машины так и остались у тех, кто их создавал. Известно, что они впоследствии участвовали в соревнованиях, снимались в фильмах и нашли свое постоянное пристанище — один в Дрезденском музее техники, а второй в музее английского города Доннингтона. В России остались лишь фотографии. Еще одно показательное выступление одной из этих машин состоялось 30 июня 1952 года. Тогда машины до финиша не дошли именно из—за неисправностей карбюраторной системы — без нагнетателей и компрессоров на «опелевских» далеко не уедешь…

Вот именно эти два автомобиля и получили название «Сокол 650»! Но носили они его очень недолго и не имели к советскому автопрому совершенно никакого отношения.

Тем не менее Василий Сталин рвется и хочет создать команду лучших автомобильных гонщиков СССР. Для этого нужны машины! К этому времени в Москве уже есть те самые, привезенные поездом, 18 лучших болидов Европы. Их ему не дают. Он вынужден возиться с какими—то «самоделками». У него ничего не получается.

И вот тут происходит очень странная и таинственная ситуация — федерация автоспорта принимает «решение». С этого момента и все будущие соревнования будут проводиться «по—новому»: категории определяются не по объемам двигателей, а по маркам машин — «Москвич», «Победа», «ГАЗ»… В секретных ангарах стоят двигатели в 16 цилиндров с 6000 кубиками, а на соревнованиях 2–цилиндровые (кстати, от немецкого мотоцикла ДКВ) и с объемами — 250, 350 и до 600 кубиков. Мы изобрели свою гоночную формулу соревнований — не Формула–1, а Формула—Москвич, Победа, ГАЗ…

Именно по этой причине и оказались все привезенные из Германии «гонщики» обреченными на разборку и разбазаривание. В соревнованиях они принимать участие не могли. Не попадали в советские категории!

Так политика вмешалась в дела спорта. Это директивное указание лишило Василия Сталина — талантливого организатора спорта — возможности заниматься любимым делом. А заодно и весь СССР — автогонками…

Впрочем, к 1956 году, когда Василий Сталин все еще находился в тюрьме, с автогонками в СССР было покончено навсегда. В созданных условиях они зачахли (Александров Н. Трагическая ошибка Василия Сталина: «Дело было на ЗИЛе…». — http://www.autonet.ru/localnews /index.asp/page/4/newID/216.html).

С советским автоспортом нерадивые чиновники сделали то же, что после со всей страной — профукали. Но это случилось позже, а при Василии Сталине в сфере спортивных достижений Московский военный округ обязан был быть первым. В короткие сроки сформировали волейбольную сборную. После того, как Василия Сталина избрали председателем Федерации конного спорта, для команды высшей верховой езды были куплены несколько чистопородных лошадей по баснословным для того времени ценам — по 70 тысяч рублей каждую (для сравнения: автомобиль «Победа» стоил 16 тыс. руб.). Не поскупились и на строительство конюшни с горячей водой. Горячо увлекался командующий и мотоспортом. Для команды ВВС округа приобрели новые гоночные экспериментальные мотоциклы по 35 тыс. рублей за штуку и сразу сотню мотогонщиков экипировали в кожаные черные куртки и шлемы с желтыми полосами, за что они получили на соревнованиях прозвище «колорадские жуки» (Лебедева О. Личный шофер Сталина // Сегодня. — 26 мая 1999 г. — № 350).

Сейчас наверняка немногие знают, что была раньше такая команда — ВВС. Представляла она Военно—Воздушные Силы. Василий Сталин в спорте, как и во всем остальном, стремился быть лидером. И в футболе, и в хоккее. В футболе не получилось — ВВС до момента своего расформирования так не разу и не стал призером первенств.

Не сразу удалось выйти на передовые позиции и в хоккее. В январе 1950 года самолет с командой в почти полном составе разбивается под Свердловском. В том полете на борту «Дугласа» не было Александра Виноградова (дисквалифицирован накануне за грубую игру в матче первенства против ЦДКА), Виктора Шувалова (Сталин приказал ему не лететь в Челябинск, чтобы не дразнить местных болельщиков, недовольных его переходом в ВВС из ЦДКА в день катастрофы) и Всеволода Боброва (по приказу генерала Василия Сталина его разыскивали по всей Москве, из—за чего задержали отлет на два часа, но так и не нашли) (Базунов Б.А. Спорт ХХ век. Хроника отечественного и мирового спорта. // Советский спорт, 2001 г.).

Первый успех к подопечным Сталина—младшего пришел в январе 1951 года, когда ВВС стал чемпионом страны. А вот армейцы заняли лишь четвертое место, вчистую оба раза проиграв летчикам — 2:5 и 1:5. В первенстве СССР сезона 1951/52 имя чемпиона стало известно лишь в дополнительном матче между ЦДСА (а с того момента команда именовалась именно так) и ВВС, который закончился победой «сталинских соколов» со счетом 3:2. И в январе 1953–го ВВС снова первый, на очко опередив ЦДСА в турнирной таблице (Сайт ХК Химик. — http://www.khimik.ru/pressa.html?id=98.).

Василий Сталин не просто курировал спорт. Многие спортсмены, такие как хоккеист Тарасов или Всеволод Бобров, были настоящими друзьями командующего авиацией Московского округа.

Кстати, в конце сорок девятого года у болельщиков крепко болела голова: почему же великий футбольный бомбардир Всеволод Бобров перешел в ВВС — команду Василия? Жена великого спортсмена считает, что Василий Сталин его убедил: «Они с Всеволодом дружили. На почве спорта дружба и завязалась. Почитай, все теперешнее ЦСКА было Василием Иосифовичем создано. Он много полезного для спорта сделал». (Сергей Щурко, Газета «Спорт Экспресс» Интервью с Еленой Бобровой)

«Их живо трое, игроков „команды лейтенантов“ ЦДКА. Нырков с Николаевым, про которых писано—переписано. И Прохоров, игрок в той команде незаменимый, который первое в жизни интервью дал в 80 лет. Говорить под запись поначалу Александр Иванович отказывался: „Я ведь и матерком сказать могу — а пленку эту по телевизору покажут…“ Божусь, что по телевизору не будет ничего. „Ладно, пиши…“

Жена, Галина Николаевна, подсобила разговору здорово. Заглянет в комнату, обронит на ходу: «Что ж ты, Александр Иваныч, не расскажешь, как к тебе домой Вася Сталин приезжал, а мы, девчонки, шептались во дворе — сын сталинский!»

— А! — оживляется Прохоров.

— Было такое, было. Приезжал…

Замирает на минуту. Вспоминает. Потом, перейдя на шепот, делится тайным: «Хороший он был мужик, Василий—то Иосифович… Хороший!» (Голышак Ю. Александр Прохоров. Военный билет с записью «футболист». — http://www.kanonir.com/istoria.htm).

Только хочется спросить: а шепотом—то почему? Почему заслуженный спортсмен должен скрывать свои чувства к другу, с которым столько побед вместе отмечено? Почему то, что Василий Сталин «хорошим мужиком был», тайна? Только потому, что его оболганный отец сейчас предстает перед миром как чудовище, от которого и сын не должен был бы далеко уйти? А ведь Василий дал советскому спорту такой толчок, которого он не будет испытывать вплоть до начала семидесятых.

Нередко молодой Сталин давал лично установку на игру. В волейбольную команду ВВС он приезжал задолго до матча и предлагал тренерам хитрый план действий: «Две первые партии на площадку не будем выпускать лидера Костю Реву. Пусть соперник потеряет бдительность. А потом выпускаем Реву, наше „тайное оружие“, и разделаем всех под орех». К общему удивлению, летчики выиграли — 3:0.

За шесть лет, что генерал руководил ВВС Московского военного округа, он произвел своего рода переворот в советском хоккее. Команда ВВС стала не только лидером в чемпионатах страны, но и потеснила мощную дружину ЦДКА во главе с Анатолием Тарасовым. Три сезона подряд команду летчиков возглавлял Всеволод Бобров. К слову, «охота» за Бобровым была организована в лучших традициях детективного фильма: из чемпионского состава ЦДКА, где Бобров был героем, любимцем публики, генерал за один месяц перевел этого форварда в ВВС, и надолго.

Сейчас бытует мнение, что Василий Иосифович чуть ли не насильно людей под флаги ВВС собирал, но тренер «Спартака» Никита Симонян эти слухи опровергает: «Очень хотел Василий Сталин меня в ВВС видеть. Я отдыхал в Минеральных Водах, так он за мной самолет прислал с двумя адъютантами. Привезли в Москву, сразу в особняк к Василию Иосифовичу. „Хочу, — говорит, — чтобы ты играл в моей команде“. Отказался. А он: „Может, ты обкома и горкома боишься?“ (А в обкоме тогда Хрущев был главным). Я отвечаю: „Не боюсь, просто знаю, что, как только соглашусь, сразу окажусь в ВВС, а мне дорог „Спартак“. И он тогда заявил своим подчиненным: „Смотрите, мне человек правду сказал!“ Поблагодарил. Говорит, мол, играй в „Спартаке“, но по всем вопросам я тебе всегда помогу. И потом он сам этим козырял. Когда его обвиняли в том, что он переманивает спортсменов, отвечал: „Вот Симонян отказался, и ничего“. Конечно, у меня о нем осталось очень хорошее мнение. Сейчас многие его подчиненные, летчики—генералы, Герои СССР, говорят: это был достойный руководитель и блестящий летчик“ (Садков П. Симонян мог позволить себе отказать Сталину. // Спорт. — 8 октября 2001 г.).

По рассказам патриарха российского баскетбола Александра Гомельского, Василий с собеседником был прям и прост: «Однажды я был у Василия Сталина на приеме. Было это в 1951 году. Сталин решил создать сильную женскую баскетбольную команду и пригласил в нее мою первую жену Ольгу Журавлеву—Гомельскую. Она была игроком сборной СССР, чемпионкой Европы, капитаном сборной Ленинграда и „Спартака“. А я был тренером и в „Спартаке“, и в сборной города. Генерал—майор Василькевич отвечал за спорт в ВВС. Он привел меня в кабинет Василия Иосифовича. Я носил погоны младшего лейтенанта ВВС, оканчивал Ленинградский институт физкультуры. Разговор короткий: „Переезжай в Москву с женой, будешь тренером ВВС, получишь квартиру и звание капитана“. Я, конечно, согласился. Но в следующем году, после окончания института, все изменилось. Вначале сам вождь снял его с поста командующего ВВС и отправил учиться в военную академию, а затем, после смерти Иосифа Сталина, Василия отправили в тюрьму» (Остался жив по приказу Василия Сталина. Интервью с Виктором Шуваловым. // Алтайская правда. — 7 февраля 2003 г. — № 34–36 (24287–24289)).

Василий Иосифович первым в стране понял и озвучил, что для больших побед нужны профессиональные спортсмены с ежедневной многочасовой тренировочной работой. Он говорил: «Нельзя ставить рекорды и выигрывать матчи после 6–8 часов работы на заводе». Он был заядлым болельщиком, особенно по игровым видам спорта. Его команды по хоккею, баскетболу, волейболу, велосипеду, мотоспорту становились лучшими в стране. Конечно, фамилия Сталин давала ему огромные возможности. Но она же и сгубила его после смерти «отца всех народов».

Надо хорошо представлять общую атмосферу вокруг Василия в те годы: одно его имя приводило в трепет иных начальников. Министру обороны Александру Василевскому он заявил: «Отец поручил мне курировать спорт в армии. Нам нужно строить бассейн в центре Москвы. Прошу выделить пять миллионов рублей». И, как это ни фантастично, министр без колебаний подписал распоряжение о выделении средств. Надо заметить, что деньги шли по назначению — воровства тогда не допускалось… (Пахомов В. Футбол Сталину вышел боком. // Труд. — 25 января 2000 г. — № 013). И бассейн не лично для Капы Васильевой, третьей жены Василия Сталина, строился. В те годы в Советском Союзе не было ни одного олимпийского бассейна длиной пятьдесят метров. Василий настоял на его строительстве. Результаты не заставили себя долго ждать: с середины пятидесятых и до сегодняшнего дня СССР, а впоследствии и Россия прочно удерживают первенство в водных видах спорта. А ведь раньше приходилось тренировать спортсменов в открытых водоемах. Но русские зимы, как известно, препятствуют не только вражеским армиям, но и отечественным любителям водных видов спорта. Согласитесь, тяжело играть, например, в ватерполо, проламывая не только могучую защиту противника, но и прорубая лед реки, на которой приходится тренироваться зимой. Крытый олимпийский бассейн эту проблему снял.

В 1951 году по приказу Василия Иосифовича в центре столицы на Ленинградском проспекте начали строительство спортивного центра. В дальнейшем он стал крупнейшим спорткомплексом ЦСКА.

Что же касается этого строительства на территории парка культуры и отдыха Ленинградского района, начатого штабом ВВС, то следует сразу оговориться, что эту и все другие стройки, по словам Василия, санкционировал военный министр маршал Василевский, а стало быть, на всех бумагах стояла его подпись. Однако Василевского на Лубянку даже не вызывали.

Что же еще во время следствия на допросах ставилось в вину генералу, столь активно помогавшему знаменитым спортсменам? То, что он «балует» их офицерскими чинами, дает вне очереди квартиры, устраивает банкеты. Создавая новую команду, переманивал к себе — в авиацию — настоящих «звезд» футбола и хоккея. В команде ВВС играли Всеволод Бобров, Евгений Бабич, Павел Жибуртович, Григорий Мкртычан, Александр Виноградов, Виктор Шувалов.

По понятным причинам на допросах Василий Сталин говорил то, что хотелось следователю. Скажем, допрашивающий считал, что он перетянул из «Спартака» известных хоккеистов Зденека Зикмунда, Ивана Новикова (к тому же сильных теннисистов) и Юрия Тарасова недостойными путями. Какими? Дал им квартиры, присвоил офицерские звания. И заслуженного мастера спорта, динамовского велосипедиста Федора Тарачкова тоже переманил, выделив новое жилье.

Но разве сегодня подобные деяния считаются аморальными? Не довелось генералу авиации стать очевидцем массовых переходов спортсменов в другие клубы ради получения нового жилья, последней марки машины, да еще в придачу дубленок и цветных телевизоров. Коммерческие контракты, договоры стали обыденным явлением. Волей—неволей, но снова приходится возвращаться к событиям ареста Василия Сталина в 1953 году.

«Собственно, если проанализировать протоколы допросов (проводившихся, к слову сказать, без применения пыток, хотя у следователя Льва Влодзимирского был в этой сфере накоплен немалый опыт), получается, что ничего сверхъестественного Василий Сталин не учинял. Ну, завел себе небольшое „охотничье хозяйство“, размером в 55 тысяч га, подвел к нему узкоколейку, завез туда 20 пятнистых оленей, а также некоторое количество бобров и белых куропаток, вылетал на охоту на самолете „Дуглас“ в сопровождении любовницы, приобрел за казенный счет вещички для дома, сервизы там, ковры, купил, опять же, на государственные деньги, машину „Паккард“, потому что она ему „очень понравилась“… В принципе, его размах не превосходил масштабов трат первого секретаря обкома брежневских времен — в этом отношении, пожалуй, он просто слегка опередил время» (Лялинская В. Сын за отца. // Русская Германия. — 03.05–09.05 2004 г. — № 18).

Из Германии, тем более давно не русской, конечно, виднее. Но опять же возвращаясь к уголовному делу, заведенному на Василия Иосифовича Сталина, давайте разберемся в кляузах, из которых состоит статья. И разбираясь, обнаружим, что нет в ней ни слова правды. Ни единого! Итак, по порядку.

Цитата:

«Ну, завел себе небольшое „охотничье хозяйство“, размером в 55 тысяч га, подвел к нему узкоколейку, завез туда 20 пятнистых оленей, а также некоторое количество бобров и белых куропаток».

На самом деле:

«Окрестности Переславля—Залесского издавна привлекали внимание государственных мужей. В плане приятного времяпрепровождения на досуге. Повелось это со стародавних времен — еще от Петра Великого, который, как известно из истории, развлекался здесь со своей „потешной“ флотилией. Деятелям советской эпохи также приглянулись живописные переславские лесочки — после войны здесь открылось „специальное охотничье хозяйство“, созданное для элитных охот. Кого только не приходилось встречать переславским егерям — загоняли они дичь и для Хрущева, и для Брежнева, даже, как говорят, приезжал сюда охотиться сам Фидель Кастро. Ну, а всяких министров и генералов они и не упомнят — мало ли их тут перебывало! Функционирует спецхозяйство и по сей день. Заповедные владения обнесены трехметровым забором, попасть за него весьма сложно, да и бесполезное это дело — работники хозяйства молчат как рыбы, мертвой хваткой держась за свои весьма доходные места.

Впрочем, элитное охотничье хозяйство — не единственное «историческое» место на переславской земле. В сороковые годы здесь было, как говорят, три дачи, куда приезжало семейство Сталиных. Одна из них — даже не дача, а охотничий домик — принадлежала сыну Иосифа Виссарионовича Василию Сталину. Домика того давно уже нет и в помине, зато жив человек, который в течение четырех лет охранял это место, несколько раз принимая Сталина и его гостей.

Павел Тимофеевич Панфилов живет в селе Купанском. В Переславль он попал в 1949 году из—под Нижнего Новгорода. Павла призвали в армию, и он очутился в переславской учебке. Как—то утром ему и еще 14 солдатам приказали выйти из строя, объяснив, что их пошлют на строительство «объекта». Этим объектом и оказалась дача генерала авиации.

«Это был обычный финский домик, — рассказывает Павел Тимофеевич, — три комнаты и кухня. Печное отопление, обстановка простая, никакой роскоши. Правда, место само — очень живописное, в лесу, на берегу Плещеева озера. Когда дом был готов, всю бригаду увезли, а меня оставили под присмотром майора. Через несколько дней прислали еще одного солдата. Так мы и прожили в этой компании все четыре года. Осенью 49–го я впервые увидел Василия Иосифовича. Прилетел он на охоту на самолете — неподалеку от Переславля был военный аэродром. С ним еще 15 человек, все офицеры высшего звена. Ввалились в нашу избушку — все кругломордые, здоровые, аж стены затрещали, сели за стол, выложили разные деликатесы московские — балычок, икру, ветчинку. Стали выпивать. Вина Сталин—младший не признавал — пил только швейцарский спирт, зато и не курил совсем.

После стали играть в карты. Шум, смех стоял такой, что домик ходуном ходил. Спать улеглись за полночь. Места на диванах всем не хватило. Расположились по—простому — расстелили на полу матрацы, тюфяки и легли в рядок.

Наутро вся компания отправилась в лес — настреляли уток, зайцев, в обед приехали повара из воинской части, всю эту дичь готовили. Откушали генералы да полковники своей добычи, попили еще водочки да и полетели в первопрестольную. А мы опять остались втроем — дожидаться новой генеральской охоты Постепенно обзавелись хозяйством — были у нас две коровы, две лошади,15 охотничьих собак. В отсутствие хозяина мы чувствовали себя вольготно. Вечерами, бывало, затопим печку и развалимся в генеральских креслах.

О приезде Сталина нас извещали заранее, чтобы успели подготовиться. Приезжал он обычно не один, с компанией. Всегда был в хорошем настроении, с нами, солдатами, общался запросто, только вот не любил, если кто поперек ему что скажет, тогда он начинал злиться.

Помню такой случай: жил в деревне Шурка Седов — балабольный такой мужик. Любил навешать на себя орденов, медалей и по деревне ходить. Он узнал, что Сталин приехал охотиться, и для него в лесу егеря построили шалаш. Шурка пошел в лес, отыскал тот шалаш, залез в него и уснул. Приезжает охота. Сунулся Сталин в шалаш, а там чужой мужик.

Вытащил он его на свет божий и грозно спросил: «Ты кто такой?» А Шурка развернул грудь со своими орденами и медалями и говорит: «Я — Герой Советского Союза!» Сталин рассвирепел, схватил его за шкирку, пинка дал под зад и говорит: «Беги отсюда побыстрее, пока тебе не наподдавали как следует!»

Так пролетели все годы моей службы — от охоты до охоты. В последний раз я видел Василия Сталина зимой 1952 года. Впервые приехал он один, без товарищей. Попил, побродил по лесу с ружьем, пострелял, но вернулся с пустыми руками. Переночевал, на следующий день рано утром попрощался и уехал.

А в 53–м, после смерти Иосифа Сталина, к нам прилетел вертолет. Мы сначала удивились — Василий никогда на вертолете не летал. Смотрим, выходит какой—то генерал—полковник. «Показывайте, — говорит, — ваши владения». Обошел дом, от охоты отказался, потом спрашивает: «Покушать у вас есть что—нибудь? Угостите». Мы наскоро собрали что было — супчик, молоко, хлеб, чай, сахар. Поел он и обратно на своем вертолете. Потом уже мы узнали, что после смерти отца Василия сняли, а это был новый начальник, которого поставили на его место.

Ну а через месяц я демобилизовался. Женился на девушке из ближайшего села, да так и осел в переславских краях. Дача простояла несколько десятков лет. В перестройку ее сломали».

Мы попросили показать место, где стоял охотничий домик Василия Сталина. Небольшой участок леса у озера оказался огороженным высоким забором, за которым виднелись добротные каменные трехэтажные коттеджи с гаражами и банями. «Это какие—то коммерсанты из Москвы понастроили, — прокомментировал Павел Тимофеевич, — ишь какие хоромы себе отгрохали! Генерал—то куда скромнее был!» — заключил он» (http://stockmail.ru/pki/articles/p—stalin1999.pdf).

То есть современные «историки» личную дачу Василия и охотничье хозяйство «сляпали» в одно целое, как это когда—то сделал Влодзимирский. Так чем вы отличаетесь от «палачей», которых клеймите, если их же формулировками оболгали человека?

Цитата:

«Вылетал на охоту на самолете „Дуглас“ в сопровождении любовницы».

На самом деле:

«…На территории взлетной полосы показался черный „паккард“ — все узнали машину Василия Сталина. Он приехал с девушкой. Подозвал Каснерика: „Миша, как следует покатай ее“. На Мишу смотрели не глаза — огонь. Девушка все время улыбалась, обращалась к Сталину на ты, ничего не боялась… „Кто она?“ — ломал голову Каснерик, пока они с красавицей Катей шли к самолету. Взлетели. Когда приземлились, к кабине подошел Василий Сталин: „Тебя, что, наказать? Фигуры воздушные ей покажи — вираж, штопор, колокол, чтоб дух занялся… Давай еще раз!“ Михаил Каснерик снова взлетел. Сделал в небе несколько „безобидных“ фигур и пошел на посадку: будь что будет… Земля… Девушка сказала Каснерику: „Вы хоть и летчик, но зато порядочный джентльмен!“. Это была дочь Маршала Советского Союза Семена Тимошенко, вторая жена Василия Сталина. Как рассказывал потом главнокомандующий, его молодая жена Екатерина Семеновна частенько за ужином упрекала: „Мол, летчик… Тоже мне работа. И за что тебя кормить?“ (Каснерик М. Настоящий полковник „катал“ на самолете жену Василия Сталина. // Комсомольская правда в Белоруссии, 19 мая 2006 г.).

Катались на том самом «Дугласе DC–10», о котором, видимо, идет речь в статье. Тот «Дуглас» Сталин не покупал на казенные деньги — это был подарок жены президента США. Самолет именной, с дарственной надписью на фюзеляже. Казне СССР он не стоил ни копейки. После ареста Василия он стал собственностью государства. Так что страна не только не тратилась на сына Сталина, но разбогатела на один самолет после ареста Василия.

Даже в протоколах обвинения указано, что не «с многочисленными любовницами» Василий бывал на охоте, а с собственной женой. «На охоту я вылетал на самолете „Дуглас“ в сопровождении Васильевой (Капитолину Васильеву он тоже катал на том самом „Дугласе“. — Авт.), шофера Чистякова и ряда сослуживцев (идет длинное перечисление. — Авт.)». Если кто не знает, напоминаю — Капитолина Васильева была третьей после Бурдонской и Тимошенко женой Василия Сталина.

Цитата:

«Приобрел за казенный счет вещички для дома, сервизы там, ковры».

На самом деле:

Щедрость Василия, похоже, границ не знала. Уж кто—кто, а Артем Сергеев, его сводный брат, это знает точно: «Он всегда был щедр и бескорыстен. Больно читать статьи о его богатстве, о манто каких—то. Да не было у него ничего! Получка в армии 15–го числа, все к нему шли — стол накрыт для друзей. Дней через 10–15 к нему приходили со своим — у него уже шаром покати. Носил темно—синие брюки—галифе неширокие, сапоги, гимнастерку, кепку или фуражку летом и кубанку зимой. У него не было так называемого гардероба: все в ограниченном количестве. Был такой замечательный портной и интересный человек, Абрам Исаевич Легнер. Когда Василий сидел в тюрьме, Легнер в мастерской держал весь комплект одежды, от ботинок до шапки, для него. Так же, как держал готовый комплект для Сталина. Он мне показывал, говорил: „У Хозяина второго комплекта верхней одежды нету. А вдруг за гвоздь зацепится? А вдруг какой—нибудь гусь из—за границы приедет, чтобы вид был все—таки“. Говорил: „Васька—то придет из тюрьмы ободранный. Куда придет? Ко мне. День—другой шить все равно надо. А в чем ходить будет, пока сделаю?“ (Сергеев А. О друге незабвенном. К 85–летию со дня рождения В.И.Сталина. // Завтра, № 12 (644), 21 марта 2006 г.).

«Другой характерный случай с Василием произошел на охотничьей базе „Пихтовая аллея“ (егерь Константин Иванович Горемычкин). Константин был охотником с большим опытом и, естественно, активно содействовал результативной охоте. Василий уважал К.И. Горемычкина и как—то после очень успешной охоты решил отблагодарить его подарком — великолепным импортным гладкоствольным ружьем, штучного изготовления. Удивленный Константин подарок принял с благодарностью и всегда гордился им.

Но послевоенные годы (особенно 46–47–й) были очень тяжелыми в нашей стране из—за восстановления хозяйства после войны и низкого урожая сельскохозяйственных культур. Хлеб выдавался по строго нормированным карточкам. Обстановка в семье Горемычкиных была не лучше, чем у всех. Нужно было искать путь к выживанию. И выход был найден: по предложению жены дареное ружье было обменяно на корову! «Решение, — как вспоминал Константин, — было очень и очень тяжелым для души. Но бытовые нужды победили».

При очередном посещении «Пихтовой аллеи» Василий поинтересовался: «Какие успехи на охоте с применением дареного ружья?» Константин поведал печальную историю. Василий отнесся к этой информации с большим вниманием и пониманием того тяжелого житейского периода, и, немного подумав, спросил: «Сколько стоит корова?» — «5000 рублей», — отвечает Костя. Василий вынимает кошелек, достает деньги, отсчитывает соответствующую сумму и вручает ее К. Горемычкину — «Вот тебе 5000 рублей, отдашь за корову, а ружье забери обратно и запомни: „Дареное не продается“. Вот такие черты были свойственны Василию Сталину». (Г.А. Савельев, Василий Сталин на «Московском море»).

Умение позаботиться о своих приближенных, родственниках, друзьях присуще многим, а вот чувство милосердия по отношению к чужим людям, особенно к детям, на сегодняшний день, как, впрочем, и в прошлые времена, встречается редко. Василий Сталин им обладал. Причем настолько, что люди вспоминают о нем с благодарностью спустя полвека. Я уже описывал в предыдущих главах случай с курсантами летного училища, эвакуированного во время войны, которых летчики 32–го ГвИАП при непосредственном участии Василия Сталина по его же приказу снабжали картофелем. А вот случай, рассказанный Виктором Есиковым, вспоминающим свое детство: «Мать работала целый день, поэтому она отдала меня в недельный детский дом (может быть, круглосуточные ясли это называлось?), забирая меня по воскресеньям домой. Однажды в детский дом приехал Василий Сталин. Это было как раз в субботние часы, когда за детьми приходили родители. Мать расторопно вытолкнула меня вперед перед сыном вождя. Он взял меня на колени и дал кусочек горького шоколада и пакет с земляными орехами. Шоколад я тут же сгрыз, а пакет с орехами мать положила в шкафчик. В понедельник я обнаружил пропажу орехов и увидел горку шелухи на столе у воспитательниц. Безутешный, я долго рыдал от обиды и возненавидел воспитательниц до конца моего пребывания в детском доме» (http://www.kolohouse.ru/ modules.php?name=News&file=article&sid=53).

А теперь представьте, что должен чувствовать человек, получивший настоящее по тем временам сокровище из рук Василия — шоколад, читая в современных СМИ гнусности в адрес сына вождя. При этом хочется спросить журналистов, неспособных озарить мир светом мысли, давно ли они сами посещали детские дома и приносили гостинцы их маленьким обитателям?

Георгий Васильевич Зимин, однополчанин Василия считает, что при всех его недостатках он был добрым, отзывчивым человеком. Он охотно откликался на всякие просьбы людей и старался им помогать, разумеется, совершенно бескорыстно. Причем мог помочь в очень серьезных вопросах, когда речь заходила о том, будет ли поломана судьба человека. Иногда это были люди, которых он никогда не видел, но никому старался не отказывать. Так Василий помог связистке, которая была заброшена с диверсионной группой в тыл к немцам. Группа погибла, а смелая разведчица оказалась во вражеском плену. Пробыла там недолго — благо темпы наступления Красной Армии в конце войны были молниеносны. Но клеймо плена и утерянный партийный билет чуть не исковеркали всю ее жизнь: «По приезде в Москву я обратилась со справкой в Главное политическое управление Советской Армии. Там моего партийного билета не нашли и посоветовали поискать его по политуправлениям разных родов войск, в том числе и в ВВС. Я написала много писем и, наконец, нашла в политотделе складов и сооружений Московского гарнизона, где—то около Манежа. Прихожу, показываю справку, выданную в политотделе 197–й штурмовой авиадивизии. Меня приняли любезно, доброжелательно. Я была в военной форме с погонами старшего лейтенанта, с орденами и… с палкой.

— Да, ваш партийный билет у нас хранится. Вот я сейчас вам его выдам, — и политотделец направился к сейфу. — Да, кстати, в каком вы госпитале лечились?

— Я в плену была…

Лицо политотдельца посуровело, он медленно открыл и тут же закрыл сейф:

— Партбилет не выдам! Обращайтесь в парткомиссию.

— Какую? Почему?

— У нас нет пленных — есть предатели! Освободите помещение…

Я вышла. Мне было так горько, так обидно… Пошла я вдоль Кремлевской стены, села в Александровском саду на скамейку. В голове шумит. Потом, кажется, успокоилась, а слезы льются и льются. Я никак не могу их остановить, меня трясет, как в лихорадке, зубы стучат… Через два дня после моего посещения политотдела складов и сооружений Московского гарнизона меня телефонным звонком срочно вызвали в ВВС Московского военного округа, которым командовал Василий Сталин. Почему «срочно», да потому, что Василий Иосифович собственноручно написал на моем письме в округ: «Мне кажется, Егорова права» (Егорова—Тимофеева А.А. «Я Береза, как слышите меня». — http://www. russiantext.com/russian_library/memo/russian/egorova/04.html).

Как видно из рассказа, только Василий Иосифович поверил военнопленной и ходатайствовал о возвращении партбилета. Можете представить, как сложилась бы судьба несчастной женщины, которая честно послужила своему Отечеству, из—за дурака—управленца, бюрократа, мыслящего лозунгами.

И чтобы окончательно развеять мифы о сталинском богатстве, приведу строки из последнего интервью Капитолины Георгиевны Васильевой: «Читателя, конечно, интересует, как живет женщина, бывшая женой младшего сына самого Сталина? Так вот: третья жена Василия Сталина (наконец—то одобренная отцом пассия) живет сейчас более чем скромно: я утонул в шишковатом, продавленном кресле; моя собеседница время от времени почти на ощупь (Капитолина Георгиевна практически потеряла зрение) отлучалась к старенькому, захватанному телефону; центр журнального столика на покосившейся, рискующей отвалиться ближайшей ко мне ножке прикрывала затрапезная салфетка, на которую хозяйка выложила не роскошный, как принято в сановитых семьях, фотоальбом в муаровом переплете, а посеревший от времени, полускукожившийся картонный фолиант, затерзанный пальцами сотен любящих и равнодушных рук. Пианино орехового цвета (на нем училась музыке внучка Капитолины Георгиевны Женя). Скромный посудный шкаф. Стенка книг в коридоре…

Пишу об этом подробно не затем, чтобы (не дай Бог!) указать на простительное запустение, свойственное одиноким старикам, а затем, чтобы разрушить легенду, всосавшуюся в кровь обывателя: мол, все они, бывшие, и жены, и дети, и внуки, и правнуки живут, как у Христа за пазухой. Доедают черную икру, которую не успели доесть их легендарные предки при советской власти. По—разному живут.

— Капитолина Георгиевна, злые языки утверждают, что вы «положили на Василия глаз» с расчетом…

— За каждый рекорд спорткомитет платил мне по 8–10 тысяч рублей. До встречи с Василием на моей книжке скопилось около сорока тысяч рублей. Василию и не снились такие деньги. Так что и в меркантильных интересах меня заподозрить трудно.

— Что можно было тогда купить на эти деньги? Машину? Две?

— И машину, и другую, и квартиру обставить, и одеться в шубки. Тем не менее, шубка у меня была одна, из кролика. За четыре тысячи рублей. Я купила ее в обмен на масло и сало в послевоенном Берлине, выиграв первенство оккупационных сил. Надо отдать должное Василию — он запрещал мне в трудные минуты снимать с книжки деньги. Так они у меня и остались в тот день, когда я ушла из особняка на Гоголевском бульваре. Как сейчас помню 27 февраля 1953 года…» (Рыков С. Василий младший: сын отца народов. Интервью с Капитолиной Васильевой. — http://www.tam.ru/sezik/vasya.html).

После того, как Василий объявил Сталину о женитьбе на молодой пловчихе, в подарок от отца молодые получили 10 тысяч рублей, на которые Капитолина купила мужу его единственный за все это время гражданский костюм и туфли (Лебедева О. Личный шофер Сталина // Сегодня, № 350, 26 мая 1999 г.).

А вот что, например, думает о мотовстве своего дяди племянница Василия Сталина Галина Джугашвили: «Вячеслав Нечаев: Недавно в прессе появилась информация о том, что ваш дядя, Василий Сталин, посмертно реабилитирован. Вас это порадовало?

Галина Яковлевна Джугашвили (дочь Якова Джугашвили): Насколько я знаю, истинная причина его ареста была не в растратах. Просто в ту пору вокруг дяди Васи вертелось много псевдопочитателей деда. И весь этот шум испугал Хрущева. Что же касается так называемых растрат, то даже если допустить их реальность, все равно очевидно: деньги эти он тратил не на себя и уж в Швейцарию их точно не вывозил…» (Нечаев В. Внучка Сталина о «белых пятнах» в истории своей семьи. // Аргументы и факты. — 3 ноября 1999 г. — № 44).

Товарищи большие люди, руководящие нами, своим народом, это не о вас ли говорит внучка Великого Кормчего нации, упоминая швейцарские банки? Ау, ответьте, пожалуйста…

Цитата:

«Купил, опять же, на государственные деньги, машину „Паккард“, потому что она ему „очень понравилась“…

На самом деле:

Охранник Сталина Николай Александрович Спиридонов продолжает рассказ о щедрости Василия Сталина, которой не отличался ни один военный послесталинской поры, как, впрочем, и сейчас: «У Василия Сталина в гараже было четырнадцать машин, которые ему подарили. Когда его назначили командующим воздушными силами военного округа, он собрал весь штаб корпуса и сказал: „Берите, что хотите“. Никто ничего не взял. Тогда Сталин велел разослать машины по полкам и раздать лучшим командирам. Еще ему как—то подарили самолет — биплан. Полетел он с инструктором. Неожиданно самолет свалился в штопор. Чтобы вывести из штопора биплан, нужна огромная сила. А Сталин был слабоват. Спас его инструктор, Василий Сталин подарил ему за это машину. А мне подарил шкуру тигра. Я потом с ней по всему Союзу мотался» (Самойлов В. Перчатки для уверенных в себе. // Минский курьер. — 26 февраля 2005 г. — № 558).

О «Паккарде» было столько сказано, что даже повторяться не стоит. Но тем не менее: «Паккард» — это личный автомобиль Василия, который был конфискован после ареста. Но использовался он не для личных целей, а для нужд округа. На нем была установлена радиоаппаратура для связи со штабом. Машина не покупалась, а была привезена как трофей из поверженной Германии.

Вроде бы с этой статьей разобрались. Это типичное и не самое жесткое суждение о Василии, как о папенькином сыночке. Бытует, например, такое мнение: «подхалимы давали блестящие характеристики Василию, продвигая его по службе» (http://www.lebed.com/1999/art943.htm), или другой вариант: «Его боялись, поэтому продвигали по службе».

Кто и когда начал бояться «принца» Васю, мы узнали из интервью Артема Сергеева газете «Завтра»:

«ЗАВТРА». Служащие дачи могли пожаловаться Сталину, что вы или Вася себя плохо вели? Или боялись это делать?

А.С. Нет, не боялись и частенько на Василия жаловались. И потом отец Васе разъяснял, почему так делать нельзя, говорил, как делать нужно, и все было очень убедительно. А когда у Василия с занятиями плоховато было, то он получал довольно жесткий выговор от отца» (Глушик Е. Артем Сергеев: Вспоминаю Сталина. // Сборник статей газеты «Завтра». — http://stalinism.ru/alive/artem.html).

А далее число людей, на которых подросток Вася Сталин наводил неописуемый ужас, с каждым днем только росло. Очередной его жертвой, судя по документам, стал директор Качинской авиашколы Иванов. Изводя себя ежедневными размышлениями о перспективах карьеры сына вождя, он и накатал письмо отцу парня. Действительно, какая еще причина, кроме страха, может толкнуть взрослого человека на такой поступок? Цепенея от страха, комбриг Иванов жаловался Сталину—старшему на проделки отпрыска (которым, к слову, сам потакал). Поэтому, наверное, Иосиф Виссарионович, страдающий наполеоновскими комплексами и также немало озабоченный тем, будут ли бояться окружающие Василия так, как боятся его, велел Иванову перевести Ваську на общий режим и лишить всяческих привилегий впредь до окончания авиашколы. С дрожью в коленках Иванов отчитал Ваську Сталина и выделил койку в казарме. А после окончания авиашколы коллеги—летчики так были запуганы Василием, что один из них, кстати, качинский инструктор Василия Федор Федорович Прокопенко возьми да и заяви во всеуслышанье в одной из демократических газет: «Как к летчику он ко мне относился с уважением, но как человека временами мог ненавидеть. Почему? Потому что я ему не давал безобразничать…» От страха безобразничать не давал! И в ежовых рукавицах держал молодого человека тоже от ужаса, который тот нагонял. От чего же еще? Еще один из друзей и сослуживцев, к тому же со званием меньшим, чем у Василия Сталина, взял да и отматерил его после воздушного боя! А поджилки так и тряслись от страха! Точно, Долгушин страсть как трепетал перед Васькой. Большего страху сын Верховного Главнокомандующего нагнал только на свое непосредственное начальство. На кого? Да на того же Савицкого! У того перо из рук, наверное, выпадало, когда он писал не самую лестную характеристику на своего высокородного подчиненного, раздувая недостатки так, будто иных мальчиков для битья в дивизии не нашлось. Когда же Василий округом командовать начал, так его и вовсе бояться начали все поголовно: и спортсмены, которых он объединял в лучшие команды страны, и строители, построившие такие спорткомплексы, равных которым после Василия построить до сих пор не могут, и курсанты летных училищ, в которые он продвигал мечтающих о небе молодых людей. Жены боялись и дети, собаки и кошки разбегались по подворотням, завидев статного генерала, и даже мышки боялись лишний раз прошуршать по комнате, рискуя погибнуть от метко запущенного тапка с генеральской ноги. Одним словом, боялись Василия Сталина все. Перечитываю, и самого в дрожь бросает! И уж, несомненно, боялись любвеобильного юношу все соперники в делах амурных. Один из них, кинорежиссер Кармен, не постеснялся в дела, которые обычно мужики меж собой решают, самого Верховного вмешать. И когда? В самый разгар войны зимой 1943 года! А то у Сталина иных дел нет, как только в любовных интригах сына копаться. Вот и загремел Вася, будучи уже полковником, на пятнадцать суток гауптвахты! Случай в истории беспрецедентный. Вот как боялись его!

Поговаривали, что Васин отец, сильно занятый войной с Гитлером, все же нашел время ответить Кармену, что «мужчина должен уметь сам защищать свою честь, а не писать жалобы». Но, естественно, дал указание насчет жены: «вернуть эту дуру мужу» (Ефимов Б., Фрадкин В. Роман Кармен. О временах и людях. — http://1001.vdv.ru/books/efimov/?page=021).

А главное «пугало» ябеды Кармена — Василий Сталин — загремел на «губу» из—за интереса к женщине, находясь не на передовой, а в тылу. Еще один пример «продвижения по службе» отцом.

А про подхалимаж и угодничество перед Василием рассказал Виталий Попков. После прочтения «Двадцати писем к другу» Светланы Аллилуевой прославленный ас ей высказался: «Ты пишешь, что у него были не друзья, а подхалимы…. Какие подхалимы? Скажем, Всеволод Бобров — хоккеист и футболист с мировым именем. Ему надо было подхалимничать? Или народный артист Николай Крючков, которому славы и без Васи хватало. Если у тебя настоящих друзей нет, то не считай, что и у Васи их не было…» (Добрюха Н. Злой рок Василия Сталина. // Аргументы и факты, № 1279. — www.aif/ru/online/aif/1279/12_01).

Но, что удивительно, боевые друзья гордились тем, что ими командует Василий Сталин. 83–летний Анатолий Авксентьевич Король, г. Запорожье: «Я горжусь, что мне довелось учиться и общаться с таким человеком» (Гаев Ю. «Курсанту военного училища Василию Сталину первый завтрак приносили в комнату, а второй — на летное поле». // Факты (Запорожье). — http://arttour.com.ua/news/25–06–2005–00–00–00/ KURSANTU_V.html).

Герой Советского Союза С. Долгушин: «Вообще—то он был парень, что надо. Мы его любили и даже немного гордились, что нами командует Сталин» (Сайт «Уголок неба». — http://www.airwar.ru/history/aces/ace2ww/pilots/stalin.html).

Степан Микоян: «Справедливости ради надо сказать, что отношение летчиков к Василию Сталину было уважительное и остается таким до сих пор. Спросите хотя бы у Долгушина. Вася опекал летчиков и хорошо к ним относился. Кроме того, они чувствовали свою причастность, приближенность к сыну Сталина. Это морально влияло на них и до сих пор влияет». (А. Драбкин «Я дрался на истребителе. Принявшие первый удар. 1941–1942». — М.: Яуза, Эксмо, 2006, стр.130, из интервью с Микояном Степаном Анастасовичем)

Александр Котов тепло вспоминал своего «боевого друга и товарища» Василия Сталина. Сын генералиссимуса ценил преданность молодого летчика из российской глубинки, а после войны не раз принимал его у себя дома. (Корр. ИТАР—ТАСС Шикур Шабаев 27.06.2005 18:3 °Cаранск)

Сын летчика, Виктор Маресьев: «После войны отца, Героя Советского Союза Алексея Петровича Маресьева забрал служить в штаб ВВС Московского военного округа Василий Сталин, который очень его уважал и ценил и как летчика, и как человека. Дядя Вася тоже был классным истребителем и хорошо воевал» (Хохлов А. Настоящий человек после войны. // Новые известия. — 18 мая 2004 г.).

«Он был организатор хороший, решительный. Умел подбирать людей. У него был круг летчиков, особенно близких к нему. Они в Москве бывали у него на даче. Это Долгушин, Прокопенко, Луцкий, Котов, Макаров и другие. Причем это были не только командиры. Скажем, Долгушин — командир эскадрильи, а Луцкий был вначале рядовой летчик. Но он был инструктором с Качи, которого Вася знал еще с тех пор, когда был курсантом. Он ценил дружбу и быть другом умел. Когда погиб Владимир Микоян, которого Василий любил как брата, на Яках–9 из первой эскадрильи по указанию Васи написали „За Володю!“. (А. Драбкин „Я дрался на истребителе. Принявшие первый удар. 1941–1942“. — М.: Яуза, Эксмо, 2006, стр.131–132, из интервью с Микояном Степаном Анастасовичем).

Кажется, с тем ужасом, который Василий наводил на людей, разобрались. Это современные журналисты понятия путают: страх и уважение — понятия разные, если не противоположные по сути.

Еще ходят мифы о чудовищной грубости Василия, но фактов, подтверждающих это напрямую, найти не удалось: «Сегодня имеется немало свидетельств о случаях рукоприкладства с его стороны. Механик самолета Василия Сталина Ефимов, правда, утверждает, что ничего такого за 8 лет совместной службы не наблюдал» (Новиков А. Механик Сталина. // Советская Белоруссия, № 85 (21995), 11 мая 2004 г. — http://www.sb.by/article.php?articleID=36236).

Механик самолета у летчика—истребителя — это его боевая «нянька», человек, перед которым жизнь его командира выложена как на ладони. Как вы думаете, мог ли механик не обратить внимание на грубые выходки пилота, которому был подчинен и которому сам мог бы служить мальчиком для битья? Вот и я думаю, что нет, иначе припомнил бы Ефимов все свои обиды и смаковала бы их пресса, да вот ничего, кроме чувства уважения к Василию, у ветерана—авиамеханика Ефимова не наблюдается.

Даже такой критично настроенный приятель Васи Сталина, как Степан Микоян, вынужден констатировать следующее: «Были редчайшие случаи, когда он хамил и наказывал, но в основном это было по делу». (А. Драбкин «Я дрался на истребителе. Принявшие первый удар. 1941–1942». — М.: Яуза, Эксмо, 2006, стр.130, из интервью с Микояном Степаном Анастасовичем).

Правда, историк Александр Колесник утверждает, что, «вероятно, бесконтрольность, к которой он привыкал годами, развратила его. Мог подарить, сняв с руки, золотые часы (так он отметил фантастическую игру Боброва в матче против команды города Калинина, когда Всеволод Михайлович забросил шесть шайб), а мог и неожиданно, несправедливо и даже грубо обрушить упреки». (Колесник А. Хроника жизни семьи Сталина. — Харьков, СП «Интербук», 1990. С. 62)

Но тут понадобится оговорочка. Эта фраза вырвана из контекста. В данном случае речь идет о великом хоккеисте Всеволоде Боброве. Надеюсь, хоккейным болельщикам, которые наблюдают на экранах телевизоров целые «ледовые побоища» игроков на поле, не стоит объяснять, что обидеть окровавленного хоккеиста, особенно после поражения затруднительно. Скорее хоккеист навернет первого попавшегося под его горячую руку, невзирая на величину звезд на погонах.

А уж в семейных отношениях между Сталиным—старшим и Сталиным—младшим несчастные журналисты и вовсе запутались. Одни утверждают, что «он не чувствовал себя в состоянии предстать перед глазами отца, который всю жизнь внушал ему почти животный страх…» (Орлов Д. Сталин вызвал Сталина. Из книги «Исповедь перед казнью». // Родная газета. — 3 марта 2006 г. — № 144). Другие же считают, что «он рос озорным мальчишкой, для которого существовал только один авторитет — отец, который, впрочем, находил мало времени для воспитания и общения с детьми» (Рыбас Е. Дети вождей несут свой крест. // Новейшая история. — 2001. — № 3). Третьи же, начитавшихся аллилуевских «Писем», цитируют Светлану: «Отец был для него единственным авторитетом, — остальных он вообще не считал людьми, стоящими внимания» (Лебедев В. Сыновья генералиссимуса. Размышления по случаю 9 мая. — http://www.lebed.com/1999/art943.htm).

Не зная в точности отношений между Василием Иосифовичем и Иосифом Виссарионовичем, журналисты вокруг них развели такую истерию, что перед нами предстает полная гамма чувств от животного ужаса до подобострастия.

На самом деле были обычные отношения между отцом и сыном. Мальчик тянулся к авторитету отца. Отец с высоты своего положения пытался управлять сыном. Если это как—то беспокоит современных журналистов, то могу их успокоить: не надо быть выдающимся педагогом, чтобы разобраться в семейной иерархии. Пример воспитания сына отцом: «Начальник штаба, чтобы развлечь Василия, катал его по крымским дорогам на мотоцикле, пока „рокеры“ однажды не свалились в кювет (речь идет о пребывании Василия в Каче. — Авт.). Курсант при этом получил царапины лица и рук». Возможно, именно этот случай был доложен И.В. Сталину. Он решил подробнее узнать, как его сын постигает азы авиационных наук. Когда ему стали известны все детали, в Качу поступила команда поставить Василия в один строй с другими курсантами, поместить в казарму и кормить из общего котла. Рассказывают, дело завершилось еще и тем, что комбриг В.И. Иванов получил строгое наказание за те вольности, которые он допускал в подчиненной ему авиашколе» (Манцуров Ю. Сталин — сын Сталина. — http://www.kacha.ru/php/museum_text.php?id=27).

Следующий абзац иллюстрирует ориентир сына на авторитет отца: «Между И.В. Сталиным и сыном постоянно осуществлялась переписка. Несколько раз курсант Ф. Усков, к примеру, видел, как Василию приносили из штаба письма, по—видимому, написанные рукой отца, которые он тут же, в курилке, распечатывал и читал, вслух одобряя обращенные к нему слова или, напротив, не соглашаясь с ними» (Манцуров Ю. Сталин — сын Сталина. — http://www.kacha.ru/php/museum_text.php?id=27).

В общем, нормальные отношения, и нечего панику разводить. Как и во всех семьях, после периода копирования поведения родителей наступает этап конфликта отцов и детей. Семья Сталиных мало чем отличалась от других в этом плане, поэтому происходили подобные инциденты: «Когда еще был жив дважды Герой Советского Союза А. Боровых, он рассказывал, что после гибели летчиков — сына Микояна Владимира, сына Фрунзе Тимура и сына Хрущева Леонида, Василию Сталину запретили делать боевые вылеты. Он звонил по этому поводу отцу. Возмущался. Тот ему ответил: „Мне одного пленного уже достаточно!“ — намекал на пленение Якова. Но Василий продолжал летать и никого не слушал» (Сталин В.И. — http://www.airwar.ru/history/aces/ace2ww/pilots/stalin.html).

Сын проявил силу своего характера. Ничего зазорного он не делал. Наоборот отец мог только гордиться смелостью сына. Хотя процесс влияния на сына, попытки удержать его под своим контролем продолжались в течение всего периода войны, пока к ее концу отец и сын не нашли общий интерес. В течение войны Василий Сталин поменял несколько должностей. С некоторых его снимал не кто—нибудь, а лично И.В. Сталин. А по ее окончании, когда отношения наладились, Василий занял должность командующего «московским небом». Но даже тогда Иосиф Виссарионович строго следил за сыновней дисциплиной: «О некоторых эпизодах на эту тему мне рассказал старший егерь хозяйства „Московское море“ Александр Васильевич Курдин, работавший на охотбазе „Уходово“.

Александра Курдина и Василия Сталина объединили и сдружили совместно пережитые суровые условия в период Великой Отечественной войны. После ее окончания Василий стал часто посещать «Московское море» и обычно останавливался на базах «Уходово» у Александра Курдина и «Пихтовая Аллея» у егеря Константина Горемычкина. Со временем А. В. Курдин стал вхож в семью В. Сталина (как бывший фронтовик—однополчанин) и пользовался уважением этой семьи.

Однажды в семейном кругу В. Сталина готовились отметить какое—то знаменательное событие, и Василий решил украсить праздничный стол не чем—либо, а чирковой утятиной, ибо мясо чирка является самым нежным и обладает отличными вкусовыми качествами.

Для осуществления этого замысла Василий берет с собой двух друзей, спортсменов—охотников, и прилетает с ними на самолете По–2 на «Московское море», садится на поле (недалеко от базы «Уходово») и организует специфическую охоту: охотники расставлены в камышах, самолет летает над заливами, выгоняет из камышей уток, а стрелки (стендовики) отстреливают их строго выборочно — только чирков! По истечении некоторого времени задача была успешно выполнена, но, увлекшись процессом, охотники не заметили, как пролетело время. Неизбежно было опоздание к намеченному сроку. Конфликт для Василия мог стать достаточно серьезным. Иосиф Виссарионович в вопросах дисциплины был очень требователен.

Чтобы смягчить гнев отца, Василий предложил Кудрину поехать вместе с ним и помочь оправдать опоздание: якобы оно случилось из—за отказа мотора. «Пришлось согласиться, — вспоминает Александр Васильевич, — но, как только мы переступили порог, тут же последовал жесткий укор Иосифа Виссарионовича: „Что это такое? Генерал Советской Армии не может вернуться в срок?“ — и т. д. и т. п. Никаких оправданий произнести не удалось, жесткость интонации не позволяла этого сделать». (Г.А. Савельев, Василий Сталин на «Московском море»)

«Да и позвонить вот так запросто отцу, зайти, как дети к родителям или родители к детям заходят, Василий не мог. Только официально по делу, с разрешения: можно ли прийти. Или когда его отец вызвал для решения вопросов как специалиста, которому он доверял, который понимает дело и будет совершенно откровенно и правдиво докладывать.

И фамилией своей, отцовской, как честью дорожил. Сталин — это была уже фамилия официальная. И Василий при рождении был отцом записан как Сталин. Света заменила после смерти отца. Василий это не одобрял. Его вынуждали сменить, но он был неуклонен! В Казани ему дали паспорт с измененной фамилией. Для него это был удар и оскорбление, потому что он почитал отца более всего на свете! И никогда бы не дал своего согласия на изменение фамилии, полученной при рождении. В этом отношении он был человеком даже жестко принципиальным. Перезахоронили в 2004 году опять же не под своей фамилией, которую он носил с рождения, — Сталин, а под прошлой фамилией отца — Джугашвили» (Сергеев А. О друге незабвенном. К 85–летию со дня рождения В.И.Сталина. // Завтра. — 21 марта 2006 г. — № 12 (644)).

И напоследок маленький образчик нормальных семейных отношений, которые культивировались в семье Сталиных, характеризующий дружелюбную и доверительную обстановку между отцом и сыном: «Вскоре Василий, уже не просто летун, а будущий командир — человек, ответственный за дела и судьбу боевого коллектива, за жизнь каждого летчика, делится с отцом своими тревогами по поводу Липецких курсов:

«Здравствуй, дорогой отец!

Как твое здоровье? Как ты себя чувствуешь?

Я недавно (22, 23–го и половина 24–го) был в Москве, по вызову Рычагова, очень хотел тебя видеть, но мне сказали, что ты занят и не можешь.

Рычагов вызывал меня по поводу учебы. Летать мне тут опять не дают. Боятся, как бы чего не вышло. Он меня вызывал и очень сильно отругал за то, что я начал вместо того, чтобы заниматься теорией, ходить и доказывать начальству о том, что необходимо летать. И приказал об этом вызове и разговоре доложить тебе, но я тебя не видел.

Все же Рычагов приказал давать мне летать столько же, сколько летают и остальные. Это для меня самое главное, так как я уже 2 месяца не летал и если так пошло бы и дальше, то пришлось бы учиться сначала летать.

Вообще от курсов ожидали все слушатели большего. В Люберцах и многих других частях летают на новых машинах МиГ, Як, ЛаГГ, а у нас на курсах командиры эскадрилий летают на таком старье, что страшно глядеть. Летают в большинстве на И–15.

Непонятно, кем мы будем командовать. Ведь к июню месяцу большинство частей будет снабжено новыми машинами, а мы, будущие командиры эскадрилий, не имеем понятия об этих новых машинах, а летаем на старье. Проходим в классах И–16 и мотор М–63 и М–62. По—моему, лучше было бы нас учить мотору 105 и 35 и самолету Як и МиГ, потому что, когда мы придем в часть, нам не придется летать на И–15 и И–16. А тот командир, который не знает новой материальной части, не может командовать летчиками, летающими на ней.

Слушатели получают письма от товарищей из частей и, правду говоря, жалеют о том, что не находятся в части, летают на старых машинах без охоты, а лишь для того, чтобы выполнить задание. Да это вполне понятно. Люди тут собрались по 1000 и 2000 часов летавшие, почти все орденоносцы. У них очень большой практический опыт. И вполне понятно, что им надоело летать на старье, когда есть новые хорошие машины. Это мне все равно на чем летать, так как у меня этого практического опыта мало. А им, конечно, хочется нового.

К тому же были случаи, когда эти старые самолеты не гарантировали благополучного исхода полета. Например, отлетали фонари, отлетали щетки крепления крыльевых пулеметов. А такие случаи очень редко кончаются благополучно. В данном случае все обошлось хорошо только благодаря тому, что на этих самолетах были старые и очень опытные летчики.

Вот, отец, обо мне и курсах пока все.

Отец, если будет время, то напиши хоть пару слов, это для меня самая большая радость, потому что без тебя ужасно соскучился.

Твой Вася. 4.3.41 г.».

И ни слова о свадьбе с Галиной Бурдонской, которая состоялась на днях — только о деле. Может, кто и сочтет это неуважением к семейным ценностям, но Василий, равно как и его отец, всегда посвящал большую часть времени делам, связанным со службой народу. Поэтому только из Липецка Василий сообщил отцу о состоявшемся событии — как бы просил благословения. Иосиф Виссарионович и благословил сына правительственной депешей: «Что ты спрашиваешь у меня разрешения? Женился — черт с тобой! Жалею ее, что вышла замуж за такого дурака». Василий понял: отец согласен.

«А Иосиф Сталин не только согласился. В кремлевской квартире он выделил молодым комнату, на свои деньги распорядился купить им спальный гарнитур, обитый темно—бежевым бархатом, повесить бархатные шторы на окна. И это была уже царская роскошь, в той же кремлевской квартире в спальне отца Василия стояла походная солдатская койка, жесткая, по—казарменному заправленная. Однако Василию и Гале тот гарнитур из обычного мебельного магазина служил недолго. В мае 1941–го они вернулись в Москву, а в июне началась война. Так что обоим запомнились счастливые первые месяцы их жизни в общежитии для красных командиров, в небольшой комнатке, где охотно собирались летчики, и было всегда по—молодому беззаботно и весело…» (Грибанов С. Хроника времен Василия Сталина. — М., 1999).

Но самое интересное заключается в том, что мифы о сыне Сталина начали рождаться еще при жизни вождя, и когда — в 1951 году, во времена триумфа Василия Иосифовича. Бывший советский специалист по ракетному делу профессор Г. Токаев близко знал Василия Сталина, которого называет «зверски избалованным школьником, впервые выпущенным во внешний мир». «Несмотря на очень скверную успеваемость в Качинской летной школе, где он имел особого инструктора, В. Сталин был выпущен в ВВС без единой плохой отметки… Все необузданные выходки сходили ему с рук». «Его тащили за уши наверх, не считаясь ни с его силами, ни со способностями, ни с недостатками, — думали угодить отцу» (Tokaev G.A. Stalin Means War. London, 1951. P. 120).

А если припомнить формулировки допросов, то вообще выходит, что многие пункты обвинения в деле Василия Сталина являются… дословным переводом книги Токарева. Так и хочется выяснить, из каких еще «достоверных источников» советское правосудие образца середины 1953 года черпало информацию о деяниях сталинского сына. Воспользовались бы напрямую услугами ЦРУ или МИ–6, как это сделала Светлана Сталина, меньше бы работы было, да и «впаять» можно было бы годков пятнадцать. Так что недоработочки вделе Флигера» имеются! Так бы эти «недоработки» и не были замечены, если бы не наша замечательная махрово—демократическая пресса. Уж мимо ее всевидящего ока никакая грязь не проскочит. Причем трудолюбие многих графоманов—ассенизаторов таково, что даже при отсутствии явных грехов очередной жертвы их опусов, ушат дежурных помоев для бедолаги всегда найдется. А ведь многие горе—журналисты выбились в историки и, страшно подумать, наших детей вздумали поучать бреднями, которыми кишели запасники старого доброго доктора Геббельса. Что ж, придется познакомить читателя с тем, как «добросовестные» писатели «работают» над своими творениями.

Могилы за себя не постоят.

Вот и подходит к концу книга. Когда я начал ее писать, мне хотелось расставить все точки над «i» по вопросам, касающимся жизни и деятельности Василия Иосифовича Сталина, человека безусловно яркого, смелого, бескомпромиссного. Но, собирая материал, пришлось окунуться не только в воспоминания очевидцев, но и в грязь осквернителей памяти людской. Причем, зачастую не вскрывая явных мотивов для ненависти Василия, изобличители «культа личности И.В. Сталина» просто изливают злость на сына Иосифа Виссарионовича. О том, как рождаются многие достаточно гнусные книжонки, фильмы, статьи, по которым после основная масса читателей судит о жертвах этих «произведений», расскажет следующая глава. Доброе имя Василия стало мишенью для острых стрел многих «творцов». В качестве мишени имя сына вождя было выбрано неслучайно, хотя причины для морального избиения уже мертвого человека были разные. Одни это делали из честолюбия, кому—то имя сына «отца народов» помогло защитить диссертацию, иные просто мстили Василию за то, что тот был не всегда справедлив с ними, а некоторые «исследователи» просто не смогли поверить, что Василий был боевым летчиком. Поэтому и скрипели перья, работала фантазия, раздувая мелкие огрехи и промашки до невообразимых размеров.

«О сыне Сталина писали массу гадостей, не соответствующих действительности. Гадость эта заказная. В свое время в „Огоньке“, главным редактором которого был Коротич, некая Уварова написала статью о Василии. Это была отвратительная ложь. Эта Уварова представляется учителем немецкого языка Василия (хотя вообще не работала в этой школе) и пишет, как Василий на уроках издевался над ней и над другими учениками. Сводит его в один класс с Тимуром Фрунзе (а учились они в разных классах: в 8–м и 9–м), противопоставляя хорошего Тимура плохому Василию. Пишет, как Василий весь в импортном ходил. Да если бы у него пуговица была иностранная, его бы отец в окно выкинул. В доме не терпелось ничего иностранного. Я насчитал в той статье 27 абзацев лжи и гадостей.

Ребята, учившиеся с Василием в классе, были страшно возмущены этим, советовались со мной: мы напишем Коротичу, что там все неправда. Но я им сказал, что Коротич, будучи редактором, сознательно допустил эту ложь, а возможно, и заказал статью. Поскольку опровержение одноклассников нигде не брали, они решили подать в суд. Заводилой был Вася Алешин. Но в суде сказали: «А у вас заверенная доверенность от пострадавшего есть? Ах, он умер 30 лет назад?! Тем более, заявление мы у вас не возьмем». Решили ребята сами пойти к этой Уваровой, но побоялись, что не сдержатся и попросту ее обматерят. Поэтому послали к этой даме военрука школы, который и до войны, и после войны работал там. Придя к Уваровой, он сказал:

— Что же вы пишете, что были учительницей?! Вы же не работали у нас!

— А я туда заходила, может быть!

— Но ведь в статье нет ни слова правды!

— Ничего, я еще книгу выпущу.

— Как книгу?! Снова будет клевета!

— Ну и что? Теперь на это клюнут.

И выпустила не менее гнусную книжонку»

(Сергеев А. О друге незабвенном. К 85–летию со дня рождения В.И.Сталина. // Завтра. — 21 марта 2006 г. — № 12 (644).).

Вот такие вот коротичи с «огоньками» демократии и гласности в своей комсомольской груди и испепелили дотла страну, которая их поставила на ноги, прокормила, выучила на свою несчастную голову. Одним словом, цитируя Олега Смыслова — так рождаются легенды.

К моменту выхода статьи Уваровой была еще жива дочь Василия — Надежда Васильевна Сталина. Касаясь публикации в прессе о ее отце, и прежде всего в журнале «Огонек», она сказала: «Дозвониться до Коротича как главного редактора невозможно. Но если бы удалось, я ему задала бы вот эти риторические вопросы:

1. В каком году пришла в школу на работу Уварова? Из публикации следует, что в 1938 или 1939 году.

В мае 1938 года отца в школе уже не было, а в сентябре он был в училище.

2. С каких пор отец был коренастым мальчиком?

Он был щуплого телосложения. Странно, что она называет его так. В 1938 году он был семнадцатилетним юношей, как и Уварова девятнадцатилетней девушкой.

3. Как понять вот эти утверждения, что у отца были надменные очертания губ, хмурые, сдвинутые к переносице брови, взгляд тусклый, нижние веки приподняты?

У отца до конца его дней губы были по—детски припухлыми. Брови никогда не сходились к переносице, а что касается выражения глаз, то они были очень живыми, задорными, немного со смешинкой.

4. Как можно так спутать цвет глаз и волос?

Глаза были не зеленоватые, а по—настоящему карие, а волосы рыжеватые, медно—красные.

5. Можно ли спутать округлый подбородок с совершенно противоположным, а открытый высокий лоб со срезанным?» (Колесник А. Хроника жизни семьи Сталина. — Харьков, СП «Интербук», 1990. С. 114).

Одним словом, Коротич за напечатанную в своем «прожекторе перестройки» статью ответственности брать не собирался. О том, что Уварова за свои слова не отвечает, он, конечно же, тоже не знал. Вот вам и производственные издержки. Но демократия требует жертв и не то еще стерпит.

Да что там Уварова — сам лауреат Нобелевской премии А. Солженицын, будучи стукачом ГУЛАГа, — книга о котором звучит как оправдания своей подлости по отношению к тем, кого «заложил», — бросил клич, нашедший благодатную почву среди демократов, которые и Сталина—то не помнили, но СССР уже ненавидели всей душой: «А я считал: пусть пожнет Сталин посев своей секретности. Он тайно жил — теперь каждый имеет право писать о нем все по своему представлению» («Человеки оттепели»: А. Солженицын, он же Ветров, стукач Особлага. — http://www.stalin.su/book.php?action =header&id=26&bid=1).

И понеслось! Писали о Иосифе Виссарионовиче по своему представлению все кому не лень. Но как ни старались опорочить имя человека, после которого, кроме библиотеки в десять тысяч томов и рваных ботинок, ничего из имущества не осталось, особо собак не навешаешь. Вот и обратили свой взор литературные шавки на сына, а уж у того — природного организатора с размахом — дел наворочено. Если, например, сказать, что Сталин—отец дачку на 55 гектаров оторвал — никто не поверит, а если на сына его эту дачку повесить, то, глядишь, и прокатит! Никого там не было, никто из читателей ее не видел наверняка, поэтому поверят, куда денутся.

Следуя подобной логике, на Василия Сталина отписали столько грехов, что Страшный суд легким упреком кажется. Это вам не светоч демократии — Солженицын, который по ныне имеющимся данным не так уж и свят. Современные СМИ, сделавшие из семейства Сталиных пугало для интеллигенции, своих пророков Солженицыных возвели в ранг светил современного мира. Но как ни приращивает литературное «светило» себе крылья — они не держатся. Так кто же на самом деле Солженицын: идейный борец за права человека или мелкий мститель с меркантильными интересами?

Один из исследователей сталинской эпохи, Лев Балаян дает следующую оценку господину Солженицыну и его литературным «произведениям»:

«Ковыряясь в своей мужицкой родословной, фаворит Хрущева Солженицын в книге „Бодался теленок с дубом“ пишет: „Были Солженицыны обыкновенные ставропольские крестьяне: в Ставрополье (а родился он уже после Октябрьской революции, в декабре 1918 г., в Кисловодске) до революции несколько пар быков и лошадей, десяток коров да двести овец никак не считалось богатством“ (считалось, Исаич, еще как считалось. — Авт.).

О предках со стороны матери Солженицына имеются такие сведения: «Захар Щербак (его дед по материнской линии. — Авт.) был зажиточным хуторянином. После революции его бывшие батраки безвозмездно кормили его еще двенадцать лет (какие щедрые голодающие крестьяне—батраки бывшему богачу последний кусок отдали, за какие заслуги интересно? — Авт.), покуда он не был арестован в годы коллективизации (те же благодарные бедняки его и раскулачивали, видимо. — Авт.).

И имея такое темное социальное происхождение, юный отрок Солженицын не только не был репрессирован при И.В. Сталине как «кулацкий отпрыск», но и благополучно окончил школу, затем беспрепятственно — физико—математический факультет Ростовского университета, а с четвертого курса одновременно начал учиться заочно в Московском институте философии и литературы, который, впрочем, не смог окончить по причине начавшейся Великой Отечественной войны. С октября 1941 года он служит ездовым в Сталинградском округе, находившемся тогда в глубоком тылу. Потом — училище, а с мая 1943 года служба в АИР — артиллерийской инструментальной разведке.

Петр Паламарчук, биограф Солженицына, возможно, с подачи самого Исаича, решил, что его герой должен врезаться в память грядущих поколений как командир артиллерийской батареи, но это не так, потому что служба в АИР представляет собой всего лишь «кабинетный шпионаж» и требует лишь умения четко работать с акустическими устройствами.

Далее биограф сообщает нам, что в феврале 1945 года, то есть всего за три месяца до окончания Великой Отечественной войны, капитан Солженицын был арестован из—за отслеженной в переписке критики И.В. Сталина и осужден на восемь лет, из которых полгода провел на следствии и пересылках, почти год — в лагере на Калужской заставе в Москве, около четырех — в тюремном НИИ, и два с половиной года — на общих работах в Казахстанском Особлаге.

Зададимся вопросом: «находясь в частях „особой секретности“, мог ли Солженицын не знать, что вся его (и не только его) переписка подвергается перлюстрации? Ясно, что не знать он этого не мог. А мог ли он критиковать И.В. Сталина в переписке, или это тоже ложь? Не посмел бы. Да и за что критиковать—то? Ведь это был не напряженный и безысходный июнь 1941–го, а февраль победоносного 1945–го. Да и не враг Исаич самому себе, чтобы вот так, не за здорово живешь, класть свою „бесценную“ голову на плаху. Просто он сознательно допустил некоторые политические фривольности в переписке в надежде, что его откомандируют в глубокий тыл, ну, к примеру, охранять какой—нибудь мостик на Волге или на Дону, где он сможет предаться умозрительным экзерцициям. Не более.

Но не тут—то было. Не рассчитал Акела, промахнулся и «загремел». В лагере Солженицын стал заниматься доносительством, не бедствовал и получил оперативную кликуху «Ветров». В «Военно—историческом журнале» № 12 за 1990 год опубликован чрезвычайно любопытный документ, который позволяет нам оценить по достоинству якобы «живущего не по лжи» Солженицына.

Сов. секретно. Донесение: С/о «Ветров» от 20.01.1952.

В свое время мне удалось, по вашему заданию, сблизиться с Иваном Мегелем. Сегодня утром Мегель, встретив меня у пошивочной мастерской, полузагадочно сказал: кто был ничем, тот станет всем!». Из дальнейшего разговора с Мегелем выяснилось, что 22 января з/к Малкуш, Ковлюченко и Романович собираются поднять восстание. Для этого они уже сколотили надежную группу, в основном, из своих — бандеровцев, припрятали ножи, металлические трубки и доски. Мегель рассказал, что сподвижники Романовича и Малкуша из второго, восьмого и десятого бараков должны разбиться на четыре группы и начать одновременно. Первая группа будет освобождать «своих».

Далее разговор дословно: «Она же займется и стукачами. Всех знаем! Их „кум“ для отвода глаз в штрафник затолкал. Одна группа берет штрафник и карцер, а вторая в это время давит службы и краснопогонников. Вот так—то!». Затем Мегель рассказал, что третья и четвертая группы должны блокировать проходную и ворота и отключить запасной электродвижок в зоне.

Ранее я уже сообщал, что бывший полковник польской армии Кензирский и военлет Тищенко сумели достать географическую карту Казахстана, расписание движения пассажирских самолетов и собирают деньги. Теперь я окончательно убежден в том, что они раньше знали о готовящемся восстании и, по—видимому, хотят использовать его для побега. Это предположение подтверждается и словами Мегеля: «А полячишко—то, вроде умнее всех хочет быть, ну, посмотрим!».

Еще раз напоминаю в отношении моей просьбы обезопасить меня от расправы уголовников, которые в последнее время донимают подозрительными расспросами.

Ветров.

Верно: 20.01.52. Нач. отдела режима и оперработы. Подпись».

Как выяснилось на судебном процессе оставшихся в живых «заговорщиков», на самом деле заключенные лагеря «Песчаный», что расположен под Карагандой, намеревались 22 января 1952 года обратиться к руководству лагеря с просьбой об улучшении режима содержания. Но из—за доноса Солженицына — «Ветрова» они были встречены автоматными очередями. Многие из них были убиты, выжившие получили по 25 лет заключения.

Автор публикации, сидевший в Особлаге с Солженицыным за измену Родине во время войны, переданный датчанами в руки Смерш и реабилитированный Хрущевым Л. Самутин, сообщает, что свидетель Иван Мегель был убит под шумок прицельным выстрелом в голову, так как представлял опасность для разоблачения секретного осведомителя лагерного руководства — Солженицына.

А «подарил» нам этого Исаича его «крестный папаша» — Никита Хрущев, усмотревший, надо отдать ему должное, в графомане Солженицыне не столько литературные, сколько именно сексотские данные, и был первым, кто дал «зеленую улицу» его рассказу, по недоразумению названному повестью — «Один день Ивана Денисовича».

В своих мемуарах Хрущев пишет: «Я горжусь, что в свое время поддержал одно из первых произведений Солженицына…. Биографии Солженицына я не помню. Мне докладывали раньше, что он долгое время сидел в лагерях. В упоминаемой повести он исходил из собственных наблюдений. Прочел я ее. Тяжелое она оставляет впечатление, волнующее, но правдивое. А главное, вызывает отвращение к тому, что творилось при Сталине…. Сталин был преступником, а преступников надо осудить хотя бы морально. Самый сильный суд — заклеймить их в художественном произведении. Почему же, наоборот, Солженицына сочли преступником?»

А, действительно, почему? Да потому, что графоман—антисоветчик Солженицын оказался редкой находкой для Запада, который поспешил в 1970 году незаслуженно присудить автору «Ивана Денисовича» и еще нескольких рассказов и одной статьи Нобелевскую премию в области литературы — факт беспрецедентный (наверное, сам Нобель перевернулся бы в гробу, узнай он об этом! — Авт.). Как пишет Александр Шабалов в книге «Одиннадцатый удар товарища Сталина», Солженицын Нобелевскую премию вымаливал, заявляя: «Мне эту премию надо, как ступень в позиции, в битве! И чем быстрее получу, тем тверже стану, тем крепче ударю!». И, действительно, имя Солженицына стало знаменем диссидентского движения в СССР, сыгравшего в свое время огромную негативную роль в деле ликвидации советского социалистического строя.

Центральное место среди его пасквильных «творений» занимает бездарнейший и сумбурнейший «Архипелаг ГУЛАГ».

Маршал А.М. Василевский дает такую оценку этому «произведению»: «Как в советской, так и в прогрессивной иностранной литературе давно и неопровержимо установилось мнение о Власове, как приспособленце, карьеристе и изменнике. Только предатель А. Солженицын, перешедший на службу к самым реакционным империалистическим силам, воспевает и восхваляет Власова, власовцев и других предателей Советской Родины в своем циничном антисоветском произведении „Архипелаг ГУЛАГ“. Таково мнение прославленного Маршала Советского Союза, одного из главных „архитекторов Великой Победы“…

История же центрального произведения в творческом наследии Солженицына «Архипелага ГУЛАГ» такова. Бывший редактор власовской газеты Л. А. Самутин, по просьбе Солженицына, прятал у себя рукопись книги «Архипелаг ГУЛАГ». Однажды к нему на квартиру явились сотрудники КГБ и изъяли этот манускрипт. За три недели до этого в органы госбезопасности была вызвана их общая знакомая Е. Воронянская, которая вскоре после этого повесилась. Самутин, сделав анализ всех обстоятельств ее гибели и своего ареста, приходит к однозначному выводу, что донес на них стукач Особлага «Ветров», он же Солженицын! Об этом Самутин повествует в книге «Не сотвори себе кумира», которая была опубликована в четырех номерах «Военно—исторического журнала» за 1990 год, № № 9 — 12. Разобравшись в том, что Солженицын нагло клевещет и извращает действительность, Самутин в конце жизни успел—таки разоблачить его.

14 февраля 1974 года все центральные советские газеты опубликовали следующее сообщение: «Указом Верховного Совета СССР за систематическое совершение действий, не совместимых с принадлежностью к гражданству СССР и наносящих ущерб СССР, лишен гражданства и 13 февраля 1974 года выдворен за пределы Советского Союза Солженицын А.И. Семья Солженицына сможет выехать к нему, как только сочтет необходимым».

Спустя неделю после высылки Солженицына «Литературная газета» опубликовала большую подборку писем «Конец литературного власовца», где один писатель высказывал такую мысль: «Если отдельный гражданин настойчиво противопоставляет себя обществу, в котором живет, то общество, исчерпав меры воздействия, вправе отвергнуть его».

Но отверженный дождался своего часа и вернулся в Россию, когда Запад, с его помощью успешно завершивший свое подлое дело по ликвидации детища Иосифа Виссарионовича Сталина — Советского Союза, потерял всякий интерес к одиозной персоне Солженицына.

Однако к этому времени престарелый графоман полностью исписался, и все, что ему оставалось делать при Ельцине — это время от времени брюзжать с видом «пророка» по Российскому телевидению со своим «обличающим» мафиозный ельцинский режим «особым мнением», которое уже никого не интересовало и абсолютно ничего уже не могло изменить.

Генетически поврежденные «Солженицыны» свою разрушительную роль сыграли, так и не осознав, что их просто использовали в роли козлов—провокаторов…» («Человеки оттепели»: А. Солженицын, он же Ветров, стукач Особлага. — http://www.stalin.su/book.php?action=header&id=26&bid=1).

Вот такая вот «выдающаяся» биография «писателя», на слово которого равняются, как на знамя демократии. А ведь потуги этого графомана—клеветника входят в литературные хрестоматии современных школьных программ. И складывается у молодого, еще слабо соображающего подростка мнение об истории собственного государства, как о лагере за колючей проволокой. Забыта Великая Победа, освоение космоса, грандиозные стройки. Стираются понятия дружбы, взаимовыручки, сострадания, веры в светлое (ну не в грядущий мрак же верить!) будущее. Как и не было всего этого. Милая моя молодежь, поверьте, страна, в которой мне посчастливилось родиться, состояла в основном из прекрасных людей, и в ней, к великому счастью для ее народа, стукачам подобно Солженицыну места не было.

Моя страна — страна великих достижений. А сомневаться в этом величии заставляют «бойцы невидимого фронта» — эдакий информационный спецназ на территории нашей страны. Горбачевы и Ельцины стали самым удобным инструментом для развала нашей страны, причем настолько удобным, что их старания по уничтожению самосознания собственного народа были зафиксированы в сводках американских спецслужб, где отмечалось, что «в отличие от плана Трумэна по уничтожению СССР с помощью атомных бомб, победа в информационной войне позволила достичь тех же целей более эффективными способами. В поле наших (американских. — Авт.) геополитических интересов попала не выжженная атомом территория, а большой сырьевой придаток и огромнейший рынок для сбыта товаров американского производства. Это беспрецедентная победа!» Это выдержки из доклада начальника объединенных штабов американской армии президенту США Бушу—старшему. Очень точная оценка, только не указаны главные диверсанты этой войны на территории Советского Союза. Диверсанты, куда более могущественные, чем Исаич. Но если Солженицын так и не понял отведенной ему роли, то Борис Ельцин прекрасно сознавал свое место как в деле развала СССР, так и в делах по развалу России, который он попытался начать, развязав чеченскую войну. Хотя чеченская война и не была войной в классическом понимании этого события. Скорее, это был комплекс военных, политических и информационных мер на определенной, относительно небольшой территории, ведущих к дестабилизации целого государства. И что проявилось впервые и было ново для наших военных, ведущее место в современной войне играла информационная ее составляющая.

Кто—то задастся вопросом, какое отношение имеет чеченская война к Великой Отечественной и при чем здесь Борис Ельцин, если книга о Василии Сталине? А связь прямая. У Ельцина, как бы это ни казалось странным, и в наши дни есть много разделяющих его «демократические» взгляды людей. Как ни странно, его поддерживают и ветераны Великой Отечественной, среди которых оказался и друг Василия Сталина Степан Микоян. Именно на него так часто в своей книге о сыне Сталина ссылается «изобличитель» Василия Олег Смыслов. Летчик—ветеран с душевной болью и горечью вспоминает «ретроградные, антидемократические действия нашего теперешнего руководства. Краеугольные камни демократии — свобода информации, разделение властей, независимость суда и сменяемость власти — все это, без исключения, сейчас нарушается или ликвидируется. По конституции наша страна — федеральная, но если губернаторы фактически назначаются, а региональные парламенты могут быть распущены решением центральной власти, то это уже и не пахнет федерализмом….

То и дело отменяются и «исправляются» многие законы и правила, принятые в 90–х годах по примеру цивилизованных стран. Изменения в правилах выборов грозят превратить их в пустую формальность, что мы уже «проходили». Есть уже и «руководящая партия», и «ЦК» — аппарат президента.

Я уверен, что через какое—то время страна снова станет на правильный путь, но, увы, мне это увидеть уже не придется. Я только надеюсь, что мои внуки и правнуки будут со временем жить в цивилизованной демократической стране…» (Микоян С.А. Мы — дети войны. Воспоминания военного летчика—испытателя. — М.: Яуза, Эксмо, 2006. — С. 570).

Уверен, у Василия Сталина язык такое сказать не повернулся бы, а вот Степан Микоян, приятель Василия, над теплым еще телом великой страны (которая, будучи раненной демократическими реформами, все же выжила и, набрав силы, встает на ноги) решил, что кровопускание СССР пошло на пользу, и жалеет, что живет не в княжестве Московском, а в пока еще единой России. Но если наша многострадальная страна все же снова наступит на грабли демократии и «встанет на правильный путь», внуки Степана Микояна вряд ли смогут жить в «цивилизованной демократической стране». «Демократия» по западному образцу проявила свою крайнюю агрессивность и доказала, что с ней рядом могут уживаться только безликие сырьевые придатки, а никак уж не государства—партнеры.

Но раз уж Степан Анастасович припомнил светлые 90–е, придется и мне поделиться воспоминаниями рядового гражданина о «прекрасной» поре юности в стране, контролируемой криминальными группировками; в стране, где негодяй за день становился миллиардером, а целые слои населения — миллионы людей — становились нищими; где прилавки ломились от товаров, которые никто не мог купить; где за десять лет было уничтожено лучшее в мире образование; где банкир или адвокат, ничего кроме навоза не производящий, начал цениться больше, чем ученый, инженер или рабочий, которые производят основную массу материальных благ; где во имя интересов одной правящей семейки был раздут пожар чеченской войны. И Россия встала на край пропасти, зияющей угрозой полного развала России на более мелкие удельные княжества. Еще никогда страны «развитого капитализма и демократии» не были так близки к победе в своем очередном крестовом походе на восток.

Готовилась самая грандиозная победа в информационной войне запада против России. Технология расчленения, когда люди перестают себя отождествлять со своей страной, почти сработала, но тут подкачал основной гарант конституции, и вся затея пошла побоку. Но технология осталась. В основных чертах она выглядит следующим образом.

Для того чтобы расчленить государство, сначала следует расчленить его общество. Сделать это можно несколькими способами: по религиозному признаку, по этническому, по территориальному. Эффективнее всего скомбинировать все три составляющие в одно целое и бить мощными пропагандистскими акциями по самым слабым звеньям государства, пока не начнется раскол. А затем, проанализировав причины раскола, выявить основные его причины и продолжать информационные атаки, направленные на осложнение ситуации. Недовольство масс следует направлять с помощью СМИ, четко указывая цели. Подобные меры должны привести к развязыванию гражданской войны. Чтобы не допустить локализации гражданского (этнического, религиозного, социального) конфликта, следует создать сразу по возможности несколько очагов недовольства. Затем, либо управляя самопровозгласившими новыми правителями самостоятельных территориальных единиц (как в Югославии), либо «вводом оккупационных войск для поддержания мира в регионе» (как в Ираке), взять под контроль пораженные в информационной войне территории. Такая участь ждала в 90–х и Россию, но хозяева Ельцина просчитались, делая ставку на старика—пропойцу, которому народ не верил, а соответственно, не питал особого доверия и к СМИ, якобы независимым, но полностью дующим в ельцинскую дуду. Поэтому чеченскую информационную войну Россия не просто выиграла, но сумела обратить против уже не «борцов за независимость» маленькой, но гордой республики, а «бандформирований», «элементов международного терроризма» собственно сами западные СМИ. Они—то язык и прикусили.

Для того чтобы вести войны гражданские (а чеченская война началась как раз как классическая гражданская), для начала нужно сделать так, чтобы люди, проживающие в одной стране, забыли свое прошлое, а еще лучше воспринимали его в искаженном виде. Это позволит людей с различными взглядами заставить поскорее встать по разные стороны баррикады. А баррикады надо создать. Этим и занялись СМИ. Сначала была создана национал—шовинистская баррикада, затем к ней прирастили политическую надстройку, а на вершину была загнана лихорадящая экономика. Детонатором этой войны стала внутренняя политика двойных стандартов. Ельцин объявил народу о небольшой победоносной войне, которая поможет сплотить (как гражданская война вообще может кого—то сплотить) народ. В то же время тот же Ельцин тайно встал на сторону врага. А как иначе назвать поведение Президента России, который в переломные моменты, когда наши военные, несмотря на заранее неподготовленную операцию, все же начинали добиваться успехов в войне, останавливал военные действия в Чечне и давал уйти боевикам? Как назвать его поведение, если он точно знал даже о количестве снайперов—наемников, действующих с чеченской стороны, но кроме прессы, ни с кем не делился этой информацией? Да и откуда он, человек невоенный, владел ею? Кем же остается считать бывшего Президента и премьер—министра, кроме как предателями, если во всех открытых информационных источниках в то время звучала жесткая критика российский военных, проливающих за этих светил демократии кровь, и жалобные вопли в адрес несчастных чеченцев? Неужели Ельцин не знал, что превращенный в руины город Грозный, на штурм которого было потрачено несколько лет, был городом русским? Более семидесяти процентов проживавших в нем жителей, были русские. Наверняка знал и уничтожал свой народ руками соотечественников. Но этот план был придуман не им, точнее не им одним, а вместе с другим бывшим офицером советской армии, страдающим манией величия, Джохаром Дудаевым. Впрочем, даже и не этими «наполеонами». Если учитывать, что чеченская война за светлое будущее демократии финансировалась чуть ли не открыто США, то можно считать всю политическую верхушку тогдашней России лишь пешками в руках американского политического гегемона.

Недавно по каналу REN—TV был показан фильм «Чеченский капкан», в котором подробно было рассказано о тех событиях и четко названы виновники «торжества». Но в России как—то быстро все было замято, зато этот фильм, как наглядное пособие по «работе с неверными», был размещен на нескольких турецких, пакистанских и… израильских сайтах. Вместо того чтобы крутить «Чеченский капкан» по всем каналам, хотя бы в виде извинения перед родственниками погибших в Чечне наших парней, его упрятали на полку. А ведь это мощнейшее информационное оружие против врагов нашего государства.

Радует одно — сейчас хоть начали осознавать цену поражений в информационной войне. В данный момент в России разрабатывается доктрина информационного противодействия и защита от информационных провокаций и вирусов. А ведь ими были поражены многие уважаемые и значимые для государства люди, чья моральная подготовка оказалась слаба и бессильна против нового оружия. Так элита общества стала сама носителем мыслей, поражающих сознание всего общества. К сожалению, в их число попали и ветераны Великой Отечественной. Но не все, а в основном те, кто коим—то образом был причастен к советскому руководству. Заслуженный летчик—испытатель Степан Анастасович Микоян как раз и пал жертвой нового вида оружия.

Зараза псевдосвободы поразило и его. Но лекарство от этого недуга есть, и очень эффективное. Достаточно заставить человека взглянуть на окружающую обстановку глазами противника (как ни парадоксально, у демократии по—российски врагом является собственный народ, не понимающий всех ее «благ»), и очень многое в перевернутом сознании человека может встать на свои места.

Например, в своей книге «Мы — дети войны» (стр. 568) Степан Анастасович Микоян пытается убедить читателя в следующем: «…Вопреки мнению, к сожалению, очень многих я считаю, что Борис Николаевич Ельцин был спасителем новой России. Домыслы о том, что он „развалил“ Советских Союз, возникали и возникают от незнания обстоятельств. Громадная, централизованная держава, управлявшаяся из одного центра, не могла существовать долго, она шла к неминуемому распаду…

Беловежский «сговор» на самом деле был цивилизованным, мирным «разводом», оформившим уже начавшийся распад…

Б.Н. Ельцин еще дважды спасал Россию. В 1993 году, приняв решительные меры против мятежного парламента, и в 1996 году, победив на президентских выборах.

Если бы в 1993 президент страны проявил слабость и не применил бы силу для предотвращения вооруженных столкновений в столице, вот тогда бы я его перестал уважать. Он не выполнил бы своей роли хранителя государства.

И еще я благодарен ему за то, что он защитил свободу СМИ (и они отплатили ему благодарностью, превращая моих сверстников—солдат в толпу вооруженных негодяев перед всем миром. Действительно, спасибо товарищу Ельцину, что позволил унизить защитника Отечества — русского солдата. — Авт.), ни разу не одернул и не наказал кого—либо в этой сфере, хотя на него там выливалось много грязи (что—то я не помню моментов поливания грязью Ельцина, кроме той грязи, в которую он сам вляпался, упав пьяным с гамбургского моста. — Авт.)

Я сожалею, что большинство наших сограждан не понимают, что теперешняя жизнь, в корне отличающаяся от жизни при советской власти, улучшение экономического состояния — все это результат деятельности прежде всего трех человек — Ельцина, Гайдара и Чубайса в 90–х годах» (Жаль только Павлова, благодаря которому целая страна обнищала за один день, не помянул Степан Анастасович. Кстати, об экономическом состоянии при советской власти, которую так ругает, С.А. Микоян знает скорее понаслышке, так как большую часть жизни обслуживался в спецмагазинах. — Авт.).

Я бы очень хотел предложить уважаемому Степану Анастасовичу просмотреть вышеупомянутый мною фильм «Чеченский капкан» в Совете солдатских матерей. И попробовать повторить эти слова из своей книги, глядя в лица женщин, потерявших в Чечне по вине Ельцина своих сыновей. Рассказать поподробнее им про «хранителя государства», который, видимо ради его сохранения, отправлял необстрелянных юнцов в качестве живых мишеней в Чечню. Пусть заодно просветит, почему на расстрел парламента хватило «силы», а на то, чтобы за две неделе навести порядок в одной из столиц республик, — нет. Да и самим матерям напомнит не 1991 год, когда Горбачев довел вверенное ему государство до ручки, а их счастливую юность, когда полки магазинов были полны, люди бесплатно получали квартиры, ездили каждое лето в отпуска на моря, бесплатно получали лучшее в мире образование и растили таких же счастливых детей, которых так безжалостно у них отобрали. Пусть попробует убедить этих несчастных женщин в том, как было плохо в семидесятых. Пусть попробует доказать, что сейчас в полунищей стране на мизерную пенсию с осознанием того, что мертвы их сыновья, защищавшие не Родину, а как оказалось, меркантильные интересы клики Ельциных, им живется лучше, чем при Советской власти.

Думаю, что язык не повернется. Не подумайте только, что у меня какое—то предвзятое отношение к С.А. Микояну. Напротив, изучая биографию Василия Сталина, интересовался в первую очередь первоисточниками в виде воспоминаний друзей Василия. А Степану Микояну, своему другу, Василий открыл дорогу в небо. Однако, при всех заслугах Степана Анастасовича, позволю не согласиться как с оценкой недавнего прошлого, связанного с именем Ельцина, так и со многими его суждениями относительно Василия Сталина.

В одной из предыдущих книг «Я дрался на истребителе» в интервью, данном Артему Драбкину на страницах 123–127, Степан Анастасович очень почтительно отзывается о Василии Сталине. Называет его хорошим организатором, сумевшим сформировать отличный полк. Единственное замечание заключается в том, что, по мнению С.А. Микояна, Василий мало летал. То есть подход объективный. Все изложенные в интервью факты из жизни Василия находят подтверждения в других источниках с небольшим уточнением, о котором я писал: к моменту, когда Василий начал летать на боевые задания, Степана Микояна в полку уже не было, поэтому о боевой работе Василия Сталина по его фразе «летал мало» судить не стоит.

Однако спустя полгода свет увидела книга мемуаров Степана Анастасовича «Мы — дети войны», в которой автор те же самые эпизоды (стр. 93–117) описывает с комментариями, судя по которым Василий был… выскочкой, грубияном и хамом. А некоторые подробности просто не стыкуются. Например, в одной книге Степан Микоян описывает неприязнь своего брата Володи Микояна к Василию. В другой — как Василий переживал гибель Володи, которого любил как родного брата и даже велел написать на бортах самолетов своего полка девиз «За Володю!».

Правда, следуя тексту мемуаров Микояна, понимаешь, что многие его воспоминания — это работа тех же информационных вирусов, которые действуют избирательно: негатив раздувают и выпячивают, позитив — замалчивают и умаляют. А причина все та же. У тирана и деспота Иосифа Виссарионовича Сталина не может быть благородных сыновей. Далее приводятся размышления «очевидца»: «Несомненно, что громадные потери нашей страны в людях, материальных ценностях и территории в 1941 году, фактически разгром, лежат лично на совести Сталина (учитывая и предвоенные репрессии против командного состава нашей армии)» («Мы — дети войны», стр. 139).

Я как человек, изучающий историю родной страны, готов заявить, что все вышеизложенное — популистская болтовня, которая давно опровергнута фактами, цифрами, документами. Просто она удобна для демонизации Сталина. Но вот уважаемый Степан Анастасович не понимает, что, поливая Сталина грязью клеветы, на самом деле он наносит удар по самому факту нашей победы. Мы ведь в 1941 году не только отступали. Были и победы, пусть немного — мы не умели еще воевать по—новому, — но ведь были же! Например, танковый контрудар под Ельней. Или танковые бои под Мценском, где бригада Катукова стала гвардейской. Напомню те события: в боях под Мценском Катуков разгромил танковую дивизию, рвавшуюся к Туле. Тогда за пару дней было сожжено 42 немецких танка Pz—IV (основной средний танк Панцерваффе, хотя сами немцы считали его тяжелым) при собственных потерях в 6 советских танков, причем четыре подбитых «тридцатьчетверки» через несколько дней были отремонтированы и встали в строй. А ведь приказ Катукову исходил лично от И.В. Сталина!

Хорошо, если человек думающий, прочтя обе книги, сообразит, что является словами самого Микояна, а что — голосом западной пропаганды, перед которой заслуженный генерал просто благоговеет. Но ведь большинство сейчас историю учат не по книгам, а по фильмам. Видимо, прав был Ленин, когда заявил, что главным искусством для нас является кино. Но не учел вождь мирового пролетариата, что кино станет еще и главным элементом воспитания личности, основным элементом пропаганды и самым эффективным оружием информационной войны. И уж никак не думал, что русское информационное оружие будет работать в интересах потенциального противника.

В голливудских военных лентах зрителю всегда подается сильнейший воспитательный посыл глубокого патриотического содержания. Взять, к примеру, фильмы «Спасти рядового Райана» или «Патриот». В качестве апофеоза сложных хитросплетений всегда подводится один итог — добро, справедливость, которые несет герой—одиночка: солдат, полицейский, простой человек на фоне всеобщего зла и, казалось бы, безысходности. Он побеждает, потому что он достойный гражданин, патриот Америки.

А чему учит наше военное кино? Ведь до сих пор не сформирован современный образ защитника Отечества, низок престиж военной службы, нет положительного образа героя нашего времени. Между тем мировой опыт показывает, что даже один фильм на этом поприще может принести неоценимую пользу. Когда в США начал резко падать конкурс в учебные заведения по подготовке пилотов, Пентагон перечислил одной из киностудий миллионы долларов. В результате появились фильм о летчиках палубной авиации «Топ Ган» с Томом Крузом в главной роли, несколько документальных лент на ту же тему — и от желающих стать авиаторами вскоре не было отбоя. В выигрыше оказались не только ВВС, но и государство.

Наверное, нечто подобное можно было бы делать и в России. Ведь воспитание патриотов Отечества прежде всего должно быть выгодно государству. То, что кинематограф является мощнейшим оружием идеологического воздействия на умы и сознание людей, считается неоспоримым фактом. Главная задача состоит в том, как эту силу правильно использовать. Как ею пользуются наши недруги, мы знаем. Отечественные кинематографисты в деле разложения морально—нравственных христианских норм стараются им не уступать, руководствуясь, прежде всего, лишь личной материальной выгодой. С этой целью используются современные маркетинговые технологии и приемы заманивания людей на сеанс, которые отрабатываются на рекламных клипах, показом низменных инстинктов человеческой натуры на экране: секс, удовольствие, наслаждение. Порой они стараются действовать более изощренно и тонко, профанируя саму ту или иную историческую тему, либо показывая на экране частичную правду. А полуправда хуже откровенной лжи. Потому что ложь распознаваема, а полуправда — нет.

Просмотр наших фильмов по военной тематике последних лет показывает происходящий в стране процесс перекраивания истории, гиперболизацию отдельных редких случаев из жизни людей и преподнесение их в качестве обыденных фактов поведения граждан того или иного исторического периода. Поиск негативного частного и преобразование его в общее. Стоит лишь вглядеться в экран телевизора. Одна из излюбленных здесь мишеней — армия. В России она всегда была не только важнейшим государственным институтом, но и зеркалом происходящих в стране процессов, жила одной судьбой с народом. Поэтому шельмование прошлого может серьезно пошатнуть устои настоящего, размыть в сознании граждан свою идентификацию с народом, с Россией. Теперь правду стало немодно показывать, идет интенсивный поиск компромата в историческом прошлом и «вбрасывание» его на потребу зрителя.

Кто бы и как ни ругал советское время, но руководство той страны делало все, чтобы воспитать законопослушных граждан Отечества, патриотов государства. Можно всегда возразить, что им это было удобно. Пусть горсть этих людей жила при коммунизме, но проведение такой мудрой политики давало хорошие результаты. Неслучайно почти все читатели православных сайтов подтверждают, что во времена афганской войны они и их сверстники писали рапорта, чтобы их отправили в Афганистан. Так были воспитаны люди! И в этом заслуга правящего в то время режима. Разве мог бы двадцать лет назад Союз кинематографистов допустить выход на экраны фильмов, подобных «Курсантам» или «9 роте»? Разве осталось бы безучастным Министерство обороны СССР с его всемогущим партийно—политическим аппаратом? Исключено! Там бы задали вполне резонный вопрос: «А что несет ваш фильм народу?». Владимир Азаров брал интервью у Виталия Попкова. Генерал рассказывал, что после просмотра фильма «В бой идут „одни старики“ министр культуры Украины наложил на него „вето“. „Такого на войне не могло быть“, — заявил он. „А вы были на войне?“ — спросил его Виталий Иванович. „Нет, не был, но это не имеет значения. Я знаю, что так быть не могло. Они там все поют, танцуют и влюбляются. А кто же тогда Родину защищал?“. Образец чиновничьей глупости налицо. „Но переубедить его никому не удалось, — вспоминал мой собеседник. — Леонид Быков был расстроен до слез. Но мы рук не опустили и дали решительный бой чиновничеству, как в войну, ходили по инстанциям, доказывали, что это нужная и хорошая картина. Нам удалось добиться повторной демонстрации, на которую пригласили Павла Степановича Кутахова, в ту пору главкома ВВС. После просмотра этого фильма Кутахов оглядел собравшихся в зале и, с присущей военному человеку прямотой, задал вопрос: «Ну, какой же дурак не выпускает этот фильм?“.

Поэтому основной задачей мастеров кино является показ реализма войны. Пусть тот или иной эпизод картины не будет точной копией какого—то конкретного боя или битвы. Это и не обязательно для художественного фильма, но художник должен показать своему зрителю, какой мог произойти бой, как он проходил вообще в то время. Для этой цели у него есть возможность поработать с историческим материалом. К тому же для этой цели существуют военные консультанты. В их отсутствии в одном из интервью о фильме «Штрафбат» кинорежиссер Николай Досталь честно признался: «Военных консультантов у нас практически не было потому, что, предвидя возможные к нам претензии, мы никого не хотели подставлять, решили всю ответственность взять на себя. Были технические консультанты — по костюмам, по эпохе. Но только не из тех, которых раньше назначало Министерство обороны, — докторов исторических наук, генералов и прочих важных особ. А с участниками войны Володарский встречался во время написания сценария. Только они его не консультировали, а просто рассказывали, а он записывал». Это и называется «профессиональный подход»? Эй, агитпроповцы XXI столетия, вы сами—то верите в то, что все снятое, написанное, рассказанное и показанное действительно происходило на самом деле? Может, хватит снимать и описывать масштабные события с точки зрения локальных конфликтов и современной пошлости и бесхарактерности. Ну, не было у Маринеско (капитан Маринин в фильме «Первый после Бога») никакой норвежской проститутки—любовницы, не стреляют артиллеристы из 82–мм миномета, как в фильме «Курсанты». Не было, впрочем, в подавляющем большинстве ни воров—интендантов, ни забулдыг—командиров. И нависает над всей современной «правдой о войне» свинцовой тучей вопрос: как могли воры, пьяницы и морально разложившиеся типы победить такого сильного врага? Фашисты покорили всю цивилизованную Европу! Понимаете — всю!

Мне могут возразить оппоненты, что те или иные случаи, показанные в современных военных кинолентах, были. Да, конечно, могли происходить! Но разве можно выносить на большой экран эпизодические, явно негативного содержания события, случавшиеся крайне редко в жизни прежде единого, духовно и нравственно здорового общества. Конечно, нет! Не следует забывать, что эти фильмы рассчитаны не на подпольно—декадентское домашнее видео, а на огромную аудиторию под названием русский народ. Кстати, по этим фильмам судят о нас и на Западе. Красивыми же «вояками» предстают перед иностранцами наши деды—победители!

Но стоит появиться хоть какому—то произведению, поднимающему дух патриотичности, заставляющему гордиться погибшим за нас солдатам, как обязательно найдется подлец, который все, что свято русскому человеку, облает, охает и изгадит. Ну, не нравится западноевропейцам, израильтянам, американцам видеть в нас тех, кто мы есть на самом деле — победителей Великой Отечественной войне, очистивших ценой целых поколений, уничтоженных на этой войне, не только свою Родину, но и пол—Европы от фашистской скверны. Поэтому всех, кто сомневается в героизме наших солдат, я лично считаю фашистами, геббельсовцами.

А еще более странно читать фашистские статьи в еврейских изданиях. Неужели память о холокосте столь коротка, что забыты Освенцим, Аушвиц, Майданек? Если нет, то стоило бы задуматься израильскому правительству о публикуемых в журнале «Лехаим» материалах. Привожу пример фашистской пропаганды, скрытой под критикой прекрасного российского фильма «Звезда». Причем касается эта клевета и героя нашей книги Василия Сталина, а также его встречи с автором повести «Звезда» Эммануилом Генриховичем Казакевичем:

«— Командующий ждет вас, Эммануил Генрихович.

В дверях радушно улыбался невысокий генерал с веснушками и орденскими планками

— Чрезвычайно рад. Спасибо, что выкроили время. Простите, ежели оторвал от творческой деятельности. Позвольте представиться: генерал Василий Сталин.

Тревога не отступила. Правда, напряжение ослабело. Сынок генералиссимуса слыл самодуром, но не извергом. Боевой летчик, он открывал парады, ведя эскадрилью над Красной площадью, где первого мая (но ни в коем разе не седьмого ноября) папаша рукой норовил изобразить нечто приветственное…

На полу гигантского генеральского кабинета разложены топографические карты. Прищурившись, разведчик Казакевич смекнул: Берлинская операция.

Василий Сталин пламенно восхищался «Весной на Одере». Вот только жаль, действия авиации отражены недостаточно:

— Понимаю, понимаю, у художника свои воззрения. Они святы.

«Бедолага, — подумал художник. — Ночью вместо сна листал роман. На кой ляд, спрашивается?»

Численность лампас росла. Но они ограничивались функцией античного хора, никто не смел солировать. Роман торопливо полистал лишь командующий ВВС Московского военного округа В.И. Сталин. И не по своему почину.

— Папа звонил. Наказал лично поблагодарить.

Казакевич облегченно вздохнул и подмигнул так и не пришедшему в себя Кожевникову. Комедию явно задумал папаня, поручив главную роль сыночку, не шибко соображавшему, что от него требуется. К чему вся эта колгота вокруг начинающего сочинителя? Но папаня всегда норовил смотреть вперед. И что же он там углядел? На кой шут приручать биробиджанского автора, имея в своем распоряжении целый полк — Союз писателей? Понять трудно. Как и вообще трудно понять любое сочетание запредельного самодурства с холодным расчетом. И все же, не понимая до конца, чувствуешь: мурашки по коже…» (Кардин В. Весна на Одере и осень на Москве—реке. // Лехаим. — Июнь 2004 г. — № 6 (146)).

А расчет был простой и понятен всем, кто читал «Звезду». Прекрасное произведение с патриотической окраской. Запредельным самодурством в основном несет от автора статьи, которому Казакевич не нравится только потому, что он не пишет в стиле Бабеля, воспевшего грязный мир воровства и уличных законов, который действовал в еврейской Одессе тридцатых. Ни пафоса, ни патриотизма, зато все такое грязненько—родное, чего нет в светлой и прекрасной «Звезде». Это тоже правда, только правда другая — правда народа—освободителя, правда народа—победителя, в среде которого нет места Семенам и их воровским компаниям. Поэтому и Василий Сталин предпочитал произведениям Бабеля произведения Казакевича, в которых хоть и были «недостаточно отражены действия авиации», зато в них воспевался героизм таких же, как и сам Василий, бойцов, солдат—разведчиков. Плохую книгу перед такой ответственной операцией всю ночь взахлеб читать не будешь, какую бы «комедию папа ни задумывал». А вообще представьте ситуацию: на носу Берлинская операция, решается судьба войны, и тут Верховный, чтобы как—то поразвлечь сыночка—полковника, командира дивизии, нацеленной на Берлин, советует на ночь чтиво, видимо, чтобы поднять боевой дух. А то у обоих дел больше нет! Думаю, все произошло иначе. Василию позвонил отец, видимо, ознакомившись со «Звездой», и просил поблагодарить Казакевича, приехавшего корреспондентом на фронт и попавшего к Василию в штаб. Сам Василий читал «Весну на Одере» Казакевича и, кроме благодарности отца, высказал свое восхищение автору. И не было никаких размышлений «на кой ляд Вася всю ночь роман листал?» Это излишне бурная фантазия Кардина дорисовала картину в видимо привычных для него грязно—серых тонах: «У „Звезды“ вполне земное происхождение, пусть повесть и не лишена романтических настроений. Рождена она взрыхленной землей переднего края, по какой полз ее автор — близоруко щурившийся лысеющий разведчик с мощным лбом ученого, но без малейшей склонности к наукам.

Его ждал пресловутый «квартирный вопрос», доводивший до отчаяния или запоя (расхожая форма отчаяния) доблестных покорителей городов и уцелевших замков, полагавших, будто «правое дело» не исчерпывается водружением флага над рейхстагом. Однако бывший их собрат, тоже веривший в справедливость не только освобождения от немецких оккупантов определенных территорий, но оккупации их советскими частями, не надеялся внести ясность в хмельные головы. Желая утешить тех, кто годился ему в отцы, он сочинил дивную сказку о лейтенанте Травкине и его бойцах—разведчиках, отправившихся выполнять задание такого же, быть может, начальника, как и сам очкарик—сказочник.

Ему достало отваги, такта и дара, чтобы написать романтическую трагедию, повествующую об одной из довольно обычных гибельных фронтовых затей — глубокой разведке ничтожными силами при слабоватой технической оснастке…

Человеческая жизнь «от Москвы до самых до окраин» не стоила и гроша ломаного. Подобно разглагольствованиям о «справедливой войне», окончательно обесцененным сговором Сталина с Гитлером.

Само деление войн на «справедливые» (скажем, Чечня), то есть оправдывающие кровопролитие, и несправедливые далеко не столь абсолютно, как нам привыкли внушать. Поэтизация «справедливых» (повесть «Звезда», рождающая искренний порыв, не исключение) не бесспорна…»

(Кардин В. Весна на Одере и осень на Москве—реке. // Лехаим. — Июнь 2004 г. — № 6 (146)).

Позволю себе прервать зарвавшуюся фашистскую сволочь. По «Звезде» снят фильм, а по лехаимовским (или ле—хамовским?) опусам фильмов, слава Богу, пока не снимают! Эй, товарищи, кто—то слышал о произведениях гениального В. Кардина? Нет? То—то же! Конечно, интересно было бы выслушать мнение балабола Кардина по поводу повести «Звезда» до конца, но, боюсь, мы окончательно скатимся в сторону махровой геббельсовщины. Судя по фразам защитника справедливости в лехаимовских шароварах, с точки зрения банального фашизма война на тотальное уничтожение была не менее справедлива, чем война за выживание русского, белорусского, украинского, польского, словацкого, молдавского и — да—да, вашего же — еврейского народов.

Что ж, давайте предложим еще, слава Богу, живым ветеранам, представителям этих народов, поэтизировать простого немецкого работягу, оторванного от станка и одетого в черную форму с черепами (можно в коричневую, стальную или хаки). Думаю, солдаты Отечественной войны очень ярко опишут деяния «невольных служителей Рейха». От их рассказов до сих пор кровь в жилах закипает, а душа требует мщения, причем, как пишет умник Кардин, «рожденного искренним порывом». В том же искреннем порыве рождается желание оставить автора вышеописанных пасквилей наедине со всей лехаимовской подпиской за последние несколько лет в каком—нибудь тепленьком и укромненьком месте. Например, в газовой камерке Освенцима. Пущай наслаждается! Справедливости ради! Не знаю, кем по жизни является Кардин, но автора «Звезды» этот ханжа рисует следующим образом: «Открыл нам дверь высокий мужчина в сатиновой косоворотке. Перехватив его взгляд, брошенный на консьержку, я заподозрил: бабник. И не ошибся. Но развивать эту тему на целомудренных страницах „Лехаима“ не считаю возможным» (Кардин В. Весна на Одере и осень на Москве—реке. // Лехаим. — Июнь 2004 г. — № 6 (146)).

Целомудрию В.Кардина и его «ле—хамовскому» изданию можно только позавидовать. Мужичок, явно засидевшийся в «старых девах», как часто и бывает у этой достославной категории граждан, начинает выковыривать сплетни из собственного носа. Ну, почему, спрашивается, Казакевич — бабник? Потому, что написал «Звезду»? Взгляд не тот? «Ле—хамовский» «девственник» захлебывается собственной глупостью. А ведь газета «Лехаим» претендует на внимание читателей, и, не дай Господь, на умных почитателей собственной непорочности!

Но, уважаемый читатель, представьте, что «девственник» В. Кардин отыскал—таки в душе Э.Казакевича недостаток, который не сделал его великим (но только по мнению вышеупомянутого семита): «Он, лелея наполеоновские планы и отказавшись от еврейской поэзии, где успешно начинал, самозабвенно ушел в русскую прозу» (Кардин В. Весна на Одере и осень на Москве—реке. // Лехаим. — Июнь 2004 г. — № 6 (146)).

Вот, оказывается, что смущает Кардина! Казакевич не стал великим (а какими же еще бывают евреи в собственной периодике?) поэтом! А променял свою славу на поприще какого—то (стыдно подумать!) русского прозаика! Эх, вы, Эммануил Генрихович Казакевич, такой шанс упустили! Воспевать бы вам в стихах агрессивнейшую политику государства Израиль на Ближнем Востоке, так нет же — вы подвиг советского солдата воспеваете! Да еще фильмы снимаются по вашим произведениям. А зрителю нравится, что характерно. Поэтому, думаю, товарищу Кардину с его моськиным лаем самое место встать под знамена неофашизма и взяться за изучение трудов Геббельса и Адольфа Шекельгрюбера, в миру именуемого Гитлером. Достойная компания тем, кто во фронтовике—разведчике углядел предателя—антисемита.

Подобную рекомендацию могу дать и автору нижеприведенного текста, который в летчике Василии Сталине увидел бездельника с барскими замашками: «О том, какую квалификацию Василий получил за годы учебы в училище, к сожалению, сведений в его документах не сохранилось. И этот отрезок его жизни, наверное, так бы и остался за чертой наших интересов, если бы не письмо жителя Ленинграда Евгения Петровича Цуканова, присланное автору 19 декабря 1988 года после публикации в „Аргументах и фактах“ фрагмента очерка о В. Сталине: „Я хочу сообщить несколько слов по поводу публикации. Я далек от мысли подвергать критике или сомнению Ваше выступление. Уверен, что Вами добросовестно изложены имеющиеся материалы. Да к тому же в те годы я был крайне мал, и утверждать — «я помню“ — было бы неуместно, хотя кое—что запечатлелось и в моей памяти.

Мне известно, что Василий Иосифович Сталин вышел из Качинской авиашколы в звании младшего лейтенанта без диплома о присвоении квалификации летчика ВВС. Ему была выдана справка, что прослушал курс вышеназванной школы… и только. Виною тому — его пристрастие к алкоголю. В это время мой отец был командиром полка в Люберцах под Москвой. Тот полк регулярно принимал участие в воздушных парадах («7 Ноября», «1 Мая», «18 августа») и был хорошо известен И. В. Сталину.

Обязательным приложением к параду являлся торжественный ужин в Кремле, на который приглашались командиры частей и соединений, участвовавших в параде. Из—за близости к Москве Люберцы неофициально называли «дворцовым гарнизоном». Однажды вечером к нам на квартиру позвонил И.В. Сталин и попросил отца ознакомить его со способностями В.И. Сталина и дать заключение о целесообразности делать из него летчика. Так отец стал инструктором Василия. Пришлось давать ему летную программу в объеме авиашколы — сначала на У–2, потом на И–16, на УТП–4 и самостоятельно на И–16. Не исключено, что этот период (4–6 месяцев) зафиксирован в документах как служба летчиком в 16–м ИАП 24–й ИАД после окончания авиашколы.

Все неприятности у В. И. Сталина были в тот период на почве пьянства, хотя объективности ради надо отметить, что летчик он был способный, летать умел и любил».

О поведении Василия в этот период дает представление письмо В.Я.Липеца из Москвы: «Может, будет интересным, что я слышал от брата своей жены, бывшего военного, Борисова Ивана Ивановича. Он в составе летчиков—курсантов в начале войны был на аэродроме (в Саратове или Куйбышеве). Комиссар объяснял, что необходима дисциплина, курение воспрещено. В это время садится самолет. Вылезает летчик и, не спеша, на крыле закуривает. Комиссар подбежал и начал быстро „разнос“. Но летчик (это был Василий Сталин) кожаными перчатками отхлестал комиссара по щекам при всех. Другой эпизод. Он ни с того ни с сего вылетал на самолете и летел по произвольному маршруту. А службы волновались, не знали, как организовывать полеты, чтобы не случилось аварии».

Комментарии, как говорится, излишни. Сообщения довольно точно характеризуют Василия» (Колесник А. Хроника жизни семьи Сталина. — Харьков, СП «Интербук», 1990).

Действительно, комментарии излишни, но эти сообщения довольно точно характеризуют как раз не Василия, а вас, товарищ А.Колесник. Вы несете полную околесицу, не изучив фактического материала, не прочтя ни единого документа. И это притом, что все собранные мной документы, в частности характеристики Василия Сталина от его качинских наставников, взяты из открытых источников. А вот ваши «в те годы я был крайне мал, и утверждать — „я помню“ — было бы неуместно, хотя кое—что запечатлелось и в моей памяти» или «я слышал от брата своей жены» уж никак документальными фактами назвать нельзя. Эх, товарищ А.Колесник, вы же историк, профессор! Вы действительно собрали и обобщили массу фактического материала. Но, как человек ученый, вы должны же понимать, чем отличаются сплетни от фактов! Простите, уважаемый профессор, но вы лентяй: в наше время достаточно на любом поисковом сервере Интернета набрать слова «Василий Сталин», и все документы, воспоминания ветеранов и просто друзей сами полезут вам в руки! Не уверен, что вы их не читали. А если читали, тогда вы не вполне честный человек, искажающий факты и дающий заведомо ложную информацию. Что же вам такого плохого сделал лично Василий Сталин? Это вам, наверное, по окончании средней школы выдали справку вместо аттестата зрелости, как неграмотному человеку, не умеющему читать и думать, а Василий получил характеристики от своих инструкторов, документы об окончании Качинской школы, а не «справочку», после чего был направлен в 16–й ИАП 57–й авиабригады (а не 24–й истребительной авиадивизии, как утверждает автор письма; 57–я АБ превратилась в 24–ю ИАД только к весне 1941, когда Василий в вышеупомянутом полку уже не служил). В этом полку он не учился летать, так как тяжело учиться тому, что хорошо умеешь делать. Это вам, милый мой профессор, надо сначала читать научиться, а потом уж за перо браться. Что касается утверждения жителя Ленинграда Евгения Петровича Цуканова о том, что его отец (судя по инициалам — Петр Цуканов) был инструктором Василия, то эти слухи ничем не подтверждены. По найденным документам, у Василия было 2 инструктора. Одним, обучавшим Василия на самолетах Р–5, И–15, У–2 и ДИТ, был капитан К.В. Маренков, а вторым, обучавшим на И–16, — Ф.Ф. Прокопенко. Их воспоминания и характеристики Василия Сталина — это не архивные документы. Они давно обнародованы, многие цитаты из этих документов вы найдете в первой и второй главах данной книги. А вот ни на какого Петра Цуканова нигде даже ссылок нет. Тем удивительнее и тот факт, что он не упоминается не только действительными инструкторами Василия, но и его друзьями, курсантами, однополчанами. Зато Колесник использовал его имя как «достоверный источник» в очернении Василия, да к тому же со слов сына мифического «инструктора Цуканова». Еще один миф о Василии: «Неоднократно допускал рукоприкладство. Проезжая по дороге, он мог остановить не понравившуюся ему встречную машину и ударить водителя за то, что тот не так ему уступил дорогу» (Колесник А. Хроника жизни семьи Сталина. — Харьков, СП «Интербук», 1990).

Кого именно, когда и где он ударил на дороге? Ответьте, пожалуйста. Что за общие фразы? То, как вел себя Василий по отношению к водителям, очень хорошо описал его собственный шофер Михаил Васильевич Ильченко. Гораздо честнее было бы насчет рукоприкладства высказаться так, как это сделал Сергей Сергеевич Сдобников: «…Я назову только те события и случаи, к которым сам имел какое—то отношение. За Васей всегда ходили истории с превышением власти на стороне: то сломал шлагбаум, то кого—то ударил за непочтение. За эти рассказы я не ручаюсь и потому не уточняю конкретно» (Семенова Т. Он знал Василия Сталина. // Новые рубежи. — 22 июня 2005 г. — № 45. — http://www.mosoblpress.ru/odincovo/show.shtml?d_id=5582).

Сергею Сергеевичу Сдобникову 85 лет. Много лет он работал заместителем директора НИИСХ ЦРНЗ по науке и заместителем генерального директора НПО «Подмосковье» в пос. Немчиновка, но свои административные должности он всегда совмещал с должностью руководителя научной лаборатории. Авторству С.С. Сдобникова принадлежит более 300 научных статей и брошюр, две солидные монографии. Он автор десяти изобретений. Кандидатуру С.С. Сдобникова шесть раз выдвигали на выборы членом—корреспондентом и академиком ВАСХНИЛ. Но его принципиальные жизненные позиции и прямота (как—то самому Н.С. Хрущеву он открыто возразил) были причиной того, что академиком Сергей Сергеевич так и не стал. Но товарищу Колеснику этого не понять с его «объективностью». И судьба Сдобникова ему не грозит. Я свято верю в академическую звезду Александра Колесника! Равно как и в полное отсутствие принципов у будущего академика.

И это не самый яркий представитель «патриотов», который объективности ради пересматривает всю историю Отечественной войны. Списки охотников на сенсации велик, но так как книга касается авиации, то выберем только тех из них, кто усомнился в правильности оценки действий советской авиации и продолжает трубить в охотничий рожок бедняги Геббельса.

Чтобы читатель представил, с каким мощным «стратегом» сейчас столкнется, приведу несколько цитат: «…еще раз восхищаюсь способностью немцев к военной организации, любви их к военному делу!» «Уважаемый читатель, если ты веришь басням о „подготовке“ советских „асов“, то можешь закрыть смело эту книгу. Если же нет, то вот какое заключение можно выдать о „советском асе“ Дольникове и подобных ему „асах“: „Им просто повезло, что их не сбили сразу же или впоследствии. Некоторые из них, нахватавшись опыта в боях, действительно стали асами, но им все же было далеко до немецких летчиков“.

Далее идут разглагольствования по поводу трудолюбия штурмовика Руделя, про мифические 400 немецких самолетов, которые действовали на Восточном фронте столь успешно, что тысячами сбивали наших, по словам автора «неумелых и беспомощных» летчиков. Что характерно, «Мысли о боевой авиации в Отечественной войне» высказывает не ренегат какой—то, а наша доморощенная фашистская сволочь. Подвергая сомнениям победы советских летчиков, этот «аналитик» просто преклоняется перед летчиками союзников, которые тем и прославились на всю Европу, что уничтожили немецкое культурное наследие, которое, помимо архитектурных памятников IX–XIX, веков включало в себя и знаменитую Дрезденскую галерею. А этнические чистки со стороны самих немцев просто прячутся перед тотальным уничтожением бомбардировщиками союзников исключительно мирного населения Германии. Вывод о том, что на Западном фронте немцы встретили гораздо более подготовленных врагов, вытекает у автора статьи из числа сброшенного на головы несчастных Март и Францев тонн смертельного оружия: «В строю английских или американских бомбардировщиков, состоящем из сотен машин, можно было, конечно, сбить несколько крайних. Но остальные все равно точно сбросили бы бомбы на цель. А можно было ворваться в строй и, не утруждая себя надежным поражением, поджечь хотя бы по одному мотору у как можно большего количества машин. Эти самолеты начнут отставать, начнут сбрасывать бомбы, облегчая себя, строй развалится и точного бомбометания не получится.

Поэтому за подбитый двухмоторный самолет немецкому летчику—истребителю полагался 1 балл, а за четырехмоторный — 2 балла. Кстати, за уничтожение уже поврежденного четырехмоторного самолета давался всего 1 балл, то есть вдвое меньше, чем за его повреждение.

Эта система, надо сказать, действительно стимулировала немецких летчиков—истребителей не к сбитию самолетов, а к тому, чтобы не дать бомбардировщикам произвести точное бомбометание по немецким городам и заводам. В 1942 г. англичане вывезли своими бомбардировщиками в Германию 48000 т бомб, немцы в том году произвели 36804 единицы тяжелых орудий, танков, самолетов. В 1943 г. англичане и американцы вывезли уже 207600 т бомб, а немцы произвели 71693 единицы тяжелого оружия. В 1944 г. союзники вывезли 915000 т бомб, а немцы произвели 105258 единицы тяжелого оружия. На производство оружия немцами бомбардировки союзников особого впечатления не производили» (Мысли о боевой авиации в Отечественной войне. // Равен. — 25 ноября 2001 г. — № 247. — http://www.lebed.com/2001/art2736.htm).

Не производили по одной причине — большинство стратегических заводов располагалось под землей, многие в горной местности, где точное бомбометание средствами 1945 года произвести в принципе невозможно. А вот что действительно не производило на многотысячные армады самолетов союзников впечатления, так это как раз жалкая попытка противостояния им со стороны слабеющей Германии. Да и у самих асов Люфтваффе погибать за идеалы гибнущего Рейха в конце войны особого рвения не было. К тому же расстреливать последние в построении самолеты при любой системе удобно. Завалишь какой—нибудь «Ланкастер» или «Флайфортес», запишешь на счет 4 балла и не надо в лобовой с русскими «ундерменшами» сходиться. Того глядишь, убьют ненароком эти покрышкины, кожедубы, гулаевы, евстигнеевы да попковы. Идея насчет подбитых двигателей, конечно, теоретически хорошая, но, прекрасно зная психологию немецких летчиков, смею утверждать, что ни при каких обстоятельствах ни один хартманн или баркхорн в бой с сотней бомбардировщиков не ввязывался. Максимум на что были способны эти «смельчаки» — это стремительная атака в надежде отбить крайние самолеты и «завалить» их. Ни о какой системе «сожженных двигателей» и речи быть не может. Это как же я, непревзойденный ас, своей шкурой рисковать буду? Да, я немцем перестану быть, если так поступлю! Так что никакие строи бомбардировщиков пресловутые немецкие асы не разбивали, они гонялись за легкими победами и с нетерпением ждали, когда же виртуозные исполнители знаменитых ковровых бомбардировок доберутся—таки до их аэродрома и избавят от необходимости летать на верную гибель. О том, что гибнут их дети, жены, родители, немецким летчикам в конце войны как—то думать не приходилось.

Но автор статьи, преклоняясь перед асами Люфтваффе, пытается критиковать книгу Юрия Мухина «Асы и пропаганда». Мухин доказывает, что наши летчики берегли не только себя, но и свой самолет: «Кстати, о сбитиях. Покрышкина сбивали всего лишь 2 раза в самом начале войны. Кожедуба в первых боях подбили. И все. А Хартманна сбивали 4 раза, причем даже брали в плен, но он, хитрец, притворившись раненым, сбежал. Баркхорна — 9 раз, Г. Берра (221 победа) — 18 раз, Рудорффера из книги рекордов Гиннеса — 18 раз. (Я уже не помню, где читал, но один из двух последних имел в люфтваффе кличку „парашютист“). Можно сказать, что немцев сбивали больше потому, что они провели больше боев. Не похоже. У Баркхорна одно сбитие приходится примерно на 123 боя, у Рудорффера — одно на 17 боев. А у Кожедуба ни одного за все его 120 боев. У Хартманна один прыжок с парашютом на 200 боев, но все равно — как его сравнить с отсутствием прыжков у Кожедуба?»

На что злопыхатель ехидно отвечает: «А вот это уже прямая „авторская хитрость“. Кожедуб провел не 120 боев, а 330, как об этом сказано выше. Сколько же раз его сбивали за „оставшиеся“ 210 боев?» (Мысли о боевой авиации в Отечественной войне. // Равен. — 25 ноября 2001 г. — № 247. — http://www.lebed.com/2001/art2736.htm).

Отвечу вместо Мухина. Конечно, если учесть, что у Кожедуба было 330 боевых вылетов, в которых он провел 120 воздушных боев, то и выходит, что в остальных 210 вылетах, когда боев не было, то и прыгать с парашютом надобности не было абсолютно никакой! Точно такая же разница, знатоки военной истории, между понятиями «подбили» и «сбили». Немцы имели обыкновение приписывать себе победы над подбитыми (получившими повреждения в результате воздушного боя) самолетами, в то время как наши летчики отмечали именно сбитые, то есть физически уничтоженные в бою.

Одного из таких «героев» Люфтваффе уже в послевоенное время «раскусил» прославленный Маэстро — Виталий Иванович Попков: «С асом Отто Графом, сбившим более пяти самолетов под Сталинградом, — сам он был сбит там же, — мы разговаривали в купе поезда, когда ехали в Волгоград. Мировоззрение этого человека изменилось — он стал антифашистом. Из советского плена его забрал Вильгельм Пик, и Граф сотрудничал с ним. После объединения Германии он стал сенатором бундестага, состоятельным человеком. А в том купе мы заодно проверили по гамбургскому счету количество самолетов, сбитых немецким пилотом.

Их оказалось 47, а не 220, не 300 или 352, как пишут в книгах немцы и американцы, а отдельные российские «знатоки» войны тиражируют это в своих материалах. «Как незначительно выглядят на этом фоне наши летчики, — сокрушался один телеведущий. — У нас Героя Советского Союза давали за 15–16 самолетов». Очень важно вовремя вырвать эти ростки лжи, порочащей наших солдат! За правду мы будем бороться, как боролись за Победу мои боевые друзья!» (Катаева Н. Званый гость. Ас с позывным «Маэстро». // Сайт памяти Леонида Быкова «В бой идут одни „старики“).

Товарищи из «Равена», это к вам относятся слова настоящего советского аса! А что касается «трефовых тузов» и «зеленых сердец», то они и им подобные были битыми и под Москвой, и в небе Берлина.

Ссылаясь на немецкие документы, историки Хейнриц и Гаук пишут, что в день начала немецкого наступления на Курск (5.07.1943 г.) 4–й воздушный флот сбил 303, а 6–й — 120 советских самолетов, причем сам понес незначительные потери. На самом деле (а установить это сейчас нетрудно) советские потери преувеличены втрое. Поэтому вызывают сомнение и 4 победы, заявленные в этот день Э. Хартманном. Немецкие данные о сбитых «Илах» в 1943 году завышены в 2 раза, а в 1944–м — 2,2 раза. Таким образом, чем хуже шли дела у немцев, тем более преувеличенным было число побед. (Бошкин Т. Из Хроники российской авиации. XX век. (Фрагмент книги) — http://prstr.narod.ru/texts/num0505/bosh0505.htm)

Ну, с «тупым рыцарем Рейха» и так все ясно, в отличие от редакций многих газет, которые к празднику нашей Победы не устают воспевать мужество… фашистских пилотов. Поэтому в качестве еще одного аргумента в пользу все—таки наших летчиков приведу слова Александра Александровича Щербакова — Героя Советского Союза, участника Великой Отечественной войны: «Отрицая огромные победные счета немецких летчиков—истребителей, автор не ставит под сомнение их боевое мастерство и их боевой дух. Летчики—истребители люфтваффе, особенно те, что имели довоенную подготовку, показали себя очень сильными воздушными бойцами. Однако, блестяще выигрывая отдельные воздушные бои, они начиная с 1943 г. проигрывали воздушные сражения. После Курской битвы 1943 г. немецкая авиация полностью утратила свое господство в воздухе (но западные историки с упорством идиотов продолжают утверждать, что под Курском было сбито больше советских самолетов, чем физически на тот момент могло подняться в воздух. — Авт.), чего не мог пережить, покончив с собой, начальник штаба люфтваффе генерал Ешонек. Блестяще выигрывать отдельные сражения, но проигрывать главные, судьбоносные войны — не главная ли это черта немецкой военной истории начиная с XVIII века?» (Щербаков А. Как советские прокуроры прославили немецкого аса. // Новое Военное Обозрение. — 2001. — № 17).

Но безымянный автор статьи из «Равена» решил, что самым типичным пилотягой—неудачником был сын Верховного, и уж на нем отрывается по полной: «Сталин, как известно, не любил своих детей. Иначе он не оставил бы сына Якова в плену у немцев. Василия он любил несколько больше, по крайней мере, гораздо больше, чем этот разряженный щеголь заслуживал. И потому „послал“ его „воевать“ „летчиком—истребителем“ в реальных боях. Так что, хоть Василий и „стал боевым летчиком“, его всемогущий отец, вручив ему генеральское звание, посчитал, что на этом хватит.

Неудивительно, ибо ложь вполне может иметь предел даже у коммунистов. Что мы имеем в виду? Да то, что эти самые три самолета уже были Василию Сталину приписаны, и ни в каких боях он не участвовал, а если и участвовал, то в качестве наблюдателя» (Мысли о боевой авиации в Отечественной войне. // Равен. — 25 ноября 2001 г. — № 247. — http://www.lebed.com/2001/art2736.htm).

И тут Акела промахнулся, выдавая свои собственные, ничем не подтвержденные домыслы за факты. А факты говорят об ином. О том, что прежде чем размышлять о боевой авиации во время войны, для начала неплохо бы с ветеранами поговорить, книги почитать, а не просто цифры анализировать. Да и цифры считать тоже надо уметь. Фашистская арифметика страдает на обе ноги! Также факты говорят о том, что издание «Равен», судя по статьям, в нем публикуемым, является чьей—то враждебно к России и к ее патриотизму настроенной информационной пушкой. А уж о том, что негодяями не рождаются, а становятся «в результате тщательных подсчетов и голого анализа», факты просто вопят. Но для того чтобы это понять, нужно любить историю, а не немецких летчиков, как одного из ее объектов.

Тем, кто по—настоящему ценит прошлое нашей Родины, а не ищет зацепки для обливания грязью оставшихся в живых немногих ветеранов, рекомендую слушать рассказы людей, лишивших немецких «королей неба» королевства, наших прославленных летчиков—героев Великой Отечественной. Размышлениями одного из них, Виталия Попкова, хотелось бы завершить книгу: «Очень трудное дело быть на земле Человеком. Нет, не сверхчеловеком, не титаном каким—нибудь, а человеком с ясным разумом, чистым и чутким сердцем, живой плотью и горячей кровью. Такую жизнь прожить — это счастье».

«Счастье — это верность. Верность идеалам, которые пронес через все испытания и невзгоды. Верность своему долгу, своей цели, к которой шел неотступно. Верность своей семье и друзьям, с которыми неизменно был в радости и беде. Верность своей стране и народу. И сейчас я вижу необходимость своего пути и свою необходимость другим. И потому я счастлив!»

«Подвиг — это высшее проявление мужества. Но оно не возникает из ничего, а имеет свои корни. На мой взгляд, мужество начинается с обостренного чувства любви к Родине, ответственности перед ней, перед своим народом, веры в правоту своего дела!..»

«Бессмертие — это привилегия каждого, кто дал жизнь другому человеку, кто оставил добрый след на земле: строил дома, плавил сталь, растил хлеб, выполнял свой солдатский долг, кто в годину испытаний, не щадя собственной жизни, отстоял честь и свободу своего народа».

«Уходят те, кто прошел дорогами войн, дорогами тяжелых испытаний. Остаются результаты их труда, песни и книги о них — вдохновенные и прекрасные, остается все, что сохраняет наша память. Вместе с тем остается еще громадный нравственный потенциал, опыт жизни и уроки истории. И уже нашей смене, более молодым поколениям, предстоит постичь эти уроки и осмыслить их. И если кто—то решит воздать нам не славу, а хулу, пусть помнят об одном: мы жили и умирали во имя Родины» (Служим Отечеству. Информационная газета военного комиссариата Курганской области. — 27 февраля 2003 г. — № 4 (56). — http://www.patriot.kurgan.ru/prepod/gazeta/arhiv/gaz_pdf/56_020 3.pdf).

Что же касается Василия Иосифовича Сталина, то все, что можно сказать, уже сказано. Помолчим. Да упокоится душа человека с миром. Пухом небо Тебе, Василий!

ПРИКАЗ О МАСКИРОВКЕ АЭРОДРОМОВ И МАТЕРИАЛЬНОЙ ЧАСТИ ВОЕННО—ВОЗДУШНЫХ СИЛ

№ 0367 27 декабря 1940 г.

Приказом НКО 1939 г. № 0145 требовалась обязательная маскировка всех вновь строящихся оперативных аэродромов. Главное управление ВВС Красной Армии эти мероприятия должно было провести не только на оперативных аэродромах, но и на всей аэродромной сети ВВС. Однако ни один из округов должного внимания этому приказу не уделил и его не выполнил.

Необходимо осознать, что без тщательной маскировки всех аэродромов, создания ложных аэродромов и маскировки всей материальной части в современной войне немыслима боевая работа авиации.

Приказываю:

Представить мне на утверждение к 1 января 1941 г. инструкцию по маскировке аэродромов. К 10 января 1941 г. представить соображения о применении камуфлирующей окраски самолетов как выпускаемых авиапромышленностью, так и находящихся в строевых частях ВВС. Все аэродромы, намеченные к засеву в 1941 году, засеять обязательно с учетом маскировки и применительно к окружающей местности путем подбора соответствующих трав. На аэродромах имитировать: поля, луга, огороды, ямы, рвы, канавы, дороги, с тем чтобы полностью слить фон аэродрома с фоном окружающей местности.

То же самое путем подсева провести на всех ранее построенных аэродромах.

К 1 июля 1941 г. закончить маскировку всех аэродромов, расположенных в 500–км полосе от границы.

Командирам авиационных дивизий:

До 1 апреля 1941 г. составить схему—план на каждый аэродром по маскировке как в части засева, так и на расстановку переносных маскировочных средств. Силами частей до 1 апреля 1941 г. заготовить необходимый легкий переносной маскировочный материал применительно к каждому аэродрому.

По оперативным аэродромам, сдаваемым в аренду советским и хозяйственным организациям, оговорить в договорах требование сохранности и целости средств маскировки. Маскировочный засев аэродромов и оборудование переносных средств маскировки произвести за счет денежных средств, отпускаемых на строительство аэродромов и их содержание.

В дальнейшем не принимать от строительных организаций вновь построенных летных полей, засеянных без учета маскировки.

Генерал—инспектору ВВС установить контроль и о ходе работ докладывать ежемесячно.

Народный комиссар обороны СССР Маршал Советского Союза С. Тимошенко

Ф. 4, оп. 11, д. 82, л. 49–58. Подлинник.

ПРИКАЗ № 0042

от 19 июня 1941 г.

По маскировке аэродромов и важнейших военных объектов до сих пор ничего существенного не сделано.

Аэродромные поля не все засеяны, полосы взлета под цвет местности не окрашены, а аэродромные постройки, резко выделяясь яркими цветами, привлекают внимание наблюдателя на десятки километров. Скученное и линейное расположение самолетов на аэродромах при полном отсутствии их маскировки и плохая организация аэродромного обслуживания с применением демаскирующих знаков и сигналов окончательно демаскируют аэродром.

Современный аэродром должен полностью слиться с окружающей обстановкой, и ничто на аэродроме не должно привлекать внимания с воздуха.

Аналогичную беспечность к маскировке проявляют артиллерийские и мотомеханизированные части: скученное и линейное расположение их парков представляет не только отличные объекты наблюдения, но и выгодные для поражения с воздуха цели.

Танки, бронемашины, командирские и другие спецмашины мотомеханизированных и других войск окрашены красками, дающими яркий отблеск, и хорошо наблюдаемы не только с воздуха, но и с земли.

Ничего не сделано по маскировке складов и других важных военных объектов.

Приказываю:

1. К 1.7.41 г. засеять все аэродромы травами под цвет окружающей местности, взлетные полосы покрасить и имитировать всю аэродромную обстановку соответственно окружающему фону.

Аэродромные постройки до крыш включительно закрасить под один стиль с окружающими аэродром постройками. Бензохранилища зарыть в землю и особо тщательно замаскировать.

Категорически воспретить линейное и скученное расположение самолетов; рассредоточенным и замаскированным расположением самолетов обеспечить их полную ненаблюдаемость с воздуха. Организовать к 5.7.41 г. в каждом районе авиационного базирования 500–км пограничной полосы 8 — 10 ложных аэродромов, оборудовать каждый из них 40–50 макетами самолетов.

К 1.7.41 г. провести окраску танков, бронемашин, командирских, специальных и транспортных машин. Для камуфлированного окрашивания применить матовые краски применительно к местности районов расположения и действий. Категорически запретить применять краски, дающие отблеск.

Округам, входящим в угрожаемую зону, провести такие же мероприятия по маскировке складов, мастерских, парков и к 15.7.41 г. обеспечить их полную ненаблюдаемость с воздуха.

7. Проведенную маскировку аэродромов, складов, боевых и транспортных машин проверить с воздуха наблюдением ответственных командиров штабов округов и фотосъемками. Все вскрытые ими недочеты немедленно устранить.

8. Исполнение донести 1.7 и 15.7.41 г. через начальника Генерального штаба.

Народный комиссар обороны СССР Маршал Советского Союза С. Тимошенко

Начальник Генерального штаба Красной Армии генерал армии Г. Жуков

Ф. 4, оп. 11, д. 62, л. 201–203. Подлинник

ПРИКАЗ О МАСКИРОВКЕ САМОЛЕТОВ,

ВЗЛЕТНЫХ ПОЛОС, АЭРОДРОМНЫХ СООРУЖЕНИЙ

№ 0043 20 июня 1941 г.

Самолеты, находящиеся в частях ВВС, взлетно—посадочные полосы, палатки и аэродромные сооружения по всей окраске не удовлетворяют требованиям современной маскировки.

Такое отношение к маскировке как к одному из главных видов боевой готовности ВВС дальше терпимо быть не может.

Приказываю:

К 20 июля 1941 г. силами авиачастей с привлечением работников авиамастерских произвести маскирующую окраску всех имеющихся самолетов согласно прилагаемой схеме окраски, за исключением нижней поверхности, которую оставить с прежней окраской.

К 10 июля 1941 г. произвести маскировку всех существующих взлетно—посадочных полос, бетонных рулежных дорожек и якорных стоянок самолетов применительно к фону окружающей местности.

К 1 июля 1941 г. произвести маскировку всех аэродромных сооружений применительно к фону местности.

К 1 июля 1941 г. замаскировать палатки в лагерях авиачастей.

На лагерных аэродромах самолеты располагать рассредоточенные под естественными и искусственными укрытиями, по окраинам летного поля, не допуская расстановки их по прямым линиям.

Ответственность за выполнение всех маскировочных мероприятий как по качеству, так и по срокам возлагаю на военные советы и персонально на командующих ВВС округов.

План мероприятий доложить 23 июня 1941 г.

О ходе окраски самолетов командующим ВВС округов докладывать ежедневно по ВЧ начальнику ГУ ВВС Красной Армии с 21 часа до 23 часов.

Народный комиссар обороны СССР Маршал Советского Союза С. Тимошенко

Член Главного военного совета Секретарь ЦК ВКП(б) Г. Маленков

Начальник Генерального штаба Красной Армии генерал армии Г. Жуков

Ф. 4, оп. 11, д. 62, л. 204–205. Подлинник

ПРИКАЗ О ПОРЯДКЕ НАГРАЖДЕНИЯ

ЛЕТНОГО СОСТАВА ВОЕННО—ВОЗДУШНЫХ СИЛ

КРАСНОЙ АРМИИ ЗА ХОРОШУЮ БОЕВУЮ РАБОТУ

И МЕРАХ БОРЬБЫ СО СКРЫТЫМ ДЕЗЕРТИРСТВОМ

СРЕДИ ОТДЕЛЬНЫХ ЛЕТЧИКОВ

№ 0299

от 19 августа 1941 г.

Для поощрения боевой работы летного состава Военно—Воздушных Сил Красной Армии, отличившегося при выполнении боевых заданий командования на фронте борьбы с германским фашизмом, приказываю ввести порядок награждения летчиков за хорошую боевую работу, а командирам и комиссарам авиадивизий представлять личный состав к награде в соответствии с приказом:

I

А. В истребительной авиации

Установить денежную награду летчикам—истребителям за каждый сбитый самолет противника в воздушном бою в размере 1000 рублей.

Кроме денежной награды, летчик—истребитель представляется:

за 3 сбитых самолета противника — к правительственной награде; за следующие 3 сбитых самолета противника — ко второй правительственной награде; за 10 сбитых самолетов противника — к высшей награде — званию Героя Советского Союза.

За успешные штурмовые действия по войскам противника летчики премируются и представляются к правительственной награде:

за выполнение 5 боевых вылетов на уничтожение войск противника летчик—истребитель получает денежную награду 1500 рублей;

за выполнение 15 боевых вылетов летчик—истребитель представляется к правительственной награде и получает денежную награду 2000 рублей;

за выполнение 25 боевых вылетов летчик—истребитель представляется ко второй правительственной награде и получает денежную награду 3000 рублей;

за выполнение 40 боевых вылетов летчик—истребитель представляется к высшей правительственной награде — званию Героя Советского Союза и получает денежную награду 5000 рублей.

Во всех случаях результаты и эффективность выполнения штурмовых действий должны быть подтверждены командирами наземных частей или разведкой.

За уничтожение самолетов противника на аэродромах летчики—истребители премируются и представляются к правительственной награде:

за успешное выполнение 4 боевых вылетов на уничтожение самолетов противника на его аэродромах летчик—истребитель получает денежную награду 1500 рублей;

за успешное выполнение 10 боевых вылетов днем или 5 вылетов ночью летчик—истребитель представляется к правительственной награде и получает денежную награду 2000 рублей;

за успешное выполнение 20 боевых вылетов днем или 10 вылетов ночью летчики—истребители представляются ко второй правительственной награде и получают денежную награду 3000 рублей;

за успешное выполнение 35 боевых вылетов днем или 20 вылетов ночью лица летного состава представляются к высшей правительственной награде — званию Героя Советского Союза и получают денежную награду 5000 рублей.

Результаты боевых действий по аэродромам противника должны быть подтверждены фотографированием или разведывательными данными.

Летчики, применившие в воздушном бою таран самолета противника, также представляются к правительственной награде.

Количество сбитых самолетов устанавливается в каждом отдельном случае показаниями летчика—истребителя на месте, где упал сбитый самолет противника, и подтверждениями командиров наземных частей или установлением на земле места падения сбитого самолета противника командованием полка…

II

Порядок награждения частей ВВС Красной Армии и их командиров

Представление к награждению орденами Союза ССР лучших авиационных полков и отдельных эскадрилий производится командующими ВВС фронтов, исходя из результатов боевой работы при наименьших потерях людей и своей материальной части.

Командиры и комиссары авиационных полков и эскадрилий представляются к правительственным наградам:

А. В истребительной авиации

Командир и комиссар эскадрильи, уничтожившей в воздушных боях не менее 15 самолетов противника и потерявшей при этом не более 3 самолетов, представляются к ордену Ленина.

Командир и комиссар полка, уничтожившего в воздушных боях не менее 30 самолетов противника и потерявшего при этом своих не более 5 самолетов, представляются к ордену Ленина…

…Предупреждаю командующих войсками округов, командующих ВВС округов, что предлагаемые настоящим приказом меры надлежит провести со всей решительностью и твердостью без всяких отступлений и в установленный срок.

Личную ответственность за исполнение в срок настоящего приказа возлагаю на командующих войсками округов и командующих ВВС округов.

Приказ прочесть и разъяснить во всех отдельных отрядах и эскадрильях ВВС Красной Армии.

Народный комиссар обороны СССР И. СТАЛИН

Ф. 4, оп. 11, д. 65, л. 361–369. Подлинник.

Положение о наградах и премиях для личного состава военно—воздушных сил Красной Армии, авиации дальнего действия, истребительной авиации ПВО, ВВС военно—морского флота за боевую деятельность и сохранение материальной части

Истребительная авиация

…4. Командиры подразделений, частей и соединений, помимо наград получаемых за личные подвиги, к правительственным наградам представляются:

а) за умелое командование подчиненными подразделениями, частями или соединениями, действия которых способствовали успешному разгрому противника в бою или операции наземных войск или флота;

б) командир эскадрильи (в том числе и отдельной), под командованием которого эскадрилья уничтожила в воздушных боях и на аэродромах противника 25 самолетов, имея при этом потери не более 5 своих самолетов;

в) командир полка, под командованием которого полк уничтожил в воздушных боях и на аэродромах противника 60 самолетов, имея при этом потери не более 10 своих самолетов.

Примечание:

1. Боевым вылетом для истребительной авиации, засчитываемым для награждения, считается каждый полет, связанный со встречей с воздушным противником, или полет, протекавший в зоне зенитного огня противника или над боевыми порядками противника.

2. Сбитые самолеты в групповом воздушном бою, если нельзя установить, кто лично его сбил, или если они сбиты одновременной атакой 2–3–х и более летчиков, делятся равномерно и засчитываются как часть сбитого самолета для каждого отдельного летчика, участника группового боя…

Командующий Военными Воздушными Силами Красной Армии

маршал авиации Новиков

30 сентября 1943 г.

Ф.4, оп. 12, д. 108, л. 502–518. Подлинник

СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО

В одном экз.

П Р И К А З НАРОДНОГО КОМИССАРА ОБОРОНЫ СОЮЗА ССР

«21» сентября 1941 г.

г. Москва.

СОДЕРЖАНИЕ: О создании эскадрилий «ОХОТНИКОВ»

На протяжении 3–х месяцев войны наша славная авиация наносит сокрушительные удары врагу: по его пехоте, мотомехчастям, танкам и артиллерии. Героические летчики беспощадно уничтожают вражескую авиацию в воздухе и на его аэродромах.

Однако, как показывает опыт войны, на сегодня наша авиация не ведет систематической борьбы по нарушению и дезорганизации работы тыла, системы подвоза и управления противника.

ПРИКАЗЫВАЮ:

Для систематической дезорганизации управления противника и работы его тыла создать в составе каждого ВВС Фронта из имеющихся в наличии истребителей по одной — две истребительных эскадрильи «ОХОТНИКОВ».

Основными задачами эскадрилий «ОХОТНИКОВ» считать: систематическое уничтожение штабов, штабных и командирских вражеских автомашин, его автоцистерн с горючим, отдельных и небольших групп автомашин с пехотой и боеприпасами и разрушение проволочной связи.

Эскадрильи «ОХОТНИКОВ» укомплектовать из наиболее смелых летчиков, отлично владеющих техникой пилотирования в сложных условиях погоды, из отличных стрелков по наземным целям.

В основу тактики действий эскадрилий «ОХОТНИКОВ» положить — действие их на низких высотах, парами и звеньями, вдоль основных шоссейных и грунтовых дорог, днем и в любых условиях погоды.

Своими действиями мелкие группы «ОХОТНИКОВ» должны прочесывать дороги путем регулярных последовательных боевых вылетов.

Для увеличения радиуса действий наших истребителей и в целях воздействия на противника в полосе всего фронта организовать подсадку (подскок) самолетов на передовые аэродромы, площадки.

Исполнение о сформировании эскадрильи «ОХОТНИКОВ» донести к 1 октября 1941 года.

Итоги боевой работы эскадрилий «ОХОТНИКОВ» доносить ежедневно в оперативной сводке.

Приказ ввести в действие по телеграфу.

Народный комиссар обороны Союза ССР И. Сталин.

21.09.41

Источник: «ВВС. Неизвестные документы»

Из архива Президента России.

Сталин И.В.

Приказ Верховного Главнокомандующего

9 июля 1944 года

№ 133

ПРИКАЗ

ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО

Генералу армии Черняховскому

Войска 3–го Белорусского фронта в результате умелого маневра конницы, танков и пехоты овладели городом Лида — крупным железнодорожным узлом и важным опорным пунктом обороны немцев на гродненском направлении.

В боях за овладение городом Лида отличились кавалеристы генерал—лейтенанта Осликовского, генерал—майора Чепуркина, генерал—майора Брикеля, генерал—майора Калюжного; танкисты генерал—лейтенанта танковых войск Родина, подполковника Кутина, подполковника Карпова, подполковника Доронина, майора Брилова, майора Гайдаенко; войска генерал—лейтенанта Глаголева, генерал—лейтенанта Кошевого, полковника Ковтунова, полковника Дудка; артиллеристы генерал—майора артиллерии Нефедова; летчики генерал—лейтенанта авиации Белецкого, полковника Китаева, полковника Сталина, полковника Кожемякина; саперы майора Солянкина и связисты подполковника Федорова. В ознаменование достигнутого успеха соединения и части, наиболее отличившиеся в боях за овладение городом Лида, представить к присвоению наименования «Лидских» и к награждению орденами.

Сегодня, 9 июля, в 22 часа столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам 3–го Белорусского фронта, овладевшим городом Лида, двенадцатью артиллерийскими залпами из ста двадцати четырех орудий.

За отличные боевые действия объявляю благодарность руководимым Вами войскам, участвовавшим в боях за освобождение города Лида.

Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!

Смерть немецким захватчикам!

Верховный Главнокомандующий

Маршал Советского Союза И. СТАЛИН

9 июля 1944 года № 133

Сталин И.В.

Приказ Верховного Главнокомандующего

31 июля 1944 года

№ 159

ПРИКАЗ

ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО

Генералу армии Баграмяну

Войска 1–го Прибалтийского фронта в результате стремительного маневра танковых соединений и пехоты сегодня, 31 июля, с боями овладели городом Елгава (Митава) — основным узлом коммуникаций, связывающим Прибалтику с Восточной Пруссией.

В боях за овладение городом Елгава отличились танкисты генерал—лейтенанта танковых войск Обухова, генерал—майора танковых войск Белого, полковника Кремера, подполковника Стародубцева, генерал—майора танковых войск Родионова, генерал—майора танковых войск Асланова, генерал—майора танковых войск Скорнякова, полковника Максимова, подполковника Николова, подполковника Яблокова, подполковника Шукакидзе, [полковника] Кошелева, подполковника Комко; войска генерал—лейтенанта Крейзера, генерал—лейтенанта Миссана, генерал—майора Неверова, генерал—майора Потапенко, генерал—майора Юхимчука, генерал—майора Родионова, полковника Собянина, [полковника] Ленивого, подполковника Бутина, подполковника Проскурни, майора Парамонова; артиллеристы генерал—полковника артиллерии Хлебникова, генерал—майора артиллерии Телегина, генерал—майора артиллерии Бажанова, генерал—майора артиллерии Ионова, полковника Идельсона, полковника Великого, полковника Козлова, подполковника Песковского, полковника Гнатышина, подполковника Вискова, полковника Барышева, майора Ефимова; летчики генерал—лейтенанта авиации Папивина, генерал—майора авиации Сандалова, полковника Скока, полковника Фокина, полковника Китаева, полковника Сталина, полковника Александрова, полковника Кучмы, полковника Курбатова, майора Мартьянова, майора Ильина, майора Лутохина; саперы генерал—майора инженерных войск Косарева, генерал—майора инженерных войск Баженова, подполковника Иванова, подполковника Кузнецова; связисты генерал—майора войск связи Бабкина, полковника Чернова, полковника Обаничева, полковника Борзобогатого, подполковника Старичкова.

В ознаменование одержанной победы соединения и части, наиболее отличившиеся в боях за овладение городом Елгава (Митава), представить к присвоению наименования «Митавских» и к награждению орденами.

Сегодня, 31 июля, в 23 часа столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам 1–го Прибалтийского фронта, овладевшим городом Елгава, двадцатью артиллерийскими залпами из двухсот двадцати четырех орудий.

За отличные боевые действия объявляю благодарность руководимым Вами войскам, участвовавшим в боях за освобождение города Елгава.

Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!

Смерть немецким захватчикам!

Верховный Главнокомандующий

Маршал Советского Союза И. СТАЛИН

31 июля 1944 года № 159

Сталин И.В.

Приказ Верховного Главнокомандующего

8 октября 1944 года

№ 193

ПРИКАЗ

ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО

Генералу армии Баграмяну

Войска 1–го Прибалтийского фронта при содействии войск 3–го Белорусского фронта, перейдя в наступление из района северо—западнее и юго—западнее Шяуляй (Шавли), прорвали сильно укрепленную оборону противника и за четыре дня наступательных боев продвинулись вперед до 100 километров, расширив прорыв до 280 километров по фронту.

В ходе наступления войска фронта овладели важными опорными пунктами обороны немцев Телыпай, Плунгяны, Мажейкяй, Тришкяй, Тиркшляй, Седа, Ворни, Кельмы, а также с боями заняли более 2000 других населенных пунктов, в числе которых Папиле, Пиевенай, Неваренай, Неримдайчай, Раудена, Куршенай, Куртовяны, Шавкяны, Витсодзи, Лукники, Янополь, Жораны, Медынгяны, Тверы, Повандени, Юзефов, Ужвенты, Колтыняны, Крожи, Савдыники, Иозефово, Стульги, Баргайли, Немокшты, Ретово, Илакяй, Дервяны, Ковнатово, Жемале, Вешвяны, Леплавки, Эйгирджяй, Элки, Эржвилки, Воджгиры. В боях при прорыве обороны противника отличились войска генерал—полковника Чистякова, генерал—лейтенанта Белобородова, генерал—лейтенанта Чанчибадзе, генерал—лейтенанта Крейзера, генерал—лейтенанта Людникова, генерал—майора Федюнькина, генерал—лейтенанта Ермакова, генерал—лейтенанта Лопатина, генерал—лейтенанта Ксенофонтова, генерал—майора Арушаняна, генерал—майора Самарского, генерал—майора Ибянского, генерал—майора Черникова, генерал—майора Седулина, генерал—лейтенанта Миссан, генерал—майора Неверова, генерал—лейтенанта Безуглого, генерал—майора Олешева, генерал—майора Макарьева, генерал—майора Кучерявенко, генерал—майора Беляева, полковника Дружинина, генерал—майора Еременко, генерал—майора Кудрявцева, генерал—майора Горбачева, полковника Пряхина, генерал—майора Грызлова, полковника Ложкина, генерал—майора Власова, полковника Майкова, генерал—майора Станкевского, полковника Сиванкова, полковника Собянина, генерал—майора Квашнина, полковника Бибикова, полковника Кожанова, полковника Попова, полковника Клеца, полковника Урбшаса; артиллеристы генерал—полковника артиллерии Хлебникова, генерал—лейтенанта артиллерии Бажанова, генерал—лейтенанта артиллерии Ниловского, генерал—лейтенанта артиллерии Макарова, генерал—майора артиллерии Щеглова, генерал—лейтенанта артиллерии Стрельбицкого, генерал—майора артиллерии Телегина, генерал—майора артиллерии Дереша, генерал—майора артиллерии Белякова, генерал—майора артиллерии Самборского, генерал—майора артиллерии Степаненко, полковника Чвыкова, полковника Капитоненко, полковника Лебедева, полковника Чаплина, полковника Жежерука, полковника Гайдукова, полковника Миронова, полковника Кузнецова, полковника Скворцова, генерал—майора артиллерии Карсанова, полковника Долгова, полковника Лукьянова, полковника Линькова; танкисты генерал—лейтенанта танковых войск Васильева, генерал—лейтенанта танковых войск Вольского, генерал—лейтенанта танковых войск Скорнякова, генерал—лейтенанта танковых войск Буткова, генерал—майора танковых войск Малахова, полковника Волкова, подполковника Колесникова, полковника Парамонова, полковника Садовского, полковника Берзина, полковника Ваталкина, полковника Фещенко, полковника Архипова, полковника Кутузова, полковника Храповицкого, генерал—майора танковых войск Липатова, полковника Меньшова, генерал—майора танковых войск Юдина, полковника Станиславского, подполковника Поколова, полковника Долганова, [подполковника] Ермакова, [полковника] Калинина, полковника Беспалова; летчики генерал—полковника авиации Папивина, полковника Александрова, полковника Кучмы, генерал—лейтенанта авиации Филина, полковника Курбатова, генерал—майора авиации Иванова, генерал—лейтенанта авиации Белецкого, полковника Плахова, полковника Гращенкова, полковника Сталина, генерал—майора авиации Китаева, полковника Фокина, полковника Рыкачева, подполковника Срулика, подполковника Рыбакова, полковника Пруткова, подполковника Карякина, полковника Чучева, генерал—майора авиации Молокова; саперы генерал—лейтенанта инженерных войск Косарева, генерал—майора инженерных войск Кулинича, генерал—майора инженерных войск Колмакова, генерал—майора инженерных войск Брынзова, подполковника Кузнецова, полковника Стечишина, полковника Кучерука, полковника Короткова; связисты генерал—майора войск связи Бабкина, генерал—майора войск связи Боровягина, полковника Захарова, генерал—майора войск связи Кокорина, генерал—майора войск связи Сорокина, полковника Минина, полковника Коваленко.

В ознаменование одержанной победы соединения и части, наиболее отличившиеся в боях при прорыве обороны противника, представить к награждению орденами.

Сегодня, 8 октября, в 22 часа 30 минут столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам 1–го Прибалтийского фронта, прорвавшим оборону немцев, двадцатью артиллерийскими залпами из двухсот двадцати четырех орудий.

За отличные боевые действия объявляю благодарность руководимым Вами войскам, участвовавшим в боях при прорыве обороны противника.

Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!

Смерть немецким захватчикам!

Верховный Главнокомандующий

Маршал Советского Союза И. СТАЛИН

8 октября 1944 года № 193

Сталин И.В.

Приказ Верховного Главнокомандующего

23 апреля 1945 года

№ 339

ПРИКАЗ

ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО

Командующему войсками

1–го Белорусского фронта

Маршалу Советского Союза Жукову

Начальнику штаба фронта

Генерал—полковнику Малинину

Войска 1–го Белорусского фронта, перейдя в наступление с плацдармов на западном берегу Одера, при поддержке массированных ударов артиллерии и авиации прорвали сильно укрепленную, глубоко эшелонированную оборону немцев, прикрывавшую Берлин с востока, продвинулись вперед от 60 до 100 километров, овладели городами Франкфурт—на—Одере, Вандлитц, Ораниенбург, Биркенвердер, Геннигсдорф, Панков, Фридрихсфельде, Карлсхорст, Кепеник и ворвались в столицу Германии Берлин. В боях при прорыве обороны немцев и наступлении на Берлин отличились войска генерал—полковника Кузнецова, генерал—полковника Берзарина, генерал—полковника Чуйкова, генерал—лейтенанта Перхоровича, 1–й польской армии генерал—лейтенанта Поплавского, генерал—полковника Белова, генерал—полковника Колпакчи, генерал—полковника Цветаева, генерал—майора Букштыновича, генерал—майора Кущева, генерал—майора Белявского, генерал—лейтенанта Лукьянченко, генерал—майора Роткевича, генерал—лейтенанта Пулко—Дмитриева, генерал—майора Владимирского, генерал—майора Орлеанского, генерал—майора Переверткина, генерал—лейтенанта Казанкина, генерал—майора Фирсова, генерал—лейтенанта Жеребина, генерал—лейтенанта Рослого, генерал—лейтенанта Глазунова, генерал—лейтенанта Рыжова, генерал—майора артиллерии Хетагурова, генерал—лейтенанта Позняка, генерал—лейтенанта Андреева, генерал—майора Анашкина, генерал—майора Сиязова, генерал—лейтенанта Халюзина, генерал—майора Вержбицкого, генерал—майора Бевзюка, генерал—майора Кеневича, полковника Суржица, полковника Зайковского, полковника Шейпака; артиллеристы генерал—полковника артиллерии Казакова, генерал—лейтенанта артиллерии Надысева, генерал—майора артиллерии Косенко, генерал—лейтенанта артиллерии Пожарского, генерал—майора артиллерии Морозова, генерал—майора артиллерии Модзелевского, генерал—майора артиллерии Егорова, генерал—майора артиллерии Пласкова, генерал—майора артиллерии Фролова, генерал—лейтенанта артиллерии Игнатова, генерал—лейтенанта артиллерии Рожановича, генерал—майора артиллерии Лихачева, генерал—майора артиллерии Зернова, генерал—майора артиллерии Зражевского, генерал—майора артиллерии Богдана, полковника Михайлова, генерал—майора артиллерии Середина, полковника Пасько, полковника Корчагина, полковника Писарева, полковника Жигарева, полковника Кобрина, полковника Блонского, полковника Викентьева, полковника Ляшко, генерал—майора артиллерии Керпа, полковника Соколова, майора Горкуна, подполковника Дорожкина, майора Бадаева, [полковника] Скворцова, подполковника Михайловского; танкисты генерал—полковника танковых войск Богданова, генерал—полковника танковых войск Катукова, генерал—лейтенанта Радзиевского, [генерал—лейтенанта] Шалина, полковника Анисимова, генерал—майора танковых войск Вайнруба, полковника Николаева, генерал—майора танковых войск Кретова, генерал—майора танковых войск Никулина, генерал—майора танковых войск Веденеева, генерал—лейтенанта танковых войск Кривошеина, генерал—майора танковых войск Телякова, полковника Бабаджаняна, генерал—майора Дремова, генерал—лейтенанта танковых войск Кириченко, полковника Юренкова, полковника Наруцкого, полковника Еремеева, полковника Бачакашвили; кавалеристы генерал—лейтенанта Константинова; летчики главного маршала авиации Новикова, главного маршала авиации Голованова, генерал—полковника авиации Руденко, генерал—лейтенанта авиации Брайко, генерал—майора авиации Каравацкого, генерал—лейтенанта авиации Савицкого, генерал—майора авиации Дзусова, генерал—майора авиации Сиднева, генерал—майора—авиации Токарева, генерал—майора авиации Крупского, полковника Сухорябова, полковника Беркаля, полковника Сталина, генерал—майора авиации Комарова, подполковника Наконечникова, полковника Рассказова, полковника Калинина, генерал—лейтенанта авиации Белецкого, генерал—майора авиации Скока, генерал—майора авиации Борисенко, полковника Турыкина, генерал—лейтенанта авиации Тупикова, генерал—лейтенанта авиации Счетчикова, генерал—лейтенанта авиации Нестерцева, генерал—майора авиации Лебедева, генерал—майора авиации Картакова, генерал—майора авиации Глущенко, генерал—майора авиации Чемоданова, генерал—майора авиации Набокова, генерал—майора авиации Балашова, генерал—майора авиации Тихонова, генерал—майора авиации Блинова, генерал—майора авиации Меньшикова, генерал—майора авиации Бровко, генерал—майора авиации Широкого, полковника Горевалова, полковника Чупикова, полковника Гусарова; саперы генерал—полковника инженерных войск Прошлякова, генерал—майора инженерных войск Фурсы, генерал—майора инженерных войск Ткаченко, генерал—майора инженерных войск Марьина, генерал—майора инженерных войск Бордзиловского, [подполковника] Ковалева, полковника Вельского, генерал—майора инженерных войск Харчевина, генерал—майора инженерных войск Яковлева, подполковника Недзельского, полковника Масика, подполковника Чистова, полковника Прусса, инженер—подполковника Лесина; связисты генерал—лейтенанта войск связи Максименко, полковника Фалина, полковника Черкасова, генерал—майора войск связи Акимова, полковника Соловьева, генерал—майора войск связи Литвиненко, подполковника Винника, полковника Смолил, подполковника Захарова, подполковника государственной безопасности Вакиша.

В ознаменование одержанной победы соединения и части, наиболее отличившиеся в боях при прорыве обороны немцев и наступлении на Берлин, представить к награждению орденами.

Сегодня, 23 апреля, в 21 час столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам 1–го Белорусского фронта, в том числе 1–й польской армии генерал—лейтенанта Поплавского, прорвавшимся к Берлину, двадцатью артиллерийскими залпами из двухсот двадцати четырех орудий.

За отличные боевые действия объявляю благодарность руководимым Вами войскам, участвовавшим в боях при прорыве обороны немцев и наступлении на Берлин.

Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!

Смерть немецким захватчикам!

Верховный Главнокомандующий

Маршал Советского Союза И. СТАЛИН

23 апреля 1945 года. № 339

Сталин И.В.

Приказ Верховного Главнокомандующего

2 мая 1945 года

№ 359

ПРИКАЗ

ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО

по войскам Красной Армии

и Военно—Морскому Флоту

Войска 1–го Белорусского фронта под командованием Маршала Советского Союза Жукова при содействии войск 1–го Украинского фронта под командованием Маршала Советского Союза Конева после упорных уличных боев завершили разгром берлинской группы немецких войск и сегодня, 2 мая, полностью овладели столицей Германии городом Берлин — центром немецкого империализма и очагом немецкой агрессии.

Берлинский гарнизон, оборонявший город, во главе с начальником обороны Берлина генералом от артиллерии Вейдлингом и его штабом сегодня, в 15 часов, прекратил сопротивление, сложил оружие и сдался в плен.

2 мая к 21 часу нашими войсками взято в плен в городе Берлине более 70.000 немецких солдат и офицеров.

В боях за овладение Берлином отличились войска генерала армии Соколовского, генерал—полковника Кузнецова, генерал—полковника Чуйкова, генерал—полковника Берзарина, генерал—лейтенанта Лучинского, генерал—лейтенанта Перхоровича, генерал—лейтенанта Лукьянченко, генерал—полковника Черевиченко, генерал—лейтенанта Казанкина, генерал—лейтенанта Глазунова, генерал—лейтенанта Рыжова, генерал—лейтенанта Жеребина, генерал—лейтенанта Рослого, генерал—лейтенанта Терешкова, генерал—лейтенанта Андреева, генерал—майора Букштыновича, генерал—майора Белявского, генерал—майора Кущева, генерал—майора Баринова, генерал—майора Переверткина, генерал—майора Рогачевского, генерал—майора Батицкого, генерал—майора Шварева, генерал—майора Фирсова, генерал—майора артиллерии Хетагурова, генерал—майора Шатилова, генерал—майора Шафаренко, генерал—майора Смирнова, генерал—майора Козина, генерал—майора Карапетяна, генерал—майора Красильникова, генерал—майора Шугаева, генерал—майора Зализюка, генерал—майора Станкевского, генерал—майора Панкова, генерал—майора Глебова, генерал—майора Баканова, генерал—майора Дуки, генерал—майора Серюгина, генерал—майора Гаспаряна, генерал—майора Соколова, генерал—майора Дорофеева, генерал—майора Сызранова, генерал—майора Галая, генерал—майора Шкрылева, генерал—майора Сафаряна, генерал—майора Выдригана, генерал—майора Бевзюка, генерал—майора Мышкина, генерал—майора Корчикова, генерал—майора Турчинского, генерал—майора Вехина, полковника Антонова, полковника Иванова, полковника Гервасиева, полковника Соловьева, полковника Шишкова, генерал—майора Фомиченко, полковника Смолина, полковника Воробьева, полковника Марченко, полковника Негоды, полковника Асафова, полковника Шацкого, полковника Рыбалки; танкисты генерал—полковника танковых войск Богданова, генерал—полковника танковых войск Катукова, генерал—полковника Рыбалко, генерал—полковника Лелюшенко, генерал—полковника танковых войск Новикова, генерал—лейтенанта танковых войск Орла, генерал—лейтенанта Радзиевского, генерал—лейтенанта танковых войск Кривошеина, генерал—лейтенанта танковых войск Сухова, генерал—лейтенанта танковых войск Белова, генерал—лейтенанта Шалина, генерал—майора танковых войск Бахметьева, генерал—майора танковых войск Упмана, генерал—майора танковых войск Салминова, генерал—майора танковых войск Стогния, генерал—майора Дремова, генерал—лейтенанта танковых войск Кириченко, генерал—майора танковых войск Ющука, генерал—майора танковых войск Митрофанова, генерал—майора танковых войск Вайнруба, генерал—майора танковых войск Анисимова, полковника Николаева, полковника Бабаджаняна; артиллеристы генерал—полковника артиллерии Казакова, генерал—полковника артиллерии Варенцова, генерал—лейтенанта артиллерии Шамшина, генерал—лейтенанта артиллерии Пожарского, генерал—лейтенанта артиллерии Игнатова, генерал—лейтенанта артиллерии Рожановича, генерал—лейтенанта артиллерии Кожухова, генерал—майора артиллерии Морозова, генерал—майора артиллерии Косенко, генерал—майора артиллерии Пласкова, генерал—майора артиллерии Фролова, генерал—майора артиллерии Лихачева, генерал—майора артиллерии Снегурова, генерал—майора артиллерии Лебедовского, генерал—майора артиллерии Кознова, генерал—майора артиллерии Брюханова, генерал—майора артиллерии Шлепина, генерал—майора артиллерии Богдана, генерал—майора артиллерии Середина, генерал—майора артиллерии Каменского, генерал—майора артиллерии Полосухина, генерал—майора артиллерии Петропавловского, генерал—майора артиллерии Никольского, генерал—майора артиллерии Ментюкова, генерал—майора артиллерии Добринского, генерал—майора артиллерии Краснокутского, полковника Фанталова, полковника Пасько, полковника Корчагина, полковника Оверченко, полковника Любимова; корабли и части Краснознаменной Днепровской флотилии контр—адмирала Григорьева, капитана 1 ранга Лялько; летчики главного маршала авиации Новикова, главного маршала авиации Голованова, генерал—полковника авиации Руденко, генерал—полковника авиации Красовского, генерал—лейтенанта авиации Савицкого, генерал—лейтенанта авиации Белецкого, генерал—лейтенанта авиации Тупикова, генерал—лейтенанта авиации Логинова, генерал—лейтенанта авиации Счетчикова, генерал—лейтенанта авиации Нестерцева, генерал—лейтенанта авиации Рязанова, генерал—лейтенанта авиации Утина, генерал—майора авиации Токарева, генерал—майора авиации Крупского, генерал—майора авиации Каравацкого, генерал—майора авиации Скока, генерал—майора авиации Сиднева, генерал—майора авиации Дзусова, генерал—майора авиации Слюсарева, генерал—майора авиации Забалуева, генерал—майора авиации Архангельского, полковника Никишина, полковника Сталина, полковника Покрышкина, генерал—майора авиации Комарова, полковника Александровича; саперы генерал—полковника инженерных войск Прошлякова, генерал—полковника инженерных войск Галицкого, генерал—майора инженерных войск Марьина, генерал—майора инженерных войск Ткаченко, генерал—майора инженерных войск Фурсы, генерал—майора инженерных войск Харчевина, генерал—майора инженерных войск Жирова, полковника Вельского, полковника Каменчука, полковника Полуэктова; связисты генерал—лейтенанта войск связи Максименко, генерал—лейтенанта войск связи Булычева, генерал—майора войск связи Акимова, полковника Черкасова, полковника Фалина, полковника Смолия, полковника Захарова, полковника Плоткина, полковника Борисова, полковника Остренко, подполковника государственной безопасности Вакиша, подполковника государственной безопасности Гриб.

В ознаменование одержанной победы соединения и части, наиболее отличившиеся в боях за овладение Берлином, представить к присвоению наименования «Берлинских» и к награждению орденами.

Сегодня, 2 мая, в 23 часа 30 минут в честь исторического события — взятия Берлина советскими войсками — столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам 1–го Белорусского и 1–го Украинского фронтов двадцатью четырьмя артиллерийскими залпами из трехсот двадцати четырех орудий.

За отличные боевые действия объявляю благодарность войскам 1–го Белорусского и 1–го Украинского фронтов, участвовавшим в боях за овладение Берлином.

Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!

Смерть немецким захватчикам!

Верховный Главнокомандующий

Маршал Советского Союза И. СТАЛИН

2 мая 1945 года. № 359

Сведения корпуса и соединений о списочной численности личного состава, боевой работе командиров корпуса, дивизий, полков, списки безвозвратных потерь личного состава (Том I)

Л.46 Сведения летной и боевой работы командования авиационного корпуса, командиров и заместителей командиров авиационных дивизий и авиационных полков 1–го Гвардейского истребительного Минского корпуса за январь 1945 г.

Начальник ОК 1 Гвардейского истребительного авиационного Минского Корпуса Гвардии подполковник Бегин.

Л.86. Объяснительная записка к ф. № 6 — «О списочной численности личного состава частей 1 Гвардейского истребительного авиационного Минского корпуса»

По состоянию на 1.3.45 г.

За истекший месяц произошли следующие изменения:

По летному составу

Убыло: 1. К новому месту службы гвардии полковник СТАЛИН…

Начальник ОК 1 Гвардейского истребительного авиационного Минского Корпуса Гвардии подполковник Бегин

Ф. 1 ГвИАК Оп. 1 Д.64. Л.46, 86

Архив 1–го Гвардейского истребительного

авиационного Минского корпуса

УГОЛОВНЫЙ КОДЕКС РСФСР[2]

ОСОБЕННАЯ ЧАСТЬ

Глава первая

Преступления государственные

1. Контрреволюционные преступления

58–1. Контрреволюционным признается всякое действие, направленное к свержению, подрыву или ослаблению власти рабоче—крестьянских советов и избранных ими, на основании Конституции Союза ССР и конституций союзных республик, рабоче—крестьянских правительств Союза ССР, союзных и автономных республик или к подрыву или ослаблению внешней безопасности Союза ССР и основных хозяйственных, политических и национальных завоеваний пролетарской революции. В силу международной солидарности интересов всех трудящихся такие же действия признаются контрреволюционными и тогда, когда они направлены на всякое другое государство трудящихся, хотя бы и не входящее в Союз ССР. [6 июня 1927 г. (СУ № 49, ст.330)].

58–1а. Измена Родине, т. е. действия, совершенные гражданами Союза ССР в ущерб военной мощи Союза ССР, его государственной независимости или неприкосновенности его территории, как—то: шпионаж, выдача военной или государственной тайны, переход на сторону врага, бегство или перелет за границу, караются высшей мерой уголовного наказания — расстрелом с конфискацией всего имущества, а при смягчающих обстоятельствах — лишением свободы на срок 10 лет с конфискацией всего имущества. [20 июля 1934 г. (СУ № 30, ст.173)].

58–1б. Те же преступления, совершенные военнослужащими, караются высшей мерой уголовного наказания — расстрелом с конфискацией всего имущества. [20 июля 1934 г. (СУ № 30, ст.173)].

58–1 в. В случае побега или перелета за границу военнослужащего совершеннолетние члены его семьи, если они чем—либо способствовали готовящейся или совершенной измене, или хотя бы знали о ней, но не довели об этом до сведения властей, караются — лишением свободы на срок от 5 до 10 лет с конфискацией всего имущества. Остальные совершеннолетние члены семьи изменника, совместно с ним проживавшие или находившиеся на его иждивении к моменту совершения преступления, подлежат лишению избирательных прав и ссылке в отдаленные районы Сибири на 5 лет. [20 июля 1934 г. (СУ № 30, ст.173)].

58–1 г. Недонесение со стороны военнослужащего о готовящейся или совершенной измене влечет за собой лишение свободы на 10 лет. Недонесение со стороны остальных граждан (не военнослужащих) преследуется согласно ст.58–12. [20 июля 1934 г. (СУ № 30, ст.173)].

58–2. Вооруженное восстание или вторжение в контрреволюционных целях на советскую территорию вооруженных банд, захват власти в центре или на местах в тех же целях и, в частности, с целью насильственного отторгнуть от Союза ССР и отдельной союзной республики какую—либо часть ее территории или расторгнуть заключенные Союзом ССР с иностранными государствами договоры влекут за собой — высшую меру социальной защиты — расстрел или объявление врагом трудящихся с конфискацией имущества и с лишением гражданства союзной республики и, тем самым, гражданства Союза ССР и изгнание из пределов Союза ССР навсегда, с допущением при смягчающих обстоятельствах понижения до лишения свободы на срок не ниже трех лет, с конфискацией всего или части имущества. [6 июня 1927 г. (СУ № 49, ст.330)].

58–3. Сношения в контрреволюционных целях с иностранным государством или отдельными его представителями, а равно способствование каким бы то ни было способом иностранному государству, находящемуся с Союзом ССР в состоянии войны или ведущему с ним борьбу путем интервенции или блокады, влекут за собой — меры социальной защиты, указанные в ст.58–2 настоящего кодекса. [6 июня 1927 г. (СУ № 49, ст.330)].

58–4. Оказание каким бы то ни было способом помощи той части международной буржуазии, которая, не признавая равноправия коммунистической системы, приходящей на смену капиталистической системе, стремится к ее свержению, а равно находящимся под влиянием или непосредственно организованным этой буржуазией общественным группам и организациям в осуществлении враждебной против Союза ССР деятельности, влечет за собой — лишение свободы на срок не ниже трех лет с конфискацией всего или части имущества, с повышением, при особо отягчающих обстоятельствах, вплоть до высшей меры социальной защиты — расстрела или объявления врагом трудящихся, с лишением гражданства союзной республики и, тем самым, гражданства Союза ССР и изгнанием из пределов Союза ССР навсегда, с конфискацией имущества. [6 июня 1927 г. (СУ № 49, ст. 330)].

58–5. Склонение иностранного государства или каких—либо в нем общественных групп, путем сношения с их представителями, использованием фальшивых документов или иными средствами, к объявлению войны, вооруженному вмешательству в дела Союза ССР или иным неприязненным действиям, в частности: к блокаде, к захвату государственного имущества Союза ССР или союзных республик, разрыву дипломатических сношений, разрыву заключенных с Союзом ССР договоров и т. п., влечет за собой — меры социальной защиты, указанные в ст.58–2 настоящего кодекса. [6 июня 1927 г. (СУ № 49, ст. 330)].

58–6. Шпионаж, т. е. передача, похищение или собирание с целью передачи сведений, являющихся по своему содержанию специально охраняемой государственной тайной, иностранным государствам, контрреволюционным организациям или частным лицам, влечет за собой — лишение свободы на срок не ниже трех лет, с конфискацией всего или части имущества, а в тех случаях, когда шпионаж вызвал или мог вызвать особо тяжелые последствия для интересов Союза ССР, высшую меру социальной защиты — расстрел или объявление врагом трудящихся с лишением гражданства союзных республик и, тем самым, гражданства Союза ССР и изгнанием из пределов Союза ССР навсегда с конфискацией имущества. Передача, похищение или собирание с целью передачи экономических сведений, не составляющих по своему содержанию специально охраняемой государственной тайны, но не подлежащих оглашению по прямому запрещению закона или распоряжению руководителей ведомств, учреждений и предприятий, за вознаграждение или безвозмездно организациям и лицам, указанным выше, влекут за собой — лишение свободы на срок до трех лет. [6 июня 1927 г. (СУ № 49, ст.330)].

Примечание 1. Специально охраняемой государственной тайной считаются сведения, перечисленные в особом перечне, утверждаемом Советом народных комиссаров Союза ССР по согласованию с советами народных комиссаров союзных республик и опубликовываемом во всеобщее сведение. [6 июня 1927 г. (СУ № 49, ст.330)].

Примечание 2. В отношении шпионажа лиц, упомянутых в ст.193–1 настоящего Кодекса4, сохраняет силу ст.193–24 того же Кодекса. [9 января 1928 г. (СУ № 12, ст.108)].

58–7. Подрыв государственной промышленности, транспорта, торговли, денежного обращения или кредитной системы, а равно кооперации, совершенный в контрреволюционных целях путем соответствующего использования государственных учреждений и предприятий, или противодействие их нормальной деятельности, а равно использование государственных учреждений и предприятий или противодействие их деятельности, совершаемое в интересах бывших собственников или заинтересованных капиталистических организаций, влекут за собой — меры социальной защиты, указанные в ст.58–2 настоящего кодекса. [6 июня 1927 г. (СУ № 49, ст.330)].

58–8. Совершение террористических актов, направленных против представителей советской власти или деятелей революционных рабочих и крестьянских организаций, и участие в выполнении таких актов, хотя бы и лицами, не принадлежащими к контрреволюционной организации влекут за собой — меры социальной защиты, указанные в ст.58–2 настоящего кодекса. [6 июня 1927 г. (СУ № 49, ст.330)].

58–9. Разрушение или повреждение с контрреволюционной целью взрывом, поджогом или другими способами железнодорожных или иных путей и средств сообщения, средств народной связи, водопровода, общественных складов и иных сооружений или государственного и общественного имущества, влечет за собой — меры социальной защиты, указанные в ст.58–2 настоящего кодекса. [6 июня 1927 г. (СУ № 49, ст.330)].

58–10. Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений (ст. ст.58–2 — 58–9 настоящего Кодекса), а равно распространение или изготовление или хранение литературы того же содержания влекут за собой — лишение свободы на срок не ниже шести месяцев. Те же действия при массовых волнениях или с использованием религиозных или национальных предрассудков масс, или в военной обстановке, или в местностях, объявленных на военном положении, влекут за собой — меры социальной защиты, указанные в ст.58–2 настоящего кодекса. [6 июня 1927 г. (СУ № 49, ст.330)].

58–11. Всякого рода организационная деятельность, направленная к подготовке или совершению предусмотренных в настоящей главе преступлений, а равно участие в организации образованной для подготовки или совершения одного из преступлений, предусмотренных настоящей главой, влекут за собой — меры социальной защиты, указанные в соответствующих статьях настоящей главы. [6 июня 1927 г. (СУ № 49, ст.330)].

58–12. Недонесение о достоверно известном, готовящемся или совершенном контрреволюционном преступлении влечет за собой — лишение свободы на срок не ниже шести месяцев [6 июня 1927 г. (СУ № 49, ст.330)].

58–13. Активные действия или активная борьба против рабочего класса и революционного движения, проявленные на ответственной или секретной (агентура) должности при царском строе или у контрреволюционных правительств в период гражданской войны, влекут за собой — меры социальной защиты, указанные в ст.58–2 настоящего кодекса. [6 июня 1927 г. (СУ № 49, ст.330)].

58–14. Контрреволюционный саботаж, т. е. сознательное неисполнение кем—либо определенных обязанностей или умышленно небрежное их исполнение со специальной целью ослабления власти правительства и деятельности государственного аппарата, влечет за собой — лишение свободы на срок не ниже одного года, с конфискацией всего или части имущества, с повышением, при особо отягчающих обстоятельствах, вплоть до высшей меры социальной защиты — расстрела, с конфискацией имущества. [6 июня 1937 г. (СУ № 49, ст. 330)].

«Известия», 7.03.53 г.

«Правда», 13.01.53 г.

(Тринадцатый — чертовски нужный НИИ // Армейский сборник. — http://www.aviaport.ru/news/2003/04/30/50796.html

100 великих загадок XX века, глава «Кто и за что убил Василия Сталина» — http://www.skachal.com/100–velikih—zagadok—XX—veka/ kto—i—za—chto—ubil—vasiliya—stalina/

http://feodorit.msk.ru/f_rusin.htm

http://www.kolohouse.ru/ modules.php?name=News&file=article&sid=53

Tokaev G.A. Stalin Means War. London, 1951.

Авторханов А. Загадки смерти Сталина. — М., 1995.

Акопян Г. «Тыл и фронт были едины, а сейчас нас разъединили…» // Забайкальский рабочий, № 28 (24233). — http://russianstory.com/newsp_txt.jsp?iid=000n20050226000028

Александр Скороход, «В бой идут одни старики» — вымысел и реальность // Гривна № 32(500), 08 мая 2004 г.

Александров Н. Книжечки // Радиостанция «Эхо Москвы». — 10 декабря 2003 г. — http://echo.msk.ru/programs/books/5283/index.phtml

Александров Н. Трагическая ошибка Василия Сталина: «Дело было на ЗИЛе…» — http://www.autonet.ru/localnews /index.asp/page/4/newID/216.html

Аллилуева С. Двадцать писем к другу. — М., 1990.

Базунов Б.А. Спорт ХХ век. Хроника отечественного и мирового спорта // Советский спорт, 2001 г.

Бакланов Ю. Как Нина Короткова Сталина посадила // Сельская жизнь, № 34–35 (23052–53), 5 мая 2005 г.

Балаян Л.А. Сталин и Хрущев. — http://www.stalin.su/book.php?bid=1 стр. 152

Балаян Л.А. Сталин. — http://www.stalin.su/book.php?bid=2

Батуева Е. Охранник Сталина // Караван РОС. — 1999. — 3 ноября. — http://stockmail.ru/pki/articles/p—stalin1999.pdf

Безиргани Г. Арестант Владимирского централа // Вечерний Тбилиси. — 1–2 августа 2002 г. — № 88. — http://www.sukhoi.ru/forum/archive/index.php/t–10625.html

Белоусова Т. Ремесло окаянное. Владимирский централ как зеркало российской жизни // Совершенно секретно, апрель 2003 г.

Берия С.Л. Мой отец — Лаврентий Берия. — М.: Современник, 1994.

Божьева О. Первым делом мы угробим вертолеты // Московский комсомолец. — http://www.army.lv/?s=100&id=3802

Боровик А. Просто Светлана // Совершенно секретно. — Июнь 1998 г. — № 6.

Бронштейн Б. Сын отца народов // Новая газета. — 25 марта 2002 г. — № 21.

Василий Сталин. Падение // Программа «Кремль, 9», эфир 27.08.2003 г. — http://www.tv—ostankino. ru/material/Material_408_42.htm стр. 94

Василий, сын «вождя всех времен и народов» — http://jzl2.narod.ru/Stalin.htm стр. 103

Вейгман С. Звезда ВВС // Столичные новости. — 18–24 марта 2003 г. — № 10 (255).

Велехов Л. Кремлевские принцессы // Совершенно секретно. — Август 2006 г. — № 8.

Виталий Попков, интервью Анатолию Докучаеву // Учительская газета № 19 (9944) от 6 мая 2003

Вуколов Н. Врач—десантник // Молодежь Эстонии. 9 мая 2003. — http://www.moles.ee/03/May/09/16–1.php

Г. А. Савельев. Василий Сталин на «Московском море».

Гаев Ю. «Курсанту военного училища Василию Сталину первый завтрак приносили в комнату, а второй — на летное поле» // Факты (Запорожье). — http://arttour.com.ua/news/25–06–2005–00–00–00/ KURSANTU_V.html

Гладышев Н. Лобовая атака. // Богородские вести. — 15 апреля 2003 г. — № 41. — http://www.mosoblpress.ru/bogorodsk/show.shtml?d_id=2099

Глушик Е. Артем Сергеев: Вспоминаю Сталина // Сборник статей газеты «Завтра». — http://stalinism.ru/alive/artem.html

Голышак Ю. Александр Прохоров. Военный билет с записью «футболист». — http://www.kanonir.com/istoria.htm

Гольденберг М. «Мой отец, безусловно, был ответственен за политическую обстановку в стране». Интервью с Серго Микояном. — http://www.vestnik.com/issues/97/0610/koi/mikoyan.htm

Гороховский А. «Во время войны Леонид Утесов подарил летчикам легендарной поющей эскадрильи 41 пластинку с блатными одесскими песнями и… два боевых самолета» // Факты и комментарии. — 15 марта 2002 г.

Горяинов Н. Записки фронтовика // Михайловские вести, № 8, февраль 2002 г. — http://mihvesty.euro.ru/html/8_22feb02.html

Грибанов С. Васька хотел выдвинуться // Дуэль. — 14 июня 1998 г. — № 14. — http://avn.thelook.ru/ARXIV/GAZETA/ DUEL1996.HTM/1998/14/14_6_1.html

Грибанов С. Заложники времени. — http://airaces.narod.ru/all6/stalin_9.htm

Грибанов С. К 80–летию со дня рождения В.И. Сталина // Дуэль. — 5 марта 2001 г. — № 10. — http://avn.thelook.ru/ARXIV/GAZETA/DUEL/2001/10/10_6_2.h tml

Грибанов С. Хроника времен Василия Сталина. — М., 1999.

Гриднева М. Закрытое дело Флигера // Московский комсомолец. — 8 апреля 2003 г. — http://www.mk.ru/numbers/273/article8976.htm

Гуреу Л. «Шел мальчишке в ту пору восемнадцатый год…» // Тюменская область сегодня. — 11 сентября 2003 г.

Гусев Д. Настоящий человек // Советская Белоруссия. — 19 мая 2001 г. — № 135 (21132).

Добрюха Н. Злой рок Василия Сталина // Аргументы и факты. — № 1279. — www.aif/ru/online/aif/1279/12_01

Добрюха Н. Мой позывной — «Маэстро» // Аргументы и факты. — 23 февраля 2005 г. — № 08(1269).

Докучаев А. Алексей Маресьев: «Я не из легенды…» // Братишка. — Октябрь 2003 г.

Сайт «Уголок неба». Долгушин С.Ф. — http://www.airwar.ru/history/aces/ace2ww/pilots/dolgushin.html

Дочь Сталина свое 80–летие встретила в доме престарелых. — http://relax.mignews.com.ua/articles_print/198618.html

Драбкин А. Я дрался на Ил–2. — М.: «Яуза», 2005.

Драбкин А. Я дрался на истребителе. Принявшие первый удар. 1941–1942. — М.: Яуза, Эксмо, 2006.

Драбкин А. Я дрался с асами люфтваффе. На смену павшим. 1943–1945. — М.: Яуза, Эксмо, 2006.

Егорова—Тимофеева А.А. «Я Береза, как слышите меня». — http://www. russiantext.com/russian_library/memo/russian/egorova/04.html

Емельяненко В. Ил–2 атакует. — М.: Эксмо, 2006.

Ефимов Б., Фрадкин В. Роман Кармен. О временах и людях. — http://1001.vdv.ru/books/efimov/?page=021

Жихарев В. Невестки Сталина. — http://www.voronezh.ru/inform/news/2006/33988348.html

Запорожец В., Рябков Л. Молдавский летчик был личным штурманом Василия Сталина // Комсомольская правда в Молдове. — 28 апреля 2005 г.

Интервью с Галиной Владиславовной Малюченко // Просторы России. — 23 июля 2005 г. — № 29.

Исаев С. Страницы истории 32–го гвардейского Виленского орденов Ленина и Кутузова III—ей степени истребительного авиационного полка. — http://www.mgimo–1984. narod.ru/001.html

Ишенин М. Со Сталиным и Маресьевым воевал в одной эскадрилье и дивизии наш земляк Петр Пивкин // Город мой. — 2002. — № 14. — http://otvaga2004.narod.ru/Otvaga/wars1/wars_47.htm

Каманин Н.П. Скрытый космос (в 4–х кн.). — М.: Инфортекст—ИФ, 1995–97.

Кардин В. Весна на Одере и осень на Москве—реке // Лехаим. — Июнь 2004 г. — № 6(146).

Каснерик М. Настоящий полковник «катал» на самолете жену Василия Сталина // Комсомольская правда в Белоруссии. — 19 мая 2006 г.

Катаева Н. Званый гость. Ас с позывным «Маэстро» // Сайт памяти Леонида Быкова «В бой идут одни старики».

Китаев—Смык Л.А. Пьяницы: пить или не пить? // Интеллигент. — 5 февраля 2001 г. — № 77–4347. — INTELLIGENT.ru

Колесник А. Хроника жизни семьи Сталина. — Харьков: СП «Интербук», 1990.

Корр. ИТАР—ТАСС Шикур Шабаев 27.06.2005 18:3 °CАРАНСК, стр. 147

Кортенски Г. «Я был шофером Василия Сталина», стр.53

Крамаренко С.М. Против «мессеров» и «сейбров». В небе двух войн. — М.: Яуза, Эксмо, 2006.

Крылов Л., Тепсуркаев Ю. Лучший ас Корейской войны. — http://aviagal.narod.ru/text/pepel/pepel.html

Крылов Л., Тепсуркаев Ю. Правительственная командировка // Авиамастер. — 1997. — № 3.

Кувалдин Ю. Александр Бурдонский: меня миновала судьба царского ребенка // Наша улица. 2004. — № 3. — http://nashaulitsa.narod.ru/Burdonskiy.htm стр. 73

Кудрявов Б. Эдуард Хруцкий: Сын Сталина постоянно глушил водку и ездил на карнавальном «хорьхе» // Комсомольская правда. — 5 марта 2003 г.

Кузнецкий В. За победу // Волжская Коммуна. — 7 мая 2005 г. — № 83.

Кукк В. Душа в плену моих желаний (психология зависимостей). — http://www.medlinks.ru/article.php?sid=13305

Кукк В. Душа в плену моих желаний (психология зависимостей). — http://sanaris.com.ua/experts_and_services/info/specialist/psihoter apevt/2005/08/16/dusha_v_plenu_moih_z_1510.html

Куликов А. Не стучите — дверь открыта // Труд Беларусь. — 15 мая 2003 г. — № 87.

Куманев Г.А. Рядом со Сталиным: откровенные свидетельства. Встречи, беседы, интервью, документы. — М. 1999

Лебедев В. Сыновья генералиссимуса. Размышления по случаю 9 мая. — http://www.lebed.com/1999/art943.htm

Лебедева О. Личный шофер Сталина // Сегодня. — 26 мая 1999 г. — № 350.

Лобков Д. Внук Сталина Александр Бурдонский: 8 лет не видел маму — отец не разрешал. — http://masterstudio.narod.ru/bucher/stalin/teil1/vnuk.htm

Лялинская В. Сын за отца // Русская Германия. — 03.05–09.05 2004 г. — № 18.

Майя Валеева. «Эхо» — независимая газета, 1992. Израиль.

Манцуров Ю. Сталин — сын Сталина. — http://www.kacha.ru/php/museum_text.php?id=27

Медведев Р. Первое дело Андропова // Совершенно секретно. — Июль 1998 г. — № 7.

Микоян С.А. Мы — дети войны. Воспоминания военного летчика—испытателя. — М.: Яуза, Эксмо, 2006.

Михейченко А. Расписался на Рейхстаге // Металлург. — 5 мая 2005 г. — № 18.

Морозов А. Советские и немецкие асы. Как немецкие «короли неба» стали королями без королевства // Русская цивилизация. — 24 января 2005 г. — http://rustrana.ru/article.php?nid=5428

Мухин Ю. Дерьмомёт Залесского // Дуэль. — 27 апреля 2004 г. — № 17–18 (366).

Мухин Ю. Сын // Дуэль. — 27 апреля 2004 г. — № 17–18 (366).

Мухин Ю.И. Асы и пропаганда. Дутые победы Люфтваффе. — М.: Яуза, Эксмо, 2004.

Мысли о боевой авиации в Отечественной войне // Равен. — 25 ноября 2001 г. — № 247. — http://www.lebed.com/2001/art2736.htm

Нечаев В. Внучка Сталина о «белых пятнах» в истории своей семьи // Аргументы и факты. — 3 ноября 1999 г. — № 44. — http://vlastitel.com.ru/stalin/itog/gal.html.

Новиков А. Механик Сталина // Советская Белоруссия. — 11 мая 2004 г. — № 85 (21995). — http://www.sb.by/article.php?articleID=36236

Орлов Д. Сталин вызвал Сталина. Из книги «Исповедь перед казнью» // Родная газета. — 3 марта 2006 г. — № 144.

Остался жив по приказу Василия Сталина. Интервью с Виктором Шуваловым // Алтайская правда. — 7 февраля 2003 г. — № 34–36 (24287–24289).

Пахомов В. Футбол Сталину вышел боком // Труд. — 25 января 2000 г. — № 013.

Пепеляев Е. «Миги» против «сейбров». — М.: Яуза, Эксмо, 2005.

Первым автомобилем Василия Сталина был «Мерседес», который Гитлер подарил его отцу после подписания пакта 1939 года // Факты. — 15 июня 2001 г. — http://www.zetacentr.ru/article491.html

Поздняков Н. Командир штрафников // Совершенно секретно. — Июнь 2001 г. — № 6.

Полонская О. «Но, увы, я просто дама…» // Московские новости. — 2002. — № 9.

Пономарев В.П. Фронтовые сто грамм. Рассказ о жизни 451 ШАП. — http://www.airforce.ru/staff/tales/tales_6.htm

Поплавская О. Кортик от Василия Сталина // Неделя города Волжский. — 12 мая 2005 г. — № 19.

Последняя любовь Василия Сталина // Очная ставка. — 2001. — http://hronograf.narod.ru/05/love.htm

Пуртова Н. Правда и вымысел о поющей эскадрилье // Версия. — 2004. — № 23. — http://old.versiasovsek.ru/2004/23/common/8393.html

Пшеничная В. Как я писала письма И.В. Сталину // Орловская правда. — 2005. — 5 мая. — http://orp.orel.ru/comment.php?comment.news.comment.940 стр. 136

Решетников В. 307 боевых вылетов. — М.: Эксмо, 2006.

Рогожанская Э. Другие люди. Владимирский централ и его узники // 19.10.2000. г. Владимир, ИД «Провинция», http://www.province.ru/ стр. 96

Румянцев Н. Взлетал, чтобы победить // Трудовая новь. — 31 июля 2004 г. — № 93.

Рыбас Е. Дети вождей несут свой крест // Новейшая история. — 2001. — № 3.

Рыбина Г. Горький видел в нем поэта. // Красная звезда. — 30 марта 2002 г.

Рыков С. Василий младший: сын отца народов. Интервью с Капитолиной Васильевой. — http://www.tam.ru/sezik/vasya.html

Садков П. Симонян мог позволить себе отказать Сталину // Спорт. — 8 октября 2001 г.

Сайт «ВОД „Боевое братство“ стр.7

Сайт «Молодая Русь». — http://www.molrus.ru/forum/lofiversion/index.php/t1442.html

Сайт «Русские летчики—асы 1914–1953 гг.» — http://airaces.narod.ru

Сайт Качинского высшего военного авиационного училища летчиков, Василий Сталин в Сталинградской битве — http://kacha.ru/php/museum_text.php?id=27

Сайт Качинского высшего военного авиационного училища летчиков. Сведения о налёте В.Сталина — http://kacha.ru/php/museum_text.php?id=28

Сайт ХК Химик. — http://www.khimik.ru/pressa.html?id=98.

Самоделова С. Культ без личности // Московский комсомолец. — 21 марта 2003 г.

Самойлов В. Перчатки для уверенных в себе // Минский курьер. — 26 февраля 2005 г. — № 558.

Севастьянова А. Четырнадцать тысяч часов без земных впечатлений // Гвардия России. — Июнь 2003 г. — № 5 (10). — http://www.rsva.ru/rus_guard/2003–06/prokopenko.shtml

Семенов А. Война сквозь призму объектива // Наше кино. — 2005. — № 2(10).

Семенова Т. Он знал Василия Сталина // Новые рубежи. — 22 июня 2005 г. — № 45. — http://www.mosoblpress.ru/odincovo/show.shtml?d_id=5582

Сергеев А. О друге незабвенном. К 85–летию со дня рождения В.И.Сталина. // Завтра. — 21 марта 2006 г. — № 12 (644).

Сергей Щурко. Газета «Спорт Экспресс» Интервью с Еленой Бобровой. стр. 141.

Сигида А. Василий Сталин пока виновен. Независимая газета. 1999. — 15 октября. — http://www.ng.ru/events/1999–10–15/ stalin.html

Служим Отечеству. Информационная газета военного комиссариата Курганской области. — 27 февраля 2003 г. — № 4 (56). — http://www.patriot.kurgan.ru/prepod/gazeta/arhiv/gaz_pdf/56_020 3.pdf

Смыслов О.С. Василий Сталин. Заложник имени. — М.: Вече, 2003.

Соколов Б.В. Василий Сталин. — Смоленск: Русич, 2000.

Солдатенко Б. Как Сталину трудодни засчитывали // Аргументы и факты. — 31 января 2001 г. — № 5 (1058).

Сорокин Э. Чужой в семье Сталина // Российская газета. — 6 декабря 2002 г. — http://www.rg.ru/Anons/arc_2002/1206/4.shtm

Список Героев Советского Союза. — http://www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=348)

Сайт «Уголок неба». Сталин В.И. — http://www.airwar.ru/history/aces/ace2ww/pilots/stalin.html

Сталин: в воспоминаниях современников и документах эпохи // Сост. М. Лобанов. М.: Новая книга, 1995.

Сухомлинов А. За что сгноили сына Отца народов // Совершенно секретно. — Июнь 1998 г. — № 6. — http://sovsekretno.ru/1998/06/6.html

Бошкин Т. Из Хроники российской авиации. XX век. (Фрагмент книги) — http://prstr.narod.ru/texts/num0505/bosh0505.htm

Торчинов В.А., Леонтюк А.М. Вокруг Сталина. Историко—биографический справочник. — Санкт—Петербург, 2000.

Торшина Л. Горе от любви полковника Дружинина // Молодежь Эстонии. — 26 сентября 2000 г. — http://www.moles.ee/00/Sep/26/index.html

Тяглов В. Последний из «могикан» // Моя информационная газета. — 8 мая 2002 г.

Уколов И. От Сталинграда до Берлина. — http://p—pushkino. narod.ru/rub/memory/page2.htm

Успенский В. Тайный советник вождя. — http://www.rednews.ru/article.phtml? group=37&y=2003&m=03&d=04&id=1743&print=1

Федосов А. Спасибо Василию Сталину. // Труд. — 16 декабря 2003 г. — № 232.

Форум — www_il2sword_ru =M= УАГ МЕЧ при 427 ИАП — Б_В_ Веселовский. htm

Хохлов А. Настоящий человек после войны // Новые известия. — 18 мая 2004 г.

Чистяков В. Под самым прекрасным флагом. — М.:, «Русская панорама», 2004. — http://www.russia—hc. ru/rus/history/slava/flag/flag31.cfm

Чуев Ф. Живой Сталин. Воспоминания современников. — http://www.rustrana.ru/

Чуев Ф. Памятник при жизни // Аргументы и факты. — 5 мая 1997 г. — № 18(179).

Чуев Феликс. Солдаты империи. Беседы. Воспоминания. Документы. — М., 1998.

Шарков В.В. Воздушные парады: воспоминания «технаря». — http://www.airforce.ru/history/parade/

Шепилов Д.Т. Страна плакала. Радовались Берия и Хрущев // Совершенно секретно. — Март 1998 г. — № 3.

Шуневич В. «Прежде чем познакомиться с будущей женой, Алексей Маресьев попросил приятеля — начальника отдела кадров — вызвать девушку к себе на беседу» // Факты. — 17 мая 2002 г.

Интервью с Щербаковым А. А. // Авиация и космонавтика, № 9, 1999 г. стр. 64

Щербаков А. Как советские прокуроры прославили немецкого аса. // Новое Военное Обозрение. — 2001. — № 17.

Щербаков А.А. Летчики, самолеты, испытания. — М.:, 1998.

Юрасов Ю. Вертолетчики Миля // Серпуховские новости. — 4 октября 2001 г. — № 125.

Я не предполагала, что война оставила такой след в моей семье. — http://schools.keldysh.ru/sch1275/VOV/kozlova1.html

Язвинский С.Г. — http://wwii—soldat. narod.ru/200/ARTICLES/BIO/yazvinsky_sg.htm

Сайт «Авиаторы—Герои Советского Союза» — http://www.geroi.apifarm.ru

Каюс Беккер. Люфтваффе: рабочая высота 4000 м.

Кортенски Г. «Я был шофером Василия Сталина».

http://lapilgrim.narod.ru/text/abuse.html

Сайт «ВВС России» Сто советских асов. — http://www.airforce.ru/index.htm

Сайт «Уголок неба» Семёнов А.Ф. — http://www.airwar.ru/spane/file13_18.html

В. Зайцев. Смертельный штопор Василия Сталина. // «Уральский рабочий» 30 сентября 1999 г. — http://ur.etel.ru/ur/248580303.asp

Сайт «Русская сила». Василий Иосифович Сталин. — http://legion.wplus.net/index_r.html

Сайт «Лента. ру» — http://pda.lenta.ru/russia/1999/09/30/stalin/

Сайт «Русские асы» — http://aces.boom.ru/index.html

Тимофеев А.В. «Покрышкин» — http://avia.lib.ru/bibl/1043/title.html

Аделаида Сигида. Василий Сталин пока виновен // Независимая газета от 15.10.1999 — http://www.ng.ru/events/1999–10–15/stalin.html

Рафаэль Миргазизов. Загадочная смерть Василия Сталина // Республика Татарстан № 213–214 от 25 октября 2001

Дина Лебедева. Таинственный узник централа // Хронометр (Владимир) № 50(326) от 14–12–2005

Павел Шабанов. Слепому требуется сопровождающий // Русский Север от 27 апреля 2005 г

Анатолий Докучаев. Рейтинг асов // Независимая газета от 27 апреля 2001

Уголовный кодекс РСФСР. С изменениями на 1 июля 1938 г. М.: Юридическое издательство НКЮ СССР, 1938

Н. Румянцев. Взлетал, чтобы победить // Трудовая новь № 93 от 31 июля 2004 года

Сайт «www.army.lv». Як–3. — http://www.army.lv/?s=308

Примечания:

2

Текст 58–й статьи приводится по Уголовному кодексу РСФСР. С изменениями на 1 июля 1938 г. М.: Юридическое издательство НКЮ СССР, 1938. С.27–32.