Чингисхан

После Аттилы тюркский мир медленно умирал. Междоусобицы истощали его. От Байкала до Атлантики, от Москворечья до Индийского океана не стихали они: тюрки терзали друг с друга. Веками. Не щадя.

Едва ли не все войны, что пришлись на средневековье, были их войнами. Во враждующих армиях сражались кипчаки: одни за итальянцев, другие — за византийцев, третьи — за арабов, четвертые — сами за себя или еще за кого-то…

Война давно стала образом жизни народа.

В V веке стычки раскололи страну Аттилы, лишив ее будущего. Они же, междоусобицы, обессилили и Халифат.

Мусульмане имели когда-то сильную армию. Им не было соперников в политике, науке, искусстве. Но что случилось, то и случилось… Впрочем, сгубили их даже не сами раздоры правителей, они были и будут всегда. Судьбу Халифата решил удар, последовавший с востока, арабы сами вызвали его.

Алтай нанес смертельную рану.

После Великого переселения народов Алтай был островком, заброшенным в океане. Человечество словно забыло о нем. О Римской империи, Византии, Халифате знало, а об Алтае — нет.

Вот он и напомнил о себе.

Напомнил рождением величайшего тюрка. Гения всех веков и народов. Родители нарекли его Темучином. Мальчик родился в Делигун-Булдаке, священном месте на берегу Онона. Керуленский луг первым увидел его. Отец ребенка, Есугей-багатур царствовал в предгорьях Алтая. Но слишком мешал он завистливым недругам, и они отравили его.

Хотели убить семью правителя, однако на пути встал сын с оружием в руке. Тринадцать лет было храбрецу. В его глазах пылал сметающий огонь мщения, а лицо светилось лучом победы. Враги, увидев такое, даже опешили. Это и спасло мальчика, ему дали уйти. Не тронули.

Он ушел очень далеко. Жил в лесах, добывая себе пропитание. Окреп. Собрал отряд. Прошли годы, и имя Темучин произносили с трепетом в голосе: перед умом и бесстрашием юноши склонялись даже зрелые воины.

Все складывалось, как в легенде об Ат-сызе: обездоленный сын пошел на чужбину искать себе имя… Было именно так.

Юноша вернул славу отца. Из черепа отравителя сделал кубок для вина. «Душа всякого дела видна, когда оно завершено», — с тех пор говорят тюрки.

Только тогда Темучин принял власть над Алтаем. Его нарекли Чингисханом. То есть «великим ханом», «непреклонным ханом». Иное имя и не годилось. Новый правитель задумал возродить древнее государство — Великий Алтай.

Он первым делом прекратил междоусобицы, терзавшие народ. Составил свод законов (их называли «ясой», «турой», «адатом») и объявил их людям. Яса Чингисхана карала за обман, за предательство, за неоказание помощи воину на поле битвы, за воровство.

За нарушение Ясы — смерть. Так поступали с преступниками на Древнем Алтае. Только так решил поступать и Чингисхан… Тюрки вспомнили предков!

Все вдруг сделались справедливыми друг к другу: глухие стали слышать, слепые — видеть, безмолвные — говорить. По Ясе жили теперь и правитель, и раб… О междоусобицах не думали. «Слово уст моих станет мечом моим», — объявил Чингисхан. И его правильно поняли.

«Яса Чингисхана» — это Конституция. Сегодня ее бы назвали именно так. Никто в мире не соблюдал закон так строго, как сам правитель. Даже враги умолкли, видя справедливость его власти. Каждый знал: наказание неминуемо. И никаких поблажек. Никому.

Но самым великим делом Чингисхана была не Яса. «Люди разной веры должны жить в мире, — провозгласил он. — Мы вновь станем братьями». Ни у одного правителя мира не родилась эта светлая мысль: везде — и на Западе, и на Востоке — вера разделяла людей, ссорила их. А здесь, наоборот, объединила.

Поразительно… Христиане и мусульмане выясняли, чья вера лучше, а алтайские тюрки напомнили им о Боге Едином, сотворившем мир, о вере. «Что лучше?» — спрашивали они себя и других. Он на небе, Он видит все, Он судья всему. Мир совершенен, потому что им правит Всевышний.

Вера в Тенгри, которую возвысил Алтай, и собрала разные народы под знамя Чингисхана, вдохнула силу в его государство. Люди разных религий ощутили: у них один Отец — это Всевышний. Есть сведения, что к Чингисхану пришли служить даже англичане. Возможно, уже не называвшие себя тюрками, но приехавшие воевать за веру. За чистую веру. Это очень показательный факт! Ведь Чингисхан своим подданным разрешил христианство, ислам, буддизм — на выбор. Но лишь после молитвы Тенгри. «Надо лишь душой верить в Бога, и — придет победа»…

Правитель понял эту истину, когда ему шел двадцать восьмой год от роду. Тогда он и примирил враждующих тюрков. Его назвали Суту-Богдо, что означало «сын Неба».

Тюрки снова становились Народом.

Чингисхана и его людей обычно называют монголами. Но… у правителя были голубые глаза и рыжая борода, это отметили очевидцы. У его отца — зеленые глаза, отсюда прозвище Зеленоглазый (Борджигин). Отца и сына отличала явно кипчакская внешность. Кто же были они на самом деле? Не монголами.

Слово «монгол», как выяснили сами монголы, появилось в XI веке. Не к народу относилось оно, а к некоторым родам восточных тюрков — теле. Почему? К сожалению, многие подробности здесь не ясны. Возможно, назвавшись «монголами», эти роды хотели отделиться от западных тюрков Алтая, с которыми враждовали. Возможно, причина в ином.

Но так или иначе, а в 1206 году Чингисхан произнес: «Народ, который связал себя со мной против всех; народ, который вооружил мою мощную мысль своей великой силой… Этот народ, чистый, как горный кристалл, я хочу, чтобы назывался кеке-монгол» (небесное счастье).

Вот, оказывается, откуда слово «монгол». В устах Чингисхана оно означало не народ, а «счастье, ниспосланное самим Небом». В этом слове был великий расчет. И состоял он вот в чем.

Чингисхан, тюрк-динлин, пришел к братьям, тюркам-теле, и стал их правителем… «Продал меч, чтобы обрести имя», — говорили в этом случае на Алтае.

Именно так поступали предки за тысячу лет до Чингисхана, уходя служить на чужбину. К парфянским царям, к правителям Персии, Индии, Египта. Они, безымянные сыновья Алтая, основали там не одну правящую династию. Из их среды вышли иные знатные вельможи Азии и Европы. «Я — бродячий воин-император», — говорил о себе Великий Могол Бабур, отправляясь в дальнюю дорогу за именем и властью.

Заметим, слова «монгол», «монгал» и «могол» в средние века были абсолютно одинаковы по значению. Просто разные народы их произносили по-разному.

…Первыми силу Чингисхана узнали китайцы, им тюрки Алтая много веков платили дань. Император удивился послам Чингисхана, однажды явившимся к нему: удивился их требованию. А оно было ясным как день. Алтай назначал дань императору, этому «самому ничтожному из людей».

Услышав такое сообщение, китайцы потеряли дар речи.

Но тюрки вернули его. Они, одолев Великую китайскую стену, вошли в Поднебесную империю и окружили девяносто городов. Потом взяли их. Огромная армия китайцев стонала от собственного бессилия. Всадники били ее и быстро исчезали. Воины Чингисхана появлялись всегда неожиданно, вдруг, когда враг их не ждал. И исчезали там, откуда появлялись.

Пришельцы малыми отрядами передвигались по незнакомой стране, словно по своей собственной. Как им удавалось такое?.. Принято думать, что компас изобрели китайцы, но это не так. Не было у них компаса! Он был только у тюрков, помогая им ориентироваться в чужой стране.

И здесь не обошлось без мудрости Чингисхана. Дальновидный полководец прекрасно знал города и дороги Китая. Будто видел их. Воевать ему помогали географические карты, составленные по его приказу. Он у себя в ставке — в орде — знал, что впереди, за сотни километров.

Его войско уверенно шло вперед, разведка — тоже одно из достижений Чингисхана! — работала безупречно. Поэтому войны, как таковой, и не было. Китайцы получали удар за ударом. Всегда неожиданно и всегда в самое больное место. Большая армия и не требовалась.

Чиновникам императора ничего не осталось, как самим пригласить послов Чингисхана и согласиться платить дань. Правителю Алтая отправили китайскую принцессу, 3000 коней, 500 юношей и столько же девушек. Золота и шелка не пожалели.

В завоеванной части Китая Чингисхан назначил своего правителя и поручил ему закончить покорение страны…

Казалось бы, что можно увидеть в поверженной стране? Горе, пожары, страдания? Нет. Собственное величие и силу своей армии? Тоже нет. Чингисхан не был бы мудрейшим из мудрых, если бы и в чужой стране не проявил свою избранность. Бог открывал ему то, что другие люди не замечали, хотя все лежало на самом виду.

Скажем, в его честь китайцы устроили салют. Хлопушки, фейерверки. Миллионы людей веками видели их и не удивлялись, а Чингисхан удивился. Потому что увидел не хлопушку, а ружье. Огнестрельное оружие, о котором никто не знал. Даже не догадывался… В руках китайцев был порох — ключ от средневекового мира, а они не подозревали об этом.

Многому научил Китай Чингисхана. Не раз удивлял его. И опытом инженеров, и умением простых мастеров. Предусмотрительный тюрк заказал там машины для взятия крепостей, их тоже никто в мире не делал… Конечно, осадные машины были и в армии римских императоров, но они казались детскими игрушками перед замыслом Чингисхана.

«Знанию принадлежат почести», — учили предки. И великий правитель помнил их слова, он учился всю жизнь. И не стеснялся этого.

О его армии обычно пишут как о «диких ордах». А о технических ее новинках не говорят сознательно. Например, о зажигательных снарядах — прародителях артиллерии… Нужна целая книга, чтобы рассказать о Чингисхане-полководце. Это был художник на поле брани, он всегда придумывал что-то особенное. Свое. Скажем, каждому всаднику дал по два коня, чтобы менять их в походе. И армия стала вдвое быстрее и выносливее, а ее действия — внезапными.

В обыкновенной степной колючке он увидел новое оборонительное оружие — железные шипы. Ими тюрки срывали атаки неприятеля. Сбивали любое преследование.

Все у него армии было особенным и неповторимым. Как в мастерской у великого художника.

…Следующим после Китая на пути Чингисхана встал Халифат. Султан Мухаммад, правивший там, слишком недостойно повел себя. Он не понял, кто перед ним.

Этот султан выглядел рабом, укравшим наряды хозяина, когда-то его предки были рабами Сельджуков и предали их. Он и вел себя, как раб. Оскорбленные его поступками мусульмане сами обратились за помощью к Чингисхану. К этому «великому заступнику всех тюрков» — так написали они в своем послании. Им стал неприятен султан с душой раба.

Но Чингисхан не хотел воевать с мусульманами, предлагал им совместную торговлю на «шелковой дороге». В 1218 году отправил через земли караван с дорогими товарами.

Однако раб есть раб, даже в одежде султана: ему и во сне снится обман, потому что сам всегда обманывает. Он и приказал напасть на мирный караван. Купцов убили, товары украли. Тогда Чингисхан через послов потребовал удовлетворения. Но султан Мухаммад велел убить и послов, заподозрив в них угрозу.

Недоверие слишком опрометчиво, если имеешь дело с благородным тюрком. Ответ последовал незамедлительно.

Но прежде Чингисхан по древней традиции своего народа поднялся на вершину горы и обратился к Тенгри. Три дня и три ночи ждал он ответа. Три дня и три ночи крошки хлеба и капли воды не было на его губах, лишь ветер студил тело, утоляя жажду.

Когда он спускался с горы, армия знала, что делать. Завидев полководца, воины начали скандировать: «Тенгри, Тенгри». И молиться… Воистину, вера очищает сознание. Было так и на этот раз.

Под знамена полководца и его сынов собралось семьсот тысяч всадников. Весь Алтай. В Средней Азии готовились сойтись на поле битвы две великие силы. Таких сражений мир не видел и при Аттиле. Алтай против всего мусульманского Востока.

Один на один.

Битва у Сыр-Дарьи началась рано утром, а закончилась ночью. Самодовольный султан в том бою потерял половину войска. И лишь тогда понял ничтожный раб, на кого поднял руку. На армию, над которой распластал крылья ангел-хранитель.

«Настал день гнева Господня», — стали говорить мусульмане.

Фергана, Отрар, Ходжент, Бухара, Самарканд. Едва ли не все города Средней Азии взял Чингисхан: его осадные машины работали исправно, городские ворота разлетались в щепки… «О народ, безмерность твоих грехов очевидна, я явился, гнев Всевышнего, посланник всемогущего Бога, грозная кара», — сказал сын Неба в Бухаре, в главной мечети города. И все склонились перед ним, потому что в его словах была правда.

…С тяжелой добычей возвращалось войско домой, на родину, чтобы повелитель тюрков наслаждался жизнью и старостью. А в 1227 году полководец ушел в последний поход. Самый дальний, из которого не возвращаются.

Тенгри-хан принял его светлую душу.