Консервативная накипь

Как-то пошел я побродить по Тропаревскому парку, что напротив улицы Академика Анохина, на юго-западе Москвы, Когда-то, лет пятнадцать-двадцать тому назад, этот парк был славен тем, что сюда тянулись люди за родниковой водой, которая течет из железной трубы на дне оврага. Но в последние годы все реже можно увидеть идущих к тому роднику. Вообще, многое здесь изменилось. В парке немало аллей, но гуляют по одной центральной. Достаточно отойти в сторону, и можно прямо-таки замереть перед березой с дымчатыми кисточками по краям ветвей, меняющимися на глазах от светло-желтых до темно-коричневых, с покачивающейся вершиной, устремленной к пронзительной синеве неба. Не умолкающий ни на миг переклик птиц с чириканьем, треньканьем, деревянным скрипом, далеким карканьем, пиликаньем, что-то взахлеб ликующее - чухчуханье, тиканье, чурликанье. Сколько разных языков, и все они во славу жизни, этого неба, Творца своего - в поученье нам, забывшим, что есть не просто природа, а Божий мир и неисчислимые радости в нем.

Долго стоял я, уже не видя ни берез, ни чего другого, а только живя слухом: о чем же они, птицы, говорят между собою? И когда, ничего, конечно, не поняв, пошел домой, увидел по дороге остановившихся двух женщин с собакой. Поравнявшись с ними, услышал голос одной из них: "На дереве около оврага человек повесился. Люди пошли за милицией". Было это 21 апреля 2003 года в середине дня. Местные жители знают, что в овраге и поблизости от него ночуют "бомжи". Кто из них рассчитался с жизнью в этот весенний, с птичьим ликованием день?

"Всякое дыханье да хвалит Господа", а тут человек сам прекратил свое дыхание, и это никого не поражает. Как никого не поражает фантастическая цифра этих несчастных отверженных, еще недавно живших нормальной жизнью, а ныне ставших "бомжами", которые, как пугливые дикие звери, прячутся по ночам в оврагах, заброшенных местах. В средствах массовой информации стали обычными сообщения об охотниках за "бомжами", считающих, что, убивая отверженных, они совершают "полезное для общества дело". Вот они, дети "новой морали". Все эти без малого двадцать лет "перестройки", "реформ" были направлены на взращивание невиданного в истории России человеконенавистнического сознания в отношении к слабым, к "лишним в жизни".

В основании общественного строя лежат изначально заложенные в нем элементы, определяющие его социально-нравственную природу, его будущее. С чего началась закладка "новой, демократической России"? Во-первых, с ограбления народа - от созданных поколениями богатств до трудовых сбережений. Кричат о "священной частной собственности", о ее нерушимости те, кто лишил честно заработанных средств десятки миллионов людей, превратив их трудовые сбережения в труху. Во-вторых, новый режим замешан на ритуальной крови жертв расстрела 3 октября 1993 года, на жертвах геноцида... И, в-третьих - на русофобской вакханалии. Изобретена и пущена в массовый оборот кличка "совки" - как средство глумления над теми, чья жизнь, судьба связана с советским периодом русской истории - тем самым, который при всей своей трагичности, жестокости стал героической вершиной в тысячелетней истории российской государственности, определил ход мировых событий XX века.

Придя к власти, Горбачев провозгласил: "Революция продолжается". И при нынешних "реформаторах" их "криминальная революция" продолжается, и нет ей конца. Такого "революционизма", жажды разрушения страны, вытягивания жил из народа, истребления его не знает история. Размеры этого достигли черты, уже нежелательной для самих разрушителей, грозящей нестабильностью при всем награбленном богатстве. И вот вчерашние либералы, радикалы по духу и действию, объявляют себя консерваторами, сторонниками "традиционных ценностей", всякого рода устоев государственной, общественной, семейной жизни.

В "Библиотеке "Единой России" вышло трехтомное издание, посвященное теме консерватизма - "Идеи. Люди. Действия" (М., 2002). Удивительные метаморфозы творятся на наших глазах! Как будто не было и нет глумления над "совками", над советским периодом русской истории. Вместо привычной для слуха хулы на все это раздаются вдруг фанфары в честь "традиционалистского консервативного потенциала, накопленного в советский период" (книга "Идеи", с. 55). Там же: "Сторонники здорового консерватизма, в отличие от радикал-либералов, не склонны рассматривать советский период как "черную дыру" в истории России. Многие достижения социалистической истории страны - неотъемлемая часть традиции". "В советский период... сама система социализма держалась на определенных консервативных устоях (патриотическое сознание и т. д.), хотя они и были деформированы идеологией. Государственное образование, официальная культурная политика сохраняла классику. Идеология все более становилась ритуальной процедурой, в то время как народ жил своей жизнью, сохраняя глубокий консерватизм". Добавим от себя: все это и не устраивало врагов России, и не потому ли для сокрушения ее потребовалась "криминальная революция"?

Но еще о метаморфозах. Сколько клеветы, грязи обрушено на Сталина за все это "перестроечное", "рыночное" время, и вот вдруг такая здравица: "Великий консерватор - И. Сталин" (книга "Люди", с. 145). Приводятся слова политиков, руководителей государств, в том числе Черчилля, о Сталине: "Большим счастьем было для России, что в годы величайших испытаний страну возглавил гений и непоколебимый полководец Сталин... Сталин был человеком необычайной энергии и несгибаемой силы воли, резким, жестоким, беспощадным в беседе, которому даже я, воспитанный здесь, в британском парламенте, не мог ничего противопоставить. Эта сила была настолько велика в Сталине, что он казался неповторимым среди руководителей государств всех времен и народов. Сталин производил на нас глубочайшее впечатление. Он обладал глубокой, лишенной всякой паники, логически осмысленной мудростью" (там же, с. 169).

Новоявленные консерваторы из "Единой России", обращаясь к имени Сталина, хотят нажить на этом политический капитал, но они умалчивают о том в личности и деяниях нашего величайшего государственника, что имеет такое жгуче-современное значение. То, например, о чем говорил Сталин в беседе с английским писателем Уэллсом в 1934 году - о "бедных" на Западе, которые "лишены возможности удовлетворить свои самые элементарные потребности", и о "классе имущих", "богатых", которые "не видят ничего, кроме своего интереса, своего стремления к прибыли", и готовы на любые преступления, если увидят угрозу этому. "Как можно примирить такие противоположные интересы и устремления?" - спрашивал Сталин. Теперь можно было бы добавить: тем более при такой пропасти, которая разверзлась у нас в стране между народом и его грабителями, не знающими никакой пощады. Из названных выше книг создастся некая мозаика, конгломерат "консервативных идей", связанных с именами философов, мыслителей разных эпох - от Конфуция, Платона до Ницше, Струве, Ильина. Но вот вопрос: чем может обогатить "Консервативный проект для России" (название вступительной статьи в книге "Идеи") Ницше с его истеричным пафосом книжного "сверхчеловека", апологета жестокости, войны, ненавистника Христа, христианства? Уж не презрением ли к состраданию, участию к обездоленным, слабым, которым он отказывал в праве на существование - ведь это сродни психологии наших нынешних "сильных мира сего"? Все это ницшеанское зло никак не перевешивается выходками Ницше против "стадного человека" в Европе, его измельчания, против "борзопишущих рабов демократического вкуса". Это мы хорошо знаем и по нашему К. Леонтьеву.

Но соль не в Ницше, вообще не в философах, а в политиках, "консервативных партиях". В книге "Люди" дается галерея "великих консервативных политиков XIX-XX веков", которые внесли "огромный вклад в утверждение интернационального "консервативного стандарта" в политике". Среди них трое русских: Сперанский, Александр III, Столыпин. Остальные - политики других стран - от Бисмарка до Тэтчер. Предлагается "вдохновляться их примером". Уж не примером ли "железной леди" Тэтчер, которая вынуждена была уйти в отставку, доведя до тупика экономику с помощью монетаристских методов с их "социальным дарвинизмом" в духе пресловутых "принципов М. Фридмана"? К чему нам этот пример, когда у нас завелась своя монетаристская мокрица, свой фридман - Гайдар.

Конечно, можно извлечь разумное, полезное для себя из опыта зарубежных политиков. Например, из опыта творца немецкого "экономического чуда" Эрхарда (второго канцлера ФРГ), хозяйственная реформа которого подняла Германию из послевоенных руин. Эрхард решительно отвергал "шоковую терапию", он говорил, что нет ничего подлее, омерзительней, чем проводить реформы, в том числе финансовые, грабя народ. Он не принимал дикого рынка. По его убеждению, "только государство в заботе об общем благе может спасти рынок и само себя и придать ему социальную направленность". "Производство для человека, а не человек для производства".

Поучителен для нас и государственный опыт генерала де Голля, который сумел восстановить национальное достоинство разгромленной в войну Франции - в противостоянии экспансии США.

Но важнее, конечно, отечественная патриотическая традиция, вроде знаменитого завета Петра Столыпина: "Народы забывают иногда о своих национальных задачах, но такие народы гибнут, они превращаются в назем, удобрения, на которых вырастают и крепнут другие, более сильные народы".

Авторы упомянутых книг о консерваторах, видимо, завороженные "интернациональным "консервативным стандартом" в политике", не очень разборчивы по части объективости характеристик своих героев. Вот, например, премьер-министр Англии второй половины XIX века "еврейско-английского происхождения" Дизраэли (впоследствии лорд Биконсфильд). Автор статьи в книге "Действия" "большим успехом" Дизраэли называет "демонстрацию силы в русско-турецкой войне, в результате которой Россия поумерила свои аппетиты". А вот иностранный специалист, французский профессор А. Дебидур - куда объективнее оценивает деятельность Дизраэли: "Был склонен решительно во всем противодействовать России" (Дебидур А. Дипломатическая история Европы. Пер. с фр., М., 1947).

Глава об американском президенте Рейгане начинается словами: "Сороковой президент Америки Рональд Рейган стал для страны олицетворением сильной, патриотичной и в то же время семейной, духовно близкой простому американцу власти... Рейган поднял на щит традиционные ценности, особенно связанные с семьей, семейным очагом. В 1980 г. одна из его сторонниц объяснила свой выбор при голосовании тем, что Ронни - "такой домашний, он как член нашей семьи".

О "хранителе семейного очага" говорится с таким придыханием, как будто это не тот Рейган, который называл нашу страну "империей зла", прославился чудовищным раздуванием военного бюджета, "стратегическими инициативами" вроде СОИ и т. д. Бросается в глаза то усердие, с каким авторы книг о зарубежных консерваторах "облагораживают" их. В главе о Черчилле говорится, что в своей знаменитой речи в Фултоне ( 1946 г.) он "предупреждал об угрозе тоталитаризма, говорил о путях предотвращения новой мировой войны, а не о ее развязывании... Благодаря Черчиллю в широкий обиход вошла его фултонская фраза "железный занавес"... Впоследствии фултонская речь была оценена как шедевр ораторского искусства". Эти елейные слова ничего общего не имеют с истиной, недаром речь Черчилля и была воспринята как угроза Советскому Союзу. Сразу же после этой воинственной речи Сталин так охарактеризовал ее: "Немецкая расовая теория привела Гитлера и его друзей к тому выводу, что немцы, как единственная полноценная нация, должны господствовать над другими нациями. Английская расовая теория приводит Черчилля и его друзей к тому выводу, что нации, говорящие на английском языке, как единственно полноценные, должны властвовать над остальными нациями мира.

По сути дела, г. Черчилль и его друзья в Англии и США предъявляют нациям, не говорящим на английском языке, вроде ультиматума: признайте господство добровольно, и тогда все будет в порядке - в противном случае неизбежна война... Вполне вероятно, что нации, не говорящие на английском языке и составляющие вместе с тем громадное большинство населения мира, не согласятся пойти в новое рабство".

Насколько прозорливы сталинские слова об опасности для народов американо-английских расистских притязаний на мировое господство, свидетельствуют события нашего времени, когда Америка при поддержке Англии беспощадно расправляется с неугодными режимами, "неполноценными нациями" (Сербия, Ирак - кто следующий?).

Черты той или иной нации становятся выпуклее в своей характерности при сопоставлении их выдающихся представителей. Вот два великих путешественника - русский Миклухо-Маклай и англичанин Джеймс Кук. Из жизни Миклухо-Маклая среди папуасов Новой Гвинеи известен такой случай. Кто-то из туземцев украл его топор. Как ни был Маклай расстроен пропажей столь необходимого ему в хозяйстве предмета, он ничего не сказал об этом туземцам. Но через несколько дней они сами пришли к нему и вернули топор с подарками. Человечное обращение привело к тому, что туземцы стали отвечать русскому путешественнику сердечным вниманием, называя его "другом", "братом", "отцом". Таким он и остался в памяти их потомков. А вот другой тип отношений с туземцами в лице англичанина Кука. Английский автор Алистер Маклин в своей книге "Капитан Кук" постоянно отмечает такую черту своего героя, как жестокость, "диктаторство" по отношению к "дикарям". Каждая очередная встреча с ними начинается с насилия, выстрелов, убийств. Излюбленная тактика - взятие заложников по всякому мелкому и даже нелепому поводу. К примеру, после дезертирства двух его матросов Кук "схватил полдюжины местных вождей" и держал их в качестве заложников, грозя карой, если они не помогут вернуть матросов на корабль. Эта практика продолжалась вплоть до трагической развязки. Во время пребывания Кука в деревне "дикарей" у него были похищены слесарные инструменты. Он решил забрать в заложники короля местного племени (который незадолго до этого обожествлял его как белого человека). По дороге произошла схватка с туземцами: "Кук собственноручно убил одного человека" и сам погиб от ударов дубинок. Автор книги замечает, что настороженность, а затем враждебность туземцев к тем, кого они при первом знакомстве принимали за богов, можно понять: "Колоссальная самонадеянность западноевропейских наций, которые странствовали по миру, захватывая все, что попадалось, независимо от желания и взглядов законных владельцев этих районов, просто поражает".

В одном из своих выступлений Путин призвал к повышению "качества жизни". Когда нет элементарных условий, никакой гарантии для безопасности жизни, то этот призыв кажется довольно отвлеченным. В быт, в психологию народа за все "демократические" годы въелось слово, не имевшее такого жуткого смысла в истории русского языка - выживание. Ценность жизни - в самом ее величайшем, дарованном Богом благе. Но на пути к этому благу такое множество препятствий, что жизнь зачастую теряет свой благодатный смысл. И среди этих препятствий - социальная среда, активно влияющая на психологию, духовный мир людей.

В каком же отношении "качество жизни" находится к социальной среде в нынешней России? Среда эта порождена "криминальной революцией", продолжающейся до сих пор. Уже определились чудовищные формы социальной несправедливости с фантастическим разрывом между богатыми и бедными, объявлена амнистия вывезенному на Запад воровскому капиталу. Старт "демократическому образу жизни" был задан азартом грабительства, разжиганием самых низменных страстей, зависти. Как поведал по израильскому радио Березовский: кто получил миллиард, завидовал тому, кто получил три миллиарда, кто три - завидовал тому, кто получил пять, и т. д. Традиционный христианский коллективизм русского народа вытравливался индивидуализмом, безудержным эгоизмом. Всепоглощающим стал культ наживы, денег.

Есть у нас, русских, национальная черта, которой можно объяснить многие наши беды. В своей "Истории русской церкви" митрополит Макарий рассказывает, как по Руси в Смутное время валом катилось всеобщее признание Лжедмитрия. Все войско, все бояре, народ, все митрополиты, архиепископы, епископы признали его. Исключением был только Астраханский архиепископ Феодосий. Привезенный из Астрахани в Москву Феодосий, в ответ на гневный вопрос самозванца: "Кто же я?" - прямо отвечал, что он не царевич Дмитрий. "Смелый ответ так подействовал на Лжедмитрия, что он не только не предал казни Феодосия, но не велел даже его оскорблять". Автор "Истории русской церкви" спрашивает: "Осудим ли мы тогдашних святителей наших за то, что они покорились самозванцу?" И как на смягчающее обстоятельство ссылается на следующее: "Покорились, быть может, потому, что не в силах были, как и многие из мирян, противостоять всеобщему увлечению" (Митр. Макарий (Булгаков). История русской церкви, кн. VI. М., 1996, с. 77). Вот в этом и наша русская беда: во "всеобщем увлечении" тем, чем увлекаться, по здравом размышлении, и не следовало бы. Сколько таких "всеобщих увлечений" было в нашей истории! И "жидовствующие" в конце XV века, когда иудейскому соблазну поддалась не только рядовая паства, обманутая врагами христианства, но и сам великий князь Иван III вместе с митрополитом Зосимой (пресекли эту величайшую угрозу для православия Новгородский архиепископ Геннадий и игумен Волоколамского монастыря Иосиф Волоцкий). И "всеобщее увлечение" троцкистской "мировой революцией", остановленное Сталиным. Теперь все направляется к тому, чтобы сделать предметом "всеобщего увлечения", говоря расхожим языком западных философов - "проект постмодерна", то есть "нового порядка" во всем - в обществе, культуре, науке, образовании и т. д. Обычно умалчивается о религии, идеологии, но суть "проекта" неотделима от их "преобразования".

Модой становится консерватизм, выставляемый в качестве альтернативы либерализму. Но что меняется по сути? Та же сатанинская власть денег. То же еврейское господство - экономическое - в средствах массовой информации. То же наплевательство по отношению к народу. И сам народ - это только "электорат" на гонке выборов. Надо все-таки иногда включать телевизор, при всем отвращении к нему: можно услышать то, что следует знать. Вот, например, 26 января 2004 г. по каналу "Культура" передавалась беседа с раввином Адольфом Шаевичем. По его словам, нет ни одной еврейской семьи, которая не пострадала бы от погромов, фашизма, что в каждой еврейской душе живут опасение и боль, и потому евреи такие грустные, и сам он грустный. "Посмотрите на наших юмористов Жванецкого, Хазанова и всех других - они тоже все грустные". Ведущая отметила в раввине "великое смирение". А я подумал: "Вот если бы раввин с таким же смирением посетовал на "опасение и боль", вернее, на кровоточащие раны почти в каждой русской душе от погрома, учиненного "грустными евреями" - гайдарами, чубайсами, кириенками! Ведущая не увидела опасности фашизма в России: смотрите, как хохочет русская публика от эстрадных острот Жванецкого, Хазанова. Да уж, чего-чего, а этого добра хватает у русских простаков - беззлобного восторга перед глумлением над собой!

Но не чудо ли, что, несмотря на неслыханный погром, который любой другой народ вряд ли бы вынес, наш народ все-таки выстоял и, несомненно, еще заявит о себе в полную меру своих духовных, исторических сил. У народа своя жизнь, свое назначение, не его дело ораторствовать, выставлять всякого рода "проекты постмодерна", но если и есть где почва для консерватизма, то, конечно же, не в головах увлеченно философствующих умников, а в самом народе, в традиционных его духовно-нравственных ресурсах, принципах правды, социальной справедливости. Ныне даже и патриот не патриот, если он не ругает народ, не обвиняет его в нынешних бедах, не требует покаяния за прошлое. В одном из своих писем, говоря о "критическом отношении молодых священников к народу", К.П. Победоносцев писал: "Им и на ум не приходит, что они сами кость от костей этого народа... что какой бы ни был этот народ - мы пропали бы без него, ибо в нем - источник и хранилище нашего одушевления и возбуждения и сокровище сил веры...". В шестидесятых годах теперь уже прошлого столетия лучшие русские писатели, мы, "молодогвардейцы" (авторы журнала "Молодая гвардия"), идеал народности чаще всего видели в деревенских старушках, так сказать, в их нравственном свете. Конечно, была в этом своя избирательность, ведь народ - это не одни старушки, но и Курчатов, Королев, Гагарин, крупные деятели во всех областях жизни, и ныне это особенно очевидно. Но за нынешним разговором об "элите" как бы забывается: что же это за элита, интересы каких сил она выражает? И не преувеличивается ли разрыв между "элитой" и "не элитой"? Ведь если рассуждать по-христиански, каждая личность уникальна, неповторима, отсюда ее абсолютная ценность. Потому-то один из глубочайших тайновидцев сущности человеческой личности святитель Григорий Палама говорит, что уничтожение ее равносильно крушению мира, космической катастрофе. Да и в мире церковном, социальном на ком держится церковная жизнь? На тех же воцерковленных старушках, женщинах. Зайдите в храм, и какие светлые, благодатные лица вы увидите. И кто, как не такие женщины, своим стоянием, молитвами у здания суда спасли от недавнего судебного преследования тех молодых отважных алтарников, положивших конец выставке "художников"-сатанистов в так называемом сахаровском центре. И в социальной жизни, в самом быту: в свое время в начале 90-х годов я писал, как поразила меня встреча со старухой в моей родной деревне на Рязанщине, которая, говоря о своих мучениях при Ельцине, крикнула: "Я бы его, гада, подняла на вилы!" - и сделала такой выпад руками, что и до сих пор стоит она в моих глазах как символ народной ярости. Может быть, самое страшное, что произошло за эти "демократические" годы,- это истребление в человеке чувства сострадания. Любимый герой Достоевского князь Мышкин в "Идиоте" говорит: "Сострадание есть главнейший и, может быть, единственный закон бытия человечества". Нельзя назвать ни одного из великих мировых писателей, который был бы апологетом капиталистических нравов. И никто с такой силой не выразил пронизывающего сострадания к жертве этих нравов, как Достоевский, показав в "Преступлении и наказании", как бьется больная чахоткой Катерина Ивановна с малыми детьми в отчаянной, беспросветной нищете. Именно такие крики о сострадании прямо взывают к человеческой способности понимать слова Спасителя о тех, кто не чужд милосердия, и тех, кто попирает его. Наше отношение к пораженным лишениями, страданиями Господь отождествляет с отношением к Нему самому, берущему на себя бремя "униженных и оскорбленных", чтобы через эту непостижимую глубину милосердия пробудить сочувствие к ближнему (Мф. 25, 29-30).

...Недавно в газете "Русский вестник" (2003, № 9) писатель Л. Бородин, он же главный редактор журнала "Москва", выступил против меня в защиту своего друга В. Тростникова, которого я назвал диссидентом. "Может быть, Лобанов прав в критике В. Тростникова. Но зачем он назойливо повторяет "диссидентство", "диссидентские штучки"?" Л. Бородин умалчивает о том, в чем я прав, а ведь это главное, и об этом шла речь в моей статье (которую имеет в виду Бородин) - "Россия и лицедеи" (ж-л "Молодая гвардия", 1995, № 3). В этой статье я останавливаюсь на письме Тростникова "Красно-коричневые - ярлык или реальность?" (ж-л "Новый мир", 1994, № 10). Письмо поражает злобой к тем, кого он называет красно-коричневыми. Даже больше, чем коммунисты, ненависть Тростникова вызывают русские патриоты, которых он честит "коричневыми", "национал-патриотами", "русскими шовинистами", "внерелигиозными патриотами", "коммуно-шовинистами", "квазипатриотами", "безрелигиозными национал-моралистами". С "русскими шовинистами", считает автор письма, не может быть никакого диалога, их надо истреблять. И приветствуя расстрел 3-4 октября 1993 года, обвиняя "красно-коричневых" в "мятеже", он недоволен тем, что "либеральные власти" пошли на отмену преследования организаторов кровавых погромов, а это, мол, равносильно постановлению о правомочности подобных вылазок и впредь. И вся эта кровожадность умасливается "философским" словоблудием (ссылка на "противление злу силой" Ивана Ильина), демагогией об "евангельской истине", недоступной "русским шовинистам" (поголовно всем, по его уверению, безбожникам), терминологической премудростью. Только на одной странице - "процесс апостасии - отпадение человека от Бога", "сюжет апостасии", "апостасийный опыт", "только апостасия" и пр., и пр.

Не так давно, в конце 2003 года, вышла приуроченная к десятой годовщине расстрела Дома Советов 3-4 октября 1993 года книга "Анафема" (приложение к журналу "Новая книга России"). Жутко читать эту хронику государственного переворота с массовыми расстрелами ни в чем не повинных людей (до 1500 убитых). Знаменитый старец о. Николай (протоиерей Гурьянов) назвал их мучениками.

И напрасно А. Бородин всецело поддерживает В. Тростникова. Ведь сам-то он, Бородин, судя по рассказу в его "автобиографическом повествовании" "Без выбора", при своем "неоднозначном" отношении к "вопросу об ответственности за пролитую кровь", не скрывает все же сочувствия к жертвам расправы. "Задело" же его (по собственному его слову) то, что я без должного почтения употребляю слово "диссидент" (хотя сам он пишет, что "не считает себя диссидентом"). И в своем "автобиографическом повествовании" он снова упрекает меня в недоверии к диссидентам с их апелляцией к Западу. Ставится мне в пример названный выше Тростников. "Чем отличается "диссидент" Тростников от "не диссидента" Лобанова? Тем, что, когда ему стало невмоготу, ушел с выгодных мест, стал дворником и продолжал писать то, что он думает. Он нашел в себе силы быть последовательным. А Михаил Иванович, когда его разругали за "Мужиков", притих. А ведь он тоже был "инакомыслящим" (газ. "Русский вестник", 2003, № 9).

Помнится, когда-то (это было в январе 1993 года) Бородин, приглашая меня принять участие в вечере "бывших инакомыслящих" в московском Доме журналистов, именовал меня моим настоящим именем - Михаил Петрович, теперь я почему-то стал для него Михаилом Ивановичем. Но это мелочь.

По его словам, я "притих" после того, как меня "разругали за "Мужиков". Каких "мужиков"? Видимо, имеется в виду скандально известная статья А.Н. Яковлева "Против антиисторизма", в которой мне досталось, помимо всего прочего, и за "идеализацию мужика". Статья эта появилась в ноябре 1972 года, выходит, по Бородину, что с тех пор я "притих". Но за это время вышло более десяти моих книг, год назад - книга в сорок три печатных листа "В сражении и любви" (статьи последнего десятилетия). По одной из моих статей ("Освобождение") было принято решение секретариата ЦК КПСС ( 1982). Кстати, тот же А.Н. Яковлев, "архитектор "перестройки", обличавший меня тридцать лет тому назад, и ныне в новой своей книге "Омут памяти" (М., 2002) продолжает клеймить меня как "шовиниста", "охотнорядца" (не приведя ни одной цитаты, ни одного примера, которые бы оправдывали употребление этих ярлыков).

Не оценил я жертвенность дворника! Мой друг с университетских лет, недавно скончавшийся Сергей Морозов, о котором я пишу в своей книге "В сражении и любви", был глубоко религиозным человеком, никогда и нигде не скрывал этого, за что расплачивался не раз своим преподавательским местом в пединститутах, откуда его изгоняли, пока не нашел пристанища в Мордовском государственном университете, где и преподавал вплоть до начала 2000 года, не скрывая своей веры, влияя тем самым на студентов. И обошелся без поста дворника. Сколько было в 60-80-х годах этих дворников при приеме в Литинститут им. A.M. Горького (где работаю с 1963 года руководителем семинара). Вот идет заседание приемной комиссии, секретарь читает анкеты поступающих: "...работает дворником..." "Опять эти дворники!" - с заматерелой досадой, морщась, отмахивается ректор Владимир Федорович Пименов. Каждому "гению", как чеховской Змеюкиной, не хватало "атмосферы", "свободы творчества". Так же и диссиденты. А кто слышал этих дворников-тросниковых в 60-80-х годах, когда на виду у всей страны, мировых идеологических служб шла борьба русских патриотов ("русистов" - по ненавистническому выражению Ю. Андропова) с космополитическими силами, вызывая антирусскую реакцию в многомиллионных тиражах прессы; когда требовалось открытое сопротивление разгулу русофобии, разжигаемой сионистской прессой, "агентами влияния" из ЦК? А кто-то в эти годы помахивал метлой, скрывая ею запечные свои писания, а сейчас выдает себя за некоего начальника жэка. И тот же ВСХСОН - кто знал об этой группке зеков - революционеров в те времена, когда на слуху и в сознании миллионов людей в стране были патриотические идеи той же "Молодой гвардии". Возвращаясь к Л. Бородину, хочу сказать, что его не только, видимо, "задело" сказанное о Тростникове в моей статье. Дело в том, что там же цитировались и его высказывания, с которыми я не был согласен: "Не будем останавливаться на приписывании Бородиным исключительно вины самому русскому народу в той катастрофе, которая обрушилась на Россию (вроде: "Будто бы не народ в лице наинароднейших его представителей одобрил Беловежское соглашение. Будто бы не из народа вылупились мастера финансовых пирамид..."). Надо ли спорить с автором, варьирующим парадокс К. Леонтьева, что "дух антихристов не опускался на Россию извне, но вызрел в ней...". Неужели Бородину неизвестно общеизвестное - "вылупится" антихрист из колена Данова. Или Бородин спутал русский народ с Бухариным, который с детства мечтал быть антихристом, - зная, что у этого его кумира мать-блудница.

Как мне стало тогда известно, в ответ на эту мою реплику Бородин написал протестующий ответ, принес его в газету "Завтра", но вскоре забрал обратно, почему-то не решаясь опубликовать.

Читая воспоминания Л. Бородина "Без выбора", испытываешь сочувствие к автору, которому пришлось пережить тяжелые испытания. Сам он считает свою судьбу состоявшейся, в этом видит свое "счастье" - понятие для него определяющее как в личной жизни, так и общественно-политической. Но нет ли элемента ущербности в этом "счастье", если его обладатель говорит о тех, для кого гибель нашего государства - величайшая трагедия: "Подавай им опять Советский Союз!" Или: "Задние копыта "государственного коня", по причине несовершенства знания строителем законов сопротивления материалов, подломились сами по себе, и "коняга" рухнула - лишь пыль к небу!".

Для Бородина, как и для других диссидентов, советский период русской истории - провал, пустое место, а из слепой безбрежной людской массы - провидцы только он да еще немного таких же. "Тщетно А. И. Солженицын призывал жить не по лжи. Люди научились жить по "не вере". Причем все - от колхозника до члена Политбюро... На фоне многомиллионного "нового советского народа" мы и нам подобные были выродки, уроды. Потому что нормальный советский человек по поводу своего неверия не рефлексирует". О Солженицыне мне говорить страшно: объявил же в печати Бородин вместе с другими "узниками ГУЛАГа", что противников Александра Исаевича "ждет преисподняя" ("Русский вестник", 2003, № 28). Видимо, ждет то же самое и тех, кто считает фальшью его призыв "жить не по лжи". Висит угроза и над такими критиками его книги "Двести лет вместе", как М. Назаров и М. Дунаев, которые по радио "Радонеж" назвали автора этой книги "духовно незрелым", не сказавшим ни слова о главном - о пропасти между христианством и талмудистским иудейством. Я не думаю, что этот хитрован не ведает об этой пропасти, он умалчивает о ней, чтобы парализовать наше сопротивление еврейскому игу, - ибо, когда это и где было, чтобы за один стол "равноправного разговора" садились победители и побежденные, насильник и их жертва?

Бородин не принимает названия "русский патриот", именуя себя "просто русским", но не тем, конечно, "просто русским" - из числа презираемых им десятков миллионов, живущих по "не вере". Особая тема - участие его в подпольной организации ВСХСОН (Всероссийский социал-христианский союз освобождения народа) - с программой вооруженного свержения советского строя. Материал скорее для историков политического подполья, во многом романтического - деятельность этого кружка идеологически была замкнута на радикальном антисоветизме. Но было тогда, в 60-х годах, и другое в "русском движении" - "молодогвардейство", бегло упоминаемое Бородиным, но на котором подробно останавливается диссидент А. Янов в своей известной русофобской книге "Русская идея и 2000 год". Вынужден привести из этой книги цитаты, касающиеся меня. Это необходимо для уточнения сути дела. Речь идет о моей статье "Просвещенное мещанство" ("Молодая гвардия", 1968, № 4). "Лобанов... переносит центр мировой драмы из сферы борьбы социализма и капитализма в метафизическую сферу противостояния "духов"... предсказывает он, что в грядущем смертельном конфликте "рано или поздно столкнутся между собой эти две непримиримые силы", названные им "нравственной самобытностью" и "американизмом духа"... В отличие от ВСХСОНа, Лобанов верит в потенциал советского режима".

Это говорится о тех 60-х годах, когда группа "русских мальчиков" (по Бородину) из ВСХСОНа помышляла только об одном - вооруженном свержении советской власти, а между тем в самой атмосфере того времени уже скапливалась та угроза американизма, которая ныне стала мировой реальностью в качестве палача народов. А ведь единственной силой в мире, противостоявшей американской агрессии, обуздывавшей ее, был столь ненавистный Бородину и его диссидентским друзьям "монстр" - Советский Союз.

Бородин выдает себя и буквально еще несколько человек за тех прозорливцев, кто ни в чем не ошибался и кто держался "спасительного" для России курса. Но есть и другие мнения на сей счет. Например, Татьяна Глушкова писала в журнале "Молодая гвардия" в 1995 году: "Поведение Солженицына (как и поведение Сахарова или Шафаревича, Леонида Бородина и прочих антисоветских диссидентов, обласканных Западом), без сомнения, разительно отличалось от поведения М. Лобанова и других русских писателей, критичных к советской власти, но не опускавшихся до апелляции к лжесвободному миру, до сотрудничества, соратничества с ярыми, безусловными врагами своего Отечества. Не искавших ни "понимания", ни поддержки, ни славы на исстари ощеренном против России Западе. Не принявших ни единого сребреника из чужеземных, из заморских рук в качестве гонорара за свой русский патриотизм.

Я полагаю, что помимо непосредственного чувства, которое удерживало или отталкивало этих людей от - столь льстившего Солженицыну и его близкой компании - западного, американо-германо-израильского сочувствия, литераторы типа М. Лобанова (позволю себе такое обобщение) обладали достаточным разумом, чтобы понимать: за действительный русский патриотизм на Западе не платят ни славой, ни долларами, ни учеными званиями, ни докторскими мантиями, ни почетными лауреатствами... Что именно невостребованность Западом может сделать честь русскому патриоту".

И еще об одном. Бородин пишет, что в программе их подпольной организации, вообще среди их участников не было "еврейского вопроса". Иронично говорит он о русских патриотах, смелости которых хватает только на борьбу с еврейским засильем в русской культуре. Но ведь дело-то не просто в культуре, и вряд ли уместна тут ирония.

Хотелось бы спросить Бородина: довелось ли ему случайно видеть телепередачу с участием высокочтимого им героя его "автобиографического повествования" Ильи Глазунова? (Передача "Свобода слова". НТВ, 13 февр. 2004 г.) Тогда достаточно было Глазунову высказаться положительно об истории России, ее прошлом, о русском народе, ныне оскорбляемом и унижаемом, о великой русской культуре, как на него злобной стаей набросились окружавшие его собеседники-евреи. Небезызвестный адвокат олигархов, всякого ворья Резник, телепират Познер, прочие - все они ополчились против художника с обвинениями - кто за его "русский шовинизм", "невежественность", кто за одно уже то, что он посмел говорить в этой компании о русском, кто за его обращение к прошлому, в котором тому же Познеру видится только рабство, перешедшее по наследству новому поколению русских. Осознав себя в ловушке, Глазунов обратился было к своему излюбленному доводу - русский тот, кто любит Россию, таковы его лучшие друзья-евреи, нацеливши при этом взгляд на стоявшего поблизости Иосифа Кобзона (портрет которого красуется в мастерской Ильи Сергеевича). Но тот сердито смотрел вытаращенными глазами и не спешил на помощь к "русскому другу". Не помогла и патетическая глазуновская речь о собрате по кисти, горячо любившем Россию "величайшем (?) русском художнике" Левитане. В ответ на весь экран наползла физиономия Резника, слушавшего панегирик соплеменнику с ядовитой саркастической ухмылкой. Так вот, Леонид Бородин: существует ли еврейский вопрос в России? Или его нет, как не было во ВСХСОНе? Или вам ничто не говорит и то, что именно из этого племени, употребляя ваше слово, "вылупились" гайдары-чубайсы с их ролью чумных бактерий в теле России. Впрочем, у Бородина свое мнение о происходящем в стране. Он, например, считает "свидетельством начала изживания смуты" в нашей стране новое президентское правление в лице Путина, связывая его с "феноменом Владислава". В свою очередь с "польским королевичем" Владиславом, которому присягнули русские люди "по закону" в начале XVII века, связывается автором "начало духовного возрождения". Карамзин называл признавших Владислава "изменниками", и даже те, которые искренне видели в этом признании возможность умиротворения, вскоре убедились в иллюзии, ибо началась еще большая смута в результате грабежа, насилия со стороны ляхов. И только огненные призывы патриарха Гермогена (которые Бородин называет гласом вопиющего в пустыне), пламенный патриотизм Минина и Пожарского стали основой возрождения Руси.

И уже в царствование Михаила Романова притязания Владислава на московский престол грозили новыми смутами. В 1618 году он отправился "добывать Московское государство", осадил Москву, и даже когда по призыву Земского собора русские отстояли свою столицу от неприятеля и дело Владислава было проиграно, он продолжал сеять смуту, по его "наущению" крымцы в 1633 году напали на русские земли. И только в 1644 году поляки признали карту с Владиславом битой, пытаясь за его отказ от царского трона сорвать с Московского государства сто тысяч рублей. Что же касается упоминаемой Бородиным "смуты" наших дней, то странно думать, что неслыханные злодеяния, учиненные над народом, над страной "реформами" можно прикрыть риторикой о новом "деловитом" президенте, тем более, что этот президент сам называет себя "наемным работником" (кого?) и всегда подчеркивает, что право грабителей, сам людоедский порядок в стране - неприкосновенны. И какое может быть "изживание смуты", примирение между палачами и приговоренными к смерти?

Недалеко от Куликова поля есть село Себино (Тульская область). Здесь родилась в 1881 году блаженная Матронушка и жила до 1925 года, после ее перевезли в Москву, где скиталась и мыкалась по разным углам до блаженной кончины в 1952 году. Село это, видимо, мало кому известно из той массы верующих, которые в свое время обращались за молитвенной помощью и заступничеством на могилку блаженной Матронушки на Даниловом кладбище, а теперь текут к раке с ее святыми мощами в Покровский монастырь на Таганке в Москве. Если вы, приехав в Себино, выйдете из автобуса или машины у местной церкви и спросите у случайного прохожего, где жила Матронушка, то ответчик укажет на не далекий отсюда домик под красной крышей.

Когда мы подходили к нему, навстречу бросилась с гавканьем собачонка и тут же заласкалась, завиляла хвостом, а стоявшая рядом хозяйка, пожилая, широколицая женщина, узнав о цели приезда, проводила нас в дом. Только войдя внутрь, я понял, почему по дороге к дому так пахло навозом. В первой клети тесного помещения лежал на полу крупноголовый теленок, поглядывая на вошедших. Во второй клети, около старого диванчика с подстеленной дерюжкой, сидел человек с какой-то непрояснившейся думой на помятой физиономии. Над мигавшим маленьким телевизором висела икона. Хозяйка пояснила, что это не тот дом, где жила блаженная Матронушка, - тот деревянный сгорел, - это же хозяйственная пристройка. "А, может быть, дом стоял в другом месте", - рассуждала женщина.

От теленка в углу еще было что-то домовитое в этом голом жилище. Но, как только вышел я наружу, дохнуло полным разорением. Кругом безотрадная картина. Виднелись по сторонам среди пустырей отдельные постройки наподобие длинных сараев. Непонятно, куда делись дома: то ли их разобрали и вывезли в иные места, то ли они сами развалились от ветхости. Рядом с домиком Матроны еще несколько невзрачных избушек; у крайней из них застыла понурая лошаденка с санями. Так, казалось, стояла она здесь и пятьдесят, и пятьсот лет назад, на краю ряда таких же избушек. Но вот из дома вышел человек, сел в сани, лошаденка тронулась с места и побежала, а вслед пустились вдогонку три собачки друг за другом, и эта бегущая четвероногая компания, как и тот теленок в избе, вносили нечто издревле гармоничное в окружающий мир.

В здешнем храме Успения Божией Матери находится купель, в которой крестили блаженную Матронушку. Настоятель местного храма - молодой батюшка Игорь Горошко. Работал он на заводе, был далек от церкви, но когда пришел к вере и должен был стать священником, глубоко верующая матушка, его жена, упования свои за мужа возложила на Матрону: как она решит - так тому и быть! И вот его назначают настоятелем храма Успения Божией Матери в Себино. Приход бедный, считаные старушки из окрестных деревень. Невольно вспоминается духовный стих о "богатстве нищих". Как применим он к здешней скудной земле!

Я был на литургии, которую негромко, вдохновенно служил отец Игорь, и слышал его короткую проповедь. Надо, говорил он, во всем навести порядок. Порядок в своей душе. Порядок в приходе. И тогда только можно влиять на то, чтобы установился порядок "наверху"...

После службы, выйдя из храма, я вспомнил о своем давнем (в конце 70-х годов) разговоре с отцом Владимиром, настоятелем храма в Осташкове (впоследствии архимандритом Васианом, наместником Нило-Столобенской пустыни).

С печалью говорил он тогда, что скоро некому будет служить, старые священники уходят из жизни, а молодые не идут. И вот - Игорь Горошко, и сколько сейчас таких, как он, молодых священников.

И вспомнились мне еще слова из "Истории Русской церкви" митрополита Макария (кн. 8, изд. 1988 г.), что русский народ именно сельскому священнику обязан тем запасом положительных сил, которыми был сохранен благодаря крепкой традиции и вопреки всем разлагающим влияниям.

От Себино километров тридцать до Куликова поля, а само оно развертывалось заснеженным пространством с невидимым в стороне Доном, с лесопосадками, с голой рощей на месте знаменитой дубравы с засадным полком, решившим исход битвы. За окном мчавшегося автобуса как-то незаметно сгустились сумерки, и затем стало совсем темно. Изредка показывались и медленно проплывали тусклые зраки какого-нибудь жилья, и снова ни огонька, как это было долгое время на этой земле после Куликовского побоища. Все тем же было небо, глядящее на землю, кажется, и на тебя сейчас, мириадами звезд влекущее в свои таинственные бездны, возвышающее душу, говорящее о величии Божием.

Такая причастность к бытию - вот уж поистине урок неложного консерватизма.

Журнал "Наш современник", 2004, № 6