Право на открывшееся наследство принадлежит наследникам с самой кончины владельца (1254). Стало быть, в какое бы время ни объявился наследник, право его возводится к минуте открытия наследства, которое следует ему, в сущности, со всеми своими приращениями и доходами с того времени. Применение этого правила бесспорно, если до вступления наследников в наследство оно не могло считаться ничьею принадлежностью: на этом основании, наприм., имение отдается наследнику, безвестно отсутствующему, из казенного присмотра (со всеми доходами, кроме издержек, на кои полагается 1 %; см. 1244). Но при явке наследника может оказаться, что до него законно владело имением лицо, прежде того явившееся и признанное законным наследником, но долженствующее теперь вовсе уступить его преимущественному, или частью поступиться его совместному праву. В таком случае вопрос об ответственности прежнего владельца новому в доходах разрешается по правилам о вознаграждении за владение, смотря по тому, добросовестное ли было оно или недобросовестное (Зак. Гражд., ст.609–615, 618–626, 628–643. См. Касс. реш. 1876 г. N 29 и сего сочинения часть 1, § 21). Особенными правилами определяется ответственность наследников по закону, введенных во владение имением, перед наследником по завещанию, впоследствии предъявленному на то же имение (Зак. Гражд. 1300–1302).
Право наследника на открывшееся наследство, доколе оно не осуществилось, есть право личное, передаваемое лишь путем законного наследования: в сем отношении наши законы допускают неограниченно так называемую трансмиссию. Но спрашивается: можно ли передать это право по завещанию лицу стороннему или по договору? Едва ли есть в наших законах основание воспретить передачу сего права по завещанию, которым устанавливается то же наследство, — если имение, к коему право относится, есть движимое, не могущее получить родовое свойство от наследственного перехода. Если же имение это родовое либо вообще, будучи недвижимым, долженствовало бы получить у наследника свойство родового, то передача наследственных прав на такое имение стороннему лицу, а не тому, кто должен быть наследником, по завещанию окажется несогласною с духом наших законов о родовых имениях и о завещаниях. Эти соображения тем более применяются к праву на наследство такого лица, которое является не единственным, а совместным с другими наследником, ибо в сем случае свободе передачи наследственного права препятствует нераздельная общность его с другими лицами, без согласия коих участник на основании общего закона (ст. 1314) не может отчуждать свою долю (см. Сбор. Сен. реш., т. 1, N 598). Только в Черниговской и Полтавской губерниях допускаются по местному закону так называемые улиточные записи об уступке наследства (1256 ст.; см. сего сочинения часть 1 § 39). О сем предмете рассужд. в реш. 1 Общ. С. Сен. 1871 г. по д. о насл. Арх. Платона.
В деле Гоголя (Касс. реш. 1872 г. N 794) возник вопрос: с передачею по улиточной записи всей доли отцовского наследства, при обозначении количества земли, передано ли право на получение выкупной ссуды по тому имению? Доказывалось, что улиточн. записи бывают 2 родов: на неопределенное наследство и на известную часть наследства. Но Сенат рассудил, что по литовскому статуту улиточная запись означает передачу наследственных прав во всей их совокупности, хотя по содержанию записи может быть в ней и ближайшее определение составных частей наследства.
Прежде чем открылось наследство, наследника к нему нет, в смысле гражданского права; если и есть в наличности особы, которые по родству, хотя бы и самому близкому с владельцем, могут считаться предполагаемыми его наследниками, это предположение не имеет юридического значения, то есть само по себе не дает им ни малейшего права на имение *(182). Поскольку существует в полноте прав гражданская личность владельца, о гражданском праве наследника на имение не может быть речи (может быть речь, когда ограничиваются права владельца наложением опеки, Зак. Гражд. 376), тем более, что до самой минуты открытия наследства невозможно предвидеть с достоверностью, кто из предполагаемых его наследников будет налицо или в живых и кто будет признан действительным наследником. По закону, как замечено выше, у нас не полагается необходимых наследников; хотя же закон в иных случаях упоминает о прямых наследниках (1054 ст. Зак. Гражд.), но это название лишено юридического значения, ибо им особых прав не предоставлено, и не пояснено, кто суть прямые наследники. Отсюда следует: 1. Предполагаемые наследники владельца не имеют, до открытия наследства, права на иски, истекающие из качества наследников. Противное означало бы, что в личности гражданской может быть раздвоение и что этим раздвоением ограничивается единство и свобода воли в лице собственника. Посему предполагаемый наследник не вправе оспаривать гражданское действие владельца по имению и права третьих лиц, на сем действии основанные, напр., дарение, продажу, совершенные владельцем. Право на такой иск открывается для наследника лишь с минуты открытия наследства (посему с этой же минуты надлежит исчислять для него исковую давность). Хотя бы даже имение, к которому относилось действие владельца, оказывалось родовым, и это обстоятельство не дает предполагаемому наследнику права на иск. Есть, однако, особый разряд имений, которые признаются собственностью не одного лица, но целого рода или фамилии — заповедные имения; в этих имениях при жизни владельца содержится законное и не предполагаемое, но действительное право его наследников, и потому нельзя лишить наследников права на оспаривание при жизни владельца его распоряжений, клонящихся к нарушению заповедных прав. 2. Всякие договоры и записи об имеющем открыться наследстве не могут иметь силы, так как можно изъявлять свою волю лишь об имуществе, на которое имеется действительное право; кроме того, закон не допускает таких договоров и по нравственному побуждению. Посему едва ли можно придать решительную силу и отречению от наследства, хотя бы отречение это оглашено было перед самим вотчинником и перед другими, предполагаемыми наследниками. Пока не открылось еще право, нельзя допустить распоряжение им, а отречение есть уступка права или отступление от права. По римскому праву допускалось отречение от ожидаемого наследства с согласия того лица, от кого наследство ожидается. Наш закон не дает повода признать такое отречение действительным: в сущности, оно будет не односторонним актом, а соглашением или договором об ожидаемом наследстве. а) При жизни мужа Александра Гавриленко подала в уездный суд явочное прошение, что она предоставляет наследникам по муже, которые получат родовое имение, или выделить ей из оного указную часть, или вместо того выдать 21 000 руб. Впоследствии, при разделе мужнина имения по смерти его, наследники его на сем основании отказывали в выделе вдове его указной части. Но Сенат, на основан. 1148, 1159, 709 (по изд. 1887 г. ст. 710) и 1104 ст. Зак. Гражд., признал это заявление жены об уступке своей доли из имения мужа при жизни его недействительным (реш. Сен. Общ. Собр. 1874 г. по делу Гавриленко и Струкова). б) Кн. Голицын при жизни жены своей заключил с нею условие о выделе ей седьмой указной части из недв. имения или денег за оное, причем жена отказалась от дальнейшего участия в наследстве после мужа. Такой акт, оспоренный впоследствии мужем, Палата (а за нею и Сенат) признала недействительным, по нарушению 709 ст. (по изд. 1887 г. ст. 710) 1 ч. X т. Касс. р. 1872 г. N 1096. в) В западном крае, при действии Литовского статута, были в употреблении договоры о пожизненном владении или так назыв. пережиточные записи, особо между супругами (Лит. стат., разд. V, арт. XVII, § 1; разд. VII, арт. I, § 1), о том, что имение одного лица должно перейти по смерти его в пожизненное владение другому, остающемуся в живых, и обратно. В 1860 году решением 1-го Общ. Собр. Сената по д. Выржиковской признано, что основанное на подобном акте преемство имения, как основанное на договоре, не причитается к наследству. Посему признано, что при конфискации имения у мужа-преступника жена его, по имению, полученному от мужа на основании такого акта, не может быть поставляема в разряд лиц, лишаемых участия в наследстве после политического преступника; что казна путем конфискации могла получить имение преступника только в пределах тех прав и обязанностей, в коих находился он сам в момент своей политической смерти, следовательно, не вправе была, по своему одностороннему усмотрению, уничтожить пожизненный договор, который сам Выржиковский не вправе был разрушить. Отречение от наследства имеет юридическую силу в одном только случае, и в этом случае сие отречение нельзя назвать предварительным. По нашему закону допускается предварение наследства выделом; но с выделом, по воле вотчинника, наследственная доля при жизни его передается в действительное владение и в собственность ближайшему наследнику; стало быть, в этих случаях к выделенному лицу переходят действительно вотчинные права на имение, и от него зависит счесть себя, на свою долю, вполне удовлетворенным и больше ничего не требовать при разделе имения, по открытии наследства, между прочими наследниками (ст. 998, 1002 Зак. Гр.). В лице несостоятельного должника вступление его самого в наследственные права устраняется либо ограничивается. Все, что к несостоятельному дойдет по наследству во время конкурса, причисляется к конкурсной массе (Уст. Суд. Торг. изд. 1893 г., ст. 571). По окончании производства о несостоятельности несчастный должник восстанавливается в правах своих (621), а к неосторожному, что впоследствии дойдет по наследству, обращается сполна на удовлетворение не погашенных еще прежних долгов его (623). Это правило несколько изменяется относительно неосторожного должника в неторговом звании. Буде ему достанется наследство, то берется в опеку, из коей до смерти его только 1/5 часть обращается в пользу его с семейством, а остальное идет на уплату долгов; по смерти же его платеж долгов пресекается. Зак. Суд. Гражд., ст. 527, 528.
