В принципе, несмотря ни на что, выборы в том году вполне могли все-таки не состояться. Низкий рейтинг Ельцина, его плохое физическое состояние вроде бы подсказывали простой выход из положения — отменить их или, по крайней мере, перенести их года на два. Эта идея носилась в воздухе. Как уже говорилось, ее активно продвигала часть президентского окружения — та, что группировалась вокруг начальника Службы безопасности президента Коржакова. Политики демократического толка эту идею, естественно, отвергали. Так, Егор Гайдар уже в самом начале избирательной кампании, 22 января, заявил в интервью «Интерфаксу», что если кто и попытается отменить выборы, успех такой попытки «абсолютно исключен». «Это был бы предельно непопулярный шаг, — сказал Гайдар, — который толком никто бы не поддержал и который поставил бы власть в полную зависимость от силовых структур».

Как мы видели, Ельцин попытался реализовать эту идею 17–18 марта. Соответственно на эти и последующие дни пришелся наибольший всплеск разговоров о возможной отмене выборов. Одни просто считали, что наиболее вероятной реакцией Ельцина на денонсацию Думой Беловежских соглашений будет именно такой шаг, другие вполне достоверно знали, что президент реально готов пойти на это. Так, Сергей Филатов на пресс-конференции в Калуге 18 марта, отвечая на вопрос по поводу упомянутой денонсации, сказал, что она направлена на конфронтацию и на то, чтобы подтолкнуть Ельцина на тот или иной резкий шаг в отношении коммунистов, в частности — на изменение сроков проведения выборов.

На следующий день слово взяли сами коммунисты. Зюганов заявил журналистам: у него, мол, «есть основания полагать, что сегодня на заседании Совета Федерации будет поднят вопрос о продлении полномочий президента еще на два года и отмене в связи с этим выборов». «Власти, — сказал Зюганов, — стараются торпедировать президентские выборы, ухватившись за постановление Думы от 15 марта о денонсации Беловежских соглашений…»

20 марта состоялась встреча Ельцина с политологами и экспертами. В сообщении президентской пресс-службы об этой встрече среди прочего говорилось: дескать, на ней «было отмечено» (неизвестно, правда, кем), что постановление Госдумы по Беловежским соглашениям «ставит под вопрос проведение президентских выборов в июне этого года».

Однако пик публичных высказываний на тему возможной отмены или переноса выборов почему-то пришелся на 21 марта. Высказывания, естественно, были разные. Так, председатель ЦИКа Николай Рябов заявил в этот день, что оснований для переноса сроков президентских выборов пока нет, однако эти основания пытались создать депутаты Госдумы, принимая постановление относительно Беловежских соглашений. Рябов сказал, что «только благодаря спокойной, взвешенной реакции президента и Совета Федерации удается пока держать ситуацию в строгих рамках».

Мы знаем, какой «спокойной и взвешенной» была на самом деле реакция Ельцина.

Сергей Шахрай в уже упоминавшемся интервью корреспонденту РИА «Новости» выразил надежду, что президентские выборы состоятся точно в намеченный срок, хотя он и не исключает возможности их переноса. «Если конфронтация будет раскручиваться, — предположил Шахрай, — и Дума не станет идти ни на какие компромиссы по поводу принятых ею документов (о денонсации Беловежских соглашений. — О.М.) ни с Советом Федерации, ни с президентом, то значительная часть общества может усомниться в целесообразности проведения выборов в такой ситуации».

Помощник президента по правовым вопросам Михаил Краснов также не исключил, что президентские выборы могут быть перенесены — в случае «возникновения в стране кризиса». По словам Краснова, пока для этого нет никаких юридических оснований, однако ситуация может измениться. «Я боюсь, что в стране может возникнуть кризис», — заявил помощник президента, добавив, что уже сейчас видно, кто подталкивает страну к этому. Комментируя постановление Думы о денонсации Беловежских соглашений, Краснов констатировал: депутаты «фактически приняли поправку к Конституции» и подорвали основу, на которой базируется сама нижняя палата.

Еще один именитый депутат, председатель Фонда «Стратегия» Геннадий Бурбулис, выступая 22 марта по «Радио России», сказал, что сегодня ни у одного кандидата в президенты нет уверенности в безусловной победе на выборах, и отсюда как бы общая негласная заинтересованность: лучше бы их вообще не проводить.

Иными словами, по крайней мере пять дней — с 18 по 22 марта — тема отмены выборов звучала в публичных речах непрерывно.

В дальнейшем все вроде бы поутихло и успокоилось: после того как Ельцина удалось убедить не предпринимать резких шагов и кризис миновал, эта идея должна была потихоньку затухнуть.

О том, что некоторое успокоение на этот счет действительно наступило, говорит, в частности, заявление, сделанное 13 апреля на пресс-конференции лидеров питерского отделения ДВР: «Если бы не позиция Гайдара и не конкретная работа Чубайса, мы бы на сегодняшний день могли иметь указ президента о переносе выборов на два года и о роспуске Госдумы, со всеми вытекающими отсюда последствиями».

В действительности, однако, никакого успокоения не произошло. Коржаков и его единомышленники продолжали носиться с этой идеей.

Тема отмены — переноса выборов всплыла в уже упоминавшемся разговоре Коржакова с Черномырдиным в Президентском клубе 16 апреля.

Забавная деталь. Хотя Черномырдина никто, естественно, не уведомил, что все говоримое им записывается, он, без сомнения, догадывался об этом. Не ребенок. Прекрасно знал, что все заведения такого рода нашпигованы «жучками». По этой причине отвечал односложно, междометиями, в основном поддакивал собеседнику, невинно переспрашивал… Так что, получилось, Коржаков как бы записывает сам себя.

Читая эту запись, видишь, как начальник СБП пытается склонить премьера в свою веру, рассказывает, что ведет соответствующие переговоры с коммунистами. И вроде бы склоняет…

«Коржаков…Я за то, чтобы выборы отменить.

Черномырдин… (Надо полагать, этот проставленный Коржаковым знак пунктуации — отточие — выражает что-то вроде недоумения, испытанного Черномырдиным. — О.М.)

Коржаков. Потому что думаю, Ельцин победит с небольшим перевесом, наберет 51–52 процента голосов. Тут оппозиция начнет орать: «Это подтасовка!» Еще начнут все громить…

Черномырдин. Да ну.

Коржаков. Запросто. Этот сценарий мы прошли уже в октябре (1993 года. — О.М.). Если же Ельцин проиграет, то этого тем более допустить нельзя. Инициатива о переносе выборов должна исходить от коммунистов. Я им сказал: «Смотрите, ребята, не шутите, мы власть не отдадим».

Вот так: «мы», то есть Ельцин и Коржаков. Вряд ли человек, незнакомый с тогдашней российской действительностью, поверил бы, что все это говорит начальник президентской охраны, чьи функции, по идее, должны ограничиваться сбережением в целости главного «тела» страны и не распространяться за пределы этого.

Черномырдин, естественно, опять — «…». Слишком ответственное заявление — «власть не отдадим», — чтобы как-то его комментировать, под магнитофон проявлять свою позицию.

Далее идет подробный разговор о том, как уломать коммунистов, чтобы они сами выступили с инициативой отмены (переноса) выборов.

«Коржаков. Но Зоркальцев (один из тогдашних коммунистических руководителей. — О.М.) меня убеждает, что коммунисты теперь хорошие. Почему тогда у них Руцкой, Умалатова, Анпилов?..

Черномырдин. А как с Зоркальцевым?

Коржаков. С Зоркальцевым мы договорились, что будем еще встречаться. Он сам пришел ко мне организовать встречу Зюганова с шефом. Шеф пока не отказался. И было бы неплохо это устроить 22 апреля, поздравить Зюганова в день рождения Ленина. Но коммунисты должны с чем-то прийти…

Черномырдин. Мы вчера как раз обсуждали, что такие попытки Борису Николаевичу самому инициировать нельзя. Он может пригласить, допустим, руководителей фракций.

Коржаков. Он встречается с ним как с руководителем фракции. Только так.

Черномырдин. А Зоркальцев приходил, чтобы организовать встречу?

Коржаков. Да.

Черномырдин. Тогда надо делать.

Коржаков. Я ему прямо сказал: «Вы думаете, мы вам власть отдадим? Вы поняли, что у нас намерения серьезные, когда Думу захватили в воскресенье, 17-го числа (то есть 17 марта. — О.М.). Так что не отдадим. Давайте по-хорошему договариваться. Может, портфели поделим какие-то».

Черномырдин. У коммунистов самая лучшая позиция — быть в оппозиции.

Коржаков. Если бы они от этих дураков крайних отмежевались, то пожалуйста, берите портфели в правительстве, какие нужны, и работайте. В Италии компартия самая большая, но там никаких революций нет, спокойно все существуют. Во Франции тоже никаких проблем. А почему мы не можем так же?»

Вот опять: начальник президентской охраны, призванный всего лишь обеспечивать безопасность главы государства, торгуется с политическими противниками президента, предлагает им министерские должности в обмен на перенос выборов… Чудны дела твои, Господи!

Знал ли Ельцин об этих переговорах? Может, и знал. Даже наверняка знал: недаром же он «пока не отказался» от встречи с Зюгановым, которую предлагал провести Зоркальцев. (Кстати, замечу в скобках, что один из ведущих членов ельцинского штаба Сергей Филатов еще 5 апреля уверял журналистов, что «какие-либо контакты» Ельцина «с представителями КПРФ» исключены. Видимо, Коржакову все-таки лучше было известно, что исключено, что не исключено.) О чем предполагалось говорить на этой встрече? Возможно, как раз о «портфелях в правительстве» как плате, которую могут получить коммунисты, если согласятся на перенос выборов.

Правда, потом Ельцин начнет одергивать своего охранника: не лезь в политику! Но это еще ничего не значит: публично можно одергивать, а за кулисами, втихую поощрять такое «залезание». Или, по крайней мере, просто закрывать на него глаза…

Председатель правительства охотно поддакивает своему собеседнику. И — несмотря на магнитофонную запись! — соглашается, что выборы надо отменять, даже если ценой такой отмены станет предоставление коммунистам министерских постов.

«Черномырдин. Для меня никакой разницы нет, красный министр или еще какой-нибудь. Все равно будет делать то, что мне надо… Да-а… Самый лучший вариант — это отменить выборы.

Коржаков. Инициатива должна идти от коммунистов.

Черномырдин. Как это сделать?..

Коржаков. Я поставил коммунистам жесткое условие: если готовы обсуждать идею по отмене выборов, то давайте конкретные предложения. 70 лет рулили, теперь дайте нам 70 лет порулить. Вот если мы за этот срок не вырулим, тогда обратно власть отдадим».

Вот такой циничный разговор. Предельно циничный. По всему видно: Коржаков плохо понимает, какова суть перемен, происходящих в стране. Для него все просто: одна группировка — к которой принадлежит и он сам — перехватила власть у другой и не собирается ее отдавать. В крайнем случае, отдаст лет через семьдесят, если очередной эксперимент по «рулению» окажется столь же неудачным, как и коммунистический.

А Черномырдин? Тоже не понимает?

Впрочем, скорее, оба они все прекрасно понимают, но… Плевать они на все это хотели! Главное для них — как для многих, дорвавшихся до высоких постов, — власть! В этом и заключается цинизм деятелей такого рода.

В отличие от своего визави, Черномырдин не согласен отдавать власть обратно. Ни при каких обстоятельствах. Даже и через 70 лет. У него к этому времени образовалось крупное состояние, и вернись коммунисты к власти — непременно все отнимут, национализируют. Как в анекдоте про брежневскую маму. Посмотрев, как прекрасно сын живет, мама расплакалась: «Потому плачу, сынок, что придут большевики — все ведь отберут!» Жалко маму.

«Черномырдин. Обратно (отдавать власть. — О.М.) — нет.

Коржаков. Да это я условно говорю. Но Зоркальцев, чувствуется, испуган. Хочет мирного исхода.

Черномырдин. Значит, это серьезно у них.

Коржаков. Они дрогнули. Шеф сказал, что от идеи запрета компартии еще не отказался.

Черномырдин. Правильно, надо запрещать и думать выше. Конечно, нам выборы не нужны.

Коржаков. Будоражить людей, отрывать от работы…

Черномырдин. Все равно готовиться надо.

Коржаков. Самое главное, что шеф сам будет против этой идеи (то есть против отмены выборов. — О.М.). Но его можно уломать.

Черномырдин. Конечно, все согласятся.

Коржаков. Коммунисты сейчас уже не те, на «Ауди» катаются, в Снегирях живут. Это те, кому от власти что-то досталось. А вот те, кому ничего…

Черномырдин. Те и орут.

Коржаков. А через два года у каждого будет свое дело.

Черномырдин. Только выборы не отменять, а переносить.

Коржаков. Только перенос… Какая отмена, у нас демократия!..

Черномырдин. Тогда давай давить. Тогда я сейчас это буду Борису Николаевичу говорить…»

Эти циники никогда не воспринимали слово «демократия» всерьез. Если и употребляли его, то лишь в насмешливом контексте.

На протяжении разговора они еще раз возвращаются к теме отмены — переноса выборов. Причем инициатором возврата уже выступает Черномырдин, по всей видимости к этому времени окончательно созревший для соответствующего направления мыслей. Утратив осторожность, он как бы со всей широтой души устремляется навстречу своему собеседнику (у него для этого есть свои особые резоны). Впрочем, не исключено, что тут сказывается действие виски, употребляемого премьером в процессе разговора.

«Черномырдин. Александр Васильевич, надо нам стратегию разработать. Сейчас наступают решающие дни. Если мы с коммунистами выйдем на какой-то диалог, то лучше выборы перенести. Это лучший вариант (вроде бы уже обо всем договорились — переносить; казалось бы, чего снова о том же самом талдычить? — О.М.).

Коржаков. Коммунисты же видят, как народ Ельцина поддерживает. Краснодар встречал шефа, как будто это Белодар! Город весь высыпал на улицы. Мы обалдели! Мы приехали-то ночью. Молодежь вообще вся за Ельцина, просто влюблена. С народом шеф не боится общаться, он полемист известный! (На самом деле реакция краснодарцев, как и ставропольцев, на пребывание Ельцина в их краях, как мы видели, была не такой уж благоприятной для него. — О.М.)

Черномырдин. Как бы устроить встречу с Зюгановым до 22-го? Нельзя затягивать.

Коржаков. День рождения Ленина. Коммунисты наверняка венок возложат к Мавзолею, это святое дело. А наше дело — не довести до бунта. Я Зоркальцеву говорю: «Я больше всех заинтересован в мире, потому что наши чубы прежде всего полетят»…».

Через некоторое время Коржаков уже в открытую, не только за рюмкой в Президентском клубе, примется проталкивать свою идею о переносе выборов. Как говорится, пойдет ва-банк…

Знал ли об этом Ельцин?

Тот же самый вопрос — знал ли Ельцин об этих переговорах своего охранника с коммунистами? — задаю Чубайсу. И знал ли о них он сам, Чубайс? Пытался ли как-то противодействовать этой торговле: отмена (перенос) выборов в обмен на посты в правительстве?

— Честно говоря, я об этом толком ничего не знал, — признается Анатолий Борисович. — Хотя предполагал, что такое возможно. Знал ли об этом Борис Николаевич, тоже не могу сказать. Но мне было совершенно ясно, что как переговорщик и как политик Коржаков на несколько уровней слабее, чем даже Зюганов. Так что у Коржакова были нулевые шансы в ходе этих переговоров выстроить какую-то выгодную для ельцинской стороны политическую конструкцию. Это было нереально.

Он с Зоркальцевым вел переговоры.

Неважно, с кем. То, что вы называете переговорами, я думаю, выглядело примерно так: «Слушай, Витя, ну чего ты? Давай договоримся!» — «Да как, Александр Васильевич, да у нас же выборы…» — «Да ладно, кончай ты! Выборы… Что мы с тобой договориться не можем, что ли?» Это вот примерно такого уровня разговор. Он по определению не может дать результатов.

Остановить войну в Чечне!

Преобладающее общественное настроение относительно президентских выборов в тот, десятилетней давности, период было вполне определенное: Ельцину нечего и думать об успехе на этих выборах, если он не предпримет каких-то решительных шагов по прекращению чеченской войны. Как мы знаем, Путин спустя всего лишь три года, напротив, стал президентом именно благодаря возобновлению этой войны. Главным образом благодаря ей же долгое время поддерживался его высокий рейтинг. В 1996-м все было в точности наоборот. Требование установить мир в Чечне считалось как бы само собой разумеющимся. Даже такие острожные политики, как Шаймиев, высказывали его едва ли не в каждом своем публичном выступлении.

Уже 2 февраля после первой встречи с Ельциным недавно избранный спикер Госдумы Геннадий Селезнев сообщил, что президент на днях «предложит свой вариант по разрешению чеченского кризиса», причем, как он, Селезнев, понял, «во главу угла будет поставлено мирное решение проблемы».

17 февраля на встрече с редакторами центральных СМИ, состоявшейся в ИТАР-ТАСС, Ельцин представил семь (!) вариантов урегулирования конфликта в Чечне. Впрочем, все это были наметки одного плана, который мало-помалу вызревал в головах различных групп экспертов.

7 марта состоялось заседание Совета безопасности, на котором, по словам Ельцина, стоял один вопрос — утверждение программы урегулирования чеченского кризиса. Программа была составлена с учетом предложений двух комиссий — правительственной во главе с Черномырдиным и Президентского совета под руководством Эмиля Паина, а также «предложений президентских структур». Однако окончательное политическое решение и на этот раз не приняли. Как сказал Ельцин, договорились «в общем одобрить программу», но за неделю ее «подкорректировать», после чего окончательно утвердить на Совете безопасности.

По-видимому, дело осложнилось еще и тем, что как раз накануне, 6 марта, дудаевцы предприняли штурм Грозного. Именно в то время, когда в Москве заседал Совет безопасности, в разных районах чеченской столицы развернулись ожесточенные бои. Атакующих было, по разным оценкам, от семисот до полутора тысяч. Они вывели из строя крупнейшие теплоэлектроцентрали, нефтеперерабатывающий завод, насосную станцию водоснабжения… Боевикам удалось подойти почти вплотную к комплексу правительственных зданий. Их натиск был настолько мощным, что на помощь внутренним войскам и чеченской милиции, явно «проседавшим» под этим натиском, в город пришлось ввести подразделения Минобороны. Тем не менее к вечеру дудаевцы контролировали уже третью часть территории города…

Было очевидно, что штурм, предпринятый боевиками, привязан по времени к заседанию Совета безопасности в Москве. Но что именно Дудаев хотел продемонстрировать этим штурмом? Показать свою силу, так чтобы авторы составляемой в российской столице программы примирения пошли на более серьезные уступки? Если такие соображения действительно были, вряд ли их можно считать оправданными. Эти демонстративные действия скорее добавляли аргументов московским «ястребам», осложняли задачу президента.

Не исключено и то, что Дудаев сознательно стремился усложнить задачу вторичного избрания Ельцина: как известно, его симпатии были на стороне коммунистов.

В самом ельцинском штабе вряд ли кто-то всерьез рассчитывал, что чеченскую проблему удастся решить достаточно скоро, даже если президент по-настоящему проявит тут волю. Во всяком случае, было ясно, что до выборов это сделать уже не удастся: слишком мало остается времени. Так, 18 марта на пресс-конференции в Калуге Сергей Филатов определенно заявил: «война не будет завершена до выборов, так как там очень много проблем». Вместе с тем это по-прежнему одна из важнейших целей президента. По словам Филатова, в ближайшее время Ельцин огласит решение Совета безопасности по чеченской проблеме, которое предусматривает «комбинированный путь» ее решения.

И вновь о тогдашнем общественном мнении. В двадцатых числах марта ВЦИОМ провел опрос по поводу Чечни. На вопрос «Какой путь решения чеченской проблемы Вам кажется правильным?», 46 процентов (самая большая цифра) выбрали ответ — нужно «как можно скорее вывести федеральные войска, а потом решать вопросы отношений Чечни с Россией». На вопрос «одобрили бы Вы в сложившейся ситуации прямые переговоры Ельцина с Дудаевым?» «безусловно да» ответили 34 процента, «скорее да» — 23, «скорее нет» — 13, «безусловно нет» — 15.

Большинство по-прежнему желало скорейшего заключения мира через переговоры и вывод войск из Чечни.

В чем видится Ельцину главная сложность решения чеченской проблемы? Об этом он так сказал рабочим в Челябинске, во время поездки по Уралу:

— Если только оттуда армию вывести, перережут они друг друга. Но и не выводить тоже нельзя… Без этого нечего мне и думать о том, чтобы идти на выборы.

Как же преодолеть эту фундаментальную трудность — как вывести войска, не выводя их? Несколько недель мудрейшие из мудрейших по поручению президента решали эту задачку.

От всей этой многодневной суеты, от кипучей деятельности различных комиссий и групп, скрупулезно изучавших различные варианты, простые люди с надеждой ждали только одного — чтобы прекратилась война, перестала литься кровь. Дождались ли?

Боюсь, что нет. Хотя программа по Чечне до сих пор не обнародована, кое о чем уже можно судить. Еще до того, как был принят окончательный ее вариант, после первого тура обсуждения Ельцин так аттестовал ее:

— Программа комплексная. То есть это программа прежде всего достижения мира. Мирная программа. Второе — это программа военная. Чтобы все-таки завершить… И тех преступников, которые виновны и замешаны в убийствах и т. д., в террористических актах, — они должны быть преданы суду, привлечены к ответственности. И мы должны это обязательно сделать, чтобы не было повадно другим.

Уже из этих слов ясно, что бойня будет продолжаться. Ибо предать суду своих противников в Чечне Кремль мечтает с самого начала чеченской кампании, с декабря 1994-го.

Но отслоить чистых от нечистых не так-то просто. Хотя бы потому, что противник четко осознает эту заветную мечту московских правителей. На днях Джохар Дудаев в интервью радио «Свобода» заявил по этому поводу:

— Попытки отделить боевиков от чеченского народа и сделать войну внутричеченским конфликтом обречены на провал. Война идет против чеченской нации как нации… И никого из народа Чеченской Республики и ее граждан этот блеф не обманет.

То, что «боевик» — понятие в Чечне относительное, давно известно. Вчера человек был мирным обывателем, а сегодня у него убили семью… Теперь его семья — автомат. Борис Немцов, выступая по НТВ, привел свидетельства нижегородских собровцев, которые участвовали в грозненских событиях 6 марта: «Да, там были боевики, но это было восстание. В нас стреляли даже десятилетние дети».

Что будем с детьми делать, Борис Николаевич? Какие кары для них придумаем в назидание другим?

Как именно предполагается наказать «преступников, которые замешаны в убийствах», видно по несколько обновленной тактике федеральных войск, обозначившейся в последнее время. Видимо, в соответствии с разработанным планом. То или иное чеченское село, где, как предполагается, есть боевики, окружается тройным кольцом, после чего по нему несколько дней лупят артиллерия и авиация. Затем МВД проводит свою пресловутую «зачистку» (слово-то какое!). Тактика, разумеется, гениальная. Странно, что генерал Куликов до сих пор не додумался таким же способом ликвидировать солнцевских или люберецких преступников. Значит, так: окружаем соответствующий жилой район, подтягиваем гаубицы…

Намечаются также шаги невоенные, шаги, так сказать, экономического свойства. Здесь упор сделан на различении мирных и немирных районов (похожим образом во времена генерала Ермолова различались мирные и немирные аулы).

— …Мы будем финансировать только те районы, где будет стабилизировано положение и не будет бандитов, — так разъяснил Ельцин эту часть программы. — Стабилизировалась обстановка, подписали договор — мы финансируем этот район. Пожалуйста — восстановление, зарплата, пенсия… Все, что полагается. Если там есть бандиты, мы финансировать эти районы не будем.

Этакий в самом деле тонкий инструмент: выказываете смирение и покорность — получите и распишитесь в ведомости. Покорный теленок, как известно, двух маток сосет. Одна беда: мы даже в Рязань из Москвы перевести деньги толком не можем, перевести и раздать кому надо ту же зарплату, пенсию. Что же о Чечне говорить?! Неужто нашему президенту неведомо, что миллиарды и триллионы исчезают там бесследно? Что только три категории населения исправно получают в этой республике бюджетные деньги — дудаевцы, продажные «правительственные» чиновники и прямые уголовники. Ну, и за пределами Чечни, ближе к российской столице, от этих денег всяческого ворья тоже кормится немало.

И еще: каким все-таки районам, спрашивается, платить, каким не платить? Известно ведь: дудаевские ополченцы совершенно свободно перемещаются почти по всей территории Чечни, свободно посещают большинство городов и сел, входят и выходят из них, когда им заблагорассудится. Сегодня их здесь нет, а завтра — вот они. Так было, например, с Серноводском, который до последнего времени считался мирным и нейтральным.

Так что все эти договоры и соглашения стоят не больше, чем бумага, на которой они написаны.

Наконец, вообще попытка купить благорасположение горцев, деньгами склонить их к предательству означает либо полное незнание их менталитета, либо оскорбительное пренебрежение им.

Просто удивительно, как наши правители любят самообманываться. Прямо страсть какая-то. Вроде бы обожглись на Хаджиеве и Автурханове (руководители промосковской антидудаевской «оппозиции». — О.М.). Казалось бы, достаточно. Нет, теперь делают ставку на Завгаева.

Неужто не ясно, что никакой властью в Чечне этот деятель не обладает? Боится высунуть нос за пределы грозненского аэропорта. А все дни последних боев в чеченской столице вообще просидел в Москве. Это вместо того, чтобы броситься к себе в Чечню при первых же сообщениях о штурме Грозного.

Но как раз во время грозненских боев Ельцин заявляет, что Завгаев «довольно уверенно работает сейчас».

Бывает, конечно, что работа ладится и в отсутствие начальника. Здесь, однако, не тот случай. В сущности, чеченская милиция не оказала никакого сопротивления отряду Басаева, предпринявшему штурм Грозного 6 марта. Перед началом штурма Басаев ее предупредил: все, кого застигнут с оружием в руках, будут расстреляны. И посоветовал милиционерам разойтись по домам. После этого милицейские начальники стали выступать один за другим по местному телевидению и заверять, что не будут воевать с дудаевскими ополченцами.

Правда, несколько милиционеров все же погибли. Однако вовсе не потому, что решили оборонять Грозный: просто дудаевцы напали на два милицейских райотдела, у них с милицией были какие-то свои счеты.

Так что грозные требования российского министра Куликова, обращенные к Завгаеву и его «правительству» — взять на себя поддержание порядка в Чечне, — это не более чем начальственная риторика. Министр сам прекрасно знает, что Завгаев ни на что подобное не способен.

К тому же у него сейчас другое хобби — он занят сейчас раскруткой так называемого внутричеченского диалога. По уверениям Завгаева, в этот диалог втягивается все больше и больше чеченцев.

С чего бы это, кажется? Да, конечно, море пролитой крови, усталость дают о себе знать. Но происходит и другое: по мере того как федеральные силы продолжают зверствовать, убивать без разбора правых и виноватых, стариков, женщин, детей (самые свежие примеры этих зверств — тот же Серноводск, те же Самашки), все больше чеченцев берется за оружие. Это ведь давно известно: сами же российские военные заботятся о пополнении отрядов Дудаева.

С самого начала чеченской войны стали раздаваться трезвые голоса: мол, переговоры надо вести не с подставными лицами, которых вы сами же назначаете — то ли в оппозицию, то ли в правительство, — а с реальными политическими фигурами, с теми, кто действительно влияет на ситуацию в Чечне. Попросту говоря, с Дудаевым и его соратниками. Отношение начальства к этим призывам пережило все мыслимые фазы — от решительного неприятия («Никаких переговоров с бандитами!») до сдержанного согласия и практического воплощения. Положительная фаза, как мы знаем, началась после нападения Басаева на Буденновск. Благодаря Черномырдину.

Сейчас мы снова пребываем в крайне отрицательной фазе. Дудаев для нас снова бандит, террорист, уголовник и т. д. и т. п. Приклеивание к противнику всяческих ругательных ярлыков — это еще одна разновидность самогипноза.

Была, правда, недавно попытка стряхнуть с себя этот самогипноз и самообман. Как ни странно, ее предпринял поносимый нынче на всех перекрестках и назначенный всеми к скорому увольнению министр обороны Павел Грачев. Он предложил Дудаеву встретиться и обсудить ситуацию. Однако его тут же одернул генпрок Скуратов: дескать, такие контакты незаконны — Дудаев находится во всероссийском розыске…

Господи, да неужели вам больше некого разыскивать? Разыщите-ка, сделайте милость, тех, кто убил Листьева. Или Холодова…

Еще одна форма самообмана: власти уверяют себя, что они имеют боеспособную армию и нормальное, компетентное военное руководство, которым по плечу осуществить все их, властей, глубокие стратегические замыслы. О реальной боеспособности этих войск можно судить хотя бы по недавнему факту, когда доблестные восстановители конституционного порядка, отмечая вместе с дудаевцами Международный женский день, должно быть, по пьянке продали им за шесть тысяч долларов танк и БТР. Теперь, надо полагать, эта техника по ним же, продавцам, и по их товарищам лупит из пушек и пулеметов…

Что же касается профессиональных и моральных качеств военного начальства, Борис Немцов так о них отозвался:

— Как с таким командованием чеченской операцией можно вести войну?.. Для этого нужно, чтобы командиры — я имею в виду командиров достаточно высокого ранга — не боялись брать на себя ответственность, нужно, чтобы они были квалифицированными людьми, и нужно, чтобы они не были подхалимами и трусами. Это можно сейчас сделать? Я говорю: этого сделать нельзя.

Тем не менее Совет безопасности, по-видимому, снова одобрил войну. Хотя и в несколько переиначенном виде. Если нельзя, но очень хочется, то — можно.

В последние дни на телеэкранах то и дело возникают похоронные процессии. Пермь, Нижний Новгород, Екатеринбург… Хоронят молодых ребят, погибших в Грозном. Погибших по вине бездарных генералов. Точно так же год назад в том же городе на убой были брошены парни из Майкопской бригады, других подразделений… (Кстати, сейчас Майкопскую бригаду, разваленную и деморализованную, снова направляют в чеченское пекло.) Время идет, но генералы упорно не желают ничему учиться. Спроса с этих бездарей никакого. Путь у них только один — наверх. Наказать их могут лишь в единственном случае — если они станут перечить начальству. Так были наказаны Громов, Кондратьев, Воробьев, Лебедь…

За кого будут голосовать тысячи людей, идущие нынче за гробами тех, кто погиб в Чечне? Думаю, не за Ельцина.

Полагаю, это и была одна из главных целей Дудаева, затеявшего 6 марта нападение на Грозный, — восстановить против российского президента в перспективе приближающихся выборов как можно большее число его соотечественников. Более того, показать, что исход этих выборов во многом определяет именно он, Дудаев. Он ведь давно заявляет: дескать, сделает все от него зависящее, чтобы Ельцин не был переизбран на второй срок.

А сделать он действительно может немало. До последнего времени кремлевские мудрецы почему-то полагали, что в решении чеченской проблемы главное зависит от них. Они могут придумать семь вариантов, а могут — двадцать семь. Захотят — могут закончить войну в январе-феврале, а могут в апреле-мае. Предполагалось, что у противостоящей, дудаевской, стороны если и есть здесь какая-то роль, то лишь второстепенная, подчиненная. Страдательная.

И вот вдруг обнаружилось: какие бы варианты ни придумывали в Кремле и в Белом доме, в конечном-то счете как раз Дудаев решает, принять их или отвергнуть. Но у него сейчас — собственный вариант.

Разработана специальная тактика, как не допустить вторичного избрания Ельцина. Решено не предпринимать никаких шагов — наподобие Буденновска или Кизляра, — которые могли бы дать Ельцину повод отложить или отсрочить выборы. Такое решение принял Комитет обороны Ичкерии. В то же время операции, подобные грозненской, будут, конечно, продолжаться. Нет никакого сомнения: тот же Шамиль Басаев при желании с такой же легкостью сможет повторить атаку на Грозный буквально накануне выборов — и 10-го, и 11-го, и 12 июня… С такой же легкостью и с таким же блестящим для себя результатом. И снова по российским городам будут хоронить бойцов СОБРа и ОМОНа. Обычных солдат и офицеров. И эта предвыборная антиельцинская агитация будет самой сильной, какую только можно придумать.

Наконец, если федеральные войска будут продолжать свой беспредел — совершенно безумную варварскую тактику окружения и уничтожения чеченских сел, чеченцы могут перейти не только к поголовному расстрелу заложников и пленных (чем они уже сейчас угрожают), но и к индивидуальному террору — тому самому, который применяют сегодня в Израиле палестинцы. А от него, как известно, нет защиты.

Неужто эта ясная перспектива не видна кремлевским начальникам и состоящим у них на службе доблестным генералам?

Дудаев и его окружение подают знаки привета российским большевикам, готовящимся нынче к своему последнему и решительному бою. Сам чеченский авиагенерал заявляет, что он никому не сдавал своего партбилета, прозрачно намекая: мол, считайте меня коммунистом. Членом КПРФ он, разумеется, быть не желает, но опять-таки шлет намек — вот если бы не развалился СССР… Он, дескать, был против такого развала.

И надо ж так случиться: зюгановцы, управляющие Госдумой, как раз в этот момент «отменяют» Беловежские соглашения. Поразительная синхронность и духовная близость.

Близкие сподвижники Дудаева — например, бывший актер Ахмед Закаев — также делают заявления: коммунисты, мол, самые серьезные из российских политиков; когда они придут к власти, чеченцам с ними совсем нетрудно будет договориться.

Неужто и сам Дудаев питает такие надежды? Я понимаю, в советских военных академиях — впрочем, как и повсюду — историю КПСС преподавали в припудренном и подрумяненном виде. Генерал, однако, не может не знать, что право народов на самоопределение большевики признавали только на заре туманной юности, в самом начале своего политического существования. Да и то больше на бумаге. Правда, придя к власти, с пылу, с жару, не разобравшись толком, что к чему, в самом деле позволили кое-кому отделиться. Финляндии, например… После этого, однако, быстро захлопнули дверь бывшей «тюрьмы народов», навсегда позабыв свои юношеские романтические бредни. После этого самомалейшее сомнение в добровольности вхождения кого бы то ни было в братскую семью советских народов считалось величайшим из всех мыслимых грехов. Такое сомнение нельзя было высказывать даже шепотом.

Какие же у Дудаева основания надеяться, что, когда на трон в первопрестольной взгромоздится великий вождь и любимый руководитель красный профессор товарищ Зюганов, он поднесет чеченцам на блюдечке с голубой каемочкой право на выход из ненавистной для них России? Абсолютно никаких. Никакого блюдечка, разумеется, не будет.

Впрочем, Дудаев на него, конечно, и не рассчитывает. Логика у него совсем иная. Логика простая. Кто бы ни пришел вместо Ельцина, хуже уже не будет. Почти все, что можно было разрушить, — разрушено. Десятки тысяч чеченцев — и тех, кто сражался за независимость, и вполне мирных, — убиты…

В то же время кто знает, как могут обернуться события, если в Кремле произойдет смена караула. Глядишь, что-нибудь да переменится. Новый правитель всегда испытывает желание отстраниться от наиболее грязных дел своего предшественника. Чечня, разумеется, стоит первой в этом списке.

И наконец, Дудаев просто жаждет отомстить Ельцину. Вспоминаю свой разговор с чеченским президентом летом 1992 года. Я спросил его тогда, почему он допускает свободное хождение оружия в республике. Он ответил: это, мол, соответствует кавказским традициям — тот мужчина не мужчина, кто не носит оружия. Но это же приведет к всплеску преступности, убийств, сказал я. Никакого всплеска не будет, отвечал генерал, у чеченцев, как вы знаете, есть принцип кровной мести, так что на убийство соплеменников здесь мало кто решается…

Полагаю, Дудаев давно уже считает Ельцина своим «кровником». Стремится отомстить ему за тех самых погубленных своих соотечественников, имя которым — легион. За разбомбленные города и села… Уничтожить российского президента физически ему, конечно, трудновато: генерал Коржаков не дремлет. Однако и политически уничтожить — тоже немало. К этому, я думаю, сейчас устремлены все помыслы Дудаева. Этого сегодня он жаждет, пожалуй, даже больше, чем собственно чеченской независимости.

Вот почему Дудаев отдает сегодня предпочтение вождю российских пролетариев. Парадоксальным образом закрывая глаза даже на то, что этот вождь — прямой наследник «лучшего друга чеченцев», погрузившего в 1944-м их в вагоны для скота и отправившего прямиком в Казахстан и Сибирь.

Многократно уже признано: введение войск в Чечню было ошибкой. Сам же Ельцин не раз это признавал: ночами, дескать, думаю об этом…

По ночам лучше бы спать, а ошибки — исправлять, а не замазывать. Нарушение этой простой логики мстит за себя. Замазывание ошибки ведет к ее удесятерению, продлевает страдания людей, населяющих Чечню, приводит к новым разрушениям, новым смертям, новым похоронкам…

Никакие половинчатые решения делу не помогут. Не надо себя обманывать, существует только один вариант: прекращение огня — переговоры — вывод войск — прекращение войны…

Говорят: даже если Россия уйдет из Чечни, Дудаев в покое Россию не оставит. А вот это уже извините. Это уже будет совсем другое дело. За свою землю народ поднимется как один. Как раз про такие моменты написано: «Идет война народная, священная война». Да и не так глуп Дудаев, чтобы в самом деле переносить войну на российскую территорию, сколько бы он ни угрожал на словах таким переносом.

Итак, ничего путного в отношении Чечни в Москве, по-видимому, не придумали, несмотря на все авансы и громогласные заявления, что вот, мол, еще немного — и будет рождено нечто историческое и эпохальное. Нечто судьбоносное. Какое-то объяснение такому слабому, мутному, невразумительному решению можно найти, если предположить, что оно все-таки носит промежуточный характер. Что вслед за этим через какое-то время, когда неэффективность намеченной программы станет для всех очевидна, Ельцин, как не раз уже бывало, собрав волю в кулак, пойдет-таки на тот единственно возможный радикальный шаг, которого от него давно все ждут. На фоне вялой, замудренной программы СБ он будет выглядеть особенно эффектно. Хорошо бы только не слишком волынить с этим: до 16 июня времени — всего ничего.

Впрочем, не исключено, что, принимая нынешний план по Чечне, план, явно ухудшающий его предвыборные шансы, Ельцин имеет в виду, что выборы все-таки будут отложены или вовсе отменены. В таком случае с решением чеченской проблемы ему в самом деле незачем торопиться. Однако это уже тема для совсем другого разговора.

Это писалось по горячим следам — после решения Совета безопасности, касающегося Чечни. Тогда не очень верилось, что Ельцин всерьез начнет движение к миру в этой северокавказской республике. Соответствующие громогласные заявления он делал уже неоднократно, и всегда они кончались ничем. Однако на этот раз острая предвыборная ситуация побудила Ельцина более серьезно отнестись к делу. Ясно было, что пустыми «миролюбивыми» декларациями избирателей не привлечешь. Требовалось реальное движение к миру, реальные шаги к прекращению бессмысленной бойни.

31 марта Ельцин выступил по телевидению с обращением к гражданам России. Он сказал, что выполняет свое обещание познакомить всех с программой урегулирования кризиса в Чеченской Республике. По его словам, чеченский кризис — «это самая тяжелая проблема России; простого пути разрешения этого конфликта нет и быть не может». Тем не менее программа урегулирования кризиса в ЧР после двукратного обсуждения на Совете безопасности и доработки принята и вступает в действие.

— В соответствии с программой, — сказал Ельцин, — с 24 часов 31 марта этого года войсковые операции на территории Чечни прекращаются… Начинается поэтапный вывод федеральных сил из спокойных районов Чечни на ее административные границы… Параллельно чеченское руководство будет вести работу по расширению зон согласия, безопасности и мира в Чеченской Республике. Сегодня они составляют почти две трети ее территории.

Ельцин предупредил, что федеральные власти не станут мириться с террористическими акциями — ответы на них будут адекватными, но эти ответы «не могут и не будут подменять собой политических решений, которые предусмотрены программой урегулирования кризиса».

— Вторая задача, — продолжал президент, — проведение на всей территории свободных демократических выборов в парламент республики, в котором должны быть представлены интересы всего населения Чечни… Избрание парламента будет важным шагом в воссоздании в Чеченской Республике государственных органов власти… По мере укрепления системы власти в Чечне ответственность и полномочия по окончательному урегулированию ситуации переходят от правительства Российской Федерации к главе, правительству и парламенту Чеченской Республики. Этот процесс должен быть закреплен договором о разграничении предметов ведения и полномочий между органами власти Российской Федерации и Чеченской Республики.

Главный камень преткновения, конечно, — это вопрос о государственном статусе Чечни. Он выносится за рамки принятой программы. По словам Ельцина, к его решению предстоит приступить в ближайшие месяцы. Президент напомнил: «Конституция России допускает, что статус может быть изменен по взаимному согласованию между Россией и самими субъектами Федерации». Как уверен Ельцин, главное условие, при котором может начаться согласование вопроса о статусе Чечни, — это «нормализация обстановки в республике, установление здесь мира, спокойствия и стабильности».

— Ради этого, — сказал Ельцин, — мы готовы пойти на переговоры с дудаевской стороной через посредников.

Очень важный момент. Тут впервые с начала чеченской войны открывается — официально открывается! — возможность, хоть и через посредников, но вести переговоры с людьми, контакты с которыми до той поры допускались только через мушку прицела.

Еще шаг навстречу сепаратистам. Госдуме предлагается объявить амнистию участникам вооруженных действий в Чечне, кроме тех, кто совершил тяжкие уголовные преступления.

— Предстоит большая работа по реализации этой программы, — сказал в заключение Ельцин, — но я верю, что она увенчается успехом. И прежде всего потому, что мир, спокойствие и безопасность нужны чеченскому народу, всем народам России.

Знаменательна самая последняя фраза ельцинского выступления:

— Мы с военными твердо настроены на мирное решение этого вопроса.

Конечно, согласие Ельцина начать переговоры с Дудаевым прозвучало как сенсация. Однако вскоре выяснилось, что переговоры предлагались Дудаеву уже не однажды.

— Мы три раза делали попытку склонить его на мирные переговоры, — сказал Ельцин на пресс-конференции сразу после своего телевыступления, — и три раза ничего не получилось. Три раза он отказывался от этих переговоров. Это сейчас он согласен, как нам говорят посредники…

Журналисты поинтересовались, кто эти посредники. Ельцин сказал, что свои услуги предлагают разные люди: бывший советский диссидент Юрий Орлов, казахский президент Нурсултан Назарбаев и даже некий арабский шейх…

— В общем посредники эти достаточно серьезные, — сказал Ельцин.

Коснулся он и вопроса о будущем статусе Чечни:

— Самое главное, через что мы не можем переступить и с чем не можем согласиться: то, что Чечня — независимая, вне России. Это уже нарушение целостности России. Это уже нарушение Конституции. На это мы пойти не можем.

Ельцин выразил надежду, что переговоры с Дудаевым приведут «к какому-то более мягкому варианту» — скажем, к такому уровню самостоятельности Чечни, каким довольствуется Татарстан…

На пресс-конференции Ельцин сообщил, что собирается посетить воинские части, расквартированные в Чечне, «в энное время».

В конце он еще раз подчеркнул, каковы должны быть главные шаги по урегулированию чеченского кризиса: первое — это прекращение боевых действий, второе — создание условий для формирования парламента Чеченской Республики.

— Наши усилия должны предотвратить дальнейшую гибель людей, — сказал Ельцин.

Если бы такая цель всегда ставилась российскими правителями на первое место!

Гладко было на бумаге…

Вскоре, однако, выяснилось, что войну гораздо легче начать, чем кончить. Формально все вроде бы делалось для скорейшего ее прекращения, как и предписывалось президентом. Так, уже 1 апреля командующий Объединенной группировкой федеральных сил в Чечне Вячеслав Тихомиров заявил, что «сегодня» с ноля часов подчиненные ему войска прекратили все войсковые операции на территории республики, что военные поддерживают мирные инициативы президента и намерены «неукоснительно проводить в жизнь» все его планы по прекращению вооруженного конфликта. В то же время, по словам генерала, это не означает отказа федеральных сил от проведения «специальных операций против бандформирований и террористов».

Уже из этих слов было ясно, что никакого прекращения бойни в реальности не случится — произойдут лишь перемены в терминологии: не будет войсковых операций, но будут операции «специальные».

Так оно и вышло. Тогда же, 1 апреля, генерал Тихомиров обвинил противоположную сторону в продолжающихся провокациях: дескать, за прошедшую ночь боевики 11 раз обстреливали позиции федеральных сил. Понятное дело, тем приходилось отвечать…

Такое же «примирение» продолжалось и в следующие дни.

А «на бумаге» все вроде бы двигалось к миру. Тихомиров сообщил, что уже готова «схема передислокации войск и их вывода из спокойных районов Чечни» — она будет реализовываться «по мере развития оперативной обстановки». Еще до провозглашения ельцинского плана примирения по всей республике начали подписывать тройственные мирные соглашения — между представителями федеральных войск, промосковского завгаевского правительства и местных администраций. По этим соглашениям военные брали на себя обязательства не обстреливать соответствующие населенные пункты, проводить разминирование, а местные жители — не пускать к себе боевиков. Таких соглашений становилось все больше и больше: уже к 5 апреля их набралось 156 (всего в Чечне — 365 городов и сел). Ясно было, однако, что все это филькины грамоты: ни федеральные военные, ни боевики ни у кого не спрашивали разрешения, где и когда им появляться и по каким целям вести огонь.

Чего стоили все эти мирные договоры, говорит хотя бы случай с селом Шалажи. Поселок сугубо мирный. За весь период боевых действий его жители, по их утверждению, ни разу не допустили к себе ни одного боевика. 2 апреля они по собственной инициативе, в присутствии высокого гражданского и военного начальства подписали этот самый договор о мире и согласии. А ночью на 3-е по селу был нанесен мощный ракетно-бомбовый удар с воздуха…

Воинские чины, естественно, открещивались, что отдавали приказ о бомбардировке…

Конечно, можно было бы сослаться на то, что все произошло случайно. Обычно в подобных случаях так и утверждается: дескать, какой-то пьяный наводчик установил не тот прицел. Но здесь, повторяю, была бомбардировка с воздуха. По рассказам очевидцев, самолеты попарно около семи раз заходили на село. Какая уж тут случайность!

В результате бомбежки было разрушено семнадцать домов, около трехсот повреждено.

Но и на этом дело не кончилось. 4-го вечером Шалажи вновь подверглось бомбардировке. На этот раз на село заходили по четыре самолета. Было уничтожено еще несколько домов. Ранения получили более тридцати жителей, один погиб.

Корреспондент ИТАР-ТАСС, пройдя часть села, насчитал и сфотографировал по меньшей мере шесть воронок глубиной около четырех и диаметром около девяти метров, более десятка воронок меньшей глубины и диаметра.

В общем-то эта двукратная бомбардировка мирного села имела некий символический смысл. Ее зачинщики как бы показывали, что плевать они хотели на все эти мирные договоры, на разглагольствования о прекращении боевых действий, что у них собственные планы насчет «мирного урегулирования» в Чечне, отличающиеся от ельцинских. Утверждение Дудаева, что в Москве существует мощная «партия войны», словно бы получало наглядное подтверждение.

Свое возмущение по поводу этих инцидентов осмелилось высказать даже кормящееся с руки Кремля завгаевское правительство. «Это провокация, направленная на срыв мирного процесса в Чечне», — заявил пресс-секретарь Завгаева Руслан Мартагов. По его словам, если расследование этих бомбардировок не будет доведено до конца и виновные не понесут наказание, «народ полностью перестанет верить российскому руководству».

С еще более мощным протестом выступили Президиум Верховного Совета и Комитет национального согласия Чеченской Республики. 6 апреля они приняли совместное заявление, адресованное российской Госдуме. В нем, в частности, говорилось:

«Народ Чечни и вся прогрессивная Россия с большой надеждой восприняли обращение президента России с изложением программ урегулирования кризиса в Чеченской Республике и поверили, что действительно прекратятся военные действия и перестанут гибнуть мирные люди. Однако военные действия и крупномасштабные войсковые операции не только не прекращены, а продолжается нанесение ударов по тем населенным пунктам, которые сделали шаг к миру, подписали соглашение или изъявили желание скрепить его подписями. Так было в Новогрозненском, Катыр-Юрте, теперь это Шалажи — поселок, который традиционно находился в оппозиции к власти Дудаева».

В заявлении выражалась просьба к Госдуме «принять меры по прекращению гибели мирных жителей Чечни и военнослужащих российской армии». Если же Госдума не в состоянии оказать воздействие на исполнительную власть, авторы просили ее «обратиться к мировому сообществу, к руководителям международных организаций с призывом обратить внимание на трагедию чеченского народа и сделать все от них зависящее, чтобы прекратить кровавую бойню».

Увы, об истинных виновниках авианалетов на Шалажи мы так ничего и не узнали. Зато в оборот была запущена версия, будто село бомбили некие неизвестные самолеты, взлетевшие с территории Азербайджана.

Как видим, не прошло и недели с момента обнародования ельцинской программы мирного урегулирования в Чечне, а ее реальность уже была поставлена под большое сомнение.

Тем не менее миролюбивые заверения высокопоставленных российских чиновников, поддакивающих Ельцину, продолжали журчать, как и прежде. Будто мирная ельцинская программа не поставлена под угрозу срыва, будто в Чечне не продолжает реками литься кровь. «Выполняя указ президента, мы не проводим в Чечне войсковые операции», — успокаивал журналистов 3 апреля министр обороны Павел Грачев. «Приказ президента России Бориса Ельцина о прекращении военных действий в Чечне будет неукоснительно выполняться», — заверял 7 апреля в программе «Итоги» Виктор Черномырдин.

Как мы видели, в числе посредников на переговорах с Дудаевым Ельцин назвал татарского президента Минтимера Шаймиева. Однако к моменту, когда переговоры должны были вроде бы начаться, он находился на отдыхе в дальних краях — в Объединенных Арабских Эмиратах. В прессе появились сообщения, что ввиду важности возложенной на него миссии он готов прервать отпуск и отправиться в мятежную республику. Однако 12 апреля эта информация была опровергнута: Шаймиев остается в Эмиратах, а вместо него в контакт с чеченским лидером вступит советник татарского президента Рафаил Хакимов — он-де уже находится в Чечне «неподалеку от ставки Джохара Дудаева».

Впрочем, в тот же день, 12-го, Хакимов прилетел в Москву и сообщил, что встретиться с Дудаевым ему так и не удалось: помешали боевые действия и дожди, сделавшие чеченские дороги непроходимыми. Тем не менее, по его словам, он провел переговоры с представителями Дудаева. «Говорить с ними непросто, — сказал Хакимов, — есть ряд проблем, однако я вижу перспективы». «При благоприятном стечении обстоятельств, — считает он, — встреча Минтимера Шаймиева с Джохаром Дудаевым возможна 20–25 апреля».

Увы, эта встреча так и не состоялась.

15 апреля начался первый этап вывода федеральных войск из Чечни. А 16-го случился один из самых трагических для российской стороны эпизодов первой чеченской войны.

В этот день на горной дороге между населенными пунктами Дачу-Борзой и Ярыш-Марды в засаду попала колонна федеральных войск. Как почти всегда бывает в таких случаях, армейское начальство попыталось замазать истинную картину случившегося, приуменьшить истинные масштабы трагедии. Некий «официальный представитель командования федеральной группировки» 17 апреля (то есть на следующий день после случившегося) сообщил по телефону из Грозного в ИТАР-ТАСС, что группа боевиков, проникшая на территорию Шатойского района, который подписал мирный договор, «предприняла безуспешную попытку» нападения на армейскую колонну с целью захвата перевозимого продовольствия. По словам этого официального представителя, «ответным огнем противник был рассеян, при этом часть боевиков уничтожена».

Однако уже вскоре в этот же день стало ясно, что все это сплошное вранье. Одному из корреспондентов ИТАР-ТАСС удалось самому проникнуть в зону произошедшего накануне боя. Он сообщил (впрочем, сообщение тоже, наверное, было подвергнуто цензуре), что «насчитал еще дымящиеся остовы 37 единиц военной техники, включая один танк и несколько БМП. Многие из них сброшены в реку Аргун. Дорога в этом месте усеяна гильзами от снарядов и патронов, валяются сапоги, шапки и каски… Узнать объективную картину происшедшего и количество потерь с обеих сторон не удалось, так как военные в разговоры не вступают».

Такая вот «безуспешная попытка» и «ответным огнем рассеяны…».

Позднее цифры человеческих потерь и уничтоженной техники приводились разные, меняясь в зависимости от степени осведомленности и честности источника. РИА «Новости», ссылаясь на «источник, близкий к штабу 58-й армии», сообщила 19 апреля, что колонна, которую атаковали не менее сотни боевиков, была уничтожена «практически за несколько минут». Погибли 92, ранены 56 военнослужащих (целыми и невредимыми остались лишь 12 солдат). Уничтожена 21 единица бронетехники.

В общем, скрыть правду на этот раз не удалось. Более того, по поводу разгрома под Ярыш-Марды министру обороны пришлось объясняться с депутатами Госдумы. Он рассказал о подробностях случившегося и привел свои цифры потерь, несколько меньшие, чем приводило РИА «Новости». По словам министра, всего в составе колонны 245-го стрелкового полка, которая вышла 16 апреля в 12 часов из Ханкалы, было три танка, пять БМП, КамАЗ, боевая машина для разминирования, боевая разведдесантная машина и 199 военнослужащих. В 13–30 колонна пришла в базовый центр 324-го полка, где к ней присоединилась еще одна мотострелковая рота. В 14–30 в полутора километрах южнее селения Ярыш-Марды на российских военных напали около двухсот боевиков, на вооружении которых было стрелковое оружие, гранатометы, минометы и крупнокалиберные пулеметы.

Министр обороны, естественно, не мог себе позволить признать, что столь мощную армаду федеральных войск боевики разгромили всего за несколько минут. По его версии, бой продолжался с 14–30 до 17–30. В результате погибло 53 российских военнослужащих, 52 были ранены, выведена из строя 21 единица техники.

С этого момента с бодряческой риторикой, которой высокопоставленные российские чиновники старались придерживаться после выступления Ельцина 31 марта (дескать, все хорошо, все прекрасно, замирение идет по плану), было покончено. В своем выступлении Грачев сделал особый акцент на том, что после принятия президентского плана урегулирования чеченского конфликта люди продолжают гибнуть: «Со времени его опубликования уже убито 122 российских военнослужащих, причем 104 «армейских», а остальные — из состава внутренних войск». Министр обороны прямо заявил, что «никакие действия не принесут желаемого результата, если армия будет находиться в состоянии «ни мира, ни войны».

О том, что он потрясен случившимся, заявил и Ельцин. «Теперь ясно, кто хочет мира, а кто войны», — сказал он, заметив, что трагедия произошла в спокойном, мирном районе Чечни, соглашение с которым было подписано одним из первых.

Как будто не ясно было, чего стоят все эти соглашения.

Тем не менее, по словам Ельцина, несмотря на эту трагедию, он за то, чтобы продолжать план мирного урегулирования.

Если оценивать в целом события, последовавшие после ельцинского выступления 31 марта, — они в самом деле показали, что мощные «партии войны» имеются на обеих сторонах конфликта. Соответственно и сопротивление на пути к миру придется преодолевать с обеих сторон.

Жив он или мертв?

Поздно вечером 23 апреля известный чеченский полевой командир Шамиль Басаев выступил по подпольному телеканалу боевиков и сообщил, что в ночь с 21 на 22-е погиб президент Чеченской Республики Ичкерия Джохар Дудаев. Басаев сообщил также, что в Чечне объявляется трехдневный траур по погибшему лидеру, и заверил: несмотря на его гибель сторонники Дудаева будут бороться за свободу, сколько бы времени ни понадобилось для ее обретения — «хоть пятьдесят, хоть сто лет». Исполнение обязанностей президента, по словам Басаева, принял на себя вице-президент Зелимхан Яндарбиев.

Вскоре стали известны некоторые подробности случившегося. Утверждалось, что Дудаев и несколько его спутников попали под ракетный обстрел возле села Гехи-Чу в тридцати километрах от Грозного, где чеченский лидер проводил сеанс космической связи с кем-то в российской столице (позже известный московский бизнесмен и политик Константин Боровой станет утверждать, что Дудаев говорил именно с ним).

Сразу же объявились люди, которые уверяли, что своими глазами видели тело погибшего чеченского лидера.

Несмотря на это реакция Москвы была недоверчивой: уж слишком неожиданной оказалась весть. Так, в середине дня 24 апреля некий источник во внутренних войсках МВД сообщил корреспонденту РИА «Новости», что силовые структуры России «пока не располагают никакой достоверной информацией о гибели Джохара Дудаева». По его словам, эксперты не исключают, что сообщения о гибели Дудаева — просто-напросто провокация, призванная «замаскировать» «отъезд мятежного генерала в Турцию или другую мусульманскую страну». Как считают эти эксперты, «понимая неизбежность военного поражения в столкновениях с федеральными войсками», Дудаев, мол, собирался сформировать где-нибудь за границей «правительство Ичкерии в изгнании».

Примерно такого же мнения были многие политические деятели в России. Председатель думского Комитета по безопасности Виктор Илюхин заявил: с его точки зрения, известие о гибели Дудаева может быть дезинформацией, имеющей целью уклониться от переговоров по мирному урегулированию. «Я смогу поверить в смерть Дудаева только после того, как будет произведена эксгумация его предполагаемого трупа», — сказал Илюхин.

Председатель Госдумы Геннадий Селезнев также заявил, что считает информацию о смерти Дудаева не соответствующей действительности: «Это уже третья смерть Дудаева в текущем году».

Неверие российских официальных лиц продолжалось довольно долго. Еще и вечером 26 апреля, то есть спустя трое суток после первых сообщений о гибели Дудаева, министр по делам национальностей и федеративным отношениям Вячеслав Михайлов говорил журналистам, что у него «нет твердой уверенности», что Джохар Дудаев действительно погиб.

Между тем подтверждений факта этой гибели становилось все больше и больше. Впрочем, строго говоря, их было вполне достаточно уже 24 апреля. В этот день утром «по месту жительства» ичкерийского президента стали собираться его родственники с выражением соболезнования. Учитывая местные нравы — доказательство достоверности случившегося, не менее убедительное, чем акты эксгумации и судебно-медицинские заключения. А 24-го вечером, следуя чеченским традициям, о кончине Джохара Дудаева объявили старейшины. Это уж и вовсе было, по существу, окончательным официальным признанием факта смерти человека.

Что подвигло российских начальников на убийство Дудаева?

Не думаю, что на этот подвиг их подтолкнул кошмарный разгром воинской колонны 16 апреля под Ярыш-Марды, хотя хронология событий вроде бы подсказывает такую версию. Ну кто, в самом деле, станет мстить за простых солдат и офицеров? Сколько таких колонн было разгромлено за месяцы чеченской войны! Вот если бы генерала какого-нибудь ухлопали, тогда другое дело…

Не думаю также, что условие ликвидации чеченского лидера содержалось в плане мирного урегулирования в Чечне, принятом на Совете безопасности в марте этого года (скажем так — в закрытой его части). В этом случае Ельцин в своем телевыступлении 31 марта вряд ли стал бы делать такой упор на возможных переговорах с Дудаевым.

Правда, такие предложения могли содержаться в предварительных наметках экспертов, представленных Ельцину. Но вряд ли, повторяю, они вошли в окончательный вариант плана.

Еще одна линия предположений: после 16 апреля, после Ярыш-Марды для всех сделалось очевидно: ельцинский план мирного урегулирования в Чечне терпит полный провал; время идет, а война не то что бы не прекращается — напротив, становится все ожесточенней. Надо было что-то делать. Предпринимать нечто решительное…

Некоторые уже высказывали догадку, что вскорости после 31 марта, осознав всю слабость, невразумительность, неэффективность принятого плана, Ельцин вынужден будет сделать некий нетривиальный шаг. Таким шагом мог бы стать, например, полный вывод войск из Чечни. Однако на ум невольно приходит и другое: а может быть, в качестве «нетривиального шага» было выбрано нечто противоположное?.. Но нет, непохоже, чтобы уничтожение Дудаева в этих обстоятельствах стало сознательным выбором Ельцина.

Конечно, всем давно уже сделалось ясно: с Дудаевым трудно о чем-то договориться. Его требования были известны: полный вывод российских войск, полная независимость Чечни.

Дудаев желал, чтобы к власти в России пришли коммунисты. Не потому, что он так уж их любил, — из тактических соображений. Вполне в его силах было в любой момент, хотя бы накануне 16 июня, сколь угодно резко обострить ситуацию в России. В этом смысле он представлял серьезную опасность для предвыборной кампании Бориса Ельцина…

Главное, однако, для Ельцина, как представляется: всячески демонстрировать, что он-то, президент, искренне желает мира, искренне стремится к нему, а уж если противник отталкивает протягиваемую руку, это от него, от Ельцина, не зависит…

Впрочем, не исключено, что Дудаева по своей инициативе, никого не спросясь, ликвидировали спецслужбы. Это вполне в их стиле. В любом случае, по словам охранников чеченского лидера, в последние дни за ним велась настоящая охота…

…Летом 1992-го у нас с Дудаевым был разговор насчет того, как он относится к возможности покушения на него.

— Говоря честно, ничего я не боюсь, — сказал генерал. — И никого, кроме Всевышнего. От всего не перестрахуешься. И если какому-то дураку вздумается выстрелить, от этого тоже не уйдешь. Это все ерунда — охрана, защита, бронированные машины, спецаппаратура… Шлепали и президентов Соединенных Штатов…

Он удостоился большей чести, чем все американские президенты, на которых только совершались покушения: на Дудаева потратили несколько самонаводящихся ракет — говорят, его убили с пятой попытки.

Нетрудно видеть, что убийством Дудаева ни одна из поставленных целей не достигается. Война, конечно, не прекратится. Напротив, теперь, с уходом вождя, у чеченцев развязываются руки. Отныне они, пожалуй, в полной мере смогут применять наиболее для них подходящую, наиболее эффективную тактику боевых действий. Меня всегда поражало, зачем они вязнут в селах, строят там укрепления, позволяют себя окружать, вступают в лобовые столкновения с регулярными войсками. Селения эти разрушаются авиацией, артиллерией… Страдают мирные жители. В конце концов ополченцы выскользают, но на месте селений остаются руины. Да и сами боевики несут потери… Для чего все это делается? Неужели, допустим, Аслан Масхадов, опытный, умный военный, не видит бессмысленности всего этого?

По-видимому, это делалось не в последнюю очередь ради подтверждения президентского статуса Дудаева. Да, фактически ополченцы контролируют большую часть чеченской территории, но ему также нужно было, чтобы какой-то минимум населенных пунктов находился под его контролем «де-юре», чтобы там официально была его власть. Ради этой же цели придумывались «фронты» и «направления» в структуре дудаевских войск — южное, юго-западное, восточное… Дескать, ведется правильная война между двумя государствами, с линией фронта, с флангами, с тылом…

Теперь потребность во всей этой мишуре, во всех этих детских играх отпала. Война становится полностью партизанской. Точнее, партизанско-диверсионной. Нет ни тыла, ни передовой. Ополченцы действуют небольшими мобильными группами, как правило, вне населенных пунктов…

Российские генералы по-прежнему тупо стремятся захватить «территорию противника», войска несут огромные потери, особенно в горах. А после оказывается, что противник — в тылу, с флангов… Он блокирует дороги, перекрывает коммуникации, устраивает засады (как 16 апреля под тем же Ярыш-Марды)… Появляется там, где его совсем не ждут и где он вроде бы не должен быть, — в тех районах, где местная администрация подписала с войсками мирное соглашение.

«Это невозможная ситуация — ни войны, ни мира», — стонет в Госдуме наш выдающийся полководец, собиравшийся покорить Чечню силами одного полка. Так австрийские генералы у Толстого искренне возмущались, что война ведется не по правилам, в сражениях не соблюдаются диспозиции, то бишь заранее расписанные сценарии. На самом деле «ни войны, ни мира» — это и есть та самая партизанско-диверсионная война. Самое неприятное, с чем может столкнуться регулярная армия, особенно руководимая бездарными военачальниками.

Долго ли такая война продлится? Да сколько угодно. В Северной Ирландии она идет, как известно, уже более двадцати лет.

Очень занимает нашу прессу в последние дни вопрос о том, кто станет реальным преемником Дудаева. Думаю, абсолютно никакого значения это не имеет. Руководитель чеченского сопротивления вовсе не обладает чрезмерной властью. Боевые отряды действуют в значительной степени автономно. Возглавляющие их полевые командиры — вот ключевые фигуры всего движения. Их коллективный голос — главный при принятии любых важных решений.

В печати уже приводились слова Шамиля Басаева, сказанные им еще при жизни вождя: «Кто такой Масхадов?! Кто такой Дудаев?! Я подчиняюсь лишь одному Аллаху!»

Сегодня российские военные вроде бы могут ликовать: убит главный враг. Однако, если подумать, поводов для их ликования немного. Ведь на их головы в первую очередь и обрушится месть. Культ мести, как известно, силен среди чеченцев. Тысячи людей сегодня воздают «федералам» за убитых близких. Без всякого сомнения, к этому прибавится и месть за первого чеченского президента. Она сплотит всех чеченцев, которые держат в руках оружие. Среди тех же, кто его не держит, усилится ненависть к русским…

Конечно, у чеченского сопротивления больше не будет, по крайней мере в ближайшие годы, харизматического вождя, каким был Джохар Дудаев. Но мученическая смерть общепризнанного лидера, бывает, объединяет сильнее, чем даже сам он, будучи живым.

Можно ли сегодня, после убийства Дудаева, ожидать со стороны его приверженцев диверсий и терактов, в том числе на территории самой России? Разумеется, можно. В рядах ополченцев немало смертников, отчаянных голов, которые потеряли в этой войне всех близких, вообще все, что у них было в жизни. Их уже ничем не остановишь, они будут стрелять и взрывать до тех пор, пока сами не отправятся к Аллаху. Убийство Джохара Дудаева, конечно, удесятерит их желание мстить русским за все, что они совершили на их земле.

Однако вряд ли авантюрные диверсии буденновско-кизлярского типа будут общей линией, принятой руководством сопротивления. При всем том, что российские полководцы провели операцию в Первомайском исключительно бездарно, варварски, вероломно, после нее стало ясно: набеги в глубь России, захват заложников — все это для чеченцев абсолютно бесперспективно. Генералы — такие, как Барсуков и Куликов, — готовы не моргнув глазом уничтожать террористов вместе с заложниками. Судьба последних их нисколько не интересует.

Чеченцы не могут себе позволить столь крупные потери, какие понес, допустим, отряд Радуева во время кизлярско-первомайской операции. У них не так много людских резервов, как, например, у палестинцев. Или курдов…

Политическим руководителем чеченского сопротивления назначен Зелимхан Яндарбиев. Главнокомандующим боевых формирований стал Шамиль Басаев. Иными словами, он взял на себя военную часть функций Дудаева. В этом и заключается — если рассуждать цинично-прагматически — главный довод против убийства того или иного лидера: ну убьешь, а дальше что? Ему на смену может прийти тот, кто окажется для тебя еще хуже…

В свое время российские власти совершили немалую глупость, чуть ли не официально объявив Дудаева бандитом, объявив его во всероссийский розыск и т. д. Следуя этой линии, Ельцин упорно отказывался идти с ним на какие-либо контакты, хотя ежу было ясно, что это единственный способ добиться мира в Чечне. Наконец согласился на переговоры, но — только через посредников. Этих посредников искали и уговаривали чуть не целый месяц. А чего бы, кажется, плюнуть на все, взять бы да набрать номер чеченского лидера, поговорить без чинов, забыв про всяческие обиды. Ведь сколько человеческих жизней было бы сохранено!

Сегодня есть полная возможность не повторять прежние глупости. Кто бы ни был объявлен руководителем Ичкерии — Яндарбиев, Идигов, Масхадов, Басаев, Закаев, Гелаев, — не отталкивайте его категорично и безапелляционно. Садитесь, ведите с ним переговоры! Заканчивайте эту чертову войну!

Увы… Как заявляют лидеры чеченского сопротивления, никаких переговоров они вести с Москвой не станут, пока не будут найдены убийцы Джохара Дудаева.

Снова беспросветный тупик?

Эта запись была сделана по горячим следам событий, когда информации о случившемся — гибели чеченского президента — было еще немного. Позже картина сделалась яснее…

Все планы рушатся…

Скажу еще раз: казалось бы, ликвидация Дудаева должна быть однозначно воспринята российскими властями как крупный успех, крупная победа. Однако в тех конкретных обстоятельствах для такого восприятия были кое-какие препятствия. В Кремле настроились на замирение с Дудаевым, это сделалось одним из центральных пунктов предвыборной ельцинской программы — и вот тебе на! Все планы рушились. Все надо было отстраивать заново. Яндарбиев? Он считается еще более решительным сторонником чеченской независимости, чем Дудаев. Более непримиримым по отношению к России. Да и вообще не очень понятно, насколько тверда только что обретенная им власть. Насколько весома эта фигура на фоне других чеченских лидеров. Не заменит ли в ближайшее время Яндарбиева на президентском посту тот же Шамиль Басаев (уж его-то авторитет среди полевых командиров непререкаем)? Тогда на переговорах и на достижении мира вообще можно будет поставить крест. Лучшим вариантом для Москвы был бы начальник штаба ичкерийских боевиков Аслан Масхадов, однако его выход на первые роли пока что маловероятен… В любом случае несравненно легче иметь дело с одним признанным лидером, чем с несколькими соперничающими друг с другом претендентами на освободившийся трон.

В общем, все говорило о том, что в данной политической ситуации гибель Дудаева — это для Москвы скорее минус, чем плюс. Собственно говоря, тут особенно и рассуждать было нечего: уже 23 апреля по каналам ИТАР-ТАСС было распространено заявление правительства Ичкерии: в связи с гибелью Дудаева оно отвергает план мирного урегулирования в Чечне, предложенный Ельциным.

В этом заявлении были отражены преобладающие настроения, установившиеся в те дни среди чеченских полевых командиров. Зелимхан Яндарбиев на своей первой, тайной пресс-конференции, проведенной 25 апреля в одном из чеченских сел, прямо сказал об этом: полевые командиры оказывают на него давление, требуя отомстить за смерть Дудаева. По словам Яндарбиева, мирные переговоры с Москвой откладываются до тех пор, пока не будут найдены виновники гибели его предшественника.

То же самое подтвердил известный дагестанский политик председатель Союза мусульман России Надир Хачилаев, совершивший тогда поездку в Чечню: «После предполагаемой гибели Дудаева настроения в среде полевых командиров относительно переговоров с Россией изменились. Может быть, мне показалось и это чисто эмоциональная реакция, но настроение такое — никаких переговоров».

В качестве реакции на заявление ичкерийского правительства и на соответствующие настроения чеченских полевых командиров последовали твердые заверения российского президента и других представителей Кремля: мир в Чечне будет достигнут в любом случае — «с Дудаевым или без него».

Одновременно, чтобы снять ответственность с российской стороны, ее функционеры принялись открещиваться от этого подвига. Как заявил руководитель Рабочей группы при президенте по урегулированию ситуации в Чечне Эмиль Паин, «задача физического уничтожения Дудаева российскими властями никогда не ставилась». Словно бы подтверждая этот тезис, командующий Объединенной группировкой федеральных сил в Чечне генерал-лейтенант Вячеслав Тихомиров уже 24 апреля сообщил корреспонденту ИТАР-ТАСС по телефону из Ханкалы (на ленте агентства эта информация появилась в 16–00), что «федеральные войска никакого отношения к гибели Джохара Дудаева не имеют». По словам генерала, «ни авиация, ни артиллерия в ночь с 21 на 22 апреля в районе села Гехи-Чу боевых действий не проводили».

Наиболее весомыми в ряду подобных утверждений стали, пожалуй, слова председателя российского правительства Виктора Черномырдина, сказанные им на пресс-конференции вечером 25 апреля: «Министры обороны и внутренних дел заявили, что никаких активных действий в районе гибели Дудаева их войска не проводили».

Спрашивается, кто же тогда убил Дудаева? Вроде бы остается один-единственный вариант — убили свои же, друзья и соратники ичкерийского лидера. На это как будто и решила нажимать кремлевская контрпропаганда. 25 апреля в середине дня РИА «Новости», со ссылкой на «хорошо информированные круги российских спецслужб», открытым текстом сообщило, что Джохар Дудаев был убит «членами своего ближайшего окружения». Убийство было совершено скорее всего с помощью мощного взрывного устройства. По мнению российских спецслужб, говорилось в сообщении, главный мотив убийства Дудаева заключался в том, чтобы не допустить каких-либо уступок с его стороны на переговорах по урегулированию в Чечне. В последнее время Дудаев давал понять о своей готовности к таким уступкам. Что касается версии, будто Дудаев был уничтожен с помощью ракеты, наведенной по радиолучу, то один из специалистов-электронщиков пояснил корреспонденту РИА «Новости»: пеленг и тем более перехват спутниковой радиосвязи, которой пользовался Дудаев, практически невозможен.

Несколько позже в этот же день опять-таки РИА «Новости», ссылаясь уже на «высокопоставленный военный источник», вновь распространило версию об убийстве Дудаева «людьми из его ближайшего окружения». На этот раз предполагаемые мотивы убийства выдвигались несколько иные: мол, с некоторых пор у Дудаева «возникли серьезные финансовые разногласия с полевыми командирами» — в последнее время, по данным военных, лидер чеченских сепаратистов сократил выдачу валюты наемникам за их услуги, а также стал нерегулярно выплачивать причитающиеся деньги полевым командирам, что не могло не вызвать недовольства с их стороны. Готовность Дудаева приступить к мирным переговорам с руководством России также подрывали его позиции среди «непримиримых». Уже к апрелю Дудаев, мол, «стал терять контроль над обстановкой». В этих условиях, как считает военный источник, «не исключено, что близкие к Дудаеву лица решили избавиться от него». Они организовали дистанционный взрыв фугаса, от которого, очевидно, и погиб лидер мятежников. Заодно таким способом был инсценирован «ракетно-бомбовый налет со стороны федеральных сил».

Странность подобных сообщений заключалось в том, что еще рано утром 24 апреля «Радио России» процитировало слова министра обороны Павла Грачева: «Разведывательные подразделения федеральных войск уточняют результаты ударов, нанесенных по предполагаемому месту нахождения Джохара Дудаева». В этот же день, согласно утверждению «Независимой газеты», некий «высокопоставленный сотрудник российского Генерального штаба» также заявил, что по месту расположения Дудаева был нанесен ракетный удар с воздуха. Так что говорить о какой-то инсценировке вроде бы не приходилось. Правда, в дальнейшем эти заявления министра и анонимного генштабиста на какое-то время постарались забыть, замолчать. В прессе развернулась полемика между специалистами, часть из которых с упоением доказывала, что у российских Вооруженных Сил, в частности у авиации, нет таких ракет, которые могли бы нанести столь точный удар…

Но Министерство обороны упорно не желало, чтобы у него так запросто отобрали этот подвиг — уничтожение главного врага: ведь именно военнослужащие этого министерства сделали то, чего никак не могли сделать спецслужбы (вечное соперничество между армией и спецслужбами тут снова дало о себе знать). И в конце концов разговоры о том, что Дудаева убили свои, сошли на нет. Хотя и вокруг версии, что это все-таки акция федеральных сил, оставалось достаточно тумана.

Была ли эта акция чем-то сверхординарным (запеленгован телефонный разговор Дудаева, по радиосигналу этого телефона была наведена какая-то особая сверхточная ракета и т. д.)? Опять-таки из Ханкалы, в противовес тому, что говорил генерал Тихомиров, пришла несколько иная информация: в ночь с 21 на 22 апреля в районе села Гехи-Чу авиация все-таки «работала», но «работала» «в режиме свободного поиска»; такой режим не был чем-то необычным, характерным лишь для той ночи, — он применяется военными периодически, «в зависимости от оперативной обстановки — в местах скопления боевиков».

В общем, мало-помалу истинная картина гибели Дудаева делалась ясна. Все очевиднее становилось: он действительно погиб в результате ракетного удара с воздуха. Однако никакого сверхточного оружия при этом скорее всего не применялось. По-видимому, ликвидация ичкерийского лидера произошла достаточно случайно, в ходе обычной, рутинной операции, какие федеральная авиация проводила регулярно, без какой-либо особой надежды на столь ошеломительный успех.

Как бы то ни было, дело было сделано. Соответствующие награды — в обстановке секретности — надо полагать, вручены. Поводов для гордости имелось более чем достаточно. «Армия наглядно продемонстрировала, что при необходимости она способна самостоятельно решать любые нестандартные задачи в условиях, когда предназначенные для этого спецслужбы оказываются бессильны», — писал в те дни один из авторов «Независимой газеты».

На этом, однако, «чеченские» сенсации не закончились. 29 апреля где-то около часа дня ИТАР-ТАСС передало сообщение, что вслед за Дудаевым убит и его преемник на посту президента Ичкерии Зелимхан Яндарбиев.

В течение дня приходили все новые и новые известия о деталях случившегося. Наконец к вечеру сложилась более или менее полная картина. Утверждалось, что накануне в Урус-Мартановском районе, в том самом селе Шалажи, где прежде, как утверждалось, не ступала нога боевика, состоялось совещание полевых командиров, на котором командующим всеми боевыми отрядами был избран Шамиль Басаев. Не вполне ясно, означал ли этот шаг, что свежеиспеченному президенту Чечни Зелимхану Яндарбиеву оказано недоверие, но сразу после окончания совещания по дороге из Шалажи в Урус-Мартан он был убит.

Правда, вся эта информация исходила от промосковского правительства Чечни, возглавляемого Доку Завгаевым. Источник, прямо скажем, не очень надежный, далеко небеспристрастный, но тем не менее…

Всеми овладела какая-то растерянность и недоумение: за одну неделю убиты два главных ичкерийских лидера; ничего даже отдаленно похожего федералы не могли добиться за все предыдущие полтора года войны. Создавалось ощущение, что кто-то неведомый, действуя весьма энергично и целенаправленно, стремится во что бы то ни стало сорвать мирные переговоры по Чечне и тем самым нанести ощутимый удар по избирательной кампании Ельцина.

Однако уже на следующий день сообщения о гибели Яндарбиева были опровергнуты. Один из лидеров чеченской диаспоры президент благотворительного фонда «Единение» Хож-Ахмед Яриханов сообщил «Интерфаксу», что преемник Джохара Дудаева жив и здоров. По его словам, в ночь на 29-е машина с Яндарбиевым действительно попала в засаду в Урус-Мартановском районе, при этом погиб один из его охранников, но сам он не пострадал.

В ночь на 1 мая Яндарбиев предстал уже собственной персоной на подпольном чеченском телеканале. Он вновь заявил, что борьба за независимость будет продолжаться «до последнего чеченца».

А днем 1 мая новый ичкерийский президент появился перед журналистами на пресс-конференции, которую он провел вместе с Асланом Масхадовым где-то на юге Чечни. Среди прочего здесь было заявлено, что ни о каком расколе в рядах чеченской оппозиции нет и речи — все это, как сказал Яндарбиев, «стопроцентная выдумка российских спецслужб, направленная на то, чтобы расшатать монолит наших рядов».

Что касается перспективы мирных переговоров, новый чеченский лидер подтвердил свою крайне жесткую позицию: «Их условием должен быть полный вывод войск. Без решения этого вопроса встреча, может быть, и состоится, но переговоры могут не состояться».

Так что гибель чеченского писателя и политика откладывалась. Смерть от руки киллеров — по-видимому, российского происхождения — настигнет его лишь восемь лет спустя, в феврале 2004-го в Катаре.

Реакция Москвы на жесткие заявления воскресшего Яндарбиева была достаточно спокойной. «Чтобы по достоинству оценить слова Зелимхана Яндарбиева по поводу переговоров, надо знать — это его личная точка зрения или консолидированная позиция сепаратистов», — заявил 2 мая пресс-секретарь Ельцина Сергей Медведев. Он заметил, что со стороны дудаевцев было много высказываний ультимативного характера, так что очередной ультиматум ни у кого не должен вызывать удивления. «В любом случае урегулировать обстановку в Чечне можно только путем переговоров. Так считает президент, и он будет придерживаться своего плана урегулирования в Чеченской Республике, одобренного Советом безопасности», — заверил пресс-секретарь.

С Дудаевым мы встретились в июле 1992-го. Обстоятельства этой встречи были довольно забавны. Чеченскому президенту меня рекомендовал его хороший московский знакомый, а потому встречать меня в Грозном, по всем приметам, должны были «на высшем уровне», в соответствии со всеми канонами знаменитого кавказского гостеприимства.

И в самом деле, в грозненском аэропорту прямо к трапу — самолет прилетел поздно ночью — подкатила шикарная BMW. Двое чеченцев — сотрудники аппарата Дудаева — доставили меня в гостиницу «Кавказ», прямо в центре города, напротив президентского дворца. Заехать за мной пообещали в восемь утра. День должен был начаться с «культурной программы» (все как у людей).

И тут дернула меня нелегкая сказать дудаевским помощникам, что я еще должен связаться со Звиадом Гамсахурдиа и выяснить, когда он меня примет (едучи в Грозный, я решил совместить два дела — побеседовать и с чеченским президентом, и с грузинским экс-президентом, который в качестве изгнанника жил в то время в чеченской столице). Трудно описать, какое впечатление произвело на встречающих меня чеченцев мое сообщение насчет Гамсахурдиа. Это был настоящий шок. «Как — Гамсахурдиа! — бормотали они в растерянности. — Здесь один хозяин — чеченский президент». Они не в состоянии были допустить даже мысли, что, приехав на встречу с президентом Дудаевым, я мог себе позволить одновременно думать еще о чем-то другом — о встрече с каким-то Гамсахурдиа.

Естественно, ни в восемь, ни позже никто за мной не приехал. Никто даже не позвонил. Ни о какой «культурной программе» уже не было и речи. Поговорил с бывшим грузинским президентом (он принял меня без промедления). После сам себе организовал «культурную программу» — погулял по городу, тогда еще целому, не разрушенному.

На следующее утро стал названивать помощнику Дудаева Мовлену Саламову. Звонил из автомата (в гостинице телефон не работал). Около двенадцати явился в дудаевскую приемную на один из верхних этажей президентского дворца и прождал там… до десяти вечера. Мимо меня в кабинет Дудаева проходили все кому не лень, все, кто только появлялся в приемной, а меня он все не принимал и не принимал: слишком сильно я перед ним провинился.

Наконец около десяти я вошел в обширный кабинет чеченского руководителя. Дудаев сидел в левом углу на диване, а напротив справа, отдельной группой, располагались человек двадцать его приближенных. Как я понимаю, все — или почти все — будущие полевые командиры будущего чеченского сопротивления. Жаль, что в ту пору я никого из них не знал в лицо, а то, не исключено, разглядел бы и Басаева, и Масхадова, и Яндарбиева… Все два часа (около того), что мы разговаривали с Дудаевым, они молча, терпеливо слушали наш разговор. Лишь к концу его стали проявлять некоторое нетерпение, так что Мовлен Саламов подскочил ко мне и прошипел злобно: «Вы опоздаете на самолет!» Но Дудаев жестом отстранил его: дескать, ничего, дай поговорить. Видно, разговор был ему небезынтересен.

А начал он его с нескрываемым злорадством: «Ну что, устали ждать?» Стало окончательно ясно, что инициатор наказания, которому я подвергся, — именно он. Я ответил, что ожидание для меня дело привычное, такова моя профессия. И в самом деле, помнится, в Вильнюсе беседы с Ландсбергисом мне пришлось дожидаться примерно столько же. Правда, тогда у литовского руководителя были извиняющие обстоятельства. Это была мартовская ночь 1990 года, на Вильнюс, принявший незадолго перед этим акт о независимости Литвы, со стороны Каунаса двигался российский механизированный полк — несколько десятков то ли танков, то ли БТРов или БМП (вся информация поступала в республиканский Верховный Совет от людей, не очень разбирающихся в военной технике). Все были уверены, что Кремль решил скинуть своевольную литовскую власть…

Я спросил Дудаева, как он считает, действительно ли Чечня созрела, чтобы существовать независимо, отдельно от России. Ни малейших сомнений на этот счет у моего собеседника не было:

— Безусловно. Прежде всего она достигла зрелости по состоянию своего человеческого потенциала, уровню его развития. Главное, что характерно для нашего народа, — осознание того, что самостоятельность является единственным приемлемым вариантом его будущего. Ни один народ на земле не прошел такую проверку на зрелость, как чеченский народ. Природные ресурсы, научно-технический потенциал, производственный потенциал, географическое положение, особенности исторического развития — все это в совокупности также создает предпосылки для нашей независимости. Если нам не будут мешать, наша республика, без сомнения, в ближайшем будущем совершит мощный скачок и в области экономики, и в области гражданского строительства, обеспечения демократических и правовых норм жизни.

— К сожалению, — добавил Дудаев, — метрополия не только не осознала своей ответственности за все, что сотворено с этим народом, но и делает все, чтобы усугубить тяжесть его положения после выпавших на его долю испытаний.

На вопрос, когда у него впервые возникла мысль заняться той деятельностью, которой он теперь занимается, Дудаев ответил, что готовился к ней всю свою сознательную жизнь.

— Несправедливость насилия, его тягостный пресс, давящий на мою душу, на душу моего народа, да и не только моего, я осознал еще у ту пору, когда рос в землянке с рождения, в сибирских условиях, в голоде, в нужде, в репрессиях… Самое страшное было — это ощущение полного бесправия и незащищенности ни со стороны закона, ни со стороны государства. Наоборот, твое уничтожение как человека, как личности ставилось целью.

До новой чеченской войны оставалось более двух лет. Что Дудаев думал в тот момент по поводу возможного вооруженного конфликта с Россией? Как собирался действовать в случае, если он возникнет?

— Сколько можно! — воскликнул чеченский президент, отвечая на соответствующий мой вопрос. — За триста лет Россия уже столько навязала нам военных конфликтов! Чего только мы не натерпелись от нее. И чего только не продолжаем терпеть. Сюда вводились войска. Осуществлялась прямая агрессия… Наши сыновья гибли и гибли… Наш народ был поставлен на грань физического уничтожения… Но в дальнейшем любое вооруженное вмешательство России в дела Чечни будет означать новую кавказскую войну, смею вас заверить. Причем войну жестокую, учитывая наличие современного оружия и фактор колоссального перемешивания населения на огромных территориях бывшего Союза, в том числе и чеченцев, их нахождения во всех концах земного шара. За последние триста лет нас научили выживать. Причем выживать не индивидуально, а в качестве единой нации. Да и другие кавказские народы готовы вспыхнуть, как порох… Кавказ своеобразен. И стоит начать с Чечни, как вспыхнет сильнейший пожар. Соседние народы не останутся в стороне. А ведь есть безмозглые головы, которые усиленно провоцируют эту войну.

Предсказание Дудаева насчет широкого распространения войны по кавказской территории, которое тогда казалось не очень обоснованным, сегодня, при Путине, похоже, начинает сбываться. Помимо Чечни, стрельба, взрывы слышны уже в Ингушетии, Дагестане, Северной Осетии, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии…

Еще один дудаевский прогноз, тоже тогда казавшийся довольно странным:

— На своей территории мы воевать не собираемся. Хватит трехсот лет кровопролития на этой земле. Нас хорошо научили переносить эти войны туда, откуда они исходят. Это будет война без правил.

Тогда это обещание представлялось неким хвастовством. Но сегодня, вспоминая многочисленные теракты едва ли не по всей России — взрывы в метро, в поездах, в самолетах, на рынках, в жилых домах, на улицах российских городов, Норд-Ост, Беслан, — понимаешь, что именно подразумевал чеченский лидер под войной без правил и за пределами чеченской территории (хотя ее-то собственную территорию огонь войны обуглил и опалил в первую очередь).

Острый вопрос — о роли ислама в Чечне. Его главенствующая роль в этой республике при Дудаеве, а особенно после него, общеизвестна. Однако сам он, судя по его ответу, относился к исламу довольно сдержанно.

— Я бы хотел, — сказал он мне тогда, — чтобы Чеченская Республика была конституционным светским государством. К этому мы стремимся, этот идеал преследуем. Религия как духовная среда должна играть исключительно важную роль в духовном обогащении народа, в развитии морали и человечности. Если же религия берет верх над светским конституционным устройством — появляется испанская инквизиция, исламский фундаментализм в ярко выраженном виде… Ни одной религии, оказавшейся во главе государственных структур, не удается выдерживать чисто религиозную целевую программу, вытекающую из ее существа… Неизбежно возникает противостояние, противоборство.

Чувствует ли он себя продолжателем дела Шамиля? Ответ лапидарно-отрицательный:

— Я не чувствую себя продолжателем дела кого-либо.

Не боится ли Дудаев за свою безопасность? В его ответе (его я уже цитировал) слышна бравада:

— Говоря честно, ничего я не боюсь. И никого, кроме Всевышнего. От всего не перестрахуешься. И если какому-то дураку вздумается выстрелить, от этого тоже не уйдешь. Это все ерунда — охрана, защита, бронированные машины, спецаппаратура… Все это ерунда. Шлепали и президентов Соединенных Штатов…

По словам Дудаева, его охрану составляют четверо парней-добровольцев, не получающих за это никаких денег (дескать, озаботиться зарплатой своих охранников ему, президенту, как-то неловко).

У меня самого сложилось несколько иное впечатление о президентской охране. Пока я дожидался приема, имел возможность наблюдать за работой дудаевской службы безопасности. Множество людей, вооруженных пистолетами и автоматами, постоянно ходили туда-сюда. Когда Дудаеву потребовалось перейти из кабинета в зал совещаний — это рядом, — они заставили всех посетителей выйти из приемной в вестибюль, там оттеснили всех к стенке, образовав живой коридор, и только после этого провели президента по нему. Меня несколько раз подозрительно спрашивали, почему я так долго сижу в приемной, хотя, как уже говорилось, это совсем не от меня зависело. Наконец, непосредственно перед дверью дудаевского кабинета попросили открыть «дипломат» и тщательно осмотрели его.

На все это Дудаев возражал, что, должно быть, я принял за его охрану кого-то из комендантского взвода или из других подразделений.

Так или иначе, все эти охранники не уберегли авиационного генерала от авиационной ракеты.

Ведущие страны практически не откликнулись на гибель Дудаева, посчитав это внутренним российским делом. Кое-какой отклик — правда, тоже неофициальный — пришел из Турции, Прибалтики, Украины (Львовщина, Крым)…

Самой массовой была реакция в Турции. 26 апреля десятки тысяч жителей совершили намаз в связи с гибелью чеченского лидера. Манифестации под антироссийскими и прочеченскими лозунгами прошли во всех крупных городах страны. Особенно многочисленными они были в Анкаре и Стамбуле. Одна из улиц турецкой столицы по решению муниципалитета была названа именем Джохара Дудаева.

Его же имя волей рижской городской Думы присвоили одной из улиц латвийской столицы. Однако официально, на государственном уровне выражать соболезнование в связи с гибелью президента Ичкерии не стали, чтобы не портить отношения с Россией. Соответствующие телеграммы послали лишь отдельные депутаты.

Так же было в Литве и Эстонии.

Неугомонный Витаутас Ландсбергис на заседании Парламентской ассамблеи Совета Европы призвал почтить память Дудаева вставанием и минутой молчания. Его призыву последовали лишь около двух десятков человек…

Еще одна табличка с фамилией Дудаева появилась во Львове. Именем чеченского генерала была названа бывшая улица русского офицера Лермонтова, который, как известно, тоже участвовал в колониальной войне на Кавказе (во Львове припомнили ему это).

Весьма резко на убийство Дудаева отреагировали крымские татары. На своем экстренном заседании, прошедшем уже 24 апреля, меджлис принял заявление по этому поводу. «Имя Джохара Дудаева для крымских татар, как и для их чеченских братьев, всегда будет символом несгибаемого борца, подвижника, шиита — человека, отдавшего жизнь за свой народ, — говорилось в нем. — Убийство президента Республики Ичкерия Джохара Дудаева ляжет несмываемым позором на нынешнее руководство России, страны, возведшей терроризм в ранг государственной политики… Кровь тысяч жертв войны в Чечне никогда не даст забыть ни одному народу, что политика России несет в себе прямую угрозу для всего человечества».

Отклики российских деятелей на гибель Дудаева свелись к полемике, облегчит ли она разрешение чеченского конфликта или не облегчит. Мнений «за» и «против» было примерно поровну.

Если бы выборы состоялись «сегодня», за Зюганова проголосовали бы 27 процентов собирающихся участвовать в голосовании, за Ельцина — 21, за Явлинского — 11, за Жириновского — 9, за Лебедя — 8, за Святослава Федорова — 4, за Горбачева — 2.

На выборы предполагают пойти 70 процентов опрошенных.

Таковы данные опроса, проведенного ВЦИОМом с 17 по 24 апреля по заказу «Итогов».

Почти такие же данные получены в результате опроса, проведенного РОМИРом 20–21 апреля (также по заказу «Итогов»): Зюганов — 28 процентов, Ельцин — 22, Явлинский и Лебедь — по 8, Жириновский и Святослав Федоров — по 6, Горбачев — 2.

Во втором туре Зюганов по-прежнему побеждает Ельцина, но уже с менее убедительным, чем прежде, результатом — 40: 36 (прежние результаты, по данным РОМИРа, напомню: в конце марта — 40: 30, в начале апреля — 40: 34).

Несмотря на «рокировку» ичкерийских лидеров и неутихающие разговоры о непримиримости Яндарбиева Ельцин упорно шел к намеченной цели — переговорам. 23 мая в Вене было распространено заявление главы миссии ОБСЕ в Чечне Тима Гульдиманна: в ближайшее время в Москве планируется провести встречу президента России Бориса Ельцина и лидера чеченских сепаратистов Зелимхана Яндарбиева.

Синхронно, в этот же день, пресс-секретарь Ельцина Сергей Медведев сообщил, что президент «ведет интенсивную подготовку» к переговорам с чеченцами и «настроен на то, чтобы они начались как можно быстрее». Пресс-секретарь пообещал, что всем участникам переговоров, где бы они ни проводились, будет гарантирована безопасность.

Наконец опять-таки 23 мая о готовящихся переговорах сказал и сам Ельцин, находившийся в тот момент в Архангельске. Свое сообщение он сопроводил словами: «Лед тронулся — достигнуто согласие».

Встреча состоялась 27 мая в банкетном зале кремлевской резиденции президента. Проходила она в закрытом режиме, без журналистов. В чеченской делегации — пять человек. Сам Яндарбиев одет в полевую форму защитного цвета, на голове — каракулевая папаха, неизменная деталь национального облачения. Его спутники — в обычных европейских костюмах.

Еще не начавшись, переговоры едва не оказались сорваны. Яндарбиев потребовал такой рассадки за столом переговоров, чтобы она соответствовала его представлению о собственном статусе — статусе главы независимого государства: руководители делегаций, как равные, сидят по бокам стола друг напротив друга. Ельцин, уже занявший было привычное место в торце стола, в конце концов, после некоторого обмена раздраженными репликами, вынужден был уступить.

В целом разговаривал он с «посланцами гор» довольно жестко, причем выдержал эту жесткость до конца встречи, заслужив от своего визави вроде бы лестную в устах чеченца характеристику: «волкодав».

Отчитал чеченцев за более чем двухчасовое опоздание: когда президент приглашает, опаздывать не может никто.

Забавно, не правда ли: будто и нет войны, не проливается реками кровь, будто Яндарбиев не предводитель мятежных сил, а обычный региональный российский чиновник (его вызвали на ковер к президенту, а он позволил себе опоздать)?

Ельцин отмел попытку ичкерийского лидера не допустить, чтобы в переговорах участвовал глава промосковского правительства Чечни Доку Завгаев (это было изначальное требование Яндарбиева, выдвинутое им еще на дальних подступах к переговорам). Завгаев оказался-таки за переговорным столом, правда, не вполне ясно, в каком именно качестве — то ли как руководитель не признаваемого сепаратистами грозненского кабинета, то ли просто как член российской делегации (на это Яндарбиев еще соглашался). В ходе переговоров лидер чеченской оппозиции попросил Ельцина о встрече наедине, но тот отказал ему и в этом: дескать, нам нечего скрывать от присутствующих. Угадал, зачем Яндарбиеву понадобилось это уединение: опять-таки, хотя бы на время, оставить Завгаева за бортом переговоров.

В подписанных сторонами документах вообще не упоминалась Ичкерия, хотя чеченцы пытались ее туда вставить, будь то в названиях своих должностей или еще как. Под основным документом — достигнутой на встрече договоренностью — оказались две подписи: просто Черномырдина и просто Яндарбиева, без указания титулов.

На переговорах обе делегации, по их утверждению, исходили из одной главной задачи — прекратить боевые действия в Чечне.

Вскоре после начала встречи чеченцы попросили предоставить им минут двадцать, чтобы они могли сформулировать свои предложения. Ельцин согласился, и российская делегация покинула зал. Затем переговоры возобновились. В итоговом документе оказалось три пункта: первый — с ноля часов 1 июня в Чечне полностью прекращается огонь и боевые действия; второй — в течение двух недель освобождаются все, кто «насильственно удерживается» в этой северокавказской республике; третий — переговоры не исчерпываются данной встречей, а продолжаются на уровне специальных комиссий, созданных той и другой стороной. Предполагалось, что эти комиссии должны выработать конкретные механизмы прекращения боевых действий, обмена пленными и т. д.

Эту работу намечалось начать уже во второй день московских переговоров, 28-го, с участием силовых ведомств, Министерства по делам национальностей и федеративным отношениям, членов Госкомиссии по контролю за урегулированием в Чечне.

Разговор о статусе Чечни, как заранее было условлено, на переговорах не поднимался, оставлялся на потом.

Естественно, сразу же возник вопрос, будет ли выполняться достигнутая договоренность. Такой вопрос первым задал Яндарбиев. Ельцин заверил его: «У нас единовластие». И в свою очередь поинтересовался: «А будет ли исполнять договоренность чеченская сторона?» «У нас единовластия еще больше», — в тон ему отвечал Яндарбиев. Он твердо заявил, что гарантирует: «огонь в Чечне вестись не будет», все полевые командиры будут выполнять его приказы.

Выступая с кратким словом на церемонии подписания, Ельцин — надо полагать, с великим облегчением, — заявил: «Главный вопрос о мире в Чечне мы решили». Он сказал, что министерства внутренних дел и обороны — Анатолий Куликов и Павел Грачев — получат официальные приказы в соответствии с только что подписанной договоренностью. «Посмотрим, как будет реализовываться договоренность на самом деле. В случае, если она будет нарушена, то найдем потом каждого…» — пригрозил президент.

Этот день — 27 мая 1996 года — Ельцин назвал «историческим днем, историческим моментом», поскольку мир в Чечне достигнут.

В действительности, как мы знаем, мира там нет и поныне. Нет не только мира, но даже особого желания достичь его. Господствует иной порыв — все решить силой. Человеческая жизнь вновь не ставится ни в грош.

28 мая Ельцин удивил всех. В этот день утром он неожиданно вылетел в Чечню. Президент, правда, и раньше говорил, что собирается посетить северокавказскую республику, но так вот сорваться вроде бы в самый неподходящий момент… Чеченская делегация, прибывшая в Москву на переговоры с ним, оказалась в довольно нелепом положении. Не очень-то вежливым показал себя хозяин Кремля. Но чего не сделаешь ради успеха избирательной кампании…

В 11 утра президентский самолет приземлился в Моздоке. Здесь Ельцин объяснил цель своей неожиданной поездки:

— Надо продемонстрировать, что Чеченская Республика — в составе Российской Федерации, и нигде более.

В самом деле, слова словами, но когда президент вдруг появляется посреди мятежной республики собственной персоной — это, наверное, убедительнее слов: он и не думает уступать сепаратистам, переговоры в Москве совсем не о том.

Из Моздока Ельцин отправился в направлении Грозного. Меры безопасности — неслыханные (Басаев давно угрожал, что в случае приезда Ельцина в Чечню, он «там и останется»). В президентском кортеже — около десятка вертолетов. Определить, в каком именно находится президент, невозможно. Параллельным курсом на предельно малых высотах летят штурмовые «вертушки», которым отдан приказ уничтожать все, что вызывает подозрения, в радиусе нескольких километров.

Слава Богу, все обошлось.

Первая остановка — в одном из сел неподалеку от чеченской столицы. Здесь, прямо на публике, как он это нередко делал, в данном случае даже более картинно — на броне БТРа, — Ельцин подписал указ о повсеместном переходе военных на контрактную службу с 2000 года…

2000-й год позади, но повсеместной контрактной службы, мы знаем, как не было, так и нет. Так что этот ельцинский широкий жест остался предвыборным жестом.

Далее последовал перелет ельцинской армады в аэропорт Северный, расположенный на окраине Грозного.

В чеченской столице Ельцин встретился с «общественностью» и военными. «Общественность» — «представителей чеченского народа» — подвезли около полудня к блокпосту перед аэропортом. Здесь она прождала более часа, после чего ей позволили выехать на встречу с президентом.

Ельцин рассказал о договоренности, достигнутой накануне на переговорах с Яндарбиевым и предусматривающей прекращение огня, другие меры по урегулированию вооруженного конфликта в Чечне. Солдат и офицеров он поблагодарил за мужество и героизм, сообщил, что подписал указ о досрочной демобилизации «срочников» — тех, кто прослужил полтора года, из которых полгода провел в горячих точках… Согласно другому подписанному им указу, к 1 июня должен быть опубликован проект договора между федеральными властями и Чеченской Республикой. По словам Ельцина, этим договором Чечне предоставляется максимальная самостоятельность: в ведении Москвы остается лишь армия, внешняя политика и некоторые другие вопросы. На обсуждение этого документа в Чечне отводился месяц.

Примерно в половине шестого Ельцин вылетел обратно в Москву.

Из простых жителей Грозного его пребывание в городе мало кто заметил. Большинство узнавало о нем разве что из теленовостей. Даже солдаты, проводившие накануне ночью тщательную уборку в аэропорту Северном, понятия не имели, по случаю чего они это делают.

Хотя было очевидно, что с помощью этой двухходовой комбинации — приглашения чеченской делегации в Москву и собственной внезапной поездки в Чечню — Ельцин переиграл Яндарбиева, чеченцы были вполне удовлетворены переговорами. Или делали вид, что удовлетворены. А что им еще оставалось делать?..

Впрочем, второй день переговоров прошел не так гладко, как первый. Возможно, на настроение чеченцев повлияло осознание того, что с ними поступили не вполне по-джентльменски, не поставив даже в известность о предстоящей поездке российского президента. Так или иначе, они не согласились со схемой прекращения боевых действий, которую предложила российская сторона. Вопреки предварительной договоренности, помощники Яндарбиева — сам он не участвовал в этой фазе переговоров — заявили: прежде чем принимать ту или иную схему, необходимо решить вопрос о политической независимости Чечни (как видим, эта тема все-таки всплыла!). Впрочем, пообещали рассмотреть предложенный Москвой план по возвращении в республику…

Трения возникли и по поводу общения гостей с журналистами. Провести отдельную заключительную пресс-конференцию — как они того хотели — чеченцам не дали, предложив дождаться возвращения Ельцина и предстать перед прессой вместе с ним, для чего задержаться в Москве еще на сутки. Чеченцы на это не пошли и после жаловались, что их изолировали от прессы. (Хотя это было не совсем так: кое-какие контакты со СМИ — агентством «Интерфакс», радиостанцией «Эхо Москвы» — у них все же были.)

Изоляция касалась и телефонных разговоров: все телефонные звонки чеченской делегации строго контролировались, так что позвонить родным или знакомым ни один член делегации не мог. Вряд ли эти действия российских спецслужб были сколько-нибудь осмысленными — скорее все делалось так, по привычке, на рефлекторном уровне.

И все же переговоры Ельцина и Яндарбиева стали явным прорывом. Все убедились: с «бандитами», «террористами», «преступниками» можно встречаться и договариваться.

Многие тогда задавали себе вопрос: чем объяснить столь стремительную метаморфозу, случившуюся с Зелимханом Яндарбиевым? Человек считался крайне непокладистым, непримиримым, не идущим ни на какие компромиссы. Достаточно вспомнить его заявление сразу после гибели Дудаева: он не будет вести с Москвой никаких переговоров до тех пор, пока не выяснит, кто несет ответственность за смерть Джохара, война будет продолжаться, пока Чечня не станет свободной. И вот не прошло и сорока дней с момента гибели президента-генерала, а Яндарбиев уже в Кремле, как ни в чем не бывало беседует со своими злейшим врагом. Что, он уже нашел виноватых? Нет, конечно. Непосредственные организаторы и исполнители убийства Дудаева не названы до сих пор. Дело независимости Чечни не продвинулось ни на миллиметр.

Думаю, столь разительная перемена в настроении нового ичкерийского лидера вполне обычна для подобных ситуаций: приходя к власти (пусть, как в данном случае, — к власти внутри оппозиции), осознавая связанную с ней ответственность, человек становится более умеренным и осмотрительным, смягчает свой радикализм.

В прессе отмечалось: поскольку подписанная договоренность значительно повышает предвыборные шансы Ельцина, нет никаких гарантий, что кто-то, не заинтересованный в таком повышении, не попытается эту договоренность сорвать. Или, по крайней мере, осложнить ее выполнение.

В этом направлении, в частности, явно действовала российская контрпропаганда, находящаяся в руках спецслужб. Уже во время переговоров в прессе появились сообщения, будто среди лидеров чеченской оппозиции существуют острые разногласия по поводу их целесообразности. Произошел-де даже раскол. Так, по информации РИА «Новости» от 28 мая, «чеченский террорист» Шамиль Басаев заявил о том, что «по возвращении из Москвы Зелимхан Яндарбиев понесет ответственность, так как ему никто не давал полномочий вести переговоры с Россией». При этом агентство ссылалось на «источник в российских силовых структурах». Спрашивается, что, нет других источников? В ту пору, в отличие от второй, путинской, чеченской войны, в республике было полно обычных журналистов, не в погонах, напрямую общавшихся и с Басаевым и с другими полевыми командирами.

Как бы в подкрепление этой басаевской угрозы, ИТАР-ТАСС через два дня сообщил:

«На участке дороги Новые Атаги — Шали, по которому возвращалась из Москвы делегация во главе с Яндарбиевым, был обнаружен и обезврежен саперами федеральных сил самодельный фугас большой мощности. Инцидент произошел 29 мая за полчаса до прохождения колонны. В присутствии членов делегации взрывное устройство было уничтожено путем подрыва. Военные источники (опять они! — О.М.) считают, что данный факт является свидетельством обострения разногласий между лидерами чеченских сепаратистов после подписания в Москве соглашения об окончании боевых действий».

Поди проверь, кто заложил этот «самодельный фугас». Уж больно ловко все получилось: «за полчаса до прохождения колонны…»

Могут сказать, что таким нехитрым способом, такими вот сообщениями и, возможно, инсценировками российские спецслужбы просто пытались посеять распри в рядах противника, по одной и той же схеме, без особой фантазии преследовали эту цель и до переговоров, и во время них, и после. Может, и так. Однако, на мой взгляд, более вероятно другое. Эти сообщения были явно ориентированы на российского обывателя (противник, если даже они попадались ему на глаза, пропускал их мимо ушей, хорошо зная приемы российской контрпропаганды). Из них выходило: никакого мира Ельцин в Чечне не добился, поскольку Яндарбиев, заключивший этот мир, не пользуется у боевиков никаким авторитетом; они, боевики, будут действовать так, как действовали до сих пор, несмотря ни на какие договоренности.

…Так или иначе решающий шаг в сторону мира был сделан. 3 июня на встрече с главами государств Закавказья и руководителями автономных республик, краев и областей Северного Кавказа Ельцин подтвердил, что российские федеральные власти будут неукоснительно соблюдать договоренность с руководителями вооруженных формирований Чечни.

Вечером 24 апреля в программе «Вести» Российского телевидения прозвучало сообщение, что в ходе предвыборной гонки, похоже, нарождается еще одна, четвертая, сила: согласно сообщению некоего «осведомленного источника», в последнее время «группа крупнейших российских промышленников и предпринимателей вела консультации с командами двух претендентов на пост президента России — Ельцина и Зюганова; результатом этих консультаций, вероятно, завтра станет открытое обращение предпринимателей к кандидатам в президенты».

Обращение появилось не «завтра», то есть не 25-го, а 27 апреля. Называлось оно «Выйти из тупика!». Текст подписали люди известные в зарождающемся мире российского бизнеса (вновь повторю, тогда они еще не именовались олигархами) — президент «ЛогоВАЗа» Борис Березовский, председатель правления Сибирской нефтяной компании Виктор Городилов, председатель совета директоров Группы «Мост» Владимир Гусинский, президент КБ имени Яковлева Александр Дундуков, президент Межгосударственной акционерной компании «Вымпел» Николай Михайлов, президент нефтяной компании «ЮКОС» Сергей Муравленко, президент компании «Роспром» Леонид Невзлин, гендиректор «АвтоВАЗа» Алексей Николаев, председатель правления банка «Возрождение» Дмитрий Орлов, президент «ОНЭКСИМбанка» Владимир Потанин, президент «Столичного банка сбережений» Александр Смоленский, председатель совета директоров консорциума «Альфа-групп» Михаил Фридман, председатель совета директоров банка «Менатеп» Михаил Ходорковский.

Четко, по пунктам, в обращении было изложено, что тревожит авторов в сложившейся перед выборами драматической ситуации и что они предлагают, чтобы избежать надвигающейся, по их мнению, катастрофы.

«Общество расколото, — говорилось в тексте. — Этот раскол катастрофически нарастает с каждым днем. И трещина, разделяющая нас на красных и белых, своих и чужих, проходит через сердце России. Накаленность предвыборной борьбы побуждает противоборствующих политиков к тому, чтобы одним ударом разрубить узел проблем. Силы, стоящие за спиной политиков, ждут своего часа. Они выйдут на следующий день после победы любой из сторон. Это произойдет с роковой неизбежностью вопреки воле отдельных личностей. Ибо после июньского голосования фактически от лица меньшинства, каким бы оно ни было — красным или белым, — будет получен мандат на реализацию правил жизни, категорически отвергаемых огромной частью общества. В итоге победит не чья-то правда, а дух насилия и смуты. Взаимное отторжение политических сил столь велико, что утвердиться одна из них может только путем, ведущим к гражданской войне и распаду России».

Нетрудно видеть, что в этой констатации заключено лукавство: в действительности никто — в том числе, не сомневаюсь, и авторы обращения, — конечно, не опасался, что в случае победы Ельцина в стране начнется гражданская война (ведь к тому времени он был у власти уже не первый год), а вот если верх одержит Зюганов, тогда действительно она вполне вероятна. Но авторы желают соблюсти полностью «объективный» и «симметричный» подход: победа любой из противоборствующих сторон одинаково опасна. Они стараются сделать вид, что соблюдают нейтралитет, стоят над схваткой, посередине. Между тем истинная позиция большинства из них была хорошо известна: более всего их тревожила как раз перспектива коммунистического реванша. Именно эти люди — по крайней мере, ядро этой группы — некоторое время назад сплотилось вокруг Чубайса, чтобы предотвратить этот реванш.

Ну, хорошо, предположим, что теперь, усомнившись в эффективности такой тактики, в возможности привести Ельцина к победе, они изменили, скорректировали свою позицию. Где же выход из этого самого тупика, о котором они пишут? Собственно говоря, предложение у авторов одно:

«В этот ответственный час мы, предприниматели России, предлагаем интеллектуалам, военным, представителям исполнительной и законодательной власти, правоохранительных органов и средств массовой информации, всем тем, в чьих руках сегодня сосредоточена реальная власть и от кого зависит судьба России, объединить усилия для поиска политического компромисса, способного предотвратить острые конфликты, угрожающие основным интересам России, самой ее государственности… Российских политиков необходимо побудить к весьма серьезным взаимным уступкам, к стратегическим политическим договоренностям и их правовому закреплению. Иного выхода просто не существует. Понятна правда каждой из политических сил. Но ни одна из сил не имеет права навязывать насильственно свою правду всему обществу».

Золотые слова. «Компромисс», «взаимные уступки», «стратегические договоренности»… Вопрос только: как конкретно всего этого достичь? Как скрестить ужа с ежом — совместить движение к демократическому рыночному мироустройству и возвратную тягу в мертвое болото «социалистического» тоталитаризма?

Авторы расшаркиваются перед своими традиционными противниками — «патриотами», — в то же время мягко пытаясь их образумить:

«Мы разделяем особую озабоченность патриотических сил судьбой России как исторически сложившегося союза народов, в котором русские играли и играют собирательную роль. Однако надо четко проводить грань между конструктивной политикой и политическими спекуляциями на национальной теме. В России более половины детей — от смешанных браков. Мы все — россияне, и попытка разделить нас на чистокровных и инородцев противоречит самой сути державного собрания народов России».

Одновременно в угоду «патриотам» и коммунистам предприниматели журят своих традиционных союзников — демократов:

«Деятельность отдельных политических фигур и политических партий привела к тому, что слово «демократия» превратилось для многих наших сограждан чуть ли не в синоним антигосударственности. Оплевывание исторического пути России и ее святынь, растаптывание советского периода истории России должны быть отвергнуты и прекращены».

Кто ж это, интересно, оплевывает исторический путь России, ее святыни? Тут в угоду коммуно-патриотам в текст наспех вставляются пропагандистские клише из их собственной, коммуно-патриотической, прессы.

Впрочем, спохватившись, опять-таки для равновесия, авторы отдают должное и демократии:

«Вместе с тем нельзя допустить, чтобы оказались дискредитированы великие идеи свободы, гражданственности, справедливости, права и правды — это и есть то главное, что несет с собой действительное народовластие. Именно это отстаивается миллионами россиян, вопреки издержкам реформ голосующих за демократов и демократию…»

Далее все-таки вразрез с «объективностью» и «нейтралитетом», заявленными вначале, в обращении открыто говорится, в чем авторы видят главную угрозу:

«Серьезная политическая угроза таится в том, что в случае победы на президентских выборах коммунисты реально могут предпринять попытку идеологического реванша… Мы понимаем коммунистов и признаем их политическую роль как выразителей интересов социальных групп, пострадавших в ходе непростых, а часто и ошибочных реформ (опять, как видим, расшаркивание. — О.М.). Однако коммунисты не должны настаивать на отказе общества от мучительных достижений последнего десятилетия. Осуждая исторические итоги этого десятилетия, обвиняя все другие силы в губительных шагах, коммунисты как минимум должны разделить с ними ответственность за развал СССР. На КПСС, преемницей которой объявила себя КПРФ, лежит и ответственность за поражения застоя. Именно под руководством КПСС страна проспала две технологические революции: современную индустриальную в 60-е годы и информационную в 70-е. Именно верхушка КПСС повинна в развале СССР. Именно этот развал повлек за собой необходимость проводить реформы в условиях дефицита государственного управления, и именно «аварийность» этого реформирования привела к столь болезненным социальным издержкам. Используя в борьбе за власть ностальгию, тоску по безвозвратно утерянному образу жизни 70-х годов, коммунисты фактически делают то же, что и их противники! Те эксплуатировали несбыточную мечту населения о скором обретении западного благополучия. Эти эксплуатируют мечту о мгновенном возврате к стандартам жизни эпохи застоя».

Здесь, как видим, авторы снова выходят на позицию «нейтралитета»: дескать, и реформаторы, и противники реформ одинаково виноваты перед страной — первые «в борьбе за власть» эксплуатировали «несбыточную мечту населения о скором обретении западного благополучия», а вторые — «тоску по безвозвратно утерянному образу жизни 70-х годов» (интересно, какой такой замечательный «образ жизни» был в Стране Советов в 70-е годы и чем он принципиально отличался от жизни в 60-е или 80-е?).

И уж совсем комично выглядит перечень прегрешений коммунистов перед российским народом — организовали при Брежневе застой, «проспали две технологические революции», «развалили СССР». Будто и не было ничего более серьезного — развязанной коммунистами Гражданской войны, разорения и уничтожения крестьянства, организации голодомора в 30-е, сталинского репрессивного геноцида (все это привело к истреблению десятков миллионов людей, цвета нации), ликвидации рыночной экономики и построения на ее месте абсолютно нежизнеспособной командно-административной, соучастия в развязывании Второй мировой войны, насильственного распространения порочной «социалистической» системы на множество других стран и т. д. и т. п.

В последнем пункте своего обращения предприниматели прибегают, соответственно, к последнему аргументу для вразумления тех политиков, в чьих головах «государственные интересы» все больше вытесняются «узкополитическими целями». Не ограничиваясь уговорами, они решают припугнуть этих твердолобых:

«Мы не хотим заниматься изнурительной и бесплодной педагогикой! Те, кто посягает на российскую государственность, ставя на идеологический реваншизм, на социальную конфронтацию, должны понимать, что отечественные предприниматели обладают необходимыми ресурсами и волей для воздействия и на слишком беспринципных, и на слишком бескомпромиссных политиков».

Этот последний пункт по своей стилистике явно выпадает из остального, «миролюбивого», текста. Кто знает, может быть, именно эта угроза, попытки реализовать ее, причем не только в отношении «идеологических реваншистов», стали причиной главных неприятностей, которые обрушились в последующие годы на голову многих олигархов (именование, прилепившееся вскорости к крупным предпринимателям): то, что они в самом деле обладают «необходимыми ресурсами и волей» для вмешательства в политику, сделалось очевидным. Так или иначе, к моменту, когда пишутся эти строки, на плаву остались лишь немногие из подписавших обращение тринадцати. Последним из тех, кто на плаву не удержался, стал Михаил Ходорковский, подвергнутый разнузданной псевдосудебной расправе и отосланный в зону в край урановых рудников.

Обращение тринадцати комментировалось весьма оживленно — политиками, прессой. Однако наибольший интерес, естественно, представляла реакция двух людей — Ельцина и Зюганова.

Лидер КПРФ сразу же решил повторить спектакль в духе Давоса. Уже на следующий день, 28-го, в Сосновом Бору под Петербургом он сообщил журналистам, что готов к диалогу с представителями деловых кругов, а в случае победы на выборах собирается «поддерживать всех, кто умеет трудиться, независимо от форм собственности» (этой туманной формулой, как мы знаем, коммунисты, словно фиговым листком, прикрывали свое традиционное негативное отношение к частным собственникам, особенно крупным, которые, по их мнению, «трудиться» не умеют).

Двумя днями позже Зюганов опубликовал открытое письмо, адресованное тринадцати предпринимателям. Он вновь приветствовал их инициативу и в качестве шага, направленного на поиск компромисса со своим главным противником, предложил провести с ним диалог в прямом эфире: дескать, «состязательное обнародование взглядов и программных позиций претендентов на высший государственный пост» — одно из главных условий «демократичности избирательного процесса». Как уже говорилось, это был беспроигрышный ход, который Зюганов в ту пору повторял не раз, — послать Ельцину приглашение на теледебаты, заранее зная, что тот его не примет (явно пребывает не в форме, да и вообще не любитель таких шоу). Не то чтобы сам Зюганов был блестящим полемистом — как мы знаем, некоторое время назад он опасливо уклонился от теледиалога с Чубайсом, справедливо полагая, что не сможет составить ему конкуренцию в прямом публичном споре, — но тут, с Ельциным, выдалась такая великолепная возможность показать, что сам-то он, коммунистический вожак, всегда готов к бою, да вот его противники слабоваты в коленках…

Зюганов сообщил также, что намерен встретиться с «широкой аудиторией предпринимателей», включая авторов обращения тринадцати, «для открытого, прямого и честного обсуждения экономических, социальных, политических и моральных проблем» (очень любил коммунистический вождь нагромождение «красивых» эпитетов).

Такая встреча состоялась 30 апреля. В ней участвовали «некоторые» из предпринимателей, подписавших обращение. Разговор продолжался около двух часов, прошел, как сообщалось, «в достаточно конструктивном русле» и выявил «сходство» в оценке многих событий в России.

Помимо этих общих обтекаемых слов, в прессе появилось и кое-что более конкретное об этой в общем-то конфиденциальной встрече. В частности, Борис Березовский сообщил будто бы, что предприниматели предложили Зюганову три варианта компромисса между ним и Ельциным. Один из вариантов — «легитимный» перенос президентских выборов. Реакция Зюганова на это предложение осталась неизвестной. Как, впрочем, не вполне ясным осталось и то, действительно ли предприниматели выступали с таким предложением (свою позицию по поводу переноса выборов они прояснили некоторое время спустя).

Что касается собственных представлений коммунистов о том, каким может быть компромисс… Уже непосредственно в момент публикации обращения тринадцати — а некоторые коммунистические газеты также опубликовали его — «Советская Россия» (обращение было напечатано и здесь) написала в своем комментарии, что Ельцину и Зюганову в первую очередь следует обсудить поправки к Конституции, которые поставили бы исполнительную власть под более твердый контроль власти законодательной. Другими словами, желанный компромисс виделся этому изданию в возврате к ситуации, предшествовавшей октябрьскому мятежу 1993 года. Сам Зюганов в ответ на обращение предпринимателей заявил примерно то же самое, — что в качестве компромисса его устроит «ограничение полномочий президента и наделение Госдумы правом формировать правительство», то есть опять-таки выход за пределы действующей Конституции и дрейф в сторону того, что было три года назад.

29 апреля обозначилась и реакция ельцинского окружения на обращение предпринимателей. Ее «озвучил» помощник президента Георгий Сатаров. Он назвал это обращение «ответственным гражданским поступком». Признав, что «предстоящие выборы усиливают существующую в обществе поляризацию», Сатаров сообщил, что Совет избирательной кампании Бориса Ельцина «прорабатывает механизмы ее снижения», к чему, собственно, и призывают бизнесмены. В частности, по словам ельцинского помощника, в ближайшее время президент планирует провести серию политических консультаций, в том числе с представителями КПРФ.

На следующий день, чтобы не было уже никаких сомнений, и пресс-секретарь Ельцина Сергей Медведев подтвердил: президент «очень хорошо осведомлен» об идее, заключенной в недавнем обращении группы банкиров и предпринимателей, он встречался с представителями этой группы и сейчас «ждет, как будет развиваться эта инициатива дальше».

Что, собственно говоря, понималось под таким «развитием»? По логике вещей, «развить инициативу» в состоянии были прежде всего те, к кому оно и было обращено.

Резко против обращения тринадцати, хотя и с некоторым запозданием, выступил академик Александр Николаевич Яковлев, опубликовавший в «Известиях» обширную статью «Банкиры и большевики». По убеждению автора, надежда достичь компромисса с руководством КПРФ — это что-то такое «из сказочного замка призраков».

«Я тоже за компромиссы, — писал Яковлев. — Без них нет нормальной жизни. Но компромисс компромиссу — рознь. Благородный Георгий Плеханов долго искал компромисса с Ульяновым-Лениным, но так и умер оплеванным. Александр Керенский пошел на компромисс с ним же против генерала Лавра Корнилова. И что стало с Керенским? Что стало с Корниловым? Труп героя германской войны, в которой Ленин требовал поражения российского Отечества, а также превращения этой войны в войну гражданскую, что и было сделано, — труп этого героя большевики в течение многих дней возили по кубанским станицам, надо полагать, демонстрируя компромисс. Николай Бухарин тоже пытался найти компромисс с Иосифом Джугашвили и нашел его в застенках НКВД. Михаил Горбачев искал компромисс с Крючковым — одним из организаторов венгерской бойни, паханом путча августа 91-го года, мелким лгунишкой по натуре. Чем кончился этот компромисс? Устранением Горбачева от власти…

В общем-то, большевики имеют богатую историю «компромиссов». И с патриархом Тихоном, и с национальными гениями Есениным, Булгаковым, Солженицыным, Сахаровым.

Уместно напомнить и «компромиссы» большевиков с социалистами. Последние взяли на себя тяжкий грех, пойдя на союз с большевиками, — они вместе пошли на переворот 1917 года, но очень скоро поплатились за легкомыслие, если не хуже. Сразу же после переворота начались безжалостные гонения на все социалистические партии. Уже в январе — феврале 1918 года в Петрограде и Москве было закрыто около 70 оппозиционных газет, включая социалистические. ВЧК — ГПУ взяло на учет всех членов соцпартий, даже тех, кто уже заявил о выходе из них, и установило за ними самое тщательное наблюдение. На места пошла инструкция: «Надо создать особо гибкий и прочный информационный аппарат, добиваясь того, чтобы каждый коммунист был вашим осведомителем». После кронштадтских событий началась массовая ликвидация организаций социалистов по всей стране. К 1941 году в тюрьмах и лагерях было уничтожено до 98 процентов социалистов.

Полагаю излишним морализировать по этому поводу. Авторы письма — достаточно грамотные люди и, надо думать, знают обо всем этом. Но если так, то как понять призыв к «стратегическому компромиссу» — тем более, что КПРФ объявила себя правопреемницей КПСС?..»

Александр Николаевич напоминает о тех самых «выдающихся заслугах» коммунистов перед Россией, о которых деликатно умалчивают авторы обращения тринадцати, попрекающие их лишь застоем и двумя «технологическими революциями», которые они проспали:

«Три революции, Первая мировая, Гражданская, Вторая мировая войны, индустриализация и коллективизация, массовый террор. НАСИЛЬСТВЕННО УНИЧТОЖЕНО БОЛЕЕ ШЕСТИДЕСЯТИ МИЛЛИОНОВ ЧЕЛОВЕК, В ОСНОВНОМ МОЛОДЫХ И ЗДОРОВЫХ. ИХ НЕТ. ПОДОРВАНА САМА КОРНЕВАЯ СИСТЕМА НАРОДА (выделено мной. — О.М.)».

Любимый контраргумент Зюганова и K°, к которому они прибегают всякий раз, когда слышат напоминания о фантастических преступлениях своих предшественников и духовных наставников, — они, дескать, нынешние, совсем-совсем другие, не те, что прежние, они ужас какие хорошие.

«Говорят, что нынешние большевики «не те», — пишет академик Яковлев. — Вот те раз! Это ведь они говорят, что «не те». До переворота в 1917 году они тоже говорили о свободе, демократии, справедливости и прочем. А что получилось? Сегодня мы видим поразительную по цинизму картину многоликости большевизма. Обновлены ортодоксы, аграрники, национал-социалисты и шовинисты. Все они клянутся в верности демократии, паразитируют на ее процедурах, одновременно обещая уничтожить ее незамедлительно, начиная с Конституции, как только придут к власти. Уже денонсированы Беловежские соглашения. Они и дальше будут действовать по принципу — чем хуже для страны, тем лучше для них. Для Анпиловых, Крючковых, Илюхиных, Ивановых, Макашовых, Варенниковых и прочих Сталин был недостаточно крут…

Лично я уверен, что Россия погибнет, если к власти снова придут борцы «за свободу на кладбище». Обидно, что Россию, как кролика, постоянно тянет в пасть удава».

Яковлев обращает внимание на то самое требование «тринадцати», о котором уже упоминалось, — насчет «оплевывания исторического пути России и ее святынь»: это оплевывание «должно быть отвергнуто и прекращено»:

«Ошеломляющее заявление! Господа банкиры, позвольте спросить вас: а кто физически истребил носителей и хранителей России — дворянство, купечество, духовенство, офицерство? Кто уничтожил крестьянство России и тем самым уничтожил Россию? Кто взрывал храмы? Кто денно и нощно восхвалял сам себя и лгал о всемирно исторических успехах?..»

Автор напоминает предпринимателям о печальной судьбе их дооктябрьских предшественников, которые так же благодушно, как они, нынешние, смотрели на большевиков, финансировали их разрушительную деятельность:

«Весьма загадочно заявление «тринадцати» и о том, что они «понимают коммунистов» и «признают их политическую роль». То же самое, если вспомнить историю, говорили и Савва Морозов, и Павел Рябушинский, помогавшие большевистской партии прийти к власти, помогавшие, естественно, деньгами. Где оказались тогдашние промышленники и банкиры России?»

Совершенно недопустимо, пишет академик Яковлев, ставить на одну доску реформаторов и оголтелых противников реформ:

«Уже в первом пункте «Обращения тринадцати» содержатся запутанные утверждения, например, о трещине, разделяющей нас на красных и белых, своих и чужих, которая проходит через сердце России. Конечно, проходит, а как же иначе? Ибо речь идет о судьбе страны, о том, по какому пути идти дальше. То ли вперед, по пути реформ, то ли назад, к окончательной гибели. Далее утверждается, что в случае победы любой из сторон — подчеркиваю, любой, — произойдут всякие страшные вещи, а в итоге победит не чья-то правда, а дух насилия и смуты, а это может привести к гражданской войне и распаду России. К таким рассуждениям и приклеивается призыв объединить усилия в поиске политического компромисса, способного предотвратить острые конфликты, угрожающие российской государственности. Полный бред. Во-первых, ставятся на одну доску силы реформ, во главе которых стоит президент Ельцин, и силы, которые пишут на своих знаменах идеи о возвращении к социализму, запамятовав, что именно они привели страну к разрушению. Реформаторы повернули страну к свободе и демократии. Работает свобода слова, митингов и собраний. Действует демократическая Конституция, в которой закреплены права человека, провозглашаются институт частной собственности и другие весьма позитивные демократические процедуры. Но реформаторство, судя по «Обращению», оказывается столь же опасным, что и «кладбищенские крестосеятели», которые 75 лет всячески душили свободу, объявляя ее то буржуазной, то контрреволюционной, то антисоветской идеологией. Так о каком же компромиссе идет речь?..»

«Нельзя строить политику на компромиссе живого с трупом! — пишет в заключение академик Яковлев. — Нельзя протаптывать дорожку к капитуляции. Любой реванш еще злее того, что он хочет восстановить. Ибо любой реванш возбуждает самые низменные чувства мести, кровавых расправ, всего того, что уже привело к трагедии России».

Чем все-таки объяснить появление этого обращения? Казалось бы, еще совсем недавно эти люди были настроены на решительное противостояние с коммунистами, на сопротивление попыткам коммунистического реванша. Именно они — точнее говоря, ядро этой группы — обратились к Чубайсу с предложением возглавить эту борьбу, и вот — столь резкий поворот. Ничем другим это не объяснишь, как только возникшей в их рядах паникой. Хотя рейтинг Ельцина и поднялся, предприниматели, по-видимому, пришли к заключению, что его победа на выборах маловероятна (напомню: то был конец апреля). Отсюда этот призыв к компромиссу, расшаркивание перед коммуно-патриотами, критические стрелы в адрес демократов.

И снова — что же они подразумевали под словом «компромисс»? Трудно себе представить, чтобы это была некая отвлеченная метафора в духе известного пожелания: «Ребята, давайте жить дружно!» Бизнесмены — люди конкретные. Вряд ли под компромиссом они имели в виду что-то другое, кроме переноса выборов. Переноса на основе обоюдного согласия двух главных соперников. Хотя вслух об этом и не говорилось…

Впрочем, была, по-видимому, и еще кое-какая конкретика. Годы спустя, сидя в «Матросской тишине», Михаил Ходорковский в написанной там известной статье «Левый поворот» среди прочего честно и откровенно признался:

«Идея письма была очень проста, и, самое главное, мы в нее верили. Президентом России должен оставаться Борис Ельцин — как гарант гражданских свобод и человеческих прав. Но премьер-министром, причем, несомненно, с расширенными полномочиями, должен стать глава КПРФ. Потому что экономическая и социальная политика не могут не «покраснеть» — иначе «послевыборная война», как говорилось в тексте обращения, неизбежна. Нужен левый поворот, чтобы примирить свободу и справедливость, немногих выигравших и многих, ощущающих себя проигравшими от всеобщей либерализации».

Что выходит из попыток примирения идеи свободы с коммунистическим пониманием «справедливости», хорошо известно на опыте российской — и не только российской — истории.

Спрашиваю Чубайса, как он отнесся к обращению тринадцати. Ведь его подписало большинство тех предпринимателей, с которыми он работал по продвижению Ельцина. Между тем в обращении, как мы видели, упор делался на некий — правда, не очень понятный, — компромисс между Ельциным и Зюгановым… Причем Зюганова авторы собирались сделать премьер-министром «с расширенными полномочиями».

— Отрицательно отнесся, — отвечает Анатолий Борисович. — Выступить с таким обращением — это, по-моему, была идея Березовского. А может быть, и Ходорковского. Он ведь, как известно, тогда был близок с коммунистами. Но я точно не помню, боюсь соврать. Нет, кажется, вспомнил — это придумал Кургинян (политолог коммуно-патриотической ориентации. — О.М.). Идея такого обращения с самого начала казалась мне дикой и неправильной. Тем не менее публикацию этого письма я остановить не мог. Постарался лишь как-то минимизировать масштаб ущерба. По-моему, какие-то поправки внес в текст, самые дикие вещи оттуда убрал.

— Вы уговаривали ваших коллег не выступать с этим обращением?

— Да, именно так.

— А в ответ что слышали?

— Уже не помню точно, какие-то сложные, витиеватые аргументы, смысл которых сводился к тому, что это нужно для победы Ельцина. Это был один из немногих пунктов в стратегии избирательной кампании, где наши позиции разошлись.

И все же в целом, я думаю, обращение тринадцати, хотя оно и было навеяно не столько рациональным, сколько паническим восприятием обстановки, сыграло свою роль в правильном ориентировании избирателей. Не прямым, но косвенным образом. Как раз благодаря своим паническим интонациям. Думалось: уж если такие хладнокровные, уверенные в себе люди оказываются в смятении, — значит, вероятность катастрофы действительно велика.

В начале мая весьма неожиданный и весьма решительный ПУБЛИЧНЫЙ шаг предпринял Александр Коржаков. В интервью лондонской газете «Обсервер», которое он дал сразу же после первомайского митинга коммунистов, он открыто заявил о том, о чем, как мы знаем, до той поры распространялся кулуарно, — что президентские выборы в России следует отложить, чтобы избежать беспорядков, которые неминуемо последуют при любом их исходе. По словам Коржакова, в случае победы Бориса Ельцина радикальная оппозиция не признает результаты выборов, заявит, что они фальсифицированы, и выйдет на улицу; если же победит Зюганов, те же самые люди не позволят ему проводить умеренную политику, а это будет опять-таки чревато драматическими конфликтами.

Интервью было опубликовано в воскресенье 5 мая и вызвало почти такую же шумиху в прессе, как и обращение тринадцати, тем паче что многие усмотрели прямую связь между тем и другим: в своем интервью Коржаков утверждал, что его точку зрения разделяют «многие влиятельные люди».

Несколько позже Коржаков разъяснил свою позицию в интервью «Интерфаксу». «Сегодня, — сказал он, — нельзя всерьез надеяться на то, что везде в России выборы президента пройдут на цивилизованном уровне» — есть «целые регионы, где цивилизованное волеизъявление людей пока невозможно».

Странное дело, это вроде бы уже были не первые выборы в постсоветской России, и до сих пор никаких разговоров о «нецивилизованных» регионах как-то не возникало. По утверждению генерала, «информация о безусловном принятии всеми идеи выборов не соответствует действительности». По мнению Коржакова, этот вопрос можно было бы обсудить «и прийти к единому мнению, потому что все разумные люди не хотят для России новой крови». «Общество раскалывается, раскалываются даже семьи: одни — за Ельцина, другие — за Зюганова… такое расслоение душ опасно», — заявил начальник Службы безопасности президента.

Что означал этот коржаковский демарш? Был ли он пробным шаром, согласованным с самим Ельциным? Многие так и истолковали эти интервью «Обсерверу» и «Интерфаксу»: трудно было представить, чтобы главный президентский охранник осмелился бы на подобное вольнодумство, не получив благословения самого президента.

Однако Ельцин немедленно открестился от требований своего телохранителя, касающихся переноса выборов. Впрочем, кое в чем с ним согласившись. 6 мая в интервью тому же «Интерфаксу» Ельцин заявил: не один, мол, Коржаков считает, что победа Зюганова «стала бы началом гражданской войны». «И все же я верю, — сказал президент, — в мудрость российских избирателей, поэтому выборы состоятся в конституционные сроки». При этом добавил небрежно: он, дескать, уже «сказал Коржакову, чтобы он в политику не лез и таких заявлений больше не делал».

Вот так, вот и весь разговор.

Через полтора месяца, перед вторым туром выборов, когда Коржаков, не вняв этому начальственному увещеванию, пойдет ва-банк, Ельцин просто отстранит его от должности, а затем и вовсе уволит из армии.

Зюганов, как и Ельцин, осудил идею переноса выборов, назвав ее «опасной». Отрицательно отнеслось к ней большинство других политиков. Согласно данным социологов, категорически против их переноса высказались 58 процентов опрошенных.

Председатель Центризбиркома Николай Рябов заверил: подготовка к выборам идет своим чередом. В довершение всего в Конституционном Суде «Интерфаксу» заявили, что никаких возможностей для их переноса ни Конституция России, ни вообще российское законодательство не предусматривают…

7 мая те же тринадцать предпринимателей опубликовали еще одно заявление, где разъяснили свою позицию, в частности касающуюся переноса выборов. По словам авторов, события последних дней (прежде всего тут, по-видимому, имелось в виду интервью Коржакова газете «Обсервер» и реакция на него различных политиков) усилили их озабоченность ближайшим будущим страны: радикальные силы, стоящие за основными участниками политического процесса, вновь отчетливо обозначили себя — это проявилось как в призывах бороться до последней капли крови, так и в требованиях неконституционного переноса выборов.

Итак, предприниматели — по крайней мере, официально, — против переноса выборов. Смысл слова «компромисс», к которому они призвали Ельцина и Зюганова, снова подернулся загадочной пеленой.

Казалось бы, с переносом выборов все ясно: переноса не будет. Однако 7 мая объявился еще один генерал с той же самой идеей — отложить голосование. С соответствующим заявлением выступил человек, которому по его статусу вроде бы менее всего пристало участвовать в публичных обсуждениях подобных вопросов — командующий Московским военным округом генерал-полковник Леонтий Кузнецов. В интервью все тому же «Интерфаксу», которое он дал накануне парада войск Московского гарнизона в честь Дня Победы — ему предстояло этим парадом командовать, — он высказал мнение, что «сейчас не время заниматься выборами»: как полагал Кузнецов, предстоящее голосование может превратиться «в политическую возню», которая «взбудоражит всю Россию», в том числе и военных. При этом генерал оговорился, что это не только его мнение — точно так же думают «многие командиры в Московском округе». Довольно резко командующий МВО отозвался о «кандидатах в президенты от оппозиции»: дескать, если они придут к власти, то займутся не столько сменой политического курса, сколько «самыми настоящими разборками».

Нетрудно заметить, что все это в общем-то было почти дословным повторением ранее сказанного Коржаковым. Самое странное заключалось в том, что со своим заявлением генерал Кузнецов выступил уже после того, как свое слово сказал верховный главнокомандующий, сделавший нагоняй своему телохранителю.

По этому поводу в голову приходили разные мысли. Достаточно тревожные…

Комментируя в те дни эти назойливо повторяемые требования о переносе выборов, телеведущий Николай Сванидзе в своей программе «Зеркало» поведал миллионам телезрителей о расколе в ближнем круге ельцинских сотрудников и о связи, которая имеется-таки между обращением тринадцати и демаршем Коржакова:

— В окружении президента уже давно существуют две партии. Одна из них не верит рейтинговым опросам, считая, что все они от лукавого, и полагает, что наилучший вариант — отмена выборов через так называемый компромисс с Зюгановым, который, будучи человеком осторожным, тоже, возможно, предпочел бы не рисковать. К лидерам этой партии можно отнести Александра Коржакова и близкого ему лично первого вице-премьера Олега Сосковца. Сюда же, по настойчивой информации, примыкает и крупный предприниматель, фактический руководитель телеканала ОРТ и один из наиболее энергичных авторов «письма тринадцати» Борис Березовский. Таким образом, связь между позицией Александра Коржакова и походом авторов «обращения тринадцати» на переговоры к Геннадию Зюганову прямая. Однако непосредственное руководство президентской (избирательной) кампанией с некоторых пор осуществляет другая партия… которая считает выборы не только необходимыми по закону, но единственно целесообразными по политической ситуации. Президент не договаривался с Коржаковым, а, напротив, был раздосадован его самодеятельностью, пусть и продиктованной искренними побуждениями… Тринадцать предпринимателей после первой же реакции Ельцина сочли необходимым уточнить свою позицию. Они подчеркнули необходимость выборов и встретились с еще одним кандидатом в президенты, Александром Лебедем. В результате впечатление, что деловые люди готовы разговаривать исключительно с лидером коммунистов, было снято. Предприниматели как бы молча признались в том, что несколько погорячились на предыдущем этапе, проявив излишнюю политическую активность. И теперь готовы к конструктивной и обдуманной работе…

На чьей стороне армия?

Все-таки это неожиданное политическое заявление высокопоставленного военного — генерала Кузнецова, — сделанное как бы «поперек» заявлениям президента, оставило странное впечатление. Как всегда в таких случаях, у многих в голове зашевелился вопрос: а собственно говоря, на чьей стороне в этот грозный час армия, в какой степени она контролируется верховным главнокомандующим — президентом?

Как бы отвечая на этот вопрос, «Независимая газета» опубликовала 17 мая статью под красноречивым заголовком «Приказ будет выполнен (Коллегия Министерства обороны РФ готова поддержать любые шаги Бориса Ельцина)». Какие же шаги ожидались от президента и какие его приказы военные готовы были выполнить? В статье говорилось, что летом, после выборов может возникнуть ситуация двоевластия, когда победившего на них Геннадия Зюганова «не пустят в Кремль под предлогом «борьбы с коммунистической реставрацией, новым ГУЛАГом и грядущими репрессиями». Вот тогда-то Ельцину и понадобится «мощная поддержка армии в лице ее высшего руководства». Корреспонденту газеты, как он пишет, удалось «довольно откровенно» побеседовать «с одним из высокопоставленных генералов, входящим в так называемую группу Грачева». По мнению этого генерала, заявление командующего МВО — не случайный поступок, а акция, «увязанная с мнением Коржакова» (думаю, в этом мало кто сомневался). Собеседник заверил автора статьи, что «любой письменный приказ Бориса Ельцина в качестве верховного главнокомандующего Вооруженными Силами РФ будет выполнен беспрекословно, возможные шаги президента по недопущению в Кремль Геннадия Зюганова получат одобрение большинства членов коллегии Минобороны. «Может быть, один-два человека и подадут в отставку, но приказы Бориса Ельцина как верховного главнокомандующего мы будем выполнять», — заявил генерал.

Не знаю, насколько серьезны были подобные заверения (генерал просил не называть его фамилию в газете) и чего больше — пользы или вреда — они могли принести Ельцину. Думаю, в случае проигрыша на выборах он действительно мог прибегнуть к силовым мерам, следуя тому самому завету Коржакова: «Смотрите, ребята, не шутите, мы власть не отдадим».

Впрочем, на поддержку армии стремился опереться и Зюганов, хотя у того, разумеется, возможностей было меньше. При каждом удобном случае он пытался прозондировать позицию военных, привлечь их на свою сторону. Так, во время одной из «консультаций» с «некоторыми военачальниками» лидер КПРФ сообщил им, что после своей победы готов провести в Министерстве обороны ряд кадровых перестановок — выдвинуть на руководящие посты преданных ему генералов с последующим присвоением воинских званий «генерал армии»…

Главный результат опроса, проведенного ВЦИОМом по заказу «Итогов» с 26 апреля по 5 мая: впервые на первое место вышел Ельцин — «сегодня» за него проголосовали бы 28 процентов тех, кто собирается пойти на выборы. За Зюганова — 27 процентов, за Явлинского — 9, за Жириновского и Святослава Федорова — 7, за Лебедя — 6, за Тулеева — 2, за Горбачева — 1.

11 процентов пока не решили, за кого будут голосовать.

В выборах намерены принять участие 73 процента опрошенных.

Схожие результаты получил РОМИР (опрос был проведен 4–5 мая, также по заказу «Итогов»): Ельцин — 29 процентов, Зюганов — 25, Явлинский — 8, Жириновский и Лебедь — по 6, Святослав Федоров — 4, Горбачев и Тулеев — по одному.

18 процентов собирающихся участвовать в выборах пока не решили, за кого будут голосовать. Вот за эти-то 11–18 процентов (по данным ВЦИОМа — 11) и предстоит бороться кандидатам.

По опросам, Ельцин выходит вперед и во втором туре. Согласно РОМИРу, он побеждает Зюганова с соотношением голосов 41: 33. По данным ВЦИОМа, это соотношение — 37: 31 в пользу Ельцина.

Как мы видели, первые три месяца 1996 года «Демвыбор России» — одна из тогдашних ведущих наших демократических сил — провел в тщетных поисках приемлемого кандидата в президенты. Мало-помалу, однако, большинство в этой партии склонялось к выводу, что при выборе кандидата придется остановиться на Ельцине.

На Гайдара, по-видимому, среди прочего повлияла его личная встреча с президентом, состоявшаяся 29 февраля. Перед взором руководителя «Демвыбора» вдруг предстала некая метаморфоза, случившаяся с его собеседником.

«В ходе разговора, — вспоминает Егор Тимурович, — неожиданно поймал себя на мысли, что вижу перед собой отнюдь не того Ельцина, который буквально месяц тому назад говорил с телеэкрана что-то невнятное о тридцати восьми снайперах и укрепрайоне в Первомайском. Он четок, собран, энергичен, на лету ловит мысль собеседника. Такое ощущение, что не было этих пяти лет, как будто мы снова в октябре 1991 года, на нашей первой встрече, открывшей правительству реформ возможность действовать. После разговора, впервые за последние месяцы, зарождается надежда, что, может быть, сейчас, в ключевой для России момент, Ельцин сумеет резко измениться, набрать былую энергию и восстановить контакт с избирателями».

И действительно, благотворную перемену в Ельцине тогда заметили многие. Гайдар:

«…В марте 1996 года народ вдруг видит перед собой совершенно другого, уже забытого президента: Ельцина образца 1991 года, с его уникальным умением разговаривать с людьми, привлекать симпатию энергией, напором. Такое ощущение, что наш Илья Муромец наконец встряхнулся. Первое известие о росте популярности Ельцина воспринимается все же недоверчиво: так просто не может быть. Но быстро приходит понимание — общественное настроение действительно переменилось, и становится действительно ясно: борьба на предстоящих выборах развернется между ним и Зюгановым».

Способность неожиданно восстанавливаться, мобилизоваться в критические моменты вообще, по-видимому, была свойственна Ельцину. Казалось бы, человек безвозвратно куда-то ухнул, необратимо утратил свои лучшие качества, — ан нет, вдруг он заслышал звук какой-то неведомой призывной трубы и вот уже обрел прежнюю боевую форму, вот уже он предстает перед нами в прежнем виде — решительный, энергичный, дееспособный. Словно бы никакого провала и в помине не было.

По словам Гайдара, в течение марта Ельцин сделал «предвыборную ситуацию в стране двухполюсной», то есть продемонстрировал всем, что он — единственная альтернатива коммунистическому вождю.

Однако еще и в середине апреля, за два месяца до выборов, ДВР никак не может решить, на кого ему делать ставку — на Ельцина или на Явлинского. За первого по-прежнему твердо стоит Анатолий Чубайс, за второго — Сергей Ковалев.

Из последних ельцинских шагов демократы со знаком плюс отмечают мирный план по Чечне, указ о земле… По-прежнему их не устраивает кадровая политика президента.

У Явлинского дэвээровцев, как и прежде, настораживают «аморфность и расплывчатость» подходов к финансовым проблемам и к сотрудничеству с коммунистами.

Постепенно, однако, выкристаллизовывается окончательный выбор. 27 апреля Егор Гайдар впервые во всеуслышание заявляет, что в середине мая на съезде партии он призовет своих единомышленников голосовать за Ельцина. По словам Гайдара, победа Ельцина «не гарантирована, все будут решать доли процента», поэтому нельзя «отсиживаться в сторонке с чистыми руками».

Что касается Явлинского, за ним, как сказал Гайдар, «два серьезных дела: в 1993-м и 1995 году он обеспечил раскол демократов и наше общее поражение на выборах».

Гайдара поддержали другие члены руководства партии и большинство участников ее московской конференции, где, собственно, и происходил разговор. Анатолий Чубайс заявил по поводу кандидатуры Явлинского:

— Для меня абсолютно очевидно, что Явлинский не будет президентом России. Рискну предположить, что это очевидно и самому Григорию Алексеевичу. Поэтому все голоса, отданные за него, реально будут работать на коммунистов.

Чубайс призвал лидера «Яблока» снять свою кандидатуру и вступить в предвыборную команду Ельцина.

Таким образом выбор между Ельциным и Явлинским был сделан. По крайней мере, на уровне Политсовета партии и ее столичной организации.

Два члена руководства ДВР — Сергей Ковалев и Аркадий Мурашов — заявили, что будут продолжать оказывать поддержку Явлинскому.

Предполагалось, что решающее слово должен сказать съезд партии.

Он состоялся 18 мая. Съезд поддержал Бориса Ельцина как кандидата на пост российского президента (Ковалев и Мурашов остались верны себе — они вошли в группу поддержки Явлинского).

Думаю, на многих дэвээровцев произвели впечатление слова их лидера — Егора Гайдара — о том, что над Россией вновь нависла «очень серьезная коммунистическая угроза»: «Если мы не поддержим нынешнего президента, то возьмем на себя огромную ответственность перед историей за возможный приход к власти национал-социалистов в стране, которая обладает ядерным оружием».

Весной 1996-го ситуация действительно была «черно-белая», страна в очередной раз оказалась перед выбором: вперед или назад? Приход к власти коммунистов рассматривался вполне серьезно. Люди задумывались, как жить при таком повороте событий. Словно бы и не прожили эти десятилетия при «диктатуре пролетариата». Отвыкли уже.

Где-то в середине апреля у нас в редакции «Литературной газеты» побывал Анатолий Собчак. Через месяц, 19 мая, в Санкт-Петербурге должны были состояться выборы мэра. Анатолия Александровича спросили, как он думает, станет ли после этих выборов Петербург красным.

— Красного мэра в Питере не будет, — уверенно ответил Собчак. — Ни при каких условиях. Потому что весь коммунистический электорат в нашем городе исчерпывается максимум десятью — двенадцатью процентами. Для того, чтобы победить, этого явно недостаточно.

Тут надо сказать, что в тот момент под самим Собчаком в Петербурге зашаталось кресло. Один из самых выдающихся демократов первой волны, обретший мировую известность и популярность (достаточно сказать, что он стал первым после 1917 года российским политиком, который посетил Лондон по приглашению королевы), Анатолий Александрович не мог не вызвать ревнивое недовольство Ельцина своей самостоятельностью и независимостью, в частности тем, что позволял себе критиковать чеченскую политику президента. У Собчака возникли трудности с аудиенцией у первого лица государства, в северную столицу стали наезжать какие-то комиссии — в частности, из Генпрокуратуры, — «копающие» под мэра… А в двадцатых числах марта вдруг возник новый, непростой соперник Собчака на предстоящих выборах мэра — губернатор Ленинградской области Анатолий Беляков (на этом посту он находился как ельцинский назначенец). Поскольку фигура эта появилась после тайного однодневного визита в Питер все того же кремлевского «серого кардинала» — Александра Коржакова (он побывал там 20 марта) — все восприняли это как вотум недоверия Кремля Анатолию Собчаку, как «черную метку», посланную ему.

Тем не менее Анатолий Александрович не терял присутствия духа. Грядущие президентские выборы он явно считал событием несопоставимо более важным, чем выборы питерского мэра, на которых должна была решиться его собственная судьба.

Наш разговор продолжался. Итак, по уверению Собчака, кто бы ни стал в Петербурге в мае мэром, это будет мэр-некоммунист. А если президентом сделается Зюганов? Я пошутил:

— В таком случае Санкт-Петербург будет отделяться от России?

— Шутка неплохая, — сказал Собчак. — Но если серьезно, то ни Петербург без России, ни Россия без Петербурга существовать не могут… Случись, не дай Бог, смена президента (я рассчитываю, что этого не произойдет), у нас будет достаточно много законных демократических рычагов сопротивления.

Господи, да какими же законными демократическими рычагами можно воздействовать на марксистов-ленинцев, прорвавшихся к власти! В прошлом, в коммунистические времена, многие пытались сопротивляться — и где они оказались? Учитывает ли, скажем, наш собеседник печальный опыт Учредительного собрания — это ведь была одна из первых попыток мирного демократического сопротивления произволу большевиков?

— Я все учитываю, — сказал Собчак. — Включая возможность своего ареста…

Тем не менее мэр Санкт-Петербурга заверил, что из России он никуда не уедет и будет бороться до конца.

В том разговоре Собчак дал исчерпывающую характеристику Зюганову и его партайгенноссе:

— Те, кто сегодня представляет так называемую КПРФ, это в общем и не коммунисты. У них даже нет адекватных коммунистическому движению лозунгов. Нет ничего, кроме реваншистских идей! А все потому, что перед нами не борцы за «светлое будущее», а неудачники из числа прежней номенклатуры. Те, кто после 1991 года не нашел своего места в жизни… Сегодня у них одна идея — вернуться и отомстить. Все эти Макашовы, Купцовы, Шеины, Лукьяновы… Вы посмотрите на них! Неудавшиеся заговорщики-путчисты, потерпевшие поражение в 91-м и в 93-м. Да у них же руки чешутся: вот уж вернемся и посчитаемся за все. Крайне опасные люди. Повторяю, это не коммунисты, а партия реванша, которая ничего, кроме страданий и крови, стране не принесет. Путь репрессий, поисков «врагов народа» для них неизбежен…

Еще один мой вопрос: как полагает петербургский мэр, смогут ли Зюганов и компания, придя к власти, решить какие-то проблемы, стоящие перед страной?

— Никаких проблем они не решат, — уверен Собчак. — Проблемы останутся. И еще обострятся. Первое — мы не получим ни рубля иностранных инвестиций. Ни от международных организаций, ни от других государств, ни от частных инвесторов. Взять, например, Петербург. Все договоры, которые сегодня заключены у нас с Международным банком реконструкции и развития, с Европейским банком, с другими международными организациями, — все поставлено в зависимость от результатов выборов 16 июня. Ни один контракт пока не реализуется. Второе — в случае победы коммунистов никто не будет возвращать из-за границы и вкладывать в России находящиеся там сейчас деньги. Они уже начали было возвращаться из-за рубежа. В Петербурге в прошлом году объем российских инвестиций впервые превысил объем иностранных. Но сейчас все затормозилось… Третье — начнется массовая эмиграция. Первыми уедут те, кто создал себе за кордоном определенный тыл, то есть не самые бездарные…

— В этих условиях, — заключил Собчак, — у коммунистов опять-таки будет только один выход — «государственный» террор. А начнешь его — потом уже не остановишь…

Подходит к концу ХХ век… Его по-разному называют — веком электроники, веком атома… Для России, помимо прочего, это был век чудовищного эксперимента над генофондом народа, осуществленного коммунистами.

Какая великолепная по своей простоте идея: уничтожить высший класс — «класс эксплуататоров» — и сразу наступит счастливая жизнь. Ведь сколько поколений, с самого сотворения мира, терзалось-мучилось — где она, дорога к счастью, а эта дорога, оказывается, прямо вот тут, под ногами. «Ксплататоров» принялись изничтожать со всей революционной энергией и страстью. И все всматривались из-под руки, скоро ли откроются райские ландшафты.

Не сомневаюсь, многие, кого прямо не затронул этот безбрежный красный террор, нравственно содрогались, испытывали непереносимые душевные муки при виде его (хотя большевики, разумеется, старались делать все втихую, чтобы все было шито-крыто). Жалели неповинных людей. Однако мало кто в ту пору задумывался, к чему может повести массовое уничтожение, скажем так, не самых худших представителей народа.

Страна серела на глазах, превращалась в страну шариковых. «На рассвете начинаю глядеть в потолок и таращу глаза до тех пор, пока за окном не установится жизнь — кепка, платок, платок, кепка. Фу, какая скука!» — писал Булгаков Вересаеву.

Дело, разумеется, было не только в скучной одежде.

На днях нынешний пролетарский вождь товарищ Зюганов с похвалой отозвался об усопшем вожде мирового пролетариата: дескать, принял разваленную страну (как будто кто-то его заставлял «принимать»), а оставил в полном порядке — с нэпом, с крепким рублем… Забыл только упомянуть кандидат в претенденты: с 1917-го по 1922-й благодаря развязанному покойником террору и Гражданской войне население осчастливленной им страны сократилось на 13 миллионов человек. В этой топке среди прочих сгорели сотни тысяч лучших россиян — дворяне, офицеры, купцы, чиновники, духовенство, интеллигенция, оптом причисленные к «буржуям». Два миллиона, не дожидаясь большевистской пули, покинули Россию…

Пьесе Булгакова «Бег» — об исходе из страны этих самых «ксплататоров» — так и не дали ходу, поскольку, по заключению комиссаров от искусства, эта пьеса понадобилась-де автору «не для подчеркивания исторической правоты завоеваний Октября, а для того, чтобы поднять своих героев-эмигрантов на более высшую ступень интеллектуального превосходства». Словно бы в реальности они не были на этой ступени.

Профессор Алексей Акифьев в своей книге «Гены. Человек. Общество» рассказывает про обширное исследование, которое провел доктор медицинских наук Владимир Лупандин. Он изучал психику жителей ряда сельских районов России и Украины, где интенсивность сталинского террора несколько различалась. В дореволюционном селе, как известно, было три категории крестьян: крестьянин-землевладелец (так называемый «кулак»), середняк и сельский люмпен — безземельный крестьянин. У «кулаков» — энергичных, трудолюбивых, расторопных хозяев, — как правило, были большие семьи, они могли себе позволить иметь много детей и были заинтересованы в том, чтобы на их земле работало как можно больше родственников. Это была крестьянская элита. Среди бедняков же, напротив, имелось множество маргиналов — людей с так называемой пограничной психикой. Пограничной — между нормой и слабоумием, а иногда просто слабоумных. В пору коллективизации уничтожены были главным образом как раз трудолюбивые, хозяйственные крестьяне.

Сколько всего было выбито крестьянской элиты? Великий вождь всех народов в свое время поведал в беседе с Черчиллем, что пришлось-де расправиться с десятью миллионами «кулаков», из которых «громадное большинство» было «уничтожено», остальные же высланы в Сибирь. Как считает Роберт Конквист, автор известной книги «Большой террор», около трех миллионов высланных там, в лагерях, и окончили свою жизнь… То есть были изведены практически все, кого считали «кулаками».

Люмпенов же, напротив, коммунистическая власть обласкала, провозгласила своими союзниками. Они выжили, произвели наследников. В результате, по подсчетам Лупандина, в селах и деревнях тех мест, где террор против «кулаков» был особенно силен, доля маргиналов — бездельников, алкашей, уголовников — достигает сейчас 20–50 и даже 80 процентов.

Вот вам и ответ, почему на селе так велико сопротивление новым веяниям, почему до сих пор пользуются поддержкой такие безумные, нигде не встречающиеся формы организации труда, как колхозы и совхозы, а у фермеров, напротив, травят скот, поджигают усадьбы, ломают технику…

В 50-е годы потомки тех самых уцелевших в годы коллективизации сельских люмпенов хлынули в города, образовали многочисленную антиэлиту — так называемую «лимиту» — уже там.

Как полагают ученые, нынешнее российское население даст прирост, в котором 7 процентов будут составлять маргиналы. «И это в стране, где имеется ядерное оружие в количестве, достаточном, чтобы неоднократно уничтожить все высшие формы жизни на Земле!» — комментирует эту цифру профессор Акифьев.

О том, как коммунисты разбирались со своими, нам — большинству советских жителей — открыто (или полуоткрыто) поведали раньше, чем о репрессиях против «не своих», против «классово чуждых», — вскоре после ХХ съезда. Мы очень долго искренне жалели Косиора, Рудзутака, Эйхе, Чубаря, Постышева, Тухачевского, Якира, Уборевича… Множество других. И лишь потом узнали, что они стали жертвой той самой репрессивной машины, которую сами же налаживали и в работе которой прилежно участвовали. Достаточно сказать, например, что первые пятеро из перечисленных выше были членами Политбюро…

Уничтожая «эксплуататоров», большевики уничтожали элиту российского общества. А как обстояло дело с репрессиями против «своих»? В общем-то, точно так же. И в своих рядах они тоже выбивали лучших. Как мы знаем, постоянно срезались верхние слои партийного, советского, хозяйственного аппарата, верхние слои военных… Да и самих же спецслужб… А ведь наверх, особенно в первые послеоктябрьские годы, тоже попадали не самые худшие.

Характерный пример — убийство одаренного военачальника Михаила Фрунзе на операционном столе. И замена его на посту наркома по военным и морским делам бездарным, но абсолютно покорным Сталину Ворошиловым.

Позднее репрессии против верхушки армии проводились уже открыто. К началу войны были уничтожены трое из пяти маршалов, 14 из 16 командармов 1-го и 2-го ранга (чинов высшего комсостава), все восемь флагманов 1-го и 2-го ранга (адмиралов), 60 из 67 комкоров, 136 из 199 комдивов, 221 из 391 комбригов. Расстреляли всех заместителей наркома обороны числом одиннадцать, 75 из 80 членов Высшего военного совета. Вырубили около половины всего армейского комсостава — 35 тысяч человек… Одним словом, велась вполне целенаправленная селекция.

Можете ли вы себе представить, чтобы немцы — или кто-либо еще — с таким же усердием уничтожали бы свою военную элиту, да еще перед самой войной?

Кстати, того же главного принципа — истреблять в первую очередь лучших — большевики придерживались и в других странах, куда только дотягивалась их рука. Достаточно вспомнить убийство тысяч польских офицеров — элиты польского общества — в Катыни и других местах.

Такая же селекция проводилась и в рядах самой большевистской политической полиции. «…В органах НКВД шел особый отбор, — пишет историк Рой Медведев, — одни работники, немного умнее и гуманнее других, отсеивались, другие, самые худшие и невежественные, оставались».

Носители ума, хотя бы зачатков совести повсюду были первыми кандидатами на социальную и физическую выбраковку. Поощрялись же такие качества, как конформизм, нерассуждающая исполнительность, преданность начальству…

Планка интеллекта, не говоря уже о нравственных качествах (таковых попросту не имелось), которую установил вождь всех народов, была, прямо скажем, невысока. Историки отмечают, что в первом послеленинском Политбюро Сталин был одним из двух его членов, производивших впечатление явно неинтеллигентных людей. Соответственно и окружение вождя не имело права подниматься над этой планкой. Более того — приближаться к ней. Анекдот даже такой ходил: «Кавказ подо мною. Один в вышине стою над снегами у края стремнины: орел, с отдаленной поднявшись вершины, парит неподвижно со мной наравне…» Со мной наравне? Гм… Лаврентий Павлович, убери орла!»

У членов сталинского окружения было свое окружение. Где действовал тот же принцип — «убери орла!» И так — на всех уровнях, вплоть до самых нижних. Этим способом формировалась та самая антиэлита. Причем принципы ее формирования сохранились и после Сталина. Хотя массовые расстрелы прекратились.

«Принадлежность многих руководящих деятелей КПСС к антиэлите отчетливо можно проследить на примере Политбюро, избранного на последнем брежневском съезде в 1981 году, или на примере хотя бы того же ГКЧП, — пишет профессор Акифьев. — Резкое понижение интеллектуального уровня высшего руководства компартии, как мне представляется, стало одной из важнейших причин стремительного ее ухода с политической арены».

Большевики в своих агитках продекларировали грандиозную цель — создать «нового» человека, отвечавшего придуманным ими идеалам. Трудно сказать, много ли было таких, кто всерьез мечтал об этой цели. Для большинства это была просто-напросто пропагандистская трескотня. Но от этого самим «перековываемым» было не легче. Ибо методы «перековки» были отнюдь не высокогуманными. Так, Бухарин, один из главных большевистских теоретиков, провозглашал, что «цель большевиков — воспитание нового человека самыми разнообразными средствами, включая расстрелы».

Интересно, вспоминал ли он об этом замечательном лозунге в те недолгие секунды, когда ожидал пулю в собственный затылок?

Что касается Кобы и ему подобных, они, нисколько не сомневаюсь, никогда не придавали этой болтовне об идеалах и о перевоспитании человека сколько-нибудь серьезного значения. Их единственной реальной целью было удержание власти путем уничтожения всех реальных или потенциальных противников и соперников. К потенциальным врагам, как уже говорилось, безоговорочно относились все, чьи интеллектуальные способности хоть ненамного превосходили умственные задатки главных большевистских вождей. Число уничтожаемых — сотни ли тысяч, миллионы ли, десятки миллионов — абсолютно никакого значения не имело. Такого слова, как «генофонд», они просто не знали. А если бы и знали — плюнули и растерли бы мягким, изготовленным по спецзаказу сапогом.

Слабым отголоском большевистских пропагандистских потуг 20-х — 50-х годов стала высосанная из пальца на Старой площади уже в брежневские времена идея провозгласить весь «советский народ» «новой исторической общностью». От застойной скуки, поскольку никаких реальных достижений в наличии не имелось (если не считать космические запуски, изрядно уже всем надоевшие своим однообразием), решили наделить всех скопом членов этой «общности» всеми мыслимыми и немыслимыми достоинствами. А тот факт, что на земле неожиданно объявилась таковая «общность», отнести, разумеется, на счет «личных заслуг» пятизвездного Генсека (помните: «Гол с подачи Блохина забивает Балтача. Это личная заслуга Леонида Ильича»?).

И опять пошло: всех недостойных числиться в такой замечательной «общности» принялись с утроенной энергий рассовывать по лагерям, по психушкам… Под эту очередную кампанию опять-таки, понятное дело, попадали действительно лучшие. Отрицательный противоестественный отбор продолжал действовать, хотя и в меньших, чем сталинские, масштабах.

Профессор Акифьев приводит такие данные. В 1912 году в России — без Финляндии и Польши — проживало 155 миллионов человек. Согласно прогнозам, к 1936 году ее население должно было вырасти до 247 миллионов. В действительности в 1939 году в нашей стране насчитывалось только 167 миллионов жителей. Иными словами, в результате террора и войн мы лишились не менее одной трети соотечественников, причем главным образом — представителей элиты общества.

«Нельзя, конечно, говорить, что представители элитарных генетических программ у нас уничтожены полностью… — пишет Акифьев. — Однако их стало заметно меньше, и поэтому, если оценить социально значимый генетический потенциал среднего россиянина 1912 года, допустим, в 10 баллов, то сейчас он едва ли больше пяти».

Иными словами, многое из своего генофонда мы бездарно растеряли. Такова горькая правда.

Все, что мы наблюдали при советской власти и сейчас наблюдаем — падение нравственности, дисциплины, лень, крайне низкую производительность труда, плохое качество производимых в стране товаров (90 процентов из них неконкурентоспособны на мировом рынке), стремление везде, где только можно, сжульничать, обмануть, ощущение гордости за совершенный обман, за мелкое жульничество, невероятное по масштабам пьянство, бессмысленную, доходящую до садизма жестокость (как, например, дедовщина в армии), — все это в совокупности, как считает Акифьев, проистекает не только из пороков системы, но и в значительной степени отражает генетическую деградацию нации, случившуюся в пору господства коммунистов.

Иногда говорят, что коммунисты установили рекорд в убийствах своих соотечественников. Однако слово «рекорд» тут не совсем подходит. Рекорд — это когда достижения соперников хоть и превышаются, но, как правило, не намного. Здесь же цифра СОВЕРШЕННО ДРУГОГО ПОРЯДКА. За все время существования инквизиции ее жертвами стали около 350 тысяч человек. Десятки тысяч жизней унесла опричнина Ивана Грозного. В годы якобинского террора во Франции на гильотину были отправлены 17 тысяч человек…

За весь XIX век в России по политическим мотивам были казнены несколько десятков человек и не менее тысячи умерли в тюрьмах и на каторге…

Правда, в начале ХХ-го, после подавления бунтов 1905 года, по приговорам военно-полевых судов были расстреляны десятки тысяч человек. Однако все эти цифры, конечно, не идут ни в какое сравнение с ДЕСЯТКАМИ МИЛЛИОНОВ убитых большевиками (одних только жертв их прямых репрессий, по-видимому, более 40 миллионов).

Семидесятилетнее коммунистическое иго оказалось для нашего отечества пострашнее двухсотпятидесятилетнего татаро-монгольского. Не только потому, что ордынцы и помыслить не могли об уничтожении такого числа наших предков. По-видимому, несопоставимо меньшим оказался урон, нанесенный кочевниками генофонду россиян. Хотя у нас и принято обвинять восточных завоевателей в ухудшении нашей «породы», которое, мол, сказывается до сих пор. Дело в том, что, в отличие от коммунистов, ордынцы не ставили себе задачей вырубать ВСЮ элиту русской нации, ограничившись уничтожением элиты ВОЕННОЙ. Изводить же, допустим, церковную или тем более крестьянскую элиту они не видели смысла, понимая, что в этом случае будет подорвана способность русских платить им дань. Зачем же рубить сук, на котором сидишь? Что касается коммунистических вождей, их этот крестьянский сук нисколько не волновал. Они были уверены: покуда есть рабский труд заключенных, есть нефть и газ в российских недрах, их личному благополучию ничто не грозит.

Итак, в результате геноцида, который большевики осуществили против национальной элиты — в широком понимании этого слова, — произошло резкое ухудшение генофонда нации, ухудшилось качество народонаселения. Каковы прогнозы? Можно ли устранить нанесенный ущерб? Мнение профессора Алексея Акифьева:

«Потерянные гены сразу, то есть в течение одного-двух поколений, восстановить не удастся. Да и едва ли кто-либо сейчас может сказать, когда это произойдет, и вообще, возможно ли восстановление генофонда россиян…»

Сейчас коммунисты снова идут в наступление, снова желают порулить, поуправлять страной. Что означает эта неодолимая тяга красных к ускользнувшей было от них власти с точки зрения социобиологии? Что побуждает их постоянно держать всю страну в напряжении, вновь и вновь создавать кризисы? Мнение профессора Акифьева: «Подлинный источник политических кризисов… — это стремление антиэлиты продолжать паразитическое существование за счет траты невосполнимых национальных богатств нашей родины».

Они не только желают опять порулить — они жаждут продолжить эксперименты над нами, вылепливать из нас новые разновидности гомо советикуса, составлять какие-то новые невиданные, утопические «общности»…

И что же? Снова безропотно согласимся стать подопытными кроликами? Со смирением закроем глаза на перспективу собственной дальнейшей деградации?

Эти строки написаны весной 1996 года, в преддверии президентских выборов. За минувшее десятилетие масштабы красного террора, пронесшегося над нашей страной, словно ураган, стали еще ясней. Главная заслуга в обретении этой ясности принадлежит недавно скончавшемуся выдающемуся гражданину нашей страны Александру Николаевичу Яковлеву. Как известно, все последние годы он возглавлял Комиссию при президенте России по реабилитации жертв политических репрессий, благодаря своему авторитету имел доступ во многие архивные хранилища, которые теперь, после его смерти, снова наглухо захлопнутся перед независимыми исследователями. Я с ним встречался не однажды. В последний раз — летом 2001 года. Текст нашей беседы вскоре после этого был опубликован под характерным заголовком: «У нас был фашизм почище гитлеровского».

— Когда я начинал эту работу в 1988 году, — сказал тогда бывший член Политбюро ЦК КПСС, — у меня было представление, что при Ленине и Сталине у нас был тоталитарный режим, режим личной диктатуры. К чему я пришел в результате моей работы, в результате документального знакомства со всеми ужасами, которые прежде были засекречены (они прекрасно понимали, что все это надо засекречивать)? Я пришел к выводу, что ошибался. На самом деле фашистом номер один в прошлом веке был не Гитлер, а Ленин. Он был организатором фашистского государства. В российском, разумеется, исполнении. Сталинский режим — это дальнейшее развитие фашистского государства. Развитие не в смысле развития принципов — Сталин ничего нового не придумал, — а в смысле расширения масштабов репрессивной деятельности. Ничего не придумал и Гитлер. По сравнению с Лениным.

— Гитлер — сволочь, это понятно, — продолжал Александр Николаевич. — Но концлагеря, газовые камеры мы придумали раньше его. А еще придумали кое-что, чего даже и у него не было. Практика захвата детей-заложников у него была? Нет. А у нас была. Гитлер с 1933-го по 1939-й уничтожил десять тысяч своих политических противников. У нас же, как известно, были убиты миллионы. Причем подавляющее большинство из них никакими политическими противниками режима в действительности никогда не были… Ведь что творилось при Сталине? У нас в деревне конюха расстреляли за то, что слишком узко связывал лодыжки коням, когда выпускал их в ночное, — они их стерли. Явный вредитель… Или еще. Я недавно прочитал одно личное дело — Зинаиды Адмиральской. Работала ткачихой в Иванове. Было указание выдвигать из рабочих на руководящую работу. Ее избрали первым секретарем Ивановского обкома комсомола. Вызвали в КГБ, показали некий список: слушай, вот это люди, которые, по нашему мнению, замышляют террористический акт против руководителей партии и правительства, против Сталина; ты стань во главе их, донеси нам, что они все твои сообщники по этому заговору, а мы тебя потом выведем из этого дела. Она отказалась. Ее все равно взяли и расстреляли. Непосредственно перед казнью она попросила зеркальце, чтобы поправить волосы, чтобы умереть в достойном виде. Меня поразил этот факт. И ведь расстрелянных таким образом, после таких подстав, было полно.

Среди прочего, я попросил Александра Николаевича уточнить, сколько же все-таки, по его мнению, было прямых жертв большевистской репрессивной машины.

— Я лично считаю, — сказал Яковлев, — не меньше двадцати миллионов. Расстрелянных, погибших в лагерях, умерших от голода… От голода, умышленно организованного в 30-е годы. Это пять с половиной миллионов. Или от голода в Гражданскую войну. Тоже товарищ Ленин организовал. Считайте, пять миллионов. Только от голода погибло десять с половиной миллионов…

Добавьте еще сюда 13 миллионов, погубленных в Гражданскую войну…

Главный вопрос — где та грань, за которой генофонд народа необратимо уничтожается? Не был ли, в частности, в ходе безумных репрессий, в ходе последних жесточайших войн невозвратно подорван, разрушен генофонд русского народа, окончательно обескровлена нация?

— Да, она была обескровлена, — печально соглашается со мной Александр Николаевич. — Генофонд, конечно, подорван. Это очень серьезная проблема. Самая активная часть общества была уничтожена. А войнами, в которых не в последнюю очередь тоже были повинны большевики, — самая молодая. Ведь было уничтожено будущее страны — те тридцать миллионов, которые погибли во время войны 1941–1945 годов. Погибли будущие писатели, академики, ученые… Гении… Самые молодые и самые одаренные.

Очередной опрос по заказу «Итогов» ВЦИОМ провел 21–22 мая. На вопрос «За кого из кандидатов вы проголосуете на выборах президента 16 июня?» 33 процента намеревающихся прийти к избирательным урнам ответили — за Ельцина, 26 — за Зюганова, 9 — за Явлинского, 7 — за Жириновского и Лебедя, 4 — за Святослава Федорова, по одному проценту — за Горбачева, Тулеева и Шаккума.

В выборах собираются участвовать 73 процента опрошенных.

Результаты опроса, проведенного 18–19 мая РОМИРом: Ельцин — 31 процент, Зюганов — 27, Явлинский — 7, Жириновский и Святослав Федоров — по 5, Лебедь — 4, Горбачев и Тулеев — по одному проценту.

17 процентов, согласно РОМИРу, хоть и собираются участвовать в выборах, но пока не решили, за кого голосовать.

В телепрограмме «Итоги» оглашены также данные, которые получены Франкфуртским институтом социальных исследований. Согласно этим данным, Ельцин наберет в первом туре 34 процента голосов, Зюганов — 30.

Данные, касающиеся второго тура: РОМИР — 43: 32 (с таким перевесом Ельцин выигрывает у Зюганова), ВЦИОМ — 50: 37 в пользу Ельцина.

Как видим, электорат Ельцина продолжает расти. Директор ВЦИОМа Юрий Левада отмечает, что это происходит за счет противников Зюганова и вообще тех, кто не приемлет коммунистов. В последнем опросе социологов выяснилось, что из числа собирающихся голосовать за Ельцина во втором туре чуть более половины (53 процента) поступят так, потому что они его поддерживают, а 42 — потому что не хотят видеть президентом Зюганова.

Итак, Ельцин впереди. Хоть и ненамного. Эту лидирующую позицию он сохраняет уже месяц. Отпали все разговоры, что его рейтинг безнадежно низок. Ясно, что он выходит вместе с Зюгановым во второй тур. Займет ли он в первом туре первое или второе место, не так уж важно. Важно лишь с точки зрения символики. И еще психологически важно: если он окажется впереди, это прибавит вдохновения и ему самому, и его сторонникам…

Непосредственно перед выборами опросы проводятся все чаще.

До выборов — неделя. Результаты опроса, проведенного ВЦИОМом по заказу «Итогов» с 31 мая по 5 июня: Ельцин — 37 процентов так называемых активных избирателей, то есть тех, кто решил участвовать в выборах, Зюганов — 26 процентов, Лебедь и Явлинский — по 7, Жириновский — 5, Святослав Федоров — 3, Горбачев и Тулеев — по одному проценту, Брынцалов, Власов, Шаккум — ноль.

В выборах собираются принять участие 76 процентов опрошенных.

Данные РОМИРа (опрос проводился 2–3 июня) почти такие же: Ельцин — 35 процентов, Зюганов — 23, Лебедь и Явлинский — по 7, Жириновский — 4, Святослав Федоров — 2, Тулеев — 1, Брынцалов, Горбачев, Власов, Шаккум — 0.

В выборах, согласно РОМИРу, будут участвовать 87 процентов опрошенных.

17 процентов пока не решили, за кого будут голосовать.

Во втором туре верх одерживает Ельцин: согласно РОМИРу — 49: 31, согласно ВЦИОМу — 52: 36.

В ситуации примерного равенства двух главных противоборствующих сил — Ельцина и Зюганова, — складывающегося перед первым туром, становилось ясно: итоги второго тура будут зависеть от того, насколько выгодными окажутся союзы, которые удастся заключить каждому из соперников. В роли потенциальных союзников выступали аутсайдеры предвыборной гонки, у которых не было шансов продвинуться дальше первого тура.

Наиболее привлекательными среди них, если судить по данным опросов, были Лебедь, Явлинский, Жириновский, Святослав Федоров. Каждый из них — может быть, за исключением известного офтальмолога, — норовил продать свое союзничество подороже…

Впрочем, один из союзов неожиданно обозначился уже перед первым туром: союз Зюганова с Жириновским. Хотя обозначился он не сразу, и в ельцинском лагере, по-видимому, недооценили его опасность.

В 1991 году на предыдущих, первых, президентских выборах в России появился совершенно новый для нее феномен — политический клоун. Фамилия- Жириновский. И неожиданно выяснилось: многим в нашем отечестве политическая клоунада нравится. Многие почему-то решили, что пошлейший балаган, который разыгрывается на их глазах, — это и есть настоящая политика. Может быть, здесь сказалось то обстоятельство, что долгие десятилетия политика была делом бесконечно далеким от простого человека, сугубо официальным, застегнутым на все пуговицы, к тому же страшноватые, мундирные.

На упомянутых выборах 1991 года Жириновский получил почти 8 процентов голосов (более 6 миллионов) и выскочил аж на третье место после Ельцина и Николая Рыжкова. Однако наибольший успех он пережил на думских выборах в декабре 1993 года — возглавляемая им Либерально-демократическая партия (провокационное название оголтело националистического образования, не имеющего никакого отношения ни к демократии, ни к либерализму) совершенно неожиданно заняла первое место при голосовании по партийным спискам (почти 23 процента, более 12 миллионов голосов).

…Вся дальнейшая политическая деятельность Жириновского свелась в основном к тому, чтобы поддерживать на некотором, вполне осязаемом, уровне свою электоральную популярность и выгодно торговать голосами своих избирателей и членов своей думской фракции.

В 1996-м Жириновского, естественно, снова выдвинули кандидатом в президенты. Случилось это 10 января на очередном съезде ЛДПР. Казалось бы, у человека «праздник души, именины сердца». Все его помыслы и речи должны быть посвящены тому, как он станет президентом (неважно, что он им никогда не станет). Однако, обладая развитым верхним чутьем, Жириновский принялся распинаться не про свои выборные перспективы, а про ельцинские (это при том, что в тот момент они были никакие): «Если он размажет по стенке всех террористов, прекратит войну на Кавказе и вернет деньги старикам, восстановив их вклады, тогда он имеет шансы победить, а мы снова будем на втором месте».

Как водится, выдвижение Жириновского сопровождалось спектаклем в духе провинциального театра: вождь ЛДПР встал на колени, поцеловал знамя и от имени своей партии попросил прощения «у всего русского народа» «за издевательства», жертвой которых тот был на протяжении ХХ столетия.

Впрочем, спектакль не спектакль, но официальная власть так и не соблаговолила принести народу подобные извинения.

В заключение своего доклада Жириновский, как он это обычно делает из-за полного отсутствия голоса и музыкального слуха, принялся под музыку декламировать тексты некогда популярных русских и советских произведений. Делегаты услышали в его исполнении «Прощание славянки», «Широка страна моя родная», гимн Советского Союза…

В двадцатых числах января вождь ЛДПР принялся нахваливать выступление Ельцина в Совете Федерации: дескать, в нем «правильно расставлены акценты в отношении терроризма на территории России и в отношении дальнейшего курса реформ».

При этом не уставал повторять, что сам-то он находится в оппозиции к Кремлю, и, расхваливая его, картинно сокрушался, что ЛДПР «как оппозиционной партии будет практически невозможно критиковать какие-либо аспекты деятельности исполнительной власти, если она скорректирует курс реформ в интересах всех россиян».

Очень удобная позиция, не правда ли: и в оппозиции, и не в оппозиции. Сразу стрижешь двойные купоны.

Это стремление Жириновского прильнуть, прислониться к Кремлю (благосклонно встречаемое, как казалось, и самой властью), естественно, вызывало подозрения у других политиков (впрочем, в ту пору вряд ли вполне оправданные). Григорий Явлинский, например, по этому поводу как-то заметил, что смысл «намечающегося союза между партией Жириновского и партией власти» вполне очевиден: Ельцин желает «протащить Жириновского во второй тур, чтобы обеспечить себе легкую победу».

Излюбленный способ, с помощью которого Жириновский накачивает свой рейтинг, — скандал. Защищая будто бы русский народ, Россию (и почивший в Бозе Советский Союз), человек готов кому угодно «пасть порвать». Многим такой «патриотизм» ласкает слух.

10 февраля на совместной с его французским другом Ле Пеном пресс-конференции Жириновский обрушился на бывшие соцстраны, собирающиеся вступить в НАТО. Польшу он сравнил с проституткой, которая бегает от одного клиента к другому — от Советского Союза к Североатлантическому блоку. Она, мол, дождется, что очередной клиент ее просто придушит. По словам Жириновского, если наши соседи позволят натовским солдатам оказаться у российских границ, Россия, дескать, покончит и с этими соседями, и с самим НАТО, нанеся по ним превентивные удары. Он, Жириновский, не будет, как Сталин, дожидаться 22 июня…

Правда, самого Ле Пена — известного французского радикал-националиста — он успокоил, сказав, что риск вооруженного столкновения между Россией и Францией исключен и что, «даже если мы будем сражаться в Румынии или на территории какой-либо другой страны — нового члена НАТО, солдатами будут только французские негры или чеченцы».

На официальном уровне, естественно, тогда, как и ныне, мало кто относился к Жириновскому всерьез. Глава польского государства Александр Квасьневский просто отмахнулся от бредовых заявлений вождя ЛДПР: «Слишком большая честь для г-на Жириновского, чтобы президент Польши комментировал его выступления официально».

Впрочем, МИД Польши и Румынии сочли нужным выразить протест в связи с провокационными речами Жириновского — как-никак депутат парламента, глава одной из самых крупных фракций.

Не оставила без внимания эти речи и пресса. В общем требуемый скандальный эффект, как всегда, был достигнут.

На проблеме расширения НАТО Жириновский топтался в своих речах, считай, в течение всей избирательной кампании. 11 апреля в интервью братиславской «Правде» он вновь принялся стращать восточноевропейцев: «Вступайте… в эту организацию! Когда станете членами НАТО, будете кормить армию альянса, чистить им сапоги, а они будут гулять с вашими девушками… Пусть в этот блок вступают все — румыны, словаки, поляки. Может быть, тогда поймут, что такое натовская демократия. Вы скоро узнаете, что это такое… Потом будете просить, чтобы мы вам помогли, но не дождетесь».

Наскокам Жириновского подвергались не только Польша, Румыния, Словакия… В феврале он довольно фамильярно пригласил президента США Билла Клинтона в Москву поучаствовать в теледебатах с ним, Жириновским. А что? «Вы действующий президент, я кандидат в президенты, — говорилось в пригласительном письме. — И я уверен, уже сейчас нам есть о чем поговорить и что обсудить».

О чем, собственно, предводитель российских маргиналов намеревался говорить с руководителем великой страны, в интервью «Радио России» разъяснил пресс-секретарь ЛДПР отставной генерал Виктор Филатов. Его собеседницей была женщина-журналистка, но это ничуть не остановило пресс-секретаря в употреблении определенного набора слов и словесных конструкций. Стиль разъяснения все тот же — хамский, развязный, «а-ля Жириновский». Одной из планируемых тем полемики российских люмпенов с американским президентом опять-таки было расширение НАТО.

— А вы что, хотите, чтобы НАТО у нас было под окнами, что ли? — сразу же взял быка за рога пресс-генерал. — Чтоб уже американский солдат вас заставил ему кальсоны стирать? Это они везде делают от Вьетнама до Колумбии, там, куда они приходят. Вы не хотите, чтобы это было, или хотите, чтобы это было? Тогда мы и будем говорить Клинтону, чтобы он убирался со своими солдатами подальше.

— Но это может негативно сказаться на наших отношениях, — робко пыталась возражать корреспондентка.

— Наплевать нам! Это их проблемы. Нам надо сказать, что мы думаем и что мы хотим. Нам надо защищать свои интересы. А когда они у нас стоят под Москвой и мы еще начинаем думать, чего хочет левая нога этого саксофониста (Клинтон, как известно, в свободное время играет на саксофоне. — О.М.), то это уже полный завал. Вот как только мы их загоним обратно в Штаты, вот тогда мы будем думать, как с ними разговаривать дальше. А сейчас нечего с ними разговаривать! Их гнать надо в шею.

— То есть это будут не дебаты, а просто Клинтону намекнут на то, что?..

— Что значит — дебаты?.. Это что же, мы будем лизать сапог оккупанта американского в лице Клинтона, да? Или мы будем ему говорить прямо и не юля? Это как понимать? Ну, вы даете, мальчики и девочки. Ты ведь русская. Ну как же по-другому? Они же нас оккупировали после холодной войны. Это же открытым текстом… И Клинтон говорил на 50-летие Победы, что мы разгромили русских, русские теперь не существуют. Уже оккупированная страна. Бжезинский… А вы опять мне говорите: «А не обидится ли Клинтон?» Пошел он, этот Клинтон, оккупант! Непонятно, чего вы хотите! Лобызаться с оккупантами? Ну, тогда это ваши проблемы. Но не наши, русские. У русских проблема — освободиться от оккупации.

— Вопрос о дебатах согласован с посольством американским?

— Да наплевать нам на эти посольства, наплевать нам на все эти конторы! Мы сами свободные люди, и мы можем это сказать от лица русских. МИД проводил интересы американцев. Мы свалили Козырева, мы ставили десять раз вопрос в Думе, чтобы его убрать.

— Призыв к дебатам был обнародован только в СМИ?

— Жириновский послал его прямо в Белый дом. И там обсуждают сейчас.

— А ответа не поступало пока?

— Поступит, поступит, моя дорогая. Поступит.

Однако ответа на свое приглашение Жириновский, естественно, так и не дождался.

Когда в апреле Клинтон посетил Москву и была организована его встреча с ведущими российскими политиками, вождь ЛДПР, понятное дело, не получил на нее приглашения (это при том, что его удостоился даже Зюганов).

Многие приличные страны с давних пор отказывали и отказывают Жириновскому во въезде. Правда, получают от него за это по заслугам. Как-то в начале июня 1996 года он пожаловался журналистам, что правительства Франции, Великобритании, Голландии не предоставили ему въездных виз. По этой причине народы упомянутых государств были названы им «слабыми и умирающими». «А вот другие страны разрешают мне свободно ездить, — похвастался Жириновский, показывая корреспондентам свой паспорт. — Ирак. Куба, Ливия, Северная Корея…»

Вот уж поистине, скажи мне, кто твой друг…

Зюганов или Жириновский?

В какой-то момент (в конце февраля — начале марта) — сейчас это представляется невероятным — стало казаться, что во второй тур скорее всего выйдут… Зюганов и Жириновский. 26 февраля Егор Гайдар заявил, что не исключает такой возможности. В таком случае, по его словам, ДВР «вынужден будет призвать своих единомышленников голосовать против обоих».

В начале марта стало известно, что лидеры движения «Демократическая Россия», Партии экономической свободы и «Демократического союза России» ведут даже переговоры о создании общего движения под названием «Нет» — на случай, если во второй тур выйдут вожди КПРФ и ЛДПР. В таком случае это движение также выступит с призывом голосовать «против всех», так, чтобы выборы были признаны недействительными и отложены на несколько месяцев.

По словам сопредседателя «ДемРоссии» Галины Старовойтовой, «не нужно закрывать глаза на то, что сегодняшняя предвыборная ситуация в России очень тяжелая», и, «по данным всех надежных социологических опросов», во второй тур проходят именно Зюганов и Жириновский.

Впрочем, довольно скоро ситуация в социологических прогнозах изменилась — лидер ЛДПР перестал быть вторым номером в предвыборном соревновании.

Тем не менее мешок с потенциальными голосами у Жириновского за плечами всегда колыхался, то несколько худея, то полнея, но оставаясь достаточно весомым. В любой момент он мог подарить эти голоса — по крайней мере, значительную их часть — любому из главных конкурентов в президентской гонке (не задаром, разумеется). Тем оставалось лишь внимательно отслеживать его намерения и действия.

В середине февраля, когда Ельцин официально объявил, что идет на выборы, и предложил заключить своего рода «пакт о ненападении» между различными политическими силами, Жириновский охотно откликнулся на это предложение: «Мы приветствуем такой пакт и готовы вести переговоры с кем угодно».

«С кем угодно» означало: кто даст более высокую цену, с тем и пойду. В своих публичных речах он по-прежнему больше склонялся к Ельцину (несмотря ни на какое фрондерство, страх и трепет перед действующей властью заложены у него глубоко в генах), но это вовсе не означало, что в случае чего он не может перекинуться и на другую сторону. Известный политолог Лилия Шевцова писала тогда в «Известиях»: «…Не стоит преувеличивать включенность Жириновского в сценарий Ельцина — лидер ЛДПР может сделать свой выбор самостоятельно, и вовсе не обязательно, что он сдаст свои голоса Ельцину».

Эти слова Шевцовой подтвердила заочная перепалка между лидером думской фракции НДР — тогдашней партии власти — Сергеем Беляевым и тем же пресс-секретарем ЛДПР Виктором Филатовым, состоявшаяся в середине марта. Беляев высказал предположение, что на каком-то этапе президентской гонки «возможны переговоры с Владимиром Жириновским о снятии его кандидатуры в пользу Бориса Ельцина». По словам Беляева, Жириновский «очень хорошо оценивает свои шансы» и на нынешних выборах, и на ближайшие пять лет. Филатов ответил Беляеву уже на следующий день: никому своих голосов ЛДПР отдавать не собирается, и снимать в чью-то пользу свою кандидатуру ни в первом, ни во втором туре Жириновский не будет.

Позиция понятная. До выборов еще слишком далеко, избирательские голоса еще не набрали свою настоящую цену.

К этому разговору в тот же день подключился и сам Жириновский, предложивший не «сдавать голоса» кому-то одному, а заранее договориться о разделе исполнительной власти между тремя-четырьмя ведущими политическими силами, которые могут получить на выборах наибольшее число голосов: президентом, естественно, станет тот, у кого будет максимальный их процент, а остальные поделят между собой посты вице-президента, премьер-министра и первых вице-премьеров. По мнению лидера ЛДПР, эти должности в итоге достанутся Ельцину, Зюганову, самому Жириновскому, Лебедю, Явлинскому и, возможно, Святославу Федорову.

Если же его предложение не будет принято, события, по словам Жириновского, могут привести к «силовому варианту» разрешения предвыборной ситуации, включая «попытки перенести или сорвать выборы».

В общем-то такие настроения, как мы знаем, в то время носились в воздухе. Чтобы их почувствовать, не требовалось особой проницательности.

В марте — апреле Жириновский продолжал лавировать между Ельциным и Зюгановым, стращая при этом публику почти неизбежными, по его словам, предвыборными столкновениями и беспорядками.

22 марта он публично признался, что, оказывается, не раз предлагал коммунистам создать единую оппозицию и выдвинуть «единого нейтрального кандидата» «типа какого-нибудь хорошего хозяйственника из Сибири», не принадлежащего «ни к белым, ни к красным».

Непонятно, как можно было всерьез предлагать марксистам-ленинцам, свято держащимся за свою «красноту», подобный вариант.

Однако уже спустя неделю Жириновский ратовал за то, чтобы «белые» и «красные» поскорее перегрызли друг другу глотки: «Когда коммунисты и демократы добьют друг друга, тогда и для ЛДПР останется много свободного места для движения вперед».

12 апреля на пресс-конференции в Госдуме он представил очередной черный сценарий ближайшего развития событий. По его прогнозу, 1 или 9 мая в стране будут спровоцированы вооруженные столкновения между левыми и правыми радикалами. «В Москве и других городах России появятся трупы, — предрекал Жириновский, — в результате чего возмущенные люди выйдут на улицы». Как итог — президент разгонит Думу и отменит выборы.

Многие усматривали в этом нагнетании страха предвыборный трюк. Смысл его, по-видимому, был все тот же: оттолкнуть перепуганных избирателей от борющихся друг с другом политических сил — от «белых» и «красных», — привлечь к себе как к деятелю, стоящему над схваткой.

Кстати, на той же пресс-конференции Жириновский в очередной раз упрекнул вождя КПРФ в том, что тот не принял его предложение снять обе свои — Жириновского и Зюганова — кандидатуры в пользу некоего общего «нейтрального» кандидата от оппозиции.

Впрочем, при желании можно было заподозрить, что такого рода предложения — результат некоей тайной договоренности лидера ЛДПР с Кремлем. Думаю, в коммунистическом лагере так к нему и относились.

Чем ближе к выборам, тем громче Жириновский вещал о различных фантастических выборных комбинациях и кандидатских коалициях. С одинаковым пылом предлагал варианты, где сокрушительную победу одерживает то Ельцин, то Зюганов (при этом не внакладе, естественно, оказывается и сам он, Жириновский).

Так, 16 мая на пресс-конференции он предложил создать «огромную, широкую коалицию», «чтобы избиратель, голосуя за Ельцина, знал, что голосует за команду, куда уже включены другие политические силы». Ельцин, по словам Жириновского, должен победить уже в первом туре. (Вот так! О подобном повороте событий, кроме Жириновского, говорил разве что лишь сам Борис Николаевич, смущая этим свое окружение.)

24 мая на встрече с российскими банкирами лидер ЛДПР предложил несколько компромиссных предвыборных вариантов (хотя времени до выборов вроде бы уже осталось всего ничего). «Никто не хочет прихода к власти коммунистов», — сказал Жириновский, а потому, по его словам, Ельцин должен подумать о назначении первыми вице-премьерами лидеров думских фракций (ну очень Владимиру Вольфовичу хотелось занять высокое правительственное кресло!). Иначе — заметьте, какая альтернатива, — Жириновский, Зюганов и Лебедь объединятся и одержат «сокрушительную победу» опять-таки в первом туре. Распределение должностей при этом будет таким: «Зюганов — президент, я — премьер-министр, Лебедь — министр обороны».

Вот тебе и «никто не хочет прихода к власти коммунистов»! Легкость в мыслях необыкновенная.

Спустя несколько дней, 29-го, Жириновский заявил еще более определенно о желании заключить союз с Зюгановым и Лебедем все для той же «сокрушительной победы» в первом туре. Условие только одно — чтобы Зюганов «бросился ему и Лебедю в ноги».

Впрочем, как всегда оговорился, что не исключает компромиссов и с существующей властью.

Зюганов пропустил эти фантазии Жириновского мимо ушей, а Лебедь уже на следующий день назвал это предложение «абсолютно неприемлемым»: он не стремится и никогда не стремился к подобным альянсам, особенно с названными политиками. По словам генерала, он не собирается «торговать голосами своих избирателей» и снимать свою кандидатуру в обмен на правительственные посты. «Торг здесь неуместен», — сказал Лебедь, как отрезал.

В начале июня, однако, появились более ощутимые признаки намечающегося союза Жириновского и Зюганова, нежели одни только заявления и декларации о намерениях. 3-го числа состоялась полуторачасовая встреча этих двух деятелей. По официальной версии ЛДПР, ничего особенного на ней не обсуждалось — так, общие места: «шел разговор о том, чтобы на выборах все прошло мирно, честно», чтобы «не было никаких подтасовок, на всех избирательных участках было больше контроля, были наблюдатели от той и другой партии».

Зюганов также сказал, что это, дескать, его «обычная практика», и в ближайшее время он собирается провести еще ряд встреч с лидерами различных партий и движений. Но, по его словам, по-настоящему примериваться друг к другу кандидаты в президенты начнут лишь после первого тура выборов, когда станут ясны полученные ими в этом туре результаты. Тогда характер консультаций будет изменен: «После 16 июня мы посмотрим политический вес каждого и потом будем определяться в своей тактике и стратегии».

Слабо, однако, верилось, что и на прошедшей встрече не обсуждались серьезные вопросы. Как говорится, ежу было ясно, что основной темой переговоров была возможность союза двух претендентов на президентский пост, его условия и перспективы.

Правда, и президентская сторона вела кое-какие игры с Жириновским (это при том, что сам Ельцин относился к нему резко отрицательно; в одном из тогдашних интервью он без обиняков заявил: избрание президентом Зюганова или Жириновского «принесет России беды: в первом случае, возможно, чуть позже, во втором — незамедлительно»). В печати сообщалось, что лидера ЛДПР несколько раз принимал Черномырдин, в том числе и 3 июня — в тот же день, когда Жириновский встречался с Зюгановым. Но складывалось впечатление, что коммунисты тянут его в свою сторону несравненно сильнее.

10 июня одно из информагентств, ссылаясь на надежный источник, сообщило, что в случае, если Зюганов победит на выборах, Жириновскому обещано пять мест в коммунистическом «правительстве народного доверия». При этом ему не обязательно снимать свою кандидатуру в пользу председателя КПРФ — достаточно будет, чтобы он агитировал за Зюганова между двумя турами голосования.

Возможность такого союза в этот же день подтвердил и сам Зюганов, правда, вновь оговорившись, что все будет зависеть от «политического веса» Жириновского, каким он предстанет после первого тура. Кроме того, чуть позже вождь коммунистов стал отрицать, что Жириновскому предлагались места в правительстве. Но это уже мало что меняло: контуры складывающегося союза проступали все более отчетливо.

Наконец пришло сообщение о том, что на 17 июня, то есть на следующий день после первого тура, намечено расширенное заседание ЦК КПРФ и, среди прочего, на нем предполагается решить вопрос об оформлении коалиции между Народно-патриотическим блоком и ЛДПР. Дескать, Зюганов не желает брать на себя единоличную ответственность по этому вопросу и хочет, чтобы с ним ее разделили партайгеноссе.

Многие, кто следил тогда за предвыборной ситуацией, сходились на том, что в случае, если лидер ЛДПР займет третье место, альянс Зюганов — Жириновский накануне второго тура будет достаточно опасен для Ельцина. Соответственно, многим показалось несколько легкомысленным заявление президентского помощника Георгия Сатарова: мол, упомянутый альянс «на руку Ельцину, поскольку этот альянс будет способствовать консолидации демократических сил».

Вроде бы все причастные к власти давно согласились: Жириновский — человек неприличный. Общаться с ним — дело в высшей степени предосудительное. Никто и не общался. По крайней мере прилюдно. Все последние годы, в течение которых эта странная фигура, не имеющая аналогов в российской истории (в некотором смысле — по степени неприличия — предтечей его можно считать разве что Распутина), маячила на политической сцене, делали вид, что данного персонажа как бы не существует.

Разумеется, это был просчет. Опять спутали политику с морализаторством (сейчас некоторые наши общественные деятели совершают аналогичную ошибку, морализаторски подходя к самому Ельцину, упорно не желая признать, что никакого другого барьера, кроме нехорошего президента, на пути коммунистов к власти нет; ни Явлинский, ни кто другой не создает на этом пути даже малейшей шероховатости). Да, конечно, Жириновский — неприличный человек. Но и Россия в некотором роде не очень приличная страна: куда уж дальше, на выборах двадцать с лишним процентов, бывает, голосуют за этого то ли Хлестакова, то ли Ноздрева. Каждый пятый, стало быть.

Нетрудно, конечно, было предвидеть, что упомянутый просчет рано или поздно как-нибудь выйдет боком. Скажется в самый критический момент — во время тех же президентских выборов. Нельзя отмахиваться от человека, в арсенале которого столь солидный запас голосов и который в принципе готов стать вашим союзником. Однако предвидеть это, как всегда, недостало ума. Обычных мозгов. Многочисленные компьютеризированные аналитические центры тут не в счет. Они не помогли и не могли помочь: здесь требовался обычный здравый рассудок.

Где-то в середине марта Жириновский, мы помним, через Черномырдина попросил Ельцина о личной встрече. Было ясно: он собирается говорить с президентом о совместных действиях во время предвыборной кампании. Ответом было молчание.

И вот на позапрошлой неделе Жириновский предложил союз… Зюганову. Возник как раз тот вариант, просчитать который было так же просто, как цифру 4 при умножении 2 на 2, но который крупнейшие стратеги и мыслители из президентского окружения почему-то так и не сумели вовремя вычислить.

Надо полагать, при известии об этом шаге вождя ЛДПР там произошла немая сцена. Всеобщий шок.

Чем же объяснить такую элементарную промашку президентской бригады? По-видимому, тем, что Жириновский постоянно дудел о своем антикоммунизме. Более того, сами же власти в последнее время то и дело использовали его как подсобную силу в противоборстве с зюгановской командой. В частности, при голосовании в Думе, оплачивая эти мелкие услуги всевозможными мелкими и не мелкими подачками. Это-то все, надо полагать, и усыпило бдительность кремлевских прогнозистов…

Уповать на последовательный антикоммунизм Жириновского не было, конечно, никаких оснований. Он не антикоммунист. Впрочем, точно так же, разумеется, как и не приспешник коммунистов. Он не социалист, не националист, не интернационалист… Никакой, конечно, не либерал и не демократ… Это человек без каких-либо принципов, авантюрист, игрок, ловец удачи… Алхимик, переплавляющий в золото избирательские голоса… Изобретатель вечного двигателя, использующий энергию бессмертной человеческой глупости.

При всем при том, как известно, на политической сцене этот «сын юриста» играет роль русского национал-патриота, и его союз с коммунистами не кажется столь уж противоестественным: ведь в составе зюгановского блока уже имеются — и в немалом количестве — означенные национал-патриоты, хотя и несколько иного этнического происхождения.

Жириновский уверяет, что его союз с Зюгановым принесет коммунистическому папе безоговорочную победу. Причем уже в первом туре. Вот как он говорил об этом 31 мая на обеде, данном в его честь иностранными журналистами (вообще журналисты — и наши, и зарубежные — очень заботливо его обслуживают; собственно говоря, им мы и обязаны сотворением этой политической фигуры):

— …Кремль должен знать, что мое объединение с Зюгановым — это победа Зюганова. Это победа. И даже в первом туре может быть победа. И второго может не быть. Как в Госдуме: мои голоса и голоса фракции Зюганова — все, у нас большинство, нам другие фракции, независимые, не нужны.

И далее:

— Я не сторонник коммунистов. Но если я пойду с Зюгановым 16 июня, мы победим подавляющим большинством голосов. 60 процентов — не надо нам 50 плюс один голос! — 60 процентов, не меньше, мы получим вместе с ним. Вот это Ельцин должен знать: он не только в первом не победит… уже в первом победит Зюганов… Чтобы он понял, что его окружение его подводит.

Насчет первого тура — тут, конечно, уже ничего не получится: у Жириновского уже просто нет времени объяснить своим избирателям, почему им следует голосовать не за него, а за папу Зю. Во втором же туре он в самом деле может оказать любителям Маркса и Энгельса существенную подмогу. Хотя, наверное, ее величину Владимир Вольфович по своей хлестаковской привычке несколько преувеличивает. Но вот вопрос: намного ли?

По разным оценкам, к Зюганову могут перейти от 10 до 20 процентов избирателей Жириновского. Нижнюю цифру дает ВЦИОМ, верхнюю — Институт социологии парламентаризма Нугзара Бетанели. Учитывая, что в последнее время рейтинг Жириновского опустился до 5–6 процентов это соответственно 0,5–1,2 процента избирательских голосов. Не густо, конечно, но и это на дороге не валяется. Во втором туре будет жесткая драка за каждую долю процента.

К тому же это, так сказать, стихийные предпочтения. Если же Владимир Вольфович обратится к своим избирателям с пламенной речью, употребит весь свой ораторский пыл для агитации в пользу вождя российского пролетариата, цифры, я думаю, могут увеличиться.

Самое же опасное: Жириновский вообще, как известно, от выборов к выборам преподносит сюрпризы. Число его истинных сторонников не улавливается социологическими опросами. Как правило, за него голосует больше народа, чем ожидается: люди просто стесняются признаваться в своих симпатиях к этому деятелю, но избирательной урне, скрыто и анонимно, доверяют свою заставляющую стыдливо краснеть тайну.

И все же по части союза с Жириновским для президента и его команды еще не все потеряно. Вождь ЛДПР не может не понимать: союз с коммунистами для него абсолютно бесперспективен. Из истории хорошо известно, как большевики поступают со своими тактическими союзниками, помогающими им прийти к власти. Вспомнить хотя бы, чем кончили меньшевики, эсеры… Если уж добившиеся триумфа зюгановцы и не поставят главного «либерал-демократа» в числе первых к стенке, то первый вагон на Север (его собственная любимая страшилка) ему наверняка обеспечен. В любом случае его неугомонное мельтешение в сфере политики будет решительно, раз и навсегда пресечено, об этом и говорить нечего.

Жириновский все это прекрасно понимает, и его флирт с Зюгановым — чистой воды шантаж, адресованный Ельцину. Помните кадры психической атаки из фильма «Чапаев»: белогвардейские офицеры-каппелевцы во всем черном, в полный рост, шеренга за шеренгой, как на параде, идут с винтовками наперевес на окопы красных, не страшась их ураганных пуль. И красные не выдерживают нервного напряжения, в панике бегут со своих позиций… Точно так же и Владимир Вольфович ведет психическую атаку на президентские окопы.

Обратите внимание: хвастаясь тем, что он без труда может принести Зюганову безоговорочную победу, он то и дело апеллирует к Ельцину: «Кремль должен знать…», «Вот что Ельцин должен знать…», Ельцин должен понять, «что его окружение его подводит…»

Впрочем, Жириновский открытым текстом говорит, что он может присоединиться и к Зюганову, и к Ельцину. В зависимости от того, кто ему что предложит. И даже готов служить им обоим одновременно:

— Он (Ельцин. — О.М.) может привлечь всех нас. Кто ему мешает? Ельцин остается президентом, Зюганов — председатель правительства, Явлинский, я, Федоров и Лебедь — вице-премьеры. Явлинский экономику курирует, Федоров — здравоохранение и социальную сферу, Лебедь — силовые министерства, я готов взять любое… И тут возможны два варианта. Возможна узкая коалиция: я и Зюганов. Возможна широкая: я, Зюганов, Лебедь, Федоров… Так что я готов и к широкой коалиции, и к узкой, и с тем, и с другим флангом при условии корректировки курса: Ельцин — вперед, но другой курс реформ, Зюганов — вперед, а не назад, не в социализм.

Наконец вождь ЛДПР готов вовсе уйти в тень:

— Если вы говорите, что я enfant terrible, я вообще могу не участвовать… Пожалуйста. Я готов на компромисс, когда я не участвую ни в блоке с Ельциным, ни в блоке с коммунистами. Но чтобы не было осложнения обстановки у нас. Чтобы мы спокойно перешли рубеж… Чтобы выборы были. И чтобы все хотели вот этого нового широкого народного правительства. Коалиционного правительства. Вот моя позиция. Я вовсе не ищу поста и денег.

Но это уже, конечно, просто благородная поза. Этакий благородный жест. В конце концов, на дворе предвыборная пора. И избирателям надо постоянно «делать красиво».

Итак, в действительности Жириновский, конечно, желает союза не с Зюгановым: при коммунистической власти ему совершенно ничего не светит. На самом деле Жириновский ищет союза с Ельциным.

При всем при том, однако, о действующем президенте он отзывается крайне уничижительно. Вот, например, как он аттестовал его во время упомянутого обеда:

— Он по бумажкам все говорит… И он ведь ничего уже сам не может… Я же видел его вблизи… У него сплошной марафет на лице… Там сплошная какая-то лекарственная подкачка… У него будет возможность повыступать, потом — в ЦКБ на полгода. Он может пять лет протянуть. У нас есть больные — лежат восемь лет в койке. Восемь лет в параличе. Ничего не делают. Вон Романов лежит уже полгода, командующий, без мозгов. Лежит просто так. У меня у приятеля теща восемь лет лежала. Кушает, ест, пьет, но не встает. Улыбается. И умерла, когда легкий сквозняк открыли возле нее. А так лежала. Поэтому здоровье не имеет большого значения. Важно, что он НЕ УПРАВЛЯЕТ.

Как понять весь этот словесный понос? Вы желаете союза с человеком, всячески перед ним заискиваете и в то же время даете ему такую убийственную характеристику перед собравшимися со всего света журналистами, которые ее по всему свету и разнесут.

Тщетно искать в этом что-то рациональное. Это какая-то крайняя степень невменяемости. Зачем? Кто вас, спрашивается, за язык тянет? Нет, хочется вновь и вновь чем-нибудь этаким ублажить слушателей. Тридцать пять тысяч одних курьеров…

Впрочем, может быть, есть тут и нечто осмысленное. Мы ведь помним, как Ельцин сказал о демократах: они все равно ко мне придут, куда им деваться? Теперь примерно то же самое о нем самом говорит Жириновский: он все равно ко мне придет, что бы я вам тут о нем ни рассказывал.

А что, и придет. Насчет ельцинского никудышного здоровья Жириновский расписывал в пятницу 31 мая, а уже в понедельник 3 июня его как ни в чем не бывало принял Черномырдин. Надо полагать, по поручению самого Ельцина. И обещал-таки устроить ему встречу с президентом. Стало быть, все же добился своего Владимир Вольфович. Не мытьем, так катаньем. И несмотря ни на какие граничащие с хулиганством выходки.

Добьется ли он поста вице-премьера в грядущем правительстве Ельцина (если тот победит на выборах)? Лично мне трудно его представить на этом посту, но, возможно, тут просто сказывается скудость моего воображения. В принципе, я думаю, ничего невозможного здесь нет.

Не раз уже было подмечено: в последнее время Жириновский совершает довольно крутую эволюцию — в сторону остепенения. Такие вот эстрадные номера, как процитированный выше монолог насчет президентского здоровья, у него все реже. Он чувствует, что время политической клоунады для него проходит. Такова участь всякого популярного лицедея. Надоедают часто снимающиеся кинодивы. Надоедают каждодневно мелькающие телеведущие, конферансье, юмористы… Наступает пора, когда надо покинуть сцену, телеэкран, куда-то деться. Куда деться Жириновскому? Он видит для себя единственный исход — во власть. В настоящую власть. Многого он не просит. Чтобы приняли хотя бы на вторые роли. Дали хотя бы пост вице-премьера, курирующего опять-таки какие-нибудь второстепенные отрасли, — этого для него вполне достаточно.

Предоставит ли ему Ельцин этот пост? Думаю, будут приложены гигантские усилия, чтобы как-нибудь откупиться от Владимира Вольфовича — и буквально откупиться, деньгами, и всяческими посулами и услугами… Постараются заключить с ним какое-то негласное соглашение. Если же откупиться не удастся… Трудно, ох как трудно будет принимать такое решение… Но куда же деваться?

Уже одни только переговоры президента с Жириновским вызовут праведный гнев многих. Сторонники морализаторской линии в политике, конечно, осудят и Черномырдина, и Ельцина за то, что они, дескать, так низко пали, в такой степени поступились своим достоинством. Но кто его знает, где оно, это достоинство. Ельцин упорно не желал иметь дело с «бандитом» Дудаевым. Из-за этого упрямства снесены пол-Чечни, погублены десятки тысяч душ, десятки, а то и сотни тысяч ни в чем не повинных людей сделались калеками… Вы спросите у матерей погибших солдат, надо ли было так строго блюсти президентское достоинство.

Приход Зюганова к власти грозит тысячекратно большими бедами, нежели чеченская война. Бедами для всей России, а не для одного только крохотного пятачка на Северном Кавказе. Вся Россия превратится в полыхающую Чечню. Или, если хотите, в полыхающую Югославию. Если представляется возможность отобрать у грядущего коммунистического диктатора хотя бы один, два, пять процентов голосов, стоит ли подсчитывать обиды, становиться в позу?

Отвернется ли от Ельцина часть избирателей, если он заключит союз с Жириновским? Не думаю. За него ведь сейчас собираются голосовать не потому, что он такой хороший, чистый, святой. Одной Чечни достаточно, чтобы не питать на этот счет никаких иллюзий. В большинстве своем, я полагаю, голосующие за Ельцина будут голосовать не за него, — они будут голосовать против коммунистов.

Остается последний вопрос: решится ли Жириновский на союз с Зюгановым, если президент все же его отвергнет? Или шантаж так и останется шантажом? Учитывая авантюрность и непредсказуемость нашего героя, думаю, вполне может решиться. Несмотря на то, что соглашение с коммунистами, как уже говорилось, для него абсолютно бесперспективно. Иррациональность — его стихия. В ней он чувствует себя как рыба в воде.

Больше того, уже ведь сделаны конкретные практические шаги к такому союзу. Хотя попервоначалу Зюганов отмахнулся от Жириновского, сославшись на его ненадежность как партнера, тем не менее вскорости встретился с ним (забавно, что встреча произошла в тот же день, что и свидание Жириновского с Черномырдиным). По словам пресс-секретаря ЛДПР, обсуждалось предложение: кто наберет в первом туре больше голосов, на того и будут играть во втором; если при такой игре в пас президентом становится Зюганов, он тут же назначает Жириновского премьер-министром… Сам пролетарский вождь сказал, что не видит необходимости в создании коалиции в первом туре, а во втором — «подсчитаем, посмотрим»…

Так что союз Жириновского и Зюганова вполне возможен. Он крайне опасен. Его нельзя допустить.

Перечитывая сегодня эти строки, думаешь: забавно все-таки, что в предвыборном пасьянсе тех дней такой человек, как Жириновский, мог сыграть вполне значимую, вполне существенную роль. А он мог ее сыграть. Все зависело от того, как лягут карты. Бедная Россия!

5 — 11 июня ВЦИОМ по заказу НТВ провел последний перед выборами опрос на тему «За кого из кандидатов вы проголосуете на выборах президента 16 июня?». Голоса распределились так: Ельцин — 36 процентов из числа тех, кто решил участвовать в выборах (таких — 80 процентов), Зюганов — 24 процента, Лебедь — 10, Явлинский — 8, Жириновский — 6, Святослав Федоров — 3, Тулеев — 1, Брынцалов, Власов, Горбачев, Шаккум — 0.

9 процентов еще не решили, за кого будут голосовать.

Исходя из некоторых своих соображений — в чью сторону в конце концов склонятся колеблющиеся, — сотрудники ВЦИОМа прогнозируют, что Ельцин в первом туре наберет 36 процентов голосов (плюс-минус 2), Зюганов — 29 (опять-таки плюс-минус 2).

Как отметил директор ВЦИОМа Юрий Левада, электорат Зюганова определился почти сразу — уже в январе-феврале — и все последующие месяцы оставался примерно на одном уровне. Что касается Ельцина, его рейтинг постоянно рос — с 8 процентов в январе до 37 процентов в начале июня. Как полагают социологи, в значительной мере это связано с тем, что в марте за него решили проголосовать те, кто собирался отдать свои голоса Черномырдину и Гайдару, отказавшимся баллотироваться, а в мае — кто надеялся на появление третьей силы во главе с Явлинским, так и не сложившейся.

Как и в предыдущих опросах, почти такую же картину, как ВЦИОМ, дает РОМИР (опрос проводился 8 — 10 июня): Ельцин — 34 процента, Зюганов — 23, Лебедь — 8, Явлинский — 7, Жириновский — 5, Святослав Федоров — 2, Горбачев, Власов, Шаккум — по одному проценту, Брынцалов — ноль.

Согласно РОМИРу, в выборах собираются участвовать 85 процентов опрошенных. 18 процентов участников опроса пока не решили, кому отдадут предпочтение. По мнению сотрудников ВЦИОМа, до 5 процентов опрошенных, затруднившихся с ответом, могут склониться к голосованию за Зюганова, так что в итоге он может набрать в первом туре до 28 процентов голосов.

Во втором туре, по данным РОМИРа, Ельцин может выиграть у Зюганова с раскладом голосов 46: 30, по данным ВЦИОМа — 53: 36.

По мнению директора Института социологии парламентаризма Нугзара Бетанели, Ельцин получит в первом туре 40 процентов голосов, Зюганов — 31, Явлинский — 11, Лебедь — 9, Жириновский — 5, Святослав Федоров — 3. Остальные претенденты не наберут и одного процента.

Служба «Vox Populi» опубликовала так называемый «экспертный прогноз», составленный по итогам опроса политиков, руководителей властных структур, главных редакторов СМИ. Согласно этому опросу, Ельцин и Зюганов могут набрать примерно равное число голосов — в пределах от 25 до 35 процентов, Жириновский и Явлинский — от 5 до 15, Лебедь может получить 5–7 процентов, Федоров — 3, Горбачев — 1,5.

Как считает Бетанели, в промежутке между первым и вторым будут иметь место «жесткая борьба и удивительное сочетание коалиций».

Незадолго перед выборами, 30 мая, помощник президента Георгий Сатаров заявил на пресс-конференции, что коммунисты «готовят сценарий нелегитимного перехвата власти», который собираются ввести в действие, если на выборах победит Борис Ельцин. Сценарий этот состоит в следующем. Якобы для того, чтобы предотвратить фальсификацию выборов со стороны «партии власти» (о ее неизбежности они начали говорить еще в апреле), деятели КПРФ намереваются вести параллельный подсчет голосов, даже организовать для этого «свой народный Центризбирком». В результате подтасовок, которые они сами же и устроят, между результатами этого «народного» и официального Центризбиркома, естественно, возникнет значительная разница. Официальные данные будут объявлены ложными, сторонников КПРФ подтолкнут на массовые акции протеста, что приведет к серьезной дестабилизации обстановки в стране, вплоть до гражданской войны.

Впрочем, возможен, по словам Сатарова, и другой сценарий. Чувствуя явное преимущество Бориса Ельцина, коммунисты могут «нажать на спусковой крючок» еще до выборов — выведут на улицы свои боевые отряды.

Реакция противной стороны последовала уже на следующий день. «КПРФ, — заявил первый зам Зюганова Валентин Купцов, — не исключает возможности обращения в суд за клевету на помощника президента РФ Георгия Сатарова в связи с его заявлением о том, что у коммунистов имеются «боевые отряды»… Пусть Сатаров предъявит нам документы, где и когда он видел наши «боевые отряды».

3 июня на совете думской фракции КПРФ действительно было принято решение подать на Сатарова в суд.

Вскоре, однако, на страницы прессы выплеснулась гораздо более обширная и детальная информация о заговорщических планах коммунистов. 8 июня в «Независимой газете» был опубликован анонимный (составленный, видимо, Федеральной службой безопасности или Службой безопасности президента) «аналитический доклад», в котором, как и у Сатарова, речь шла о намерениях коммунистов «резко обострить» политическую ситуацию в случае неблагоприятного для них результата голосования в первом туре.

Как говорилось в тексте, доклад был основан на «конфиденциальной информации источников внутри коммунистического движения, закрытых программных и аналитических разработках партии, документах внутреннего пользования (протоколах и стенограммах заседаний и пленумов ЦК, совещаний лидеров партии), достоверных сообщениях по каналам СМИ и общественных организаций». Собственно говоря, на эту информацию, по-видимому, опирался и Сатаров, предупреждая общественность об опасности коммунистического заговора.

Как мы знаем, в начале избирательной кампании ситуация была исключительно благоприятной для Зюганова. Однако в мае, отмечалось в докладе, «произошел решительный перелом» в ее развитии. «Президент Ельцин преодолел серьезный разрыв в рейтингах со своим основным оппонентом и продолжал наращивать преимущество, привлекая на свою сторону потенциальные голоса центристского и не определившегося электората». Шансы действующего президента на победу во втором туре значительно возросли, и этот рост продолжается. В то же время в избирательной кампании Зюганова возникла «кризисная ситуация». В докладе перечислялись ее приметы:

«— Зюганов не сумел выйти за пределы традиционного аграрно-коммунистического электората (менее трети избирателей) и привлечь на свою сторону голоса умеренных избирателей;

разрекламированный «народно-патриотический блок» оказался фикцией. В его состав включены малозначимые или вообще не существующие организации; более того, возникли скандалы с подлогом — включением ряда организаций без ведома их официального руководства. В сущности, речь идет о прежнем аграрно-коммунистическом блоке, загримированном под «народно-патриотический фронт» за счет участия некоторых националистических организаций;

Зюганов не сумел получить широкого доступа к СМИ, в первую очередь — к телевидению. В то же время упор на устную агитацию и использование радикальных коммунистических активистов в качестве агитаторов дает обратный эффект, так как подрывает образ Зюганова как умеренного конструктивного политика;

не оправдала себя ставка на чисто негативное ведение кампании. Фокус общественного интереса переключился с тягот недавнего прошлого и настоящего на вопросы будущего устройства жизни и возможности улучшения ситуации. Кандидат от блока национал-коммунистических сил оказался не в состоянии выработать и представить избирателям убедительную программу своей деятельности;

организационные и финансовые возможности КПРФ находятся на пределе и не могут обеспечить эффективное ведение кампании во втором туре; обостряющиеся разногласия и интриги внутри КПРФ вносят элементы дезорганизации в избирательную кампанию коммунистов и снижают ее эффективность;

согласно опросам общественного мнения, избиратели скептически воспринимают обещания Зюганова, и многие опасаются серьезных потрясений и резкого ухудшения ситуации в случае прихода коммунистов к власти».

В этой ситуации, говорилось в докладе, «КПРФ теряет последние шансы на победу демократическим путем». Соответственно возникает перспектива «перехода непримиримой оппозиции к силовым методам борьбы за власть после ее поражения на выборах или недостаточно определенного итога выборов (примерное равенство голосов, поданных за каждого из двух основных кандидатов)».

18 мая состоялся закрытый VI пленум ЦК КПРФ, который пришел к заключению, что Зюганов ведет свою избирательную кампанию неудовлетворительно. Первый зампред ЦК КПРФ и, как говорилось в докладе, «реальный руководитель партии» Валентин Купцов заявил, в частности, что народно-патриотический кандидат проиграл крупные города, имеющие ключевое значение на выборах.

Именно на этом пленуме был сделан вывод, что «относительно демократический период борьбы КПРФ за власть подошел к концу» и на повестке дня стоит вопрос о переходе к новой стратегии и тактике, в основе которой — активные массовые действия и внепарламентские методы борьбы с «антинародным режимом».

На пленуме дало о себе знать резко возросшее влияние радикальной группировки, в которую входили такие известные «ястребы», как генералы Варенников, Макашов, бывший гэкачепист Лукьянов, другие деятели подобного же рода. Как раз радикалы выдвинули лозунг покончить с «парламентскими иллюзиями» и переходить к революционным методам борьбы за власть.

Руководство партии в принципе, хоть и с некоторыми оговорками, поддержало радикалов.

В принципе реализовать затею с «народным Центризбиркомом» и параллельным подсчетом голосов Зюганову и K° было не так уж трудно. Как пишут авторы доклада, многие избирательные комиссии «на низовом уровне» давно уже находились под сильным влиянием коммунистов: по одним данным, по меньшей мере треть их членов состояла в КПРФ или сочувствовала зюгановцам, по другим — прокоммунистически настроены были не менее половины их членов, а во многих регионах низовые комиссии полностью контролировались коммунистами.

Помимо использования этих эмиссаров и мобилизации новых, КПРФ планировала организовать гигантскую — более чем в сотню тысяч человек — сеть «наблюдателей» на избирательных участках. Их задача — вместе с подконтрольными избиркомами создать условия для подтасовки результатов голосования (методы известны: изменение списков, уничтожение и подбрасывание бюллетеней, изготовление дополнительных открепительных талонов, бесконтрольное использование переносных урн и т. д.).

Однако не сильно надеясь, как уже говорилось, на выборный успех, коммунисты отводили «своим» членам избиркомов и «наблюдателям» весьма важную роль и в случае неуспеха. Читаем в докладе:

«Из внутренних документов КПРФ следует, что партия ведет подготовку к тому, чтобы отказаться признать результаты народного волеизъявления в случае своего поражения на выборах. Именно этой цели служит провокационная пропагандистская кампания КПРФ о якобы неизбежной фальсификации итогов выборов Центризбиркомом по указке властей… Разрабатываемые КПРФ сценарии «перехвата власти» предусматривают крайне авантюристические действия, способные втянуть страну в гражданскую войну и поставить ее на грань национальной катастрофы».

Что это за сценарии? Опираясь на собственные результаты подсчета голосов и заявляя о массовых нарушениях и фальсификациях, предпринятых будто бы противоположной стороной (здесь-то и нужны «наблюдатели»!), КПРФ объявляет выборы недействительными и отказывается признать их итоги. Коммунисты организуют то самое «массовое движение народного протеста» против фальсификации выборов, за отставку «незаконного» президента и правительства, за гражданское неповиновение, в поддержку прокоммунистического правительства «народного доверия». Согласно собственным подсчетам КПРФ, победителем, то есть законным президентом России, провозглашается Зюганов. Прокоммунистическая Дума сразу же принимает резолюцию в поддержку «законного президента» и обращается к гражданам, силовым структурам и органам государственной власти с призывом поддержать его и подчиняться только его распоряжениям. Неизбежно возникающие при этом вооруженные стычки переходят в бои сначала «местного значения», а затем все более масштабные. Страна втягивается в гражданскую войну.

Самый большой шум, как мы видели, Зюганов и его команда подняли по поводу утверждения Георгия Сатарова, будто на случай проигрыша на выборах они готовят «боевые отряды». В «аналитическом докладе», опубликованном в «Независимой газете», разъясняется, что, собственно говоря, тут имеется в виду.

Прежде всего, особую ставку коммунисты делают на армию и другие силовые структуры. КПРФ располагает весьма прочными связями как в среде армейского руководства (на уровне командующих некоторыми родами войск и военными округами, а также их заместителей), так и в спецслужбах. Не ограничиваясь этим, коммунисты стараются расширить эти связи, привлечь на свою сторону как можно больше сотрудников армии, ФСБ, МВД, особенно высокопоставленных. Именно им отводится решающая роль в осуществлении подготавливаемого государственного переворота.

«Сделав выводы из событий октября 1993-го, — говорится в докладе, — КПРФ с 1994 года активно работает в войсках, прежде всего с высшим и средним командным составом, пытаясь сформировать себе опору в армии. Как показывают записи конфиденциальных бесед, за поддержку офицерам и генералам обещаются более высокие звания, чины и должности, особые права в сфере внешнеэкономической деятельности, государственное обеспечение «по высшему разряду», личная неприкосновенность».

По данным авторов доклада, уже на заседании ЦК КПРФ 8 февраля было заявлено, что партия располагает четырьмя армейскими дивизиями, готовыми в любой момент выступить на стороне коммунистов.

Помимо регулярных воинских частей, находящихся под влиянием коммунистов, КПРФ возлагает надежды и на собственные вооруженные отряды. Так, партийной «гвардией» считается «Ачаловский полк», сформированный осенью 1993 года и развязавший кровавые события у мэрии, Белого дома и в Останкине. В данный момент в его состав входят несколько крупных подразделений, в числе которых — «Ударная бригада», батальоны «Русь» и «Рабочая гвардия», «Полк Верховного Совета». В этих подразделениях регулярно проводятся учения и тренировочные стрельбы, отрабатывается тактика уличных боев, накапливается вооружение и обмундирование.

По существу, военной структурой КПРФ можно считать и Союз офицеров, возглавляемый небезызвестным Станиславом Тереховым. Эта организация, объединяющая бывших кадровых офицеров, может быть быстро развернута в массовую военизированную структуру за счет включения в нее рабочих дружин «Трудовой России» Виктора Анпилова и Российской коммунистической рабочей партии Виктора Тюлькина.

«По имеющейся оперативной информации, — утверждают авторы доклада, — Анпиловым разработан план по переходу на полулегальное положение и развертыванию массовой уличной борьбы с «антинародным режимом» в случае поражения коммунистов на выборах».

«Политический и военный союз радикал-коммунистов и национал-патриотов, — говорится в докладе, — уже проявил себя в кровавых событиях октября 1993 года… Эти люди уже показали, что они готовы на все и что прошлое их ничему не научило. Сейчас они готовятся, но уже с гораздо большим размахом, к новой попытке вооруженного мятежа».

Ответом на публикацию «аналитического доклада» стала статья-опровержение, принадлежавшее перу консультанта фракции КПРФ в Госдуме Владимира Владимировича Акимова (так он был представлен) и опубликованное спустя несколько дней в той же «Независимой газете». Опровержение, надо сказать, было не слишком серьезным. Позубоскалив над некоторыми неточностями, которые он обнаружил в докладе, консультант принялся стыдить авторов за несанкционированное, по его мнению, прослушивание телефонных разговоров и «конфиденциальных бесед».

«Господа «аналитики»! — восклицал консультант. — Не будет ли вам угодно опубликовать не только пустую ссылку на «оперативные материалы», но и копию соответствующего судебного решения (то есть решения, разрешающего прослушивание. — О.М.)?»

Оно, конечно, нехорошо подслушивать и прослушивать без соответствующей санкции, но все-таки подготовка мятежа, если она действительно ведется, — дело серьезное…

Впрочем, консультант сам признает, что его статья — вовсе не опровержение. «Напомню, — пишет он, — обвиняемый не обязан доказывать свою невиновность. Неустранимые сомнения в виновности лица толкуются в пользу обвиняемого». И далее следовала ссылка на соответствующую статью Конституции.

В общем у читателя оставалось ощущение, что и оперативные материалы, использованные в докладе, вполне достоверны, и в целом обвинения, которые адресуются авторами коммунистам, достаточно обоснованны.

Существовал ли заговор?

Действительно ли коммунисты готовились осуществить вооруженный переворот или обвинения, которые предъявила им президентская сторона буквально накануне первого тура выборов, были просто пропагандистской акцией, последней пиар-точкой в ельцинской избирательной кампании? В принципе, если брать по отдельности куски той обличительной информации, которые были представлены на суд общественности Сатаровым и авторами «аналитического доклада», многое в ней, наверное, соответствовало действительности. Велись, по-видимому, между коммунистическими функционерами и всякого рода разговоры (зафиксированные спецслужбами) с угрозами в адрес «антинародного режима», произносились и соответствующие речи на закрытых пленумах, лежали где-то в сейфах и разнообразные документы ДСП (для служебного пользования), в которых речь шла о необходимости перейти к «революционным» методам борьбы за власть… Однако не думаю, чтобы существовал единый, законченный, принятый и одобренный «национал-патриотическим» начальством план вооруженного захвата власти. Простая логика подсказывает: если бы Кремль действительно раскрыл подготовку коммунистического заговора и вооруженного переворота, он бы не ограничился обличительными выступлениями на пресс-конференциях и публикациями в прессе, а принял бы какие-то более серьезные меры — арестовал бы и предал суду предполагаемых зачинщиков, тех же неугомонных в своей агрессивности отставных коммунистических генералов, командиров этих самых «боевых отрядов», ликвидировал бы лагеря, в которых эти отряды проходят подготовку… Ничего такого сделано не было.

В книге «Эпоха Ельцина», вышедшей в 2001 году в издательстве «Вагриус», Сатаров и другие бывшие помощники Ельцина пишут об эпизоде с «коммунистическим заговором» довольно вяло, без особого обличительного нажима: коммунисты-де «подзадоривали друг друга рассказами о боевых дружинах, готовых в любой момент подняться по их команде», из регионов поступали сигналы от отставных военных о «попытках их вербовки»… Маловато для заговора.

Реальную угрозу представляла, пожалуй, лишь развернутая противниками Ельцина пропагандистская кампания с утверждением, будто президентская команда непременно фальсифицирует выборы, и намерение коммунистов «вывести народ на улицы» в знак протеста против этой заранее предрекаемой ими фальсификации.

11 июня Зюганов сообщил на пресс-конференции, что думская фракция КПРФ «подала материалы в Генпрокуратуру» теперь уже не только в связи с утверждениями Сатарова о подготовке коммунистами боевых отрядов, но и в связи с публикацией в «Независимой газете». Как заявил «народно-патриотический» кандидат, власти «продолжают раскручивать напряженность» и «наводнять все фальшивками».

Не ограничиваясь этим, коммунисты перешли в контрнаступление, предъявив президентской стороне примерно такое же обвинение, что и та предъявила им (видимо, на большее фантазии не хватило). В прессу была запущена информация, что активисты компартии будут «с пристальным вниманием» следить за поездкой Ельцина в Екатеринбург, намеченной на 14 июня. Что-то тут, дескать, нечисто. Если президент возьмет в Москве открепительный талон и останется голосовать на Урале, стало быть, дело ясное: сбежал из столицы, предвидя свой проигрыш и беспорядки, которые будут спровоцированы после этого на московских улицах его сторонниками. К тому же оппозиция, мол, располагает сведениями, что Служба безопасности президента готовит для Ельцина в Екатеринбурге секретный «объект № 1» — подземный бункер, в который намечалось эвакуировать правительство России в августе 1991 года, если бы гэкачепистам удалось одержать победу в Москве.

В такой вот обстановке взаимных подозрений, угроз и обвинений, которыми осыпали друг друга команды двух главных соперников, страна подошла к первому туру выборов.