Одной из главных причин непопулярности Ельцина в ту пору была Чечня. Общество в большинстве своем реагировало на кровавую бойню совершенно здраво и адекватно.

Как подумаешь: что с ним, с обществом, случилось потом, при Путине? Как быстро могут меняться преобладающие общественные настроения!

В уходящем году Россия, как и весь мир, отмечала полвека победы в Отечественной войне (за рубежом предпочитают термин «Вторая мировая»).

В этом же году мы пережили позорное поражение. Я имею в виду Чечню.

Собственно говоря, никто «наверху» не предполагал, что война на Юге так затянется. Мы ведь помним хвастливые заявления Грачева после разгрома чеченской «оппозиции» (промосковской «оппозиции» режиму Дудаева): дескать, если бы дело чеченского умиротворения было поручено ему, он бы с ним справился за два часа с одним парашютно-десантным полком.

Вот ему и поручили…

Никто в ту пору не допускал даже мысли, что праздник Великой Победы будет испорчен канонадой войны неправедной, несправедливой. Проигранной еще до того, как она началась. В декабре-то 1994-го казалось: до 9 мая времени эвон еще сколько! Но так случилось, что две войны сошлись, стали рядом друг с другом, сравнились. «Армия 45-го не убивала женщин и детей» — такой приговор чеченскому походу произнес в «Литгазете» накануне славной и горькой даты — 50-летия Победы — бывший фронтовик академик Никита Моисеев.

В последний раз наш великий полководец, он же министр обороны, попытался добиться стремительной победы в Чечне аккурат в прошлую новогоднюю ночь. Бросив на штурм Грозного мальчишек Майкопской мотострелковой бригады. То ли по пьянке (отмечал свой день рождения), то ли на трезвую голову, но при затуманенном рассудке послал их на верную смерть. Они и погибли почти все…

В 1941-м провалился гитлеровский блицкриг. В 1995-м лопнул блицкриг, задуманный российскими генералами.

Отчего же не удалась скоропалительная виктория? Объяснения быстро отыскались: не учли то да се, недооценили противника, разведка плохо сработала… Ну да, наверное, и это было. Однако главное, конечно, заключалось в ином. В несправедливости, а потому и непопулярности этой войны, единственная причина которой — бездарность, а может быть, и корыстная незаинтересованность высокопоставленных чиновников, не сумевших (или не захотевших) решить проблему мирным способом.

Была, впрочем, и еще одна причина.

В Афганистан мы вперлись, не озаботившись тем, чтобы полистать историю этой страны, хотя бы малейше познакомиться с национальным характером его народов. Не удосужились узнать тот широко известный всему миру факт, что никому еще не удавалось поставить эти народы на колени (хотя желающих было немало). Точно так же и в Чечню полезли, ничего не зная (или начисто позабыв) о кровавой истории покорения этого края Россией.

Порой мне кажется, что наши политики и генералы не читали ни «Рубки леса» Толстого, ни его «Набега», ни тем более гениального «Хаджи-Мурата». Не читали Костомарова, других русских историков… Если бы почитали, узнали бы, откуда есть пошла «конституционная законность», которую они нынче восстанавливают огнем и мечом. А пошла она двести с лишним лет назад из желания русских царей обрести вольготный доступ к своему стратегическому союзнику — Грузии, для чего требовался сущий пустяк — покорить «дикие» и «воинственные» горские племена. Вот, стало быть, при каких обстоятельствах начали «восстанавливать» ту самую «конституционную законность».

Короче, только при абсолютном невежестве можно вести себя по отношению к чеченскому народу так, как ведут себя эти деятели.

Даже советские энциклопедии и словари, при всей их лживости, не посмели написать про Чечню, что она добровольно вошла в состав России (как они написали, допустим, про Ингушетию). «БЫЛА ПРИСОЕДИНЕНА» — вот и все, что отважились процедить сквозь зубы.

Однако нынешние покорители Чечни, подозреваю, не ведают даже этого, тупо долдоня про «незаконные бандформирования», про «кровожадных убийц и террористов»…

В сущности, мы словно по мановению волшебной палочки вернулись к худшим временам коммунистического режима, когда все, самые идиотские, решения принимал единолично Генсек (в данном случае он именуется президентом) при раболепно поддакивающем Политбюро (теперь оно называется Советом безопасности)…

Мы вернулись также к худшим временам войны с Гитлером, когда бездарные полководцы во главе со Сталиным вымащивали путь к победе тысячами и десятками тысяч солдатских тел вопреки ими же школярски повторяемому суворовскому девизу брать не числом, а уменьем…

Мы вернулись к временам безудержного вранья официальной пропаганды, когда казенные врали с утра до вечера слали и слали в эфир высосанную из пальца «информацию» о наших замечательных победах и ничтожных потерях — в полном соответствии с заветами Геббельса: чем наглее ложь, тем скорее в нее поверят.

Господи, какими же наивными были наши прекраснодушные взаимоуверения, что мы далеко ушли от всего этого маразма, что возврата к нему нет! Маразм этот, видимо, прочно сидит в наших генах. И не одно поколение должно смениться, чтобы наш, как говорят биологи, наследственный аппарат освободился бы от него.

Если сравнивать, однако, нынешний кровавый эпизод нашей истории с аналогичными случавшимися в прошлом, — а они, повторяются, увы, регулярно, — кое от чего нам все же удалось уйти, кое в чем, как это ни странно звучит, мы сумели хоть на миллиметр, но продвинуться вперед по цивилизованному пути.

Что я имею в виду? Какое продвижение вперед? Прежде всего то, что в целом реакция российского общества на чеченскую авантюру кремлевских властителей была адекватной: общество не приняло, отвергло ее. Когда еще такое бывало? Во время позорной финской кампании 1939 года? Во время удушения Венгрии, Чехословакии? Во время войны в Афганистане? Конечно, и тогда было немало людей, отвергавших действия кремлевских безумцев, но масштабы тогдашней и нынешней реакции, разумеется, несопоставимы. Более или менее адекватная реакция общества стала пробуждаться разве что во время тбилисских и вильнюсских событий. Но это было именно только пробуждение, только начало… Сейчас реакция обрела черты зрелости. Уже через несколько дней после ввода войск в Чечню 64 процента опрошенных Фондом «Общественное мнение» заявили, что они против этого ввода. Такие же цифры сохранились и в дальнейшем. По данным ВЦИОМа, в октябре 1995-го за вывод войск были 40 процентов опрошенных и плюс к этому за то, чтобы добиваться мирного решения проблемы, — 25. То есть те же шестьдесят с лишним процентов выступали против войны.

Вполне адекватной была и реакция основных политических сил на развязанную чеченскую бойню. Четко, словно на экране, высветилось, на кого опирается Ельцин в своей авантюре, а кто противостоит ему. Что мы увидели? Произошел даже не поворот на 180 градусов по сравнению, скажем, с октябрем 1993-го. Случилось гораздо более скверное. Да, поддержку Ельцину оказали его бывшие противники, но не все — худшая их часть: фашисты, крайние националисты, националисты-державники. В оппозиции же оказались прежде всего демократы, традиционная ельцинская опора, те, кто привел его к власти и поддерживал во многих начинаниях.

Все это признак того, что в России, худо ли бедно, образовался живой политический организм, который не только ориентируется на имена политических вождей, но и реально следует определенным принципам, с ними соразмеряет происходящие события и принимаемые решения.

Далее. Когда раньше бывало, чтобы безумная военная авантюра встречала такой дружный афронт со стороны прессы (под прессой я разумею не только газеты, но и все, что нынче называется средствами массовой информации — не люблю это словесное нагромождение)? В сущности, команде лжецов под руководством Сосковца, Егорова и Сергеева уже на первых порах удалось придушить только останкинские «Новости» и специально для такого случая вытащенное из нафталина «Время»… Ну, частью еще некоторые радиоканалы… В основном же вся информация, какую удавалось добыть (тут, разумеется, тоже чинились всяческие препоны), передавалась и печаталась свободно. Не говоря уж о комментариях.

Можете ли вы себе представить опять-таки, чтобы Хрущеву в 1956-м или Брежневу в 1968-м кто-то хотя бы одной печатной строкой резанул бы правду-матку в глаза, как нынче режут Ельцину?

Все-таки кое-какой свободы слова удалось добиться за эти годы, что ни говори. Не так-то просто, оказывается, взять и прихлопнуть ее, даже если очень хочется. Конечно, может быть, в конце концов и прихлопнут, не на шутку разъярившись. Но, как бы то ни было, первый год чеченской войны прошел под дружный критический аккомпанемент «распоясавшихся» журналистов. Этого уже не зачеркнешь, не выкинешь из истории, как не удалось выкинуть, несмотря на все старания, несколько месяцев — с марта по ноябрь 1917-го — эфемерного бытия едва народившейся и тут же канувшей в вечность тогдашней российской демократии.

Наконец-то мы в полной мере смогли оценить, чего стоит независимое телевидение. Новости НТВ, хоть и начинались, как все прочие новостные программы (от приказа, стало быть, и они не могли уклониться), с вранья пресс-службы правительства, которое с постной миной зачитывали ведущие, все же главный упор делали на собственную, правдивую информацию, под пулями и под снарядами добываемую бесстрашными репортерами.

Впрочем, и Российское ТВ пыталось делать то же самое, хотя для него это было гораздо трудней: оно ведь — государственное.

Несмотря на фактическое военное положение, сохранилась и свобода социологических опросов. А также открытой публикации их результатов. Такого ведь тоже в подобные моменты отродясь не было. Как можно! Там ведь такого навыспрашивают! О процентах несогласия с вторжением в Чечню я уже говорил. Общественное мнение, опять-таки по данным ФОМ, так же четко назвало и виновников чеченской трагедии. На первом месте здесь стоит Ельцин (40 процентов опрошенных) и только на втором, с весьма заметным отрывом, — Дудаев (27 процентов).

Рейтинг Ельцина падал весь этот год, причем самым заметным его падение оказалось как раз после ввода войск в Чечню. Если в сентябре 1994-го у президента еще был наивысший среди ведущих политиков балл — 15, то в январе 1995-го — только 6. Сейчас его рейтинг — лишь 2–3 процента…

По достоинству оценило общественное мнение и тех, кто с самого начала воспротивился чеченской авантюре и после не менял этой своей принципиальной позиции. По опросам, на первое место в списке политиков, «ведущих себя наиболее достойно по отношению к событиям в Чечне», вышел Егор Гайдар.

Разумеется, сразу же возникла острая потребность обмарать, обгадить этого деятеля. Мигом возникла дискуссия, каким образом в Чечне оказалось столько военной техники (за три предыдущих года, видите ли, не было случая об этом потолковать). Бывший труженик аппарата ЦК КПСС, а нынче вождь мирового пролетариата товарищ Зюганов, кажется, первым запустил «утку»: это-де Гайдар подарил Дудаеву горы оружия. Но и тут вышел конфуз: по документам, по свидетельствам выяснилось — опять-таки Грачев и Ельцин подарили.

Следующий важный момент: до предела обнажившаяся подлость, бесчеловечность власти послужила сплочению демократов. Я не имею в виду политиков, выступающих под демократическими знаменами. Над теми всегда довлеют различные шахматные комбинации, соображения тактики: кто с кем, кто против кого… Я имею в виду простых людей, для которых демократия — способ нравственного существования, отправная точка осознания окружающего мира и себя в этом мире. До сих пор, наблюдая за действиями власти, многие из этих людей колебались в симпатиях к ней: что-то она делала так, что-то не так. Теперь же, после лицезрения жестокой, остервенелой, безжалостной, бесчеловечной бойни, выявившей все глубоко упрятанные, скрытые инстинкты нынешней власти, для большинства демократов, думаю, стало ясно: это не наша власть. Чья угодно — Жириновских, Баркашовых, Невзоровых, млеющих от восторга при виде потоков крови, при созерцании разлагающихся неубранных трупов, — но только не наша. Данный приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

Прозрение наступило и у деятелей в так называемых «субъектах Федерации». На примере Чечни они ясно увидели: несмотря на все пертурбации, перестройки и постперестройки, несмотря на развал «большой» империи — Советского Союза — и хоровое пение о достигнутой будто бы наконец гармонии между центром и регионами, несмотря на все явственно отдающие фальшью договоры о согласии, имперская сущность государства, называемого ныне Российской Федерацией, сохранилась во всей своей первозданности. Должно быть, она вмурована в сами кирпичи кремлевской стены, вмазана в Царь-колокол и Царь-пушку… А уж в бетон Дворца съездов — это точно… «Старший брат» (или «сестра»?) — Москва — остался тем же самым. За всеми дружескими объятиями, за многократно воспетым бардами и акынами «чувством семьи единой» стоит главный скрепляющий его элемент — сила. И стоит вам только немножко поотстраниться от этих жарких объятий, в ход немедленно пускается кулак. По зубам! По морде!

Еще один положительный момент: события в Чечне стали тем магическим кристаллом, сквозь который очень хорошо сделалось видно, кто что из себя представляет. Как говаривал отец перестройки, кто есть ху. Примеров можно было бы привести множество, ограничусь одним. Пожалуй, самый яркий пример обретения предельной ясности, предельного знания о человеке — Андрей Козырев. Этот деятель долго числился в демократах. В трезвых и разумных людях. В чем ему и сейчас не откажешь — в даре артистического перевоплощения, в умении сыграть роль разумного, демократически настроенного человека. На самом деле никакой разумности, никакого демократизма, конечно, в помине нет — оценка Козыревым чеченских событий это показала. В угоду своему шефу министр иностранных дел взялся за совершенно безнадежное дело — попытался соорудить если и не железный занавес, то хотя бы этакий временный фанерный щит. Этакую непроницаемую ширму, которая заслонила бы от внешнего мира разбой, творимый в Чечне. Использовал для этого все тот же подручный материал: «внутреннее дело», «Конституция», «недопустимость вмешательства извне»… Не вышло. Вышло только в первое мгновение, когда главы ведущих государств мира никак еще не могли поверить, что их «друг Борис» способен на такое… Однако пришли они в себя довольно скоро. И козыревская фанера разлетелась в щепки. Пришлось ему говорить что-то извинительное насчет трагедии, насчет того, что события пошли не по тому сценарию, как ожидал Ельцин, что президент, мол, радеет о целостности России (словно бы противники братоубийственной войны отрицают эту целостность)…

Как мы помним, в декабре 1979-го политика разрядки — знаменитого «детанта», — о которой до этого в течение многих лет жужжали как о великой победе советской дипломатии, в одночасье была принесена в жертву военному Молоху, поименованному интернациональной помощью братскому Афганистану. Точно так же и сейчас в Чечне политика наведения мостов, ради которой вроде бы неустанно несколько лет трудился бывший демократ Козырев, без малейших колебаний брошена коту под хвост. На международной арене Россия опять в мгновение ока оказалась в наинизшей точке.

Следующее отрадное обстоятельство, вскрытое чеченскими событиями: в армии начинают появляться думающие люди. И не только думающие — способные протестовать против дурацких и подлых приказов, протестовать вплоть до принесения в жертву собственной карьеры. Людьми чести — в противовес незнакомому с таким словом, «честь», министру обороны — показали себя генералы Борис Громов, Александр Лебедь, заместитель командующего сухопутными войсками Эдуард Воробьев, командир Кантемировской дивизии Борис Поляков… Многие другие. Похоже, присказка «чем больше в армии дубов, тем крепче наша оборона» стареет на глазах. Не все там «дубы», хотя этих деревьев, конечно, хватает.

Самые опасные «дубы», разумеется, на самом верху. Ради своего блага, ради лишней звездочки на погонах они готовы спалить полстраны, изрешетить пулями и осколками половину населения. Такая вот «оборона». О министре этой «обороны» сказано уже достаточно. Хотел бы упомянуть еще одного героя чеченской войны — главнокомандующего ВВС Петра Дейнекина. Я думаю, со временем, когда все уляжется и утрясется, ему поставят в Чечне памятник — не станут восстанавливать какой-нибудь разрушенный его «соколами» родильный дом или больницу. А что, не правда ли, недурная идея? И мемориальную доску к этим развалинам прикрепят: «Во время российско-чеченской войны 1994 — … годов соколы генерала П. Дейнекина, обладая абсолютным превосходством в воздухе (с противоположной стороны им не противостояло ни одного самолета), пользовались этим превосходством на полную катушку, уничтожая на земле прицельными «точечными» ударами все, что двигалось и не двигалось, все, что стояло, сидело и лежало, все, что уже умирало (от старости и от ран) или только еще рождалось (как в этом родильном доме)… Слава герою!!!»

Наконец, еще одна невиданная прежде вещь — мы стали считать деньги, которые тратятся на войну. Слыханное ли дело? Да заговори об этом кто-нибудь громко во время венгерской или чешской авантюры, во время Афгана, — его сочли бы сумасшедшим. Какие деньги! Тут такие важные, жизненно важные для государства, для мирового социализма проблемы решаются, а вы с вашими деньгами лезете… Да сколько потребуется, столько и потратим! Столько и вбухаем! И ни один министр финансов не пикнет. А пикнет — другого поставим. Вон сколько желающих в очереди толчется. Теперь, видим, по-другому. Все вдруг, как дважды два, стали понимать: война — это не только кровь и страдания, не только потеря человеческих жизней, материальных ценностей, это еще потеря бюджетных денег. Причем исчисляемая вполне определенной суммой. Какова эта сумма? Начинался счет с цифр очень смешных — кажется, со ста миллиардов. Теперь слюнявят, отсчитывают мысленно уже десятки триллионов. Вот вам и бюджет на следующий год! Можете сделать из него бумажного голубя и пустить с высокой трибуны Государственной думы.

Или же все-таки, поднабравшись хоть немного ума и совести, отважитесь поступить по-другому — притормозить эту бессмысленную бойню, на которую у вас, помимо прочего, нет права из-за отсутствия надлежащих средств и которая просто-напросто посадит на хлеб и воду и без того нищую страну (а вы ведь ее вроде бы собирались осчастливить)?

Сегодня, сейчас уже вполне ясно: российская демократия споткнулась о Чечню. Великая либеральная революция, свершившаяся в нашем отечестве в конце ХХ века, понесла огромный урон из-за войны, развязанной тогда, в середине девяностых, на Северном Кавказе. Все последующие годы имперская, милитаристская, военно-полицейская психология расползалась, как чума, по российским городам и весям и в конце концов сделалась одним из главных компонентов психологии правящей бюрократии. Соответственно, в значительной степени ею оказались пропитаны клеточки и поры всей нашей жизни. Именно война в Чечне — как главенствующий, хотя и не единственный фактор — в дальнейшем открыла дорогу установлению в России авторитарного режима.

В начале января 1996 года произошел один из самых нелепых и кровавых эпизодов первой чеченской войны, наложивший отпечаток на всю президентскую предвыборную кампанию. Рано утром 9-го числа в дагестанский город Кизляр проник вооруженный отряд чеченских боевиков во главе с родственником Дудаева Салманом Радуевым. Численность отряда называлась разная — от 50 до 450 человек. В конце событий вроде бы утвердилась цифра 350…

В городе начались бои. Как позже выяснилось, основной целью нападавших был захват и уничтожение военных вертолетов, находившихся на специальной площадке в аэропорту. Однако решить эту задачу им не удалось. В их руках оказались центральная городская больница, родильный дом, железнодорожный вокзал.

В больницу и роддом радуевцы согнали множество местных жителей (назывались цифры от двух до пяти тысяч), объявив их заложниками. Был выдвинут ряд политических требований. Главное: Ельцин должен вступить в переговоры с Джохаром Дудаевым и вывести из Чечни федеральные войска, признать незаконными состоявшиеся незадолго перед тем, в декабре, выборы нового чеченского «президента» (как известно, им стал бывший республиканский коммунистический вождь Доку Завгаев).

Однако к вечеру, в результате переговоров с дагестанским руководством, Радуев отказался от своих требований, согласившись покинуть республику, если ему предоставят транспорт (десять автобусов и два грузовика) и гарантируют безопасность передвижения. Руководство Дагестана готово было выполнить эти условия…

Надо сказать, вообще с самого начала кизлярских событий из уст многих известных деятелей зазвучали слова о том, что первейшей целью неизбежной в таких случаях силовой операции должно стать спасение ни в чем не повинных людей, оказавшихся в руках террористов. «Сейчас в Кизляре необходимы переговоры — жизнь заложников превыше всех амбиций и чести мундира руководителей силовых структур», — заявил, например, генерал Лебедь.

И вначале все вроде бы указывало на то, что именно это — спасение человеческих жизней — станет приоритетом для власти. Председатель Госсовета Дагестана Магомедали Магомадов связался с Черномырдиным. Очень важный момент: как сообщил журналистам депутат Госдумы Гамид Гамидов, ЧЕРНОМЫРДИН ДАЛ ДАГЕСТАНСКОМУ ЛИДЕРУ ГАРАНТИИ, ЧТО ТЕРРОРИСТЫ СМОГУТ БЕСПРЕПЯТСТВЕННО ПОКИНУТЬ ПРЕДЕЛЫ РЕСПУБЛИКИ.

Утром 10-го боевики вместе с заложниками выехали из Кизляра на предоставленном им транспорте и двинулись в сторону чеченской границы. Помимо рядовых жителей города (сообщалось, что таковых 165 человек), среди заложников находился ряд высокопоставленных дагестанских чиновников, добровольно сдавшихся боевикам в обмен на освобождение женщин и детей, — министр по делам национальностей, первый зам главы МВД, министр мелиорации и водного хозяйства, первый зам председателя Народного собрания, — а также депутат российской Госдумы и двое журналистов…

Вообще-то, как позднее утверждал дагестанский лидер Магомадов, согласно договоренности с боевиками, сопровождать их до блокпоста у села Первомайское на границе с Чечней должны были только заложники-добровольцы, однако вопреки соглашению радуевцы увезли с собой еще и те самые полторы с лишним сотни обычных горожан.

По разным подсчетам, приводившимся на тот момент, в Кизляре в результате радуевского нападения погибли от 20 до 33 человек. В их числе военные, милиционеры, мирные жители. В итоге всех событий была названа окончательная цифра — 35 погибших.

Если отвлечься от всего остального, сам факт беспрепятственного проникновения чеченских террористов в мирный дагестанский город — свидетельство вопиющей беспечности и разгильдяйства, царивших во властных и силовых структурах, местных и федеральных. Как сообщалось в прессе, еще 25 декабря в МВД Чечни была получена и документально зафиксирована «оперативная информация о том, что группа лиц из бандформирований, участвовавших в захвате Гудермеса (случившегося незадолго перед этим. — О.М.), намерена совершить налет на Кизляр. Об этом тут же были извещены подразделения ФСБ в Чечне, милиция в Кизляре, а через них представители военной разведки». И вот, несмотря на это предупреждение, отряд Радуева сумел спокойно попасть в город, хотя на пути его следования, как сказал потом Ельцин, распекая силовиков, были дислоцированы в разных местах несколько тысяч военнослужащих федеральных сил.

Как бы то ни было, до момента, когда налетчики покинули Кизляр, все вроде бы шло по буденновскому сценарию. Недаром же к этому делу подключился Черномырдин.

Продолжение, однако, было иным, чем в Буденновске. Когда голова колонны пересекла дагестанско-чеченскую границу, по ней неожиданно был открыт огонь с вертолета. Автобусы сразу же повернули назад и остановились в том самом расположенном неподалеку от границы дагестанском селе Первомайское. Здесь боевики разоружили и захватили 37 милиционеров новосибирского УВД, находившихся на блокпосту возле села.

В развитии событий наступил резкий перелом. Как заявили корреспонденту «Интерфакса» в руководстве Дагестана, в Кизляре им удалось достичь уникального успеха: «в течение суток договориться с террористами и освободить три тысячи заложников», — и вот эти результаты «оказались сведены на нет усилиями российских военных», «своими маневрами они сорвали достигнутые договоренности».

В действительности дело, конечно, было не в военных: соответствующие распоряжения, несомненно, исходили с самого верха. Но критиковать Кремль республиканское начальство, естественно, не осмелилось.

Все говорило о том, что в Москве решили не допустить повторения Буденновска. В общем-то почти всякий раз, оказываясь перед выбором — уничтожить террористов или спасти заложников? — наша власть отдавала предпочтение первому. Человеческая жизнь, как известно, у нас мало что стоит. Буденновск тут стал исключением. Теперь вот опять возвращались к правилу…

К тому же Буденновск, мы знаем, оказался связан с именем Черномырдина. После него популярность премьера подскочила. Начинающаяся предвыборная кампания и скрытое соперничество между ним и президентом требовали эту популярность понизить…

Начались затяжные, длившиеся несколько дней, переговоры боевиков с властями. Власти настаивали на полном освобождении всех заложников — это будто бы было оговорено еще в Кизляре: на границе заложники должны быть отпущены. Думаю, в действительности вряд ли боевики могли согласиться на такое условие, хоть в Кизляре, хоть где: со стороны Чечни приграничная территория представляла собой открытую местность — уничтожить здесь колонну, оставшуюся без заложников, не составляло никакого труда…

Кстати, после начала этого нового этапа радуевской эпопеи в СМИ появилось уточненное число пленников, находившихся в руках боевиков. Оно оказалось несколько меньше, чем считали ранее: 67 (а не 165) жителей Кизляра и 13 высокопоставленных добровольцев и журналистов. Плюс к этому — уже упомянутые 37 новосибирских милиционеров.

Против задержания колонны на границе тогда протестовали многие. Всем было ясно: это неминуемо приведет к большой крови. Особенно решительно были настроены дагестанские власти, республиканские силовые структуры, местное население. Сообщалось, например, что, согласно общему мнению работников управления ФСБ Дагестана, Салман Радуев и его сообщники должны быть без промедления выпущены вместе с заложниками на территорию Чечни, не следует доводить дело до силового решения.

«Если боевиков будут атаковать до того, как освободят заложников, и кто-либо из гражданских лиц пострадает, мы не отпустим российские войска из Дагестана», — заявил 12 января лидер Союза мусульман России Надир Хачилаев, прибывший в район осажденного села.

Все эти дни отчаянные попытки не допустить штурма Первомайского предпринимал заместитель председателя Совета Федерации Рамазан Абдулатипов. Уже 11 января в середине дня информагентства распространили его слова: «До сих пор никто не может объяснить причины блокирования группы вооруженных боевиков с заложниками в Первомайском, несмотря на то, что была достигнута договоренность с руководством Дагестана об их беспрепятственном продвижении в направлении к Чечне». 13 января Абдулатипов обратился к Ельцину и Черномырдину с настоятельной просьбой лично вмешаться в разрешение ситуации. В своем обращении он вновь отметил, что в результате переговоров руководства Дагестана с террористами «были освобождены более трех тысяч заложников и сам город Кизляр. Но достигнутые договоренности сорваны провокационными действиями федеральных силовых структур. В результате селение Первомайское и оставшиеся заложники блокированы вот уже несколько дней». Продолжение блокады, по словам Абдулатипова, «становится опасным фактором, который может породить несвойственные для дагестанцев антироссийские настроения… Развитие событий в этом направлении недопустимо. Уничтожение террористов необходимо — это бесспорно, но не за счет жизней заложников». Зампред Совета Федерации настаивал на том, чтобы «довести до конца» вариант освобождения заложников, «предложенный руководителем Дагестана Магомадовым», то есть предоставить боевикам возможность вернуться в Чечню.

В этот же день несколько тысяч жителей Махачкалы, Кизляра, Хасавюрта и других расположенных неподалеку населенных пунктов направились в сторону Первомайского, чтобы потребовать выполнения достигнутого в Кизляре соглашения о пропуске террористов в Чечню.

Однако федеральные власти пренебрегли всеми этими требованиями. Толпа дагестанцев числом около трех тысяч человек, пытавшаяся прорваться в Первомайское, уперлась в выставленные вокруг него войсковые кордоны…

Вечером переговоры с Радуевым и его боевиками были прерваны. Им предъявили «жесткие требования, носящие характер ультиматума».

14-го числа развернулась почти уже нескрываемая подготовка к штурму.

Штурм начался 15 января в 9-00 вертолетной атакой на село. В результате артобстрела было подожжено несколько домов. Бои завязались непосредственно в Первомайском…

Накануне, как стало известно, состоялось экстренное заседание руководства Дагестана. Республиканский лидер Магомедали Магомадов сообщил, что его предложение отпустить боевиков в Чечню, к сожалению, не было поддержано на федеральном уровне, так как российские власти считают, что «нельзя каждый раз прощать террористов, нельзя, чтобы они ушли безнаказанно…».

Как мы помним, ранее у Черномырдина была другая позиция — он гарантировал, что боевики, отказавшиеся от своих политических требований, будут отпущены с миром.

Иными словами, МОСКВА ВЫСТАВИЛА РЕСПУБЛИКАНСКОЕ РУКОВОДСТВО ДАГЕСТАНА В РОЛИ ЛЮДЕЙ, КОТОРЫЕ НЕ ДЕРЖАТ СВОЕГО СЛОВА, что на Кавказе считается одним из самых тяжких грехов. Но что было делать? «Не воевать же нам из-за этого с Россией», — растерянно говорил Магомадов.

Вскоре после начала штурма Первомайского в Москве произошла знаменитая сцена, накрепко врезавшаяся в память всех, кто ее видел (а видели ее многие — она транслировалась по телевизору). Объясняя, как здорово подготовлена операция, Ельцин сказал журналистам: «Там 38 снайперов, и у каждого своя цель». При этом «в лицах» изобразил, как цепко каждый снайпер держит эту свою цель на мушке, отслеживая все ее передвижения. Эта глупенькая детская притча про 38 снайперов навсегда к нему прилипнет — так же, как случай с берлинским полицейским оркестром, которым наш президент по пьяной лавочке взялся дирижировать, и происшествие в Шенноне, когда, «нагрузившись» перед этим в Америке, он не смог выйти из самолета…

Позже, когда по Первомайскому лупили «Грады» и «Шилки», сметая и сжигая всех без разбора, этот наивно-нелепый рассказ про снайперов, предполагающий «точечную» операцию, наверное, многим вспоминался.

Из сообщений информагентств:

«15 января, 10–00. Несколько групп боевых вертолетов федеральных сил подвергли обстрелу неуправляемыми реактивными снарядами позиции боевиков, окопавшихся в пределах села…».

«15 января, 13–00. Ситуация в районе села Первомайское не меняется, работают вертолеты и боевые самолеты федеральных сил… Журналисты, находящиеся в полутора километрах от села, сообщают, что отчетливо видно, как оно пылает… После того, как штурмовые группы спецподразделений вошли в Первомайское, огонь из тяжелых вооружений по селу стих. Из самого села, окутанного плотными клубами дыма, доносится автоматно-пулеметная стрельба. Изредка бьют крупнокалиберные орудия. В небе над Первомайским постоянно находятся 10–12 вертолетов огневой поддержки Ми-26… Разрывы видны в районе школы, где до сих пор удерживались заложники».

Как же так? Разве летчикам не известно, кто там удерживается (или, по крайней мере, удерживался «до сих пор»)?

В интервью «Известиям», которое он дал через несколько часов после начала штурма Первомайского, министр по делам национальностей Дагестана Магомед-Салих Гусаев высказал принципиальную позицию руководства республики: крупномасштабную войсковую операцию в Первомайском проводить было нельзя. С боевиками, сказал министр, надо воевать, когда они только еще врываются в республику, в ее города, а не в тот момент, когда в их руках уже оказалось огромное число мирных граждан. В последнем случае война с ними неминуемо заканчивается большими жертвами. Министр вновь высказал сожаление, что полномочия по освобождению заложников, которые президент России передал руководству Дагестана, были прерваны вертолетной атакой в окрестностях Первомайского.

Протесты раздавались и в самой России. Остановить начавшиеся боевые действия призвал президента известный правозащитник депутат Госдумы Сергей Ковалев. «Борис Николаевич, — заявил он, — так называемая операция по освобождению заложников с огромной вероятностью превращается в операцию по уничтожению заложников… Только вы можете сейчас остановить бессмысленное уничтожение всего живого в Первомайском».

Между тем, несмотря ни на какие протесты, штурм Первомайского продолжался. Из сообщений СМИ:

«17 января. Третьи сутки авиация, артиллерия и остальные огневые средства войск без устали молотят по взятому в кольцо селу».

«17 января. Федеральные войска продолжают операцию… Утром по селу Первомайское велся непрерывный артиллерийский и ракетный огонь».

«17 января, 17–00… Примерно в 14 часов по московскому времени начался массированный обстрел села из ракетных установок «Град»… Корреспондент Франс Пресс, находящийся вблизи Первомайского, зафиксировал восемь залпов из этих установок в течение пяти минут. По селу, представляющему собой дымящиеся руины, наносят также ракетные удары российские вертолеты, слышна артиллерийская канонада».

«18 января, 13–30. Со стороны села Первомайское доносится сильная артиллерийская канонада…».

Вот такая ювелирная, «точечная» операция. Вот такие 38 снайперов. Как писали «Известия» 19 января, несколько дней «из всех видов оружия громили поселок на мирной дагестанской земле, мешая с камнем и землей тела террористов и заложников, женщин, детей и мужчин, имевших святое право на жизнь».

Информационным апофеозом всей операции в Первомайском, по-видимому, стало заявление, сделанное начальником Центра общественных связей ФСБ генералом Михайловым 17 января где-то около семи вечера. Он сказал журналистам, что в данный момент завершается последний этап войсковой операции по овладению селом, что подразделения федеральных войск при мощной артиллерийской и авиационной поддержке подавляют оставшиеся огневые точки боевиков, но… надежды на освобождение каких-либо новых заложников уже нет — таковых просто не осталось в живых.

Эти слова генерала еще раз удостоверили всех, что в Первомайском была проведена не операция по спасению заложников, а обычная войсковая операция, при которой спасение невинных человеческих жизней — на двадцать пятом месте.

Кстати, возможно, именно это неосмотрительное заявление Михайлова, широко растиражированное средствами массовой информации, стоило ему должности — он лишился ее вскоре после Первомайского.

18 января днем, когда со стороны села еще доносилась сильная артиллерийская канонада, тот же генерал Михайлов сообщил журналистам, что операция по освобождению Первомайского «практически завершена»…

Что самое поразительное: несмотря на весь этот огненный кошмар, устроенный федеральными войсками, Радуев с большой группой сообщников в ночь с 17-го на 18-е сумел-таки вырваться из окружения. Более того, чеченцы увели с собой часть заложников — тех самых, которых накануне «похоронил» генерал Михайлов. В числе этих заложников — жители Кизляра, Первомайского, новосибирские милиционеры, захваченные в момент входа радуевцев в село, — всего 66 человек.

«По своей бездарности операция в Первомайском сравнима со штурмом Грозного и штурмом больницы в Буденновске, — писали «Известия» 19 января. — По количеству пролитой крови Грозный, конечно, на первом месте, но, будь в Первомайском столько жителей, сколько в чеченской столице, убили бы больше. Впрочем, до сих пор неизвестно, сколько людей погибло в Грозном. Постараются скрыть и размер трагедии в Первомайском. Не привыкать врать».

При освещении событий в дагестанском селе действительно была установлена жесткая цензура. Журналисты в основном вынуждены были пересказывать все со слов генералов и пресс-секретарей МВД, ФСБ и прочих спецслужб. Отсюда бесконечные противоречия в приводимых цифрах, фактах, замалчивание неприятного, не соответствующего официальной версии событий, выдумывание того, чего на самом деле нет…

Обо всем этом возмущенные журналисты говорили на специально созванной 19 января пресс-конференции. Главная ее тема — почему нам опять врут? — неизменно присутствовала во всех выступлениях. По словам участников пресс-конференции, все официальные источники так или иначе искажают информацию, достоверные сведения поступают лишь от независимых журналистов, сумевших самостоятельно проникнуть на место событий. «Искажение фактов о событиях в Первомайском — намеренная и продуманная информационная политика государства» — это слова главного редактора «Известий» Игоря Голембиовского. Общий вывод: вся государственная политика в целом строится сегодня на дезинформации; но управлять Россией, основываясь на лжи, — нельзя, тем более в нынешних чрезвычайных условиях.

Если бы тогдашние ораторы смогли заглянуть на несколько лет вперед, разглядеть, какой станет «информационная политика» государства во время второй чеченской войны, когда единственным «журналистом», освещающим ход тамошних событий, окажется пухлощекий генерал Шабалкин — он будет вещать по всем каналам, сообщая строго дозированную информацию, на фоне неизменной маскировочной сетки!

Что касается журналистов, которые сумели на свой страх и риск проникнуть в Первомайское, одним из них был корреспондент тех же «Известий» Валерий Яков. Он находился в селе во время штурма. Его свидетельства напрочь опровергают многие заявления властей, и гражданских, и военных. Так, по утверждению журналиста, решение уничтожить отряд Радуева было принято не после провала переговоров в Первомайском, а еще до того, как автобусы с заложниками доехали до села. Десантные подразделения, дислоцированные в Чечне, получили приказ блокировать и уничтожить колонну, как только она покинет Дагестан. При этом предполагалось, правда, что заложники будут отпущены на дагестанской территории. Так что радуевцы правильно предугадали опасность. В какой-то момент, однако, судьба заложников, по словам Валерия Якова, вообще перестала волновать генералов, руководивших операцией: любой ценой уничтожить боевиков и представить наверх победный рапорт — вот что стало для них главной целью.

Журналист опроверг и еще один нелепый миф, за который, помимо мифа о «38 снайперах», охотно ухватился Ельцин, — миф о хорошо оснащенном подземном «опорном пункте», будто бы заранее, «причем уже давно», устроенном боевиками в Первомайском. У людей, знающих истинное положение дел, ничего, кроме усмешки, разговоры об «опорной базе дудаевцев с бункерами, подземными ходами и арсеналами» не вызывали. Валерий Яков: «Понятно, что Ельцину об этой «базе» доложили Барсуков с Куликовым (директор ФСБ и глава МВД, командовавшие операцией. — О.М.)… Если бы они побывали в Первомайском или хотя бы в соседнем селе, они бы элементарно могли узнать, что в этих селах вообще нет подвалов». Весь свой арсенал боевики везли с собой на двух грузовиках, а подвалы там никто не копает: очень близко подходят грунтовые воды…

Одним словом, введенная властями цензура, как в большинстве случаев, оказалась малоэффективной: люди узнали то, что от них пытались скрыть. «Бездарность российской военно-полицейской машины, — писали «Известия», — не могла скрыться за бездарной ложью официальной пропаганды. Отсутствие военных и прочих необходимых к данному случаю талантов требовало жестокости, жестокости, жестокости… К числу полководцев, прославивших русское оружие, теперь можно отнести Ерина, Степашина, Грачева, Егорова, Барсукова…»

Каков же был итог «хорошо подготовленного» штурма и действий пресловутых «38 снайперов?» По свидетельству тогдашней прессы, это не только уничтожение боевиков (вернее, лишь части их), но и «убийство заложников, в том числе малолетних детей и женщин, разрушение школы, мечети, трехсот домов с хозяйственными постройками, имущества и скота жителей поселка, полное уничтожение всей инфраструктуры и лишение оставшихся в живых жителей всех средств к существованию».

Одним из главных последствий бездарной операции, проведенной в Дагестане, стала волна всеобщего возмущения, поднявшаяся в этой республике. Обстановка здесь оказалась на грани взрыва. Характерные заголовки центральных газет той поры: «В Дагестане все громче звучат антироссийские лозунги», «Дагестанцы вооружаются и клеймят Москву», «Дагестан в трауре после «успешной операции»…

Еще свежа была в памяти история с нападением на Буденновск, закончившаяся совсем по-другому. Люди сравнивали ту историю с только что случившейся и недоумевали: чем объяснить, что здесь власти действовали так безжалостно по отношению к мирному населению?

Лидер Аварского народного фронта Гаджи Махачев:

«Почему в Буденновске не стали применять силу, а в Дагестане сочли это возможным? Теперь мы не можем считать себя гражданами России, поскольку ее руководство нас забыло. Если так будет продолжаться и дальше, мы поднимемся с оружием в руках вместе с Дудаевым против российской армии. После того, что произошло, российская армия должна немедленно покинуть республику».

Председатель Кумыкского совета Хасавюртовского района Абдулазим Хасбулатов:

«Почему в Буденновске в переговоры с террористами вступил сам Черномырдин, а в Дагестане Москва просто решила стереть с лица земли наше село, убить ни в чем не повинных людей? Я ездил по кумыкским селам, говорил с народом. После того, что сделала здесь Москва, удержать людей от стихийных выступлений будет очень трудно».

Лидер Лакского народного движения Магомет Хачилаев:

«Если российские войска и дальше так будут поступать на нашей территории, новый вооруженный конфликт будет фактически неизбежен!»

А действительно, почему в Кизляре и Первомайском решили не повторять сценарий Буденновска, почему выбрали самый жесткий вариант выхода из ситуации? Как уже говорилось, это, помимо прочего, по-видимому, объяснялось желанием Кремля не допустить, чтобы в преддверии президентских выборов вырос авторитет Черномырдина — общепризнанного героя буденновской эпопеи и одного из потенциальных претендентов на высший государственный пост. В общественное сознание следовало внедрить мысль, что буденновский сценарий, главным автором и исполнителем которого считался премьер, был ошибкой (то, что Черномырдин действовал там, конечно, не без одобрения президента, как бы предлагалось забыть). Такое желание четко ощущалось в тогдашних выступлениях «ястребиной» части ельцинского окружения, да и в собственных выступлениях президента.

Одним из главных идеологов силового решения проблемы Первомайского, по-видимому, был руководитель Администрации президента Николай Егоров, недавно назначенный на эту должность. На своей первой пресс-конференции 16 января он назвал «вполне оправданным» применение силы в Первомайском. При этом обрушился на тот способ выхода из тяжелой ситуации, к которому прибегли в Буденновске: по его мнению, Кизляр и Первомайское — это как раз последствия политики «ни войны, ни мира», сформировавшейся после Буденновска. Как это часто бывает с деятелями такого рода, для обоснования своей позиции Егоров широко использовал философские, нравственные, психологические категории: мол, события в Буденновске, Кизляре, Первомайском «выходят за рамки понятий добра и зла» — это просто некая «патология». По словам Егорова, если бы федеральные власти поддались на «кровавый шантаж», предпринятый дудаевцами, у людей была бы потеряна вера в справедливость.

Нетрудно догадаться, чьи слова повторял потом Ельцин, публично прибегнув к аналогичной переоценке летних событий 1995 года на Ставрополье. Уже после завершения операции в Первомайском он открыто заявил, что тактика, примененная в Буденновске, была неправильной:

— Упустили тогда Басаева — большая часть этой банды пришла с Радуевым сюда, в Кизляр и Первомайское. Вот что мы сделали прошлым решением.

Сегодня в Дагестане чуть ли не каждый день гремят взрывы. Гибнут люди. Некогда спокойная республика уже мало чем отличается от Чечни. Кто знает, может быть, истоки этого неспокойствия в значительной степени — как раз в той нелепой операции по захвату Первомайского. Спрашивается, ради чего было восстанавливать против себя население целой республики? То, что республика не поддерживает эту операцию, было вполне очевидно. Люди требовали спасти заложников. Нет, надо было, упершись рогами, стоять на своем: у нас, дескать, первейшая задача — дать урок боевикам, чтоб неповадно было. Вот и дали урок…

Вообще российские власти действуют на Северном Кавказе, как слон в посудной лавке. Первомайское, Беслан… Я уж не говорю обо всей Чечне… Будто бы специально наращивается заряд в пороховой бочке, подложенной под тамошние долины и горы. Возможно, до того, как во всю силу рванет, не так уж и много времени осталось…

Но никто вроде бы не задумывается об этих сроках (если б задумывались, наверное, действовали бы как-то иначе). Каждый живет одним днем.

Оно и понятно: за то, что будет завтра, никто с тебя не спросит — спросят за сегодня. Завтра будут совсем другие люди — им и разгребать доставшиеся от тебя завалы. Где сегодня все эти Барсуковы, Куликовы, Михайловы?.. Да и Ельцин где? Вряд ли кому в голову придет спрашивать с них (не только с них, конечно) за нынешнюю «чеченизацию» Северного Кавказа. За то, что до самой малости уже сократились шансы удержать его в российской орбите.

И так всякий раз. Виноватых нет. За какие-то частные ошибки еще могут спросить. Но за стратегические промахи — никогда. Отсюда и происходит психология временщиков, безраздельно властвующая над всеми российскими деятелями, кто так или иначе прикасается к проблемам этого кусочка земли: после нас — хоть потоп.

Перед выборами Кремль меняет курс?

Еще не начинался штурм Первомайского, а генерал Лебедь уже высказал опасение, что трагические события в Кизляре могут негативно повлиять на июньские выборы: кивая на эти события, власть может попытаться «ввести чрезвычайное положение по всей стране и даже ликвидировать остатки демократии».

После штурма такого рода опасения еще более усилились. Жестокие и малоосмысленные действия Ельцина в Первомайском многих навели на мысль, что, ориентируясь на 16 июня, президент решил довольно круто изменить свою политику — наладить что-то вроде компромисса с коммунистами и националистами. Такого рода подозрения укрепляло и то обстоятельство, что в это же время он произвел ряд замен в правительстве и своей администрации, усилив в них, так сказать, консервативную составляющую. Самым большим страхом в среде демократов было — как бы он не покусился на курс либеральных экономических реформ, которые худо ли бедно, но проводились до сих пор.

Вряд ли, однако, самим коммунистам в тот момент нужен был какой-то компромисс с предельно ослабленным и непопулярным президентом: перед ними открывались совсем другие перспективы, реальные перспективы возвращения к власти.

Естественно, они не преминули воспользоваться топорными действиями Кремля в Первомайском. 16 января, в разгар дагестанских событий, имея эти события в виду, Зюганов заявил: для всей страны будет лучше, если Борис Ельцин на выдвинет свою кандидатуру на предстоящих президентских выборах. Впрочем, добавил коммунистический вождь, события в Первомайском уже никак не повлияют на отношение народа к президенту, так как его политика давно обанкротилась и провалилась.

Как мы помним, осенью 1999-го — зимой 2000-го жесткая чеченская политика Путина, как раз напротив, стала для него трамплином, стремительно вознесшим его на президентский пост: к тому времени общественное мнение России было развернуто на 180 градусов, подготовлено таким образом, что жаждало этой жесткости и безжалостности. Однако в 1996-м наблюдалась совсем иная картина: люди требовали мира, и ни один из кандидатов в президенты не мог с этим не считаться.

Вскоре осознал это и Ельцин. Шарахнувшись в Первомайском в сторону ужесточения действий на Северном Кавказе, он затем двинулся в обратную сторону. Вынужден был двинуться.

Россия, что с тобой случилось?

Кстати, вот тоже вопрос: как могло случиться, что за каких-то три года — с 1996-го по 1999-й — страна, Россия, так резко переменилась? Из сообщества людей, требующих мира, мира во что бы то ни стало, превратилась в сообщество, жаждущее войны. Ну, не жаждущее — мне возразят, что это сказано слишком сильно, — но, по крайней мере, «большинством голосов» поддерживающее эту войну (тут уж возражений, я полагаю, быть не может — опросы-то нам известны).

Думаю, как и в прежние времена, главную роль сыграла пропаганда. Наши соотечественники по-прежнему беззащитны перед ней. По-прежнему легко поддаются манипулированию. Как в тридцатые годы, когда огромные массы народа с необыкновенной легкостью удавалось уверить, что такой-то и такой-то — шпионы и предатели, не заслуживающие иной участи, как только немедленного расстрела.

И то сказать, если вам каждый день демонстрируют, как «чеченские бандиты» пытают русских солдат (да и не только солдат), отрубают им головы, отстреливают пальцы, — трудно не вскипеть, не заразиться ненавистью, не прийти к мысли, что иначе как только с помощью оружия с ними нельзя вести разговоры.

При этом как-то не приходит на ум: а почему же нам не показывают аналогичные или даже еще более жестокие истязания, которым подвергают чеченцев «федеральные» костоломы в различных «фильтрационных пунктах», как казнят без суда и следствия, связав по нескольку человек и подрывая такую связку тротилом? Да мало ли что еще не показывают…

Вообще почему-то никому не приходит в голову: что должна пережить, например, чеченка, перед тем как надеть на себя «пояс шахида» — через какие муки или созерцание мук своих близких она должна пройти? Или еще: откуда берутся «отморозки», наподобие тех, что захватили бесланскую школу? Может быть, перед этим их собственные дети были преданы такой же мученической смерти?

Им, «отморозкам», конечно, нет оправдания: верх дикости мстить ни в чем не повинному ребенку, — но все же… Будь нам известна ВСЯ правда о подобных делах, а не только лишь строго очерченная часть ее, может быть, наша ненависть, наше возмущение сконцентрировались бы не только на этих бандитах, — может быть, для нашей ненависти еще приоткрылась главная причина всех этих бед — бесчеловечная война, более десятка лет ведущаяся на Северном Кавказе.

Но «искусство» пропаганды в том и заключается, чтобы показывать лишь половину правды, ту, которая «нужна».

…Как-то уж больно вовремя подоспели в 1999-м и взрывы домов, и вторжение Басаева в Дагестан… Ну, тут уж, думалось, вообще все ясно: агрессия! Агрессию надо отражать.

Может быть, когда-нибудь откроется, почему именно в тот момент — ни раньше, ни позже — взлетели на воздух дома в Москве и Волгодонске, по какой причине Басаев и K° пошли на столь очевидную глупость — на это самое вторжение, — в которой больше всех именно они не были заинтересованы…

Избирательная кампания Ельцина между тем потихоньку разворачивалась. Началась она довольно странным и неожиданным образом. 16 января ушел со своего поста первый вице-премьер Анатолий Чубайс. С одной стороны, отставка произошла как бы добровольно — он сам подал соответствующее заявление. Однако с другой — решение его подать было принято после того, как Черномырдин, вернувшись из Кремля, сообщил своему первому заму, что президент весьма негативно оценивает его работу. То есть фактически в отставку Чубайса отправил Ельцин. Более того, в сообщении кремлевской пресс-службы прямо указывались названные самим Ельциным причины отставки: «низкая требовательность Анатолия Чубайса к подведомственным федеральным ведомствам, невыполнение ряда поручений президента».

Забавно, конечно: «низкая требовательность»… Кто знаком хотя бы отчасти со стилем работы «железного дровосека», как иногда называют Анатолия Борисовича, знает, насколько в действительности он требователен и к себе, и к другим. В то же время опровергнуть подобные формулировки невозможно: если в каком-нибудь министерстве кого-нибудь уличат в разгильдяйстве, куратора этого министерства — первого вице-премьера — всегда можно обвинить в низкой требовательности.

Вечером 16 января Чубайс собрал у себя в кабинете пресс-конференцию. В тот момент его заявление вроде бы еще не было подписано Ельциным, но, как сказал Анатолий Борисович, он «рассчитывает на то, что решение президентом будет принято», что «или сегодня в конце дня, или завтра с утра соответствующий указ будет подписан» (и действительно, о подписании такого документа вскорости стало известно).

По словам Чубайса, для него «самый ключевой» вопрос в президентском решении — «идет ли речь о замене фигуры», имея в виду его самого, Чубайса, или о смене всего экономического курса страны. В первом случае еще нет ничего катастрофического.

— В конце концов, — сказал Чубайс, — замена того или иного человека в команде правительства на другого, способного проводить ту же самую линию, не является трагедией. В то же время я глубоко убежден, что смена курса, особенно в экономической сфере, особенно сейчас, за пять месяцев до проведения президентских выборов, была бы чудовищной ошибкой, — ошибкой, которая накажет любого, кто попытается ее совершить. Я рассчитываю, что такая ошибка совершена не будет.

В вопросах журналистов звучала растерянность: международные организации давали деньги именно «под вас», не под Черномырдина, не под Сосковца, именно «под вас», — как же теперь здесь будут обстоять дела?

Чубайс ответил: по его убеждению, деньги, которые получала Россия, она получала прежде всего под обязательства проводить ответственную экономическую политику. В прошлом году, впервые за много лет, она сумела полностью, «от начала до конца», выполнить эти обязательства, «причем в ежемесячном разрезе по каждому из контрольных показателей». Благодаря этому страна завоевала авторитет в мировых финансовых сообществах, что дорогого стоит. Он, Чубайс, надеется, что и в 1996 году все важнейшие решения будут приниматься в рамках аналогичных обязательств.

Что касается наиболее важных конкретных результатов в экономике, Чубайс упомянул такие: в 1995-м впервые был остановлен спад производства, инфляцию удалось снизить до трех процентов в месяц, валютные резервы превысили 12 миллиардов долларов, опять-таки впервые страна вошла в новый год с утвержденным бюджетом…

В таком случае с чем же связана негативная оценка, которую Ельцин дал работе Чубайса? По мнению Анатолия Борисовича, дело здесь не только в экономике, но и в политической ситуации (точнее было бы сказать «не столько, сколько»):

— Ну, вот я упоминал, скажем, валютные резервы, превысившие 12 миллиардов долларов. Этот результат принципиально важен, он полностью меняет характер поведения государственных властей на всех финансовых рынках и характер самих финансовых рынков. Но что избирателю, условно скажем, Ивановской области от того, что валютные резервы в стране 12 миллиардов? Его реальная жизнь от этого не изменилась. Его реальная жизнь изменяется от того, есть ли у него вовремя зарплата или ее нет. А она есть, к сожалению, далеко не всегда. Или я сказал об утвержденном бюджете — важнейшая вещь, принципиально влияющая на всю финансово-экономическую ситуацию. Но что избирателю на Камчатке, где я недавно был, от того, что бюджет страны утвержден 31 декабря? Мы сейчас находимся в такой вот коварной ситуации, когда принципиально важные экономические результаты, результаты, достичь которых было необычайно трудно, еще не могут дать реальной политической отдачи. А президент, как я понимаю, принимает решения исходя не из оценок экспертов по макроэкономической стабилизации, а исходя из настроений электората.

Чубайса спросили, сохранится ли в правительстве его команда. Ответ был: попытка удалить из кабинета собранную им команду привела бы к тяжелейшим результатам.

— Сегодня в правительстве, — сказал Чубайс, — собрана уникальная экономическая команда. Люди, квалификация которых уникальна не только для России, но и для мира в целом. Люди с международным авторитетом в своей области. Естественно, что каждый из них, и я в том числе, допускали и допускаем какие-то неточности, совершали и совершаем ошибки, просчеты, каждого из нас критикуют, — все это, безусловно, так, но сложность того, что сегодня делается, и, соответственно, уровень профессиональных требований к этим людям уникальны. Любая попытка заменить их мне представляется чудовищной ошибкой.

Главная причина отставки Чубайса была, конечно, связана как раз с предстоящими президентскими выборами. Его противники из коммунистического, национал-патриотического лагеря, просто из среды консервативного чиновничества и директорского корпуса давно уже сумели сформировать в глазах людей соответствующий образ «отца приватизации», — представить его этаким пугалом, главным виновником всех народных бед. Если раньше Ельцин еще мог закрывать на это глаза, то теперь — по существу, в катастрофической предвыборной ситуации, когда его рейтинг упал почти до нуля, — какие-то шансы на июньских выборах могли дать лишь некие решительные, обращенные к широкому кругу избирателей шаги. Одним из таких шагов и было сочтено удаление Чубайса из правительства, хотя оправданность этого шага была совсем не очевидна. Ситуация в экономике страны оставалась тяжелейшей, ряд вопросов требовали срочного решения, и решить их мог только Чубайс. Уход главного борца с инфляцией грозил ее ростом, общим экономическим хаосом, что вполне могло привести к еще большему падению популярности самого Ельцина накануне выборов, то есть к прямо противоположному результату, нежели тот, который пытались достичь увольнением Чубайса. Вообще найти ему эквивалентную замену было практически невозможно. Однако на все это Ельцин закрыл глаза — ради того самого избирателя, одураченного чубайсовскими ненавистниками. Тем паче что этих ненавистников было достаточно и в ближнем круге президента — тот же Коржаков, тот же Сосковец… Если у Ельцина и были какие-то сомнения по поводу целесообразности отстранения Чубайса от должности, с помощью этих деятелей он их преодолел.

Кстати, спустя три дня, 19 января, выступая на пресс-конференции по итогам встречи глав государств СНГ, Ельцин повесил на Чубайса довольно странное обвинение, которое, однако, в какой-то степени раскрывало истинную причину отставки, — провал партии «Наш дом — Россия» на думских выборах: как мы помним, НДР получила там лишь около 10 процентов голосов. Президент весьма резко отозвался, в частности, о залоговых аукционах, где, по его словам, за бесценок продавались российские предприятия. В общем, если брать приватизацию в целом, по мнению Ельцина, обманутые люди и предприятия-банкроты не могли хорошо относиться к Чубайсу, и если бы он ушел в отставку до выборов 17 декабря, за НДР проголосовали бы не менее 20 процентов избирателей. (Позднее Чубайс так ответил на это: «Борис Николаевич сильно переоценил мою роль, сказав о том, что 10 процентов голосов, недополученных НДР, это из-за Чубайса, который в НДР никогда не входил».)

Правда, Ельцин признал, что найти Чубайсу «сменщика» будет нелегко: «его интеллектуальный уровень высок». По словам президента, Чубайс был единственным руководителем «государственного масштаба», который на высоком профессиональном уровне мог, например, вникнуть в проблемы угольной отрасли, искренне стремился выполнять достигнутые договоренности и отвечать за данные обещания… (Забавно, что заменить Чубайса кем-то одним так и не сумели — его обязанности были разделены: должность первого вице-премьера, курирующего экономику в целом, занял Владимир Каданников, а пост вице-премьера и председателя Госкомимущества — Александр Казаков. При этом Ельцин как-то по-детски уверял, что эти двое в совокупности, «может быть, будут даже сильнее Чубайса»).

Как бы то ни было, по словам Ельцина, отправить Чубайса в отставку необходимо было до предстоящих выборов президента.

Всех здравомыслящих людей, как и самого Чубайса, волновал вопрос, означает ли его отставка смену курса в экономике, последует ли она за этой отставкой. Такая тревога возникала всякий раз на протяжении всех лет реформ, когда Ельцин отстранял от работы очередного реформатора. Так было, например, в момент ухода Гайдара. Надежды на твердость либеральных, реформаторских взглядов самого президента не было никакой. Тем не менее после отставки Чубайса и сам Ельцин, и Черномырдин, и другие деятели правительства и президентской администрации — например, помощник президента по экономическим вопросам Александр Лившиц — принялись уверять, что смены курса не произойдет. Однако серия явно популистских шагов, шагов, откровенно нацеленных на то, чтобы понравиться коммунистическому и национал-патриотическому избирателю, навевала сомнения на сей счет. Как далеко Ельцин готов пойти по пути дешевого заигрывания с электоратом в ущерб выстраданному реформаторами курсу?

Как и следовало ожидать, отклики на отставку Чубайса последовали полярно противоположные. Одни торжествовали, другие пребывали в печали и растерянности.

Естественно, «чувство глубокого удовлетворения» в связи с отставкой Чубайса испытали коммунисты. Так, новоиспеченный спикер Госдумы Геннадий Селезнев заявил 17 января по поводу этого события:

— Мы считаем, что отставка Чубайса, а также заявление президента о необходимости немедленно приступить к выплате заработной платы и пенсий являются положительными тенденциями и дают надежду на то, что правительство и президент поворачиваются в своих реформах в сторону большинства населения.

Как видим, имя Чубайса при каждом удобном случае демагогически увязывалось со всеми бедами народными.

Обрадовались отставке Чубайса его давние недруги — московский мэр Юрий Лужков и лидер Демпартии России Сергей Глазьев. По мнению Лужкова, «Чубайс ушел с запозданием, а нам остались в наследство разваленная им экономика и обманутое ваучерами население». (Тут, подобно Шурику из «Кавказской пленницы», хотелось спросить московского градоначальника: а развалины древней крепости на склоне горы — это тоже дело рук Чубайса?) «Если говорить о ваучерах, — заявил мэр, — то нечистоплотными дельцами из разных инвестиционных фондов граждане страны ограблены на сумму порядка 60 триллионов рублей». Лужков призвал правительство пересмотреть политику ценообразования на топливно-энергетические ресурсы: «Цены должны регулироваться государством. А Чубайс их «отпустил», в результате в Москве лишь 20 процентов предприятий оказались платежеспособными, остальные лежат, сбитые реформами».

Не правда ли, у московского мэра довольно странное представление о том, кто чем должен заниматься: по его мнению, «нечистоплотных дельцов» обязан ловить первый вице-премьер правительства, курирующий экономику, а не правоохранительные органы, в том числе и столичные, наполовину подотчетные самому мэру. Эти органы проявили здесь абсолютное бессилие и бездарность.

Что касается отпуска цен на топливо, нетрудно себе представить, что было бы, если б госрегулирование этих цен сохранилось: мы ведь помним советские километровые очереди на бензоколонках, ночные рейды несчастных автолюбителей в поисках «левых» автоцистерн с ворованным бензином и прочие подобные прелести командно-административной экономики.

Глазьев тоже назвал отставку первого вице-премьера «сильно запоздавшей». В специальном заявлении, разосланном в СМИ, он объяснил экономические неудачи страны «догматизмом и некомпетентностью лично Чубайса», его приверженностью «рекомендациям Международного валютного фонда и пожеланиям иностранных инвесторов». Бывший член правительства Гайдара, позднее переметнувшийся к коммунистам, выразил надежду, что отставка Чубайса — «это не политическое жертвоприношение, а признак перехода руководства России к продуманной, взвешенной и реалистичной экономической политике в интересах общества и государства».

Среди тех, кто оценивал роль Чубайса более адекватно, был директор Института экономического анализа Андрей Илларионов.

— То, что Чубайс сделал на посту первого вице-премьера, а до этого на посту вице-премьера и председателя Госкомимущества, — сказал он, — это своего рода уникальное явление в нашей нынешней российской истории. Как бы ни относиться к нему лично, чего нельзя у него отнять, — это человек, которого смело можно назвать гением административного управления, человек, который умел добиваться таких результатов, которых не мог добиться никто другой в нынешнем российском руководстве…

«Отставка Анатолия Чубайса — тяжелый удар по политике реформ», — заявил министр экономики Евгений Ясин. Правда, он самокритично признал, что в работе первого вице-премьера, так же как и в работе Министерства экономики, были недостатки, за которые президент был вправе их критиковать. Однако, по словам министра, возложить всю ответственность за плохое состояние экономики на Чубайса можно с тем же успехом, как возлагать на директора Гидрометеоцентра ответственность за плохую погоду…

Любопытный развернутый отклик на отставку Чубайса дал известный экономист Михаил Делягин (в прошлом он нередко критиковал Анатолия Борисовича). Этот отклик, распространенный «Интерфаксом», был снабжен примечательным заголовком — «Он работал слишком хорошо, чтобы уцелеть».

«Официальная мотивировка причин отставки «последнего реформатора», — говорилось в отклике Делягина, — обескураживает полным игнорированием действительности. Парадоксально, но первая из предъявленных ему претензий — высокая задолженность бюджета по выплате заработной платы — вообще не имеет отношения к Чубайсу, так как наравне с нежеланием монополий платить налоги вызвана астрономическими (по оценкам, не менее 30 триллионов рублей в 1995 году), не предусмотренными в бюджете расходами на Чечню.

Вторая официальная претензия — плохое управление федеральным пакетом акций. Нелишне напоминать, что Чубайс был и по сей день остается единственным политиком, на деле, а не на словах активно пытавшимся реализовать права государства как собственника этих акций, добиться того, чтобы принадлежащие государству предприятия хотя бы платили ему налоги и не занимались прямым саботажем его политики. Именно управление Чубайсом федеральным пакетом акций в конце 1995 года в ходе залоговой приватизации фактически спасло государство от банкротства, позволило хоть как-то рассчитаться с долгами.

Не выдерживает критики и третье обвинение, предъявленное Чубайсу, — в плохой работе Госкомимущества, которым управляет уже другой человек, и в невыполнении части поручений курируемыми им ведомствами (у которых есть свои — и вполне ответственные — начальники).

Реальные причины отставки скорее всего — ущемление интересов влиятельных коммерческих структур в ходе залоговой приватизации и крестовый поход Чубайса против крупнейших неплательщиков налогов. О том, что это именно так, можно судить по словам самого первого вице-премьера, которые он бросил в адрес одного из «нефтяных баронов»: «Или он будет платить налоги, или к Новому году один из нас будет уволен».

Те, кто рассчитывает задобрить коммунистов, «сдав» им неугодного Чубайса и обвинив его в наиболее болезненных социально-экономических проблемах, глубоко и трагически заблуждаются. На финише выборного марафона, когда оппозиция хочет власти, а не истины, компромисс с ней невозможен, и любая уступка за счет здравого смысла — трусость, не имеющая оправдания. Отставка Чубайса — намного более значительное достижение коммунистов, чем их победа на парламентских выборах.

Хотя его несбыточные обещания (наверное, имеются в виду пресловутые две «Волги» за ваучер. — О.М.) внесли свой вклад в дискредитацию государства в глазах россиян, он оставался оплотом здравого смысла в экономике. Именно Чубайс добился кардинального снижения инфляции, которое считалось невозможным, именно он втрое — до 2,7 процента ВВП к началу декабря 1995 года — сократил бюджетный дефицит. Именно он стал творцом политики, реализация которой впервые за последние семь лет стабилизировала российскую экономику и прекратила инвестиционный спад.

Он был единственным, кто всегда твердо и точно знал, что, как, когда и в какой последовательности делать. Даже ошибаясь, Чубайс вселял бодрость и мужество. Он принадлежал к тем немногим руководителям федеральных ведомств, кто действительно умел добиваться исполнения своих указаний. Уникальность «административного гения» Чубайса признавали даже его враги. Исключение его из процесса выработки и реализации экономической политики уже само по себе, вне зависимости от личности его преемника, означает существенное снижение ее эффективности, которое накануне выборов может стать роковым.

Сегодня России предстоит смягчить финансовую политику для преодоления системного кризиса, вызванного ее чрезмерным ужесточением, не перешагнув при этом «инфляционного порога». Для осуществления этого нужно сочетание высочайшего профессионализма (чтобы при смягчении политики не сорваться обратно в инфляционную пропасть) и железной воли — ибо единственным резервом, которым еще располагает государство, является наведение порядка в экономике. Чубайс был единственным политиком, сочетавшим в себе эти качества. И единственным, пытавшимся навести порядок в экономике».

Наконец, понятное дело, резко отрицательно о фактическом увольнении Чубайса отозвался его ближайший соратник и друг Егор Гайдар. По его словам, отставка первого вице-премьера означает «резкое ослабление позиции правительства Виктора Черномырдина». «Это очень тяжелый удар, причем удар, последствия которого начнут сказываться немедленно в обострении текущих проблем, с которыми сталкивается правительство». Гайдар также не согласился с утверждением Ельцина, что если бы Чубайс был выведен из правительства перед выборами в Думу, то за движение «Наш дом — Россия» проголосовало бы на 10 процентов избирателей больше. «Думаю, — сказал Гайдар, — что у НДР больше всего голосов отнял Борис Николаевич Ельцин».

В те дни отставка Чубайса была главной российской новостью и для зарубежных газет. «Файнэншл таймс» (Великобритания):

«Решение российского президента сместить одного из главных реформаторов правительства, Анатолия Чубайса, с поста первого вице-премьера свидетельствует о том, что Ельцин намерен выставить свою кандидатуру на предстоящих президентских выборах и победить. В нынешних тяжелых экономических условиях, когда социальное недовольство реформами определяет общественный климат в России, а победа коммунистов на декабрьских выборах — яркое тому свидетельство, понятно, что Чубайс со своими жесткими антиинфляционными проектами попал под огонь критики. Но если отойти от эмоций и оперировать реальными цифрами, то станет очевидно, что антиинфляционные меры Чубайса дали неплохие результаты. Уровень месячной инфляции снизился с 17,8 процента в январе прошлого года до 3,2 процента в декабре. Разумеется, такие шаги не проходят безболезненно. В вину Чубайсу ставили задержку с выплатами зарплат и пенсий и резкое урезание дотаций государственным предприятиям, вызвавшее скачок безработицы.

Среди непосредственных причин отставки Чубайса нельзя недооценивать и борьбу за власть в высших российских структурах. Старый противник Чубайса, тоже первый вице-премьер российского правительства, Олег Сосковец, видимо, сделал все, чтобы убедить президента, что эта жертва необходима из тактических соображений для гарантий переизбрания Ельцина на июньских президентских выборах.

Главный вопрос: связана ли отставка Чубайса с грядущими изменениями экономической политики России? К сожалению, ответ будет определенно положительным. Экономические помощники Ельцина уже сообщили, что… правительство намерено замедлить темпы приватизации и уделять более пристальное внимание государственному сектору».

«Иомиури» (Япония):

«Смещение Чубайса можно прямо расценивать как качественное изменение курса, суть которого составлял переход к рыночной экономике. До сих пор этот курс, несмотря на все перипетии, все же оставался в неприкосновенности».

«Таймс» (Великобритания):

«Отставка Чубайса как последнего сильного кремлевского реформатора ставит под угрозу получение Россией кредита Международного валютного фонда в размере 9 миллиардов долларов».

Би-Би-Си:

«Пойдет ли Запад на то, чтобы открыто, на соответствующем официальном уровне сказать Ельцину, что он не одобряет отставку Чубайса? С таким вопросом мы обратились к сотруднику Госдепартамента США Николасу Бернсу. «У нас будет масса возможностей сделать это, — заявил он. — Во-первых, премьер-министр Черномырдин… будет на следующей неделе в США, а затем госсекретарь Уоррен Кристофер проведет свою первую встречу с новым министром иностранных дел России Примаковым. Оба российских деятеля будут, безусловно, поставлены в известность о нашей озабоченности по поводу возможного изменения российского экономического курса и отказа от реформ».

Постоянный представитель МВФ в России Томас Вульф заявил в связи с отставкой Чубайса, что именно ему Россия «в значительной мере обязана той экономической политикой, которая дала свои плоды в 1995 году». «В частности, в прошлом году инфляция снизилась с 18 процентов в январе до 3 процентов в декабре», — сказал Вульф. Впрочем, он добавил при этом, что Россия будет по-прежнему получать финансовую поддержку от МВФ, ибо эта поддержка оказывается экономической политике государства, а не отдельным лицам.

В России ненавидят реформаторов.

Не станем вспоминать Петра, хотя, по справедливости, как раз с него и начинается их шеренга. О нем, о Петре, много понаписано. О других поменьше. Возьмем кого-нибудь более близкого к нам по времени. Михаила Сперанского, например. Именно он в пору, как было принято говорить, беспросветного самодержавия — выполняя, правда, как раз поручение самодержца — обратился к идее «умеренно-либеральных реформ», взялся составить «общий план преобразования общественно-политического строя» России.

Многие его идеи актуальны и поныне. Судите сами, будто для сегодняшнего дня написано:

— нормальное функционирование органов государственного управления возможно только в том случае, если они несут ответственность за свои действия;

— в основу государственного устройства страны следует положить принцип разделения властей на законодательную, исполнительную и судебную;

— законодательная власть осуществляется через систему выборных органов: на местах создаются волостные, окружные и губернские Думы, а в центре — Государственная дума…

На самом деле, как мы знаем, Дума появилась в России лишь спустя сотню лет. И воссоздана была еще через несколько десятилетий.

Общая же идея Сперанского — в стране должен властвовать закон, Конституция, а не произвол.

Довольно похожа на нашу ситуацию (точнее, на ту, которая была при развале СССР) была тогдашняя ситуация с финансами. Взять хотя бы бюджет на 1810 год: доходы — 125 миллионов рублей, расходы — 230 миллионов, долг — 577 миллионов; никаких резервов; рубль предельно обесценен. Катастрофа. Единственный способ покрытия дефицита правительство видит в выпуске все новых и новых «пустых» ассигнаций (точно так же, как в наше время, в начале 1990-х, его видели противники гайдаровских реформ).

В кратчайший срок Сперанский составляет «План финансов», нацеленный на сокращение и ликвидацию бюджетного дефицита. Для этого предлагается ряд радикальных мер. В их числе — прекращение выпуска необеспеченных денежных бумажек, изъятие «лишних» купюр из обращения, сокращение расходов всех государственных ведомств, упорядочение внутренней и внешней торговли, введение новых налогов, в том числе на дворянские имения.

Кстати, одним из шагов по погашению госрасходов, предложенных Сперанским, стала приватизация госимущества — распродажа частным лицам казенных лесов, арендных имений и т. д.

В результате уже в 1811 году доходы казны возросли до 300 миллионов рублей, дефицит госбюджета сократился до шести миллионов. Страна готова была зажить нормальной финансовой жизнью.

И что же? Наградой великому реформатору стала… ссылка. Сначала в Нижний Новгород, а после в Пермь. После чего, как грустно замечает историк, «Россия в очередной раз выбрала не самый лучший путь своего развития».

Сам же Сперанский так — довольно простодушно, но абсолютно точно — объяснял причину своих неудач:

«Существенные преобразования, и особенно преобразования финансов, везде влекут за собой важное неудобство: прикосновение к частным интересам. Людей и интересы их никогда нельзя затрагивать безнаказанно. Наиболее опасны такие столкновения в таких государствах, где общественное мнение слишком слабо, чтобы защитить усердие и талант от нападений зависти и невежества. Вопиют против нововведений, не вникая ни в их свойства, ни в настоятельность причин».

Вот так: «вопиют против нововведений», не вникая в суть дела.

Теми же самыми словами можно было бы описать и то совершенно дикое сопротивление, на которое уже в наше время напоролись реформы Гайдара и его соратников.

Или взять нашего другого великого реформатора — Александра II, давшего волю крестьянам, обеспечившего гигантский рывок вперед безнадежно отсталой стране. Казалось бы, кому еще адресовать слова благодарности, как не ему. Ан нет, только за год, когда была осуществлена великая реформа — 1861-й, — в стране случилось почти 1200 крестьянских волнений, связанных с нею. Крестьяне были недовольны реформой. Если суммировать в целом причины этого недовольства, вчерашние рабы попросту не знали, что делать с обрушившейся на них свободой. Они вдруг поняли, что их уже никто не опекает — ни помещик, ни кто иной, — они предоставлены сами себе. Это похоже на нашу нынешнюю растерянность перед многократно для нас возросшими — по сравнению с недавним коммунистическим временем — степенями свободы. Неуютно как-то…

Парадокс: ни на одного из монархов не было столько покушений, как на царя-Освободителя. Всего их случилось восемь (седьмое и восьмое произошли почти одновременно). С каким-то тупым упорством радетели народных интересов стремились убить императора, который вроде бы пошел этим интересам навстречу. В него стреляли, метали в него бомбы, взрывали мосты, по которым он должен был проехать, один раз взорвали столовую в Зимнем, где собиралась обедать царская семья… Наконец убили (взорвали) в Петербурге на набережной Екатерининского канала (здесь нынче возвышается Храм Спаса на Крови). Случилось это аккурат через 20 лет после того, как государь осуществил великую реформу. Отметили юбилей.

Поражает, кстати, сколь небрежной была охрана у прежних монархов по сравнению с монархами нынешними. Что ни говори, а тогдашние властители больше доверяли своему народу.

Еще один великий российский реформатор — Петр Столыпин. Этот тоже взялся преобразовать самую тяжелую, самую неподъемную часть России — село. В центр всего поставил идею его освобождения от главной в то время удавки — общины. Он позволил крестьянам выходить из нее с землей, не считаясь с общинной волей, создавать хутора, отруба. Будущее сельского хозяйства виделось Столыпину как система мелких и средних фермерских хозяйств. Он делал ставку на «крепких и сильных» крестьян. За восемь лет — с 1907-го по 1915 год — из общины вышло 20 процентов домохозяев, более двух миллионов. Кроме того, к 1910 году около трети общинных дворов лишь формально состояли в общине: один из столыпинских законов позволял им иметь такой, вольный, статус.

Совокупность принятых Столыпиным мер — не только освобождение крестьянина от общинной петли — привела к неслыханному по тем временам подъему сельского хозяйства. Товарооборот его продукции увеличился за годы реформы на 46 процентов. Еще больше — на 61 процент — возрос ее экспорт. Россия стала крупнейшим производителем и экспортером хлеба и льна, ряда продуктов животноводства. В 1910 году, например, экспорт российской пшеницы составлял 36,4 процента общего мирового экспорта.

Но реформы Столыпина, как и всегда в России, не были доведены до конца. Сам он считал, что для их окончательного успеха требуется 15–20 лет. Этого срока ему не дали. Наградой за все его усилия была… пуля.

…Обратимся, однако, к нашим временам. Отправлен в отставку один из двух выдающихся реформаторов нашего времени — первый вице-премьер правительства Анатолий Чубайс. Ельцин «назначил» его виновным за провал партии власти на выборах 17 декабря…

Это смещение, разумеется, означает нечто большее, чем просто одну из кадровых перестановок, ожидавшихся после думских выборов. Отстранен последний представитель гайдаровской команды, продержавшийся в правительстве долее всех.

Как бы ни относиться к тем или иным сторонам его деятельности, Чубайс был прежде всего символом, знаком — знаком того, что экономические реформы в стране — а как раз они были главным объектом его попечения — еще не окончательно заглохли. Всем было ясно: пока Чубайс остается на своем посту, еще сохраняются какие-то надежды, что отката на исходные, дореформенные позиции, с неизбежностью случающегося в России всякий раз после краткого периода реформ, не произойдет. Сейчас такие надежды почти улетучились. Фраза Ельцина «Во всем виноват Чубайс!», без сомнения, будет подхвачена и истолкована предельно широко всеми противниками российских перемен, всеми тупыми обывателями, не способными понять, где истинный источник их бед.

Разумеется, невооруженным глазом было видно, что Чубайс — это чужеродный элемент в правительстве Черномырдина. Даже как психологический тип. Ну что, скажите, общего у этого молодого интеллигента, излучающего энергию, напор, оптимизм, убежденность в правоте своего дела, неподдельную заинтересованность в нем, — что общего у него с другим первым вице-премьером — скучным, скользким, серым Сосковцом? Или с Заверюхой? Или с Грачевым? Или, наконец, с самим премьером?.. Кабинет Гайдара был первым правительством молодых интеллигентов, случайно выскочившим на авансцену российской истории. Так вот Чубайс являл собой последний осколок этого интеллигентского правительства, опять-таки случайно задержавшийся в компании старой и новой номенклатуры.

Вообще-то, исходя из здравой логики, можно было надеяться, что выравнивание российского экономического корабля, явно произошедшее в последние месяцы, несмотря на тотальную бестолковщину и разгильдяйство, массовое вдохновенное воровство, несмотря на чеченскую войну, также пожирающую триллионы, несмотря на героическое революционное сопротивление всяческих «радетелей народных интересов», — что это выравнивание зачтется и Чубайсу, позволит продолжить то дело, которому он посвятил последние годы, довести его до стадии необратимости. Ведь в том, что в стране был остановлен наконец спад производства, максимально снизилась инфляция, до 12 миллиардов долларов выросли валютные резервы, как никогда рано был принят вполне пристойный бюджет, — это в первую очередь его заслуга. Однако окружавшие его политиканы — вовсе не интеллигенты и отнюдь не альтруисты. Им абсолютно наплевать на Россию, на ее экономику и на стабилизацию этой экономики. Момент выдался уж больно хороший, чтобы скинуть ненавистного чужака, — поражение «партии власти» на думских выборах, поиск виноватых, надвигающиеся президентские выборы…

Впрочем, как всегда в России, дело не только в политиканах. В публичных выступлениях последних дней сам Чубайс признает, что и в глазах рядового избирателя все эти экономические достижения последнего периода мало чего стоят. Что ему прекращение спада производства? Что ему 12 миллиардов долларов валютного резерва? На своей жизни, на своем кармане он это не ощущает.

Отчасти оно, конечно, так, хотя вряд ли подобная постановка вопроса универсально справедлива. В некоторых странах рядовой избиратель вполне осознает, что остановка спада производства прямо идет ему на пользу — открывается перспектива образования новых рабочих мест. Он осознает также, что и в уменьшении инфляции имеется для него прямая выгода — притормаживается рост цен; напротив, прибавка к зарплате и пенсии за счет «пустых» денег — чем обычно покупают избирателя — на самом деле никакой прибавки не дает, поскольку вызывает рост инфляции… Но это все, такое понимание — в других странах, не у нас в России. У нас же с помощью примитивной демагогии легко представить экономиста-реформатора злейшим врагом народных масс. Что и было проделано раньше с Гайдаром, а теперь с Чубайсом.

Одним словом, очередной российский реформатор, как всегда, пал жертвой не просто дворцовых интриг, но и умело вскипяченного недовольства различных слоев населения.

Что реально даст Ельцину смещение Чубайса? Неужели он надеется, что его критики и ненавистники — а их сейчас великое множество в самых разных политических лагерях — после очередной «сдачи» очередного порядочного человека, после нового ритуального жертвоприношения вдруг полюбят его? Тщетные надежды. Все это напоминает судорожное хватание за соломинку.

Нельзя без конца шарахаться из стороны в сторону, вибрировать, колебаться. Смещение Гайдара в декабре 1992-го и замена его Черномырдиным по большому счету привели лишь к одному — замедлению темпов реформ, бессмысленной потере времени, ухудшению жизни миллионов россиян и в конце концов — к возникновению нынешней критической ситуации, когда эти самые отчаявшиеся россияне возлагают свои надежды на политическую силу, которая завела Россию в исторический тупик. Какой бы могла быть наша дорога, не случись отставки Гайдара, отчетливо видно хотя бы на примере трех стран Балтии, сравнительно быстро и безболезненно преодолевших так называемый переходный период.

Но мы ведь не Балтия, мы — Россия. Для нас непереносимо целеустремленное, последовательное движение к реально достижимой цели. Нам привычнее биться лбом в одну и ту же стену. Отстранение от должности Чубайса и явно выказываемое властями намерение изменить проводившийся до сих пор экономический курс на расточительно-популистский — это та же самая, один к одному, ошибка, что и отстранение Гайдара. Ни к чему хорошему это не приведет. Тактически — это очередная потеря темпа. Стратегически — это путь в очередной тупик, коими изобилует наша история.

Будет ли когда-нибудь конец всем этим плутаниям, петляниям, колебаниям?

В томике Тютчева вслед за цитируемым нынче на всех перекрестках

«Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить…»

идет стихотворение-вопрос:

«Ты долго ль будешь за туманом
Скрываться, Русская звезда?»

Стихотворение-вопрос и одновременно — призыв:

Все гуще мрак, все пуще горе,
Все неминуемей беда —
Взгляни, чей флаг там гибнет в море,
Проснись — теперь иль никогда…

Предчувствие неминуемой беды все явственнее разливается в воздухе по мере приближения 16 июня и по мере того, как власти едва ли не каждый день совершают безумные конвульсивные движения. Единственный способ предотвратить ее — всем нам очнуться от вековечной российской спячки. Теперь иль никогда.

На протяжении всех лет после крушения коммунистического режима и до установления путинского авторитарного (о нем разговор особый) мы всякий раз убеждались: выборы — это, конечно, великое достижение демократии, но одновременно — это и великая беда. В период, предшествующий выборам, отодвигаются в сторону все иные интересы, кроме интересов избрания того или иного кандидата. Все подчиняется этим последним. Если в стране царит стабильность, такая концентрация внимания на одном в ущерб всему остальному в общем-то не страшна. Если ж страна переживает кризис — а Россия к началу 1996-го пребывала в нем уже несколько лет, — проявления легкомысленной предвыборной психологии смертельно опасны…

Заслуга Ельцина в том, что в тот судьбоносный момент он все же в очередной раз твердо воспротивился изменению общего курса на демократию и реформы, не позволил развернуть корабль вспять, несмотря на огромный нажим и подталкивание в этом направлении. Хотя популистских обещаний раздал немало и бюджетных денег на их выполнение потратил тоже предостаточно.

Так что опасения, которые в ту пору высказывали многие, к счастью, не сбылись. Но, может быть, отчасти они и не сбылись потому, что высказывались вслух и громко.

Еще одна заслуга президента — в том, что он вовремя осознал свою ошибку, касающуюся Чубайса, и быстро вернул его в свою команду.

Впрочем, может быть, Ельцин с самого начала понимал, что замены Чубайсу нет, и уже в тот момент, когда удалял его из правительства, предполагал в той или иной форме предпринять обратный маневр. Короче говоря, возможно, увольнение Чубайса с поста первого вице-премьера было все той же обычной «работой на публику», характерной для предвыборного времени.

Но это уже относится к области догадок.

Чубайса «задвинули» и одновременно принялись выдвигать и выпячивать другого первого вице-премьера — Олега Сосковца. Этому немало способствовал его друг-приятель — главный ельцинский охранник Коржаков. В своих воспоминаниях он сам рассказывает, как нахваливал Ельцину Сосковца: он-де «один из немногих», кто в правительстве «по-настоящему работает»; у Олега Николаевича «стахановские показатели» — он перекрывает «нормы» в несколько раз, «обрабатывает» три тысячи бумаг в год. Таков коржаковский уровень понимания существа дела: «по-настоящему» работает, допустим, не тот же Чубайс, благодаря которому в стране в 1995-м, впервые с начала реформ, удалось добиться просвета в экономике — резко снизить инфляцию, увеличить валютные резервы, остановить промышленный спад, принять нормальный бюджет, — а его, Коржакова, «другован» Сосковец, перелопачивающий горы бумажек.

Ну и, естественно, в тех же мемуарах бывшего начальника СБП в самом лучшем виде расписываются человеческие качества вице-премьера-«стакановца» (как говорил солженицынский Иван Денисович)…

Позже Коржаков сильно удивлялся, что после их совместной с Сосковцом и Барсуковым отставки бывший первый вице-премьер, как и управделами президента знаменитый Паша Бородин (как, наверное, многие другие), быстро предал его. Чего ж тут удивляться? Разве так уж трудно было распознать, какой породы эти люди? Ты им нужен, пока занимаешь пост…

А вот отрывок из книги Ельцина «Президентский марафон», повествующий о том же времени и тех же событиях:

«…В конце 1995 года в моем ближайшем окружении (а неформальным его лидером тогда был Александр Коржаков, руководитель моей охраны) стала обсуждаться идея: наследником Ельцина должен быть не проигравший думские выборы Виктор Черномырдин, а Олег Сосковец, первый вице-премьер. Статный мужчина «с открытым русским лицом», настоящий хозяйственник, бывший директор металлургического завода, по сути дела, второй человек в правительстве, он был вполне достойной представительной фигурой. Тогда я еще не до конца понимал, насколько опасен Коржаков в роли «спасителя отечества», почему он так рьяно протежировал своему ближайшему другу Олегу Сосковцу. Мне никто ничего не говорил в открытую, но я и так видел, как упорно Коржаков подталкивает меня к тому, чтобы я отправил в отставку Черномырдина. Дальнейший ход событий просматривался тоже достаточно четко: на волне борьбы с чеченским сепаратизмом, на волне «коммунистической угрозы» к власти приходит полувоенная команда постсоветских генералов: начальник службы безопасности Александр Коржаков, директор ФСБ Михаил Барсуков, которых прикрывает своим могучим телом первый вице-премьер Олег Сосковец. Найдутся и другие…»

Спрашивается: почему же при столь отчетливом видении истинных устремлений этих людей Ельцин сразу же не отстранил от себя эту группу? В короткой цитате мы видим сразу несколько противоречивых утверждений: с одной стороны, автор пишет, что ему «никто ничего не говорил», но он «и так видел…», что «дальнейший ход событий» представал перед его мысленным взором «достаточно четко», с другой — тогда он «еще не до конца понимал…». На самом деле, конечно, опасность группы Коржакова — Барсукова — Сосковца президент разглядел много позже…

Кто управляет страной?

Между тем разглядеть, например, и амбиции самого Коржакова, и то, что он стремится продвинуть на самый верх своего друга — бывшего союзного металлургического министра, не составляло большого труда. Даже и стороннему человеку, не то что президенту. Поскольку подчас соответствующие телодвижения руководителя СБП проявлялись вполне публичным и даже скандальным образом.

Забавный случай произошел, например, в конце 1994 года. 30 ноября Коржаков направил Черномырдину письмо — то ли жалобу, то ли донос на бывшего министра экономики Шохина (кстати, ушедшего в отставку незадолго перед этим). Он, дескать, занимался чуть ли не вредительством, стремясь сделать более либеральным экспорт российской нефти, привлечь к этому делу иностранные инвестиции. «Но национальное хозяйство не может укрепиться за счет зарубежной инвестиции в сырьевые отрасли экономики… — поучал генерал премьера. — Создание так называемого «недискриминационного» доступа к нефтепроводам… означает не что иное, как ограничение свободы экспортной политики российского ТЭК и навязывание собственных, выгодных МБРР (Международному банку реконструкции и развития. — О.М.), но невыгодных России финансовых соглашений».

Вот так вот: не нужны нам зарубежные инвестиции! Даром что все последние годы все российские начальники высокого ранга только и занимаются тем, что зазывают в страну зарубежных инвесторов.

Далее в письме следовали известные страшилки, касающиеся прихода на российскую землю иностранного капитала, — «усиление зависимости» от этого капитала, неизбежное «свертывание развития предприятий отечественной нефтеперерабатывающей промышленности», «снижение конкурентоспособности экспортного потенциала России» и т. д. и т. п.

В общем, знакомая песня: караул, Россию хотят распродать, разорить!

В заключительном абзаце письма содержалось главное, ради чего оно, собственно говоря, и было, по-видимому, написано: автор сообщал, что «в целях нормализации положения в нефтяном секторе российской экономики» «считает целесообразным» предложить председателю правительства поручить первому вице-премьеру Сосковцу создать комиссию для проведения «экспертной оценки» этих самых зловредных шагов бывшего министра экономики по привлечению иностранных инвестиций.

Стоит ли говорить, что появление этого письма вызвало великое удивление и у нас, и за рубежом: начальник президентской охраны читает лекцию премьер-министру, причем поучает его по вопросам, совершенно не относящимся к сфере его, охранника, компетенции. «Кто управляет страной — Ельцин, Черномырдин или генерал Коржаков?» — вопрошали в те дни «Известия». Вдоволь наудивлявшись по поводу того, что начальник СБП берет на себя смелость растолковывать «премьер-министру и не последнему в стране газовику», каково положение дел в сырьевых отраслях экономики, автор статьи приходил к вполне логичному заключению, что «идеи, высказанные в послании к Черномырдину, — на руку мощнейшей лоббистской группе: нефтяным спецэкспортерам» (был тогда такой институт особо избранных — допущенных к экспортной нефтяной трубе). И еще один вывод: «выдвижение Коржаковым Олега Сосковца на роль спасителя нефтяной отрасли» — это очередная попытка «вытащить из-под Черномырдина ТЭК».

Тогда еще не вполне очевидно было, что Коржаков не просто ТЭК из-под Черномырдина вытаскивает, а норовит извлечь из-под него премьерское кресло и усадить в него Сосковца.

Агентство Рейтер, комментируя письмо Коржакова, среди прочего задавало вопрос: знает ли президент об этом письме? И опять-таки выражало недоумение по поводу того, что «влияние начальника охраны, пусть даже первого лица в стране, простирается столь далеко за стены Кремля».

Все-таки нужно было обладать изрядной самоуверенностью, чтобы не скрыто, не конфиденциально, а вполне публично выступать с подобными посланиями.

— Он нормальный мужик. Совершенно нормальный, — говорил мне по поводу Коржакова Анатолий Чубайс, у которого, как известно, на каком-то этапе возникли непростые отношения с Коржаковым. — Я не то что отторжения к нему не испытывал, но по-человечески позитивно к нему относился. Это чистая правда. Но когда ты видишь, что этот хороший мужик активно пытается управлять государством, нефтяной промышленностью и другими отраслями, то понятно, что это просто абсурд, это абсолютный абсурд. Это такая дикость, которая совершенно очевидна не только какому-то эксперту и политологу, а просто любому нормальному человеку. Ясно, что в проблемах охраны он силен, а для этих дел он совершенно не годится.

Впрочем, понятно было, что не сам Коржаков сочинял это письмо Черномырдину: вряд ли он мог знать детали и подробности, которые упоминались в его обращении к премьеру. Сочинялось оно, по-видимому, как раз теми, кто был непосредственно заинтересован в нефтяных делах, в сохранении привилегированного доступа к нефтяной трубе. Об этом тоже говорилось в откликах прессы.

Тогда же, кажется, впервые — то есть в конце 1994 года — в связи с этим письмом журналисты зафиксировали и «существование связки Коржаков — Сосковец».

По воспоминаниям бывшего ельцинского охранника, где-то в начале января шеф сказал ему, что решил-таки идти на выборы и хочет назначить РУКОВОДИТЕЛЕМ СВОЕЙ ИЗБИРАТЕЛЬНОЙ КАМПАНИИ Олега Сосковца (почему я выделяю слова насчет руководителя кампании, читателю станет ясно позднее). Коржаков, естественно, одобрил оба этих ельцинских намерения и передал своему приятелю приятную новость о его предстоящем назначении. Услышав ее, Сосковец «воодушевился»: «Ну, мы завернем!»

«Завернуть», однако, не получилось, поскольку с самого начала все пошло как-то наперекосяк.

15 января Ельцин действительно сообщил корреспонденту ИТАР-ТАСС, что он создал Общероссийский штаб по выборам президента во главе с Сосковцом. Была названа также и фамилия того, кто намечается Сосковцу в заместители, — бывший глава Администрации президента Сергей Филатов.

Однако сразу же возник вопрос: а чей, собственно говоря, это штаб — Ельцина? Нет, на этот раз, публично, президент не сказал, что это ЕГО предвыборный штаб, заявил, что «пока штаб занят подготовительной работой и не привязан к какой-то конкретной фамилии», сам же он, Ельцин, «продолжает размышлять», баллотироваться ли ему на второй срок: «Я все еще думаю и выскажу свое мнение примерно 12–15 февраля».

По-видимому, Борис Николаевич решил еще месяцок побыть в роли этакого принца Гамлета, мучительно раздумывающего, — быть или не быть (хотя, как мы теперь знаем, уже принял соответствующее решение). Возможно, на такую роль подтолкнул его своим советом кто-то из политтехнологов: дескать, пусть россияне побудут в тревожном ожидании, — станет президент баллотироваться на новый срок или не станет; пусть осознают хорошенько, какие опасности их ожидают, если он уклонится от выборов, отойдет в сторону, — тогда, напуганные, и голосовать будут «как надо».

С этого момента начинается цепь нелепостей и несуразиц, связанных с возникшим по велению президента странным «штабом».

В общем-то всем было ясно, что штаб создан «под Ельцина». Уже 20 января Сосковец разъяснил, чем эта структура должна заниматься в первую очередь, — информировать избирателя, «какие меры руководство страны принимает для стабилизации экономического положения и начала роста промышленного производства». При отсутствии такой работы, по словам Сосковца, «сложится ситуация, когда представители партий, оппозиционных нынешнему курсу реформ, получат возможность критиковать президента и правительство».

Трудно заподозрить, чтобы такая «информационно-просветительская» работа преследовала цель принести пользу Зюганову или Жириновскому.

За самим фактом, что руководителем штаба назначен именно Сосковец, а не кто-либо, скажем, из Администрации президента — что было бы логично по крайней мере с формальной точки зрения, — опять-таки просматривался определенный умысел: была надежда, что первый вице-премьер сможет обеспечить Ельцину поддержку в тех регионах, где сосредоточены крупные предприятия ВПК, машиностроения и металлургии, — в традиционном «красном поясе»; считалось, что у Сосковца есть необходимые рычаги, чтобы переломить, хотя бы частично, господствующие там прозюгановские настроения, повернуть их в пользу Ельцина. Без труда расшифровывалось и назначение Сергея Филатова заместителем Сосковца: Филатов более тесно связан с традиционной частью ельцинского электората — демократической интеллигенцией, — умеет с ней работать.

Тем не менее в Кремле продолжали настаивать, что штаб к Ельцину не привязан, а призван заниматься подготовкой президентских выборов вообще. Естественно, это вызывало недоумение у деятелей ЦИКа: никто в этой структуре не просил создавать еще одну, дублирующую структуру. Причем, возможно, собирающуюся главенствовать над основной. 22 января председатель ЦИКа Николай Рябов заявил, что Общероссийский штаб по подготовке выборов президента может лишь содействовать ЦИКу в организации этих выборов, «ни в каком другом качестве этот штаб существовать не может». Рябов категорически исключил также возможность трансформации этой структуры в избирательный штаб одного кандидата — нынешнего президента.

Между тем, по сообщению «Интерфакса», на вторник 23 января была назначена пресс-конференция Олега Сосковца и нового руководителя Администрации президента Николая Егорова, на которой будто бы решили официально объявить о создании «структуры, которая займется организацией предвыборной кампании Бориса Ельцина по повторному избранию на пост Президента РФ». Однако 22-го пресс-конференцию отменили. Без объяснения причин.

В общем, с этим штабом сложилась какая-то нелепая ситуация. Было такое ощущение, что Ельцин велел его организовать, хорошенько не подумав. Его же подчиненным оставалось лишь выпутываться из этой ситуации.

Известие о создании штаба, естественно, всполошило оппозиционно настроенную Думу. 23 января она приняла решение заслушать Сосковца: насколько законна эта акция и насколько законно, что он, первый вице-премьер, совмещает эту свою работу с должностью руководителя штаба? В частности, депутат от «Яблока» Виктор Шейнис предложил разобраться, «что это за государственная структура создается под видом общественной организации».

Одновременно с Сосковцом Дума вызвала «на ковер» председателя ЦИКа Николая Рябова. К нему был тот же вопрос: правомерно ли первому вице-премьеру совмещать государственную должность с общественной деятельностью в упомянутом штабе?

Дальнейшее напоминало игру в кошки-мышки. 24-го Сосковец бодро сообщил журналистам, что готов выступить в Думе, разъяснить ситуацию со штабом и ответить на все вопросы, однако вскорости эта его готовность как-то растворилась и улетучилась. В этот же день ЦИК принял решение срочно запросить документы насчет штаба. Но, по словам Сосковца, «документов, которые бы регламентировали сегодня порядок организации какого-то конкретного штаба, не может быть, пока Борис Ельцин не примет решение об участии в выборах».

Вот так. Вам все понятно? Создан штаб по подготовке президентских выборов, не привязанный ни к какому конкретному кандидату, но документов на этот счет никаких нет, поскольку кандидат в президенты Ельцин еще не решил, будет ли он кандидатом. Замечательная логика, не правда ли?

31-го Сосковец в Думу не явился, а прислал нардепам письмо, в котором излагал, чем занимается возглавляемый им штаб. В нем говорилось, что в соответствии со статьей 22 закона о выборах президента государственные органы и должностные лица обязаны «оказывать содействие избирательным комиссиям в реализации их полномочий, в том числе в предоставлении необходимых материально-технических средств, сведений и материалов». «Именно этими положениями мы и руководствуемся в работе, связанной с подготовкой к выборам Президента РФ», — писал первый вице-премьер.

Как видите, все очень просто: оказываем содействие, и все…

Письменный ответ не удовлетворил депутатов, и они снова пригласили Сосковца, на этот раз — на 16 февраля. Сосковец снова прислал письмо. В нем опять говорилось, что единственная задача штаба — оказание помощи образовавшимся к тому времени многочисленным «группам избирателей», озабоченных выдвижением кандидатов на должность президента России, а также содействие избирательным комиссиям «в реализации ими своих полномочий». Самое забавное: никаких «официальных решений» по организации штаба, его статусу, составу и руководству ни президент, ни правительство, как писал Сосковец, оказывается, не принимали. То есть штаба как бы и нет. А потому и разговор о нем на пленарном заседании Думы «беспредметен».

Однако и эта депеша депутатов не устроила. Следующей датой, на которую пригласили Сосковца, было 23 февраля. Как говорится в анекдоте, вы будете смеяться, но… Вы будете смеяться, но в День защитника отечества все опять повторилось один к одному — вместо первого вице-премьера его очередное послание народным избранникам: никаких официальных решений о создании штаба ни президентом, ни правительством «не принималось», «нет таких решений и по настоящее время». «Правительством Российской Федерации, — писал Сосковец, — а также мною лично каких-либо нарушений законодательства о выборах допущено не было… Никакой иной информацией по существу рассматриваемого вопроса я не располагаю».

Не известно, как долго еще длилась бы эта канитель, если бы 15 февраля Ельцин не объявил наконец, что решил баллотироваться на второй президентский срок. А как раз 23-го было объявлено, что Сосковец на общественных началах возглавит Координационный совет по проведению избирательной кампании Бориса Ельцина. Так и не родившийся Общероссийский штаб по выборам президента России был окончательно похоронен.

Не думаю, что комедия со штабом Сосковца принесла Ельцину какие-то очки в потихоньку начинавшейся предвыборной гонке. Скорее наоборот: она ярко высветила управленческий стиль, установившийся в Кремле, — воцарившиеся там сумятицу и неразбериху.

Приближение, казалось бы, неминуемой катастрофы заставило демократов начать мучительные поиски выхода из создавшейся почти тупиковой ситуации. Выход мог быть только один — найти подходящего кандидата в президенты, который был бы способен остановить коммунистов в их победном марше. Представлялось вроде бы совершенно ясным, что Ельцин на эту роль не годится, не годится ни по каким параметрам.

Особенно это сделалось очевидным после того, как он уволил Чубайса, — не просто уволил, но сопроводил это увольнение нелепым утверждением, что это, мол, он, Чубайс, провалил избирательную кампанию НДР.

Метания демократов в поисках подходящего кандидата — да и вообще смятение, которое переживала в тот драматический момент вся «продвинутая» часть российского общества, — лучше всего видны на примере «Демвыбора России». Они начались в декабре, сразу после думских выборов, ознаменовавшихся триумфом зюгановцев, и продлились ни много ни мало пять месяцев.

22 января лидер ДВР Егор Гайдар сообщил журналистам, что Политсовет его партии намерен обратиться к Ельцину с призывом не выдвигать свою кандидатуру на предстоящих президентских выборах. Как сказал Гайдар, в случае если нынешний президент решит баллотироваться на второй срок, это будет «лучшим подарком, который можно сделать коммунистам», — их шансы на победу сразу же возрастут.

По словам Гайдара, последними шагами Ельцина, которые сделали поддержку его на выборах для ДВР делом «крайне проблематичным», стали штурм Первомайского и кадровые перестановки, в частности отстранение от своих должностей Анатолия Чубайса и Сергея Филатова. В Первомайском «неизвестно, чего было больше — беспомощности, жестокости или лжи». Отставка же Чубайса, сказал Гайдар, «лишила правительство возможности вести какую бы то ни было осмысленную политику».

Если не Ельцин, то кто? Гайдар заявил, что пока будущим президентом России он не видит никого и надеется лишь на то, что «широкие умеренно демократические силы» найдут в своей среде единого кандидата. В числе других, по словам Гайдара, ДВР «будет готова к конструктивному обсуждению» кандидатуры премьера Виктора Черномырдина, если он примет решение баллотироваться в президенты России в июне.

В этот же день Гайдар направил Ельцину заявление о своем выходе из Президентского совета, мотивируя его несогласием с рядом последних шагов президентской власти.

То был некий рубеж в отношениях между этими двумя людьми, сыгравшими важнейшую роль в судьбах России в первой половине девяностых годов. Между ними и раньше не раз пробегала кошка, но до открытого разрыва дело не доходило. И вот этот разрыв произошел — по словам Гайдара, разрыв окончательный и бесповоротный.

«Не представляю ситуации, при которой я бы мог вернуться на позицию поддержки президента», — категорически заявил Гайдар, выступая по телеканалу НТВ. По его признанию, он столь долго сохранял лояльность Ельцину, так как «считал необходимым до последнего использовать потенциал воздействия и влияния» на него «по некоторым принципиальным вопросам». Гайдар с сожалением констатировал, что «президент образца 1991 года и президент начала 1996 года — два очень разных человека, с разным кругом общения и с разной реакцией» на происходящее, и что у него, Гайдара, «больше нет надежды отстоять Ельцина образца 1991 года».

Помимо Гайдара, из Президентского совета вышли Сергей Ковалев, Отто Лацис, Сергей Алексеев.

…На следующий день после заявления Гайдара о выходе из Президентского совета ФАПСИ обрезало у него в институтском кабинете телефон правительственной связи — так называемую «вертушку» (кстати, установленную на коммерческой основе). Поразительная мелочность, мелкая мстительность…

Впрочем, не уверен, что к этому «телефонному обрезанию» причастен сам Ельцин, — возможно, оно было сделано по инициативе кого-то из его чересчур ретивых и услужливых подчиненных.

Партия «Демократический выбор России» обратилась к Ельцину с просьбой не выдвигать свою кандидатуру на президентских выборах. Поскольку такое выдвижение было бы лучшим подарком для коммунистов.

«Выбороссы» собираются назвать какого-то своего кандидата. Какого — пока неизвестно.

Как эмоциональный порыв — после идиотской бойни в Первомайском, после связанных с ней ельцинских нелепых телевыступлений, после отстранения Чубайса — все это можно понять. Однако если без эмоций…

Во-первых, ну какого такого неизвестного политика можно сейчас, за оставшиеся уже четыре с половиной месяца до выборов, вытащить из политического небытия и сделать более или менее реальным кандидатом в президенты? Все реальные кандидаты известны.

Во-вторых, 3,8 процента голосов, которые «Демвыбор» получил на декабрьских выборах, — не Бог весть какой подарок для того деятеля, на котором партия остановит свое благосклонное внимание.

Реально демарш Гайдара может иметь несколько целей. Либо это желание просто-напросто еще раз обозначить свою совестливую позицию по отношению к позорным действиям властей, имевшим место в последнее время. Эта цель вполне достойная. Многие, особенно в среде интеллигенции, сегодня «по Гайдару» сверяют свою оценку происходящего.

Далее, выступление «Демвыбора» может иметь также целью оказать воздействие на Ельцина, запутавшегося в московской послевыборно-предвыборной и в чеченской ситуации. С некоторых пор Ельцин перестал брать трубку, когда ему звонит Гайдар, — об этом сказал сам Егор Тимурович. В таком случае последнему не остается ничего иного, как доносить до президента свое мнение через посредство публичных выступлений.

Если же предположить, что «Демвыбор» в самом деле желает, чтобы Ельцин не выдвигал свою кандидатуру на выборах, и собирается предложить демократическим и центристским силам реального и достаточно проходного единого кандидата, то таким кандидатом может быть, пожалуй, лишь Черномырдин.

На такие размышления наводит, в частности, то обстоятельство, что на той же самой пресс-конференции, где Гайдар сообщил о своем намерении отговаривать Ельцина баллотироваться, он высказал и догадку, что через какое-то время вслед за Чубайсом президент принесет в жертву самого премьера.

В самом деле, дни Виктора Степановича на этом посту, по-видимому, сочтены. Если президентом станет коммунист — тут все ясно. Но и в случае, если вдруг — представим такое — им останется Ельцин, смена председателя правительства будет, по-видимому, неизбежна. Скорее всего, на этот пост выдвинут Сосковца, руководителя ельцинской избирательной кампании, — в полном соответствии с западными обычаями проведения выборов, на которые недавно сослался Ельцин. Да к тому же и вообще ближнее ельцинское окружение — Коржаков и другие — давно уже продвигает первого вице-премьера в премьерское кресло, одновременно стремясь вытряхнуть из него нынешнего его владельца.

Короче, для Черномырдина наступает час серьезных решений — быть или не быть? Он, конечно, связан обетом верности президенту. Не раз публично заверял, что не станет претендовать на президентский пост, если такие претензии выкажет его шеф. Но ведь он не может не понимать, что шеф-то как раз и «сдаст» его не моргнув глазом, едва только почувствует в том нужду, как «сдал» уже многих. Причем сопроводит эту «сдачу» какой-нибудь прибауткой в таком духе: не один, мол, Черномырдин добился успехов в стабилизации экономики, но есть ошибки, которые совершил он один… И еще — это уже вовсе был бы анекдот, — дескать, если бы Черномырдина сняли раньше, НДР в декабре получил бы не десять, а сорок процентов голосов.

Возможно, наилучшим для премьера решением — решением настоящего политика, настоящего мужчины — было бы самому, не дожидаясь ельцинского указа, подать в отставку и заявить о своем намерении баллотироваться на пост президента.

Но он, скорее всего, не станет этого делать. И не только потому, что, как говорится, кишка тонка, не только потому, что в нем глубоко засели уроки партийного воспитания, главный из которых — неизменное следование принципу «не высовываться, не идти поперек начальства». Прежде всего — по той причине, что нет никакой уверенности, состоятся ли выбора вообще. Вероятность того, что Ельцин попытается отменить или отложить их, если окончательно уверится, что шансов быть переизбранным на второй срок у него нет никаких, весьма велика.

Никто сейчас, пожалуй, не сможет сказать, будет ли такая попытка удачной или нет. Одни, как Гайдар, считают ее совершенно бесперспективной. Другие держатся обратного мнения. С полной определенностью можно, наверное, утверждать лишь одно — что видов на победу в открытом, уличном противоборстве с оппозицией, которое неизбежно последует за такой попыткой, у Ельцина сейчас несравненно меньше, чем в сентябре — октябре 1993-го. А ведь мы помним, что уже и тогда победа далась ему с великим трудом.

В любом случае, если попытка отменить или отсрочить президентские выборы будет предпринята, никому ничего хорошего она не принесет. Снова будет стрельба, кровь и, не исключено, в конечном итоге на этот раз — установление военной диктатуры.

Однако независимо от того, чем может закончиться попытка обойтись без президентских выборов, Черномырдин не может не принимать ее в расчет.

Если не Черномырдин, то — кто? Беседую на эту тему с депутатом Госдумы Сергеем Юшенковым. Он, естественно, оговаривается, что высказывает сугубо свое личное мнение. Так вот, по его мнению, один из потенциальных кандидатов в президенты, которого могли бы поддержать демократы, — Горбачев.

— У Горби одна проблема — выход во второй тур, — считает Юшенков. — Но эта проблема решаема. Он может привлечь часть левого электората. Умеренно левого. Привлечь центристов. В конце концов интеллигенция не относится к нему резко отрицательно: на нем нет такой крови, как на Ельцине. Он в достаточно хорошей форме. У него сохранилась команда профессионалов. Если сравнивать, скажем, Бакатина и Барсукова, ясно, на чьей стороне преимущество… Примаков — из этой же команды… То есть определенные плюсы у него имеются. Хотя, конечно, и минусов много. Мы все о них знаем.

Правда, на Политсовете ДВР Юшенкова, по его словам, «активно высмеяли», когда он затеял разговор о Горбачеве. Однако он рассчитывает вернуться к этому разговору где-нибудь в марте или апреле, когда ситуация станет более ясной.

Что-то мне не верится, что Горбачев может стать серьезным участником президентской гонки. Ушло его время.

Более реальный кандидат, которого мог бы поддержать ДВР, — конечно, Явлинский. У этого, полагает Юшенков, больше шансов, чем у Горбачева, хорошо выступить в первом туре, но, по-видимому, практически нет перспективы победить во втором.

Юшенков, однако, считает, что Горбачев и Явлинский могли бы сыграть в пас. Тут я выражаю некоторое сомнение: неужели Григорий Алексеевич способен добровольно расстаться со своей хрустальной мечтой — стать российским президентом, неужто он способен по собственному согласию уступить кому-то дорогу?

— Способен, — уверяет меня Юшенков. — Думаю, что у Горби достаточно влияния на Явлинского. И они могут договориться. Скажем, Горби берет его премьер-министром. Такой вариант не исключен. Кстати, на декабрьских выборах Горбачев, как мы знаем, голосовал за «Яблоко». Он ведь мог голосовать за социалистов, за социал-демократов и т. д., а он выбрал «Яблоко». Это свидетельствует, что он продвинулся в своих взглядах. И в этом движении сблизился со своим потенциальным партнером.

Хорошо, но Горбачев, Явлинский, скорее всего, будут выдвинуты сами по себе, независимо от «Демвыбора». Интересуюсь: станет ли все-таки ДВР представлять своего собственного, отдельного кандидата, если к тому же в числе претендентов окажется и Черномырдин? Ответ Юшенкова:

— Станет. В любом случае. По крайней мере, я буду настаивать на этом. Потому что Черномырдина могут выдвинуть как ложного кандидата — после он снимет свою кандидатуру в пользу Ельцина, и мы останемся ни с чем…

Предположим, однако, Ельцин, несмотря ни на что, попадет во второй тур. Скажем, в паре с Зюгановым. Как тут быть демократу?

Юшенков уверен, что нынешний президент не выйдет во второй тур ни при каких обстоятельствах. Этого не может быть, потому что не может быть никогда.

Я возражаю: нынешняя главная, да, пожалуй, и единственная опора Ельцина — бюрократы, а они в России всегда были всесильны, еще и не такие крепости брали; подумаешь, какая тяжелая для них задача — протащить своего президента!

— Ельцина поддерживает только здешняя, московская бюрократия, — уверен Юшенков. — Региональная же полностью у коммунистов. Это надо четко осознавать. Полностью. И контроль там над всеми структурами мощный. Все у них. Ничто над ними не каплет, ничто не побуждает подыгрывать главному столичному руководителю. На декабрьских думских выборах федеральные власти могли влиять на ситуацию в семи-восьми областях: в той или иной степени манипулировать одним-двумя, максимум тремя процентами голосов. А коммунисты располагали и располагают, конечно, несравненно большими возможностями. И зачем им нужен Ельцин? Десять процентов голосов — вот самое большее, что он может получить.

Если же все-таки вопреки всем выкладкам и расчетам случается чудо и Ельцин выходит во второй тур, тогда, считает Юшенков, надо «голосовать ногами» — попросту бойкотировать выборы. Необходимая явка довольно высокая — пятьдесят процентов. И бойкот выборов вполне может быть успешным. За те несколько месяцев, которые потребуются для организации нового выборного цикла, демократы вполне могут обрести «более внятного», «более вразумительного» кандидата.

Не знаю. Мне-то кажется, что бойкот и срыв выборов ничего не дадут. Никакого нового, единого, стопроцентно проходного кандидата за три-четыре месяца у демократов не появится, раз уж он не появился почти за три года, если считать с момента образования ДВР и «Яблока».

Бойкот и срыв выборов сработают как раз в пользу Ельцина. В этом случае его президентство будет продлено автоматически.

Не хочу делать никаких определенных выводов. Просто размышляю. Вслух. Сейчас в стране две главные, отчасти противостоящие друг другу, отчасти согласные друг с другом силы — «партия власти» и партия коммунистов. Демократы не только оттеснены на политическую обочину, но еще и расколоты. Два их главных, наиболее дееспособных отряда — «Яблоко» и ДВР — какие-то разноцветные, разнополюсные. Причем очень мало надежды преодолеть эту разноцветность и разнополюсность.

Рассчитывать на некие хитрости и уловки, которые позволили бы демократам сыграть если не решающую, то хотя бы значительную роль на президентских выборах, конечно, можно. Можно, например, попытаться заставить «партию власти» выставить своим главным бойцом Черномырдина, а не Ельцина, а партию коммунистов — допустим, Романова, а не Зюганова. Но это все именно мелкие хитрости и уловки. В конце концов ясно ведь: дело самой партии, кого выставлять.

Принципиальным же представляется один вопрос — какую из главных сил поддержать на выборах? Скрежеща зубами, преодолевая тошноту, но — поддержать. Как меньшее зло.

Да, конечно, Ельцин развязал войну в Чечне и не знает, как из нее выпутаться…

У ельцинского режима много очевидных провалов. Благое дело приватизации госсобственности в общем-то сделалось не так, как задумывалось. Собственность досталась не народу и не честным, толковым хозяевам — в значительной степени начальству и мафии. Сейчас вину за это будут, конечно, валить на Чубайса. Да уж и валят. Специально для этого держали. Готовили на роль «козла отпущения»…

При Ельцине разбухло и совершенно обнаглело чиновничество. Масштабы коррупции, воровства — фантастические…

Еще более обнаглели преступники. Милиция разбежалась по ларькам, по банкам. А та, что осталась, воюет в Чечне. Больше некому, видите ли, воевать…

Ельцинский режим оказался совершенно не в состоянии регулировать доходы граждан — попридержать их планку у наиболее обеспеченных и приподнять у самых малоимущих. Еще более вопиющее — допустил повсюду по стране многомесячную невыплату заработанного…

Главную вину за все это, естественно, несет сам Ельцин, явно неспособный к ежедневной последовательной, целеустремленной работе, к тому, чтобы довести до ума хотя бы одно из задуманных дел, проконтролировать выполнение собственных решений. Спорадические вспышки его августейшего гнева, адресованного «саботажникам», которые игнорируют его ценные указания, чаще всего оказываются невпопад и лишь оттеняют неумение твердо держать в руках бразды правления.

И все же… И все же надо ли доказывать: как бы ни был Ельцин слаб в качестве высшего руководителя, замена его президентом-коммунистом — перспектива для страны в тысячу раз более мрачная. Это просто катастрофа. Просто дорога в пропасть. Страна больше не выдержит коммунистического эксперимента. Ни в материально-вещественном, ни в духовном плане. Ее хозяйство снова будет отдано во власть «социалистической экономики», которая, как сказал когда-то то ли Рейган, то ли Буш, означает смерть всякой экономики. Изломанный же за годы большевистского правления народный дух также будет окончательно разрушен.

Первое, что сделают большевики после второго своего пришествия, — постараются на десятилетия закрепиться у власти. То есть сразу же уничтожат тот самый демократический выборный механизм, который их к власти и привел. А далее — сделают все, чтобы уже никогда впредь никакому грядущему Горбачеву не пришла в голову даже мысль о малейшей либерализации режима — не то что о масштабной перестройке.

Вот такая у нас веселенькая перспектива…

По этой причине следует на время — хотя бы в этом предвыборном цикле — несколько отстранить от себя моральные оценки и отнестись к политике как к политике. То есть, извините за банальность, как к искусству возможного. Конечно, можно попытаться сыграть самим, не имея на руках ни одного козыря. Однако в какой-то момент, когда безнадежность такой затеи станет очевидной, стоит, наверное, подыграть — по мере возможности — наименее опасному из сидящих за столом игроков.

Сейчас уже совершенно ясно, что за оставшиеся до выборов считанные недели надо попытаться сплотить не столько демократические — к тому же очень плохо поддающиеся сплочению, — сколько антикоммунистические силы. С тем чтобы предотвратить катастрофу.

Казалось бы, это так просто: когда иного выбора нет, приходится выбирать наименьшее зло (в данном случае таковым представлялся Ельцин). Важно лишь окончательно убедиться, что другого выбора действительно не существует.

Как ни странно, однако, не все тогда допускали такую возможность. Даже теоретически. Как это так: голосовать за очевидное зло! Это представлялось верхом абсурда. В том числе и людям достаточно проницательным, к каковым, безусловно, относился, например, известный писатель-диссидент Андрей Синявский. В одном из своих тогдашних интервью он и его супруга Мария Розанова стали дружно меня ругать за то, что я в своих статьях подробно пишу о многочисленных просчетах, ошибках, даже преступлениях Ельцина на посту президента (а что такое Чечня, если не преступление?), после же, в противоречие, дескать, самому себе, призываю, «скрежеща зубами, преодолевая тошноту», голосовать-таки за него. По словам Синявского, когда он на одной из своих лекций в США рассказал своим слушателям про такую вот странную позицию «почтенного» сотрудника московской «Литературной газеты» Олега Мороза, слушатели от души хохотали.

Оно конечно, не так-то просто разглядеть из Франции (где тогда жили Синявские) и из США, что происходит в России. Но в то же время и не настолько сложно: слушателям-студентам, может быть, здешняя ситуация действительно непонятна, но профессор, человек русский, мог бы понять, что к чему. Как говорится, не бином Ньютона. А между тем… «Во Франции… — говорил Синявский, — не будет трагедией, если Ширака не переизберут на второй срок. Точно так же не будет трагедии в Америке, если не выберут Клинтона. А почему в России обязательно трагедия?.. Если не Ельцин, то трагедия».

Что же сравнивать тогдашнюю Россию с Францией и с Америкой? Нет, все-таки быстро улетучивается у человека представление о здешней жизни, как только он покидает родные края.

Забавно, что интервью это было опубликовано… в газете «Правда». Казалось бы, что общего между литератором, ставшим в свое время одной из самых известных жертв брежневского коммунистического режима, и главным рупором коммунистической пропаганды?

Десять лет спустя с позицией неприятия «меньшего зла» я столкнулся — тоже забавный случай — в электронной переписке с одним из ведущих радио «Свобода» священником Яковом Кротовым.

«Нет, извините, — писал мне отец Яков, — я не приемлю концепции «меньшего зла». Мне со злом не по пути, даже с маленьким. Тем более, что оценка Ельцина как «меньшего зла» достаточно субъективна. Для родственников чеченца, которого убили в 1996-м, самое большое зло — Ельцин. И, во всяком случае, делать меньшее зло символом борьбы с большим — странно. Все равно что вместо Рождества Христова праздновать день рождения Ленина под лозунгом «Ну Ленин же — не Гитлер».

Хорошо, конечно, этак встать в позу «чистого философа»: признаю только добро без малейшей примеси зла! Но в реальной жизни, что делать, добро и зло в чистом виде встречаются редко. Да, считай, и вовсе не встречаются. Наверное, есть один-единственный способ обрести такую чистоту — уйти от мира. Даже не в храм, даже не в монастырь (там тоже зла хватает и хватает компромиссов с ним) — в иноческую келью. Если выдержишь испытание безгрешной и бескомпромиссной жизнью отшельника, — тебя со временем могут посчитать святым. Но реальный мир вряд ли станет от этого намного лучше…

Что же касается критических моментов в истории страны — каковым, без сомнения, был 1996 год, — искать в такие моменты среди борющихся за власть политиков носителей чистого добра — это значит уж точно отдать страну во власть беспросветного зла.

Если президентские выборы состоятся, то они обязательно пройдут в два тура, заявил директор ВЦИОМа Юрий Левада.

По словам Левады, на сегодня «бесспорный фаворит» в президентской гонке — Геннадий Зюганов. За него, по данным на 26 января, высказались 11,3 процента опрошенных. Явлинский получил 7,7 процента голосов, Жириновский — 7,1, Лебедь — 5,5, Ельцин — 5,4, Черномырдин — 4,2, Святослав Федоров — 3,6.

Если же исчислять проценты от тех, кто решил участвовать в выборах, Зюганов, по словам Левады, может получить 20 процентов голосов, Явлинский — 13, Ельцин — 8, Черномырдин — 7.

В планы Ельцина, естественно, не входило утрачивать поддержку демократов, а вместе с ней и образ демократического правителя. 2 февраля, отвечая на демарш Гайдара — его антиельцинские заявления, выход из Президентского совета, — он направил ему письмо, в котором мягко упрекал его в излишне эмоциональной оценке событий.

«Егор Тимурович! — говорилось в письме. — Судьба свела нас в один из самых ответственных и опасных для страны моментов. В немалой степени благодаря Вашему мужеству удалось начать настоящую экономическую реформу, политические преобразования. Что бы ни говорили сейчас, остаюсь верен этому курсу.

Знаю, что Вы активно заняты политикой не ради корысти. Очень надеюсь, что при решении исключительно сложных политических проблем нынешнего года Вы, как и прежде, во главу угла будете ставить не эмоции, а интересы России, что в самые критические моменты Вы проявите ясное стратегическое видение».

В ответном письме Гайдар заверил Ельцина, что всегда помнит о том мужестве, с которым он, президент, в 1991 году взял на себя ответственность за начало «жизненно необходимых для страны», хотя и «политически столь опасных реформ». Однако сегодня, писал Гайдар, ему тяжело видеть, как люди, которым президент доверяет, компрометируют его «своими лживыми донесениями и беспомощными действиями, как это было, например, при разрешении кризиса с заложниками в Первомайском». По словам Гайдара, главный приоритет во всем, что он сам делает и будет делать в ближайшие месяцы, — «не допустить прихода к власти коммунистов, нового кровавого эксперимента», способного перечеркнуть многое из того, за что они вместе боролись; именно это, а не эмоции, будет определять его, Гайдара, позицию. Гайдар вновь вполне определенно подтверждал, что выдвижение кандидатуры действующего президента на предстоящих выборах «как центра противостояния коммунистам» не кажется ему правильным решением.

11 февраля на партконференции Московской организации ДВР Гайдар предложил выдвинуть в связке двух кандидатов — на пост президента и премьер-министра. На первую должность предлагался нижегородский губернатор Борис Немцов, на вторую — Григорий Явлинский. Такой вот тандем. Правда, к тому времени сам Немцов уже заявил, что не намерен посягать на президентство. По его словам — он сказал это где-то в конце января, — выдвигать новых кандидатов за несколько месяцев до выборов бессмысленно: демократы должны договориться о поддержке кого-либо из уже существующих претендентов, отбросив личные симпатии и антипатии. Тем не менее надежда уломать нижегородского губернатора вроде бы еще оставалась.

Явлинский же, верный своему неизменному стремлению всегда быть первым, отказался поддерживать Немцова.

13 февраля Гайдар на пресс-конференции вновь выступил с предостережением против ельцинского выдвижения на второй президентский срок:

— Если Ельцин не участвует, предстоящие выборы — это голосование против коммунистов, если Ельцин участвует, — это голосование против Ельцина. И исход его, к сожалению, для меня достаточно очевиден… Вот я всячески хотел бы донести мысль до общества, до окружения президента, до самого президента о том, что ответственное решение для него — это не баллотироваться и что слухи о том, что нет других вариантов, способных привести к победе на выборах, не соответствуют действительности. Такие варианты есть. И у кандидатуры Черномырдина, да и того же самого Бориса Немцова, на мой взгляд (и это можно посчитать социологически), существенно больше шансов на выигрыш сегодня, чем у Бориса Николаевича Ельцина. Да, я прекрасно понимаю, что и Черномырдин, и Немцов — это люди, встроенные в вертикаль исполнительной власти, что для них дать согласие баллотироваться в президенты при баллотирующемся президенте — крайне сложно, но мне хотелось бы, чтобы мы понимали — и окружение Бориса Николаевича понимало, и он сам понимал, — что такие возможности, такие варианты существуют. И до 15 февраля, пока окончательное решение не принято, очень важно, чтобы мы сохраняли возможность такой свободы маневра. К сожалению, это факт: если через два дня Борис Николаевич Ельцин примет решение о своем участии в выборах, это, на мой взгляд, почти предопределяет победу Зюганова во втором туре.

Кстати, довольно интересную характеристику как возможному кандидату в президенты Гайдар дал Немцову:

— Немцов в этом смысле почти уникален — он достаточно широко известен и ни в чем не виноват перед российскими избирателями. Вот сочетание этих двух качеств — политик, имеющий практический опыт, широко известен и ни в чем не виноват, — оно почти уникально, другого такого политика нет.

Был ли Ельцин когда-либо демократом?

Гайдара попросили разъяснить поконкретнее, какие он видит различия между Ельциным 1991 года, когда он стал президентом, и им же сегодняшним.

— В девяносто первом году, — сказал Гайдар, — Борис Николаевич Ельцин был тараном, способным сокрушить монополию коммунистов на власть, существовавшую в этой стране 75 лет. Сегодня это человек, вольно или невольно, но прокладывающий, на мой взгляд, путь коммунистам к власти… В девяносто первом году вокруг Бориса Николаевича было очень много людей, способных говорить ему «нет»: «Вы не правы, Борис Николаевич, это не так, Борис Николаевич…» Сейчас же, в основном, в его окружении остались люди, способные говорить только «да»: «Это замечательно, Борис Николаевич, это гениально, Борис Николаевич…» А это опасно для любого политического деятеля…

И еще вопрос: что Гайдар думает о характеристике, которую дал Ельцину его бывший пресс-секретарь Вячеслав Костиков, — Ельцин никогда не был демократом?

Ответ Гайдара:

— Вы знаете, я бы сказал так: пока я с ним работал и тесно общался, у меня не было оснований так думать. У меня и сегодня нет достаточных оснований так думать. Я очень надеюсь, что Костиков в данном случае окажется не прав…

В самом деле, был ли Ельцин когда-либо демократом? Полагаю, четкого, однозначного ответа на этот вопрос не даст никто. Думаю, мы приблизимся к истине, если разделим вопрос надвое, станем рассматривать Ельцина, с одной стороны, как человека, как некий психологический тип и с другой — как политика, государственного деятеля. Думаю, психологически Борис Николаевич, всю жизнь посвятивший партийной карьере, вряд ли мог сформироваться как демократ, внутренне ощущать себя демократом. Самое прискорбное следствие этого — среди близких ему людей, входивших, так сказать, в его ближний круг, не было, по сути, ни одного человека твердых демократических взглядов. Ну, какое отношение к демократии имели все эти Коржаковы, Барсуковы, Сосковцы и т. д. и т. п.? Между тем именно людьми этого круга и их протеже при Ельцине часто подпитывались официальные государственные посты. Во многом отсюда — зигзагообразное, через пень-колоду продвижение по пути демократии и реформ.

В то же время, думаю, никто не станет отрицать, что ни один политик, ни один государственный деятель НЕ СДЕЛАЛ ДЛЯ СТАНОВЛЕНИЯ ДЕМОКРАТИИ В РОССИИ СТОЛЬКО, СКОЛЬКО СДЕЛАЛ ЕЛЬЦИН. В этом смысле кого и считать демократом, как не его?

17 февраля на конференции Петербургского отделения ДВР предпринимается очередная попытка выдвинуть единого кандидата от демократических сил. На этот раз таким кандидатом коллеги предлагают стать самому Егору Гайдару. Он решительно отказывается. По его словам, подобное выдвижение не пойдет на пользу ни ему самому, ни российской демократии:

— Это будет выглядеть так — сначала Гайдар не выдвигает свою кандидатуру, потом выдвигает, потом он снимает свою кандидатуру, а потом вообще не знает, что делать. Будет просто ощущение беспомощной суеты в лагере демократов.

Гайдара в его отказничестве поддержал Анатолий Чубайс, сказав, что еще есть время посмотреть, как будут развиваться события, подумать и принять взвешенное решение. Главное — не отвлекаться от основной цели.

— Все ресурсы, которыми мы располагаем с вами все вместе и каждый в отдельности, — сказал Чубайс, — в ближайшие четыре месяца должны быть брошены на то, чтобы никаким образом, ни при каких условиях не допустить, чтобы в России победили коммунисты или фашисты.

Ради этой цели «Демвыбор России» готов объединиться и с «Яблоком», и с НДР. На конференции было подтверждено, что в оставшееся до окончания регистрации кандидатов время ДВР будет вести переговоры прежде всего с Ельциным и Явлинским.

Двадцатые числа февраля. Гайдар продолжает настаивать, что своим решением участвовать в выборах Ельцин «прокладывает коммунистам дорогу к победе». Другие демократы не так категоричны в своем неприятии фигуры действующего президента в качестве кандидата на новый срок.

Впрочем, и отношение Гайдара к поддержке Ельцина мало-помалу начинает меняться. На пресс-конференции 26 февраля он сообщает, что Ельцин пригласил его встретиться и такая встреча, по-видимому, состоится в ближайшее время. Гайдар сказал также, что они ведут диалог с заместителем председателя ельцинского избирательного штаба Сергеем Филатовым. «Мы открыты для диалога — ситуация слишком серьезная», — пояснил Гайдар.

Наконец, он разъяснил, как обстоит дело с участием его коллеги Анатолия Чубайса в работе этого штаба: Чубайс «никогда не работал и не собирается работать в штабе по избранию Ельцина президентом»; вместе с тем он, как и все его единомышленники, считает важнейшей задачей недопущение коммунистов к власти, а потому делает все, что может, чтобы ее решить. «Но это существенно иная задача, чем переизбрание Бориса Николаевича Ельцина», — сказал Гайдар.

Журналисты в очередной раз поинтересовались, какие конкретные причины мешают «Демвыбору» поддержать кандидатуру Ельцина. Такой же вопрос был задан и в отношении кандидатуры Явлинского. Гайдар ответил: поддержать Ельцина им трудно потому, что он несет ответственность за продолжающуюся в России войну, «откровенно окружен людьми, которых трудно заподозрить в верности демократическим идеалам и убеждениям», наконец, потому, что в стране не ведется сколько-нибудь эффективной борьбы с коррупцией, не делаются важнейшие преобразования, которые необходимо делать, — в частности, не проводится военная реформа…

Что касается Явлинского, ответ был такой: «Нам не очень понятно, в какой мере «Яблоко» исключает для себя сотрудничество с коммунистами. Нам не очень понятно, исключило ли оно из своей предвыборной платформы предложения, которые ведут к развалу денежной системы страны (здесь прежде всего имелись в виду предложения «яблочников» по инфляционному финансированию экономики. — О.М.). Нам не очень понятно, в какой степени «Яблоко» готово гарантировать незыблемость частной собственности в России».

По словам Гайдара, окончательное решение о поддержке того или иного кандидата ДВР примет исходя из того, что каждый из них будет делать на протяжении ближайших месяцев. Возможно, это будет решение, опирающееся на тот самый принцип выбора «наименьшего зла».

В те дни об этом принципе вообще много говорили.

Как бы то ни было, в словах Гайдара, мы видим, уже нет категорического неприятия кандидатуры Ельцина, которое еще совсем недавно было ему свойственно. По-видимому, влияние коллег, прежде всего Анатолия Чубайса, дало о себе знать.

Решительно против поддержки Ельцина по-прежнему выступает Сергей Ковалев. Он убежден, что в случае такой поддержки ДВР окончательно потеряет лицо и — словесная фигура, привычная для бывшего политзэка, — «его место будет у параши».

На противоположной точке зрения твердо стоит все тот же Анатолий Чубайс. По его словам, он не собирается агитировать за Ельцина, но призывает коллег трезво взглянуть на вещи и подумать прежде всего не о партии, а о стране, которой реально угрожает коммунистический реванш, противостоять которому Явлинский вряд ли способен.

По всем признакам, мнение Чубайса в основном совпадает с мнением большинства рядовых членов ДВР. Здесь, кстати, стоит заметить, что январское категорическое заявление Гайдара, что он никогда больше не поддержит Ельцина, вызвало явный всплеск недовольства в ряде региональных организаций партии. Одно только упоминание имени Явлинского как альтернативного Ельцину кандидата в президенты вызывает у многих дэвээровцев резко отрицательную реакцию.

На пресс-конференции 26 февраля зашел также разговор о Черномырдине. Гайдар сказал, что здесь ситуация от демократов не зависит, ДВР своей позиции не менял: если бы Виктор Степанович согласился включиться в избирательную кампанию, Гайдар и его коллеги «очень серьезно рассмотрели бы вопрос о поддержке его кандидатуры». «Нам кажется, она по многим направлениям убедительна», — сказал Егор Тимурович. Однако, добавил он, насколько можно понять, Черномырдин достаточно определенно принял решение не баллотироваться.

На той же пресс-конференции 26 февраля Гайдар в очередной раз дал четкую характеристику рвущейся к власти зюгановской партии:

— Нынешняя КПРФ, на мой взгляд, — это партия, в которой доминируют национал-социалистические и просталинские тенденции. Чтобы в этом убедиться, не надо далеко ходить — достаточно прочитать последние труды г-на Зюганова. Там мы, например, найдем, что, оказывается, «хрущевская оттепель» — это был первый этап реализации дьявольского плана некоего врага — автор называет его «международной закулисой» — по развалу России. Соответственно, видимо, и хрущевская реабилитация репрессированных, возвращение их из лагерей тоже были элементами этого дьявольского плана. Отсюда вроде бы понятно, что будет делать г-н Зюганов в том случае, если его изберут президентом России. Перед нами возникнет опасность возврата к реальности до XX съезда.

Гайдара спросили, что он и его соратники станут делать, если победа коммунистов на выборах станет свершившимся фактом.

— Мы сделаем все возможное, — сказал Гайдар, — чтобы сохранить очаги здравого смысла и демократии в отдельных регионах России (а есть регионы, где наверняка у власти будут демократические или умеренные губернаторы, главы администраций, мэры городов). Мы попытаемся использовать эти регионы для сохранения элементов гражданского общества. Мы будем вести тяжелые арьергардные бои за защиту частной собственности в России, против попыток национализации. Мы будем участвовать в местных выборах и использовать их для того, чтобы количество некоммунистических регионов увеличилось, и использовать их для антикоммунистической пропаганды и агитации. И мы абсолютно убеждены в том, что провал очередного коммунистического эксперимента в значительной степени изменит общественное отношение в стране и к коммунистам, и к демократии и к демократическим реформам…

Помимо Ельцина и Явлинского, Гайдар все еще держит на прицеле Бориса Немцова. 7 марта он специально едет в Нижний Новгород, чтобы уговорить тамошнего губернатора изменить свое решение не баллотироваться в президенты. Объясняя депутатам местного законодательного собрания смысл предпринимаемых им усилий, Гайдар сказал, что, по его мнению, в деле противостояния коммунистам и кандидатура Ельцина, и кандидатура Явлинского достаточно уязвимы, поэтому он, Гайдар, надеется выдвинуть от демократов другую, более сильную кандидатуру.

Увы, этим надеждам не суждено было осуществиться. Переговоры Гайдара с Немцовым, проходившие за закрытыми дверьми, длились около часа. По их окончании ни тот, ни другой ничего не сказали журналистам. Результат переговоров стал известен лишь вечером. На пресс-конференции Гайдар сообщил, что ему не удалось переубедить Немцова. Лидер ДВР был сильно расстроен и заявил, что дальнейшие поиски единого демократического кандидата считает бесперспективными.

Был ли все-таки какой-то выход из тогдашней почти беспросветной ситуации, не связанный с поддержкой безнадежной, как тогда казалось, кандидатуры Ельцина? Один из немногих достаточно перспективных вариантов такого выхода демократы, как уже говорилось, связывали с именем Черномырдина. Сделать ставку на него как на кандидата в президенты представлялось вполне логичным шагом. В момент его назначения главой правительства в декабре 1992 года никто не воспринимал Черномырдина как демократа. Однако, попав в русло либерально-демократических реформ, он мало-помалу пообтесался, пообкатался и стал выглядеть вполне приемлемым для демократического лагеря. Надежность и основательность «крепкого хозяйственника», которые поначалу настораживали, со временем, в обстановке перманентной нестабильности, напротив, стали казаться привлекательными качествами. В реформах он хоть и не сильно продвинулся вперед, но и отката не допустил. Была надежда, что, став президентом, он, по крайней мере, будет продолжать в таком же духе.

Особенные симпатии либеральной интеллигенции Черномырдин завоевал после Буденновска. Как мы помним, в качестве приоритета — не на словах, а на деле — он тогда принял спасение заложников, ради этого позволив боевикам уйти в Чечню. Такой расклад предпочтений, как известно, в общем-то совсем не характерен для российских властей. Разумеется, будучи осторожным чиновником, Черномырдин наверняка согласовал свои действия с Ельциным, не мог не согласовать, однако народная молва прочно связала этот благородный и гуманный вариант разрешения буденновской драмы именно с личностью премьера.

Линию на переговоры с дудаевцами Черномырдин отстаивал и в дальнейшем, что еще больше укрепило его авторитет среди демократов.

Говорят: Восток понимает только силу. Однако прошлым летом мы могли убедиться, что и московский «Запад» с одной только силой и считается. Отчаянная, дерзкая диверсия Басаева в Буденновске сделала то, чего не смогли сделать ни увещевания настоящего Запада, ни протесты и требования отечественных демократов и правозащитников, — посадила кремлевских воителей за мирный стол переговоров. Только благодаря грубой силе в их мозги на короткий миг снизошло просветление.

В те неполных три месяца казалось, что разум наконец восторжествовал, что главное теперь — железное мужское терпение, способное устоять перед всяческими провокациями, позволяющее удержаться на мирной тропе, не вернуться на тропу войны.

Довольно долго такое терпение выказывал Черномырдин, не устававший повторять: «Мы будем продолжать переговоры… Мы будем продолжать переговоры…»

Это переговорное настроение премьера, мы помним, особенно четко обозначилось после того самого июньского телефонного разговора. Такого в нашей истории еще не было. Один из небожителей, олимпийцев беседовал с руководителем… «боевиков», «террористов», «бандитов»… Все ли поименования я перечислил? Короче, с тем самым Шамилем Басаевым. Так сказать, снизошел. Беседовал из самых что ни на есть правительственных покоев. Вся страна видела.

Итак, разговор об освобождении заложников. Важный момент — выбрать правильную интонацию. Все-таки на том конце провода — этакое чудовище, этакий монстр… Головорез. Черномырдин избрал привычный для него деловой тон. Есть некая проблема… Скажем даже так — хозяйственная проблема. Надо ее решить. Так в чем же дело? Что для этого требуется? Прекратить огонь в Чечне? Прекратим. Сесть за стол переговоров? Сядем. Как будто не просили об этом последние полгода газеты, демократические митинги, солдатские матери, наконец руководители зарубежных государств, деятели международных организаций… Единственным весомым аргументом для прекращения огня и начала переговоров оказалось дуло автомата, приставленное ко лбу. Ну, пусть не ко лбу самого Черномырдина — ко лбам тысячи с лишним заложников в Буденновске.

Так вот Черномырдин избрал привычный для себя деловой тон. Почему задержка? Какие проблемы? Что еще от меня требуется? Разговаривал то на «вы», то на «ты», как и заведено в среде хозяйственных начальников. Даже терминологию использовал хозяйственную. Как, началась ЗАГРУЗКА в автобусы? Кто ЗАГРУЖАЕТСЯ? Раненые? Боевики? Требовал от Басаева скорейшего освобождения пленников таким тоном, как будто тот мешкал с выполнением квартального плана по добыче газа.

Переговоры с Басаевым, приведшие в конце концов к вызволению заложников, — большой политический успех Черномырдина, который, без всякого сомнения, зачтется ему в его будущей карьере (не важно, останется он премьером или нет). Ельцинская обслуга, да и сам Черномырдин (по понятным причинам) часть этого успеха сразу же поспешили откромсать в пользу главного кремлевского сидельца: он, дескать, все время был в курсе, с ним все обсуждалось и согласовывалось. Наверное, это и в самом деле так. Однако сам он, сиделец, почему-то пальцем о палец не ударил, чтобы предпринять что-либо подобное.

Мне говорят: бросьте, все это был просто хорошо разыгранный спектакль. Черномырдину дали отличиться, чтобы настроить в его пользу депутатов перед думским голосованием о доверии правительству. Ну что ж, спектакль так спектакль. Если он спасает сотни жизней, я за такие спектакли. Однако независимо от того, специально ли это все было разыграно или нет, та роль, которую взял на себя Черномырдин, весьма естественна и органична для него. Он прагматик, хозяйственный практик. Эта безумная чеченская война для него — как кость в горле. За месяцы, прошедшие с ее начала, он не однажды позволял себе всякого рода миротворческие заявления, хотя затем всякий раз, видимо осаживаемый Ельциным, произносил свою сакраментальную фразу: «В Чечне вести переговоры не с кем».

Как всякий достаточно умный человек, Черномырдин не может не понимать всю двусмысленность обвинений, адресуемых Басаеву, — обвинений в жестокости, бесчеловечности и т. д. Он, конечно, жесток, но вправе ли об этом говорить люди, отдавшие приказ о военных действиях в Чечне, — действиях, которые обернулись неслыханными зверствами по отношению к мирному населению в этой республике? Вправе ли выступать с обличениями те, кто непосредственно осуществляет эти неслыханные зверства, кто ежедневно обрушивает на чеченские города и села огонь «Градов» и «Ураганов», вакуумные, шариковые, игольчатые бомбы, напалм, отравляющие газы, кто изобрел садистские фильтрационные пункты?.. Басаев, конечно, «бандит», но такой, у которого не считающие себя таковыми восстановители «конституционного порядка» в Чечне убили, как сообщалось в прессе, почти всех родных, в том числе жену и шестерых малолетних детей. Это тоже стоит принимать в расчет.

Премьер разговаривает с диверсантом под наставленными на него зрачками телекамер… И контраст между простоватым, демократичным председателем правительства, с одной стороны, и вечно надувающим щеки, говорящим о своем величестве не иначе как в третьем лице президентом — с другой, очевиден. Ельцину советники и советчики, видимо, постоянно внушают, что он не должен вести разговоры и переговоры с кем попало, чтобы не уронить свое президентское достоинство. Будь эти советники и советчики поумней, они поняли бы, что иногда для сохранения этого достоинства следует как раз наплевать на все и всяческие условности.

Разумеется, во время деловых телефонных бесед премьер-министр без труда объегорил храброго и жестокого, но неискушенного в дипломатии, по-детски наивного чеченца. Прекращение боевых действий… На какой срок? На один день? На два? На неделю? Насовсем? Ничего этого не было оговорено. Начало переговоров… Так ведь сколько раз они уже начинались! И сколько раз заканчивались ничем. При желании все можно в одночасье прервать, поломать, порушить…

Уже на следующий день после освобождения заложников наследник генерала Ермолова милицейский полководец Куликов стал поливать из «Ураганов» район, где растворилась в горах и лесах группа Басаева, а на переговорах в Грозном предъявил чеченцам ультиматум о выдаче «террористов» в трехдневный срок. Иначе, дескать, переговоры будут прерваны. Как вы понимаете, договариваясь с Черномырдиным, Басаев совсем не такие переговоры имел в виду. На сей раз Черномырдин приструнил Ермолова-Куликова, — надолго ли?

В дни буденновского кризиса Басаев то и дело твердил, что ему не удается найти с российской стороны ни одного человека, который отвечал бы за свои слова. Поэтому он и вынужден апеллировать на самый верх — к самому Черномырдину. Однако получилось так, что и Черномырдин своему слову не хозяин. В отличие от столь презираемого и поносимого всеми чеченского диверсанта, который, однако, выполнил все, что обещал.

Было хорошо видно, как премьера, проявившего склонность к мирным переговорам, обкладывают со всех сторон. Как спокойно, методично при этом действуют. Там взрыв, здесь взрыв… Там убийство русской семьи, здесь убийство русской семьи…

В один прекрасный день Черномырдина, олицетворявшего после Буденновска мирный курс в Чечне, небрежно, плечиком оттерли от чеченских дел — туда отправился Лобов, один из тех, кто, собственно, и затеял там бойню год назад…

Удержаться на мирной тропе не удалось. Вновь победила партия войны. Сигналом к ее возобновлению стало назначение выборов нового чеченского «президента». В сущности, кремлевские мудрецы снова вернулись к стратегии раскола чеченского общества — той самой стратегии, которую пытались реализовать до декабря 1994 года.

Конечно, расколотый народ легче скрутить в бараний рог, однако сегодня московские правители так же далеки от достижения этой своей первоначальной цели, как и год с лишним назад. Зато неисчислим урон, который они нанесли чеченской войной России. И самим себе.

Введя войска в Чечню, Ельцин, по существу, совершил политическое самоубийство. Он поставил крест на том Ельцине, за которого голосовала страна 12 июня 1991 года. И что бы он теперь ни сделал, он уже не сможет в глазах народа вернуть себе свой прежний образ.

Из-за ввода войск было подорвано доверие ко всей нынешней правящей верхушке. За минувшие месяцы люди, в нее входящие, не раз имели возможность в этом убедиться.

Наконец, без сомнения, чеченская авантюра — одна из главных причин, почему коммунисты победили на недавних выборах в Думу.

Конечно, марксисты-ленинцы и сами никогда не останавливались перед развязыванием войны. Нападения на Польшу, Финляндию, Венгрию, Чехословакию, Афганистан — это все (и многое другое) на их совести. Да и над самой Чечней они в былые времена немало поизгалялись. Однако, к их счастью, народ наш не помнит старые грехи… Как и вообще плохо помнит свое прошлое — об этом уже говорилось.

Не надо быть пророком, чтобы предсказать: если война будет продолжаться, большевики победят и на выборах президентских.

А потому самое малое, что следует сейчас сделать, — немедленно, пока до выборов еще остается какое-то время, вывести войска из Чечни. Других вариантов нет. Нелепый фарс с чеченским голосованием на «президентских выборах» — это последняя глупость из отпущенного российскому руководству лимита глупостей и ляпсусов.

При всем моем скептическом отношении к Черномырдину, мне иногда в голову приходит мысль: а может быть, именно он способен сыграть ключевую роль в выводе войск и, соответственно, стать главным выдвиженцем от демократических сил на президентских выборах? Возможно, все-таки он — единственный, у кого есть хоть какие-то шансы остановить рвущегося в президентские апартаменты Зюганова. Укрепление приобретенного после Буденновска имиджа миротворца, без сомнения, окажет ему в этом благородном деле существенную подмогу.

Таково было мое настроение в те дни. Его разделяли многие. Хотя о необходимости скорейшего вывода войск говорилось, пожалуй, не так уж часто. От властей требовали переговоров. И власти, подталкиваемые предвыборным общественным мнением, потихоньку поворачивались в эту сторону. Политические очки набирали те деятели, кто хотя бы сквозь зубы, с оговорками и экивоками, признавал: переговоры действительно необходимы. Здесь ярко высвечивалась одна из главных ценностей демократической выборной процедуры: возможность обменять свои голоса на разумные, осмысленные действия властей предержащих — на действия, которых в любом ином случае народу, скорее всего, не удалось бы добиться.

Черномырдина вовсе не обязательно было выставлять как альтернативу Ельцину, их вполне можно было бы выдвинуть кандидатами одновременно. Так, чтобы премьер играл роль президентского дублера. При том безнадежном рейтинге и при том состоянии здоровья, какие в тот момент были у Ельцина, такой дублер стал бы спасением и для самого президента, и для страны. В случае чего, если бы Ельцин сошел с дистанции (а мы теперь знаем, что он в самом деле не раз бывал на волоске от этого), премьер вполне мог бы его подменить, составить достойную альтернативу рвущимся к власти коммунистам.

Собственно говоря, многие ожидали именно такого развития событий. В одной из статей, опубликованной в «Известиях» 30 января, выдвигалось как раз такое предположение — что Ельцин и Черномырдин могут включиться в избирательную кампанию параллельно, что именно таков, в частности, тайный план «Нашего дома — России» (официально НДР поддерживал выдвижение одного Ельцина). Благодаря одновременному вступлению Ельцина и Черномырдина в предвыборную кампанию будет обеспечена более массированная атака на коммунистов. При этом, как полагал автор, не исключено, что на каком-то этапе один из этих двоих (не обязательно Черномырдин) снимет свою кандидатуру в пользу партнера. Утверждалось, что такая схема предлагается некоторыми аналитиками даже в президентском окружении.

Увы, особенности ельцинского характера были таковы, что он и слышать не хотел ни о каком дублере. Трудно сказать, чего в этом нежелании было больше — безграничной самоуверенности — я, мол, и так выиграю выборы — или ревности к потенциальному претенденту на его, Ельцина, кресло.

Зная об этих ельцинских настроениях и строго соблюдая правила аппаратного этикета, сам Черномырдин, как говорится, руками и ногами отмахивался от предложений вступить в президентскую гонку. А таких предложений становилось все больше и больше. В конце января появились сообщения, что в Санкт-Петербурге, Оренбурге, других городах создаются инициативные группы по выдвижению Черномырдина кандидатом в президенты.

30 января в северной столице состоялось собрание такой группы. В нем участвовали представители ДВР, «ДемРоссии», Христианско-демократического союза, других организаций (представителей НДР замечено не было). В принятом заявлении говорилось, что необходимо сохранить преемственность в отношении курса реформ и объединить реформаторские силы вокруг авторитетной политической фигуры, каковой является Виктор Черномырдин. В числе главных плюсов премьера были как раз отмечены его миротворческие шаги, связанные с войной в Чечне. Черномырдина просили дать согласие баллотироваться на пост президента.

Позднее сопредседатель «ДемРоссии» Галина Старовойтова так объясняла смысл этого выдвижения: «Мы хотим ему (Черномырдину. — О.М.) помочь и вбить клин между ним и Ельциным, мы играем на победу умеренных реформированных коммунистов — Черномырдина, Лужкова, Сосковца, Бакатина, Вольского, Гончара…»

Однако уже на следующий день, 31 января, в интервью ИТАР-ТАСС Черномырдин, находившийся в тот момент в США, довольно резко отозвался обо всех этих хлопотах. «Я этого не приемлю, — сказал он. — Я об этом не слышал, и я этого не приемлю. Мы работаем с президентом, все будет идти как надо. Я в эти игрушки не играю».

3 февраля Черномырдин неожиданно отправился в двухнедельный «плановый» отпуск в Сочи. В прессе этот отъезд тоже связали с возникшей вокруг его фигуры странной предвыборной суетой. Дескать, у премьера был неприятный разговор с президентом и тот посоветовал ему на время покинуть столицу.

«Независимая газета»:

«Тот факт, что инициативная группа в Петербурге выдвинула Черномырдина кандидатом в президенты, и несмолкающие разговоры о Черномырдине как едином кандидате от демократов произвели, как утверждают, на Ельцина самое неблагоприятное впечатление. Что и ожидалось. И двухнедельный отпуск «возник» как следствие тяжелого разговора, состоявшегося между президентом и премьер-министром, в ходе которого премьеру было рекомендовано отъехать из столицы на отдых и не смущать своим присутствием, не «соблазнять» своей персоной демократов…»

Шли и еще дальше — утверждали, будто зимний отпуск Черномырдина — прелюдия к его скорой отставке.

Ельцинская пресс-служба все это опровергала: дескать, отпуск премьера — вполне рядовое событие, за которым ничего не скрывается.

8 февраля в беседе с группой журналистов Черномырдин разъяснил свою позицию насчет президентских выборов уже более спокойно и более вежливо (по отношению к своим поклонникам):

— Конечно, хотел бы поблагодарить за доверие… В то же время хочу сказать: по-человечески, да и по-мужски мне было бы нелегко, да и невозможно отступиться от принципов товарищества, от пережитого за те три года, которые я проработал бок о бок с Борисом Николаевичем Ельциным. И если действующий президент сделает свой выбор баллотироваться на второй срок, то здесь я, конечно, соперником ему быть не хочу и не буду. Как глава правительства я реализую именно президентский курс на реформы, и никакой другой. Поэтому поддержка моей кандидатуры — это по сути вещей, по политической логике — прежде всего поддержка президента.

В свою очередь, лидер думской фракции «Наш дом — Россия» Сергей Беляев, разъясняя сложившуюся ситуацию, также упирал на этический момент: «Глубокая порядочность Черномырдина не позволяет ему выставлять самостоятельно свою кандидатуру или выставлять ее в противовес Ельцину».

Несмотря на все эти заявления, петербургская инициативная группа по выдвижению Черномырдина была в числе прочих зарегистрирована 9 февраля в Центризбиркоме. Собственное согласие кандидата на этом этапе не требовалось.

В общем-то можно сказать, что ситуация с невыдвижением Черномырдина в президенты — это свидетельство тогдашнего младенческого возраста нашей политической этики, неразвитости отношений между политиками, их, так сказать, совковости. При чем здесь «принципы товарищества», «пережитое за три года», «глубокая порядочность», когда речь идет о решении важнейшей для страны задачи — спасения ее от угрозы коммунистического реванша?

Впрочем, надо сказать, до момента окончания регистрации кандидатов — 15 апреля — у Черномырдина еще сохранялась теоретическая возможность стать-таки полноценным кандидатом в президенты — ведь инициативная группа по его выдвижению действовала, собирала необходимые подписи. Случись что до этого срока с Ельциным, и премьер вполне мог бы по-настоящему вступить в игру.

Коржаков в своих мемуарах, разумеется, все это оборачивает против премьера. «Виктор Черномырдин, — пишет бывший ельцинский охранник, — тоже, правда негласно, собирал подписи, чтобы выставить свою кандидатуру на грядущих президентских выборах. И собрал почти полтора миллиона. Его доверенные лица старались работать с избирателями как можно незаметнее. Но, разумеется, Служба безопасности президента о «тайной» акции премьера знала».

Трудно себе представить, как это можно «негласно» и «незаметно» собрать полтора миллиона подписей. Вот уж действительно нужно быть выдающимися Шерлоками Холмсами, чтобы эту «тайную» акцию» обнаружить. Как уже говорилось, инициативная группа собирала автографы избирателей вопреки воле Черномырдина, несмотря на его неоднократные протесты. Вряд ли он был тут неискренен.

Естественно, после того как коржаковская агентура «обнаружила» предвыборную активность Черномырдина, премьер оказался на крючке у начальника президентской охраны и стал, по уверениям Коржакова, искать с ним встречи, чтобы объясниться.

«С середины февраля, — пишет Коржаков, — Черномырдин постоянно предлагал мне встретиться и поговорить. Я же умышленно тянул время, дожидаясь того момента, когда будет поздно нести подписные листы в Центральную избирательную комиссию. Внутреннее чутье подсказывало: без этого разговора премьер не решится выставить свою кандидатуру на выборах».

Регистрация кандидатов закончилась, как уже было сказано, 15 апреля, а разговор Черномырдина с Коржаковым состоялся аккурат на следующий день, 16-го, в так называемом Президентском клубе — заведении для избранных, которое в свое время организовал сам Коржаков. Понимая, что его подслушивают и записывают, Черномырдин изъяснялся крайне осторожно, в основном поддакивал президентскому охраннику.

Больше всего в тот момент премьера беспокоило, что кто-то, как он полагал, «наговаривает» на него президенту. Насколько можно понять, в первую очередь он подозревал тут самого Коржакова: тот, мол, нашептывает Ельцину, что премьер собирается «подсидеть» его на президентском посту. Но прямо сказать о своих подозрениях Коржакову Черномырдин, естественно, не решался.

«Черномырдин. Еще один вопрос. Кому надо постоянно меня с шефом сталкивать?

Коржаков. В каком плане?

Черномырдин. Во всех планах. Даже, может быть, не сталкивают, а разводят. Видят во мне недруга. Мне, конечно, это по фигу, но всегда это исходило из Администрации… Я говорил Илюшину (первый помощник президента. — О.М.), что не могу понять, откуда происходит сталкивание.

Коржаков. Илюшин никогда в эти дела не влезает.

Черномырдин. Да, он мне сказал.

Коржаков. Он опытный партийный работник.

Черномырдин. Единственное, он мне подтвердил, что видит все. Если это дело Батурина… Но я не думаю, что он так близок к президенту, чтобы влиять. Но кому-то вот надо».

Самый близкий к президенту человек — Коржаков. Ему-то, без сомнения, прекрасно известно, кто и о чем уведомляет его шефа. Он не говорит, кто именно вкладывает в уши Ельцину негативную информацию о Черномырдине, но намекает премьеру, откуда ветер дует:

«Коржаков. Если вы едете в командировку, а люди ваши вечерком потом собираются и пьют не за здоровье нашего президента, а за здоровье президента Черномырдина… Не стесняясь.

Черномырдин. Да ты что?!

Коржаков. Да.

Черномырдин. Вот те, которые рядом со мной?

Коржаков. Да, которые рядом с вами… Окружение делает вам много вреда.

Черномырдин. Я могу только одно сказать. Я не могу ни за кого поручиться, я не тот человек… Вот так взять и просто предать (имеется в виду — предать президента. — О.М.). Мне это противно. У меня и возраст такой, что мне это не надо. Я сам нахожусь на пределе. У меня работа непростая.

Коржаков. Конечно.

Черномырдин. И чтобы я в это время играл еще в какую-то вторую игру?

Коржаков. По идее, вам некогда играть. Но за вас ее играют.

Черномырдин. Опять где-то проскочило: «Дайте интервью, что вы не будете баллотироваться».

Коржаков. Виктор Степанович, а вообще кто придумал, что вам нужно баллотироваться? Ведь по Конституции, если с президентом что-то случается, за него вы так и так остаетесь. Вы могли спокойно всех отмести: «При живом президенте я не могу. Если что-то случится, тогда я и так буду (президентом. — О.М.)».

Черномырдин. Александр Васильевич, мне никто не мешал, если бы мне нужно было, я бы начал (собственную избирательную кампанию. — О.М.)».

Забавно видеть, как председатель правительства России заискивает перед президентским охранником, убеждает его в своей девственной чистоте и невинности. И ведь на этого человека многие собирались тогда ставить!

Коржаков уверяет Черномырдина, что это не он доносит президенту на премьера: он, дескать, о Черномырдине со своим шефом «последние два года вообще не разговаривал». «Другое дело, что я свое мнение со стороны могу иметь», — говорит начальник СБП.

Вряд ли Черномырдин верит этому. Прямо это неверие не выражает, но в общем-то в его речах оно проскальзывает. По его словам, «какое-то время он думал»: вся негативная информация о нем попадает к президенту именно через Коржакова, через его службу, — но теперь он убедился, что зря так думал: «Нет, это не ты. Но кто-то есть, я в этом не сомневаюсь».

Кто именно «стучит» на него Ельцину, Черномырдин в том разговоре доподлинно так и не узнал.

Коржаков продолжает намекать, что все зло исходит от черномырдинского окружения, а Черномырдин — уверять, что он ни сном ни духом не помышлял о «предательстве», то бишь о том, чтобы баллотироваться в президенты. Между тем, как мы видели, Коржакову известно о сборе подписей в пользу кандидатуры премьера. Такая вот игра в кошки-мышки.

«Черномырдин…За моей спиной, может быть, есть и предатели и что хотите, но я ничего такого не сделаю. Меня пытались и сейчас уговорить: «Давай» (то есть «выдвигай свою кандидатуру в президенты». — О.М.). Я говорю: «Нет, нельзя этого делать. Нам нужен сегодня Ельцин для того, чтобы удержать страну». И ему я это говорил тысячу раз: «Борис Николаевич, не надо меня толкать, не надо, только Ельцин сейчас нужен стране. Не Черномырдин и никто другой»…

Коржаков. Ваши помощники многие нечистоплотные.

Черномырдин. Согласен, наверное.

Коржаков. Ваши очень близкие люди.

Черномырдин. Меня это очень волнует… вообще о нашей ситуации сейчас… Все смотрят и думают: «А вдруг там Черномырдин что-то выкинет». Не надо мне этого.

Коржаков. Я же говорю, что ваше окружение так говорило. Стоя выпивали не за нынешнего, а за будущего президента… Виктора Степановича Черномырдина. Чокались, не стесняясь. А я-то за нынешнего президента.

Черномырдин. Александр Васильевич, неужели вы думаете, что при мне так бывает? Никогда (во вполне партийно-советском стиле Черномырдин обращается к собеседнику то на «ты», то на «вы». — О.М.).

Коржаков. Но, наверное, какой-то повод для этого дается (еще бы не было повода — полтора миллиона собранных подписей! — О.М.).

Черномырдин. Нет, это исключено».

Черномырдин так и не решился зарегистрироваться в качестве кандидата на президентских выборах. Коржаков вполне логично предполагает, что именно остановило «одного из самых перспективных претендентов»: «Возможно, он понимал: если Ельцин победит, то никогда не простит измены. А в свою победу Виктор Степанович не очень-то верил».

1 февраля в швейцарском Давосе открылся очередной Всемирный экономический форум, ставший в 90-е годы весьма популярным. Сразу же было объявлено — об этом сказал основатель форума и его президент Клаус Шваб, — что первостепенное внимание на нем будет уделено предстоящим в России президентским выборам и их влиянию на общую ситуацию в мире. Особый интерес к этой теме подогревался еще и тем, что на форуме самолично присутствовал фаворит предвыборной гонки — Геннадий Зюганов.

Он впервые появился в Давосе. К своему участию в форуме лидер российских коммунистов, по-видимому, подготовился тщательно. Было вполне очевидно, какую основную цель он себе поставил, — во что бы то ни стало убедить представителей западной экономической и политической элиты, что он как наиболее вероятный будущий президент России вполне приемлем для Запада, что он разделяет основные ценности западной цивилизации, более того — что с ним, Зюгановым, демократическому миру будет гораздо удобнее иметь дело, чем с Ельциным или с кем-либо еще. Цель, казалось бы, недостижимая, тем не менее нельзя сказать, что Зюганов не добился успеха, преследуя ее.

На все ключевые вопросы, интересующие западных участников форума, у него были готовы ответы, ласкающие слух аудитории. Приведу некоторые их них.

О многоукладности экономики (тема, которой Зюганов касался чаще всего и с видимым удовольствием):

— Надо найти правильное соотношение государственных, коллективно-долевых и частных форм собственности при условии, что все подчиняются закону, вовремя платят налоги и система организации хозяйства так построена, что выгодно работать, а не воровать и пьянствовать.

Не ясно, правда, каким конкретно представлялось Зюганову «правильное соотношение» различных форм собственности.

О национализации:

— Государственный контроль необходим в ключевых отраслях экономики, но не может быть и речи о широкой национализации собственности, если наша партия придет к власти. Мы понимаем, что если завтра у кого-то начнут отнимать, то послезавтра по всей стране — от Мурманска до Владивостока — будут стрелять. Те приватизированные предприятия, которые хорошо работают и соблюдают трудовое законодательство, будут иметь все возможности работать и дальше. Опасность будет грозить лишь тем предприятиям, которые уничтожают, ликвидируют, разворовывают производственную базу, но этим должны заниматься соответствующие органы, как в любой стране, строго по закону.

О потенциальных инвесторах, желающих вложить деньги в российскую экономику:

— Если они будут знать правила игры, если они получат свою выгоду, а мы будем развивать производство, долгосрочные программы, они с удовольствием будут вкладывать.

Еще о том же:

— Мы за долгосрочные связи. За то, чтобы они, вкладывая, получали и свои прибыли, а мы развивали современные технологии, создавали дополнительные рабочие места.

О ситуации в России:

— В нашей стране есть опасения у всех жителей, в том числе и у инвесторов, что положение может окончательно развалиться, дестабилизироваться. Поэтому наша точка зрения — и она сформулирована во всех документах, — надо без потрясений и гражданской войны нормализовать весь промышленно-производственный процесс.

Такое ощущение, что Зюганов действительно знает, как без потрясений все нормализовать и стабилизировать. Стоит только ему прийти к власти, и он обратит это знание в дело.

Отвечая тем, кто не находит больших различий между КПРФ и КПСС, Зюганов уверял, что различия между ними огромные: КПСС «была не партией, а системой управления страной», в то время как КПРФ — полноценная политическая партия, в отличие от своей предшественницы она выступает за многоукладную экономику и политический плюрализм, КПРФ отказалась от атеизма, открыта для диалога с любыми политическими силами.

Интерес к Зюганову в самом деле был необычайно велик. Его нарасхват приглашали на разнообразные завтраки и обеды, его выступления собирали полные залы. Параллельно он давал многочисленные интервью зарубежной прессе. По его собственным подсчетам, уже в первый день форума их было пятнадцать. Естественно, в них он также пытался предстать современным респектабельным политиком. Так, в интервью агентству Рейтер 2 февраля он заявил, что возвращение к системе госмонополии в экономике — системе, существовавшей в советские годы, — ныне невозможно: это привело бы к кризису. По словам Зюганова, свою основную задачу коммунисты видят в том, чтобы создать условия, при которых люди могли бы ощутить адекватную отдачу от своего труда, независимо от того, в каком секторе экономики они работают — государственном или частном.

Ну, что вы скажете? В самом деле, этакий «умеренный социал-демократ», «коммунист с человеческим лицом»!

Надо сказать, усилия Зюганова не были напрасны. Многие собравшиеся в Давосе, хотя и далеко не все, готовы были принять либеральные речи российского коммунистического вожака за чистую монету.

4 февраля на форуме состоялось заключительное пленарное заседание по российской тематике. Казалось, эта тематика закрыта. Однако на следующий день она получила неожиданное предложение, причем совсем на другом уровне накала. В этот день пресс-конференцию провел Анатолий Чубайс. Было такое ощущение, что он специально примчался на швейцарский курорт, чтобы как-то нейтрализовать Зюганова, ослабить впечатление от его речей, магически действующих на многих — доверчивых и наивных — западных граждан.

Бывший первый вице-премьер 45 минут говорил по-английски и еще полтора часа по-русски. Он довольно быстро покончил с вопросом о своей отставке, сказав, что он прежде всего экономист, а не политик, и вообще президент вправе по своему усмотрению решать кадровые вопросы, после чего перешел к коммунистам и персонально к Зюганову. По словам Чубайса, сейчас, в 1996 году, у российских коммунистов есть последний, вполне реальный шанс прийти к власти, и они постараются его использовать. Этой цели подчинено, в частности, и то, что Зюганов делает здесь, в Давосе.

— Существует два Зюганова, — сказал Чубайс, — Зюганов для международных финансовых кругов и Зюганов для внутреннего употребления.

Первый, по словам Чубайса, — весьма привлекательная фигура. Он за многоукладность экономики, за частную собственность, против национализации, за зеленый свет для инвесторов, за политический плюрализм…

— Посмотрите, какая душка! — воскликнул Чубайс. — Просто душа радуется! Так и хочется вступить в КПРФ.

(Позднее, уже в Москве, Чубайс сказал, что за пять лет своих поездок на давосский форум он не дал столько обещаний иностранным инвесторам, сколько коммунистический вожак дал за пять дней пребывания на одном таком форуме.)

Зюганов для внутреннего употребления являет собой прямо противоположный образ. Чубайс сопоставил речи коммунистического вождя в Швейцарии с тем, что говорится по этому же поводу в программе КПРФ, принятой на III съезде этой партии в январе 1995 года, и с тем, что говорит об этом сам Зюганов, но уже в России. Так, во втором разделе партийной коммунистической программы утверждается, что необходимо «возвратить народу и взять под контроль государства имущество, присвоенное вопреки общественным интересам». Кто будет решать, вопреки оно «присвоено» или не вопреки? Надо полагать, сами же коммунисты и будут решать. Как после 1917 года. Впрочем, тогда с частными собственниками вообще не церемонились, все подряд у «эксплуататоров» отбирали. Далее в том же разделе программы говорится, что на первом этапе действительно необходимо сохранить «экономическую многоукладность» (то самое, о чем Зюганов без устали пел в Давосе), второй этап будет «переходным», а на третьем уже станут доминировать общественные, то есть в понимании коммунистов государственные, формы собственности, и мало-помалу утвердится их «господство». Согласно программе, КПРФ будет добиваться «национализации или конфискации имущества, присвоенного вопреки закону, интересам страны и правам трудящихся» (опять эта загадочная формула — «вопреки интересам страны»).

Если сейчас в частном секторе производится 76 процентов ВНП, сказал Чубайс, то компартия домогается прямо противоположного — национализировать не менее 75 процентов частной собственности.

В общем получается, что на Западе «респектабельные» российские коммунисты зазывают инвесторов, а в России, у национальных инвесторов, намереваются конфисковывать собственность.

Что касается собственных «российских» высказываний Зюганова, Чубайс сослался, в частности, на его интервью газете «Завтра», опубликованное в апреле 1995 года. В этом интервью Зюганов заявил, что эмиссары из МВФ и прочих мировых финансовых центров ведут себя в России как гитлеровские гауляйтеры. А доллары, по его мнению, ударили по российской экономике сильнее фашистских танков и самолетов. Между тем в Давосе Зюганов упорно добивался — и добился-таки — встречи с этими самыми «гауляйтерами» — представителями МВФ.

Надо к тому же учесть, добавил Чубайс, что КПРФ входит в Союз компартий, а эта организация среди прочего планирует ввести государственную монополию на банковское дело, национализировать банковскую, биржевую и страховую деятельность. Своим кандидатом в президенты Зюганова считают и радикальные коммунисты Анпилова…

Чубайс высказал надежду, что после первой эйфории, в которую их погрузили сладкие речи Зюганова, иностранцы поймут: главное, за что он ратует, — это за возвращение Советов, национализацию предприятий, банков и т. д. Важно, чтобы западные слушатели Зюганова ясно осознавали, что стоит за его «либеральными» высказываниями.

То, что некоторые участники давосского форума приравнивают Зюганова к реформированным коммунистам, пришедшим к власти во многих восточноевропейских странах, сказал Чубайс, показывает: они «не понимают, что услышанное ими — все та же старая традиционная классическая коммунистическая ложь». Первым шагом коммунистов, если их лидер будет избран президентом, станет «подавление свободной прессы»: «им не выжить в условиях свободы слова и печати». Вслед за этим президент-коммунист «отправит всех своих политических оппонентов за решетку».

Выступление Чубайса стало холодным душем для тех на Западе, кто, ничтоже сумняшеся, записал Зюганова в «умеренные социал-демократы». Чубайс прямо заявил: Запад в немалой степени будет нести ответственность за возможный приход Зюганова к власти и за реванш коммунистических сил в России. По словам Чубайса, в реальности предлагаемая коммунистами политика «неизбежно приведет к большому кровопролитию в России». Миллионы россиян, для которых собственность стала средством существования — розничные торговцы, ремесленники, мелкие производители, — окажутся перед выбором: бежать из страны или сражаться за нажитое.

В Давосе Анатолий Борисович в очередной раз удивил и Россию, и мир. Отбросив свои личные обиды, если они у него были, — обиды, связанные с недавним отстранением от высокой правительственной должности, — он предстал в новом качестве — в качестве наиболее энергичного борца против возвращения коммунистов к власти (опасность коммунистического реванша в России Чубайс оценил как очень высокую). Фактически по собственной инициативе, так сказать, на общественных началах (по его собственным словам, он находился в Давосе «в неопределенном качестве») он выступил как доверенное лицо Ельцина — единственного кандидата, который, как считал Чубайс, в тот момент был способен остановить победное шествие коммунистов.

Стоило ли его разоблачать?

В разговоре с Чубайсом, который у меня состоялся по прошествии многих лет, я спросил его, действительно ли он тогда отправился в Давос специально, чтобы «дать отлуп» Зюганову, который там в это время пудрил мозги наивной западной публике, прикидываясь этаким социал-демократом, чуть ли не либералом.

— Да нет, — отмахнулся Анатолий Борисович. — Я просто ездил туда в то время каждый год в течение нескольких лет. И вот приехал в очередной раз. И там вдруг обнаружил Геннадия Андреевича и моих друзей — президентов крупнейших западных компаний, — танцующих вокруг него. Они, видите ли, все для себя уже решили: вот он, будущий российский президент. И я понял, что требуется какой-то сильный ответ на зюгановские речи, выступления, интервью, в которых он говорил прямо противоположное тому, что говорил здесь, в России. Насчет свободы, демократии, частной собственности…

Так ли уж опасно было, спрашиваю, что он пудрит мозги западным джентльменам и что они ему верят: от них ведь мало что зависело?

— Не скажите. От них действительно мало что зависело с точки зрения прямого электорального эффекта. Но с другой стороны, зависело многое: если Запад признает российского коммунистического лидера, это делает его фигуру более легитимной, увеличивает масштаб политических ресурсов, которые он собирает вокруг себя… Если Запад демонстрирует, что Зюганов — приемлемый вариант, это сильно меняет и отношение к нему внутри российской элиты. Поэтому реагировать на давосский демарш Зюганова было предельно важно.

Это будет катастрофа!

В таком же духе высказался российский министр экономики Евгений Ясин, также присутствовавший в Давосе. Если в стране будет проводиться политический курс, к которому призывает КПРФ, сказал он, это будет означать крах российской экономики. Ясин, как и Чубайс, обвинил Зюганова в том, что тот по-разному излагает позицию своей партии, когда выступает перед представителями западного бизнеса и когда держит речь перед российской аудиторией. В России, по словам Ясина, коммунисты делают акцент на том, что они-де планируют увеличить социальные расходы и усилить государственное регулирование экономики; между тем, чтобы получить инвестиции, в которых страна сейчас остро нуждается, необходимо снизить уровень инфляции, а увеличение социальных расходов неизбежно привело бы к ее скачку. Об этом коммунисты умалчивают. Еще одно условие притока инвестиций, продолжал министр, — создание необходимых гарантий для них. Однако программа КПРФ их не создает. Наоборот, государственное регулирование, об усилении которого хлопочут коммунисты, — это прямой риск для инвестиций. Если же смотреть на дело более широко, приход КПРФ к власти в России — это огромный политический риск: истории не известны случаи, когда, получив власть, коммунисты добровольно отдавали бы ее.

Сами российские предприниматели, участвовавшие в давосском форуме, — по крайней мере многие из них — к вполне возможному второму пришествию коммунистов отнеслись как к подлинному Апокалипсису. На вопрос корреспондента «Открытого радио», стоит ли российским бизнесменам опасаться прихода к власти Зюганова и его единомышленников, известный финансист и политик Константин Боровой ответил однозначно:

— Я думаю, что не просто стоит опасаться, а это будет означать, что в условиях, когда и так нет полного законодательного регулирования по частной собственности, этой частной собственности вообще не будет. Значит, не будет рыночной экономики. Значит, будет такая зарегулированная коррумпированная административная система… Поэтому, как я знаю, многие предприниматели, просто на всякий случай, переводят сейчас свои капиталы за границу, готовятся к эвакуации. Это катастрофа, и никак не меньше, чем катастрофа. Это надо понимать.

Впрочем, добавил Боровой, спасение капиталов — это минимальная мера: в случае победы коммунистов на президентских выборах речь пойдет о более важном — о спасении своей жизни и жизни семьи.

По словам Борового, случившийся в декабре приход в Думу такого количества коммунистов и избрание Селезнева на должность спикера уже нанесли колоссальный ущерб российской экономике. Вопрос об иностранных инвестициях в нашу экономику сегодня уже вообще не стоит: всем ясно, что в Россию, где к власти могут прийти коммунисты, вкладывать деньги более чем рискованно.

Другой предприниматель, директор крупной производственной фирмы Давид Боренбойм, на тот же вопрос того же журналиста — стоит ли опасаться возвращения к власти коммунистов? — ответил так:

— Безусловно, стоит. Памятуя о том, как сложились судьбы многих российских предпринимателей после октября 1917 года. Как предприниматели будут реагировать на аналогичное событие сейчас? Я полагаю, это зависит от темперамента. Кто-то выберет полную сдачу в плен, кто-то, очевидно, вооруженную борьбу, кто-то, вероятно, эмиграцию. Думаю, многие бизнесмены уже решили, как они поведут себя при таком нежелательном, но вполне вероятном развитии событий.

Если бы было время, Чубайс, я думаю, мог бы для сравнения добавить много еще чего любопытного и из прозвучавших на родине собственных зюгановских выступлений, и из речей его верных соратников, и из партийных документов КПРФ.

Любопытно было бы посмотреть, например, на реакцию давосской аудитории, в основном состоящей из людей, так сказать, экономически грамотных, во всяком случае знающих азы экономики (как-никак — Всемирный экономический форум), если бы Зюганов вздумал там воспроизвести те популистские требования к российским властям, с которыми он постоянно выступал перед думскими выборами и которые, в частности, повторил в докладе на V пленуме ЦК КПРФ 18 января 1996 года. В нем лидер коммунистов, например, потребовал вернуть долги госпредприятиям и населению, при этом проиндексировав их; профинансировать «реальные потребности» науки, культуры, образования, здравоохранения, обороны; увеличить пенсии, стипендии, зарплату, ориентируясь на прожиточный минимум; осуществить «масштабный государственный заказ» на продукцию ВПК и товары народного потребления; снизить налоги. Причем сделать все это, по мнению коммунистического вожака, необходимо через внесение соответствующих поправок в уже принятый и действующий бюджет начавшегося года. Кроме того, Зюганов потребовал установить фиксированные цены на хлеб и заморозить квартплату. То есть, суммируя все требования лидера КПРФ, — необходимо всем сделать хорошо. И сделать это быстро.

Как всегда в таких случаях, Зюганов ни в малейшей степени не обременил себя вопросом, где взять деньги на эти по большей части действительно благие дела. Ответ у коммунистов и их единомышленников всегда был наготове — включить печатный станок. То, что вслед за этим неизбежно последует гигантский всплеск инфляции и прежний, царствовавший в советские годы тотальный дефицит, их в таких случаях абсолютно не волновало. Главное — показать, что ты горишь желанием облагодетельствовать весь российский народ.

Однако провозглашать подобные «экономические программы» перед квалифицированной аудиторией Давоса значило бы предстать либо полным профаном, либо примитивным политическим спекулянтом. Такое, конечно, в планы Зюганова не входило.

Со всякого рода интересными заявлениями перед своими согражданами выступал, разумеется, не только Зюганов. Например, в одном из февральских номеров «Известий» читатели могли найти довольно любопытное интервью с членом думской фракции КПРФ, зампредом Комитета по законодательству адвокатом Юрием Ивановым (этот деятель уже упоминался мною ранее). Среди прочего Иванов довольно подробно излагал, как именно коммунисты, когда придут к власти, будут национализировать частную собственность.

Он сразу же признал, что национализация видится им, коммунистам, как «один из главных путей будущих перемен»: «никакой вечности и незыблемости формы собственности быть не может».

Иванов и его единомышленники уже наметили к тому времени ряд «крупнейших» предприятий, которые они, обретя власть, национализируют в первую очередь. Таковых было примерно двести. Безоговорочной национализации будут подлежать и коммерческие банки, по крайней мере 90 процентов из них (Иванов: «Тут надо быть решительными, ибо они — угроза обществу»).

Каков будет порядок национализации? Чтобы доказать, что предприятие было приватизировано «незаконно», можно, конечно, действовать через арбитражные суды, но это, по мнению коммунистов, слишком долго и муторно. Новые старые властители намерены прибегнуть к «ускоренной процедуре» — через «комиссии, наделенные особыми полномочиями». Саму эту процедуру Иванов, если ему поручат, также берется разработать ускоренными темпами: «Я бы за месяц с небольшой группой ее разработал. Я тут проблем не вижу. Процедуру в рамках комиссии, а не судебных органов».

Как тут не вспомнить сталинские годы. Тогда, как известно, «ускоренные процедуры» применялись сплошь и рядом. Это была любимая форма отправления «правосудия». Пресловутые «тройки» даже к расстрелу человека приговаривали за каких-нибудь десять-пятнадцать минут.

Кстати, сам же Иванов в этом месте беседы вспоминает 1937 год: дескать, тогда, в 1937-м, процедура все-таки тоже была, хотя и «упрощенная». Да уж, проще некуда.

А что станет при коммунистах со свободой слова? Позволено ли будет журналистам так же критиковать новую власть, как это позволяет власть нынешняя? Тут Иванов пускается в рассуждения, что, мол, сегодня существует «беспредел» «четвертой власти», что она «встала над государством». По мнению юриста-коммуниста, необходимо пересмотреть закон о СМИ, с тем чтобы устранить чрезмерную «вольницу журналистов»: «ненормально, чтобы пресса издевалась над государством». Даже, мол, над Ельциным она издевается, «а он же президент пока».

Забавно, не правда ли: сам Ельцин стойко терпит критику в свой адрес (надо сказать, он сохранил к ней терпимость на протяжении всего времени своего президентства; обеспечение свободы слова в стране стало одной из его главных неоспоримых заслуг), а вот юристы-коммунисты непрошено заботятся о защите его «чести и достоинства». Нет, не привыкли они к свободному слову. И вряд ли когда привыкнут.

Короче говоря, восстановление цензуры — один из главных пунктов коммунистических мечтаний, хотя, разумеется, они и стараются не использовать это слово, «цензура», заменяя его вполне пристойным и благородным — «ответственность».

Кстати, как полагает Иванов, уже сегодня органы госбезопасности должны брать на заметку телевыступления «некоторых радикальных демократов», с тем чтобы в будущем, когда коммунисты придут к власти, можно было «со всей строгостью» с них спросить. Это вам, наверное, тоже что-то напоминает?

Как вы понимаете, в Давосе Зюганов ничего подобного не говорил. Там он благоразумно предпочел не распространяться ни о том, как он и его товарищи будут национализировать частную собственность, ни о том, как придушат свободу слова.

Читаем уже упоминавшуюся программу зюгановской партии, принятую в январе 1995-го, как раз в преддверии двух ключевых избирательных кампаний, и приуроченную к ним. Обычные для таких коммунистических документов потоки пафосной демагогии, утопических социальных фантазий в духе «снов Веры Павловны», всякого рода красивых деклараций перемежаются с относительно редкими упоминаниями конкретных практических мер, которые коммунисты намечают осуществить в более или менее обозримом будущем. Вот эти-то вкрапления и приходится выковыривать из остального, по большей части декларативного, текста, чтобы получить представление, что реально коммунисты собираются делать, придя к власти.

Из всей программы ясно следует, что они по-прежнему намерены строить в России социализм, держа при этом и коммунизм в поле зрения как окончательную цель. Трагический семидесятилетний опыт такого строительства их ничему не научил. «Социализм как учение, массовое движение и общественная система, — утверждается в их программе, — обретает свое второе дыхание». Надо полагать, после будет и третье, и четвертое дыхание… Если их не остановить. Так и будут биться головой об одну и ту же стенку. И бить об нее несчастную страну.

При этом выдвигается абсолютно ложная альтернатива: «либо великая держава и социализм, либо дальнейший распад страны и окончательное превращение ее в колонию». Они как бы забывают, что распад страны — СССР — произошел как раз при социализме, в результате его семидесятилетнего строительства. И социализм был, и «великая держава» была, а счастье так и не наступило. Весь мир, кроме Северной Кореи и Кубы, прекрасно обходится нынче без социализма — и ничего, не «распадается».

Громкий лозунг коммунистов — «Россия, труд, народовластие, социализм!». Главные «традиционные» ценности, привечаемые ими, — соборность, державность, духовность, народность. Сравните со знаменитым уваровским — православие, самодержавие, народность. «Державность» тут перекликается с «самодержавием» (и в самом деле, сильно ли отличался от самодержавия, например, сталинский «державный» режим?). «Православие» же как бы воспроизводится парой «соборность» и «духовность»…

Кстати, никогда прежде понятие «соборность» коммунистами не употреблялось. Это одна из немногих зюгановских новаций. Коммунистические идеологи довольно комично ставят знак равенства между соборностью и коллективизмом. «Соборность» — это что-то такое церковное, хотя и не встречающееся ни у Даля, ни у Ожегова. «Коллективизм» же — напротив, сугубо светское, вознесенное наверх как раз коммунистами. Отождествлять соборность с коллективизмом — примерно то же самое, что причислять к коммунистам Христа (что, кстати, современные коммунисты, отказавшиеся от атеизма, и делают с необыкновенным удовольствием и великой назойливостью).

В программе воспроизводится традиционная для советских времен банально-лживая оценка большевистских «достижений»: дескать, после 1917-го была установлена «власть трудящегося большинства», осуществлен переход к плановому хозяйству «на основе общественной собственности»; к достижениям, естественно, отнесены и подорвавшая народные силы форсированная индустриализация, и уничтожившая российское крестьянство насильственная коллективизация… Ну, и, разумеется, вершина всего — случившиеся в советское время «расцвет науки и художественного творчества, прорыв человека в космос». «Зато мы делаем ракеты и перекрыли Енисей, а также в области балета мы впереди планеты всей»…

Впрочем, в программе содержится и некая критика в адрес коммунистических предшественников: чего-то они там недопоняли, что-то сделали не так. И в результате приехали не туда (то, что заехали в тупик, — это ведь факт, от этого никуда не денешься, так что волей-неволей и критиковать их приходится). «…Был в значительной степени, — говорится в коммунистической программе, — деформирован, подорван один из главных принципов социализма «От каждого — по способностям, каждому — по результатам его труда». Поскольку широкие слои трудящихся были лишены возможности реально распоряжаться результатами своего труда, постольку они и не чувствовали себя собственниками, совладельцами общенародного достояния. Это привело к социальному иждивенчеству, безразличию, пассивности».

В общем-то давно известно, как преодолеть это самое безразличие и пассивность: для этого надо сделать человека собственником. Вместо того чтобы признать эту простую истину, авторы программы делают вид, что есть какой-то способ заставить человека почувствовать себя «совладельцем общенародного достояния». И что им, авторам, этот способ известен, а вот их предшественники до него не додумались.

На самом деле никакого такого «общенародного достояния», общенародной собственности не существует в природе. Это не более чем литературная фигура. Есть государственная собственность — самая неэффективная из всех форм собственности. Неэффективная как раз потому, что при ней человек отчужден от реального владения предметом собственности и вследствие этого безразличен и пассивен. Вопреки всему мировому опыту, опыту стран, далеко обогнавших Россию по своему развитию, в программе вновь и вновь тупо утверждается, что «общественная собственность» — «наиболее жизнеспособная».

Все время ловишь себя на мысли: вот эти люди, писавшие эту программу, они действительно не понимают то, что давно известно любому грамотному человеку, — что без частной собственности не может быть никакой экономики, — или за годы советской власти они так привыкли врать, что не могут уже остановиться?

Уже из одного этого ясна сокровенная стратегическая цель коммунистов. Сколько бы они ни распинались о том, что они признают все виды собственности, что они за развитие частной собственности, частного предпринимательства, — все это не более чем тактические уловки. Понятно, что при первой же возможности они придушат ростки частнособственнической экономики и в полном объеме восстановят свою любимую «социалистическую». Пусть абсолютно неэффективную, но зато соответствующую их «самой верной», «самой правильной» «теории».

В программе подробно описывается, какой конкретно «социалистический» порядок коммунисты желают восстановить в стране. Порядок все тот же, который и был до перестройки и до реформ. Так что напрасно давосские слушатели Зюганова решили, что будет нечто новое. Естественно, коммунисты восстановят Советы «и другие формы народовластия» (на самом деле являвшие собой ширму, которая прикрывала всевластие партийной бюрократии). Будет восстановлено «научное планирование», то бишь, очевидно, Госплан. Введут «государственную монополию внешней торговли на товары стратегического назначения, в том числе на сырье, дефицитные виды продовольствия и другие предметы потребления»…

Стоит напомнить читателю, что к этому времени абсолютное большинство видов продовольствия и предметов потребления перестали быть дефицитными — каковыми они были в советское время, — так что само понятие «дефицит» исчезло из употребления, но авторы программы, видимо, вполне обоснованно предвидят, что, когда они придут к власти, большинство этих видов неминуемо снова превратятся в дефицит, и вот предусмотрительно собираются ввести госмонополию на их вывоз из страны.

Среди главных обещаний, призванных привлечь народные массы на сторону коммунистов, — «стабилизация и снижение цен на все основные виды продукции, прежде всего на продовольственные и промышленные товары первой необходимости». Вот вам верный путь к воссозданию того самого совкового тотального дефицита — регулирование цен. А вы говорите, что Зюганов — «умеренный социал-демократ».

Еще один замечательный пункт, разворачивающий экономику в том же обратном направлении, — «государственный контроль за деятельностью коммерческих банков и других кредитно-финансовых учреждений, различных фондов; сосредоточение валютных операций в государственных банках». Выступая в Давосе, Чубайс, как мы помним, сказал, что национализация банков, введение госмонополии на банковское дело числятся среди задач, провозглашаемых Союзом компартий, куда входит и КПРФ. Но, как видим, та же цель записана и непосредственно в программе самой зюгановской партии.

А паразиты — никогда!

В числе первостепенных задач в случае победы коммуниста (Зюганова, естественно) на президентских выборах перечисляются такие, что не оставляют сомнения: коммунисты не мечтают ни о чем ином, как только о реставрации «социализма» в прежнем виде. Читаем:

«1. Провести новый экономический курс… путем принятия экстренных мер прямого государственного регулирования в целях стимулирования товаропроизводителей, капиталовложений в отечественное производство…»

Государственное регулирование — вот единственный способ оживления экономики, известный коммунистам. Они использовали его 70 с лишним лет, и единственный результат этого — полный крах этой экономики, полный развал страны. Никаких уроков из этого они извлекать не желают.

Далее в программе читаем:

«4. Восстановить контроль народа за деятельностью… производственных предприятий независимо от формы собственности, коммерческих структур, банков и других кредитно-финансовых учреждений, использующих сбережения населения. Ликвидировать все лазейки для получения нетрудовых доходов».

Никакой «народный контроль» никому никогда ни над чем установить не удавалось. Чиновничий контроль — это да. Приди коммунисты к власти, чиновники тут же и приберут к рукам предприятия всех форм собственности, коммерческие структуры, банки и т. д. На этом многоукладность экономики и закончится.

Что касается «нетрудовых доходов» — к трудовым коммунисты относят лишь зарплату наемных работников. Скульптура Мухиной «Рабочий и колхозница», где колхозница сжимает в руке серп, а рабочий — молот, — вот олицетворение их, коммунистов, подхода к этому делу. Труд бизнесменов, финансистов — на котором сегодня держится экономика всех нормальных стран — они и трудом-то не считают вовсе.

Нет, не зря предприниматели сидят на чемоданах, готовые покинуть страну в случае воцарения коммунистического лидера.

Зюганов и его компаньоны обещают, когда придут к власти, «прекратить насаждение западничества и американизма». Интересно было бы посмотреть на реакцию слушателей Зюганова, если бы он в Давосе упомянул об этом пункте своей программы. Одно дело, когда ты выступаешь против бездуховности, цинизма, пошлости, распространяемых средствами масскульта, и другое — когда накрепко пристегиваешь их к США и вообще к Западу (как будто отечественный масскульт не производит ту же самую отраву). Ясно, что главная забота этих борцов против «вандализма, культа наживы, насилия и разврата, эгоизма и индивидуализма» — разжечь в стране ксенофобию, ненависть к наиболее «продвинутым», наиболее развитым странам и народам.

Понятное дело, коммунистический вождь в Давосе благоразумно об этом умолчал.

«У нас огромный политический опыт», — хвастаются авторы программы. Какой же такой опыт? Никакого другого опыта, кроме опыта работы в КПСС, у них нет. Но Зюганов от КПСС отрекся, упорно настаивая (впрочем, вполне справедливо), что она была не партией, а системой управления страной (крайне неэффективной системой, естественно). Собственный же их опыт в таком случае — крохотный, с 1990 года, когда была создана Компартия РСФСР, признаваемая ими предшественницей КПРФ. Так что похваляться огромным опытом вроде бы нет ни малейших оснований.

Кстати, забавно читать в коммунистической программе то, что неоднократно утверждали противники коммунистов, — что на самом деле никакого пришествия демократов во власть после 1991–1992 годов не было, что у власти как была, так и осталась в основном партийная номенклатура. Одно из «крыльев» расколовшейся КПСС, «получившее наименование «президентской вертикали», говорится в программе, «претерпело незначительные кадровые изменения и укрепило свои позиции в управленческих структурах. Оно превратилась в партию национальной измены и сегодня бесконтрольно хозяйничает в стране».

Так что же вы, спрашивается, хотите — чтобы оба «крыла» партноменклатуры восстановились у власти?

Есть в коммунистической программе и высокая литература:

«Товарищи, друзья, соотечественники!

Былинный Илья Муромец, прежде чем поднялся во весь богатырский рост, просидел сиднем тридцать лет и три года. Ныне народ, одурманенный демложью и алкогольной сивухой, просидел сиднем почти десять лет. Пробуждаясь, обобранным и униженным стоит он у развилки трех дорог, с ужасом смотрит на то, что натворили временщики в родной стороне, и мучительно выбирает путь…

Россия ныне замерла над бездной. Она просит о помощи. Если придем все вместе поддержать ее, убережем от драки, она возродится, выйдет, как и ранее, из всех смут еще более могучей.

Вспомним, как собирались вокруг Москвы русские земли после тевтонских и монгольских нашествий. Как земские соборы помогли избыть лихолетье Смутного времени. Как прорубал Петр Великий «окно в Европу». Как воссоздавалось под руководством Ленина могучее государство после краха царизма в 1917 году. Как, сплоченные вокруг партии, одолели мы фашистского зверя и стремительно вышли на передовые позиции в мире.

Нам есть с чего брать пример. Главный урок наших предков в том, что без Сильного Государства не бывать Сильной России. Спасти и возродить страну можно, только поставив общенародные, общегосударственные интересы выше всех других ценностей, только сплотив на их защиту большинство народа.

Это уже не Зюганов. Тот так красиво писать не умеет. Это, скорее, Проханов. Или кто-то из его «школы». Читая, хочется плакать и воздавать хвалу наследникам Ильи Муромца, Козьмы Минина и Дмитрия Пожарского, наследникам Петра Великого, напрочь позабыв, что именно они, эти наследники — имея в виду российских коммунистов, — за десятилетия своего правления довели страну до величайшего разора и позора и вот теперь как ни в чем не бывало снова рвутся к власти.

В тот день, когда Чубайс выступил на пресс-конференции в Давосе, Зюганов как раз покинул этот швейцарский курорт. Уже в Москве журналисты его спросили, как он относится к утверждению Чубайса, что в России он, Зюганов, — одно, а за границей — совсем другое. Лидер коммунистов ответил, как всегда с важностью надувая щеки: дескать, Чубайс просто не понимает, что говорит.

— За мной по всей стране ездят иностранные корреспонденты, — сказал Зюганов. — Я в ходе выборов (в Думу. — О.М.) почти три сотни встреч провел, на которых минимум пять-шесть корреспондентов были, которые все видели, все слышали, все засняли и все давно нам показали и напечатали.

Надо полагать, показанное и напечатанное однозначно свидетельствует, что никакого такого двуличия в поведении и в речах коммунистического вожака нет.

Зюганов утверждал, что у Чубайса «просто страх сработал»: он прекрасно понимает, что «любой промышленник, предприниматель или политик на Западе с уважением относится к той партии, которая имеет почти 40 процентов голосов в законодательном собрании или парламенте; за этим стоит политика, налоги, финансы, инвестиции и многое другое».

Страх не страх, но тревогу, вызванную лицезрением того, с какой доверчивостью многие на Западе воспринимают зюгановскую демагогию, Чубайс — да и не только он — в самом деле тогда испытывал.

Кстати, Зюганов не преминул обвинить Чубайса в том, что тот, мол, решил «воспитывать» его заочно, уже после отъезда «воспитуемого» из Швейцарии:

— Если бы он при мне все это сказал, он бы получил сполна…

Вышло этак по-молодецки: будь я там, в Давосе, я бы ему показал! Знаете, как в уличных «разборках»: держите меня, а то я сам за себя не отвечаю! На самом деле Зюганов вскоре получил реальную возможность дать Чубайсу «сдачи»: ведущий телепрограммы «Итоги» Евгений Киселев предложил Чубайсу и Зюганову провести диалог в прямом эфире. Первый охотно дал согласие, второй… наотрез отказался. Вот вам и «получил бы сполна»! Впрочем, оно понятно: трудновато коммунистическому вождю тягаться с такими людьми, как Чубайс (несколько ранее он точно так же отказался и от диалога с Егором Гайдаром). Он все больше на монологи нажимал и нажимает (на демагогические монологи — так бы я назвал этот излюбленный Зюгановым ораторский жанр).

— Может быть, — предположил телеведущий уже в эфире «Итогов» с Чубайсом, — Геннадий Андреевич просто понимает свои возможности как полемиста? Есть люди, которые способны вести дискуссию в прямом эфире, а есть такие, которые не обладают достаточным красноречием, хорошей реакцией и понимают, что в силу этих обстоятельств могут проиграть и потерять политические очки.

— Возможно, что и так, — отвечал на это Чубайс. — Я не берусь определять уровень полемических способностей г-на Зюганова и предъявлять требования к его красноречию, но я берусь предъявить требования к Зюганову как к политическому деятелю. Это уже не вопрос полемического мастерства, умения подбирать слова. Это вопрос элементарной ответственности. Любой политик должен отвечать за свои слова, тем более политик, который претендует стать ни много ни мало президентом страны. Если уж ты, дорогой, заявляешь что-то, будь добр отвечать за свои слова. Если такой человек лжет, говорит совсем разное, прямо противоположное, в зависимости от того, где он это говорит, это должно служить тревожным знаком для всех тех, кто с ним собирается иметь дело, и для тех, кто думает поддержать этого человека на президентских выборах.

Так в чем же все-таки дело? Почему Зюганов испугался острой прямой дискуссии? Здесь стоит заметить, что Александр Николаевич Яковлев, бывший начальник Зюганова по цековскому Агитпропу, отвечая как-то на вопрос журналиста о своем бывшем подчиненном, охарактеризовал его как обыкновенного верхогляда. «Мы хотели его уволить, — сказал Яковлев, — но он был капитаном волейбольной команды, весьма успешным, вот и держался».

Что ж, можно сказать, далеко пошел цековский волейболист.

Кстати, убоявшись прямого теледиалога с Чубайсом, Зюганов потом, непосредственно перед выборами, постоянно вызывал на такой диалог Ельцина, заведомо зная, что тот на него не пойдет. Трусость, проявленную в первом случае, он как бы компенсировал «храбростью», демонстрируемой во втором.

Что касается Ельцина, тот отказывался от телеполемики с Зюгановым, поскольку помощники не советовали ему «опускаться до уровня» своих конкурентов. Да и вообще, по его признанию, за годы своего членства в партии он столько наслушался коммунистической демагогии, что его от нее уже тошнит.

Здесь я его вполне понимаю: зюгановскую демагогию не каждый может вынести, не ощутив приступа тошноты.

Многие предполагали, что весьма остро, остро негативно, отреагируют на давосские «социал-демократические», «ревизионистские» выступления Зюганова коммунистические радикалы. Однако, как ни удивительно, этого не случилось. 11 февраля своего кандидата на пост президента выдвигали национал-патриотические движения России. В списке — единственный претендент на такую роль — вождь КПРФ. Выступающие уверяли, что этот претендент приемлем для всех, «почти ни у кого» нет на него аллергии. Даже у Анпилова.

— На мой взгляд, — заявил он, — это (выступления Зюганова в Давосе. — О.М.) тактический ход лидера КПРФ для того, чтобы привлечь на свою сторону Европу в борьбе против США. В любом случае я не рассматриваю тактику Зюганова в Давосе как капитулянтскую.

Вот ведь, оказывается, какой глубокий замысел, какая тонкая геополитика: привлечь на свою сторону Европу в борьбе против США. Ну, прямо не Зюганов, а какой-то Наполеон.

На самом деле, как разъяснили знающие люди, Анпилову просто выкрутили руки: если будешь оттягивать электорат у Зюганова, — смотри… окажешься в полной изоляции! Пришлось подчиниться.

Чубайс так прокомментировал единство «коммунистического интернационала» во лжи:

— Это означает только одно — что ложь, которую использует Зюганов, является для лидеров коммунистического движения в стране как бы нормальным, естественным приемом. Причем этот стиль поведения председателя КПРФ и людей, его поддерживающих, полностью воспроизводит хорошо всем нам известный, десятилетиями отработанный стиль поведения матерых аппаратчиков еще той, старой компартии.

Коммунисты пытаются представить себя вполне цивилизованными людьми. Признаки этого процесса видны сегодня повсюду. Не только в границах нашего отечества, но и за его пределами.

На прошлой неделе закончился Всемирный экономический форум, ежегодно собираемый в швейцарском городе Давосе. В числе его участников был и вождь российского пролетариата товарищ Зюганов. Он буквально из кожи лез, чтобы предстать перед заграничной публикой человеком респектабельным и современным. Неожиданным. Опровергающим привычные представления о коммунистах.

Собственно говоря, он всегда хотел таковым казаться. Сколько я за ним наблюдаю — а началось мое наблюдение где-то с конца 80-х, — его любимая роль — роль этакого «лектора ЦК», приезжающего в глубинку и сообщающего как бы особо доверенным слушателям информацию о событиях и веяниях там, «наверху», которую они нигде не прочтут и ни от кого не услышат, кроме как от него. Знаете, была такая категория лекторов. После общения с ним наивные провинциалы вырастали в собственных глазах, чувствовали себя приобщенными к большой политике, к музыке сфер.

И в Давосе участники форума услышали от председателя КПРФ много нового. Вы думаете, что коммунисты мечтают покончить с рынком, повсеместно восстановить госсобственность, с потолка, как прежде, назначать цены, поштучно планировать все, что только ни изготовляется в стране — от космических кораблей до канцелярских кнопок? А вот и нет, ошибаетесь, любезные! Нынешние коммунисты — люди практического, прагматического склада, до мелочей изучившие все плюсы и минусы социализма, капитализма и желающие только одного — соединить достоинства различных вариантов общественного устройства и отсечь недостатки.

Сколько мы слышали от коммунистов и «патриотов» в последние годы: «Караул! Демократы распродают Россию!» Однако в Швейцарии пролетарский вождь уверял всех, что он за укрепление демократии в стране, за реформы, за улучшение инвестиционного климата. «Мы будем поддерживать всех товаропроизводителей, независимо от формы собственности, создавая самые благоприятные условия для деловой активности», — заявил он. Зюганов отрицал, что, придя к власти, коммунисты примутся отбирать приватизированное: «Если завтра у кого-то начнут отнимать, то послезавтра по всей стране будут стрелять».

Между тем согласно программе КПРФ как минимум 70 процентов российских предприятий должны принадлежать государству. По этой же программе многоукладность экономики будет сохранена лишь на первом этапе нового коммунистического правления, а дальше большевики сделают упор на своих любимых «общественных» формах собственности.

Такая вот неувязка между программой и светскими речами. Что делать — разные жанры.

Самое забавное, однако, что многие на Западе приняли за чистую монету поток зюгановских либеральных словес. Западная пресса даже окрестила Зюганова «умеренным социал-демократом».

Вообще на швейцарском горнолыжном курорте он был этаким бенефициантом: его приглашали на завтраки и обеды, он участвовал в дискуссиях и диалогах, давал многочисленные интервью и пресс-конференции.

Такое повышенное внимание напоминает ситуацию из времен капитана Кука: европейские путешественники встречают в джунглях аборигена с кольцом в ноздре и с изумлением рассматривают его, восторгаясь уже тем обстоятельством, что он никого из них не пытается сразу употребить в пищу, а, напротив, проявляет даже некоторые признаки цивилизованности.

Что на все на это сказать? Западу не впервой устраивать большевикам гигантскую бесплатную рекламу. Для них это шоу, развлечение. А то, что Россия после будет кровью харкать, — на это им наплевать.

Вряд ли Зюганов сейчас точно, во всех деталях представляет себе, какую он станет проводить политику, сделавшись президентом (предположим, что такое случится). Во многом это будет зависеть от соотношения сил «ястребов» и «голубей» — коммунистических ортодоксов и «социал-демократов» в партийной верхушке и приближенных к ней слоях партийных товарищей.

То, что оппозиция «социал-демократическим» веяниям, имеющим место в этой верхушке, существует, ни для кого не секрет. Зюганова давно уже обличают как оппортуниста другие коммунистические вожди, такие, как Анпилов, Тюлькин. А недавно в печати появилось письмо, исходящее как бы изнутри КПРФ, подписанное «группой журналистов редакции газеты «Правда». В нем опять-таки выражается тревога по поводу «соглашательской позиции верхушки КПРФ во главе с Г. Зюгановым». Беспокоит авторов и вопрос, «с кем группа г-на Зюганова собирается сотрудничать на предстоящих президентских выборах и в чью пользу».

Однако, кто бы ни оказался сильнее — ортодоксы или «социал-демократы», — после второго пришествия коммунистов неизбежно по крайней мере одно: полный обвал в экономике. Даже там, где о настоящих красных давным-давно думать позабыли — в странах с развитой демократией, крепкой рыночной экономикой, — действует почти универсальная закономерность: социал-демократы, приходя к власти, «опускают» эту экономику до нижнего предела. Однако там подобное «опускание» не смертельно: либералы, которые в свой черед сменяют эсдеков, как правило, довольно быстро ликвидируют ущерб, нанесенный «радетелями народных интересов». У нас все будет иначе. Нашу экономику, скорее всего, постигнет такой коллапс, при котором нынешняя тяжелая экономическая ситуация покажется процветанием. Да в некоторых отношениях это и есть процветание — например, если судить по наполненности прилавков: такой наполненности никогда не было и не будет при коммунистах.

Разумеется, скорее всего, коллапс произойдет не сразу. В первый момент, возможно, Зюганову и K° удастся использовать инерцию движения к экономической стабильности, созданную нынешними властями. Возможно, люди испытают даже некоторое улучшение жизни, ибо поначалу зюгановцы постараются, конечно, выполнить кое-какие из своих популистских предвыборных обещаний — повысить зарплату, пенсии, — не считаясь при этом с элементарными законами экономики (к тому же сомнительно, чтобы они вообще их знали).

Тем не менее обвал после этого коммунистического «медового месяца» неизбежен. Ибо нельзя тратить то, чего у тебя нет. А деньги в казне кончатся очень скоро, и в ход будет пущен печатный станок. Чтобы как-то смягчить этот неминуемый грядущий обвал, Зюганов сейчас и заигрывает с Западом, в частности с МВФ, уповая на то, что они хотя бы не сразу отсекут кредиты и инвестиции, оставят их на какое-то время хотя бы в минимальном объеме. Одно дело — митинговые вопли о распродаже России демократами, и совсем другое — потребности реальной жизни.

Однако нынешний флирт Зюганова с Западом рассчитан, конечно, не только на Запад, но и на Россию. Все в России должны увидеть: если уж коммунисты приняты в высшем свете, если к ним такое внимание, значит, их приход к власти — дело совсем не страшное.

Впрочем, тут и убеждать никого не требуется. Процесс, как говорится, пошел. Пошел сам собой. То, что «заря коммунизма» вскорости опять загорится на российском горизонте и, кто знает, может, и не принесет с собой никаких бед, — это уже воспринимается как некое общее место, как сообщение о впадении Волги в Каспийское море.

Как-то незаметно, исподволь изменилась тональность газет, теле- и радиоэфира, еще недавно беспощадно обличавших тоталитарную коммунистическую систему. Ощущение такое, что внутренне все уже изготовились к появлению на небосклоне этой самой зари.

И вот уже идет словесное журчание, стрекотание… Чревовещание.

Г. Валюжевич («АиФ — радиоверсия»):

«Нашим людям абсолютно все равно, как будет называться тот, кто станет президентом. Кто придет в Думу, — хоть кришнаитом. Им нужна просто человеческая, нормальная жизнь…»

Ну уж если кришнаита готовы принять, — что же говорить о коммунисте!

Т. Белоконь («Общая газета»):

«Наш народ заставляют платить за свободу слишком большую цену. Настала острая необходимость в защите интересов большинства… Если КПРФ сумеет превратиться в социал-демократическую партию западного образца и пойдет не назад, в социалистическое прошлое, а вперед, к политическим и экономическим свободам, но вместе с тем к защите большинства населения, то расширение круга ее приверженцев будет неизбежно».

Ясное дело: давайте отдадим коммунистам власть в расчете, что со временем они станут социал-демократами западного образца. Одна только незадача — а вдруг не станут? Расписку с них взять, что ли?

В. Никонов («Труд»):

«Коммунисты, продемонстрировавшие крепость своей позиции назначением Геннадия Селезнева на пост спикера, готовятся к фронтальному наступлению. Только вот будут ли сдвиги, вызванные напором КПРФ, во благо России — это большой вопрос».

Какие же тут в самом деле могут быть вопросы? Конечно, во благо. Сразу после второго пришествия коммунистов, надо полагать, будет назначен новый срок построения коммунизма (предыдущий, как мы помним, истек в 1980 году), и станем его дожидаться. Если же серьезно, сдвиги от коммунистического напора — в виде подскока инфляции — мы, говорят, ощутим уже в апреле-мае. А что будет после июня — июля — августа, о том лучше и не думать.

«Новая ежедневная газета» из номера в номер изгаляется над теми, кто будто бы, пугая призраком коммунизма, стремится протащить Ельцина на второй срок. И в самом деле, подумаешь, какой страх — коммунисты. Жили ведь под ними 70 лет, и ничего. Не все подохли.

«Куранты» тоже шутействуют: давайте, мол, до июня предельно развалим экономику, чтобы после воцарения коммунистов полная экономическая катастрофа наступила не через полгода, как ожидается, а сразу же.

Это похоже на юмор висельников.

Кстати, новый, девятимиллиардный кредит МВФ, который «Куранты» предлагают быстро, не дожидаясь выборов, раздать под популистские обещания Ельцина, рассыпаемые им нынче направо и налево, будет предоставляться только под реформы, ни подо что другое. Так что коммунисты в любом случае его не увидят.

Л. Баткин в «Литгазете» уверяет, что «коммунист почти ортодоксальный», то бишь Зюганов, во многих отношениях предпочтительней на посту президента, нежели «коммунист антикоммунистический» — стало быть, Ельцин. Тоже своего рода шутка: хотел бы я посмотреть, как при Зюганове Баткин станет печатать свои статьи, поносящие «преступную власть». Но не пора ли покончить с шутками? Момент уж больно серьезный.

Баткин набросал предвыборную программу для всех демократов — голосовать за Явлинского. Неважно, что он не пройдет в президенты, что президентом станет Зюганов. Важно, чтобы у Явлинского сейчас образовалась внушительная цифра голосов — скажем, не менее 45 процентов: это послужит ему хорошим трамплином на следующих президентских выборах.

Замечательно! Да откуда вы взяли, что следующие президентские выборы вообще состоятся? А оттуда… При таком соотношении сил в стране (у Явлинского — 45 процентов, у Зюганова — несколько больше) коммунисты, полагает автор, не в состоянии будут «наломать дров слишком уж много». «Примерно по той же причине, по которой Ельцин и его советники сейчас, как ни хотелось бы, не могут рискнуть переносом выборов».

Господи, да что же опять сравнивать коммунистов с Ельциным и строить разные умозрительные предположения! Вы когда-нибудь видели, чтобы коммунисты добровольно, мирно, путем выборов, отдавали бы власть? И что для них «соотношение сил»! Через месяц-другой после их второго пришествия благодаря вновь запущенной на полную катушку машине лжи и фальсификации, машине репрессий вы напрочь забудете обо всех этих соотношениях, кроме одного — «Народ и партия едины!».

Впрочем, даже если бы все пошло нормально и демократично, у Явлинского все равно не было бы никаких шансов стать президентом ни через пять, ни через десять, ни через двадцать лет… Не надо строить воздушных замков. Надо хоть немного понимать, в какой стране вы живете.

П. Вощанов в «Комсомольской правде» рисует совсем уж фантастический вариант событий. У него тоже нет сомнений, что именно коммунисты — грядущие хозяева положения. Пользуясь этим, они, согласно Вощанову, постараются сорвать президентские выборы (не Ельцин, которого подозревают в таких намерениях, а как раз коммунисты), вообще отменить президентство и восстановить «парламентскую республику», наподобие той, какую представлял собой СССР…

Это все были мнения журналистов и политологов. Интересно послушать также высказывания различных политических деятелей, которых мы привыкли держать в своем представлении поодаль от большевиков. Тут тоже заметен явный дрейф в большевистскую сторону.

Офтальмолог Святослав Федоров, построивший, если судить по его словам, райскую жизнь в одном отдельно взятом учреждении — МНТК «Микрохирургия глаза», — готов подружиться с теми коммунистами, кто стоит на позиции «юного Маркса», провозгласившего принцип «От каждого по способности, каждому — по труду». Что ж, «младомарксисты» у нас и раньше были. При Брежневе их считали чуть ли не диссидентами — исключали из партии, выгоняли с работы… Однако, если Святослав Николаевич взял из «юного Маркса» только лозунг насчет способностей и труда, ему преследования в самом деле не грозят: как известно, это был лозунг «реального», «развитого», «с человеческим лицом» и всех прочих построенных у нас социализмов. Никто, разумеется, подобные лозунги всерьез не воспринимал, но в качестве красивых флажков для размахивания на официальных праздничных демонстрациях они вполне годились.

Депутат Госдумы от «Яблока» Вячеслав Игрунов:

«С Зюгановым, который, на мой взгляд, движется в сторону социал-демократии, можно обсуждать ряд проектов и направлений в развитии страны… Коммунистов нельзя считать нашими устойчивыми союзниками, но они вызывают у меня меньшую неприязнь, чем другие фракции — НДР, ЛДПР».

То, что Зюганов движется в сторону социал-демократии, мы слышали уже много раз. А вот куда катится «Яблоко» — это мы, наверное, узнаем в ближайшие месяцы. Или даже недели. Эх, яблочко, куды ты котишься?

Министр экономики Евгений Ясин:

«Я надеюсь, что приход коммунистов к власти не сможет остановить процесс реформ».

Что ж, как говорится, надежды юношей питают, отраду старым подают.

Московский мэр Юрий Лужков в ответ на вопрос корреспондента «Московских новостей», сможет ли он лично сработаться с коммунистами, коротко бросил: «Посмотрим». Характерная позиция людей, как бы не вовлеченных прямо в политику, но занимающих крупные хозяйственные посты.

На днях встречался с руководителем могучей организации, называемой Управление делами президента РФ, — знаменитым Пал Палычем Бородиным. Спросил его, чем он будет заниматься, если власть на дворе сменится. Мой собеседник ответил, что никакой смены власти не будет ни при каких обстоятельствах, что никого, кроме Бориса Николаевича, кто мог бы сейчас занять президентское кресло, в природе не существует, а все рейтинги — просто-напросто заказная оплаченная продукция. Такой вот оптимистический ответ. Ощущение, будто дана специальная установка — демонстрировать перед всеми показной безудержный оптимизм. После, однако, мой визави как ни в чем не бывало добавил: мол, без дела в случае чего он не останется — хозяйственные работники всякой власти требуются.

И уж самое забавное: даже Дудаев принялся заигрывать с наследниками Маркса — Энгельса — Ленина — Сталина, заявив, что он лично свой партбилет не сдавал. Так что они с Зюгановым вполне могут встретиться и побеседовать «на партийной основе» (в прежние времена это словосочетание подразумевало — с коньяком) и решить дело, как встарь, в духе соблюдения партийной дисциплины.

Один же из чеченских полевых командиров прямо заявил: «Конечно, нам выгоднее, чтобы победили коммунисты. Это вообще единственные приличные политики в России. Уж с ними-то мы договоримся без больших проблем».

Видно, забыли ребята, кто их депортировал в 1944-м. Память отшибло.

Кстати, и с федеральной стороны в Чечне наблюдается явное покраснение. БТРы разъезжают под красными флагами, а над местами дислокации войск нередко развевается не российский триколор, а все тот же серпастый-молоткастый.

То ли еще будет. Слышно, на швейных фабриках уже сейчас подскочили заказы на красные знамена.

Скверно все это, господа-товарищи. Так скверно, что скверней уж и некуда. На излете горбачевской перестройки мы на мгновение почувствовали себя баловнями истории: как же, именно нам довелось стать свидетелями крушения коммунистического режима, о чем еще недавно никто и помыслить не мог — этот режим казался вечным. И вот возвращаемся в коммунистическое стойло. Да еще как возвращаемся — по собственной доброй воле. Позорище-то какой!

Перспективу представить нетрудно. Вслед за экономическим обвалом, карточками, голодом все пойдет по обычному коммунистическому сценарию: жесткая цензура, репрессии, лагеря… Не потому, что так хочет лично товарищ Зюганов или кто-либо еще (в принципе кто-то из этой братии может такого сценария и не очень желать), — этого объективно потребуют интересы удержания власти. «Социал-демократическая» и вообще вся мягкотелая составляющая мгновенно исчезает из коммунистической правящей верхушки, как будто ее вовсе не было. Помните, как исчезли меньшевики и эсеры вскоре после 1917-го? В отношениях с Западом возобновляется «холодная война», причем такая, которая постоянно грозит перейти в «горячую». (Вот этот-то вариант событий и пытаются сегодня предусмотреть западные, восточноевропейские, прибалтийские политики, которые настаивают на продвижении НАТО на восток.) От Давоса остаются одни воспоминания…

Короче говоря, восстанавливается большевистский режим в худших его проявлениях.

Есть, однако, существенная разница между первым и вторым пришествием большевиков. В первое они захватили власть путем вооруженного переворота. Никто тогда нас — народ — не спрашивал, хотим ли мы их. Более того, выборы в Учредительное собрание ясно показали: не хотим! Наплевали на выборы, разогнали «Учредиловку». И в течение всех 70 лет большевистского правления ни один из них данным вопросом — желанны ли коммунисты для народа? — всерьез не заинтересовался. В самые худшие минуты это для нас служило оправданием: что поделать, против силы не попрешь. Теперь другое. Никакого оправдания у нас уже не будет. Мы сами готовы за ручку привести марксистов-ленинцев во власть.

Вот уж поистине: имеем то, чего заслуживаем.

В ту пору меня кое-кто упрекал: дескать, сгущаете краски, расписывая опасность возвращения коммунистов во власть. Ну, и далее следовала все та же аргументация: дескать, коммунисты теперь другие и т. д. и т. п. Ни тогда, ни теперь я так не считал и не считаю. Если б были другие, они бы как минимум не таскали на своих шествиях портреты Ленина и Сталина, не уверяли, что никаких таких массовых репрессий при этих людоедах не было. Ну, и многое другое сделали бы, чтобы уж всем раз и навсегда доказать, что они теперь «другие».

А то ведь как получается… В феврале Зюганов выступает в Давосе, стремясь представить себя и своих однопартийцев вполне цивилизованными людьми, этакими красными джентльменами, а чуть раньше, в январе в интервью журналу «Шпигель» доказывает, что разговоры о сталинских репрессиях — это все разговоры, в основном сажали за дело: «В моей родной деревне в то время арестовали двоих, и оба были преступниками. Надо бы точно изучить, кто находился в ГУЛАГах и по каким причинам». Как будто не изучено достаточно. Ни раскаяния, ни покаяния…

Если же нет раскаяния, значит, и нет гарантии, что все не повторится, да к тому ж в еще худшем виде.