Глава 15

Ведьмы, еретики и протестанты

ПРОСТАЯ СТАРУШКА

Старушка подошла к костру, на котором горел Ян Гус, и сунула в него

вязанку хвороста.

— О святая простота! — воскликнул Ян Гус.

Старушка была растрогана.

— Спасибо на добром слове, — сказала она и сунула в костер еще вязанку.

Ян Гус молчал. Старушка стояла в ожидании. Потом она спросила:

— Что же ты молчишь? Почему не скажешь: «О святая простота»?

Ян Гус поднял глаза. Перед ним стояла старушка. Простая старушка.

Не просто простая старушка, а старушка, гордая своей простотой.

(Феликс Кривин. Карета прошлого, 1964)

1

Ян Гус, Иeроним Пражский, Джордано Бруно, Джулио Ванини — самые известные жертвы католической Инквизиции (в случае первых двух жертв инквизицию, видимо, надо писать с маленькой буквы, так как он существовала только de facto, без этого названия). Но в массовом сознании существует устойчивый миф, который может помешать понять происходящее в средние века. Это миф о том, что еретиков и ведьм сжигала только Инквизиция. Если исследователи считают, что охоту на ведьм спровоцировали папские буллы — значит виноваты только католики. А всякие там протестанты — лютеране и кальвинисты — белые и пушистые, как и православные.

Действительно, некоторым «протестантского костра» удалось избежать. Мало кто помнит, но в лапы реформаторов попадал и Джордано Бруно. В конце 1576 года Бруно угораздило приехать в протестантскую Женеву. Да не просто приехать, а пойти учиться в академию этого, как тогда называли, «протестантского Рима». В академии Бруно был поражен невежеством профессора философии, считавшегося гордостью университета и школы. Острый на язык Бруно написал небольшую книгу, где подверг уничтожающей критике ряд выдвинутых этим профессором положений, доказывая, что только в одной лекции тот допустил 20 грубейших философских ошибок. В августе 1579 года книжка вышла, и Бруно арестовали. К тому времени Мигель Сервет был уже Кальвином сожжен, и этот яркий пример «нравственности и терпимости» кальвинистов вынудил Бруно понять всю безвыходность своего положения и заставить себя исполнить все, что от него требовалось. Но он слишком долго и пылко пытался отстаивать свои философские убеждения, и дело принимало все более опасные формы. Когда Бруно одумался и полностью признал свою «вину», было уже поздно. Его на две недели отлучили от церкви, выставили у позорного столба в железном ошейнике, босым, в рубище, на коленях, так чтобы любой мог над ним издеваться. После этого ему разрешили просить прощения и заставили изъявить благодарность. На всю жизнь он впитал неприязнь к «реформаторам». Едва о них заходила речь, его охватывала ярость. Но не от их рук было ему суждено страшно погибнуть двадцать лет спустя. Впрочем, в методах казней все христиане друг от друга практически не отличались. В жестокости протестанты зачастую давали фору самой святой Инквизиции.

Посмотрим, помогла ли еретикам и ведьмам Реформация, стало ли легче жить простому народу, уставшему от «ига папства». Кальвину удалось изгнать из Женевы католиков, устранить соперников, и на протяжении 1540–1564 гг. он фактически правил городом. С 1541 года «женевский Папа» устанавливает религиозную диктатуру и властвует вплоть до смерти. В Женеве была создана такая диктатура, о которой папство могло лишь мечтать. Кальвин, памятуя «блаженны нищие» (а именно так в оригинале у Луки, без «духом», это просто старая вставка-толкование)*, был против излишнего обогащения. Один раз он даже сказал, что народ надо держать в бедности, иначе он перестанет быть покорным воле Божьей. Все граждане были подчинены придирчивой повседневной опеке в общественной и личной жизни. Нарушение дисциплины каралось (по решению консистории или синода) различными мерами наказания вплоть до смертной казни. Нельзя было петь светские песни, танцевать, вволю есть, а тем более пить, ходить в светлых костюмах. Были введены ограничения даже в еде и одежде, страшным проступком считался громкий смех на улице. За непосещение церкви полагался штраф, сомнение в той или иной христианской «истине», как ее трактовал Кальвин, каралось смертью на костре. При этом костры Инквизиции Кальвина уже не устраивали — слишком мягкое наказание. Слишком быстро успевал умереть гадкий еретик. При Кальвине появляется мода жечь неугодных на «медленных кострах» — на сырых дровах. Позже именно такой способ утверждения истинной веры будет практиковаться в России. Человеческая жизнь словно потеряла всякую цену в Женеве. Но еще ужаснее была та жестокость, которой отличалось само судопроизводство. Пытка была необходимой принадлежностью всякого допроса — обвиняемого пытали до тех пор, пока он не признавал обвинения, подчас в мнимом преступлении. Детей заставляли свидетельствовать против родителей. Иногда простого подозрения достаточно было не только для ареста, но и для осуждения. В поисках еретиков Кальвин был неутомим. Хотя количество жертв, сожженных на кострах, не впечатляет по сравнению с общим числом сожженных в Европе, но Женева была городом маленьким (примерно 13 тыс. к приезду Кальвина), так что процент был не только выдержан, но и превышен. Именно поэтому многие стали называли Женеву «протестантским Римом», а Кальвина — «протестантским женевским Папой».

Первые годы правления Кальвин расправлялся в основном с еретиками, но уже через четыре года вспомнил о ведьмах. Уже в 1545 году более 20 мужчин и женщин были сожжены на костре по обвинению в колдовстве и распространении различных болезней. О моральном облике горожан Кальвин тоже не забывал, и в 1546 году был осужден целый ряд высших должностных лиц города, в том числе генеральный капитан и первый синдик, за такое страшное преступление, как участие в танцах. Дело, правда, ограничилось суровым внушением и принесением публичного покаяния.

Одним из «клиентов» Кальвина стал открывший кровообращение Мигель Сервет. Открытие кровообращения это вам не танцы, тут покаянием не отделаешься, и Кальвин годами ждал возможности расправы с ученым. За семь лет до ареста врача, 13 февраля 1546 года, Кальвин писал своему другу Фарелу: «Недавно я получил от Сервета письмо с таким набором бредовых измышлений и хвастливых заявлений, которые меня просто поразили и которых я раньше никогда не слышал. Он берет на себя смелость предложить мне приехать сюда, если мне это угодно. Но я не намерен ручаться за его безопасность, ибо если он приедет, я не позволю ему уехать отсюда живым, если, конечно, мой авторитет имеет хоть какой-то вес»1. Через семь лет Кальвин дождался исполнения своей мечты.

Но почему для Кальвина Сервет стал злостным врагом христианства номер один? Какие именно «бредовые измышления» угораздило Сервета сообщить Кальвину в своем письме? Как и в случае с Джордано Бруно, мнения разделились — атеисты считают, что Сервета сожгли «за науку», а христиане — за ересь. Но если в случае с Бруно больше правы христиане, что, конечно, ни разу их не оправдывает, то в случае с Серветом, видимо, правы и те и другие. Правда, и христиане до сих пор не понимают, в чем былаистинная ересь Сервета.

Испанский ученый Мигель Сервет родился в 1509 году в Наварре. Благодаря своим блестящим способностям, он уже в 14 лет получил место секретаря у духовника императора Карла V. Сервет получил великолепное образование и хорошо знал право, медицину, теологию, математику, географию. Как и Бруно, он писал сочинения, которые вполне могли рассматриваться церковниками, как ересь. Уже в первом своем сочинении (De trinitatis erroribus, 1531), написанном с позиций пантеизма, Сервет критиковал догмат о троичности Бога (христиане, поклоняющиеся Троице — трехбожники), в Христе видел лишь человека, а Святой Дух рассматривал как символ. Вроде уже достаточно для казни? Но из 30 пунктов ереси, инкриминированных Сервету, в результате осталось только два. И это не смотря на то, что Сервет и хотел бы оказаться еретиком. Здесь нет противоречия — Сервет ссылался на обычай древней церкви, которая не уничтожала, а лишь изгоняла еретиков. Это правило потом спасет Галилея. Но не Сервета — против него выдвинули новый обвинительный акт, где Сервет признавался уже не еретиком, а богохульником и мятежником и подлежал смерти в соответствии с законодательством Грациана и Феодосия. Но его все равно сожгли как еретика. Кальвин на самом деле хотел, чтобы Сервету просто отрубили голову, поскольку хотел представить дело гражданским, а не религиозным, и как раз такой вид казни использовался в случае гражданских преступлений. У Кальвина не получилось, о чем он очень сожалел в своем письме к Фарелу. Так что же так хотел скрыть Святой Отец? Хотел настолько, что «несгибаемый реформатор» в деле Сервета пошел даже на сотрудничество с папской Инквизицией.

Поскольку это тот редкий случай, когда ни спорынья, ни ведьмы, ни даже Священный Каннибализм (хотя как сказать) к казни отношения не имели, я не буду подробно на этом останавливаться, отмечу только, что, на мой взгляд, суть заключалась именно в открытии кровообращения, но дело было не в «чистой науке» и «церковниках-мракобесах», как кажется атеистам, проблема была вполне теологической. Открытие Сервета покушалось на самые основы Церкви, что Сервет, видимо, до конца сам не осознавал. Сервет утверждал, что кровь идет от сердца и совершает длинный и удивительный путь вокруг всего тела. Это открытие его и погубило. Открытие кровообращения могло поставить под сомнение самую древнюю церковную ложь — то что Христос был уже мертв на своем кресте, когда Лонгин проткнул его копьем, и Церкви бы пришлось выкручиваться, объясняя, как это при остановившемся сердце кровь умудрилась «истечь», да так бурно, что забрызгала глаза самого Лонгина и сотник «прозрел» (подслеповатый римский военачальник, командир сотни солдат — это такой христианский прикол). А если сердце еще билось, тогда кровь пойти могла, но получалось, что один из самых чтимых христианских святых убил христианского Бога. Это, кстати, не Сервет придумал, еще во втором веке Цельс издевался над тем, что из мертвых кровь не течет, но те книжки цельсовские богомерзкие пожгли уже, забылось, а тут этот испанский умник со своим кровообращением. Это бы христиане не пережили, думал Кальвин. Зря, кстати, — христиане и не задумываются о таких деталях. Сейчас же открытие Сервета никого никак не напрягает. Это вроде приснопамятного письма 1857 года киевского митрополита Филарета обер-прокурору Святейшего Синода А.П. Толстому: «Последствия перевода Священного Писания на русский язык будут прискорбнейшими для матери нашей православной церкви… Тогда весь православный народ перестанет посещать храмы божии». Тоже недооценивалась Истинная Вера, не позволяющая сомнений. Теперь некоторые христиане, признавая, что Лонгин убил Христа, объясняют это тем, что сотник «избавил Его от страданий» (страдающий всесильный Бог — это тоже такой христианский прикол). Эх, прав был Лютер «Тот, кто хочет быть христианином, должен выдрать глаза у своего разума!» Ну да я отвлекся…

Суд протестантской Женевы приговорил Сервета в 1553 году к самой мучительной из всех казней — смерти на костре при малом огне. Вместе со свободолюбивым мыслителем по приговору суда огню были предана и его книга, чтобы дать предостерегающий пример всем другим, кто решится высказать мнение, противоречащее взглядам Кальвина. Сервета привязали к столбу железной цепью, а на голову надели обсыпанный серой дубовый венок, на грудь повесили его книгу (в которой он описывал открытие кровообращения) и зажгли костер. Дрова, в полном соответствии с неосуществленным приговором папской Инквизиции, были сырые, и Сервет поджаривался более двух часов. Об этой казни даже Энгельс писал: «Протестанты перещеголяли католиков в преследовании свободного изучения природы. Кальвин сжег Сервета, когда тот вплотную подошел к открытию кровообращения, и при этом заставил жарить его живым два часа; инквизиция по крайней мере удовольствовалась тем, что просто сожгла Джордано Бруно». Правда реальной подоплеки казни отец коммунизма не понял.

«Итак, еретика заставили замолчать, но какой ценой! В течение более трех веков дым и огонь, поднимавшиеся над телом Сервета, отбрасывают мрачный свет на личность Кальвина»1. А тогда даже в протестантском мире современники на это событие отреагировали неоднозначно. Довольно резко отозвался Себастьян Кастеллио. В свою защиту Кальвину пришлось написать сочинение «Defensio orthodoxae fidei de sacra Trinitate contra prodigiosos errores M. Serveti» (Защита правой веры во святую Троицу против чудовищных заблуждений М. Сервета, 1554), прикрывая от недогадливых (и не догадавшихся до сих пор) истинные причины казни.

С выступлениями против себя Кальвин разобрался быстро (особенно известна ночная стычка 16 мая 1555 г.) и вскоре после этого события самые рьяные противники кальвинистов были казнены или бежали из города. Оппозиция была разгромлена и Кальвин мог со спокойным сердцем вернуться к более привычным повседневным занятиям — сожжениям ведьм.

Мечущийся между католичеством и кальвинизмом демонолог Жан Боден лицемерно и цинично писал о сожжениях: «Кара, которой мы подвергаем ведьм, поджаривая и сжигая их на медленном огне, на самом деле не так уж велика, ибо не идет ни в какое сравнение с истязаниями, которые они по воле сатаны переносят на этом свете — не говоря уже о вечных муках, ожидающих их в аду. Земной огонь не может жечь ведьм больше часа». Только один час? Боден забыл, это такое «малое наказание» христиан больше устраивать не могло, и началось это с Кальвина, который уже превзошел эти «ограничения» демонолога. В наличии же человеческого материала для сожжений недостатка никогда не было — все «ведьмы» рано или поздно признавались. «Мне часто приходило в голову, что все мы до сих пор не стали колдунами только потому, что нас всех не пытали», — писал прозревший Фридрих фон Шпее. Но остальные палачи считали по другому: если кто-то лишался под пытками чувств, это значило, что они были усыплены дьяволом, решившим спасти их от допроса, а если же кто-то под пытками умирал или совершал от отчаяния самоубийство, то считалось, что судопроизводство все равно не причем, а жизнь у обвиняемых жертв отбирал все тот же сатана. В Швейцарии с начала XVI до середины XVII века было уничтожено ведьм в два раза больше, чем за тот же период в католических Испании и Италии вместе взятых.

О Лютере я знал, что однажды он запустил чернильницей в черта. История с чертом меня интриговала, все же остальное было пресно и скучно.

(Эрих Голлербах)

Еще более одиозным деятелем реформации был Мартин Лютер (1483–1546 гг.). В 1507 году он, монах-августинец, стал священником. В 1511 году, после возвращения из Рима, куда он был послан с поручением, Лютер резко выступил против торговли индульгенциями, которую развернул папа Лев X. Будущий Великий Реформатор почувствовал себя Христом, изгоняющим торговцев из Храма. Папе это, естественно, не понравилось, и Лютер 3 января 1521 года был папской буллой отлучен от церкви. Тут Отец Реформации торжественно сжег буллу перед воротами Виттенберга и показал свой кроткий нрав. «Подобно тому, как сжигают мои труды в Риме, я предаю огню буллы и декреталии этого князя тьмы и заклинаю всех людей прийти мне на помощь, чтобы бросить в тот же костер Льва Х и его апостольский трон со всеми кардиналами святой коллегии, — бушевал Лютер перед народной толпой, — но я всуну руку в горло этих дьяволов, переломаю им зубы и буду исповедовать учение божье». Он страстно хотел общаться с Богом прямо, без посредников, пусть хоть им будет сам Папа. Общаться с Богом тогда было не сложно — при соответствующей галлюциногенной диете в те века это удавалось многим.

Ведьмам при Лютере стало жить еще страшнее, чем при разгуле Святой Инквизиции. Лютер был помешан на Дьяволе в самом буквальном смысле. Основоположник протестантизма видел происки Дьявола повсюду. Как писал историк и философ В. Лекки, «Вера Лютера в дьявольские козни была поразительна даже для его времени». Исследователи подсчитали, что в его писаниях Дьявол упоминается чаще, чем бог. «Мы все — пленники Диавола, который является нашим повелителем и божеством.» — писал сам новоявленный борец с бесовщиной, — «Телом и имуществом мы покорны Диаволу, будучи чужестранцами и пришельцами в мире, повелителем которого является Диавол. Хлеб, который мы едим, напитки, которые мы пьем, одежда, которую носим, да и сам воздух, которым дышим, и все, что принадлежит нам в нашей телесной жизни, все это от его царствия». Вот насчет хлеба Лютер, не осознавая того, был, конечно, прав. Надо вспомнить, что Мартин Лютер родился не в семье священника, а был сыном рудокопа и наелся черного хлеба вдоволь, так что его видения бесов и полчищ демонов, которых, как он утверждал, на него наслал Фауст, удивления не вызывают. «И в родительском доме, и в школе, куда его отдали восьмилетним, он знал лишь побои и голод. «Дайте хлеба ради Бога!» — этот жалобный припев сопровождал его детство и отрочество». От посланных злобным Фаустом демонов Лютеру с божьей помощью удалось избавиться, но на этом страдания Святого Отца не закончились — злокозненный Дьявол наслал на Отца Реформации мух. Лютер был свято уверен, что мухи были специально созданы Дьяволом, чтобы отвлекать Великого Реформатора от написания богоугодных книг. Лютер не видел ничего странного в таких тесных личных отношениях с Дьяволом, который «спал с ним», по его собственному выражению, чаще, чем жена. Однажды, споря лично с Дьяволом по поводу неправильности такого поведения последнего, как использование мух, Лютер, истощив свои аргументы, запустил в черта чернильницей. Это стало одним из самых известных фактов его биографии. Мало кто, правда, понимает, что Лютер бросил чернильницу не в «тень, приняв ее за черта», как обычно пишут, а в самого настоящего Дьявола. Лютер его видел совершенно реально. По видимому, привычка с детства к черному хлебу с возрастом никуда не делась. Лютер постепенно сходил с ума, но считал, что безумие тоже от дьявола. «По моему мнению, — говорил Лютер, — все умалишенные повреждены в рассудке дьяволом. Если же врачи приписывают такого рода болезни причинам естественным, то происходит это потому, что они не понимают, до какой степени могуч и силен дьявол».

Кроме дьявола, главными врагами человечества Лютер считал евреев и разум. Сначала Лютер принялся за евреев, полностью повторяя путь папской инквизиции — та точно также начинала свой славный путь в Испании. Методы борьбы тоже новизной не отличались: «Сперва нужно поджечь их синагоги или школы и похоронить в грязи все, что не сгорит, чтобы ни один человек более не увидел ни камня, ни золы, оставшихся от них. Это должно быть сделано во славу нашего Господа и всего христианского мира» — проповедовал Лютер. — «Во-вторых, я советую вам уничтожить и сравнять с землей их жилища. Ибо и в них они преследуют те же цели, что и в синагогах».

Но если радикальные меры к евреям истинному христианину были естественны и понятны, то что делать с самими христианами, которые смущают умы своим братьям всякими научными теориями? Ведь не всех же можно так удачно сжечь, как Кальвин Сервета. До некоторых не добраться — тот же Коперник сам каноник, и вроде не еретик, а такое пишет, что христианин может усомниться в вере. «Этот дурак желает перевернуть всю науку астрономию; но Писание говорит нам, что Иисус приказал стоят Солнцу, а не Земле» — гневался Лютер, ища решение. Раньше, на заре христианства, было проще — христианство зарождалось в отбросах общества: «Не много среди вас мудрых, не много благородных» — сетовал (или радовался?) апостол Павел. А теперь ишь, выучились некоторые. Впрочем, решение было Лютером скоро найдено: чтобы подобные научные изыскания не могли смущать христиан, последние должны разучиться думать. И в самом деле, зачем христианину разум? «Нет на земле среди всех опасностей более опасной вещи, чем богато одаренный и находчивый ум», — радовался Лютер тому, что нашел выход так быстро. — «Ум должен быть обманут, ослеплен и уничтожен». «Разум есть величайший враг веры, — вдохновенно учил Святой Отец, — он не является помощником в делах духовных и часто борется против божественного Слова, встречая все, исходящее от Господа, с презрением». К этому времени реформатор уже забыл, что по его же собственному мнению, именно дьявол лишает человека ума. Или он уже начал идентифицировать себя с дьяволом? Как бы там ни было, свое учение Лютер подытожил и увековечил знаменитой фразой: «Тот, кто хочет быть христианином, должен выдрать глаза у своего разума!»

После «ослепления разума» можно было переходить и к ведьмам. Что касается ведьм, то отношение Лютера было однозначным. Чародеек Лютер называл «злые чертовы шлюхи» и до глубины души ненавидел. «Никакого сострадания — их необходимо без промедления предать смерти. Я всех бы их охотно сам сжег», — восклицал Отец Реформации. Лютер непрестанно требовал выявлять ведьм и сжигать их живыми. «Колдуны и ведьмы, — писал он в 1522 году, — суть злое дьявольское отродье, они крадут молоко, навлекают непогоду, насылают на людей порчу, силу в ногах отнимают, истязают детей в колыбели, понуждают людей к любви и соитию, и несть числа проискам дьявола». Неудивительно, что в процессах над ведьмами в Германии было осуждено на смерть мужчин, женщин и детей гораздо больше, чем в любой другой стране. После смерти Лютера в протестантских областях Германии охотники за ведьмами безумствовали даже больше, чем в землях, оставшихся католическими. Историк Иоганн Шерр писал: «Каждый город, каждое местечко, каждое прелатство, каждое дворянское имение в Германии зажигало костры». По выражению раскаявшегося фон Шпее, «по всей Германии отовсюду поднимается дым костров, который заслоняет свет». И здесь даже не важно, о какой части разделившейся на два враждующих лагеря Германии идет речь — ведьмам было везде «уютно». Некоторые реформаторы почитали охоту на ведьм святым долгом перед Богом. Отравления спорыньей помогали «правосудию» торжествовать, так как не у всех «ведьм» надо было вырывать признание пытками, многие признавались сами. К обезумевшим охотникам приходили в объятия обезумевшие жертвы — ведь хлеб ели все один. Доходило до гротеска — в 1636 году в Кенигсберге появился человек, утверждавший, что он Бог-отец, и что Бог-сын, а также дьявол признали его власть, и ангелы поют ему песнопения. Христианская реакция была предсказуема — за такие слова сначала ему вырвали язык, потом обезглавили, а труп сожгли. Ведь Лютер учил, что все безумие от дьявола. Перед смертью больной рыдал, но не над своею участью, а над грехами всего человечества, решившегося на истребление Бога-отца. В лютеранских курфюршествах Саксонии и Пфальце, а также княжестве Вюртемберг в 1567–1582 гг. появились собственные законы о ведьмах, куда более суровые, чем соответствующие статьи кодекса императора Карла V — «Каролины». Ведьмомания в протестантской части христианского мира разгорелась с невиданной даже для католиков силой. Протестанты сделали ненависть к колдовству составной частью вероучения, и историки по сей день спорят, кто отправил на костер больше женщин: католические или протестантские судьи.

Историк Ф. Донован писал: «Если мы отметим на карте точкой каждый установленный случай сожжения ведьмы, то наибольшая концентрация точек окажется в зоне, где граничат Франция, Германия и Швейцария. Базель, Лион, Женева, Нюрнберг и ближние города скрылись бы под множеством этих точек. Сплошные пятна из точек образовались бы в Швейцарии и от Рейна до Амстердама, а также на юге Франции, забрызгали бы Англию, Шотландию и Скандинавские страны. Надо отметить, что, по крайней мере в течение последнего столетия охоты на ведьм, зоны наибольшего скопления точек были центрами протестантизма». Эх, а взял бы историк данные хроник эпидемий эрготизма, побрызгал бы на другую карту, да и сравнил бы их. Нашел бы чему еще удивиться…

Даже Г.Ч. Ли, известному обличителю инквизиции, пришлось внимательнее посмотреть на исторические данные. И оказалось, что известные борцы за рациональное мышление (как, например, Декарт) были на севере Европы редкими диссидентами, а большинство видных интеллектуалов даже и в XVIII веке верили в демонов и ведьм. И сотни тысяч «ведьм» пошли на костер в век научной революции, причем судьями были профессора Гарвардского университета, что так поражало Вольтера.

Зато, отойдя от мифа об уникальности явления Инквизиции, историки сразу смогли преодолеть кажущееся ранее необъяснимым противоречие: утверждение о том, что Реформация освободила мышление, никак не вязалось с тем фактом, что именно виднейшие деятели протестантизма (Лютер, Кальвин, Бакстер) были фанатичными преследователями ведьм.

Как было замечено выше, подлежащие сожжению ведьмы массово водились в тех странах, где в основном потребляли рожь, а где основными продуктами питания были овес, молочные продукты, рыба и т. д., там костры с ведьмами были редкостью. Ибо только христианство само по себе, несмотря на все демонологические трактаты, не могло спровоцировать столь массовую охоту на ведьм без галлюциногенной поддержки спорыньи. Одно христианство не могло заставить народ, пропитанный языческими суевериями, поверить в существование злобных бесов, отдав монополию на «доброе волшебство» исключительно христианским святым. Не могло убедить людей, что все ведьмы — это обязательно зло, и их необходимо массово жечь. Не могло заставить самих «ведьм» признаваться — иногда искренне, даже без пыток — в связях с дьяволом и шабашах с оборотнями.

Пришло время поставить вопрос: а те, пусть и немногочисленные, процессы в странах, где рожь не была основной сельскохозяйственной культурой, чем все же были вызваны? Только ли исключительно христианской демонологической пропагандой? Посмотрим, как обстояло дело в Скандинавии, где процессов было немного, хотя в последние десятилетия были найдены документы по неизвестным ранее судам, что увеличило оценку количества жертв.

По уточненным на сегодня данным, в Норвегии состоялось около восьмидесяти процессов над ведьмами. По их результатам треть обвиняемых была оправдана. Вся охота на ведьм происходила только в XVII веке, с максимумом в его середине.

Подобная ситуация складывалась и в Финляндии. В 1670 году были назначены специальные комиссии для Упсалы и Хельсинки, шведских провинций Финляндии, которые и продолжили охоту на ведьм, начатую в Швеции. Пол века назад Рассел Хоуп Роббинс в «Энциклопедии колдовства и демонологии» писал: «В целом по Ф. только 50 или 60 обвиняемым вынесли смертные приговоры (но не все они были приведены в исполнение)». Опять же, пришло время немного подправить эти данные. Как пишет специалист по процессам над ведьмами в Финляндии, профессор Марко Ненонен из университета Тампере, соавтор книги о финских ведьмах «Плата за грех — смерть»: «Обширность процессов над ведьмами в Финляндии стала очевидной только в начале 1990 годов. Поэтому, число обвиняемых, представленное в предыдущих исследованиях не адекватно реальности. Интересно отметить, что, в то время как оценки числа обвиняемых упали во многих странах, в Финляндии, напротив, они стали намного выше чем прежде».

Книга профессора Ненонена основана на тщательном исследовании 1200 дел суда в Турку и судов низшей инстанции. Процессы над ведьмами начались в Финляндии под давлением нового епископа, назначенного в епархию в середине 1660-ых. Но только для 16 % обвиняемых смертные приговоры в Финляндии были приведены в исполнение, остальные «ведьмы» отделывались штрафами. Большинство осуждений было зафиксировано опять же в XVII веке, в коротком промежутке времени, в 1649–1684 гг.

Но даже со всеми поправками, количество ведьм, сожженных или обезглавленных в Финляндии, не идет ни в какое сравнение с числом жертв в Германии и Франции; даже с учетом поправки на количество населения.

В том же XVII веке процессы над ведьмами шли в Швеции. При этом там ведьм не пытали, это было против шведских законов (Ненонен). Ведьмы признавались сами. А затем, как пишет тот же Р. Х. Робинс, «Как по волшебству, колдовство исчезло». Схожий вопрос ставит и профессор Ненонен: «Конечно, остается неясным вопрос: почему большинство судебных процессов произошло в таком коротком промежутке времени?».

Попробуем поискать ответ на примере Норвегии.

Процессы над ведьмами начались в Норвегии позже, чем в центральной Европе — только с 1621 года (не считая нетипичных и единичных случаев, как суд в Бергене над «ведьмой» Анне Педерсдоттер, обвиненной в убийстве мужа — епископа в 1590 году). Суды над ведьмами, где обвинялись сразу по многу человек, пошли после того, как в 1617 году в Дании-Норвегии (это было одно объединенное королевство с 1380 г. по 1814 г.) был выпущен закон против колдовства и волшебства. В 1620 году этот закон был обнародован в провинции Финнмарк. Ведьмы не замедлили тут же объявиться.

Первый процесс над ведьмами прошел в центре округа Финнмарк, крепости Vardohus в Вардо, где женщина из Киберга, Мари Йоргенсдот, была допрошена под пыткой 21 января 1621 года. Она утверждала, что сам сатана пришел к ней ночью на Рождество 1620 года и приказал ей проследовать за ним к дому ее соседки Кирсти Соренсдоттер. Подсудимая поклялась служить сатане верой и правдой, за что сатана ее в благодарность покусал между пальцами левой руки, посвящая Мари в ведьмы. Затем Мари пошла к Кирсти, вместе с которой они слетали на Рождественский шабаш сатаны на горе Линдергорн у города Берген в южной Норвегии. Причем Мари завернулась в лисью шкуру, превратилась в лису, и полетела в таком виде. По словам подсудимой, на шабаше сатаны собралось много народу, некоторые из ее деревни, и все они там превратились в кошек, птиц, собак и чудовищ.

С тех пор процессы пошли регулярно, наибольшее количество пришлось на 1652–1653 годы и на 1662–1663 годы. Позже случались лишь редкие единичные суды; последний смертный приговор ведьме был вынесен в 1695 году.

Особенно много подробностей о делишках дьявола, вскрытых в ходе этих процессов, исходили, на радость судьям, от маленьких девочек. Точно так же, как и в будущих судах над салемскими ведьмами в 1692 году в Америке. Например, двенадцатилетняя Марен Олсдоттер, чья мать уже была казнена за колдовство за несколько лет до того, жила со своей теткой. Когда же и тетю, в свою очередь, сожгли на костре, то арестовали и Марен. Когда Марен был допрошена 26 января 1663 года, ее признания немало порадовали судей. Она утверждала, что посетила ад, куда ее взял на экскурсию лично сатана. Он показал ей «большую воду» внизу в черной долине; вода начала кипеть, когда сатана дунул на воду через железный рожок, а в воде этой были люди, которые кричали как коты. Сатана объяснил что она тоже будет кипеть в воде в награду за верную службу ему. Позже Марен посетила шабаш, где танцевала под музыку, которую сатана играл на красной скрипке. Когда суд спросил ее, кого из людей она видела там, Марен дала имена пяти женщин. Их, естественно, тоже арестовали.

Вот такие «ведьмы», в чистом виде оклеветанные галлюцинирующими девочками, не всегда сами признавались в «преступлениях». Это им, правда, не помогало. Например, Ингеборг Крог полностью отрицала обвинения и была подвергнута испытанию водой, а затем пыткой. Даже под пыткой она ничего не признала. Но суд установил, что она ела рыбу вместе с женщиной, которая уже была казнена за колдовство в 1653 году и могла «заразиться волшебством». Отметим, что по мнению норвежских судей, колдовская сила вполне могла войти в человека вполне физическим путем — через еду. В исторической ретроспективе это не странно — ведь жива еще была память о викингах-берсеках, овладевающих «силой» после потребления мухоморов. Но Ингеборг продолжала настаивать на своей невиновности и была снова подвергнута пыткам горящим железом, ее грудь жгли серой, но единственные слова, которые она сказала, были: «я не могу наговаривать ни на себя, ни на других». Вскоре ее запытали до смерти, а труп бросили напротив виселицы, всем в назидание.

Барбра из Вадсо, на которую показала та же Марен, тоже пыталась оправдаться, приводя разумные доводы своей невиновности. Все это было проигнорировано, и Барбра была сожжена с четырьмя другими женщинами 8 апреля 1663 года.

Большинство же «ведьм», как и в Европе, признавали все обвинения, радуя судей душещипательными подробностями своих отношений с сатаной, демонами и прочими бесами.

Восьмилетняя Карен Иверсдоттер утверждала, что ведьмы в форме трех ворон пытались убить представителя властей иголкой. Служанка Эллен была тут же арестована за то, чтобы была одной из них, и подтвердила, что использовала колдовство для нанесения вреда коровам. Эллен была сожжена 27 февраля 1663 года вместе с Сигри Крокаре (на которую показала упомянутая выше 12-ти летняя Марен Олсдоттер). И так далее.

Как видно из этих примеров, вся картина процессов очень напоминает дело салемских ведьм. Те же галлюцинирующее девочки, обвиняющие всех подряд. Те же бредовые рассказы о шабашах и сатане. Напомню также еще раз о «покусанной» руке Мари Йоргенсдот. И, кстати, о красной скрипке сатаны в рассказе Марен.

Кандидат культурологии О. Христофорова в своей статье «Молот ведьм» писала о салемских процессах: «Девочки … начали разыгрывать из себя одержимых, корчились и бились в припадках во время проповедей, выкрикивая имена людей, якобы заколдовавших их».

Но нет никакого повода считать, что девочки из Салема именно «разыгрывали из себя одержимых», а не вели себя точно так, как и другие жертвы охоты на ведьм, о причинах которой О. Христофорова сама здесь же пишет: «охота на ведьм была следствием массового психоза, вызванного стрессами, эпидемиями, войнами, голодом, а также более конкретными причинами, в числе которых наиболее часто упоминается отравление спорыньей — плесенью, появляющейся на ржи в дождливые годы». Салемские процессы ничем, кроме своей известности, не выделяются из общей массы им подобных, и причина их лежит в том же «массовом психозе», а не в розыгрышах. А природа их психоза был вполне объяснена еще в 1976 году Л. Капорел, которая показала в своей работе «Сатана вырвался на волю в Салеме?», что дело было именно в отравлении спорыньей. Хлеб, который в 1692 году пекли салемские колонисты, был, естественно, ржаной. Когда Капорел удалось вскрыть связь салемских процессов со спорыньей, она отмечала, что девочки более восприимчивы к отравлению: «Эрготизм или перманентное отравление спорыньей были тогда обычной ситуацией, проистекающей из питания зараженной рожью. По некоторым эпидемиях представляется, что женщины были более подвержены заболеванию, чем мужчины. Дети и беременные женщины страдают от отравления спорыньей сильнее, хотя индивидуальная восприимчивость сильно варьируется».

Как отмечал Mappen (1980), в Салеме эрготизм затронул главным образом женщин и детей, проявляя характерные признаки — покалывание рук и пальцев, головокружение, галлюцинации, рвоту, сокращений мускулов, мании, психоз и бред.

Та же самая восприимчивость детей к отравлению наблюдалось и в Европе, согласно профессору Дж. Вонгу: «Последовали многочисленные эпидемии эрготизма следовали, когда тысячи умирали в результате постоянного потребления зараженной ржи, а наиболее восприимчивыми жертвами часто становились дети».

Но вернемся в Норвегию. То, что кто-то должен был заняться этих изучением судебных заседаний и прийти к соответствующим выводам относительно того, что же, кроме самой демонологии христианства, спровоцировало эти судебные процессы и сопутствующие им галлюцинации — это был только вопрос времени. И сегодня мы уже имеем вполне ожидаемый ответ в работе норвежского ученого Тобьорна Алма из университета Тромсо:

«В течение XVII столетия провинция Финнмарк наиболее всего пострадала от процессов над ведьмами, из всех зафиксированных в Норвегии; по крайней мере 137 человек подверглись суду, из них примерно две трети были казнены. Манускрипт конца XVII века, написанный правителем округа H. H. Lilienskiold, основанный на источниках этого времени, содержит детали о 83-х судебных процессах. Больше половины этих материалов содержат свидетельства о потенциально важной роли отравления спорыньей в появлении данных судебных дел. В 42-х случаях в этих судебных разбирательствах прямо заявлено, что люди «научились» колдовству, потребляя его в форме хлеба или других продуктов муки (17 случаев), в молоке или пиве (23 случая), или в их комбинации (два случая). В случаях, связанных с молоком, несколько допрошенных ведьм показали, что черные зерноподобные включения были замечены ими в молоке. Медицинские симптомы, соответствующие отравлению спорыньей были зарегистрированы в многочисленных судебных процессах. Эти симптомы включали гангрену, конвульсии и галлюцинации. Установлено, что галлюцинации часто происходили эксплицитно после потребления пищи или питья. Большинство обвиненных ведьм было женщинами норвежского этноса, живущего в прибрежных сообществах, где импортированная мука являлась частью диеты. Лишь незначительное число жертв, пострадавших в результате судебных процессов против колдовства, в основном независимые саами — мужчины, обвинялись, например, в выполнении традиционных шаманских ритуалов. Вся мука, доступная в Финнмарк в течение конца XVII столетия была импортированной. Рожь (Secale cereale), которая особенно подвержена заражению спорыньей, была основной частью импортированного зерна».