Глава 11

Спорынья и крестовые походы

Это было в 1094 году, а в следующем году «Снег Святого Петра» должен был, по моим вычислениям, появиться в Германии. Но этого не случилось. Очевидно, грибок не в состоянии был переправиться прямым путем через Альпы. Он обошел их с запада и востока и в следующем году появился одновременно во Франции и Венгрии. И в обеих странах он вызвал тот мощный, граничащий с чудом подъем душ, который нашел свое внешнее выражение в безумном по своей смелости предприятии: в Первом крестовом походе и освобождении Святых мест.

Свое последнее заявление барон сделал с небрежностью, против которой возмутилось все мое существо.

— Не кажется ли вам это построение чересчур смелым? — вставил я. Барон улыбнулся.

(Лео Перуц. Снег святого Петра, 1933.)

Спорынья спровоцировала крестовые походы? Такая мысль кажется неуместной отнюдь не только христианам. Например, в предисловии к единственной отечественной классической работе по крестовым походам М. А. Заборова «Крестоносцы на Востоке», недавно выложенной в интернет, некто Готье Неймущий (в глубине души явно считающий себя рыцарем, ибо Вальтер (Готье) Голяк, или Неимущий, был мелким французским рыцарем в Первом Крестовом походе) для начала обвинив Заборова в тенденциозности и передергивании фактов под влиянием идеологии СССР (что вполне могло бы действительно иметь место — только было бы что передергивать), тут же, правда, выяснил, что именно СССР здесь как раз не при делах:

«Правда, СССР тут не при чем: известные мне современные официальные историки Запада преподносят абсолютно аналогичную, если не хлеще, трактовку событий тех лет. Вот именитый французский «медиевист» Жак Ле Гофф (Цивилизация средневекового Запада. М.: Прогресс-академия. 1992. — 376 с). По нему выходит, что предпосылкой Крестовых походов послужили бред и навязчивые идеи, обусловленные крайне плохим питанием и галлюциногенным действием спорыньи, попадавшей в хлеб (я не утрирую, буквально так). Это — бред и навязчивая идея самого Ле Гоффа и ряда других историков, отнюдь не связанная с плохим питанием (о галлюциногенном действии на них какой-либо дряни сведений не имею)».

Посрамив таким образом глупых историков, автор предисловия дополнительно текст «подработал» в соответствии с принятыми ныне прохристианскими нормами: «У автора нумерация Крестовых походов — с прописной буквы, а далее — со строчной («Первый крестовый поход» и т. п.). Исправлено следующим образом: «Первый Крестовый поход» и т. д. Слова Бог, Господь, Всевышний и Святой Гроб теперь с прописной. И, напротив, дьявол — со строчной». Таким образом, казалось новоявленному издателю, грамматически принизив дьявола, возвысив Святой Гроб и отметив, что «читателю данной монографии должна быть ясна тенденциозность М.А. Заборова», можно было рассчитывать, что будущий читатель «сквозь пелену тенденциозности, язвительности и потуг на юмор» советского автора разглядит «действительные облики героев тех далеких веков». Ибо «ничего подобного Крестовым походам (по крайней мере, Первому) в истории человечества не было, нет и, видимо, не будет» (ibid). Что ж, это действительно так, ничего подобного Первому Крестовому Походу Каннибалов за Святым Гробом (я не перестарался с большими буквами?) не было. Очень хочется надеяться, что и не будет.

Итак, «Ле Гофф и ряд других историков» дружно бредят о спорынье в посевах. С чего бы так? «Бред и навязчивые идеи», не иначе как с легкой руки дьявола, постигли не только историков, но также и других ученых. Совращенные нечистой силой доктора биологии Ю. Дьяков и Е. Феофилова, отмечая что «начало многих войн в средневековой Европе совпадало с массовым отравлением спорыньей», утверждают, что смертность от отравления спорыньей и чумы в средние века превышали смертность от всех остальных болезней, вместе взятых. А докторов Ивано-Франковской медицинской академии бесы заставили распространять нелепые бредни о том, что четвертая часть средневекового урожая была заражена спорыньей. Хитрые слуги дьявола проникли даже в редакции дореволюционных российских газет и внушили журналистам не менее нелепые данные о 20 %-ом заражении спорыньей некоторых областях России (отнюдь уже не в в средние века). Сатана — известный отец лжи — добрался и до академика В. Тутельяна, директора Института питания РАМН, утверждающего следующую чушь: «Особо опустошительными были вспышки заболевания, известного в то время под названием «огонь св. Антония», еще в X–XII вв. После разработки методов предупреждения заражения злаковых культур спорыньей, это заболевание практически исчезло». Ну а галлюциногенное действие спорыньи секретом, вроде, не является. Или, может, опять Отец Лжи постарался и ЛСД на самом деле что-то вроде аспирина?

Вот иллюстрация с какого-то форума, где был затронут вопрос крестовых походов и связи оных со спорыньей:

«Про Ле Гоффа — а мне вот все как-то тяжело согласиться, что европейцы пошли в крестовые походы потому, что сошли с ума от кариеса и пищевого отравления спорыньей, попавшей в их отстойные хлеба в конце X веке». Человек, написавший эту фразу, внутренне честен — он не говорит, что «этого не могло быть, потому что не могло быть никогда», а признается, что ему просто «с этим тяжело согласиться». Почему? Причины очень просты:

Люди не любят будущее. Люди любят прошлое. Это наглядно иллюстрируется фразой «добрые старые времена» («Good Old Times» — англ.). Эта фраза присутствует практически в любом языке. Людям обычно кажется, что «вот раньше лучше было», что окружающие были воспитаннее и добрее, что именносейчас произошло падение нравов и вокруг «всеобщая распущенность», а «мы вот не такими были». «Как крепнет нравственность, когда дряхлеет плоть!» — заметил давно Мольер, но его забыли. Это «сейчас стало хуже» плавно переходит из века в век, ничего не меняется. Человек, который не может найти идеала в недалеком прошлом, стремление уйти от современного стресса реализует чтением слащавых исторических романов.

«Вперед, в светлое будущее!» — этот слоган времен социализма на самом деле был гораздо дальше от человеческих чаяний, чем это представлялось криво усмехавшимся циникам. Этот слоган был логичен только идеологически (суггестия для нищего народа — «ну хоть наши дети поживут как люди»), а психологически просто неверен — людей больше волнует не далекое будущее, а прошлое. Для большинства это корни, позволяющие стоять на ногах, основа восприятия. Люди с теплотой и трогательным умилением вглядываются в прошлое — свое, своего народа, человечества. И не дай вам Хэнк на это прошлое покуситься — ответная агрессия неизбежна.

Любое развенчание идеалов, внушенных с детства, воспринимается очень болезненно или блокируется вовсе. Например, для многих, кто воспитывался на «светлых идеалах коммунизма» (и искренне уверовал в них) перестройка явилась шоком, который некоторые просто не пережили, другие, привыкшие жить «под руководством партии», стали христианами, третьи ушли в запой и т. д.

История сплошь и рядом порождает иллюзии: людям свойственно искать прекрасное в прошлом, идеализировать его. Один из широко распространенных мифов такой идеализации — рыцарство. Рыцарей не просто любят — в них играют, устраивают рыцарские турниры. Проблема в том, что абстрактные «рыцари-джедаи» из мира фэнтэзи в сознании многих ассоциируются со своими средневековыми прототипами. «Благородные Рыцари» рыдающие у ног «Прекрасных Дам» с белыми розами в руках, «рыцарская честь и достоинство» и прочая средневековая романтика, выдуманная Вальтером Скоттом, настолько глубоко проникли в сознание многих людей, что любой критический взгляд на эти идеалы воспринимается как покушение на самое святое. Фольклорный средневековый рыцарь, налепивший портрет своей «прекрасной дамы» на щит и готовый биться насмерть с тем, кто выскажет малейшее несогласия с фактом непревзойденного совершенства и красоты этой самой дамы, был вызван из небытия и стал почти что существовать в истории. Чем не иллюстрация правоты философов-идеалистов? Вначале было Слово… А потом появились фантомы. Рыцари Круглого Стола короля Артура, храбро сражающиеся с Драконами… Ну кому придет в голову, что «драконы» были вызваны к жизни лишь парой мешков зараженной спорыньей ржаной муки, попавшей в средневековый замок очередного составителя легенд об Артуре?

Попробуйте поговорить с участниками какой-нибудь рыцарской ролевой игры например о том, что средневековые рыцари — не могучие богатыри, а дурно пахнущие коротышки. Не забудьте упомянуть, что по едкому замечанию одного историка к средневековому городу даже близко подойти было стремно — так он вонял. Люди пахли не лучше, чем города, ведь христиане принципиально не мылись. Чистое тело — это был грех перед господом. Покажите музейные фотографии тех приспособлений для ловли блох, которыми так любили пользоваться те самые «Прекрасные Дамы». Проанализируйте психологическую реакцию. Вытеснение, рационализация и т. д. — обычные защитные механизмы мозга и изучены достаточно хорошо. Потренируйтесь. Правда могут и побить.

Но любовь к Рыцарям разделяют отнюдь не только ролевики. А почти все. А крестоносцы — олицетворение рыцарства. Отсюда и неприятие любых теорий, связанных с дегероизацией фантомных идеалов.

Последние два десятилетия XI века в Европе ознаменовались большим распространением описанного за сто лет до того эрготизма. «Недоброкачественное питание становилось также причиной многих эпидемий, в частности дизентерии и страшной „огненной“ болезни или, как ее называли современники, „священного“ или „дьявольского“ огня, „огненной чумы“. Она охватила многие области Западной Европы в последние два десятилетия XI столетия и была связана (как это установили много позже — в XVII в.) с заражением зерновых, прежде всего ржи, спорыньей».

Накануне крестовых походов Европа оказалась охвачена самым глобальным всплеском отравления спорыньей. До того эпидемии были все же более локальны и происходили, в основном, во Франции. «Большое опустошение из-за эрготизма не изводило Западную Европу ранее 1089 года, эпидемии были ограничены».

«Примечательно, что фанатичными участниками Первого крестового похода 1096 г. были бедные крестьяне из районов, наиболее сильно пострадавших в 1094 г. от эпидемии «священного огня» и других бедствий — Германии, рейнских областей и восточной Франции» — именно подобные наблюдения Ле Гоффа вызвали агрессивное неприятие, отмеченное выше. Впрочем то, что перед первым крестовым походом были голодные годы, упоминается во всех хрониках. То, что в голодные годы в муку попадало все, что угодно, в том числе и спорынья, также описано во множестве трудов по истории хлеба. И результаты этого тоже общеизвестны, как в истории этого похода, так и любого последующего. Все походы начинались одинаково. Попробуйте определить по цитате, о каком именно походе идет речь в цитате:

«В то время, как проповедовался этот крестовый поход, многие города и посады Германии наводнились женщинами, которые, не имея возможности удовлетворить свое религиозное рвение вступлением в ряды крестоносцев, раздевались и голые бегали по улицам и дорогам. Еще более ярким признаком умоисступления той эпохи является крестовый поход детей, которые тысячами бросали свои дома. По всей стране можно было видеть толпы детей, направлявшихся в Св. Землю без всякого предводителя или проводника; на вопрос, что они хотят делать, они отвечали просто, что идут в Иерусалим. Тщетно родители запирали своих детей на замок; они убегали и пропадали. Немногие из них вернулись домой, и вернувшиеся не могли ничем объяснить бешеное желание, охватившее их».

Зато мы, (возвращаясь к первому походу, цитата выше — о 13-ом веке), зная о спорынье и о том, что именно 1095 год был пиком эпидемии, легко можем представить, почему на лихой крик Папы Урбана II с амвона Клермонского собора: «угодно Богу!» народ отреагировал с таким экстазом и бросится в кровавую мясорубку крестовых походов, напугав таким рвением Анну Комнину, дочь византийского императора Алексея, написавшую «До императора дошел слух о приближении бесчисленного войска франков. Он боялся их прихода … Однако действительность оказалась гораздо серьезней и страшней передаваемых слухов. Ибо весь Запад, все племена варваров, сколько их есть по ту сторону Адриатики вплоть до Геркулесовых столбов, все вместе стали переселяться в Азию, они двинулись в путь целыми семьями и прошли через всю Европу».

Почему вообще так превозносятся крестовые походы? Ведь до пресловутого Святого Гроба крестоносцы добрались всего лишь один раз за свои восемь походов, проявив к оному Гробу истинное христианское уважение: «Спасавшиеся арабы и эфиопы, бежав, проникли в башню Давида; а другие заперлись в храме возле Гроба Господа и Соломона… В этом храме было зарезано почти десять тысяч человек. И если бы вы там были, ноги ваши до бедер обагрились бы кровью убитых. Что сказать? Никто из них не сохранил жизни… Не пощадили ни женщин, ни малюток» — так описывал участник похода священник Фулькерий Шартрский. Впрочем, остальные хронисты похода — все бывшие, кстати, священниками (а кто еще оставался грамотный в Европе?), рассказывают об этой резне в еще более радостных и хвастливых тонах. «В Храме Соломоновом и в его портике передвигались на конях в крови, доходившей до колен всадника и до уздечки коня, — заливается, к примеру, хронист-капеллан Раймонд Ажильский, — Драгоценным зрелищем было видеть благочестие пилигримов перед Гробом Господним и как они рукоплескали, ликуя и распевая новый гимн Богу». Возможно, христиане рассматривали эту бойню, как жертвоприношение? Ведь по Библии с этого история и начиналась — с жертвоприношения Богу Авеля. Тогда Богу человеческая жертва понравилась куда больше, чем жалкая авелевская овечка, и он, вместо того, чтобы убийцу наказать, Каина отблагодарил, защитив его от возможных мстителей: «Тому, кто Каина убьет, в семь раз более отомщу, мало не покажется» — разорялся Господь (по Быт 4-15). Откуда на безлюдной еще земле возьмутся те, от которых «Сделал Господь Каину знамение, чтобы никто, встретившись с ним, не убил его» (Быт 4-15), Библия, правда, умолчала.

Кроме вышеописанного, крестоносцы занимались в Походе только выкапыванием фальшивого Святого Копья, поеданием поджаренных врагов да разрезанием животов убитых сарацинов, в соответствии со слухами, что те проглатывали золото, дабы христианам не досталось. Наивные. «Наши оруженосцы и более бедные пехотинцы, узнав о хитрости сарацинов, вскрывали животы умершим, чтобы извлечь из них золотые монеты, которые те проглотили при жизни, — повествует Фулькерий Шартрский, — Ради этого они сложили трупы в большую кучу и сожгли в пепел, чтобы легче было находить это самое золото».

Остальные крестовые походы никакой новой теологической нагрузки, кроме борьбы с еретиками, не несли, а последние, называемые «малыми» и вовсе были крайне неудачными. Хотя неудачными — это смотря с какой точки зрения, Перну Режин хорошо заметил: «Не забудем, что речь идет о христианской цивилизации, для которой очевидное поражение, духовное или материальное, напротив, часто сопутствовало святости и всегда несло в себе залог успеха».

Зажечь отравленные спорыньей народные массы в те времена сложности не представляло и фразы о серьезной церковной подготовке вроде: «И вскоре множество монахов стало трудиться над тем, чтобы зажечь народные страсти, обещая по всем церквам и площадям Европы вечное спасение будущим крестоносцам», как писал в «Истории инквизиции» Генри Чарльз Ли, видимо, переоценивают усилия, затраченные Церковью. Манипулировать народом тогда было проще: пара слухов, пара видений, пара выступлений Папы — и дело в шляпе. Для упомянутого выше Детского Крестового Похода серьезного подстрекательства Церкви, например, не понадобилось. Хватило лишь пары видений Христа, явившегося наевшимся «сладкого хлеба» пастушкам. Этот поход действительно начался именно с галлюцинаций — видений Стефану Христа. Достаточно было слухам распространиться, как Христос начал являться и другому вдохновителю этого страшного мероприятия — Николасу: «Трансляция креста с небес сочеталась со звуковым сопровождением, в котором Николас услышал приказ (не на латыни, а на родном ему немецком, какой сервис!): «собирать детей и двигаться в Иерусалим» (michael a. de budyon). Результат известен — все дети погибли, а жалкая кучка выживших была христианами продана в рабство тем арабам, с которыми дети собирались воевать.

Так что отмеченная Ле Гоффом связь питания и «своеобразия средневекового христианства» достаточно прозрачна:

Появление на Западе спорыньи, частый голод и горячка, вызывающие конвульсии и галлюцинации, деятельность антонитов, рвение участников народного крестового похода — здесь целый комплекс, где средневековый мир предстает в тесном переплетении своих физических, экономических и социальных бед с самыми неистовыми и одновременно одухотворенными реакциями. Изучая характер питания и роль чуда в средневековой медицине и духовной жизни, мы каждый раз вновь обнаруживаем эти сплетения невзгод, необузданности и высоких порывов, из которых складывалось своеобразие средневекового христианства в глубине его народных слоев.

Наиболее полное описание связи фанатичной веры в Бога и Крестовых Походов со спорыньей появилось изначально отнюдь не в научной литературе. Австрийского писателя Лео Перуца (1882–1957) обычно классифицируют как экспрессиониста или представителя „магической литературы“. Популярный на родине, за пределами немецкоязычных стран Перуц стал известен благодаря восторженным отзывам Х.Л. Борхеса, который постоянно помещал его новеллы в антологии фантастических рассказов, а романы — в детективные серии. В 1933 году Перуц написал свой «Снег Святого Петра», где скорпулезно исследовал связь религиозного опыта и эпидемий эрготизма:

В каждой местности, где она появлялась, она носила свое особое название. В Испании ее называли «Магдалинин лишай», в Эльзасе — «Роса бедных грешников». Адам Кремонский описывает ее в своей «Врачебной книге» под названием «Misericordia-Korn». В английских долинах ее знали под именем «Снег Святого Петра». В окрестностях Старого Галлена ее называли «Нищий монах», а в Северной Богемии — «Гниль Святого Иоанна». У нас в Вестфалии, где эта болезнь появлялась довольно часто, крестьяне прозвали ее «Пожар Богоматери».

— Пожар Богоматери! — воскликнул я. — Так значит, это болезнь хлебных злаков?

— Именно. Вернее, одно из многочисленных ее названий. Теперь обратите, пожалуйста, внимание на то обстоятельство, что все перечисленные названия имеют нечто общее — указание на религиозный опыт человечества.

В первый раз я наткнулся на упоминание о «Снеге Святого Петра» в городской хронике Перуджии от 1093 года. В этом году хлебная эпидемия поразила всю область между Перуджией и Сиенной. Далее хроника повествует о том, что тогда же семнадцать крестьян и ремесленников из окрестностей Перуджии стали выдавать себя за пророков. Они утверждали, что Христос явился им под видом ангела и повелел им предвозвестить миру ожидающую его тяжелую кару.

— Вы хотите сказать, — перебил я его, — что то невероятное духовное перерождение, под влиянием которого светский человек Иниго де Рекальде превратился в Святого Игнатия Лойолу, явилось последствием потребления одурманивающих препаратов?

— Оставим это, — сказал барон.

Ни связь отравления спорыньей с галлюцинациями, ни фармакологическое действие не открытого еще тогда ЛСД, ни понятия Хофманна об «установке» и «обстановке» не были известны профессору Бехтереву, но великий психиатр влияние на галлюцинации установок социума описал точно:

Легендарный русский физиолог и психиатр В.Н. Бехтерев характеризовал ведовские видения следующим образом:

«Не ясно ли, что здесь дело идет о галлюцинациях такого рода, которые выливаются в определенную форму, благодаря представлениям, упрочившимся в сознаниипутем самовнушения или внушения, быть может, еще с детства, благодаря рассказам и передаче из уст в уста о возможности появления дьявола в роли соблазнителя» (курсив мой. — А. Д.).

Получается парадоксальная вещь — Реньяр и Бехтерев пишут о том, что содержание галлюцинаций определяют не волшебные растения, а… внушение окружающей среды, то есть то, что мы сегодня назвали бы «установкой» культурной традиции.

К «галлюцинациям такого рода, которые выливаются в определенную форму, благодаря представлениям, упрочившимся в сознании», как писал Бехтерев, как раз и относится ЛСД, что подчеркивали все исследователи наркотика. Но Бехтерев тогда этого знать не мог.

Содержание переживаний, которые испытывает человек под влиянием галлюциногенов, напрямую зависитот установки, происходящей как от психического состояния человека, так и из внешнего мира. Доказано, что под воздействием наркотиков этой группы люди разных культурных, традиции испытывают разные по содержанию видения. Эксперименты 60-х годов показали, что и сам «визионер», и внешний наблюдатель (врач, шаман или просто партнер по приему наркотиков) способны «направлять» опьянение и изменять образы, которые видит грезящий.

Предвидение Перуца заключалось не столько в предвосхищении открытия ЛСД (собственно, алкалоиды спорыньи уже были выделены в начале века, лизергиновая кислота в 1930, за три года до книги Перуца; галлюциногенное действие спорыньи тоже уже было известно), а в описании постулированных позже понятий «установки и обстановки». Именно Перуц задолго до исследователей ЛСД описал влияние социума на направленность галлюцинаций. По Перуцу, барон, пытающийся оживить веру в Бога, выделивший наркотик из спорыньи и опоивший местных крестьян, допустил ошибку, стоившую ему жизни — не учел влияние изменившегося окружения и его новых идей. Не вера в Бога витала уже в европейским воздухе, а «призрак коммунизма». Результат для знающего концепцию «обстановки» и «установки» был в описании Перуца вполне логичен:

«Мне помнится, что дверь отпер лично барон. В то же мгновение в приемную ворвалось дюжина крестьян, вооруженных топорами, молотильными цепами, ножами и дубинами. В числе первых была — Бибиш! Бибиш со сверкающими ненавистью глазами и резкими складками в углах холодно сжатых губ. За нею следовал князь Праксатин, последний отпрыск рода Рюриков. Он потрясал красным знаменем и пел во всю глотку „Интернационал» на русском языке“».

Мысли о том, что оригинальная русская революция также могла произойти от отравления спорыньей, об увеличении которой в урожае трубят дореволюционные газеты, пока оставим, как излишне спекулятивные.

Связь питания и психики отмечалась, естественно, не только Ле Гоффом. В самом конце прошлого века в журнале «Химия и жизнь» появилась статья «Биохимия крестовых походов», где был поднят вопрос об исторических последствиях, вызванных определенным питанием. Авторы задавались следующим вопросом:

Если «биохимический детерминизм» одна из движущих сил истории и алкалоиды спорыньи действительно подвигали европейцев на крестовые походы, то какие последствия могут вызвать искусственно синтезированные и внесенные в природу химические вещества, вовлекаемые человечеством в цепи питания?

Какова была роль христианского руководства в «глобальной наркотизации»? Именно Перуцу принадлежит мысль о том, что христианское духовенство издавна догадывалось о связи питания и исступленной веры в Бога.

— Несколько месяцев спустя я наткнулся на бесконечно более важные указания Дионисия Ареопагита, христианского неоплатоника четвертого века. Этот самый Дионисий упоминает в своих писаниях о том, что возложил на членов своей общины, жаждавших непосредственного общения с Богом, двухдневный пост, а затем угостил их хлебом, приготовленным из священной муки. «Ибо хлеб этот, — пишет он, — ведет к единению с Господом и позволяет вам постигать бесконечное».

В средние века церковь строго контролировала употребление наркотиков, считая их дьявольским зельем, хотя крестоносцы привозили из походов то гашиш, то опиум, жестко пресекала употребление галлюциногенов в Новом Свете, но какое ее отношение было к хлебу, позволяющему разговаривать с Господом? Понимали ли все же Святые Отцы влияние этой пищи на психику? Может здесь стоит вспомнить одного из череды сожженных философов — Джулио Цезаре Ванино? За что же он был сожжен? С остальными обычно более-менее ясно: основная причина сожжений — покушение на Самый Главный Христианский Догмат — пресуществление. В этом (в том числе) всех и обвиняли — от Яна Гуса до Бруно. А вот Ванини — нет. Но посмотрев на предъявляемые ему обвинения в любой энциклопедии, можно увидеть странную фразу: «психическую жизнь человека ставил в зависимость от климата, питания» (БСЭ). Стоит ли за этим что-нибудь? Пока этого никто не знает. Но подобные обвинения не у кого больше не встречались, а язык у Ванини перед казнью щипцами все же вырвали, чтобы лишнего не сболтнул…

PS

Что же до спорыньи, то сведения о ее влиянии на средневековую жизнь становятся все более известны, и, возможно, на сегодня дошли даже до выше процитированного мусье Готье Неймущего, который ныне подписывается уже не Готье, а более скромно: просто «выполнивший дополнительную редакцию версии» и из некоторых выложенных версий его предисловие убрано. В библиотеке известного христианского деятеля Якова Кротова, также выложившего книгу, даже появилось такая пометка: «К сожалению, безвестный сканировщик ввел нумерацию подразделов глав, убрал нумерацию частей, убрал предисловие, заменил ряд латинских цифр на арабские, не воспроизвел разбивку страниц, изменил написание слов Бог, Господь, Всевышний и Святой Гроб (поставив прописные), ввел свои примечания, которые я постарался устранить». Так что грамотные христиане не только не искажают оригиналов, но даже исправляют такие искажения. Жаль только, что подобная практика не коснулась Библии — ведь если в соответствии с оригиналом убрать выдуманные позже Заглавные Буквы (а заодно и отсутствовавшие ранее знаки препинания), то значение многих фраз станет совсем другим, иногда достаточно любопытным. «Казнить нельзя помиловать» помните?