Один из древнейших и крупнейших городов Руси Новгород, возникший на волховских берегах, стал центром объединения большой территории, сформировал вокруг себя волость и выдвинулся в ряд самых могущественных городов-государств Древней Руси. Мы постараемся рассмотреть процесс формирования новгородского города-государства с различных точек зрения: создания территориально-административной системы, управления, формирования институтов власти, военной организации и т. д.

Необходимо прежде всего подчеркнуть то обстоятельство, что становление города-государства, или городовой волости, в Новгородском крае происходило в условиях длительной и упорной борьбы новгородцев за независимость от. Киева. Эта борьба оказала заметное воздействие на складывание новгородской государственности.

Во второй половине X в. господство полянской общины над Новгородом осуществлялось, как правило, посредством посадников-князей, присылаемых из поднепровской столицы в качестве наместников киевского великого князя. В результате понятия «княжение», «посадничество» и «наместничество» совпадали и нередко звучали как синонимы^{1}. Однако первые десятилетия XI в. вводят нас в круг событий, отразивших новые явления, знаменующие начальную фазу истории новгородской волостной общины. Так, под 1014 г. летописец сообщает, что князь Ярослав, управляя Новгородом, посылал «уроком» в Киев «две тысяче гривен от года до года, а тысячю Новегороде гридем раздаваху. И тако даяху вси посадници новгородьстии, а Ярослав сего не даяше к Кыеву отцю своему. И рече Володимер: „Требите путь и мостите мост“, — хотяшеть бо на Ярослава ити, на сына своего, но разболеся»^{2}. Здесь князь и посадник еще не различаются. Но в летописном рассказе есть упоминания о реалиях, идущих на смену старому порядку отношений Новгорода с Киевом. Ярослав, будучи новгородским князем-посадником (т. е. наместником великого князя Владимира) отказал в уплате «урока» своему отцу. Он решил порвать традиционные отношения с киевскими правителями, освободиться от зависимости. Можно предположить, что к разрыву с отцом Ярослава побуждали новгородцы, тяготившиеся обязанностью «давать дань» Киеву. Во всяком случае, без поддержки новгородцев Ярослав не затеял бы борьбу с могущественным родителем.

В событиях, которые произошли позже, находим новые подтверждения нашему наблюдению. Ярослав вскоре вынужден был созвать новгородское вече и просить новгородцев выступить против Святополка^{3}. Возможно, Л. В. Черепнин был прав, когда говорил, что на этом вече «велись переговоры, в которых Ярослав обещал новгородцам и денежное вознаграждение, и грамоту с какими-то политическими гарантиями»^{4}. Перед нами — народное собрание, обсуждающее самостоятельно, а не под диктовку князя чрезвычайно важный вопрос о военном походе. Это свидетельствует о возросшей сплоченности новгородцев, об успехах консолидации местного общества.

Самостоятельность городской общины простиралась так далеко, что она поступает наперекор князю. Когда Ярослава разбил Болеслав, он «прибегшю Новугороду, и хотяше бежати за море, и посадник Коснятин, сын Добрынь, с новгородьци, расекоша лодье Ярославле, рекуще: „Хочемъ ся и еще бити с Болеславом и съ Святополкомъ“»^{5}. Важно отметить, что Коснятин, несмотря на присутствие в Новгороде князя, назван посадником. Видимо, он был тесно связан с местной общиной. Не случайно Ярослав, разгневавшись позднее на Коснятина, предпочел расправиться с ним не в Новгороде, а в дальнем Муроме.

Итак, Новгород выступает достаточно единой социальной организацией уже в первые десятилетия XI в. Ясно вырисовывается вече, которое может противостоять князю и даже направлять его деятельность. Мы наблюдаем первые ростки новых отношений Новгорода с княжеской властью, которая ранее стояла на страже интересов киевского великого князя, а теперь вынуждена поступиться ими в угоду Новгороду. Наметилось расхождение между посадничеством и наместничеством, что в свою очередь вело к возникновению предпосылок для появления посадников по новгородскому усмотрению, а не по назначению из Киева. Эти тенденции отразились в известиях о Коснятине.

Завязавшиеся новые отношения в социально-политической жизни Новгорода все более укреплялись. Вторая половина XI в. характеризуется заметными переменами в положении князя на новгородском столе. Их нельзя рассматривать изолированно от борьбы новгородцев против гегемонии Киева. Именно успехи ее в немалой мере обусловили некоторые существенные изменения статуса князя в новгородском обществе. Результаты этого изменения мы видим в практике изгнания князей, которая в новгородской истории второй половины XI в. прослеживается четко и определенно.

В Повести временных лет под 1064 г. читаем следующее: «Бежа Ростислав Тмутороканю, сын Володимерь, внук Ярославль, и с ним бежа Порей и Вышата, сын Остромирь воеводы Новгородьского»^{6}. Еще С. М. Соловьев предположил, что Ростислав бежал из Владимира-Волынского, где княжил^{7}. О. М. Рапов допускает возможность попытки Ростислава, являвшегося владимиро-волынским князем, «овладеть своей отчиной с помощью новгородских бояр», но, потерпев поражение, он «был вынужден бежать на юг»^{8}.

Ростислав, скорее всего, бежал из Новгорода. К этому предположению склоняет известие летописца о том, что князь бежал в компании с Вышатой, сыном новгородского посадника Остромира. О бегстве Ростислава из Новгорода прямо сообщают некоторые, правда, поздние летописи^{9}, а также В. Н. Татищев^{10}. Н. М. Карамзин, принимая поздние летописные сведения, писал: «Владимир Ярославич оставил сына Ростислава, который, не имея никакого удела, жил праздно в Новгороде»^{11}. Мысль о том, что Ростислав Владимирович бежал именно из Новгорода, среди советских историков разделял И. М. Троцкий^{12}.

В. Л. Янин, тщательно изучивший политическую историю Новгорода XI столетия, убедился в том, что «между 1052 и 1054 гг. судьба новгородского стола остается неясной»^{13}. Не падает ли княжение Ростислава в Новгороде на указанный промежуток времени? Этому, казалось бы, противоречит летописное сообщение 1064 г. насчет бегства Ростислава в Тмутаракань. Однако могло быть так, что в летописном рассказе слились воедино, под одним годом, происшествия, случившиеся в разное время: бегство Ростислава из Новгорода и борьба его за Тмутаракань. Подобные приемы находим в летописи и в других случаях^{14}.

Итак, мы предполагаем, что князь Ростислав где-то между 1052 и 1054 гг. бежал из Новгорода. Вероятно, следует говорить об уходе из Новгорода Ростислава, побуждаемого к тому опасностью, грозившей со стороны новгородцев. По существу здесь речь должна идти об изгнании князя из города.

Мстислав Изяславич — следующий князь, который привлекает наше внимание. О нем в летописи читаем: «По преставлении Володимерове в Новегороде, Изяслав посади сына своего Мьстислава; и победиша на Черехи; бежа Кыеву, и по взятии града преста рать»^{15}. Конец правлению Мстислава в Новгороде, как явствует из летописной заметки, положила битва на Черехе, которую Д. С. Лихачев, а за ним и В. Л. Янин датируют 1067 г., связывая ее с походом полоцкого князя Всеслава на Новгород^{16}. Вполне возможно, что Мстислав вынужден был удалиться, опасаясь гнева новгородцев, вызванного его поражением в битве^{17}. В этом случае бегство князя было равносильно изгнанию.

Если наши наблюдения об изгнании новгородцами князей Ростислава и Мстислава опираются на гипотетические основания, то насчет братьев Глеба и Давыда Святославичей ясность полная. В результате народных волнений князь Глеб бежал из Новгорода и сложил голову в Чудской земле^{18}. Давыда постигла та же участь изгнанника: «Давыд прииде к Новугороду княжить; и по двою лету выгнаша и»^{19}.

Таким образом, изгнание князей, направляемых из Киева в Новгород, становится во второй половине XI в. привычным явлением, превращаясь как бы в стиль отношений новгородского общества с киевскими ставленниками^{20}. Это было крупным завоеванием новгородцев в борьбе за освобождение от власти киевских князей. Способность выдворить того или иного князя — явный признак возросшей активности новгородской общины, формирующейся городской волости. Впрочем, до окончательной победы было еще, конечно, далеко. Новгородцы могли изгнать неугодного князя, но они пока не имели сил, чтобы не принять князей, посылаемых в Новгород киевскими правителями. Надо иметь в виду, что изменения в статусе княжеской власти происходят и на юге, в Киеве, где «людье кыевстии», т. е. широкие массы населения киевской волости, начинают изгонять князей^{21}. Эти веяния, конечно, не могли не коснуться новгородского общества и, без сомнения, оказывали на него влияние.

Изгнание князей предполагает их призвание. С точки зрения логической данный тезис справедлив. Исторически же события в Новгородской земле развивались несколько иначе: между актами изгнания и призвания князей легли десятилетия напряженной борьбы Новгорода с киевскими властителями. Изгонять князей новгородцы стали раньше, чем призывать. Процесс формирования волостных порядков в Новгороде, определивших положение князя, был, следовательно, постепенным.

В арсенале новгородцев появилось еще одно изобретение, с помощью которого они противились притязаниям великих киевских князей: «вскормление», или воспитание, выращивание князей с юных лет. Взяв к себе по договоренности с великим князем какого-нибудь княжича-отрока, новгородцы старались воспитать младого Рюриковича в духе своих обычаев и нравов, чтобы сделать из него правителя, властвующего в согласии с интересами новгородского общества. Так, князь Мстислав, «вскормленный» новгородцами, княжил в общей сложности в Новгороде почти 30 лет, и новгородцы дорожили им прежде всего потому, что вскормили его. Это послужило для них основанием отвергнуть в 1102 г. сына Святополка. Несмотря на то, что Святополк имел с новгородцами «многу прю», те настояли на своем^{22}. В этих событиях видим еще одно свидетельство усиления новгородской городской общины. Если раньше новгородцы не решались противиться пребывающим из Киева князьям-наместникам, отваживаясь лишь со временем изгонять пришельцев за разные провинности, то теперь они настолько усилились, что дерзают ослушаться великого князя киевского и не принять угодного ему кандидата в новгородские князья. Здесь имеем в сущности княжеское избрание, хотя и не в столь отчетливой форме, как это станет позже.

«Пря», о которой сообщает летописец, интересна еще и тем, что в ней заключен выразительный упрек, брошенный новгородцами Святополку: «Ты еси шел от нас». Ему припомнили случай, когда он после 10 лет княжения в Новгороде оставил это княжение ради туровского^{23}. Новгородцев не устраивали беспричинные, с их точки зрения, уходы князей. Видимо, подобные уходы подрывали усилия по ослаблению зависимости от Киева, а также по приспособлению княжеской власти к нуждам строящегося города-государства.

Из всего сказанного следует, что тенденции развития княжеской власти в Новгороде, наметившиеся в первой трети XI в., в конце того же столетия значительно окрепли. Новгородский князь формально еще был наместником великого киевского князя. Но под оболочкой наместничества явственно обозначились перемены в статусе князя, превращавшегося в волостной орган власти. Новгородцы добивались изменения социальной роли князя, пользуясь различными средствами: изгнанием, «вскормлением» и проч. Былое тождество княжения с наместничеством разрушалось.

Это отделение княжения от наместничества сопровождалось дальнейшей перестройкой посадничества. На основе скрупулезного анализа источников В. Л. Янин установил время возникновения посадничества нового типа: конец 80-х годов XI в.^{24} Сосуществование в Новгороде князя и посадника, едва различимые зачатки которого мы эпизодически наблюдали ранее, стало в конце XI в. сложившимся явлением. А это означало, что посадничество окончательно отпало от княжения, разъединившись также и с наместничеством.

Итак, последние десятилетия XI в. необходимо рассматривать как новую ступень становления новгородской государственности. Это время отличало: 1) упрочение самодеятельности веча, изгонявшего провинившихся князей или отказывавшего в княжении нежеланному претенденту; 2) частичное перерождение княжеской власти, в результате чего князь из наместника киевских правителей постепенно превращался в представителя республиканской волостной администрации, совмещая, следовательно, в себе противоположные качества; 3) вытекающее отсюда расхождение княжения и наместничества; 4) нарушение тождества княжения и посадничества, выделившегося в самостоятельную должность, замещаемую новгородским боярством; 5) отделение посадничества от наместничества.

Перечисленные особенности политической жизни Новгорода конца XI в. были этапом органического развития волостного строя, осуществлявшегося под воздействием борьбы новгородцев за независимость от Киева. Фактор этой борьбы наложил резкий отпечаток на формирование новгородской городовой волости, на характер действия общественных сил, обусловив известное их единение, что в значительной мере приглушало внутренние коллизии среди новгородцев, а это в свою очередь замедляло процесс социальной дифференциации в местном обществе.

Следующий период истории города-государства в Новгороде охватывает первые десятилетия XII в., завершаясь событиями 1136–1137 гг. На протяжении этого периода окончательно утвердилось посадничество, формировавшееся из представителей новгородской знати. Правда, Киев еще пытается раздавать посадничьи должности своим людям. Так, в 1120 г., по словам новгородского летописца, «приде Борис посадницить в Новъгород»^{25}. Вероятно, Борис пришел посадничать к новгородцам из Киева^{26}. Если по поводу Бориса мы можем лишь предполагать, то относительно другого посадника, Даниила, летописец говорит прямо: «Вниде ис Кыева Данил посадницить Новугороду»^{27}. И тем не менее это — последние случаи назначения новгородских посадников по воле Киева. Правилом делается избрание собственных посадников на вече.

Надо иметь в виду, что назначение посадниками Бориса и Даниила носило совсем иной характер, чем в XI в., когда посадничество лиц некняжеского происхождения совпадало с наместничеством, будучи своеобразной заменой княжения. С возникновением посадничества нового типа, функционирующего наряду с княжеской властью, должность наместника отделилась от должности посадника, оставаясь привязанной лишь к титулу князя. Киев, оказавшись бессильным остановить процесс внутренней консолидации новгородского общества, выражавшийся, помимо прочего, в создании местных институтов власти, пытался приноровиться к новым порядкам, дабы не упустить нити управления Новгородом. Но то были бесперспективные попытки. Посадничество окончательно приобрело сугубо местную постановку. Власть киевских князей над новгородцами резко, таким образом, сократилась. Назначение посадников навсегда сменилось их избранием на вече. Значение новгородского веча как верховного органа волости неизмеримо возросло.

Утратив позиции в новгородском посадничестве, Киев сохранял остатки своей власти над Новгородом посредством княжения. Новгородское княжение стало последним оплотом хозяйничанья киевских правителей в Новгороде. Но и здесь время этого хозяйничанья было сочтено.

В марте 1117 г. князь Мстислав, просидевший в Новгороде около тридцати лет, был переведен в Киевскую землю. Местный летописец сообщает об уходе Мстислава несколько глухо, без излишних подробностей: «Иде Мстислав Кыеву на стол из Новагорода марта в 17»^{28}. Зато Ипатьевская летопись содержит более детальную запись: «Приведе Володимер Мстислава из Новагорода, и дасть ему отець Бельгород»^{29}. Это известие дает понять, что Мстислав покинул Новгород по настоянию Мономаха, а не по воле новгородцев. «Вскормив» себе князя и продержав его на столе почти три десятилетия, новгородцы должны были отпустить его, скорее всего, вопреки собственному желанию. Нельзя это рассматривать иначе, как ущемление самостоятельности новгородской общины.

Оставляя Новгород, Мстислав, по свидетельству летописца, сына своего Всеволода «посади Новегороде на столе»^{30}. Фразеология книжника указывает на то, что активной стороной при «посажении» Всеволода был Мстислав, а не новгородцы, которые, как явствует из летописного текста, играли вынужденно пассивную роль. Затем мы читаем о вызове в Киев новгородских бояр и о наказании их Владимиром Мономахом, о направлении киевского деятеля Бориса посадничать в Новгород. Все это, безусловно, — проявление господства Киева над Новгородом. Однако в 1125 г. произошло событие, которое возвестило приближающееся окончательное падение владычества «матери градов русских». В тот год умер Владимир Мономах. Киевским князем стал Мстислав. А в Новгороде «в то же лето посадиша на столе Всеволода новгородци»^{31}. Как видим, новгородцы сами, без постороннего участия посадили Всеволода на княжеский стол. Факт в высшей степени примечательный, если учесть что в 1117 г. на стол Всеволода посадил Мстислав. Теперь же это делают новгородцы. Данное обстоятельство, по нашему мнению, свидетельствует о том, что с 1125 г. княжение Всеволода было поставлено на новые основы — новгородцы перестроили в значительной мере свои отношения с князем Всеволодом, заменив назначение избранием^{32}. Последнее летописец и обозначает словом «посадиша». Избрание предполагает определенную процедуру (ритуал), существенным элементом которой является «ряд», или договор, скрепляемый обоюдной присягой — крестоцелованием. Новгородская община стремилась связать князя более прочными узами с местными интересами, превратив его в свою общинную власть. Избрание в 1125 г. новгородцами Всеволода князем было важной вехой на пути такого превращения. Господство Киева над Новгородом слабело час от часу. Однако полностью оно еще не пало. Поэтому в 1129 г. новгородцы вынуждены были принять посадника, пришедшего из Киева^{33}. Князь же Мстислав, «держащий русскую землю», еще повелевает Всеволодом^{34}. И все-таки Всеволод был последним новгородским князем, посредством которого Киев осуществлял свою власть над Новгородом.

Положение Всеволода резко пошатнулось после смерти в 1132 г. его отца князя Мстислава. Сменивший Мстислава на киевском столе Ярополк — дядя Всеволода, решил перевести племянника в Переяславль. Пребывание Всеволода в Переяславле было мимолетным: князь «с заутрыя седе в нем, а до обеда выгна и Гюрги, приехав с полком на нь»^{35}. Всеволоду пришлось вернуться в Новгород. Появление его в волховской столице вызвало возмущение: «И бысть въстань велика в людех; и придоша пльсковици и ладожане Новугороду, и выгониша князя Всеволода из города; и пакы съдумавъше, въспятиша и Устьях; а Мирославу даша посадьницяти в Пльскове, а Рагуилове в городе»^{36}. Из приведенного летописного отрывка следует, что против Всеволода выступили если не все новгородцы, то, во всяком случае, подавляющая их часть. Решение об изгнании князя принимается на вече, о чем недвусмысленно свидетельствует фраза «и пакы съдумавъше». Возвращение Всеволода также осуществляется по инициативе веча^{37}. В этих событиях деятельное участие принимали псковичи и ладожане, что свидетельствует о далеко зашедшей интеграции территориальных общин в процессе образования в новгородской области города-государства, основными структурными единицами которого являлись главный город и подчиненные ему пригороды. На это же указывают и вечевые собрания, действующие подобно отлаженному механизму. Участники их выступают под пером летописца как нерасчлененная масса, включающая различные социальные категории свободного населения новгородской земли. Мы не ошибемся, если назовем данные вечевые сходы народными собраниями^{38}. Возможно, они проходили не мирно. В. Л. Янин замечает, что «решение об изгнании князя послужило предметом ожесточенной борьбы на вече, закончившейся возвращением Всеволода на стол»^{39}. Борьбу, о которой пишет В. Л. Янин, исключать нельзя, хотя летописец умалчивает об этом. Но считать ее классовой нет никаких оснований, поскольку в столкновение приходили группы свободного люда, разнородные по социальной принадлежности.

Возвращение Всеволода на новгородский стол в Киеве постарались использовать в своих целях, потребовав у новгородцев выдачи «печерской дани». За данью из Киева Ярополк отправил «братанича» своего Изяслава Мстиславича. По В. Н. Татищеву, новгородцы противились требованию киевского князя^{40}. Косвенно это подтверждает Лаврентьевская летопись, сообщающая о том, что после выдачи дани, состоялось крестоцелование. Если бы новгородцы не сопротивлялись притязаниям Киева, то вряд ли надо было бы приводить их к присяге. Более определенно на сей счет говорится в Никоновской летописи: «И тако умиришася и крест целоваша»^{41}. Значит, имело место «размирье», коль «умиришася».

Недовольство новгородцев Всеволодом росло. Особенно оно усилилось после суздальских авантюр князя. Оба похода на Суздаль закончились неудачей. Еще накануне первого похода состоялось бурное вече, на котором после долгих препирательств победили сторонники войны с Суздалем. Новгородская рать двинулась в поход. Однако разногласия, продолжавшиеся и в походе, заставили новгородцев вернуться^{42}. Тем не менее в том же году состоялся новый поход. «На Ждани горе» новгородцы потерпели поражение. Провал военной затеи Всеволода, его трусость в битве на Ждане-горе переполнили чашу терпения новгородцев. Весной 1136 г. они «призваша пльсковиче и ладожаны и сдумаша, яко изгонити князя своего Всеволода, и въсадиша в епископль двор, с женою и детми и с тыцею, месяца майя в 28; и стражье стрежаху день и нощь с оружием, 30 мужь на день. И седе 2 месяца, и пустиша из города июля в 15, а Володимира, сына его, прияша»^{43}.

Изгнание в 1136 г. новгородцами Всеволода ликвидировало последние остатки власти Киева над Новгородом, вызвав некоторые важные изменения в отношениях князя с новгородской общиной^{44}. Перестав быть креатурой киевских правителей, новгородский князь становится в полном смысле слова местной властью, зависимой исключительно от веча. Отпадает необходимость «вскармливания» и пожизненного правления князей в Новгороде, что привело к более частой их смене в новгородской волости. Но это не означает падения роли княжеской власти в новгородском обществе. Наоборот, статус князя^{45}, как одного из представителей высшей власти приобретает еще большую устойчивость, о чем судим, исходя из сфрагистических данных. Речь идет о вислых печатях, бывших на Руси атрибутом власти и выражением государственной юрисдикции^{46}. Изучение актовых печатей новгородского происхождения демонстрирует массовое распространение булл княжеской принадлежности с 30-х годов XII столетия: «В период с 1136 г. до конца первой четверти XIII в. в Новгороде примерно 400 печатям княжеского круга противостоит 14 епископских булл и около десятка проблематичных посадничьих печатей»^{47}. Создается в некотором роде парадоксальная, согласно В. Л. Янину, ситуация: «Казалось бы, успешное восстание 1136 г., приведшее к торжеству антикняжеской коалиции, должно было отменить княжескую печать и привести к максимальному развитию буллы республиканской власти. Но в действительности наблюдается как раз противоположное явление. Посадничья булла после 1136 г. становится почти неупотребительной… Напротив, княжеская булла с этого момента получает широчайшее развитие, оттесняя на задний план другие категории печатей»^{48}. В. Л. Янин объясняет это несколько странное явление тем, что «печать в Новгороде, бывшая прежде одной из регалий высшей власти, превратилась в средство контроля, в средство ограничения княжеского самовластия республиканскими боярскими органами»^{49}.

По нашему убеждению, князь в Новгороде до памятных происшествий 1136–1137 гг. противостоял республиканским органам лишь в той мере, в какой сохранял зависимость от Киева, и настолько, насколько являлся ставленником киевского князя. Во всем остальном он был составным звеном республиканского административного аппарата. Утратив полностью качества наместника, новгородский князь стал всецело республиканским органом власти, что и вызвало его известное возвышение, засвидетельствованное данными сфрагистики.

Таким образом, мы приходим к выводу, противоположному тому, который принят в современной исторической литературе: после 1136–1137 гг. положение княжеской власти в Новгороде упрочилось, а роль князя возросла.

Так, в результате более чем векового развития в Новгородской земле складывается система управления: вече, князь, посадник, тысяцкий, характерная для древнерусских городов-государств. Формировалась эта система управления, как мы видели, в ожесточенной борьбе с Киевом. В борьбе с Киевом вызревал и другой важнейший социально-политический институт города-государства — народное ополчение. В событиях IX–X вв. на страницах летописи неоднократно появляется племенное ополчение словен. Еще в 882 г. Олег пошел на Киев, «поим воя многи: Варяги, Чюдь, Словени, Мерю и все Кривичи»^{50}. «Словене» идут с Олегом на «Грекы». Они же являются основной силой Владимира в его борьбе с Рогволодом^{51}. В конце X — начале XI в. на смену племенному ополчению приходит ополчение города-государства, базирующегося уже на территориальных началах. Это ополчение в летописи фигурирует под названием «новгородцы». Название «словене» для обозначения северного ополчения исчезает не сразу. Уже после появления термина «новгородцы», летописец сообщает о том, что «приде Болеслав со Святополком, Ярослав же совокупив Русь и Варяги и Словене»^{52}. Значит, ополчение «новгородцев» — прямой наследник племенного воинства. Новгородцы (вооруженный народ) в возмущении избивают варягов за их притеснения^{53}.

О составе новгородского воинства свидетельствуют сообщения летописи в связи с борьбой Ярослава со Святополком. Новгородцы тогда заявили Ярославу: «Яко заутра перевеземь на не, аще кто не пойдет с нами, сами потнем его»^{54}. Входящие в ополчение новгородцы — полноправные члены городской общины Новгорода, получающие равную сумму — по 10 гривен после победы над врагом^{55}.

Новгородское ополчение — вои в начале XI в. решают не только судьбу Ярослава, но и новгородского и киевского княжений. Ярослав шагу не может ступить без воев. «Совокупи Ярослав воя многы», «Ярослав собра множьство вои» и вновь «совокупи воя многы», как постоянно сообщает нам летописец^{56}. В битву с печенегами «Ярослав выступи из града… а на правей стороне кыяне, а на левомь крыле — новгородци»^{57}. В больших и малых сражениях, походах крепло это народное войско^{58}. С нескрываемым восхищением пишет древнерусский летописец о его подвигах: «Мстислав поиде противу ему с новгородци, и с ростовци… перешед пожар с новгородци, и сседоша с коней Новгородьци и сступишася на Кулачьце»^{59}.

Закалившееся в боях новгородское ополчение отнюдь не было хаотической массой. Оно составляло полк^{60}. Это было вполне самостоятельное и организованное воинство: «Бишася Новгородци и Ростовци на Ждане горе и победиша Ростовци Новгородце»^{61}.

К 30-м годам XII столетия складывается Новгородская волость, т. е. главный город с зависимыми от него пригородами. Старейшими новгородскими пригородами были Псков и Ладога.

История такого городского поселения, как Ладога, восходит к очень древним временам. А. В. Куза считал даже, что территория Ладоги — одна из трех территорий племен-федератов, составивших древнейшее племенное ядро Новгородской земли^{62}. Однако дальнейшие работы археологов показали, что это не так^{63}.

Ладога шла по тому же пути, что и другие города Древней Руси. Уже в очень ранний период она сплачивает вокруг себя областную территорию. «У ладожского поселения и его округи особенно в первые сто лет существования имелись определенные предпосылки для превращения его в город-государство», — пишет исследователь Ладоги А. Н. Кирпичников^{64}. Однако географическое положение, характеризующееся обособленностью ее положения и ограниченностью ее внутренних сил, привело к тому, что Ладога попадает в зависимость от соседних центров. Интерес этих центров к Ладоге определялся тем, что она служила своеобразными воротами с севера на пути «из варяг в греки». Исследователь летописания А. Г. Кузьмин пришел к выводу, что сказание о призвании варягов — местное ладожское сказание^{65}. Киевские князья держали в Ладоге своих наместников. Но по мере формирования новгородского города-государства Ладожская волость входила в состав этого образования. По мнению А. Н. Насонова, Ладога перешла в руки новгородцев в 40–50-х годах XI в.^{66} А. Н. Кирпичников и В. А. Назаренко считают, что Ладога становится местом пребывания новгородского наместника не ранее последней четверти XI в.^{67} Как бы там ни было, а в начале XII в. новгородцы сажали в Ладогу своих посадников. «Ладога была новгородским пригородом, послушным старейшему городу»^{68}.

По тому же пути шел и другой древний центр городской жизни — Псков. В 30–40-х годах XI в. он находится в зависимости от Киева. Здесь сидел сын Владимира Судислав. Постепенно Псков переходит под власть новгородцев. Процесс этот идет скрыто от наших глаз, но под 1132 г. мы узнаем, что новгородцы «даша» посадничество в Пскове Мирославу. А. Н. Насонов приводит и ряд других доказательств зависимости Пскова от формирующегося новгородского города-государства^{69}. При этом начало этого господства он относит ко времени более раннему, чем начало XII столетия. Поскольку и Псков и Ладога уже объединяли какую-то территорию и сами брали дань с окружающих племен, ясно, что с переходом этих центров под власть Новгорода, он стал контролировать также эти территории.

Новгород приходит в столкновение с другими формировавшимся в то время городом-государством — полоцким. С 20-х годов XI столетия начинается борьба двух волостей. С целью укрепить свои южные рубежи Новгород создает еще несколько пригородов. Одним из значительных пригородов были Великие Луки^{70}. В XI в. возникает еще один пригород — Новый Торг, который позднее будет играть значительную роль в борьбе с другим могущественным соседом — Ростово-Суздальской землей. Эта борьба начинается в середине XII столетия, а во второй его половине Ростово-Суздальский город-государство переходит в наступление. Если учесть, что на юге предел развитию новгородской волости был положен полоцкой и смоленской колонизацией, станет ясно, что новгородская «область» могла расти лишь в восточном направлении — к предгориям Урала.

Итак, к середине XII в. на Северо-Западе складывается новгородский город-государство. Проследим за развитием этого государственного организма во второй половине XII — начале XIII вв.

Сразу можно сказать, что это развитие характеризуется дальнейшей демократизацией всей социально-политической системы Новгорода. Изгнание и призвание князей становится теперь обычным модусом отношения к княжеской власти. Нет необходимости рассматривать все случаи приглашений и изгнаний князей новгородцами. Хорошо известно, что в Новгороде XII–XIII вв. князья менялись 58 раз. Смена князей здесь происходила, пожалуй, чаще чем в других городах-государствах Древней Руси, так как новгородцы не были привязаны к какой-либо ветви рюрикова княжеского древа. Вот почему князья в Новгороде порой менялись чаще чем времена года. И князья смирялись с таким положением вещей. С одной стороны, их тянуло богатое и почетное новгородское княжение, с другой — сила была всегда на стороне городской общины. Если община ополчалась на князя, хотела его изгнать, то действенной помощи ему не могла оказать и дружина. Если дружина вступалась за князя, то с ней поступали так, как с дружиной Святослава Ростиславича. Этот князь был отправлен новгородцами в пригород Новгорода — Ладогу, а дружину его новгородцы «в погреб въсажаша»^{71}. Такого рода отношения городской общины и князя в Новгороде со временем были отлиты в четкие политические формулы. В представлении новгородцев это звучало так: «Новгород выложиша вси князи в свободу: кде им любо, ту же собе князя поимають»^{72}. Князья, в свою очередь, так сформулировали эту мысль: «…а вы вольни в князех»^{73}. В то же время надо подчеркнуть, что князь был необходимым элементом социально-политической структуры Новгорода. Он был нужен для нормального функционирования города-государства. Не случайно летописец тщательно фиксирует те случаи, когда новгородцы оказывались без князя^{74}.

Суверенность городской общины распространялась и на власть посадника. Посадники менялись не менее часто, чем князья^{75}. Более того, со временем, по мере дальнейшей демократизации новгородского общества право избрания и изгнания распространяется и на высшую церковную власть. Горожане начинают распоряжаться должностью игумена крупнейших монастырей^{76}. Одна из ярких сцен избрания игумена дошла в летописи под 1226 г. Тогда «преставися игумен святого Георгия Саватия, архимандрит новгородьскыи. Преже своего преставления Саватий съзва владыку Антония и посадника Иванка и все новгородце, и запраша братье своей и всех новгородьць: „изберете собе игумена“»^{77}. В другой раз новгородцы «въведоша с Хутина от святого Спаса Арсения игумена, мужа кротка и смерена, князь Ярослав, владыка Спуридон и всь Новгород, и даша игуменьство у святого Георгия, а Саву лишиша»^{78}. С течением времени новгородцы начинают также распоряжаться и должностью епископа, архиепископа. Когда в 1150 г. из Киева пришел архиепископ Нифонт, «ради быша людье Новегороде»^{79}. А уже в 1156 г. «събрася всь град людии, изволиша собе епископь поставити мужа богом избрана Аркадия; и шьдъше всь народ, пояша и из манастыря от святыя Богородиця… и поручивъше епископью в дворе святые Софие»^{80}. После смерти новгородского архиепископа Ильи «новгородцы же с князем Мьстиславом и с игумены, и с попы съдумавше, изволиша собе поставити брата его Ильин Гаврила»^{81}. Такого рода прецеденты были постоянными в Новгороде. Митрополит киевский воспринимал народное избрание «пастырей» как должное и утверждал кандидатов на должность архиепископа^{82}.

Социально-политическая активность новгородцев, призывающих и изгоняющих князей, избирающих и смещающих посадников, игуменов и архиепископов, во второй половине XII — начале XIII вв. облекалась в вечевые формы. Сведения о вече в Новгороде весьма многочисленны. Достаточно сказать, что все манипуляции с высшими волостными должностями — дело рук веча^{83}. Надо лишь еще и еще раз подчеркнуть, что вече в Новгороде — не узкосословная группа могущественных феодалов, а народное собрание, в котором принимали участие все новгородцы от «мала и до велика»^{84}.

О том, что новгородское общество шло по пути дальнейшего упрочения демократии, свидетельствовала и начинавшаяся межкончанская борьба. В 1218 г. в летописи впервые появляются сведения о борьбе концов^{85}. Борьба разгорелась вокруг посадника Твердислава. В городе в Неревском конце и на Торговой стороне собрались вечевые собрания. На следующий день «ониполовцы» двинулись на Софийскую сторону. В союзе с ними выступали неревляне, а загородцы придерживались нейтралитета. На стороне Твердислава были лишь Людин конец и Прусская улица^{86}. Такого же рода ситуация наблюдается и в 1220 г. Тогда князь Всеволод, недовольный Твердиславом, «въвади всь город, хотя убити Твьрдислава». Но Твердислав имел защиту: «Скопишася о нем пруси и Людинь конець и загородци, и сташа около его полком и урядивъше на 5 пълков»^{87}. Мы видим, что концы собирают свои вечевые собрания, составляют свои полки. В дальнейшем борьба между концами станет одним из важных элементов внутриполитической жизни Новгорода. Развитие концов — территориальной системы, появившейся позже сотенной^{88}, свидетельство о развитии Новгорода как городской территориальной общины^{89}.

Ярко отразился в источниках и волостной строй новгородского города-государства. В этот период понятия «область новгородская», новгородская волость становятся обычными в устах летописцев. Это определенная территория, которая тянет к Новгороду: «…приходиша Емь и воеваша область Новгородскую»^{90}. Но «область» это не только территория, но и население, которое проживает на ней. Оно входит в состав новгородского ополчения. Собственно, новгородское ополчение и состоит из горожан — членов общины главного города земли и жителей области, или обитателей пригородов и прилегающих к ним территорий. «На осень ходи Святополк с всею областию Новъгородскою, хотя на Суждаль», — сообщает нам летописец^{91}. «Иде князь Ярослав с новгородци и пльсковици и с оболостью своею на Чюдь»^{92}. Характерно сообщение под 1225 г. Готовясь к борьбе с Владимирской волостью, новгородцы «скопиша всю волость»^{93}. Ясно, что без сил волости они не могли противостоять своему могущественному соседу.

Структура новгородской волости соответствовала общерусской «модели» города-государства. В центре ее находился главный город, от него зависели пригороды. Важнейшие пригороды Новгорода: Псков, Луки, Ладога, Новый Торг, Руса часто фигурируют в летописи^{94}. Многие зримые и незримые нити связывали главный город с пригородами. Главный город был воеиным центром волости. В нем собиралось волостное ополчение, на нем лежала обязанность защищать пригороды. Когда шведы подошли к Ладоге, «пожгоша ладожане хоромы своя, а сами затворишася в граде с посадником с Нежатою, а по князя послаша и по новгородце»^{95}. Подоспевшие новгородцы разгромили врагов. А вот и другой пример. Однажды враждебный Новгороду князь Святослав с помощью, полученной от Андрея Боголюбского, «пожьже Новый търг, а новотържьци отступиша к Новугороду»^{96}. Будучи уверенными в поддержке главного города, пригорожане в то же время должны были расплачиваться за внешнеполитический курс своего патрона. Интересны в этом отношении события 70-х годов. «Новгородце целовавше ко Всеволоду Юргевичю крест и не управиша, он же иде к Торжьку в волость их», «город пожгоша весь за Новгородскую неправду»^{97}.

На пригороды распространялась и административная власть из главного города. Новгородцы сажали в пригородах князей. В 1177 г. «посадиша новгородциы Мьстислава на столе, а Ярополка на Новем търгу, а Ярослава на Ламьскем волоце»^{98}. Аналогичная практика осуществлялась и в отношении пригородских посадников.

Новгород был религиозным центром волости. «Иде боголюбивыи архиепископ Нифонт в Ладогу, и заложи церковь камяну святого Климента»^{99}, — такого рода сообщения нередки в летописи. Избрать владыку для новгородцев — это значит избрать «пастуха словесьных овьчь Новугороду и всей области его»^{100}. Новгородцы до поры до времени хозяйничали в пригородах, как у себя дома: «Иде князь Ярослав Пльскову на Петров день, и новъгородци въмале; а сам седе на Пльскове, а двор свои послав с пльсковици воевать»^{101}.

Новгородцы находились в постоянных заботах о судьбе волости. В 1184 г. «выведе Всеволод, прислав, свояк свои из Новагорода Ярослава Володимириця: негодовахуть бо ему новгородьци, зане много творяху пакостии волости Новгородскеи»^{102}. Одной из причин озлобленности на посадника Дмитра и на братью его было то, что он «повелеша на новгородьцих сребро имати, а по волости куры брати, по купцем виру дикую, и повозы возити»^{103}. Интересно сообщение под 1211 годом. Тогда князь Мстислав послал «Дмитра Якуниця на Лукы с новгородьци города ставитъ, а сам иде на Тържък блюсть волости»^{104}. Когда в волости все хорошо — это радость для жителей главного города: «Приде князь Михаил в Новъгород, сын Всеволожь, внук Олгов; и бысть льгъко по волости Новугороду»^{105}. И наоборот, разорение волости — бедствие для жителей главного города. «И разидеся град наш и волость наша», — восклицает с горечью летописец^{106}. Вот почему противники стремятся разорить волость. Лаврентьевская летопись сообщает о «пагубе» над Новгородом и над его волостью. «Пагубу» эту сотворило Владимиро-Суздальское воинство, «пришедше в землю их (новгородцев. — Авт.), много зла створиша, села вся взяша и пожгоша и люди по селам исекоша, а жены и дети, именья и скот поимаша»^{107}. То же самое делали с волостью противника и новгородцы. Не зря, видимо, боялись полочане, что Новгородцы и смольняне «попустят ны землю, идучи до нас»^{108}.

Новгородцы заботились и о росте своей волости. Расширение это подготавливалось за счет освоения новых территорий данями. Новгородские «даньники», собирающие дань с завоеванных племен, неоднократно появляются в летописи. Раздвигая пределы даней, новгородцы пришли в столкновение с соседним городом-государством — Ростовской землей. Так, в 1169 г. «иде Даньслав Лазутиниць за Волок даньником с дружиною и приела Андреи пълк свои на нь, и бишася с ними, и беше новгородьць 400, а суждальць 7000; и пособи бог Новгородцем»^{109}. Объектом для сбора даней выступали смерды — покоренные племена. Победив в 1169 г. суздальцев, новгородцы не только собрали всю дань со своих смердов, но взяли «на суждальскых емьрдех другую»^{110}. Порой судьба даныциков была печальна: «Избьени быша печерьскеи и югорьскыи даньници в Печере, а другие за Волоком, и паде голов о сте къметьства»^{111}. Новгород был чрезвычайно заинтересован в данях и, видимо, ревниво следил за их распределением. Когда в 1214 г., сходив «с ногородци» походом на чюдь, князь Мстислав собрал дань, то две части он отдал новгородцам, а третью — «дворяном»^{112}.

Как бы новгородцы не пеклись о целостности своей волости, но исторический процесс в Новгородской земле шел так же, как и в других древнерусских землях. Здесь тоже вызревали местные центры, которые постепенно начинали приобретать статус самостоятельных городов-государств. Внешне начало этого процесса отразилось в появлении местных князей. Пусть их сначала сажают новгородцы, но это само по себе уже свидетельство усложнения местных социальных организмов, требующих своих руководителей. Так, в 1180 г. новгородцы «пояша» в Новгороде князя Святослава, «Ярополка посадиша на Новем търгу»^{113}. На Луках тоже сидел свой князь^{114}. В 1211 г. князь Мьстислав дал «лучанам» князя Владимира Псковского^{115}. Оказывается Владимир был изгнан псковичами: «пльсковици бо бяху в то время изгнали князя Володимира от себе»^{116}. Это весьма показательный факт. Городская община Пскова достигла такой самостоятельности и суверенности, что изгоняет князей так, как это делала и главная городская община. Но как и другие городские общины, псковичи не хотели долго сидеть без князя, ибо это вело к военному поражению от Литвы^{117}. И вот уже в следующем году мы видим у них князя Всеволода Борисовича^{118}.

Пригороды стягивают определенную территорию, земледельческую округу. В 1169 г. Святослав «створил много пакости» жителям Нового Торга, «села их потрати»^{119}. Это не только территория, но и военная организация каждого зарождающегося города-государства. Князь Ярослав идет в поход с «новъгородьци, и с пльсковици, и с новотържьци и с ладожаны, и с всею областию Новгородьскою»^{120}. Псковичи, ладожане, новоторжцы начинают часто фигурировать в летописи. Ясно, что это жители не только самих этих городов, но и прилегающих к ним земель. Опираясь на эту силу, пригороды начинают вступать в конфликты с главным городом. Вот один из рачьих таких конфликтов. В известной истории со Всеволодом псковичи заняли позицию провсеволодовой партии в городской общине Новгорода. Тогда сторонники князя бежали из Новгорода во Псков. Псков представлял уже такую силу, что когда в Новгороде разнесся слух, будто «Святополк у города с пльсковици», то «пополошишася людье»^{121}. Еще четче позиция псковичей выражена в Ипатьевской летописи: «Придоша Пльсковичи и пояша к собе Всеволода княжити, а от Новгородець отложиша»^{122}. Правда, впоследствии новгородцы «с пльсковици съмиришася» и выступали заодно.

В 1228 г. «князь Ярослав… поиде в Пльсков с посадником Иванком и тысячьскыи Вячеслав. И слышавше пльсковици, яко идет к ним князь, и затворишася в городе, не пустиша к собе… промъкла бо ся весть бяше си в Пльскове, яко везет оковы, хотя ковати вяцьшее мужи»^{123}. Значит, почва для такого рода слухов была. Псков что-то замышлял против главного города. И псковичи забеспокоились о судьбе лидеров общины. Правда, если верить князю Ярославу, то вез он в коробьях БОЕсе не оковы, а дары. Впрочем, события на этом не закончились. Ярослав решил собирать войска на Ригу, а псковичи «възяша мир с рижаны». Это уже прямая измена Новгороду, явный раскол в отношениях с общиной главного города земли. На этот раз все уладилось. Слухи были отброшены, и новгородцы сделали шаг навстречу. Они заявляли: «Мы бе своея братья, бес пльсковиць не имаемъся на Ригу»^{124}. Эта фраза новгородцев весьма интересна. Она передает дух взаимоотношений главного города и пригородов. Они отнюдь не сводятся к насилию, с одной стороны, и подчинению — с другой. Часто это отношения братства и взаимопомощи. Но не были ли они уже в 1228 г. реалией уходящего времени? Во всяком случае, вкоре вспыхивает новый конфликт. Псковичи воспользовались противоречиями внутри городской общины Новгорода. Они поддержали изгнанную из Новгорода «Борисову чадь» — сторонников посадника Внезда Водовика. В ответ князь Ярослав арестовал в Новгороде находившихся там псковичей и послал «в Пльсков рече: „Мужа моего пустите, а тем путь покажите прочь, откуда пришли“. Они же сташа за ними крепко, нъ рекоша: „Прислите к ним жены их и товар, тоже мы Вячеслава пустим; или вы собе, а мы собе“. И тако быша без мира лето все»^{125}. Но у Пскова еще не было сил отделиться от Новгорода. Князь перестал пропускать к ним гостей, и когда. псковичам надоело покупать соль по 7 гривен «бьрковьск», они отправили послов в Новгород и выпросили там князя, а «Борисове чади показаша путь с женами»^{126}.

Псков был одним из старейших и сильных пригородов, и сепаратистские тенденции в нем проявлялись весьма ярко. Но не менее ярко проявлялись они в других пригородах. Таков Новый Торг. С его политикой, противоположной настроениям главного города земли, встречаемся, например, под 1196 г. В тот год, разгневавшиеся новгородцы «показаша путь из Новагорода и выгнаша» князя Ярослава. Тогда князь Ярослав пошел к Новому Торгу и «прияша и новоторжьцы»^{127}. Это летописное сообщение интересно в двух отношениях. Во-первых, свидетельством о возросшей самостоятельности и суверенности городской общины Нового Торга, которая уже начинает принимать князей. Во-вторых, информацией о политике пригорода, не соответствующей политическому курсу главного города земли. Торжок служит базой для Ярослава и позже — в 1216 г. Противостояние достигло столь значительной степени, что Мстислав на вече роняет знаменитую фразу: «Поищем муж свои, вашей братьи, и волости своей; да не будеть Новый търгь Новгородом, ни Новгородъ Тържьком; нъ къде святая София, ту Новгород; айв мнозе бог, и в мале бог и правда»^{128}. Не случайно в Торжке оказывается и другой недовольный Новгородом князь — Всеволод. В 1224 г. он ушел из Новгорода «в ноць, утаився, с всем двором своим. И приехав седе на Тържку»^{129}. Сюда к нему и приходит отец с ростовскими и черниговским воинством. Город, видимо, притягивал всех недовольных новгородской городской общиной. Сепаратистские тенденции становились все более определенными. В 1230 г. новгородцы произвели очередную смену посадника: «отяша посадничьство у Иванка у Дъмитровиця и даша Вънезду Водовику». По старой памяти сразу же назначили посадника и в Торжок. Но когда посадник Иванко пришел к Торжку, «не прияша его новоторожьци»^{130}. Однако противостоять Новгороду Торжок еще не мог. Летописец сообщает о бегстве новоторжцев, поддерживавших пресловутого Водовика, в Чернигов^{131}. Как видим, в Новгороде начинался тот же процесс волостного дробления, что и в других землях. Но в Новгороде, как, впрочем, и в Киеве, в XII — начале XIII вв. он не достиг высокого уровня развития; слишком велика была «стягивающая» сила этих крупнейших городов Древней Руси.

Возрастание значения и влияния новгородской волости во второй половине XII — начале XIII вв. происходило на ярком внешнеполитическом фоне. Новгородская волость активный участник межволостных отношений в этот период. В 1145 г., когда «вся Русска земля» ходила «на Галиць», «ходиша и из Новагорода помочье кыяном»^{132}. В этот период противостояние Киеву начинает постепенно уходить в прошлое. Это верное свидетельство, с одной стороны, усиления Новгорода, а с другой — ослабления Киева. На повестку дня выдвигаются новые противники. По соседству набирал силы мощный Ростово-Суздальский город-государство. Опасность с его стороны, стремление отнять у него дани были столь велики, что Новгород идет теперь и на союз с Киевом, направленный против сильного соседа. Уже в 1147 г. «область Новгородская» ходила походом на «Суждаль»^{133}. А в следующем году был более удачный поход, на который новгородцев вдохновил киевский князь Изяслав^{134}. Ростово-Суздальскому городу-государству удается поднять на Новгород соседнюю полоцкую и смоленскую волости: «И съложишася на Новъгород Андреи съ смолняны и с полоцяны»^{135}. И уже в 1149 г. новгородцы с псковичами ходили к Полоцку^{136}. Новгородский город-государство достиг такого могущества, что мог противостоять сильному соседу. Знаменитый 1169 год отмечен разгромом коалиции, пришедшей к Новгороду. Тогда против города на Волхове ополчились «суждальци с Андреевичем, Роман и Мьстислав с смольняны и с торопьцяны, муромьцы и рязаньцы с двема князьма, полоцьскыи князь с полоцяны, и вся земля просто Русьская»^{137}. Это огромное войско новгородцам удалось разгромить.

В 70-е годы XII столетия наступает новый этап в развитии внешнеполитической активности новгородского города-государства. Мы видим, как вместе с другими городами-государствами новгородцы начинают решать судьбы киевского княжения. Так, в 1173 г. «иде князь Гюрги Андреевиць с новгородьци и с ростовци Кыеву на Ростиславице и прогнаше е ис Кыева»^{138}. Эта тенденция особенно ярко проявляется в XIII столетии. В 1214 г. князь Мстислав «съзва вече на Ярославли дворе и почя звати новгородьцев Кыеву на Всеволода Чьрмьнаго. Рекоша ему новгородьци: „Камо, княже, очима позриши ты, тамо мы главами своими вьржем“»^{139}. В ходе этой экспедиции новгородцы «воевали» черниговские города. Затем им «отвориша врата вышегородци», а вскоре Мьстислав с братьями и с новгородцами входили в Киев, и «поклонишася кыяне, и посадиша Кыеве Мьстислава Романовиця»^{140}. На новгородскую волость, видимо, опирался Ярослав, когда утверждался на столе в Киеве. Во всяком случае из Новгорода он привел «вятших» новгородцев и «Новоторжец 100 муж». Потом он их одарил^{141}.

Так росла сила новгородского города-государства. Вплоть до татаро-монгольского вторжения новгородцы осуществляли на Руси весьма активную политику. Постоянно шла борьба с Полоцком, Черниговом, но главным противником оставался Владимиро-Суздальский город-государство. Пик этой борьбы — знаменитая Липицкая битва, результат которой весьма примечателен не только по своим военным, но и по политическим последствиям: «Посадиша новгородци Костянтина в Володимири на столе отни. Костянтин же одари честью князи и новгородьци бещисла»^{142}. Новгородцы сажают во Владимире, столице могущественного Владимиро-Суздальского города-государства, своего ставленника. Это ли не свидетельство могущества новгородской волости. Сильный северный город-государство, не пострадавший от татаро-монгольского нашествия, опираясь на волостное ополчение, смог остановить вскоре натиск шведских и немецких рыцарей.

Итак, мы рассмотрели процесс формирования и развития новгородского города-государства в XI — начала XIII вв., сконцентрировав внимание на становлении социально-политических институтов Новгорода, а также развитии в сфере волостного быта этого города-государства. Теперь самое время более пристально всмотреться в социально-политическую структуру новгородской волости, разобраться в сущности того политического механизма, который лежал в основе новгородской земли. Это представляется тем более актуальным, что в литературе существуют различные взгляды на данную проблему.

Весь рассмотренный материал не позволяет нам согласиться с разграничением республиканской и княжеской власти в Новгороде XII–XIII вв. как враждующих начал^{143}. Историю возникновения Новгородской республики, на наш взгляд, нет возможности рисовать как результат «длительного столкновения княжеской власти с боярством» и противопоставлять как борющиеся стороны вечевые органы и княжескую администрацию Новгорода^{144}. По нашим наблюдениям, борьба в Новгороде до поворотных событий 1136–1137 гг. была направлена не против княжеской власти, а за ее освобождение от влияния со стороны великих киевских князей, и велась она не одним лишь боярством, а новгородской общиной в целом. Последнее обстоятельство находит объяснение в незавершенности процесса классообразования в новгородском обществе XI–XII вв., отсутствии в нем сложившихся антагонистических классов, как, впрочем, и по всей Руси^{145}. Новгородское боярство рассматриваемого времени представляло собой социальную группу, расколотую на соперничавшие партии, страдавшие от изнурительной взаимной борьбы. «Разобщенность боярства, непрекращавшаяся борьба боярских группировок, — замечает В. Л. Янин, — замедляла не только процесс консолидации самого боярства, но и процесс консолидации противостоящих ему классовых сил»^{146}. Консолидированным боярство стало не ранее XV в.^{147}

Все это сказалось на характере деятельности должностных лиц Новгорода: князя, посадника, тысяцкого^{148} и сотских. В новейшей литературе данный вопрос тесно увязывается с вопросом о месте концов и сотен в территориально-административной структуре Новгорода. Так, согласно В. Л. Янину, население Новгорода распадалось на две основные части по кончанско-сотенному принципу. Первоначально исследователь полагал, что сотенная организация была устроена киевскими князьями, тогда как деление на концы и улицы «уходит корнями в историческую топографию Новгорода»^{149}. Позже он несколько изменил свою точку зрения, отметив, что обе системы существовали рядом на протяжении всей истории Новгорода: в концах жили бояре и зависимые от них люди, а в сотнях — свободное, но не привилегированное население, подвластное князю^{150}. «Кончанскому населению противостоит население сотен, как системе концов противостоит система сотен», — пишет В. Л. Янин^{151}. Поэтому сотенная организация подчинялась княжеским сотским и княжескому тысяцкому, тогда как представителем бояр выступал посадник^{152}. Не отрицая правомерности этих заключений, мы в то же время полагаем, что источники позволяют взглянуть на вопрос и несколько иначе.

В 1132 г., по словам летописца, была «встань велика в людях». И вот новгородское вече, в котором принимали участие, помимо новгородцев, псковичи и ладожане, «даша посадьницяти» во Пскове Мирославу, а «Рагуилови в городе»^{153}. Здесь люди, т. е. широкие круги населения Новгорода и его пригородов, распоряжаются посадничеством. В 1195 г. новгородцы шлют посадника Мирошку к Всеволоду; когда же он спустя два года вернулся в Новгород, там были рады все «от мала до велика», т. е. от простых людей до знатных^{154}. Довольно часто встречаем летописную формулу, согласно которой новгородцы «даша посадничества» тому или иному боярину^{155}. При этом нередко избранию в посадники предшествовало лишение этой должности лиц, неугодных новгородской общине^{156}. Вряд ли можно сомневаться в том, что под новгородцами, смещавшими посадников, надо разуметь всю массу местных свободных, жителей. Отсюда понятно, почему посадники, посылаемые Новгородом для переговоров с князьями, представляли всех новгородцев, а не отдельную их группу^{157}.

Весьма красноречивы летописные известия о событиях 1255 г. в Новгороде, из которых узнаем о причастности к судьбам посадничества «черных людей»^{158} — низшей прослойки свободного населения Новгорода^{159}.

Активная позиция в делах о посадничестве различных категорий свободного населения новгородской земли указывает на то, что деятельность посадников распространялась на все эти категории без какого бы. то ни было изъятия, ярким подтверждением чего служит рассказ летописца о новгородцах, которые «сториша вече на посадника Дмитра и на братью его, яко ти повелеша на ногородьцих сребро имати, а по волости куры брати, по купцем виру дикую, и повозы возити, и все зло»^{160}. Показательно и то, что конфискованное посадничье имущество вечники разделили «по всему городу»^{161}. Если акцию новгородцев, направленную против посадника Дмитра и «его братьи», считать спровоцированной князем Всеволодом, как думает В. Л. Янин^{162}, тем выразительнее станет речь последнего, обращенная к новгородскому ополчению, основу которого составляло рядовое воинство: «Кто вы добр, того любите, и злых казните»^{163}. Дальнейшие события показали, что именно вернувшиеся из похода новгородцы сошлись на вече, обвинившее посадника в злоупотреблениях^{164}.

Власть посадника, подобно власти князя, имела общеземское значение. Не случайно замещение посадничьей должности, как и княжеского стола, являлось прерогативой городского веча, будучи, следовательно, предметом компетенции новгородской общины в целом. «А вы, братье, — говорил на вече посадник Твердислав, — в посадничьстве и во князех вольне есте»^{165}.

Приведенные материалы убедительно, как нам кажется, свидетельствуют о том, что новгородское посадничество — это не институт боярского самовластья, а один из высших волостных органов власти, возникший в процессе становления города-государства в новгородской земле. Необходимо заметить, однако, что привилегия быть избранным в посадники принадлежала исключительно боярству. Чем это объяснить?

В. Л. Янин, выявляя исторические корни исключительности боярского права на замещение должности посадника, писал: «Единственным лишенным противоречий способом решать проблему боярства представляется нам признание аристократической сущности бояр, принадлежности их к потомству родоплеменной старейшины…»^{166} Мы думаем, что древнерусское боярство пришло на смену родовой аристократии в результате разложения родоплеменного строя и складывания территориальной социальной структуры, сыгравшей переходную роль от доклассового общества к классовому^{167}. Можно согласиться с И. М. Троцким в том, что рост новгородского боярства — явление, относящееся к XI в.^{168} Кстати сказать, С. В. Бахрушин связывал возникновение боярства с концом X–XI вв.^{169}, а один из выдающихся советских лингвистов Б. А. Ларин, указывая на позднее возникновение термина «боярин», наблюдал упрочение боярства в эпоху Пространной Правды^{170}. Вполне вероятным представляется и другое мнение И. М. Троцкого, что под наименованием «бояре» скрывались должностные лица — лидеры, выражаясь современным языком, новгородской общины^{171}. На образовавшуюся в конце X–XI вв. должностную прослойку были перенесены традиции родового общества. Это облегчалось тем, что бояре в качестве общественных руководителей стали преемниками племенной старейшины. Не являясь прямыми потомками родоплеменной знати, новгородские бояре унаследовали от нее функции общественных лидеров, а это и поставило их в особое положение среди остальных жителей Новгородской земли.

Общеземской, судя по всему, была и деятельность сотских. В 1196 г. новгородцы посылают к Всеволоду Большое Гнездо «Мирошку посадника и Бориса Жирославиця, Микифора съчьского, просяче сына»^{172}. Как видим, сотский Никифор представительствует от всего Новгорода. Но если в данном случае ему это поручено вместе с посадником, то на следующий год новгородцы делегируют с целью приглашения Ярослава занять княжеский стол одних только сотских: «Идоша из Новагорода передний мужи сътьскии и пояша Ярослава с всею правьдою и чьстью»^{173}. О том, что сотские имели прямое отношение к избранию князей, говорят также происшествия в Пскове 1178 г., когда Мстислав «изыма сотьскеи», которые не «хо~ тяхуть сыновица его Бориса»^{174}.

Любопытная запись, характеризующая власть сотского, содержится в Новгородской Первой летописи под 1118 г.: «Приведе Володимир с Мьстиславом вся бояры новгородьскыя Кыеву, и заводи я к честьному хресту, и пусти я домовь, а иныя у себе остави; и разгневася на ты, оже то грабили Даньслава и Ноздрьчю, и на сочьскаго на Ставра, и затоци я вся»^{175}. Данный текст позволяет сделать важные выводы. Слово «грабили» здесь нельзя понимать в буквальном смысле, поскольку «грабежом» занимались новгородские бояре, в том числе и сотский Ставр. В древнерусской лексике термин «грабеж» обозначал, помимо прочего, определенный вид наказания по суду^{176}. Сообщение летописца как раз и следует толковать в качестве свидетельства о наказании, заключавшемся в конфискации имущества виновных^{177}. Сотский Ставр, следовательно, наряду с другими знатными новгородцами творит суд над Даньславом и Ноздречей, принадлежавшими к боярству. В этом мы усматриваем пример осуществления власти сотского, распространяющейся на бояр. Заточение Ставра в Киеве Владимиром Мономахом и сыном его Мстиславом со всей ясностью показывает, что сотский, чьи действия вызывали княжеский гнев, не входил в круг чиновников новгородского князя, а являлся представителем общинной администрации. Еще одно подтверждение нашей мысли находим в Уставе князя Всеволода Мстиславича, где княжие мужи поставлены особняком от сотских: «А ты вся дела приказах святей Софии и всему Новугороду моим мужам и 10-ти сечьскыим…»^{178}

Необычайно красноречиво известие летописца о событиях 1230–1231 гг., в ходе которых новгородцы «даша посадничьство Степану Твердиславичю, а тысячьское Миките Петриловицю, а добыток Семенов и Водовиков по стом розделиша»^{179}. Это значит, что люди, распоряжающиеся посадничеством и тысяцким, живут по сотням. Приведенные сведения о сотских избавляют нас от необходимости приводить аналогичные данные относительно тысяцких. Добавим только, что на летописных страницах тысяцкий вырисовывается как должное лицо всего Новгорода, но не части его населения^{180}.

Итак, привлеченные нами источники позволяют утверждать, что и посадник, и тысяцкий, и сотские были органами власти всей городской общины, а не двух разных административно-территориальных систем Новгорода. Вопрос же о соотношении этих органов надо, по нашему мнению, рассматривать в хронологическом плане.

Происхождение сотен, как мы уже отмечали, теряется в глубинах первобытности^{181}. Древнейшие. же сведения письменных источников о сотских относятся к концу X в. Сотские и десятские фигурируют в летописном рассказе о пирах князя Владимира^{182}. На новгородском материале к выводу о древности сотен пришел А. В. Куза, убедительно обосновавший свои наблюдения^{183}. Что касается концов, то их образование связано с доступными взору исследователя временами. Во всяком случае, мы знаем, что в Новгороде в XII в. было три конца (Славенский, Неревский и Людин). Несколько позже появляется Плотницкий конец, а за ним где-то на исходе XIII в. — Загородский^{184}. Весьма показателен тот факт, что процесс трансформации сельских общин в городские концы доступен для изучения даже на материалах XV–XVI вв.^{185} Похоже, что сотни древнее концов. В ходе исторического развития кончанская система наложилась на существующую сотенную организацию, связанную прежде всего с военным бытом. В результате разложения родоплеменного строя сотенная система изменилась, но не исчезла: сотни и сотские сохранялись еще долгое время, обеспечивая наряду с другими институтами нормальное функционирование древнерусского общества.

Мысль о противостоянии концов и сотен — лишь звено в интересной гипотезе В. Л. Янина об имманентном разделении Новгорода на привилегированное боярство и непривилегированное остальное население. Другим таким звеном является вопрос о новгородском вече. Еще в 1970 г. В. Л. Янин, основываясь на сообщении источника XIV в. о 300 золотых поясах и считая, что примерно такое количество усадеб было в Новгороде, нарисовал картину вечевых заседаний небольшой — олигархической группы в 300–400 человек^{186}, причем одним из аргументов являлось то, что на Ярославовом дворище археологическими раскопками не было обнаружено достаточной площади, чтобы поместить там более 300–400 человек. Здесь заключалось и определенное противоречие. Автор отмечал, что в Новгороде одному владельцу принадлежало 2,3, а то и больше усадеб. Подставляя эти цифры в подсчеты В. Л. Янина, получаем цифру в 50–100 человек. Такая группа могла поместиться где угодно, но переставало «работать» сообщение о 300 золотых поясах^{187}.

В статье, опубликованной годом позже, В. Л. Янин в соавторстве с М. X. Алешковским писал уже о вече возле св. Софии, указывая, что «вече состояло из представителей привилегированного сословия, но его работа велась не за плотно закрытыми дверьми, а под открытым небом, в окружении толпы, неправомочной, но способной криками одобрения или негодования влиять на решения вечников»^{188}. Стало быть, место для толпы, пусть неправомочной, все же нашлось. В работе 1973 г., несколько сместившей акценты, В. Л. Янин характеризовал как «весьма неточный тезис о наличии в Новгороде резко полярного размежевания населения на небольшую группу крупных землевладельцев, пользующихся всеми привилегиями вечевого строя, и зависимое население, полностью лишенное вечевых прав»^{189}. Однако в более позднем труде автора вновь появился тезис 1970 г.: «Мизерность этой площади (вечевой. — Авт.) соответствует выводу о предельной ограниченности вечевого собрания, а идентификация его с органом, именуемым в западных источниках „300 золотых поясов“, вносит должную ясность в социальную характеристику этого института»^{190}. В итоге «емкость» веча определялось в 400–500 человек^{191}. Если состав участников уличанских и кончанских вечевых собраний был более пестрым в социальном отношении, то общегородское вече представляется исследователю «искусственно образованным представительным органом»^{192}.

Материалы о вече приводят нас к несколько иным выводам. Вече в XI–XII вв. являлось органом народовластия. Это — народное собрание с участием, а порой и под руководством знати^{193}.

Трактовка веча В. Л. Яниным тесно связана с его представлением о роли и месте крупной усадьбы в жизни города. Правда, взгляды ученого со временем менялись. Так, если в 1970 г. В. Л. Янин считал, что в Новгороде были одни боярские усадьбы, то в 1973 г. он писал: «Признание крупной усадьбы единственной низшей ячейкой Новгорода представляется нам теперь неправильным. Наличие в Новгороде значительного массива непривилегированного свободного населения не может вызывать сомнений»^{194}. Тем не менее, мысль об изначальности владения бояр усадьбами и крупными участками земли находим в последующих трудах историка. Концы в Новгороде «возникли как объединение нескольких боярских поселков, сохранивших свою зависимость от боярских семей вплоть до последнего этапа существования Новгородской боярской республики»^{195}. Исследователь рисует картину изначальной частной собственности в Новгороде: «На участке земли, находящейся в частной собственности одного из родовых старейшин, стоял его двор… совокупность таких дворов составляла первоначальный поселок»^{196}. Выдвигая это положение, В. Л. Янин в то же время признает трудность проследить корни системы, несомненной только для XIV–XV вв.^{197}, указывает на то, что «боярские усадьбы» не отличаются друг от друга ни своими размерами, ни постройками, ни инвентарем^{198}. Понятно, почему специалистам не удается пока «доказать родство владельцев какой-либо усадьбы на протяжении с X по XV в.»^{199}. Мы присоединяемся к мнению Ю. Г. Алексеева, который считает, что тезис «об изначальности боярского землевладения противоречит всем существующим представлениям о вторичности боярской вотчины, постепенно выкристаллизовывающейся из общины, и не вытекает из непосредственных наблюдений самого В. Л. Янина»^{200}. Проблему веча В. Л. Янин решает в тесном единстве с проблемой земельной собственности в Новгородской земле. Анализ содержания ранних берестяных грамот позволил ему заключить: «Деньги в грамотах XII века занимают столько же места, как земля и продукты сельского хозяйства в более поздних берестяных грамотах. И даже большее место, так как о земле в них не упоминается вовсе, а о деньгах в грамотах XIII–XV веков написано достаточно. Сейчас еще рано делать по этому поводу решительные выводы, однако вряд ли такая разница может быть случайной. Вероятно на протяжении XII в. исподволь происходило накопление денежных ресурсов новгородскими феодалами, позволившее им затем осуществить решительное наступление на те земли, которые в большом количестве в XII веке еще принадлежали свободным новгородским общинникам»^{201}. Ю. Г. Алексеев, комментируя приведенное высказывание В. Л. Янина, писал, что оно «представляет большой интерес. Значит, именно XII в. был важным качественным рубежом в истории класса крупных феодалов-землевладельцев в составе новгородской городской общины, важным этапом в процессе превращения аристократии общинно-племенной в аристократию феодально-землевладельческую»^{202}. Оценка правильная, но требующая одного уточнения: поскольку наступление новгородских бояр на общинные земли произошло позже XII в., то и качественный перелом в истории боярства должен быть вынесен за грань данного столетия и приурочен не ранее чем к XIII в. А это означает, что деление новгородцев, предшествующего времени, на привилегированных бояр и бесправную массу не имеет под собой социально-экономической основы.

Упомянутые выводы, полученные В. Л. Яниным при изучении берестяных грамот, представляются нам в высшей степени плодотворными и перспективными. Однако автор стал вскоре развивать другие идеи. Надо, впрочем, сказать, что вопрос о возникновении вотчинного землевладения в Новгородской земле, В. Л. Янин решал в прежнем ключе. Начальный момент становления вотчины он связывал с образованием княжеского домена на рубеже XI–XII вв.^{203} Вслед за княжескими домениальными владениями появляются вотчины новгородских бояр и монастырей. Складывание «вотчинной системы в XII–XIII вв. происходит в значительной степени путем государственной раздачи черных волостей, как частным лицам, так и духовным учреждениям. Начавшись при Мстиславе Владимировиче, этот процесс в целом завершился в первой половине XIV в.»^{204}. Зарождение вотчинной системы в Новгороде В. Л. Янин, таким образом, наблюдает сравнительно поздно, в XII столетии. Предшествующий период он именует довотчинным. И здесь исследователь ставит вопрос: «Если до конца XI в. ни князь, ни бояре в Новгородской земле не были вотчинниками, т. е. не располагали домениальной собственностью, кому же там принадлежала земля? Составляла она собственность государства или собственниками ее были крестьяне-общинники?»^{205}. Ответ на поставленный вопрос и заключает то новое, к чему пришел в своих последних изысканиях В. Л. Янин. В довотчинный период он усматривает «наличие корпоративной собственности боярства и права верховного распоряжения черными землями, принадлежащего корпорации бояр»^{206}. При этом государственная, корпоративная феодальная собственность распространялась на всю территорию Новгородской земли^{207}, что, следовательно, полностью исключает существование земельной собственности свободных общинников. Первоначальные основы боярского права верховного распоряжения черными землями были заложены, согласно В. Л. Янину, при Ярославе Владимировиче, хотя и в более ранее время имели место «определенные формы приобщения местного боярства к разделу государственного дохода»^{208}. В окончательном виде государственная боярская собственность сложилась в конце XI в.^{209}

Значительную помощь в создании концепции корпоративной земельной собственности новгородских бояр В. Л. Янину оказали исследования Л. В. Черепнина, разработавшего теорию верховной княжеской собственности на Руси IX–XI вв. как первичной формы феодальной собственности, из которой впоследствии выросла древнерусская вотчина. Окняжение земли, по мнению В. Л. Янина, коснулось и Новгорода^{210}. Один из авторов настоящей работы уже разбирал соответствующую аргументацию Л. В. Черепнина. Оказалось, что идея окняжения земли и установления верховной государственной собственности в лице князя не обеспечена в должной мере историческими данными^{211}. И все же для В. Л. Янина факты окняжения в Новгородской области очевидны^{212}. Что же это за факты? Первый из них — летописное свидетельство о княгине Ольге: «Иде Вольга Новугороду, и устави по Мьсте повосты и дани и по Лузе оброки и дани»^{213}. Второй факт — известие летописца об уплате новгородцами дани киевским князьям: «Ярославу же живущу в Новегороде и уроком дающю дань Киеву 2000 гривен от года до года, а тысящу Новегороде гридем раздаваху; и тако даяху въси князи новгородстии, а Ярослав сего не даяше к Кыеву отцу своему»^{214}. В. Л. Янин отмечает, что упомянутая дань установлена была еще Игорем: «Сеи же Игорь нача грады ставити, и дани устави Словеном и Варягом даяти, и Кривечем и Мерям дань даяти Варягом, а от Новагорода 300 гривен на лето мира деля, еже не дають»^{215}. Третий факт, привлекаемый В. Л. Яниным, связан с князем Святославом Ольговичем, который по своем прибытии в Новгород в 1137 г. нашел тут «десятину от даней уряженной предшествующими князьями, но не до конца упорядоченными судебные доходы»^{216}.

Нам кажется, что используемые В. Л. Яниным материалы можно толковать и по-другому. Едва ли следует, на наш взгляд, объединять по смыслу летописные рассказы о выплате новгородскими князьями дани «уроками» и об уставлении дани «мира деля», ибо в одном случае речь идет о платежах, идущих в Киев, а в другом — к варягам. Общее в этих рассказах состоит лишь в том, что они к так называемому «окняжению земли» имеют проблематичное отношение. То же самое можно сказать и насчет сведений летописи об учреждении княгиней Ольгой оброков и даней по Мете и по Луге. Специальный анализ даннических отношений в Киевской Руси показал, что установление даней отнюдь не означало ликвидацию общинной земельной собственности и образование верховной княжеской собственности на землю, что дань — не феодальная рента, а форма коллективного отчуждения прибавочного продукта победителем у побежденного, или грабежа, которому подвергались «примученные» в ходе войн племена и народности^{217}. Дань — это специфическая форма эксплуатации, типичная для поздней стадии родоплеменного строя и древних обществ с незавершенным процессом классообразования. Именно к такому выводу склоняют нас древнерусские источники, а также исследования историков и этнографов, изучавших данничество в различных регионах мира^{218}.

Не может служить бесспорным свидетельством «окняжения земли» и Устав Святослава Ольговича. В преамбуле памятника читаем: «Устав, бывши преже нас в Руси от прадед и от дед наших: имати пискупом десятину от дании и от вир и продажь, что входит в княж двор всего»^{219}. Затем вполне последовательно князь обращается к аналогичной новгородской практике наделения епископов: «А зде в Новегороде, что есть десятина от дании, обретох уряжено преже мене бывшими князи, толико от вир и продажь десятины зьрел, олико днии в руце княжи и в клеть»^{220}. Существо даней мы уже определили. Что касается вир и продаж, то и эти судебные сборы вряд ли стоит относить к феодальным, поскольку они имели публичноправовой, а не рентный характер. Судебные пошлины превращаются в феодальную ренту много позже, по истечении длительного развития частновотчинных порядков, завершившегося образованием сеньории^{221}.

Важное значение В. Л. Янин придает жалованной грамоте князя Изяслава Мстиславича Пантелеймонову монастырю. Там говорится: «Се аз князь великий Изяслав Мьстиславич по благословению епискупа Нифонта испрощал есмь у Новагорода святому Пантелемону землю село Витославицы и смерды и поля Ушково и до прости»^{222}. Князь велел «смердам витославицам не потянути ни ко князю ни епископу, ни в городцкии потуги, ни к смердам ни в какие потуги, ни иною вивирицою, а потянути им ко святому Пантелемону в монастырь к игумену и к братьи»^{223}. По мнению В. Л. Янина, жалованная грамота Изяслава «недвусмысленно утверждает, что верховным распорядителем земельного фонда, не входившего в состав княжеского домена было государство, решением которого участок черных земель мог быть превращен в вотчину. Иными словами, фонд черных земель на этом этапе предстает перед нами в виде корпоративной собственности веча»^{224}. Мы полностью солидарны с В. Л. Яниным в том, что жалуемые князем монастырю земли и люди являлись собственностью новгородского государства, или городской общины в лице веча. Но нам представляется не обязательным включение пожалованных князем угодий в разряд черных (общинных) земель, чему препятствуют смерды, которых считать свободными (до пожалования) земледельцами-общинниками с полной уверенностью нельзя. Смерды, по нашему убеждению, составляли категорию несвободного населения, чье происхождение связано с поселением пленников на государственных землях^{225}. Положение этих смердов было сходно со статусом рабов фиска Западной Европы^{226}. Таким образом, новгородская община XII в., хотя и выступала в качестве корпоративного землевладельца и душевладельца, но за пределами черных волостей^{227}.

Кроме села Витославицы и других земель, пожалованных князем Изяславом пантелеймоновским монахам, В. Л. Янин упоминает волость Буице, данную князьями Мстиславом Владимировичем и Всеволодом Мстиславичем Юрьеву монастырю с «данию и с вирами и с продажами», а также с «осенним полюдьем даровным»^{228}. Историк полагает, что волость Буице была пожалована «из состава княжеского домена»^{229}. Однако Т. И. Осьминский показал принадлежность названной волости к черным землям^{230}. По мнению А. Л. Шапиро и Т. И. Осьминского, Мстислав и Всеволод осуществили не земельное пожалование, а передачу права сбора доходов Юрьеву монастырю с волости Буице^{231}. Князья действовали здесь в качестве суверенов, но не земельных собственников. Обоснованность данного предположения подтверждает последующая судьба волости. Так, из договорной грамоты великого князя Казимира с Новгородом (1440–1447 гг.) узнаем следующее: «Буице» временами выходила из-под власти монастыря и население ее «тянуло» черными кунами уже не к юрьевским монахам, а к тому, кому Господин Великий Новгород предоставлял право на их сбор^{232}. Вот почему в Новгородских писцовых книгах упоминание о Буице сопровождается формулой: «волость, что бывала Юрьева монастыря»^{233}. Переход права сбора доходов волости в руки монастырской братии «давал возможность для превращения черных земель в феодальную собственность»^{234}. В этом нас убеждает и опыт истории зарубежных стран. Королевское пожалование земли в бокленд, практиковавшееся в раннесредневековой Англии, открывало владельцу «возможность захватить свободную деревню, присваивать уплачивавшиеся ее населением подати и другие доходы, а в дальнейшем, по мере укрепления его власти над крестьянами, закрепостить и превратить их земли в свою собственность»^{235}. Схожую картину наблюдаем у славянских народов. В Хорватии, например, как установил Ю. В. Бромлей, «передача верховным правителем отдельным лицам права сбора налогов со свободного населения предполагает появление возможности превращения суверенитета в верховную собственность на землю, принадлежащую этому населению»^{236}.

Итак, передача права сбора доходов с волости Буице Юрьеву монастырю не являлась актом земельного феодального пожалования. Она создавала лишь возможность эволюции пожалованной волости в феодальную собственность. Процесс этот был длительный. И еще в XV в. Буице сохраняет следы былой своей принадлежности к волостному черному миру^{237}. Относительно черных земель XII в. и живших там свободных земледельцев-общинников надо сказать, что новгородское вече осуществляло над ними право суверенитета как верховный орган власти Новгородской земли-волости, или города-государства. Правом корпоративной верховной собственности на эти земли оно не пользовалось. Собственниками земель, где трудились свободные земледельцы, были сами земледельцы и общины, объединявшие их.

Говоря о праве верховного распоряжения черными землями, принадлежащего корпорации бояр, В. Л. Янин замечает: «Полагаю, что первоначальные основы этого права закладываются при Ярославе Владимировиче, когда впервые государственный доход не только целиком остается в Новгороде, но становится предметом раздела между новгородцами по иерархическому принципу: в 1016 г. князь Ярослав раздает старостам и новгородцам по 10 гривен, а смердам по 10 гривен»^{238}. Исследователь, рассуждая о «государственном доходе», целиком оставленном в Новгороде, подразумевает, наверное, прекращение Ярославом выплаты дани Киеву. Но та дань, которую новгородцы выплачивали киевским князьям, едва ли тождественна государственному доходу Новгорода, поскольку дань есть плата всего населения Новгородской земли (в том числе и бояр), предназначенная киевскому князю и добытая вооруженной рукой. Недаром Владимир, узнав о своевольном поступке Ярослава, велел собираться в поход на Новгород, чтобы восстановить нарушенный даннический порядок. И только смертельная болезнь киевского князя помешала состояться этому походу. Нельзя принять безоговорочно и ссылку на летописное известие 1016 г., из которого явствует, что Ярослав, добыв с помощью новгородцев Киев, оделял их деньгами: «Ярослав иде Кыеву, седе на столе отца своего Володимира; и абие нача вои свои делите, старостами по 10 гривен, а смердом по гривне, а новгородцом по 10 гривен всем и отпусти их всех домов»^{239}. Мы склонны тут видеть княжеский дар. Если же называть это разделом государственного дохода и видеть в нем отражение боярского права верховного распоряжения черными землями, то следует тогда признать носителем этого права не только бояр, но и смердов, которых летописец называет среди тех, кто участвовал в упомянутом разделе.

Таким образом, концепция верховной земельной собственности боярства как первоначальной формы феодального землевладения, утвердившегося в довотчинный период новгородской истории (X–XI вв.), нуждается, по нашему мнению, в дополнительном обосновании. Поэтому принять ее мы пока не можем.

Но, расходясь с В. Л. Яниным в вопросе о корпоративной земельной собственности бояр, мы полностью разделяем его точку зрения на историю новгородской вотчины. Мысль ученого, согласно которой боярская вотчина начинает свою жизнь с XII в. и завоевывает господствующие позиции лишь к середине XIV столетия, представляется нам доказанной. А это значит, что на протяжении XI–XII вв. собственность свободных общинников доминировала в новгородском обществе, питая жизнедеятельность местной общины. Отсюда — демократический характер веча, которое конституировалось в верховный орган, распространивший свой суверенитет над Новгородской землей. Именно вече было источником власти князя, посадника, тысяцкого и сотских — должностных лиц, избираемых для управления новгородской общиной. К середине XII в. социально-политическая организация в основном определилась, что позволяет заключить о завершении становления города-государства в Новгородской земле. Дальнейшая история Новгорода в домонгольский период Руси шла путем утверждения и развития принципов, выработанных на протяжении XI — середины XII столетий. Аналогичную картину наблюдаем в соседних с Новгородом Полоцкой и Смоленской землях.

История Полоцка во многом схожа с историей Новгорода. Так же рано, как и в волховской столице, здесь обозначилось стремление избавиться от господства Киева. Судя по всему, Полоцк раньше Новгорода освободился от киевского засилья. Уже появление на княжеском столе в Полоцке Рогволода, согласно предположению некоторых исследователей, свидетельствовало о возраставшей самостоятельности Полоцка^{1}. По мнению А. Н. Насонова, Владимир Святославич, «воздвигая отчину» Рогнеды, учитывал настроение полочан^{2}. Все это, конечно, гипотезы. Но на фоне новгородских событий начала XI в. и последующей истории Полоцка они выглядят вполне правдоподобными.

Под 1021 г. имеются сведения о нападении Брячислава на Новгород^{3}. Борьба полоцких князей с Новгородом в то время означала, по сути дела, борьбу с Киевом, поскольку подчинение Полоцка Киеву шло через Новгород^{4}. Не случайно Ярослав немедленно пресекает набег Брячислава карательной экспедицией, завершившейся разгромом последнего на р. Судомири^{5}. Брячислав в своей борьбе с Киевом опирался на растущие силы полоцкой городской общины, что подтверждает известная «Eymundar Saga», отразившая события того далекого времени. Один из героев этой саги — Эймунд предлагает полоцкому князю свои услуги в борьбе с киевским властителем. Князь отвечает: «Дайте мне срок посоветоваться с моими мужами, потому что они дают деньги, хотя выплачиваю их я»^{6}. Г. В. Штыхов почерпнул отсюда сведения о боярском совете в Полоцке^{7}, Но далее сага говорит о том, что полоцкий конунг «собирает тинг со своими мужами»^{8}. Этот факт мы можем рассматривать как свидетельство о вече, ибо тинг в системе социально-политических отношений скандинавов той поры не совет знати, а народное собрание, во многом подобное древнерусскому вечу^{9}. Вероятно, городская община Полоцка к тому времени настолько окрепла, что без нее князь не мог принимать сколько-нибудь важное решение.

В событиях 1021 г. привлекает внимание еще одна деталь, весьма существенная для нашего исследования. После заключения мира с киевским князем Брячислав получил право собирать доходы с городов Витебск и Усвят^{10}. Это указывает на процесс формирования полоцкой волости, которая уже в этот ранний период достигала значительных размеров. По верному наблюдению А. Н. Насонова, территория Полоцкой области «росла не без помощи военной силы»^{11}. Не последнюю роль сыграла тут заинтересованность городской общины в захвате одного из ответвлений знаменитого пути «из варяг в греки». Данные летописей и на этот раз подтверждает сага, говорящая о том, что князь полоцкий правит Полоцком и той областью, которая лежит подле^{12}.

Всеслав, оказавшийся на полоцком столе после смерти отца, продолжает политику своего предшественника. После короткого перерыва, во время которого полоцкие вои участвовали даже в общем походе на торков(1060 г.), он напал на Новгород. И в 1067 г. войска Ярославичей подошли к Минску. Минск тогда входил в полоцкую «область».

Полоцк стремился покончить с зависимостью от поднепровских князей и киевской общины. Вот почему вполне резонно предположение Г. В. Штыхова о том, что не без поддержки полоцкого веча «выгна Всеслав Святополка из Полотьска»^{13}. Полочанам наверняка не мог импонировать навязанный из Киева князь. Борьба продолжалась, и теперь полочанам во главе с Всеславом пришлось столкнуться с таким виртуозом военного дела, каким был Владимир Мономах. Нет необходимости описывать перипетии этой борьбы. Для нас важно еще раз подчеркнуть, что без содействия полоцкого земства, кровно заинтересованного в освобождении от киевского влияния, столь долгая борьба с могущественным южным властителем была бы невозможна. О причастности к ней полоцкой земщины говорит сама ее ожесточенность. Так, напав на Минск, Владимир «изъехахом город, и не оставихом у него ни челядина, ни скотины»^{14}. Подобное разорение свидетельствует лишь об одном: активном участии жителей Минска в военных предприятиях своего князя.

Пострадал от Мономаха и Друцк^{15}. Гоняясь за Всеславом, воины Владимира Мономаха опустошили полоцкую землю «до Лукомля и до Логожьска»^{16}. Перед нами территория формирующейся полоцкой волости-земли.

Во второй половине XI в. складывается понятие Полоцкой волости, в результате чего на всех жителей земли переносится название главного города, что запечатлено в летописном рассказе о чудесах в Полоцке, где всадники-невидимки «уязвляху люди полотьскыя и его область. Тем и человеци глаголаху: яко навье бьють полочаны. Се же знаменье поча быти от Дрьютьска»^{17}. Как явствует из летописного текста, слово «полочане» покрывало не только население Полоцка, но всей полоцкой области, в том числе Друцка, откуда пошло «знамение»^{18}.

Формирование Полоцкой волости за счет славянских земель к исходу XI в. в основном завершается. Дальнейшее ее расширение осуществляется теперь в неславянских землях Прибалтики. Но уже с начала XII в. мы наблюдаем определенные проявления распада только что сложившегося волостного единства. Усиливается общественно-политическая активность земства и одновременно начинается борьба главного города с пригородами, испытывающими тягу к самостоятельности.

Новые веяния в истории Полоцкой волости обнаруживаются достаточно отчетливо в соперничестве Давида и Глеба Всеславичей. Сам факт появления «удельных» князей — знак не столько роста княжеской семьи, сколько возросшей самостоятельности пригородов. «Удельные» князья выступают, несомненно, как выразители интересов местных городских общин. Внешне это выливалось в военные столкновения. Так, в 1104 г. Давид в союзе с южнорусскими князьями нападает на Минск^{19}. Устанавливается и различная внешнеполитическая ориентация местных князей: друцкие князья (Борисовичи) опирались на Мономаха и мономашичей, а минский князь и его сыновья на Изяславичей, а потом на Ольговичей. Тем не менее борьба с югом продолжалась, хотя и в усложнившейся обстановке. Ее вдохновителем на длительный срок стал Глеб Минский — представитель минской волости, которая в то время уже отпочковывалась от Полоцкой. Налицо деятельное участие в этой борьбе земщины. Жители Друцка, например, действовали столь активно, что князь Ярополк Владимирович даже переселил их в свое княжество, где «сруби город Желъди дрючаном»^{20}. Под 1117 г. В. Н. Татищев сообщает: «Глеб Минский князь с полочаны паки начал воевать области Владимировых детей: новогрудскую и смоленскую. Владимир, хотя беспокойство сего князя смирить, послал Мстислава сына с братиею и воевод с довольным войском и велел, как возможно, Глеба самого, поймав, привезти»^{21}. Если это известие расценивать как свидетельство о союзе минского князя с полочанами^{22}, то надо признать, что минская волость в рассматриваемое время еще не обособилась полностью от главного города Полоцка, тяготея к нему.

Большую энергию в борьбе с киевскими князьями проявляют и другие пригороды Полоцкой земли: И-зяславль, Логожск, Борисов, Друцк. Подтверждение тому находим в известиях о походе на эти города, организованном князем Мстиславом Владимировичем в 1128 г. Конечно, здесь нельзя делать каких-либо однозначных выводов. Положение упомянутых пригородов двойственно: с одной стороны, нападение на них говорит, безусловно, о возросшем их значении, с другой — об ответственности жителей этих пригородов за то, что происходило в Полоцке. В последнем случае военные действия против Изяславля, Логожска, Борисова и Друцка следует расценивать как своего рода давление киевского князя на Полоцк. Понятно, почему полочане в конечном счете «выгнаша Давыда и с сынъми и поемше Роговолода идоша к Мстиславу, просяще и собе князем»^{23}. Отсюда ясно, что Полоцкая волость была еще относительно единой, несмотря на зримые тенденции ее пригородов к обособлению.

Консолидации Полоцкой земли, сдерживанию центробежных сил способствовала напряженная борьба с южными князьями, приобретающая в конце 20-х — начале 30-х годов особенно острый характер. Под 1130 г. летописец сообщает о высылке Мстиславом полоцких князей в Византию, которые нарушили, по всей видимости, заключенный в 1128 г. договор^{24}. Мстислав «поточи и Царюграду за неслушание их, а мужи свои посажа по городом их»^{25}. Правление киевских ставленников вряд ли могло понравиться населению Полоцкой волости. Будучи калифами на час, они, без сомнения, стремились взять от своего правления все возможное.

Не удовольствовавшись проведенной операцией, Мстислав стремился подорвать экономический потенциал земли, нанося удар по полоцким данникам^{26}. На фоне всех этих событий не выглядит случайным активное выступление горожан в 1132 г., когда полочане, воспользовавшись уходом ставленника Киева Изяслава, передавшего бразды правления своему брату Святополку, изгнали последнего, посадив на княжеский стол другого князя^{27}.

После этих событий Изяслав оказался в Минске, что, вероятно, произошло с ведома киевского князя Ярополка, а в 1134 г. мы видим его уже во Владимире Волынском. Вполне допустимо предположение, что минчане последовали примеру старшего города и постарались восстановить свою независимость. В условиях значительного еще влияния старшего города на пригороды такое было, конечно, возможно.

Однако влияние это час от часу слабело и сменялось столкновениями пригородов со старшим городом, прервать которые теперь не могли и враждебные отношения с соседями. Яркая иллюстрация тому — события 50-х годов XII в.

В 1151 г. полочане «яша Рогъволода Борисовича князя своего и послаша к Меньску и ту и держаша у велице нужи, а Глебовича к собе уведоша»^{28}. Затем полочане «прислашася к Святославу Олговичу с любовью, яко имети отцем собе и ходити в послушаньи его и на том целоваша хрест»^{29}. Эти летописные известия свидетельствуют о весьма значительной политической активности полоцкой общины, способной менять князей, держать их «у велице нужи», сноситься к князьями других волостей и заключать с ними соглашения. Не исключено, что по договоренности с полочанами Святослав Ольгович взял к себе «в подручники» Рогволода Борисовича, вызвавшего неудовольствие полоцкой общины.

Под 1159 г. Ипатьевская летопись сообщает: «Иде Рогволод Борисович от Святослава от Олговича искать собе волости, поем полк Святославль, зане не створиша милости ему братия его, вземше под ним волость его и жизнь его всю и приехав к Случьску и нача слатися ко Дрьючаном». Перед нами текст, любопытный во многих отношениях. Прежде всего привлекает внимание интерпретация летописцем произошедших событий. Совершенно неожиданно для нас он выводит на авансцену «братию» Рогволода, лишившую якобы его волости. Но это — дело рук не родичей князя, а полочан, т. е. общины главного города. Тут нам предоставляется случай убедиться в своеобразной манере подачи материала летописцем, который, вопреки фактам, изображает князей главными действующими лицами, затушевывая деятельность полочан. Правда, несколько ниже «списатель» возвращается к истинному положению вещей, рассказывая о том, как полочане направили «в тайне» посольство к Рогволоду со словами: «Княже нашь, съгрешили есмь к Богу и к тобе, оже въстахом на тя без вины, и жизнь твою всю разграбихом и твоея дружины, а самого емше выдахом тя Глебовичем на великую муку»^{30}.

Отсюда понятно, сколь опасно некритическое отношение к летописным записям, содержащим сведения о князьях, выступающих в качестве вершителей политических судеб древнерусских земель XII в. Нельзя забывать, что здесь мы имеем явные издержки прокняжеского настроя летописцев, порождавшего соответствующие искажения при передаче исторических событий^{31}.

Изучаемые известия летописи имеют еще один содержательный аспект, характеризующий взаимоотношения полоцкой общины и князя. Волость, где правил Рогволод, ассоциируется у летописца с понятием «жизнь». Это указывает на огромное, можно сказать, определяющее значение в княжеском бюджете платежей, собираемых с волощан, — в данном эпизоде обитателей Полоцкой волости. Важно подчеркнуть: право сбора такого рода доходов дается князю общиной главного города, что являлось своеобразным вознаграждением правителю за осуществление им общественно полезных функций. Перед нами порядки, типичные для позднеродовой социальной структуры и обществ с незавершенным процессом классообразования.

Заслуживает быть упомянутой и такая деталь, как разграбление «жизни», т. е. имущества^{32}, князя и его дружины. Под «разграблением» надо понимать конфискацию княжеского и дружинного — имущества, произведенную полоцкой общиной. Аналогичные случаи имущественного изъятия у правителей, смещенных с должности городской общиной, мы уже наблюдали в других землях, в частности в Новгороде^{33}. Это свидетельствует о сходстве политического развития Полоцкой и Новгородской волостей. Отметим также и то, что в Полоцке, как и в Новгороде, община оказывается сильнее, чем князь с дружиной, коль она в состоянии распорядиться ими по своему усмотрению. Князь и дружина, следовательно, не могли противостоять вооруженным жителям Полоцка, представлявшим собой более мощную военную организацию, нежели дружинники, и, что особенно важно подчеркнуть, независимую от князя.

Сквозь летописное повествование проступают некоторые новые черты полоцкого пригорода Друцка. Ищущий «собе волости» князь Рогволод «нача слатися ко Дрьючаном. Дрьючане же ради быша ему и приездяче к нему вябяхут и к собе, рекуче поеди, княже, не стряпай, ради есме тобе, аче ны ся и детьми бити за тя, а ради ся бьем за тя. И выехаша противу ему более 300 лодии (людии?) Дрьючан и Полчан и вниде в город с честью великою, и ради быша ему людие, а Глеба Ростиславича выгнаша и двор его разграбиша горожане и дружину его»^{34}.

Как явствует из приведенного рассказа летописца, Рогволод в. своем стремлении утвердиться в Полоцкой волости опирался на поддержку населения Друцка, что, бесспорно, говорит о значительной самостоятельности этого полоцкого пригорода. Вместе с тем в Друцке встречаем какую-то группу полочан. Данное обстоятельство указывает на сохраняющиеся еще связи пригорода с главным городом. Но то были связи почти равноправных партнеров. Прежнее господство Полоцка и неравноправный статус Друцка канули в вечность. Дрючане без ведома полоцкой общины отворили ворота своего города Рогволоду, а Глеба Ростиславича «выгнаша», причем они разграбили двор князя Глеба и добро его дружинников, продемонстрировав тем самым превосходство в силе над этими, так сказать, профессиональными военными. Друцкая община, следовательно, выступает как вполне оформившийся социально-политический союз, обладающий собственной и независимой от князя военной организацией.

Происшествия в Друцке всколыхнули массы полочан: «И мятежь бысть велик в городе в Полчанах, мнози бо хотяху Рогъволода, одва же установи людье Ростислав; и одарив многыми дарми и води я к хресту»^{35}. Легко убедиться, сколь непрочным было положение князя в Полоцке, как зависел он от настроения горожан, перед которыми приходилось ему заискивать и всячески ублажать, чтобы расположить их к себе. Летописец сообщает о существе договора между Ростиславом и полочанами, подтвержденном крестоцелованием: «На том бо целовали бяше хрест к нему, яко ты нам князь еси, и дай ны Бог с тобою прожити, извета никакого же до тебе доложити и до хрестного целования»^{36}. Соглашение, вероятно, было временным. Иначе трудно понять последнюю фразу: «и до хрестного целования».

Восстановив пошатнувшиеся было свои отношения с полоцкой общиной, князь Ростислав, видимо, не без согласия и участия полочан отправился в поход на Рогволода, обосновавшегося в Друцке. Благодаря помощи дрючан Рогволод устоял в бою. Враждовавшие князья примирились. Но Ростислав недолго оставался в Полоцке. Вскоре там началось движение, направленное против него, в ходе которого полочане уже не грабили княжескую дружину, а попросту избивали. Ростислав, соединился с остатками дружины «на Белчици и оттуда поиде полком к брату к Володареви Меньску и много зла створи волости Полотьскои воюя и скоты и челядью»^{37}. А полочане послали «по Рогъволода Дрьютьску, и вниде Рогъволод Полотьску месяца июля и седе на столе деда своего и отца своего с честью великою, и тако быша ради Полочане»^{38}.

В летописи, как замечаем, бывший пригород Полоцка Минск мыслится вне полоцкой волости, что означает освобождение Минска из-под власти главного города и обособление его в отдельную и самостоятельную волость. О том же говорит и поведение минчан, впустивших Ростислава, изгнанного полочанами, в свой город. Но Полоцк все еще цеплялся за старину, пытаясь вернуть утраченные позиции старшинства.

В 1160 г. «ходи Рогъволод с Полтчаны на Рославнаго Глебовича к Меньску». Шесть недель простоял Рогволод у стен Минска. Наконец, он «створи мир с Ростиславом по своей воли». Примечателен тот факт, что Рогволоду оказывал помощь киевский князь Ростислав Мстиславич: «Послал же бяше Ростислав ис Киева помочь Рогъволоду с Жирославом с Нажировичем Торкъ 600»^{39}. Этот факт, по нашему убеждению, свидетельствует о том, что отношения Полоцка с Минском приобрели в значительной мере внешнеполитический характер. Перед нами по существу две самостоятельные волости, имеющие собственных князей, враждебных друг другу. Их враждебность — не только результат столкновения внутрикняжеских интересов, но и следствие противоречий между полоцкой и минской общинами. Вот почему необходимо с осторожностью относиться к тем известиям летописи, в которых военные конфликты, происходившие на Руси рассматриваемого времени, включая, разумеется, и Полоцкую волость, подаются как сугубо межкняжеские распри. Под 1161 г., летописец, например, сообщает: «Ходи Рогъволод ко Меньску на Ростиславиаго Глебовича и створи с ним мир и въвзратися въ свояси»^{40}. В 1160 г. князь Рогволод, как мы знаем, ходил против Ростислава Глебовича «к Меньску» вместе с полочанами. На сей же раз о полочанах летописец хранит молчание. Значит ли это, что они не принимали участие в походе? Конечно, нет. Ведь князь Ростислав опирался на минскую общину. Чтобы одолеть его или склонить к миру, надо было управиться и с минчанами, для чего сил одной княжеской дружины явно не хватало. Без помощи полочан поход на Минск едва ли мог состояться.

Анализ источников показывает, что в межкняжеской борьбе на Руси XII в. народное ополчение («вои») фигурирует в подавляющей массе батальных сцен. И нередко побеждал именно тот князь, за кем шло больше «воев»^{41}.

Участие «воев» в княжеских «которах» нельзя расценивать только в качестве поддержки, оказываемой населением того или иного города своим князьям, ибо в нем находила отражение межобщинная борьба, получившая широкое распространение в древнерусской жизни. Поэтому изучение межкняжеских конфликтов невозможно вести, отвлекаясь от соперничества и противоборства древнерусских городских общин, городов-государств. Нарушая данный принцип, мы неизбежно придем к односторонним выводам, искажающим историческую реальность. Вот, кстати, летописный рассказ о походе в 1162 г. князя Рогволода во главе полоцкой рати на Городец: «Приходи Рогъволод на Володаря с Полотъчаны к Городцю. Володарь же не да ему полку въ дне, но ночь выступи на нь из города с Литвою. И много зла створися в ту ночь: онех избиша, а другыя руками изоимаша, множество паче изъбьеных. Рогъволод же вьбеже в Случьск и ту быв три днии иде в Дрьютеск, а Полотьску не сме ити, занеже множьство погибе Полотчан. Полотчане же посадиша в Полотьски Василковича»^{42}. Очень трудно здесь указать, где кончается соперничество Рогволода с Володарем и начинается борьба полочан с городчанами, поскольку оба князя были тесно связаны с общинами, которыми управляли. Особенно наглядно это видно на примере Рогволода, который, боясь ответственности за большие потери в полоцком войске, не вернулся в Полоцк, а укрылся в Друцке, где у него, как мы убедились ранее, имелись сторонники и доброхоты. Боязнь князя Рогволода полочан, а также посажение ими на княжеский стол Всеслава Васильковича свидетельствуют лишь об одном: источником власти князя в Полоцке являлась местная городская община. Подобные порядки имели место в других городах — главных центрах Руси. История Полоцка, следовательно, не отличалась в принципиальном плане от истории остальных древнерусских городов-государств.

Таким образом, к середине XII в. довольно явственно обозначились симптомы распада единой прежде Полоцкой земли на относительно самостоятельные городовые волости, т. е. города-государства. Приведем еще ряд фактов, подтверждающих это наблюдение.

Разлад между частями Полоцкой земли заметен в невыразительном на первый взгляд сообщении летописи насчет участия «кривских князей» в походе 1162 г. на Слуцк^{43}. В. Е. Данилевич предположил, что в данном сообщении речь идет не о всех князьях Полоцкой области, а только о минских Глебовичах — северных соседях слуцких князей^{44}. В этом вопросе В. Е. Данилевича поддержал Л. В. Алексеев^{45}. Вероятно, так оно и было. Ведь, скажем, Друцк, имевший давние связи со Слуцком, отнюдь не был заинтересован в походе против него.

Во второй половине XII в. происходит обособление Витебской волости^{46}. Показательно, что в известном договоре 1129 г. Смоленска с Ригою и Готским берегом она упоминается наравне с Полоцкой волостью: «Та же правда буде Русину (в Ризе) и Немчичю по Смоленьскои волости и по Полотьскои и по Витьбьскои»^{47}. Значительно ранее, по всей видимости в начале XII в., определилась Изяславско-Логожская волость, которая во второй половине того же столетия разделяется надвое^{48}. Со второй половины XII в. фигурирует в источниках Лукомльская волость^{49}.

Яркой иллюстрацией совершающегося дробления Полоцкой земли может служить летописная запись о том, как в 1186 г. «на зиму иде на Полтеск Давыд Ростиславич из Смолиньска, а сын его Мстислав из Новагорода, из Ложьска Василко Володаревич, из Дреютьска Всеслав. И слышаша Полочане и здумаша, рекуще: не можем мы стати противу Новгородцем и Смолняном, аще попустим их в землю свою, аще мир створим с ними, а много ны зла створять, попустят ны землю, идучи до нас, пойдем к ним на сумежье»^{50}. Цитированный текст не оставляет сомнений в том, что поход 1186 г. на Полоцк осуществлялся не столько силами княжеских дружин, сколько городских общин, в частности Новгорода и Смоленска. Этот вывод прямо следует из слов полочан: «Не можем мы. стати противу Новгородцем и Смолняном». Вместе с Новгородом и Смоленском свои полки на Полоцк двинули Логожск и Друцк, находившиеся некогда под властью полоцкой общины, а теперь оказавшиеся в стане ее врагов, — факт, свидетельствующий о сравнительно далеко зашедшем распаде Полоцкой земли на более мелкие волости, или города-государства, образование которых сопровождалось напряженной борьбой пригородов со старшим городом.

В ходе этой борьбы силы полоцкой общины слабели. Неудивительно, что пригороды порой торжествовали над Полоцком. Так, в 1167 г. минское войско разбило Всеслава полоцкого, и с помощью минского оружия на полоцком столе утвердился Володарь. И только витебской общине удалось противостоять Володарю. Всеслав вновь вокняжился в Полоцке, направленный туда (и это очень важно отметить) витебским князем Давыдом^{51}.

Для этих событий, как, впрочем, и для событий 50-х годов, рассмотренных нами выше, характерно то, что пригороды навязывают главному городу своих претендентов на княжеский стол. Князь то из Друцка, то из Минска восседает на полоцком столе, а потерпев неудачу, возвращается в приютивший его пригород. Похоже, что пригород приобретает значение своеобразного плацдарма для утверждения того или иного князя в Полоцке. Причины такого явления открываются нам, с одной стороны, в ослаблении общины главного города, изнуренной конфликтами с общинами пригородов, с другой стороны, — в значительном относительно остальной Руси развитии самостоятельности пригородов в Полоцкой волости. Вместе с тем их стремление посадить своего князя на полоцкий стол говорит о сохраняющихся еще связях пригородов с главным городом. Однако характер этих связей во многом переродился. И мы можем рассматривать попытки пригородов навязать Полоцку угодных себе князей как попытки возобладать над своей, если уместно так выразиться, метрополией, поменяться местами с полоцкой общиной, посягнуть на статус главного города. Борьба с пригородами вынуждала полочан искать союзников в соседних землях, а это, в свою очередь, втягивало Полоцк в междоусобия соседних городов-государств^{52}.

Итак, мы проследили, насколько позволяют, разумеется, источники, как складывалась Полоцкая волость и как постепенно происходил распад ее на более мелкие волости. Если говорить иначе, то необходимо вести речь о формировании города-государства в рамках первоначальной Полоцкой волости и последующем раздроблении его на несколько городов-государств, центрами которых становились бывшие пригороды Полоцка. Обратимся теперь к соседней Смоленской земле.

Начальные страницы истории Смоленска в значительной мере напоминают нам то, что известно о Новгороде и Полоцке. Со времен Олега и Игоря город платил дань Киеву. К сбору дани, по мнению исследователей, сводилась роль сидевшего в Смоленске князя из Киева — Станислава^{1}.

С разложением родоплеменных отношений и образованием территориальной социальной структуры в конце X — начале XI вв. здесь зрели силы, способные противостоять господству поднепровской столицы. Думаем, что именно с действием этих сил надо связывать появление в середине XI в. самостоятельного княжения в Смоленске. Правда, в 1060 г. Ярославичи разделили Смоленск, т. е. доходы с города, на три части^{2}. Смоленск, полагают историки, оказывал сопротивление^{3}. Как бы там ни было, остановить развитие смоленской волостной общины было уже невозможно.

Рост ее самостоятельности ощутил на себе князь Олег. В 1096 г. он «приде Смолиньску, и не прияша его смолняне»^{4}.Это отнюдь не первое свидетельство активности, скорей всего вечевой, жителей Смоленска. Летописец замечает: «Новгородци бо изначала и Смольняне, и Кыяне, и Полочане, и вся власти яко на думу на веча сходятся…»^{5} Летописное «изначала» относится примерно к середине XI в.^{6}

В вечевой организации и в преломлявшихся через вече отношениях городской общины с князьями наиболее полно отразилась социально-политическая активность смольнян в XI–XII вв. Так, в 1175 г. «смоляне выгнаша от себя Романовича Ярополка, а Ростиславича Мстислава вьведоша Смоленьску княжить»^{7}. Следует согласиться с Л. В. Алексеевым в том, что события, подобные этому, имела в виду вдова покойного Романа Ростиславича, когда причитала: «Многия досады прия от Смолнян и не виде тя, господине, николи же противу ихъ злу никоторого зла въздающа»^{8}. Надо, однако, иметь в виду, что, несмотря на такие отношения, после кончины Романа «плакашеся по нем вси Смолняне, поминающе добросердье его до себе»^{9}.

Интересны события 1185–1186 г. В 1185 г. смольняне «створили вече» во время похода, который возглавлял князь Давыд. Произошло это под Треполем, где «смолняне же почаша вече деяти, рекуще: мы пошли до Киева, даже бы была рать, билися быхом, нам ли иное рати искати? То не, можем — уже ся есмы изнемогли»^{10}. По мнению В. Т. Пашуто, это не собрание «всех горожан и, пожалуй, не всего войска. Это военный совет»^{11}. Н. Н. Воронин полагал, что здесь проявили себя бояре-дружинники, которые «вздумали „вече деяти“, когда нужно было, забыв усталость и свои боярские интересы, броситься на помощь переяславцам, избиваемым половцами»^{12}. Мы не можем согласиться ни с одним ни с другим исследователем. Речь здесь идет именно о вече. Ведь вече «деяли» смольняне, «вой», т. е. городское и сельское ополчение^{13}. Повинуясь решению веча, князь Давыд должен был повернуть обратно.

В следующем 1186 г. «въстань бысть Смоленьске промежи князем Давыдом и смолняны и много голов паде луцыних муж»^{14}. По Н. Н. Воронину, «смолняне» — все те же «бояре-дружинники», нанесшие в 1185 г, ущерб «княжескому престижу Давыда»^{15}. По его мнению, «в 1186 г., видимо, был новый конфликт с боярами. Его содержание нам неизвестно. Может быть, в 1186 г. Давыд воспользовался условиями того „ряда“,который в 1177 г. в пику ему напомнил Святослав: „оже ся князь извинить, то в волость, а мужь у голову“. За свою вину муж платился головой. Давыдовы „лучшие мужи“, возможно, расплачивались и за недавний трепольский конфликт»^{16}. М. Н. Тихомиров, тоже обративший внимание на эти события, затруднился определить причины распри князя с жителями Смоленска. «Неясно также, — писал исследователь, — жертвой чего пали „лучшие мужи“: было ли это результатом их борьбы с князем, или, наоборот, „лучшие люди“ поддерживали князя против восставших смолян»^{17}. Противоречивую оценку событиям в Смоленске 1186 г. дает Л. В. Алексеев. Ученый видит в них борьбу с князем богатых горожан («лучших мужей»), которые возглавляли вече. В ходе борьбы гибли «головы этих мужей и мужей князя»^{18}. Но в другом разделе своей книги Л. В. Алексеев предлагает иную интерпретацию смоленским событиям 1186 г.: «Дело происходило в конце (мартовского) года, т. е. в феврале, когда запасы истощились. Голодная беднота Смоленска… громила запасы бояр»^{19}.

О бедноте, громящей запасы бояр, летопись ничего не сообщает. Однако последние наблюдения Л. В. Алексеева могут способствовать расшифровке смоленской «встани». Автор правомерно связал ее не с происшествиями под Треполем, а с тем, что происходило в это время в Новгороде, где также имели место народные волнения. В Новгороде, как и в Смоленске, люди были недовольны князем. Эти совпадения, по верному замечанию Л. В. Алексеева, не случайны^{20}. И вот обнаруживается одна существенная деталь: «Дендрохронология Новгорода, Смоленска, смоленских городов Торопца и Мстиславля показывает, что 1186 г. был неурожайным»^{21}. Тут, на наш взгляд, и кроется причина волнений в Смоленске, сопровождавшихся гибелью «лучших мужей» — местных общественных лидеров.

В древних обществах вожди часто наделялись способностью влиять на природу, вызывать урожай или неурожай^{22}. В Скандинавии, например, короля, в правление которого был хороший урожай, называли «благополучным для урожая». «Но если случался неурожай, короля могли самого, принести в жертву богам»^{23}. Вполне возможно, что Давыду были предъявлены обвинения в беде, постигшей Смоленскую общину в результате недорода. Попутно смольняне расправились со своими лидерами («лучшими мужами»), возложив на них вину за несчастья, переживаемые населением города и его области. Аналогичные случаи наблюдаются и в других древнерусских землях^{24}.

В событиях 1186 г. отчетливо видна социально-политическая активность Смоленской городской общины, действующей независимо от князя, располагающей жизнью и смертью своих руководителей.

«Встань» в Смоленске едва ли могла развернуться вне рамок вечевых собраний, где массы горожан определяли свою позицию по отношению к «лучшим мужам» и князю Давыду.

Анализируя летописные известия под 1190 г., Л. В. Алексеев пришел к выводу о крупной роли смоленского веча^{25}.

Однажды Олег Святославич, сообщая родичам о своей победе над смоленским князем Давыдом, заметил: «Сказывають ми и Смолняне изыимани, ажь братья их не добре с Давыдом»^{26}. Здесь, вероятно, речь идет о политической активности населения Смоленска, прорывавшейся на вечевых сходах^{27}.

В 1138 г. смольняне «яша» князя Святослава Ольговича и заключили его под стражу^{28}. Эта операция вряд ли была проведена без ведома веча. Думаем, что по решению веча в 1175 г., как мы уже отмечали, Смольняне изгнали Ярополка, а Мстислава возвели на княжение^{29}. Стало быть, «смоляне», или жители Смоленска, в том числе и рядовые, распоряжаются княжеским столом по своему усмотрению, и князья вынуждены подчиниться их воле.

Характерны события 1159 г., когда Ростислава Смоленского союзные князья пригласили на киевский стол. Известно, что Ростислав с ответом послал «Ивана Ручечника и Якуна от Смольнян мужа и от Новгородечь»^{30}. И. Д. Беляев по этому поводу в свое время писал: «Ростислав принимает киевский стол с согласия смольнян и новгородцев»^{31}. От себя добавим:. княжеский стол принимается Ростиславом с участием общин Смоленска и Новгорода, что свидетельствует о существенной их: роли в межкняжеских отношениях.

На вечевую практику смольнян намекает летопись под 1214 г.^{32} Вечевые формы политического быта населения Смоленска запечатлены и в договорных грамотах Смоленска с его западными торговыми партнерами^{33}.

П. В. Голубовский имел полное основание сказать: «До последних дней самостоятельности существования Смоленска вече является главой земли наравне с князем, если вечу приходится уступить, то только после энергичного с его стороны сопротивления под давлением внешней силы»^{34}. Мы принимаем эту мысль ученого с одной лишь поправкой: смоленское вече стояло не наравне с князем, а над князем.

Ярко социально-политическое значение смоленского веча, смоленской городской общины отразилась в грамоте Ростислава Мстиславича, который «приведох епископа Смоленску, здумав с людми своими…»^{35}. С санкции веча не только основывается епископия, но и передаются ей земли, зависимые люди и т. д. Указание на вече видел здесь уже П. В. Голубовский^{36}. О вече по отношению к данному случаю писал А. А. Зимин^{37}. В том же смысле интерпретирует ростиславову грамоту и М. Н. Тихомиров^{38}. Иного мнения придерживается Л. В. Алексеев: «„Люди свои“ — явно не вече, а ближайшие советники князя»^{39}. Считаем, что исследователь неправ, ибо речь в грамоте идет о вече. Л. В. Алексеев не учел данные так называемой «Похвалы князю Ростиславу», в которой говорится, что Ростислав «прииде первое в град Смоленск на княжение, и виде смолинскую церковь сущую под Переяславлем, и негодова, и здума с бояры своими и с людьми, и постави епископа к церкви святыя Богородицы…»^{40}. Тут термин «люди» обозначает именно смоленскую городскую общину.

Красноречива и концовка грамоты Ростислава: «Да сего не посуживаи никто же по моих днех ни князь, ни людие»^{41}. Здесь «людие» как потенциальные нарушители Устава поставлены вровень с князем^{42}.

Таким образом, социально-политическая мобильность смольнян на протяжении XI–XII вв. постепенно нарастала, шло становление общественно-политической структуры волостной общины, базировавшейся на территориальном принципе. Параллельно с этим шел процесс формирования смоленской волости.

Для реконструкции этого формирования у нас есть уникальный источник — комплекс грамот, связанных с учреждением епископии в Смоленске^{43}. Постараемся определить значение этих грамот, прежде всего грамоты, Ростислава для изучения интересующего нас процесса.

Грамота подразделяется на шесть пунктов: 1) благословение; 2) объявление об учреждении епископии с указанием на «повеление» отца князя и совещание «с людьми своими»; 3) перечень пожалований епископии, оканчивающийся заявлением, «что же мога, то же даю»; 4) перечень судебных дел, которые относятся к юрисдикции епископа, и распряжение об отказе в судебных пошлинах и денежных штрафах светским претендентам на них: князю, посаднику, тиуну, иным «от мала до велика»; 5) оговорка о соразмерности количества десятины от даней, определенного в урожайный и мирный год; 6) санкция, включающая запрет нарушения грамоты и заклятье — угрозу страшным судом на том свете за ее нарушение^{44}.

Ученых давно уже привлекает список даней, из которых смоленскому епискому пожаловалась десятина. Велик соблазн найти какую-либо закономерность в построении этого списка, а еще больше — связать его с формированием смоленской земли. Л. В. Алексеев пытается подразделить пункты, упомянутые в грамоте на группы, которые, по его мнению, осваивались княжеской данью в разное время. Таким способом он выделяет четыре этапа «феодализации» смоленской земли. Сначала в середине XI в. были внесены в список, по мысли Л. В. Алексеева, первые 12 (Вержавляне Великие — Былев) пунктов, которые расположены в географической последовательности, «начиная с самого крупного дохода и кончая самым меньшим». Следующие наименования (Бортницы — Мирятичи) были, согласно Л. В. Алексееву, приписаны «явно позднее», по мере упорядочения дани или в результате специальных военных экспедиций. После присоединения Мирятичей княжеской данью была охвачена вся основная территория смоленских кривичей, и дальше дань могла распространяться только на некривичские земли. К семнадцатому пункту податного перечня теперь приписываются еще три, расположенные в области Пахры и Нары, где жили вятичи: Добрятино, Доброчков, Бобровницы. Впрочем, в это время дань росла и внутри Смоленского княжества, где возникали новые центры обложения: Дедогостичи, Ження Великая и Солодовничи. Княжеские отряды проникают в земли радимичей, и там на верхней Десне создают податные волости^{45}. В области голяди возникли Путтино с подчиненным ему пунктом Беницы. «Последний этап феодализации Смоленской земли» начался, по мысли Л. В. Алексеева, «упорядочением дани на торговых коммуникациях как на Днепре (Копысь), так и в области радимичей (Прупой, Кречут — Пропойск и Кричев), на пути в Новгород (Лучин), в верховьях р. Болва (Блеве), вятической р. Москва. (Искона на притоке этой реки — Исконе)».

Л. В. Алексеев старается проставить «на этой шкале какие-либо твердые временные вехи». Первые 12 пунктов вошли в список даней в 1054 г. Далее произошло присоединение земель голяди. Но случилось это не в 1058 г., как полагал, опираясь на летопись А. Н. Насонов, а в первые десятилетия XII столетия. Поскольку голядь археологически еще не обнаружена, то вывод этот сделан на том основании, что соседнее с голядью вятичское население выросло именно в начале XII в. и в это время привлекло внимание смоленских князей. А раз так, продолжает дальше мысль Л. В. Алексеев, то пункты, перечисленные до пунктов, находящихся в землях вятичей и голяди и после первых 12 пунктов, т. е. Бортницы, Витрин, Жидчичи, Басея, Мирятичи, присоединены после 1054 г., но до начала XII в., или во второй половине XI в.

Следующая временная веха, которую считает возможным выделить Л. В. Алексеев, — 1116 г. Именно в этом году Вячеслав Смоленский занял Копысь, а после этого она впервые упоминается лишь в Уставной грамоте Ростислава.

Есть еще две временные вехи. Во-первых, 1127 г., выделенный чисто логическим путем: если захват Кричева и Пропойска был действительно осуществлен Ростиславом или даже Мстиславом, то произойти это могло скорее всего в 1127 г., когда черниговские Ольговичи были утеснены. Во-вторых, 1134 г., когда была внесена суздале-залесская дань в Смоленский устав^{46}.

Мы так подробно остановились на изложении концепции Л. В. Алексеева потому, что она положена в основу принципиально важных выводов о «феодализации» Смоленской земли. Но присмотримся к построениям автора внимательнее.

Прежде всего замечаем, что его схема не выдерживает критики в одном из своих основных звеньев. Имеем в виду этап освоения восточной территории. Локализацию пунктов, расположенных здесь (Добрятино, Доброчков, Бобровницы), Л. В. Алексеев произвел вслед за П. В. Голубовским^{47}. Кроме указанных трех, тут локализованы еще Путтин, Беницы и Искона. Однако современные исследователи В. В. Седов и В. А. Кучкин показали искусственность приемов П. В. Голубовского при определении восточной части Смоленской земли^{48}. Действительно, Добрятин П. В. Голубовский, а вслед за ним Л. В. Алексеев видят в селе Добрятине, которое стояло на правом берегу р. Пахры. Но село это возникло только во второй половине XIV в. А в первой половине того столетия упоминается вместо с. Добрятино — Добрятинская борть. В. А. Кучкин приходит к справедливому выводу о том, что «поросшие густыми лесами берега р. Пахры начали осваиваться не в XII, а в XIV в.»^{49}. В. А. Кучкин отмечает и сомнительность локализации Доброчкова, который идентифицировался с позднейшим селом Добриной на р. Истье, а также Бобровниц, за которые П. В. Голубовский принимал Бобровники XIX в. Боровского уезда^{50}.Единственным основанием для локализации Доброчкова и Бобровниц было их совместное упоминание с Добрятиным в Уставной грамоте. Из предложенных локализаций, по мнению В. А. Кучкина, бесспорной может быть признана только одна — Искона, которая лежала, очевидно, по р. Исконе, левому притоку р. Москвы в ее верхнем течении^{51}. Но ведь Искона упомянута в грамоте лишь на 32-м месте^{52}. Значит, все рассуждения о третьем этапе «феодализации», а также определение времени этого этапа не имеют под собой прочной основы. А следовательно, неправомерно выделение и второго этапа, которое базируется на логическом построении: «после» первого, но «до» третьего.

Неубедительно и выделение дат 1116 и 1127 гг. Так, Л. В. Алексеев уверенно пишет о том, что в 1136 г. еще не было Мстиславля и Ростиславля^{53}. Вывод этот делается, видимо, лишь на том основании, что ни тот ни другой не упомянуты в грамоте Ростислава, так как ни собственные раскопки Л. В. Алексеева, ни письменные источники, им же цитируемые, не дают оснований для такого вывода^{54}. Л. В. Алексеев в данном случае забывает, что список даней грамоты Ростислава не направлен на то, чтобы отразить все пункты, находившиеся в сфере влияния Смоленска. Здесь перечислены лишь те пункты, доходы от которых получал теперь епископ.

Итак, внимательное рассмотрение пунктов, перечисленных в грамоте Ростислава^{55}, не позволяет согласиться с построениями Л. В. Алексеева.

Конечно, Смоленская земля осваивалась не один день. Однако стремиться выделить этапы освоения земли по грамоте Ростислава — это значит предъявлять к источнику завышенные требования.

И все-таки определенная закономерность в размещении пунктов, упоминаемых в документе, есть. Обращает на себя внимание то, что подавляющее количество пунктов, платящих дань, является периферией по отношению к Смоленску и располагается на значительном расстоянии от него. Полагаем, что Уставная грамота отразила процесс освоения городской общиной Смоленска территории земли. Перед нами уникальный источник, довольно подробно рисующий картину складывания города-государства^{56}.

Мы коренным образом расходимся с Л. В. Алексеевым в понимании движущих сил формирования территориальных образований, называвшихся в древнерусский период волостями, или землями.

В работе, посвященной Полоцкой земле, Л. В. Алексеев, вслед за А. Н. Насоновым, связывал расширение территории земли с появлением «местного феодального класса, в интересах которого было создать аппарат принуждения, распространяя его действие на значительные территориальные объединения, и бороться за расширение своей областной территории»^{57}.

В Смоленской земле главная роль отводится княжеской колонизации. Но уже на полоцком материале мы видели, что у самых истоков формирования волостной системы стоит городская община. С позиции, на которой стоят названные ученые, весьма трудно объяснить заинтересованность всей полоцкой городской общины в судьбах волости. В полной мере это относится и к Смоленской земле: ведь данями, как и другими пожалованиямия, распоряжается городская община Смоленска^{58}. В этой связи не вызывает удивления тот факт, что жители Смоленска освобождали себя от некоторых платежей^{59}. Действительно, ни в Уставной грамоте, ни в грамоте о погородьи и почестьи Смоленск не упомянут. А. Н. Насонов резонно замечал, что из грамоты Ростислава явствует следующее: «Смоленское „погородие“ собиралось не с самих смолян, а с „области“»^{60}.

Итак, учитывая все сказанное, а также нефеодальный характер дани^{61}, еще раз подчеркиваем, что в грамоте Ростислава запечатлен процесс складывания волости, города-государства. Грамота рисует нам сложную и интересную картину образования волости. В зависимости от Смоленска находятся поселения разных стадий социального развития. Среди них — города с прилежащими к ним волостями, погосты, которые можно считать предшественниками будущих городов. Обращают на себя внимание пункты с патронимическими названиями. Это, видимо, племенные поселения.

Грамота Ростислава содержит сведения о ближайшей округе Смоленска, о тех землях, которые и легли в основу формирования Смоленской волости.

С согласия смоленского веча Ростислав наделил епископию селами Дросенским и Ясенским, где сидели изгои, сеножатями и озерами. Все эти земли и воды представляли собственность смоленской городской общины и лежали в той смоленской «области», в узком смысле этого слова, которая раньше всего стала тянуть к городу. Весьма красноречивы отдельные фразеологические обороты смоленской уставной грамоты: «…и озеpa Нимикорская и сеножатьми, и уезд княж, и на Сверковых луках сеножати, и уезд княж…»^{62} Что следует понимать под выражением «уезд княж»? Нам кажется, что его можно толковать как «въезд княж»^{63}.

Если наше толкование верно, то это проливает дополнительный свет как на характер земельных отношений в тот период, так и на структуру земельной собственности в формирующейся Смоленской волости. Здесь мы имеем, по сути дела, древнерусский вариант ager publicus. Князь «въезжает» в сеножати и озера, т. е. только пользуется ими^{64}. Свое право въезда он и передает вновь учрежденной епископии. Собственником же угодий является смоленская городская община.

В середине и во второй половине XII в. понятия «Смоленская волость», «Смоленская земля» начинают постоянно фигурировать в летописи^{65}. Данный факт, по нашему мнению, указывает на завершение в Смоленске становления города-государства.

Термин «Смоленская земля», помимо территориального смысла, приобретает социальное содержание, обозначая Смоленскую волостную общину, наделенную действенной политической силой, в чем убеждаемся на примере Святослава Всеволодовича, который «имел тяжу» с князьями Рюриком, Давыдом и «Смоленьскою землею»^{66}. Л. В. Алексеев по поводу «тяжи» Святослава со Смоленской землей справедливо говорил, что Земля эта «была самостоятельной силой, с которой необходимо было считаться, как и с князем»^{67}.

Любопытные изменения происходят и в содержании термина «смолняне», обозначавшего сперва жителей главного города и нередко — волости. Теперь слово «смолняне» отождествляется также с понятием «страны», что подчеркивает суверенный характер смоленской общины, конституировавшейся в город-государство. Так, в 1224 г. накануне битвы с татарами «к острову Варяжскому» прибыла «вся земля Половецкая и Черниговцем приехавшим и Кияном и Смолняном (и) инем странам»^{68}.

Источники позволяют проследить дальнейшую историю Смоленской волости. Это отразил интересный документ из смоленского комплекса — так называемая грамота «О погородьи и почестьи»^{69}. Здесь видим развивающуюся систему пригородов, на которые из Смоленска как религиозного центра распространяется власть епископа и смоленской городской общины.

Замечаем в источниках и некоторые симптомы процесса, идущего почти параллельно названным, — процесса дробления, разложения города-государства на новые, более мелкие образования.

В грамоте Ростислава в начале списка даней стоят Вержавляне Великие, а их центр Вержавск расположен в конце списка. Видимо, он приписан позднее. Тут мы наблюдаем формирование «микроволости». Вержавляне Великие — девять погостов, которые платят большую дань (1000 гривен). Очевидно, дань сначала выплачивалась прямо в Смоленск. Постепенно Вержавск объединяет погосты (погосты — скорее всего центры общин) вокруг себя, в него начинает «сходиться» дань, образуется союз общин во главе с торгово-ремесленной и земледельческо-землевладельческой общиной главного города. Подобная картина вырисовывается и в «Путтинском куске» грамоты Ростислава^{70}.

По такому пути, собственно, шли все погосты, существование которых отразилось в грамоте. Все они начинали стягивать небольшие волости и проявлять тенденции к превращению в города. Другое дело, что далеко не во всех случаях эта тенденция была реализована. Грамота «О погородьи и почестьи» рисует нам возникновение таких центров. К их числу относится Ельня, возникающая на территории одного из малых племен кривичей^{71}. Аналогичными же центрами, возникшими среди малых племен радимичей, были Мстиславль и Ростиславль^{72}. Однако в отличие от Полоцкой земли, в Смоленской земле не видно активных попыток полного отделения пригородов от главного города. Откололся от «материнской» волости в долитовский период только Торопец. Уже в грамоте Ростислава он обозначен центром значительной округи. Впоследствии Торопец стал самостоятельной волостью, в городе появилась своя княжеская династия. Торопецкая волость часто появляется на страницах летописи^{73}.

Естественно, что всем сказанным далеко не исчерпаны возможности смоленского комплекса грамот для реконструкции формирования волостной системы в Смоленской земле. Наша задача скромнее: наметить лишь путь для работы в данном направлении.

В заключение необходимо ответить на весьма сложный вопрос: чем объяснить различие темпов в развитии одного и того же процесса в двух соседних землях — Полоцкой и Смоленской. Вопрос этот тем более интересен, что сейчас есть основания говорить о единстве смоленско-полоцких кривичей. Данные археологии, языкознания, письменные источники не позволяют обнаружить какой-либо этнографический рубеж между Смоленской и Полоцкой землями XI–XIV вв.^{74} Естественно, что такое различие в развитии города-государства в Полоцке и Смоленске объясняется рядом причин. Попытаемся выделить ведущую, главную, и здесь важное значение имеют наблюдения Л. В. Алексеева.

Изучение заселенности Полоцкой земли показало, что население тут размещалось гнездами. Насчитывается десять таких скоплений, восемь из которых были кривичскими, а два — дреговичскими, причем семь кривичских скоплений более или менее равновелики, в то время как восьмое (Полоцко-Ушачское) по площади, по количеству памятников превышает их вдвое или даже втрое^{75}.

Иным был характер заселенности Смоленской земли, где было всего три крупнейших скопления древнего населения. Л. В. Алексеев отмечает, что характер заселенности Полоцкой и Смоленской земель несомненно зависел от причин как географических, так и от заселенности страны аборигенами. Это, без сомнения, так. Но нужно учитывать еще один фактор. Такой характер заселенности, по нашему мнению, отразил также племенную структуру обитавших на этих территориях кривичей.

Племенной союз полоцких кривичей имел почти полную десятичную структуру и, естественно, что еще в родоплеменной период власть наиболее сильного племени, средоточием которого позднее стал Полоцк, распространилась на другие племена союза.

Не во всем можно согласиться с А. Е. Пресняковым, который утверждал, что «городские волости-земли явились на развалинах племенного быта, не из него выросли, а его разрушали»^{76}. Столь резкой дискретности в развитии не было, традиции более раннего периода частично переносились и на городские волости-земли XI столетия. Только этим можно объяснить появление полоцкой волости уже в первой половине XI в.

Не выглядит загадочным и то, что в племенах полоцкого племенного союза раньше, чем где бы то ни было, сформировались свои центры, вокруг которых впоследствии сложились волости, небольшие города-государства. Немало этому способствовали географические условия. Исследование Л. В. Алексеева показало, что заселенные участки были островами в море леса^{77}. Еще М. К. Любавский верно подметил, что в литературе часто рассуждают о тех различиях, которые возникали в греческих городах-государствах под влиянием природных условий, имея в виду, что греческие города-государства были разделены горными перевалами, находились в горных долинах. Но ведь лесные массивы и болотные трясины также могли составлять порой непреодолимое препятствие для поддержания отношений^{78}.

Иной была структура племенного союза смоленских кривичей. Кривичских скоплений здесь всего два: в одном из них. и возник сам Смоленск, а центром другого стал Торопец, как мы видели, единственный пригород Смоленска, получивший полную самостоятельность. Смоленская волость складывалась гораздо дольше и труднее, чем Полоцкая. В нее вошло много некривичских земель, большую роль в ее росте играл естественный прирост населения.

На протяжении всего долитовского периода Смоленск — мощный урбанический центр, один из крупнейших городов Руси, оставался центром притяжения для всех различных и по-разному вошедших в состав волости поселений, что столь ярко отразилось в грамоте Ростислава Мстиславича.

Смоленск, как и остальные волостные центры Руси, конституировался в город-государство, представлявший собой республику, в основе которой лежало демократическое начало.

В своем историческом развитии Смоленск шел в том же направлении, что Новгород и Полоцк, ничем принципиально от аих не отличаясь.

Итак, на примере северо-западного региона Древней Руси мы попытались проследить за формированием здесь городов-государств. Обратимся теперь к Северо-Восточной Руси.

Примечания:

Глава V

1

¹ См.: Янин В. Л. Новгородские посадники. М., 1962. С. 47, 49, 51.

² ПВЛ. Ч. I. М.; Л., 1950. С. 88–89.

³ Там же С. 95–96; НПЛ. М.; Л., 1950. С. 174–175.

⁴ Черепнин Л. В. Общественно-политические отношения в Древней Руси и Русская Правда // Новосельцев А. П., Пашуто В. Т., Черепнин Л. В., Щапов Я. Н. Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965. С. 132.

⁵ ПВЛ. Ч. I. С. 97.

⁶ Там же. С. 110.

⁷ Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Кн. 1.М.> 1959. С. 352, 694.

⁸ Рапов О. М. Княжеские владения на Руси в X — первой половине XIII в. М., 1977. С. 68.

⁹ ПСРЛ. Т. XV. СПб., 1863. С. 154; Т. IX. М., 1965. С. 92; Т. XXII: СПб., 1911. С. 374; т. XXIII. СПб., 1910. С. 22.

¹⁰ Татищев В. Н. История Российская. Т. II. М.; Л., 1963. С. 81.

¹¹ Карамзин Н. М. История государства Российского. Т. II. СПб., 1882. С. 48, 43 (прим.).

¹² Троцкий И. М. Возникновение Новгородской республики // Изв. АН СССР. VII серия. Отд. общ. наук. 1932. № 4. С. 289–291.

¹³ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 49–50.

¹⁴ Шахматов А. А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908. С. 444, 456–457.

¹⁵ НПЛ. С. 161, 470.

¹⁶ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 49.

¹⁷ Как говорят факты, относящиеся к XII в., князь нес ответственность перед вечевой общиной за военные успехи. Поражение князя в бою нередко воспринималось как проявление неспособности его выступать вообще в роли лидера (Фроянов И. Я. Киевская Русь. Очерки социально-политической истории. Л., 1980. С. 132–133).

¹⁸ НПЛ. С. 161, 470.

¹⁹ Там же.

²⁰ См.: Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества XII–XIII вв. М., 1982. С. 539.

²¹ См. с. 46 настоящей книги.

²² ПВЛ. Ч. I. С. 182.

²³ Там же. С. 137.

²⁴ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 59.

²⁵ НПЛ. С. 21, 205.

²⁶ См.: Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Кн. 1. С. 423; Рожков Н. А. Исторические и социологические очерки Ч. II. М., 1906. С. 30; Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания на Руси XI–XIII вв. М., 1955. С. 172; Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 65–67.

²⁷ НПЛ. С. 22, 206.

²⁸ Там же. С. 20, 204.

²⁹ ПСРЛ. Т. II. Стб. 284.

³⁰ НПЛ. С. 20, 204.

³¹ Там же. С. 21, 205.

³² Вспомним, кстати, что в X в. племена, примученные Киевом, часто восставали именно со смертью киевских князей. Эта традиция не могла исчезнуть бесследно для людей Древней Руси XII в.

³³ НПЛ. с. 23, 206.

³⁴ «Се аз Мьстислав Володимирь сын, — читаем в одной грамоте, — дьржа Русьску землю, в свое княжение повелел есмь сыну своему Всеволоду отдати Буйце святому Георгиеви…» (Памятники русского права (ПРП). Вып. II. М., 1953. С. 102).

³⁵ ПСРЛ. Т. I. Стб. 301; Т. II. Стб. 294–295.

³⁶ НПЛ. С. 22–33, 207.

³⁷ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 69.

³⁸ См.: Фроянов И. Я. Киевская Русь. Очерки социально-политической истории. Л., 1980. С. 180–184.

³⁹ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 69.

⁴⁰ Татищев В. Н. История Российская. Т. II. С. 144.

⁴¹ ПСРЛ. Т. IX. С. 158.

⁴² НПЛ. С. 23, 208.

⁴³ Там же. С. 24, 209.

⁴⁴ Событиям 1136 г. в Новгороде посвящена большая литература (см.: Андреев В. Ф. Проблемы социально-политической истории Новгорода XII–XV вв. в советской историографии // Новгородский исторический сборник / Под ред. В. Л. Янина. 1 (11). Л, 1982. С: 125–134): Не вдаваясь в разбор многочисленных суждений относительно значения этих событий в новгородской истории, заметим, однако, что наиболее правильную их трактовку, по нашему мнению, предложил В. Л. Янин (см.: Янин В. Л. 1) Новгородские посадники. С. 62–72; 2) Из истории землевладения в Новгороде XII в. // Культура Древней Руси / Отв. ред. А. Л. Монгайт. М., 1966; 3) Проблемы социальной организации Новгородской республики // История СССР. 1970. № 1; Очерки комплексного источниковедения. Средневековый Новгород. М., 1977. С. 69–79). Вместе с тем не со всеми положениями В. Л. Янина можно согласиться (см.: Фроянов И. Я. Становление Новгородской республики и события 1136–1137 гг. // Вестн. Ленингр. ун-та. 1987. № 2).

⁴⁵ Во избежание недоразумений подчеркнем, что имеем в виду княжеский институт, а не отдельных лиц из княжеского рода.

⁴⁶ Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения. М., 1977. С. 26.

⁴⁷ Там же. С. 33. См. также: Янин В. Л. Актовые печати Древней Руси X–XV вв. Т. I. Печати X — начала XIII в. М., 1970. С. 159.

⁴⁸ Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения. С. 33. 34.

⁴⁹ Там же. С. 34.

⁵⁰ ПВЛ. Ч. I. С. 20.

⁵¹ Там же. С. 54.

⁵² Там же. С. 96.

⁵³ Там же. С. 95.

⁵⁴ Там же. С. 96.

⁵⁵ НПЛ. С. 15.

⁵⁶ ПВЛ. Ч. I. С. 97, 100.

⁵⁷ Там же. С. 101.

⁵⁸ О походах новгородцев см.: НПЛ. С. 16, 17, 20, 21, 22; ПСРЛ. Т. I. Стб. 302.

⁵⁹ ПВЛ. Ч. I. С. 170.

⁶⁰ НПЛ. С. 17.

⁶¹ ПСРЛ. Т. I. Стб. 303.

⁶² Куза А. В. Новгородская земля // Древнерусские княжества / Отв. ред. Л. Г. Бескровный. М., 1975. С. 144–153.

⁶³ Назаренко В. А. Исторические судьбы Приладожья и их связь с Ладогой // Славяне и Русь / Отв. ред. В. Д. Баран. Киев, 1979. С. 109–112.

⁶⁴ Кирпичников А. Н. Ладога и Ладожская волость в период раннего средневековья // Славяне и Русь. С. 104.

⁶⁵ Кузьмин А. Г. К вопросу о происхождении варяжской легенды // Новое о прошлом нашей страны / Ред. В. А. Александров. М., 1967. С. 42.

⁶⁶ Насонов А. Н. «Русская земля» и образование территории древнерусского государства. М.; Л., 1957. С. 73–74.

⁶⁷ Кирпичников А. Н. Ладога и Ладожская волость… С. 105; Назаренко В. А. Исторические судьбы… С. 109–112.

⁶⁸ Насонов А. Н. «Русская земля»… С. 74.

⁶⁹ Там же. С. 81–82.

⁷⁰ Там же. С. 86–87.

⁷¹ НПЛ. С. 30–31; ПСРЛ. Т. II. Стб. 511.

⁷² НПЛ. С. 43.

⁷³ Там же. С. 53.

⁷⁴ Там же. С. 26, 32, 36.

⁷⁵ Там же. С. 27, 29, 31, 50.

⁷⁶ Там же. С. 27–28, 41.

⁷⁷ Там же. С. 65.

⁷⁸ Там же. С. 70.

⁷⁹ Там же. С. 28.

⁸⁰ НПЛ. С. 29–30.

⁸¹ Там же. С. 38.

⁸² Xорошев А. С. Церковь в социально-политической системе новгородской феодальной республики. М., 1980. С. 31 и сл.

⁸³ Подвигина Н. Л. Очерки социально-экономической и политической истории Новгорода Великого в XII–XIII вв. М., 1976. С. 104–108.

⁸⁴ О социальной сущности высших должностей в Новгороде см. с. 181–185 настоящей книги.

⁸⁵ Подвигина Н. Л. Очерки социально-экономической и политической истории… С. 131.

⁸⁶ НПЛ. С. 58.

⁸⁷ Там же. С. 60.

⁸⁸ О соотношении концов и сотен см. с. 185–186 настоящей книги.

⁸⁹ Об этапах в развитии городской общины см.: Дворниченко А. Ю. Городская община средневековой Руси (к постановке проблемы) // Историческая этнография / Отв. ред. Р. Ф. Итс. Л., 1985. С. 117–124.

⁹⁰ НПЛ. С. 26. См. также: ПСРЛ. Т. II. Стб. 550, 610.

⁹¹ НПЛ. С. 27.

⁹² Там же. С. 40.

⁹³ Там же. С. 64.

⁹⁴ НПЛ. С. 27, 36.

⁹⁵ Там же. С. 30.

⁹⁶ Там же. С. 32.

⁹⁷ Там же. С. 35.

⁹⁸ НПЛ. С. 35.

⁹⁹ Там же. С. 29, 43.

¹⁰⁰ Там же. С. 68.

¹⁰¹ Там же. С. 40.

¹⁰² Там же. С. 37.

¹⁰³ Там же. С. 51.

¹⁰⁴ Там же. С. 52.

¹⁰⁵ Там же. С. 64.

¹⁰⁶ Там же. С. 69.

¹⁰⁷ ПСРЛ. Т. I. Стб. 361–362.

¹⁰⁸ Там же. Стб. 404.

¹⁰⁹ НПЛ. С. 33.

¹¹⁰ Там же.

¹¹¹ Там же. С. 38.

¹¹² Там же. С. 52–53.

¹¹³ Там же. С. 36.

¹¹⁴ Там же. С. 44.

¹¹⁵ Там же. С. 52.

¹¹⁶ Там же.

¹¹⁷ Там же.

¹¹⁸ Там же. С. 53.

¹¹⁹ Там же. С. 32.

¹²⁰ Там же. С. 44.

¹²¹ Там же. С. 25.

¹²² ПСРЛ. Т. II. Стб. 300.

¹²³ НПЛ. С. 65–66.

¹²⁴ Там же. С. 66.

¹²⁵ Там же. С. 72.

¹²⁶ Там же.

¹²⁷ Там же. С. 43.

¹²⁸ Там же. С. 55.

¹²⁹ Там же. С. 64.

¹³⁰ Там же. С. 68.

¹³¹ Там же. С. 70.

¹³² Там же. С. 27.

¹³³ Там же. С. 27.

¹³⁴ Там же. С. 28.

¹³⁵ Там же. С. 32.

¹³⁶ Там же. С. 33.

¹³⁷ Там же.

¹³⁸ Там же. С. 34; ПСРЛ. Т. II. Стб. 573.

¹³⁹ НПЛ. С. 53.

¹⁴⁰ Там же.

¹⁴¹ Там же. С. 74.

¹⁴² Там же. С. 56.

¹⁴³ См.: Янин В. Л., Колчин Б. А. Итоги и перспективы новгородской археологии // Археологическое изучение Новгорода / Под ред. Б. А. Колчина, В. Л. Янина. М., 1978. С. 8.

¹⁴⁴ Колчин Б. А., Янин В. Л. Археологии Новгорода 50 лет // Новгородский сборник. 50 лет. раскопок Новгорода / Под ред. Б. А. Колчина, В. Л. Янина. М., 1982. С. 111–112; Янин В. Л. Социально-политическая структура Новгорода в свете археологических исследований // Новгородский исторический сборник / Под ред. В. Л. Янина. 1 (11). Л., 1982. C. 88.

¹⁴⁵ См.: Фроянов И. Я. 1) Киевская Русь: Очерки социально-экономической истории. Л., 1974; 2) Киевская Русь: Очерки социально-политической истории.

¹⁴⁶ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 367.

¹⁴⁷ Там же. С. 257–258, 272, 324, 339, 340–341.

¹⁴⁸ Должность тысяцкого, как считают некоторые историки, позднего происхождения. По словам В. Л. Янина, в конце XII столетия «в Новгороде создается новый пост выборного на вече тысяцкого, который становится представителем всех свободных горожан, исключая бояр и непосредственно зависимых от них людей» (Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения. С. 233. См. также: Янин В. Л. 1) Новгородские посадники. С. 112–113; 2) Социально-политическая структура Новгорода… С. 92). Проблема тысяцкого и тысячи должна решаться, на наш взгляд, в связи с проблемой сотен и сотских. Как показывают исследования, сотенная организация у славян — исконная социальная форма, восходящая к первобытнообщинному строю (Греков Б. Д. Киевская Русь. М., 1953. С. 313–318; Бромлей Ю. В. К вопросу о сотне как общественной ячейке у восточных и южных славян в средние века // История, фольклор, искусство славянских народов / Под ред. Б. Н. Путилова. М., 1963. С. 89). Б. Д. Греков рассматривал возникновение тысячи в рамках десятичной организации древних народов. Поэтому мысль об — учреждении тысячи князьями ему представлялась маловероятной (Греков Б. Д. Киевская Русь. С. 314–314). Что касается новгородской тысячи, то первое упоминание о ней относится к началу XI в. Мы находим его в летописном рассказе о том, как Ярослав, разгневанный новгородцами, «исече вои славны тысящу», т. е. перебил лучших воинов, входивших в новгородскую тысячу (НПЛ. С. 174). Этот рассказ любопытен не только упоминанием тысячи, но и противопоставлением ее в качестве местной организации пришлому князю.

¹⁴⁹ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 113.

¹⁵⁰ Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения. С. 225–228.

¹⁵¹ Янин В. Л. Социально-политическая структура Новгорода. С. 91.

¹⁵² Некоторые исследователи переносят наблюдение В. Л. Янина и на другие древнерусские земли (см., напр.: Сапожников Н. Б. О топографии древнего Смоленска // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 8: История. 1979. № 5. С. 60).

¹⁵³ НПЛ. С. 22–23, 207.

¹⁵⁴ Там же. С. 42–43, 234–237.

¹⁵⁵ Там же. С. 24, 26, 27, 29, 31, 35, 38, 39, 45, 50, 52, 59, 68, 70.

¹⁵⁶ Там же. С. 27, 29, 31, 35, 36, 50, 51, 59, 68.

¹⁵⁷ Там же. С. 42–43, 44, 53, 54.

¹⁵⁸ Там же. С. 81, 308.

¹⁵⁹ См.: Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 268; Алексеев Ю. Г. «Черные люди» Новгорода и Пскова // Исторические записки. Т. 103. 1973. С. 272.

¹⁶⁰ НПЛ. С. 51, 248.

¹⁶¹ Там же.

¹⁶² Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 117–118.

¹⁶³ НПЛ. С. 50, 248.

¹⁶⁴ Там же. С. 51, 248.

¹⁶⁵ Там же. С. 59, 260.

¹⁶⁶ Янин В. Л. Социально-политическая структура Новгорода… С. 90. См. также: Колчин Б. А., Янин В. Л. Археологии Новгорода 50 лет. С. 113.

¹⁶⁷ Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 79–81.

¹⁶⁸ Троцкий И. М. Возникновение Новгородской республики. С. 353.

¹⁶⁹ Бахрушин С. В. К вопросу о крещении Руси // Историк-марксист. 1937. Кн. 2. С. 54–55.

¹⁷⁰ Ларин Б. А. Лекции по истории русского литературного языка (X — середина XVIII в.). М., 1975. С. 84.

¹⁷¹ Троцкий И. М. Возникновение Новгородской республики. С. 369–370.

¹⁷² НПЛ. С. 42, 235.

¹⁷³ Там же. С. 43, 236. — Сотские выступали посланцами от городской общины в целом и в других древнерусских землях — городах-государствах. Известен, например, сотский Пантелей, посланный в 1229 г. «от Смолнян в Ригу, а из Ригы на Готьскыи берег, утвьрживати мир» (ПРП. Вып. II. С. 57).

¹⁷⁴ ПСРЛ. Т. II. Стб. 608.

¹⁷⁵ НПЛ. С. 21, 204–205.

¹⁷⁶ См.: Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка. Т. I. СПб., 1893. Стб. 574.

¹⁷⁷ В новгородской истории подобные «грабежи» отнюдь не редкость (см.: Фроянов И. Я. О событиях 1227–1230 гг. в Новгороде // Новгородский исторический сборник 2 (12). Л., 1984).

¹⁷⁸ ПРП. Вып. II. С. 165.

¹⁷⁹ НПЛ. С. 70.

¹⁸⁰ Там же. С. 53, 59, 70, 81.

¹⁸¹ См. с. 181 настоящей книги.

¹⁸² ПВЛ. Ч. I. С. 86.

¹⁸³ Куза А. В. Новгородская земля // Древнерусские княжества X–XIII в. / Отв. ред. Л. Г. Бескровный. М., 1975. С. 164–168.

¹⁸⁴ Арциховский А. В. Городские концы в Древней Руси // Исторические записки. 1945. 16. С. 45. — Сравнительно позднее сложение кончанской системы наблюдает П. П. Толочко (см.: Толочко П. П. О социально-топографической структуре древнего Киева и других древнерусских городов // Археологические исследования Киева. 1978–1983 гг. / Отв. ред. П. П. Толочко. Киев, 1985. С. 9, 17).

¹⁸⁵ См.: Фадеев Л. А. Происхождение и роль системы городских концов в развитии древнейших русских городов // Русский город (историко-методологический сборник) / Отв. ред. В. Л. Янин. М., 1976. С. 21–22. — Превращение сельских общин в городские концы, фиксируемое в столь позднее время, делает сомнительным утверждение, что известные науке древнерусские городские концы формировались якобы в эпоху родовых отношений (Там же. С. 23). Возникновение подобных социальных структур сопряжено, по нашему мнению с разрушением родового строя и постепенным устройством общества на территориальной основе. Поэтому градотворческое значение концов мы связываем не с первичными городскими образованиями (племенными центрами), а с городами — средоточиями волостей-земель, становление которых начинается примерно с конца X в. и завершается в главных чертах на протяжении XII столетия.

¹⁸⁶ Янин В. Л. Проблемы социальной организации Новгородской республики. С. 49–50.

¹⁸⁷ Документ 1331 г. проанализировал К. Расмуссен и пришел к выводу, что сообщение о 300 золотых поясах не имеет отношения к вечу (Расмуссен К. «300 золотых поясов» древнего Новгорода // Scando-Slavica. 1979. Т. 25). Однако сам он исходит из противопоставления боярской (кончанской) и небоярской (сотенной) систем. Вот почему его концепция представляется нам неприемлемой.

¹⁸⁸ Янин В. Л., Алешковский М. X. Происхождение Новгорода (к постановке проблемы) // История СССР. 1971. № 2. С. 59.

¹⁸⁹ Янин В. Л. Возможности археологии в изучении Новгорода // Вестник Академии наук. 1973. № 7. С. 74.

¹⁹⁰ Янин В. Л. Колчин Б. А. Итоги и перспективы новгородской археологии. С. 47.

¹⁹¹ Янин В. Л. Социально-политическая структура… С. 94.

¹⁹² Там же. С. 94–95.

¹⁹³ Фроянов И. Я. 1) Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 180–183; 2) О событиях 1227–1230 гг. в Новгороде. С. 97–114; 3) Народные волнения в Новгороде 70-х годов XI в. // Генезис и развитие феодализма в России; Проблемы социальной и классовой борьбы / Под ред. И. Я. Фроянова. Л., 1985.

¹⁹⁴ Янин В. Л. Возможности археологии… С. 75.

¹⁹⁵ Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения. С. 181.

¹⁹⁶ Янин В. Л. Берестяная почта столетий. М., 1979. С. 98. См. так же: Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения. С. 181.

¹⁹⁷ Янин В. Л., Колчин Б. А. Итоги и перспективы… С. 38.

¹⁹⁸ Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения. С. 172.

¹⁹⁹ Куза А. В. Новгородская земля. С. 171.

²⁰⁰ Алексеев Ю. Г. Псковская Судная грамота и ее время. Л., 1980. С. 24. — Трудно согласиться с выводами М. X. Алешковского, который подошел к вопросу с другой стороны. Он основывается на интерпретации ст. 1 Краткой Правды, расчленяющей, по его мнению, население Новгорода на мужей-бояр и зависимых от князя людей. Это положение, по верному замечанию Ю. Г. Алексеева, не доказывается, а постулируется (Алексеев Ю. Г. «Черные люди» Новгорода и Пскова. С. 243). Факты же, имеющиеся в нашем распряжении, свидетельствуют об ином. В 1018 г. новгородцы «начаша скот събирати от мужа по 4 куны, а от старост по 10 гривен, а от бояр по 18 гривен» (ПВЛ. Ч. I С. 97) Тут мужи. — Не бояре. Под 1016 г. летописец сообщает, как Ярослав «нача вои свои делите^ старостам по 10 гривен, а смердом по гривне, а новгородцом по 10 гривен всем» (НПЛ. С. 175). Последняя фраза показывает, что перед нами относительно единая еще община, разделить которую на бояр и небояр трудно.

²⁰¹ Янин В. Л. Я послал тебе бересту… М, 1975. С. 162.

²⁰² Алексеев Ю. Г. Псковская Судная грамота… С. 29.

²⁰³ Янин В. Л. Новгородская феодальная вотчина. М., 1981. С. 245.

²⁰⁴ Там же. С. 246.

²⁰⁵ Там же. С. 273.

²⁰⁶ Там же. С. 280.

²⁰⁷ Янин В. Л. Социально-политическая структура Новгорода… С. 90.

²⁰⁸ Янин В. Л. Новгородская феодальная вотчина. С. 280.

²⁰⁹ Там же. С. 281.

²¹⁰ Там же. С. 279–280.

²¹¹ См.: Фроянов И. Я. 1) Киевская Русь. Очерки социально-экономической истории; 2) Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 50–52.

²¹² Янин В. Л. Новгородская феодальная вотчина. С. 279.

²¹³ ПВЛ. Ч. I. С. 43.

²¹⁴ НПЛ. С. 168.

²¹⁵ Там же. С. 107. — В Повести временных лет содержится более внятный текст: «Се же Олег нача городы ставити, и устави дани, словеном, кривичем и мери, и устави варагом дань даяти от Новагорода гривен 300 на лето, мира деля, еже до смерти Ярославле даяше варягом» (ПВЛ, Ч. I. С 20).

²¹⁶ Янин В. Л. Новгородская феодальная вотчина. С. 280.

²¹⁷ См.: Фроянов И. Я. 1) Данники на Руси X–XII в. // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы 1965 г. / Отв. ред. В. К. Яцунский. М., 1970; 2) Киевская Русь: Очерки социально-экономической истории. С. 115–116.

²¹⁸ См.: Першиц А. И., Монгайт А. Л., Алексеев В. П. История первобытного общества. М., 1968. С. 189; Кобищанов Ю. М. Доходы аксумских царей // Социальные структуры доколониальной Африки / Отв. ред. Ю. М. Кобищанов, Л. Е. Куббель. М., 1970. С. 71; Xазанов А. М. 1) О характере рабовладения у скифов // Вестник древней истории. 1972. № 2; 2) Роль рабства в процессах классообразования у кочевников евроазийских степей // Становление классов и государства / Отв. ред. А. И. Першиц. М., 1976. С. 274–275; 3) Социальная история скифов. М., 1975. С. 254–263; 4) Разложение первобытнообщинного строя и возникновение классового общества // Первобытное общество / Отв. ред. А. И. Першиц. М., 1975, С. 117–118; Першиц А. И. 1) Данничество // IX Международный конгресс антропологических и этнографических наук. Чикаго, сентябрь 1973. Доклады советской делегации. М., 1973; 2) Некоторые особенности классообразования и раннеклассовых отношений у кочевников-скотоводов // Становление классов и государства. С. 290–293; 3) Ранние формы эксплуатации и проблема их генетической типологизации // Проблемы типологии и этнографии / Отв. ред. Ю. В. Бромлей. М., 1979; Аверкеева Ю. П. Индейцы Северной Америки. М., 1974. С. 277–278.

²¹⁹ Тихомиров М. Н., Щепкина М. В. Два памятника новгородской письменности. М., 1952. С. 19–20.

²²⁰ Там же. С. 20.

²²¹ См.: Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-экономической, истории. С. 82. — Отсутствие связи вир и продаж с феодальной земельной собственностью, их публичноправовой характер подтверждаются, помимо прочего, текстом самого Устава, по которому размер десятины от вир и продаж зависел от количества дней княжого суда («олико днии в руце княжи»), установленного Новгородским вечем (см.: Тихомиров М. Н., Щепкина М. В. Два памятника… С. 23; Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания на Руси XI–XIII вв. М., 1955. С. 195; Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-экономической истории. С. 83). Более убедительным В. Л. Янину представляется чтение «даней» вместо «дней» (Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения. С. 81). И все-таки ряд исторических данных, а также некоторые палеографические наблюдения убеждают нас в правильности понимания «днии» как «дней» (см.: Фроянов И. Я. Киевская Русь. Очерки социально-экономической истории. С. 83–84).

²²² Корецкий В. И. Новый список грамоты великого князя Изяслава Мстиславича Новгородскому Пантелеймонову монастырю // Исторический архив. 1955. № 5. С. 204.

²²³ Там же.

²²⁴ Янин В. Л. Новгородская феодальная вотчина. С. 274.

²²⁵ Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-экономической истории. С. 123–125.

²²⁶ Там же. С. 125.

²²⁷ Как явствует из жалованной грамоты князя Изяслава, смерды могли «тянуть» к епископу, князю, входить в «потуги» к городу и даже к другим смердам. Необходимо заметить, что в перечне лиц, к которым «тянули» смерды, опущены представители боярства — посадник и тысяцкий. Случайно ли это? Похоже, что не случайно. Видимо, смерды обычно несли повинности по отношению лишь к самым высшим представителям волостной администрации — князю и епископу. Вместе с тем не исключалось их участие в городских «потугах», а также «потугах» своих собратий — смердов. Деталь чрезвычайно любопытная, намекающая на то, что князю и епископу передавались вечем не сами смерды, но только право их эксплуатации, причем не в полном объеме, а частично. И вот теперь, согласно грамоте Изяслава витославицкие смерды жалуются со всеми без исключения повинностями, которыми ранее были обязаны Новгороду. Они, следовательно, отрывались от остальной массы государственных смердов, замыкаясь в тесные рамки монастырской вотчины, что превращало их в частновладельческих смердов.

²²⁸ ПРП. Вып. II. С. 102.

²²⁹ Янин В. Л. Новгородская феодальная вотчина. С. 276.

²³⁰ Аграрная история Северо-Запада России: Вторая половина XV — начало XVI в. / Отв. ред. А. Л. Шапиро. Л., 1971. С. 83–85.

²³¹ Там же. С. 68, 85.

²³² Грамоты Великого Новгорода и Пскова (ГВНП). М.; Л., 1949. № 70. С. 116. См. также: там же. № 77. С. 131.

²³³ Аграрная история… С. 85.

²³⁴ Там же. С. 68.

²³⁵ Гуревич А. Я. 1) Роль королевских пожалований в процессе феодального подчинения английского крестьянства // Средние века. IV. 1953. С. 63; 2) Мелкие вотчинники в Англии раннего средневековья // Изв. АН СССР. Серия истории и философии. Т. VIII. № 6. 1951. С. 553.

²³⁶ Бромлей Ю. В. Становление феодализма в Хорватии. М. 1964. С. 286.

²³⁷ Аграрная история… С. 83–85.

²³⁸ Янин В. Л. Новгородская феодальная вотчина. С. 280.

²³⁹ НПЛ. С. 175.

2

¹ Казакова Н. А. Полоцкая земля и прибалтийские племена в X — начале XIII века // Проблемы истории феодальной России / Отв. ред. А. Л. Шапиро. Л., 1971. С. 82.

² Насонов А. Н. «Русская земля» и образование территории Древнерусского государства. М.,1951. С. 147.

³ ПВЛ. Ч. I. С. 99. М.,1950.

⁴ См.: Насонов А. Н. «Русская земля»… С. 147.

⁵ ПВЛ. Ч. I. С. 99.

⁶ Рыдзевская Е. А. Древняя Русь и Скандинавия в IX–XIV вв. М., 1978. С. 101.

⁷ Штыхов Г. В. Древний Полоцк. Минск, 1975. С. 15.

⁸ Рыдзевская Е. А. Древняя Русь… С. 101.

⁹ См., напр.: Гуревич А. Я. Норвежское общество и раннее средневековье. М., 1978. С. 87 и др. — А. П. Сапунов был прав, когда отмечал финансовую зависимость князя от веча (Сапунов А. П. Сказания исландских, или скандинавских, саг о Полоцке, князьях полоцких и р. Западной Двине // Полоцко-Витебская старина. Витебск, 1916. Вып. 3. С. 2).

¹⁰ ПСРЛ. Т. V. С. 134; т. VII. СПб, 1987. С. 328.

¹¹ Насонов А. Н. «Русская земля»… С. 148.

¹² Сапунов А. П. Сказания исландских, или скандинавских саг… С. 10.

¹³ Штыхов Г. В. Древний Полоцк. С. 10.

¹⁴ ПВЛ. Т. I. С. 160.

¹⁵ Там же. С. 159.

¹⁶ Там же.

¹⁷ Там же. С. 141.

¹⁸ См.: Штыхов Г. В. Города Полоцкой земли (IX–XIII вв.). Минск, 1978. С. 29.

¹⁹ ПВЛ. Ч. I. С. 185.

²⁰ Там же. С. 200–201.

²¹ Татищев В. Н. История Российская. Т. II. М.; Л., 1963. С. 133–134.

²² Алексеев Л. В. Полоцкая земля. М, 1966. С. 256.

²³ ПСРЛ. Т. I. Стб. 299.

²⁴ Алексеев Л. В. Полоцкая земля. С. 260.

²⁵ ПСРЛ. Т. II. 1962. С. 304.

²⁶ См.: Алексеев Л. В. Полоцкая земля. С. 263.

²⁷ ПСРЛ. Т. I. Стб. 302.

²⁸ Там же. Т. II. Стб. 445.

²⁹ Там же. Стб. 445–446.

³⁰ Там же. Стб. 493, 494.

³¹ Необходимо заметить, что социально-политическая роль народных масс в Древней Руси показана летописцами далеко не лучшим образом. Она выявляется лишь в результате критического прочтения летописей (см.: Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. Л., 1980. С. 155). Доверчивое отношение к летописцам, которые в центр своих повествований вводили не народ, а князей, бояр, высшее духовенство, может создать у исследователей иллюзию безграничного господства древнерусской знати (см.: Пашуто В. Т. Черты политического строя Древней Руси // Новосельцев А. П., Пашуто В. Т., Черепнин Л. В. и др. Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965).

³² См.: Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка Т. I. СПб., 1893. С. 873; Словарь русского языка XI–XVII вв. Вып. 5. М., 1978. С. 109.

³³ См. с. 182, 184–185 настоящей книги.

³⁴ ПСРЛ. Т. II. Стб. 493.

³⁵ Там же.

³⁶ Там же. Стб. 494.

³⁷ Там же. Стб. 495–496.

³⁸ Там же. Стб. 496.

³⁹ Там же. Стб. 505.

⁴⁰ Там же. Стб. 512.

⁴¹ См.: Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 200–203.

⁴² ПСРЛ. Т. II. Стб. 519.

⁴³ Там же. Стб. 521.

⁴⁴ Данилевич В. Е. Очерк истории Полоцкой земли до конца XIV столетия. Киев, 1896. С. 93.

⁴⁵ Алексеев Л. В. Полоцкая земля. С. 272–273.

⁴⁶ ПСРЛ. Т. II. Стб. 525. См. также: Алексеев Л. В. Полоцкая земля. С. 273.

⁴⁷ Памятники русского права. Вып. II. М., 1953. С. 69.

⁴⁸ Алексеев Л. В. Полоцкая земля. С. 76.

⁴⁹ Там же.

⁵⁰ ПСРЛ. Т. I. М., 1962. Стб. 403–404.

⁵¹ Там же. Т. II. Стб. 526–527. См. также: Алексеев Л. В. Полоцкая земля. С. 278–279.

⁵² См.: Алексеев Л. В. Полоцкая земля. С. 273.

3

¹ Алексеев Л. В. Смоленская С. 194–195.

² ПСРЛ. Т. XV. М.,1965. Стб. 153.

³ Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. М, 1980. земля в IX–XIII вв. С. 195.

⁴ ПВЛ. Ч. I. М.; Л., 1950. С. 151.

⁵ Там же. Стб. 377–378.

⁶ См.: Фроянов И. Я. Киевская Русь. Очерки социально-политической истории. Л., 1980. С. 159.

⁷ ПСРЛ. Т. II. М.,1962. Стб. 598.

⁸ Там же Стб. 617. См. также: Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 114.

⁹ Там же. Стб. 616.

¹⁰ Там же. Стб. 647.

¹¹ Пашуто В. Т. Черты политического строя Древней Руси // Новосельцев А. П., Пашуто В. Т., Черепнин Л. В. Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965. С. 30.

¹² Воронин Н. Н., Жуковская Л. П. К истории смоленской литературы XII в. // Культурное наследие Древней Руси. Отв. ред. В. Г. Балашов. М.,1976. С. 76.

¹³ См.: Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 207. — Вечем считал события под Треполем В. Дьячан (Дьячан В. Участие народа в верховной власти в славянских государствах. Варшава, 1882. С. 87).

¹⁴ НПЛ. М.; Л., 1950. С. 38, 228.

¹⁵ Воронин Н. Н., Жуковская Л. П. К истории литературы XII в. С. 76.

¹⁶ Там же. С. 76–77.

¹⁷ Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания на Руси XI–XIII вв. М.,1955. С. 220.

¹⁸ Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 115.

¹⁹ Там же С. 225.

²⁰ Там же. С. 224–225.

²¹ Там же. С. 225.

²² Фрэзер Д. Золотая ветвь. / Пер. М. К. Рыклина. М, 1980. С. 76, 78 и др.

²³ Ковалевский С. Д. Образование классового общества и государства в Швеции. М, 1977. С. 103.

²⁴ См.: Фроянов И. Я. 1) Волхвы и народные волнения в Суздальской земле 1024 г. // Духовная культура славянских народов. Литература. Фольклор. История: Сб. статей к IX Международному съезду славистов. Л., 1983; 2) О событиях 1227–1230 гг. в Новгороде // Новгородский исторический сборник. 2(12). Л., 1984; 3) Народные волнения в Новгороде 70-х годов XI в. // Генезис и развитие феодализма в России / Под ред. И. Я. Фроянова. Л., 1985.

²⁵ Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 115.

²⁶ ПСРЛ. Т. II. Стб. 692.

²⁷ См.: Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 115.

²⁸ НПЛ. С. 25, 210.

²⁹ ПСРЛ. Т. II. Стб. 598.

³⁰ Там же. Стб. 502–503.

³¹ Беляев И. Д. Рассказы из русской истории. Кн. I. М., 1865. С. 344. См. также: Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 220.

³² НПЛ С. 53, 251

³³ ПРП. Вып. II. М., 1953. С. 57–58. См. также: Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 220.

³⁴ Голубовский П. В. История Смоленской земли до начала XVст. Киев, 1895. С. 222. См. также: Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 115.

³⁵ Древнерусские княжеские уставы XI–XV вв. / Отв. ред. Л. В. Черепнин. М.,1976. С. 141.

³⁶ Голубовский П. В. История Смоленской земли до начала XV ст., С. 214.

³⁷ ПРП. Вып. II. С. 45.

³⁸ Тихомиров М. Н. Древнерусские города. М., 1956. С. 219–220.

³⁹ Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 114.

⁴⁰ Цит. по кн.: Щапов Я. Н. Княжеские уставы и церковь в Древней Руси XI–XIV вв. М., 1972. С. 142. — «Похвала» дошла до нас в составе «Нифонтова сборника» XVI в., который был создан в Иосифо-Волокаламском монастыре при игумене Нифонте. Однако, по мнению исследователей, оригинал этого памятника был составлен вскоре после смерти Ростислава (1167 г.) (см.: Сумникова Т. А. Повесть о великом князе Ростиславе Мстиславиче Смоленском и о церкви в кругу смоленских источников XII в. // Восточнославянские языки: Источники для изучения / Ред. Л. П. Жуковская, Н. И. Тарабасова. М., 1973; Щапов Я. Н. Похвала князю Ростиславу Мстиславичу как памятник литературы Смоленска XII В. // ТОДРЛ. 1974. XXVIII).

⁴¹ Древнерусские княжеские уставы XI–XV вв. С. 144.

⁴² Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 136. Необходимо подчеркнуть, что в Смоленске складывается такая же система управления, как и в Новгороде. Наряду с князем и вечем, здесь встречаем посадника (см.: Древнерусские княжеские уставы, с. 144).

⁴³ В последние годы комплекс смоленских грамот стал объектом внимательного изучения (см.: Щапов Я. Н. 1) Смоленский устав князя Ростислава Мстиславича // Археографический ежегодник за 1962 год / Отв. ред. С. О. Шмидт. М., 1963; 2) Княжеские уставы и церковь в Древней Руси. М., 1972; Поппэ А. В. 1) Учредительная грамота Смоленской епископии // Археографический ежегодник за 1965 год / Отв. ред. С. О. Шмидт. М, 1966; 2) Fundacja biskupstwa smolenskiego // Przeglad historyczny. 1966. Z. 4; Алексеев Л. В. Устав Ростислава Смоленского и процесс феодализации Смоленской земли // Slawianie w dziejach Europy Poznan. 1974). Однако в источниковедческом изучении комплекса еще много спорного и неясного. Трудно, например, согласиться с гипотезой Л. В. Алексеева, попытавшегося реконструировать процесс переписки грамот (Алексеев Л. В. Устав Ростислава Смоленского… С. 88–89). Контрдоводы см.: Дворниченко А. Ю. К вопросу о «прощенниках» // Вест. Ленингр. ун-та. 1979. № 14, С. 109. — Исследование этого интересного источника должно быть продолжено.

⁴⁴ Древнерусские княжеские уставы XI–XV вв. С. 141–145.

⁴⁵ Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 46–47.

⁴⁶ Там же. С. 47–52

⁴⁷ Голубовский П. В. История Смоленской земли… С. 68–69.. Прим. 2; с. 72. Прим. 1.

⁴⁸ Седов В. В. Смоленская земля // Древнерусские княжества X–XIII вв. / Отв. ред. Л. Г. Бескровный. М., 1975. С. 257; Кучкин В. А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X–XIV вв. М., 1984. С. 83.

⁴⁹ Кучкин В. А. Формирование государственной территории… С. 83.

⁵⁰ Голубовский П. В. История Смоленской земли… С. 72. Прим. 1.

⁵¹ Кучкин В. А. Формирование государственной территории… С. 83; Смолицкая Г. П. Гидронимия бассейна Оки. М, 1976. С. 103. — Исследовательница земли вятичей Т. Н. Никольская согласилась с П. В. Голубовским и Л. В. Алексеевым, отметив в то же время, что ни на одном из упомянутых пунктов, кроме Бениц, не были произведены археологические раскопки (Никольская Т. Н. Земля вятичей. М., 1981. С. 71).

⁵² В. А. Кучкин ставит под сомнение и локализацию с. Бениц, а что касается Путтина, то он отмечает, что его локализация тоже еще не вполне ясна (Кучкин В. А. Формирование государственной территории… С. 83).

⁵³ Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 51.

⁵⁴ О Мстиславле сообщает под 1135 г. сборник киевского Михайловского монастыря (Щапов Я. Н. Освящение смоленской церкви Богородицы в 1150 г. // Новое в археологии / Под ред. В. Л. Янина. М., 1972. С. 282). Значит, существуя с 1135 г, город не мог исчезнуть ни с того ни с сего в 1136 г. В Ростиславле же самим Л. В. Алексеевым найдены древнерусские слои до середины XII в. (Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 180).

⁵⁵ См.: Дворниченко А. Ю. Городская община и князь в древнем Смоленске // Город и государство в древних обществах / Под ред. В. В. Мавродина. Л., 1982. С. 142–143.

⁵⁶ Там же. С. 143.

⁵⁷ См.: Насонов А. Н. «Русская земля» и образование территории Древнерусского государства. М., 1951. С. 146; Алексеев Л. В. Полоцкая земля. С. 73.

⁵⁸ Грамота, как мы знаем, принималась на вече: «здумав с людьми своими» Городская община («люди») мыслится как возможный нарушитель Устава.

⁵⁹ Маковский Д. П. Смоленское княжество. Смоленск, 1947. С. 235.

⁶⁰ Насонов А. Н. «Русская земля»… С. 50.

⁶¹ По мнению исследователя грамоты Ростислава Я. Н. Щапова, в ней отразились два вида даней, «значительно различающихся социально-политически. Одни из этих даней платит все население княжества: как труженики, создающие материальные ценности, так и люди, живущие за счет их эксплуатации или за счет доходов от обращения ценностей… Другую часть даней платят непосредственные производители, и эти платежи могут рассматриваться как ранняя форма земельной ренты, которая в ряде отношений близка к феодальной земельной ренте» (Щапов Я. Н. Княжеские Уставы… С. 148–149). К сожалению, для такого членения дани источник не дает достаточных оснований. По Л. В. Алексееву, дань, будучи первоначальным доходом смоленского князя (наверное, личным), после возникновения обширного княжеского домена становится «государственным княжеским доходом» и поступает князю только как к «сюзерену страны», пока он являлся таковым (Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 107–108). По нашему убеждению, Л. В. Алексеев преувеличил степень развития княжеского домена в Смоленской земле (см.: Дворниченко А. Ю. Городская община и князь… С. 145–146). К тому же дань в древнерусский период никакого отношения к феодальной ренте не имела (Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-экономической истории. Л., 1974. С. 113–118). Дань грамоты Ростислава Мстиславича — результат первоначального, скорее всего, военного освоения соседних племен той группировкой, средоточием которой был Смоленск. И не случайно грамота различает полюдье и дань: те пункты, которые платили дань, — не платили полюдья, и наоборот. И дело не в том, что дань платило «феодализированное» население, а полюдье — свободное. Там, где было «примучивание», где власть устанавливалась силой оружия, там платили дань, а полюдье — «дар» сограждан в пользу князя, осуществляющего функции публичной власти. Конечно, дани грамоты мы застаем на уже более высоком уровне их развития. Это своего рода налог формирующегося города-государства, не являющийся на этом этапе феодальной рентой.

⁶² Древнерусские княжеские Уставы XI–XV вв. С. 143.

⁶³ Такое толкование не покажется беспочвенным, если учесть, что слово «уезд», будучи известным в восточнославянском и западнославянском языках, образовано с помощью префикса у- от езд — «путь, дорога», параллельного слову «езда» (см.: Шанский Н. М., Иванов В. В., Шанская Т. В. Краткий этимологический словарь русского языка. М., 1971. С. 462; Мурзаев Э. М. Словарь народных географических терминов. М., 1984. С. 573). По словам В. О. Ключевского, «этимология этого термина („уезд“) объясняется одним административно-судебным отправлением: полюдьем или ездом; древний администратор сам собирал корм с управляемого округа, объезжая его… округ, в пределах которого ездил администратор для получения корма, и получил название уезда» (Ключевский В. О. Соч. Т. VI. М., 1959. С. 135). Если в населенные места князь или какой-нибудь иной администратор въезжал для сбора доходов, то в пределы сеножатей и озер он мог въезжать только с целью пользования этими угодьями, т. е. для сенокошения, выпаса скота и рыбной ловли. Напомним также, что смена «в» на «у» была распространенным явлением в средней диалектной группе древнерусского языка. Свидетельства тому исследователи находят именно в смоленских источниках (см.: Черных П. Я. Язык и письмо // История культуры Древней Руси. Т. II. / Под ред. Н. Н. Воронина, М. К. Каргера. М.; Л., 1951. С. 119). Эта смена особенно характерна для смоленского говора. На данное обстоятельство указал Н. А. Мещерский.

⁶⁴ Ср.: Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка. Т. III. СПб., 1903. Стб. 1346.

⁶⁵ См., напр.: ПСРЛ. Т. I. Стб. 360, 495; т. II. Стб. 369, 370.

⁶⁶ Там же. Т. II. Стб. 670.

⁶⁷ Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 115.

⁶⁸ ПСРЛ. Т. II. Стб. 741.

⁶⁹ Я. Н. Щапов датирует ее концом XII — началом XIII в., а Л. В. Алексеев сужает датировку между 1211 и 1218 гг. (Щапов Я. Н. Княжеские уставы… С. 146; Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 24–25.).

⁷⁰ Poppe D. А. Dziedzice na Rusi // Kwartalnik historyczny. 1967. № 1.

⁷¹ Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 177.

⁷² Нет достаточных оснований связывать их возникновение с княжеским доменом, как это делает Л. В. Алексеев (Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 191). См.: Дворниченко А. Ю. Городская община… С. 146).

⁷³ ПСРЛ. Т. I. Стб. 435, 448, 510, 513. См. также: Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 25, 161.

⁷⁴ Седов В. В. Восточные славяне в VI–XIII вв. М., 1982. С. 164–165.

⁷⁵ Алексеев Л. В. Некоторые вопросы залесенности и развитие западнорусских земель IX–XII вв. // Древняя Русь и славяне / Отв. ред. Т. В. Николаева. М., 1978. С. 24.

⁷⁶ Пресняков А. Е. Лекции по русской истории. Т. I. Киевская Русь. М., 1938. С. 62.

⁷⁷ Алексеев Л. В. Некоторые вопросы заселенности… С. 24.

⁷⁸ Любавский М. К. Историческая география России в связи с колонизацией. М., 1909. С. 85–86.

Глава VI

1

¹ Седов В. В. Восточные славяне в VI–XIII вв. М., 1982. С. 192.

² НПЛ. Л., 1950. С. 159; ПСРЛ. Т. I. Стб. 121; т. II. Стб. 105.

³ Кучкин В. А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X–XIV вв. М., 1984.,С. 59.

⁴ ПСРЛ. Т. V. Вып. 1. Л., 1925. С. 123.

⁵ Кучкин В. А. Формирование государственной территории… С. 58.

⁶ ПВЛ. Ч. I. М.; Л., 1950. С. 100.

⁷ Эта точка зрения была высказана еще в 30-е годы (см. об этом:, Фроянов И. Я. Волхвы и народные волнения в Суздальской земле 1024 г. // Духовная культура славянских народов. Литература, фольклор, история: Сб. статей к IX Международному съезду славистов. М., 1983).

⁸ Фроянов И. Я. Волхвы н народные волнения… С. 32.

⁹ Там же.

¹⁰ ПВЛ. Ч. I. С. 117.

¹¹ Шахматов А. А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908. С. 444, 456; Приселков М. Д. История русского летописания XI–XV вв. Л, 1940. С. 18–19; Мавродин В. В. Очерки по истории феодальной Руси. Л., 1949. С. 149–150; Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания на Руси XI–XIII вв. М., 1955. С. 115; Черепнин Л. Н. Общественно-политические отношения в Древней Руси и Русская Правда // Новосельцев А. П., Пашуто В. Т., Черепнин. Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965. С. 182–183.

¹² См.: Рапов О. М. О датировке народных восстаний на Руси XI века в Повести временных лет // История СССР. 1979. № 2. С. 144; Фроянов И. Я. О языческих «переживаниях» в Верхнем Поволжье второй половины XI в. // Русский Север: Проблемы этнокультурной истории, этнографии, фольклористики / Отв. ред. Т. А. Бернштам, К. В. Чистов. Л., 1986. С. 35–36.

¹³ ПВЛ. Ч. I. С. 158.

¹⁴ Следует согласиться с А. Е. Пресняковым, который говорил об отсутствии «возможности отчетливо разграничить, территориально и хронологически, владельческие права Святослава и Всеволода на русском северо-востоке» (Пресняков А. Е. Княжое право в Древней Руси. СПб., 1909. С. 41–42).

¹⁵ Кучкин В. А. Формирование государственной территории… С. 66.

¹⁶ Там же. С. 71.

¹⁷ Там же.

¹⁸ Там же.

¹⁹ Там же.

²⁰ Першиц А. И. Данничество: Доклады советской делегации на IX Международном конгрессе антропологических и этнографических наук. Отд. оттиск. М., 1973. С. 3–4; Фроянов И. Я. Данники на Руси X–XII вв. // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы 1965 г. / М., 1970. С. 33–41.

²¹ Не рассматриваем упоминания Ростова под 862 и 907 гг., так как А. А. Шахматов указывал на их позднее происхождение (см.: Шахматов А. А. Повесть Временных лет. Т I: Вводная часть // Летопись занятий археографической комиссии (ЛЗАК). Пг., 1917. Вып. 29. С. 20, 31. Впрочем, многие историки не сомневаются в аутентичности этих летописных сведений.

²² См. с. 39–40 настоящей книги. О «переносе» городов в Северо-Восточной Руси наиболее подробно писал И. В. Дубов (см.: Дубов И. В. 1) К проблеме «переноса» городов в Древней Руси // Генезис и развитие феодализма в России / Отв. ред И. Я. Фроянов. Л., 1983. С. 70–82; 2) Северо-Восточная Русь в эпоху раннего средневековья. Л., 1982. С. 64–66; 3) Города, величеством сияющие. Л., 1985. С. 25–32).

²³ ПВЛ. Ч. I. С. 99, 100, 117.

²⁴ Фроянов И. Я. Волхвы и народные волнения… С. 30.

²⁵ Кривошеев Ю. В. О социальных коллизиях в Суздальской земле 1024 г. (по материалам Повести временных лет) // Генезис и развитие феодализма в России / Под ред. И. Я. Фроянова. Л., 1985. С. 40–42.

²⁶ ПВЛ. Ч. I. С. 99.

²⁷ Дубов И. В. Города, величеством сияющие… С. 58.

²⁸ Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. Л., 1980.

²⁹ ПВЛ. Ч. I. С. 117.

³⁰ Там же.

³¹ Насонов А. Н. «Русская земля» и образование территории Древнерусского государства. М., 1951. С. 178–180.

³² Кучкин В. А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X–XIV вв. М., 1984. С. 70.

³³ ПВЛ. Ч. I. С. 168.

³⁴ В. А. Кучкин пишет: «В случае опасности каждый город области выставлял свой полк, руководимый, по всей вероятности, местной феодальной знатью» (Кучкин В. А. Формирование государственной территории… С. 70). О руководстве полков феодальной знатью источники ничего не сообщают.

³⁵ ПВЛ. Ч. I. С. 168.

³⁶ Там же.

³⁷ Там же.

³⁸ Там же.

³⁹ Там же.

⁴⁰ Там же. С. 168.

⁴¹ Там же. С. 169.

⁴² ПСРЛ. Т. XXIV. Пг., 1921. С. 73. — Это известие Типографской летописи в терминах более позднего времени рисует картину, вполне реальную для начала XII в. Мы видим город, окруженный селами и погостами, их жителей, которых летопись называет «крестьянами». Термин «крестьяне», как мы знаем, отсутствовал в древнерусской лексике. В целом данное летописное известие заслуживает доверия (см.: Насонов А. Н. История русского летописания XI — начала XVIII вв. М., 1969. С. 119–123; Кучкин В. А. Формирование государственной территории… С. 71).

⁴³ Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. Л., 1980. С. 36.

⁴⁴ ПСРЛ. Т. XXIV. Стб. 73.

⁴⁵ Там же. Т. I. Стб. 303.

⁴⁶ Там же. Т. II. Стб. 300.

⁴⁷ Там же. XXV. М.; Л., 1949. Стб. 32.

⁴⁸ Насонов А. Н. «Русская земля»… С. 177. — Центр этой военной организации находился в Ростове. Не случайно Георгий Шиманович, который жил в Суздале, считался Ростовским тысяцким (Там же. С. 176).

⁴⁹ Патерик Киево-Печеркого монатыря. СПб., 1911. С. 62.

⁵⁰ Кучкин В. А. Формирование государственной территории… С. 73.

⁵¹ Насонов А. Н. «Русская земля»… С. 181.

⁵² А. Е. Пресняков был несколько категоричен, когда писал, что Суздаль «со времен Юрия… стал рядом с Ростовом… Трудно сомневаться, что тот процесс, какой мы наблюдаем позднее при Андрее Боголюбском, как „возвышение Владимира“, был уже перенесен Ростовской землей, как „возвышение Суздаля“» (Пресняков А. Е. Образование Великорусского государства. Пг., 1918. С. 458). Верно уловив направление процесса, А. Е. Пресняков переоценил его завершенность.

⁵³ Кучкин В. А. Формирование государственной территории… С. 75.

⁵⁴ ПСРЛ. Т. II. Стб. 338.

⁵⁵ Там же. Стб. 339.

⁵⁶ Корсаков Д. А. Меря и Ростовское княжество. Казань, 1872. С. 101.

⁵⁷ ПСРЛ. Т. II. Стб. 347, 359.

⁵⁸ Там же. Стб. 344.

⁵⁹ Там же. Стб. 345.

⁶⁰ Там же. Стб. 369–370.

⁶¹ Там же. Стб. 371.

⁶² Там же. Т. XXI. СПб., 1913. С. 45.

⁶³ Там же. Т. II. Стб. 380.

⁶⁴ Там же. Стб. 376.

⁶⁵ Там же. Стб. 382.

⁶⁶ Там же. Стб. 382–383.

⁶⁷ Там же. Т. I. Стб. 328. — Как отметил А. Е. Пресняков, «Юрий не умел ладить с киевским обществом» (Пресняков А. Е. Княжое право… С. 101).

⁶⁸ Там же. Т. II. Стб. 415–416.

⁶⁹ Там же. Стб. 421.

⁷⁰ Там же. Т. XXV. С. 51.

⁷¹ Там же. Т. II. Стб. 446.

⁷² Там же. Стб. 455.

⁷³ Там же. Стб. 459.

⁷⁴ Там же. Стб. 468.

⁷⁵ Там же. Стб. 489.

⁷⁶ Данная запись сохранилась под 1152 г. в Типографской летописи, но А. Н. Насонов считал, что это — дошедшая через Ростовский владычный свод древнейшая ростовская запись (Насонов А. Н. Князь и город в Ростово-Суздальской земле // Века. Вып. 1. Пг., 1924. С. 13).

⁷⁷ Дубов И. В. Города, величеством сияющие… С. 61–134; Кучкин В. А. Формирование государственной территории… С. 80–86.

⁷⁸ ПСРЛ. Т. II. Стб. 371.

⁷⁹ Там же. Стб. 366.

⁸⁰ Там же. Т. I. Стб. 335.

⁸¹ См. с. 70, 72 настоящей книги.

⁸² Кучкин В. А. Формирование государственной территории… С. 76.

⁸³ ПСРЛ. Т. I. Стб. 348.

⁸⁴ Там же. Т. II. Стб. 490.

⁸⁵ Сергеевич В. И. Русские юридические древности. Т. II. СПб., 1900. С. 22–23.

⁸⁶ Юшков С. В. Очерки по истории феодализма в Киевской Руси. М.; Л., 1939. С. 207–208.

⁸⁷ Черепнин Л. В. К вопросу о характере и форме Древнерусского государства X — начала XIII в. // Исторические записки / Гл. ред. А. М. Самсонов. М., 1972. Т. 89. С. 390.

⁸⁸ Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 159.

⁸⁹ Там же. С. 177–180.

⁹⁰ ПСРЛ. Т. II. Стб. 491.

⁹¹ Многие историки видели в поступке Андрея проявление его необузданного самовластья. А. Н. Насонов писал: «Общепринятый взгляд видит в этом шаге акт самовластной политики, который открывает собой новую эру в политической истории Древней Руси». В действительности же, полагал А. Н. Насонов, самовластная политика Андрея — «примыслы и домыслы летописной историографии» (Насонов А. Н. Князь и город… С. 8–9).

⁹² ПСРЛ. Т. I. Стб. 349.

⁹³ Там же. Стб. 352.

⁹⁴ Кучкин В. А. Формирование государственной территории… С. 90.

⁹⁵ ПСРЛ. Т. I. Стб. 353; Насонов А. Н. «Русская земля»… С. 190. — «Главная энергия Андрея направлена на Новгород», — писал А. Е. Пресняков (Пресняков А. Е. Образование Великорусского государства. С. 37).

⁹⁶ НПЛ. С. 33.

⁹⁷ ПСРЛ. Т. I. Стб. 361–362.

⁹⁸ ПСРЛ. Т. I.,Стб. 352–353. — Другой поход был в 1172 г. (Там же. Т. I. Стб. 364).

⁹⁹ Там же. Стб. 350.

¹⁰⁰ Пресняков А. Е. Лекции по русской истории. Т. I: Киевская Русь. М., 1938. С. 238.

¹⁰¹ ПСРЛ. Т. II. Стб. 354. — В 1174 г. Юрий Андреевич идет с «Новгородци, и с Ростовци, и с Суждальцы» к Вышгороду (Там же. Т. I. Стб. 365).

¹⁰² Там же. Т. I. Стб. 364–365.

¹⁰³ Там же. Стб. 364.

¹⁰⁴ Там же. Т. II. Стб. 592.

¹⁰⁵ Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Т. I.

¹⁰⁶ Ключевский В. О. Соч. Т. I. М., 1956. С. 526 — В. О. Ключевский видел в событиях, последовавших после убийства Андрея Боголюбского, не простую княжескую усобицу, а социальную борьбу (Там же. С. 328).

¹⁰⁷ См., напр.: Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания Руси XII в. М., 1955. С. 234; Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества XII–XIII вв. М., 1982. С. 556.

¹⁰⁸ См.: Лимонов Ю. А. Летописание Владимиро-Суздальской Руси. Л… 1967. С. 84–85.

¹⁰⁹ ПСРЛ. Т. I. Стб. 371–372; Т. II. Стб. 595.

¹¹⁰ Насонов А. Н. Владимиро-Суздальское княжество // Очерки истории СССР: Период феодализма IX–XV вв. Ч. I. / Под ред. Б. Д. Грекова, Л. В. Черепнина, В. Т. Пашуто. М., 1953. С. 329; Пашуто В. Т. Черты политического строя… С. 44; Юшков С. В. Очерки по истории феодализма в Киевской Руси. М.; Л., 1939. С. 208.

¹¹¹ ПСРЛ. Т. I. Стб. 364.

¹¹² Там же. Стб. 373; Там же. Т. II. Стб. 595.

¹¹³ Там же. Т. I. Стб. 373; Т. II. Стб. 597.

¹¹⁴ Приселков М. Д. История русского летописания XI–XV вв. Л., 1940. С. 72–73.

¹¹⁵ ПСРЛ. Т. I. Стб. 374. — В Никоновской летописи старшие города называют владимирцев «наши смерди». (Там же. Т. X. М., 1885. С. 2). В унисон с ней говорит и владимирский летописец: «Новый люди мезинии» (Там же. Т. I. Стб. 378). Зачарованные яркой летописной терминологией, историки писали о зависимом от князя, призванном им населении Владимира — смердах, или обельных холопах (Тихомиров М. Н. Древнерусские города. М., 1956. С. 50), и о пленниках Владимира Мономаха — первых «насельниках» Владимира (Горемыкина В. И. К проблеме истории докапиталистических обществ (на материалах Древней Руси). Минск, 19701 С. 49). В свое время еще А. Н. Насонов отметил, что «новые» люди владимирские, судя по смыслу летописного сообщения, являются новыми в их самостоятельном бытии (Насонов А. Н. Князь и город в Ростово-Суздальской земле // Века. Пг., 1924 / Под ред. М. Д. Приселкова, А. И. Заозерского). С. 14–15).

¹¹⁶ ПСРЛ. Т. I. Стб. 374.

¹¹⁷ Там же. Стб. 375.

¹¹⁸ Там же.

¹¹⁹ Это показывает, насколько не прав был С. М. Соловьев, когда писал об отсутствии вечевых традиций в «Новых» городах, которые он связывал с княжеской властью (Соловьев С. М. Об отношении Новгорода к, великим князьям. М., 1846. С. 16–18).

¹²⁰ Сергеевич В. И. Русские юридические древности… Т. 2. С. 25. — «Где находился в это время князь Ярополк и как относился он к народным собраниям владимирцев, которые, конечно, не могли оставаться для него тайной — об этом летописец не сообщает ни слова», — писал В. И. Сергеевич (Там же). Ярополк, конечно, знал о вечевых собраниях и сделал самое разумное в тех условиях: просто сбежал из города. Летописец, прославляя владимирцев, отмечает, что они «ни убояшяся князя два имуше в волости ей, а боляр их прешение ни во что же вмениша семь бо недель без князя будуще в граде» (ПСРЛ. Т. XXV, С. 86).

¹²¹ ПСРЛ. Т. I. Стб. 377.

¹²² М. Ф. Владимирский-Буданов отмечал, что к потере «старейшинства» вело и то, что в «пригороде возникала религиозная святыня, превосходившая своим значением святыню старшего города» (Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. Вып. I. Киев, 1886. С. 9). Можно согласиться с наблюдением ученого, внеся лишь существенное изменение: потеря старейшинства старыми центрами приводила к тому, что возрастало значение религиозных святынь новых центров.

¹²³ Там же. Стб. 378–379.

¹²⁴ Там же. Стб. 379.

¹²⁵ Там же. Т. I. Стб. 380.

¹²⁶ Там же.

¹²⁷ Там же. Стб. 380–381.

¹²⁸ Там же. Стб. 381, — Исследователь Ростово-Суздальского летописания Ю. А. Лимонов совершенно правильно отвергает точку зрения на эти события как на борьбу горожан против ростовских феодалов, но считает, что здесь боролись различные группировки феодалов (Лимонов Ю. А. Летописание Владимиро-Суздальской Руси. С. 84). Ю. А. Лимонов пишет о том, что ростовские бояре — старшая дружина, владимирцы — младшая. Но ведь старейшая дружина — ростовцы и бояре. Этих ростовцев Ю. А. Лимонов почему-то не замечает.

¹²⁹ ПСРЛ. Т. XXV. С. 88.

¹³⁰ А. Н. Насонов считал, что текст летописи (1175–1177 гг.) — часть владимирского свода, составленного при Всеволоде после 1185 г. Позднейшая редакция этого свода представлена в Переяславской, Радзивилловской и Академической летописях. Эта редакция под 1175 г. добавила к ростовцам суздальцев. Но и в своде 1185 г. «суждальцы» после слова ростовцы — добавление к первоначальному тексту (Насонов А. Н. Князь и город… С. 21). Значит, «Суздаль, как город, играл в борьбе пассивную роль… главным противником Владимира являлся старый Ростов, где жила идея единства волости» (Там же. С. 21). О следах переработки в тексте Лаврентьевской летописи, о добавлении Суздаля писал и А. Е. Пресняков (Пресняков А. Е. Образование Великорусского государства… С. 31).

¹³¹ ПСРЛ. Т. I. Стб. 383.

¹³² Там же.

¹³³ Там же. Т. XXV. С. 88.

¹³⁴ Там же. Т. I. Стб. 385.

¹³⁵ В историографии наблюдалась тенденция преувеличивать роль купцов в общественной жизни. В. О. Ключевский ставил во главе общества наряду со служилой аристократией также аристократию торговую (Ключевский В. О. Соч. Т. I. Ч. I. М., 1956. С. 327, 328). А. Н. Насонов отводил купечеству, наиболее деятельному и самостоятельному «классу» северо-восточного края, первенствующую роль. (Насонов А. Н. Князь и город… С. 14–15, 22, 27). Однако в новейшей историографии установлено, что купеческие организации носили характер торговых предприятий, не имевших политического значения, ибо они не участвовали непосредственно в управлении городом-землей (Алексеев Ю. Г. «Черные люди» Новгорода и Пскова // Исторические записки. 103. М., 1979. С. 245–246). Прав был Н. Н. Воронин, который отмечал, что «мятеж велик» был не столько боярско-купеческим, сколько массовым восстанием горожан — «людья» (Воронин Н. Н. К характеристике владимирского летописания 1156–1177 гг. // Летописи и хроники 1976 / Отв. ред. Б. А. Рыбаков. М., 1976. С. 30–31).

¹³⁶ ПСРЛ. Т. I. Стб. 385.

¹³⁷ Там же.

¹³⁸ Там же. Стб. 385–386. — «Могущественный и страшный для соседей, у себя дома Всеволод… был послушным исполнителем воли… владимирцев…» — так выразительно и в то же время точно охарактеризовал А. Н. Насонов позицию князя в Ростово-Суздальской земле / Насонов А. Н. Князь и город… С. 17). Трудно поэтому согласиться с М. Ф. Владимирским-Будановым в том, что в «земле Суздальской берет перевес княжеская власть с конца XII в., именно в эпоху Всеволода III» (Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права… С. 42).

¹³⁹ ПСРЛ. Т. I. Стб. 386.

¹⁴⁰ Там же. Стб. 387.

¹⁴¹ Там же. Стб. 388.

¹⁴² Там же.

¹⁴³ Там же. Стб. 389.

¹⁴⁴ Там же. Стб. 391.

¹⁴⁵ См. также с. 70–71, 211 настоящей книги.

¹⁴⁶ ПСРЛ. Т. I. Стб. 400–406.

¹⁴⁷ Там же. Стб. 406. — А. Е. Пресняков главной заботой Всеволода считал новгородские отношения (Пресняков А. Е. Образование Великорусского государства. С. 37).

¹⁴⁸ Там же. Стб. 412.

¹⁴⁹ Там же. Т. II. Стб. 681.

¹⁵⁰ Там же. Стб. 679.

¹⁵¹ Там же.

¹⁵² Там же. Т. I. Стб. 418.

¹⁵³ Там же. Стб. 422.

¹⁵⁴ Там же. Стб. 424. — В летописце Переяславля Суздальского вместо «горожане вси» читаем «весь народ» (Летописец Переяславля-Суздальского. М., 1851. (ЛПС). С. 107).

¹⁵⁵ Там же. С. 425.

¹⁵⁶ Там же. Стб. 428.

¹⁵⁷ А. Н. Насонов на основе анализа летописных текстов высказал предположение о том, что Константин с самого начала хотел княжить во Владимире. Старейшинство в это время уже неразрывно связывалось с Владимиром. Он требовал Владимира к Ростову, считаясь с силой старого вечевого города. Всеволод ответил на это не менее дипломатически мудрым шагом: он созывает представителей от всех городов, рассчитывая главным образом на представителей младших городов Переяславля и Владимира. Это была дипломатическая победа владимирцев и переяславцев над ростовцами (Насонов А. Н. Князь и город… С. 24–25).

¹⁵⁸ ПСРЛ. Т. XXV. С. 108.

¹⁵⁹ Черепнин Л. В. Земские соборы Русского государства в XV–XVII вв. М., 1978. С. 55–56.

¹⁶⁰ Там же. С. 56.

¹⁶¹ ПСРЛ. Т. I. Стб. 355.

¹⁶² Там же. Стб. 391. — Южный летописец обычно называет это государственное образование по имени другого центра (Суздаля) суздальской землей, а князя, который давно сидит во Владимире, именует суздальским князем (ПСРЛ. Т. II. Стб. 620, 630, 659, 667, 624).

¹⁶³ Там же. Т. I. Стб. 408.

¹⁶⁴ Там же. Стб. 476.

¹⁶⁵ Там же. Стб. 408.

¹⁶⁶ Там же. Стб. 437.

¹⁶⁷ Пресняков А. Е. Образование Великорусского государства. С. 46.

¹⁶⁸ Кучкин В. А. Формирование государственной территории… С. 101.

¹⁶⁹ ПСРЛ. Т. I. Стб. 434.

¹⁷⁰ Там же. Т. XXV. С. 108.

¹⁷¹ ЛПС. С. 110.

¹⁷² ПСРЛ. Т. XXV. С. 109–110.

¹⁷³ Там же. Т. I. Стб. 493.

¹⁷⁴ Там же. Стб. 494.

¹⁷⁵ Там же. Стб. 497.

¹⁷⁶ Там же. Т. I. Стб. 499–500.

¹⁷⁷ Сахаров А. М. Образование и развитие Российского государства в XIV–XVII вв. М., 1969. С. 26–27.

2

¹Монгайт А. Л. Рязанская земля. М., 1961. С. 115–139; Никольская Т. Н. Земля вятичей. М., 1981. С. 9; Седов В. В. Восточные славяне в VI–VIII в. М., 1982. С. 143–150; Археология Рязанской земли / Отв. ред. А. Л. Монгайт. М., 1974. С. 115.

²ПСРЛ. Т. XV. СПб., 1863. С. 23; т. XX. СПб., 1910. С. 42 и др:

³Ильин Н. Н. Летописная статья 6523 года и ее источник. М., 1957. С. 195.

⁴ПСРЛ. Т. IV. Ч. I. Вып. I. С. 110; Т. V. Вып. I. С.,123; Т. XXV. С. 374 и др.

⁵Кузьмин А. Г. Рязанское летописание. М., 1965. С. 62.

⁶Татищев В. Н. История Российская. Т. II. М.; Л., 1963. С. 70.

⁷Насонов А. Н. «Русская земля» и образование территории Древнерусского государства. М., 1951. С. 198.

⁸НПЛ. Л., 1950. С. 469.

⁹Насонов А. Н. «Русская земля»… С. 199: Рорре А. Panstwo i kosciol na Rusi w XI wieku. Warszawa, 1968. C. 164–165.

¹⁰ПВЛ. 4. I. М.; Л., 1950. C. 137.

¹¹Седов В. В. Восточные славяне… С. 242.

¹²Там же. С. 243.

¹³ПВЛ. Ч. I. С. 150.

¹⁴В. В. Мавродин по этому поводу писал о том, что Мономаховичи очень удачно выбрали место для первого удара. «Черниговские князья в земле вятичей, муромы и мордвы были носителями различного рода „примучиваний“, и всякий, кто с ними боролся, объективно становился союзником местных „нарочитых людей“, Муром покорился не только голой силе…» (Мавродин В. В. Очерки истории Левобережной Украины. Л., 1940. С. 205). Полностью принимаем наблюдение исследователя, за одним исключением: летопись ничего не говорит о муромских «нарочитых людях».

¹⁵ПВЛ. Ч. I. С. 148.

¹⁶Там же. С. 151.

¹⁷Там же. С. 168. — По поводу этих смоленских воев недоумевал еще П. В. Голубовский (Голубовский П. В. История Северской земли до половины XIV ст. Киев, 1881. С. 97). Д. И. Багалей считал, что в летописи переданы варианты одного и того же события, которые «летописец счел за события разные и поставил в хронологической последовательности» (Багалей Д. И. История Северской земли до половины XIV столетия. Киев, 1882. С. 173–174. Прим. 4). Современный исследователь А. Г. Кузьмин видит в начальной летописи при изложении усобицы Святославичей и Всеволодовичей соединение двух источников. По одной версии Олег отправился к Мурому, получив помощь в Смоленске, по другой — он не был принят смольнянами и пошел к Рязани (Кузьмин А. Г. Рязанское летописание… С. 66–67). Однако на основании этих рассуждений выделять две версии неправомерно. Городская община не приняла Олега), но он вполне мог набрать добровольцев. Такой случай пооизошел с Изяславом Мстиславичем в Киеве (ПСРЛ. Т. II. М, 1962. Стб. 344).

¹⁸ПВЛ. Ч. I. С. 168.

¹⁹Там же.

²⁰Там же.

²¹Там же. С. 170. — После поражения Изяслава и гибели его в битве под Муромом «вой побегоша, ови через лес, друзии в город» (ПВЛ. Ч. I. С. 168). Через лес, как убедительно предположил В. А. Кучкин, бежали в Ростовскую землю (Кучкин В. А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X–XIV вв. М., 1984. С. 70. Прим. 114). Те же, кто бросился в город, оказались в западне.

²²ПВЛ. Ч. I. С. 170.

²³Там же.

²⁴А. Н. Насонов пишет: «К сожалению, мы не знаем, что представляла собою та организация г. Рязани („рязанци“), с которой приходилось входить в соглашение князю Изяславу. Но ряд данных не оставляет сомнений в том, что в Рязани образовался класс местных рязанских феодалов. Очевидно, в городе сложилась какая-то правящая группа, руководившая жизнью Рязани. Ряд данных заставляет предполагать существование в Рязани феодальной знати» (Насонов А. Н. «Русская земля»… С. 199, 215). В отличие от А. Н. Насонова, мы таких данных не видим. Весь материал и по Рязани, и по соседним землям заставляет видеть в рязанцах членов городской общины, массы сельского и городского люда.

²⁵Кузьмин А. Г. Рязанское летописание. С. 67.

²⁶Татищев В. Н. История Российская. Т. II. С. 105, 124.

²⁷ПСРЛ. Т. II. Стб. 286.

²⁸Там же. Стб. 290–292.

²⁹ПСРЛ. Т, VII. С. 242.

³⁰Монгайт А. Л. Рязанская земля. С. 336.

³¹ПСРЛ. Т. IX. С. 157.

³²Там же. Т. II. Стб. 318–319.

³³Кузьмин А. Г. Рязанское летописание. С. 81–82.

³⁴Там же. С. 82.

³⁵ПСРЛ. Т. II. Стб. 332.

³⁶Там же. Стб. 339.

³⁷Кузьмин А. Г. Рязанское летописание. С. 82. — А. Л. Монгайт считает взаимоотношения с Ростово-Суздальской землей важнейшим внешнеполитическим фактором развития Рязанской земли (Монгайт А. Л. Рязанская земля. С. 341).

³⁸ПСРЛ. Т. II. Стб. 455. — Вплоть до 1152 г. политика была, видимо, другой. Привлекает внимание сообщение Никоновской летописи, согласно которому князь Юрий, собираясь идти на Киев, «посла в Рязань, и не бе ему оттуду ничто же» (там же. Т. IX. С. 186).

³⁹Особенно много о рязанских тысяцких сообщает Никоновская летопись. Под 1135 г. фигурирует тысяцкий Иван Андреевич Долгий; под 1148 г. — тысяцкий Константин; под 1155 г. — Андрей Глебов (ПСРЛ. Т. IX. С. 159, 177–178, 206). А. Н. Насонов считал, что в этих сведениях «вымысел переплетается с действительностью» (Насонов А. Н. «Русская земля»… С. 199). Но по мнению А. Г. Кузьмина, «как раз в известиях о тысяцких… нет каких-либо элементов вымысла» (Кузьмин А. Г. Рязанское летописание. С. 93).

⁴⁰А верить ей основания есть. А. Г. Кузьмин полагает, что это известие попало во Львовскую летопись из ее общего с Ермолинской летописью источника — предполагаемого свода третьей четверти XV в. (Кузьмин А. Г. Рязанское летописание. С. 98).

⁴¹ПСРЛ. Т. XX. Ч. I. С. 177.

⁴²Там же. Т. II. Стб. 482. — В. Н. Татищев прямо пишет, что рязанские князья требовали для себя помощи против Юрия Долгорукого и за это приняли Ростислава «во отца место» (Татищев В. Н. История Российская. Т. III. М.; Л., 1964. С. 55).

⁴³ПСРЛ. Т. IX. С. 222.

⁴⁴Там же. Т. II. Стб. 508.

⁴⁵Там же. Стб. 560.

⁴⁶Там же. Т. I. Стб. 352.

⁴⁷Там же. Стб. 364. — Рязанское княжество вынуждено было вести борьбу на три фронта (Монгайт А. Л. Рязанская земля. С. 337).

⁴⁸ПСРЛ. Т. I. Стб. 372.

⁴⁹Там же.

⁵⁰Там же. Т. II. Стб. 597.

⁵¹Там же. Стб. 602.

⁵²Там же. Т. I. Стб. 372.

⁵³Там же. Т. II. Стб. 606. — А. Л. Монгайт считал, что здесь имеется в виду р. Воронеж, а не город (Монгайт А. Л. Рязанская земля. С. 144. Прим. 3). В то же время он отмечает, что неизвестно, какой предлог был в подлиннике — «в» или «на». Во всяком случае, когда Ярополк Ростиславич убежал на Воронеж, он там «прехожаше из града в град». События татарского времени свидетельствуют о том, что в Рязанской земле был город Воронеж (Монгайт А. Л. Рязанская земля. С. 144).

⁵⁴О Коломне см.: Монгайт А. Л. Рязанская земля. С. 236.

⁵⁵Татищев В. Н. История Российская. Т. III. С. 119.

⁵⁶ПСРЛ. Т. II. Стб. 614.

⁵⁷Кузьмин А. Г. Рязанское летописание. С. 97. — А. Л. Монгайт в рязанцах и муромцах усматривает «лучших мужей», феодалов, бояр. Доказательство он находил в сообщении Воскресенской летописи «о лучших людях рязанцах». Но если рязанцы — это и есть знать, то какой смысл выделять еще лучших людей? В то же время эти рязанцы у А. Л. Монгайта поднимают восстание, избивают дружину. А. Л. Монгайт упрекал Д. И. Иловайского: «О народе он почти не говорит» (Монгайт А. Л. Рязанская земля. С. 24). В то же время, сам А. Л. Монгайт устранил народ из социально-политической жизни рязанской земли. Д. И. Иловайский видел в рязанцах, пронянах — горожан (Иловайский Д. И. История рязанского княжества. М., 1858. С. 118–119).

⁵⁸ПСРЛ. Т. I. М., 1962. Стб. 379.

⁵⁹Насонов А. Н. «Русская земля»… С. 204–205.

⁶⁰ПСРЛ. Т. 1. Стб. 387.

⁶¹Там же. Стб. 388.

⁶²Там же.

⁶³Там же. Стб. 401–402.

⁶⁴Там же. — Прав А. Л. Монгайт, когда утверждает, что владимирский князь умело использовал те противоречия, которые возникали в Рязанской земле (Монгайт А. Л. Рязанская земля. С. 351).

⁶⁵Еще Д. И. Иловайский отметил, что из этой летописной записи узнаем о том, что «проняне» — это горожане (Иловайский Д. И. История Рязанского княжества. С. 71).

⁶⁶ПСРЛ. Т. I. Стб. 403.

⁶⁷Там же. Т. I. Стб. 406. — А. Г. Кузьмин убедительно идентифицирует населенный пункт «Попов» с городом — Опаковым в Рязанской земле (Кузьмин А. Г. Рязанское летописание. С. 120).

⁶⁸ПСРЛ. Т. I. Стб. 404.

⁶⁹Татищев В. Н. История Российская. Т. III. С. 166.

⁷⁰При анализе этих событий необходимо использовать не только Лаврентьевскую летопись, но и Летописец Переяславля Суздальского. А. А. Кузьмин справедливо считает, что Летописец «может пролить некоторый свет на события, незнакомые владимирскому летописцу», а отдельные расхождения «летописей объясняются тем, что в них отмечены разновременные факты» (Кузьмин А. Г. Рязанское летописание. С. 132–133).

⁷¹ПСРЛ. Т. I. Стб. 430.

⁷²Там же. Стб. 431.

⁷³Там же.

⁷⁴Сергеевич В. И. Русские юридические древности. Т. II. СПб., 1900. С. 29:

⁷⁵ПСРЛ. Т. I. Стб. 432.

⁷⁶ЛПС. С. 108.

⁷⁷Там же.

⁷⁸Там же.

⁷⁹Там же.

⁸⁰ПСРЛ. Т. I. Стб. 433.

⁸¹Там же. Стб. 434.

⁸²Там же.

⁸³Насонов А. Н. «Русская земля»… С. 214.

⁸⁴Там же.

Заключение

¹ См.: Янин В. Л. 1) Новгородские посадники. М., 1962. С. 3; 2) Проблемы социальной организации Новгородской республики // История СССР. 1970. № 1.

² Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. Л., 1980. С. 21–24.

³ См.: Рыбаков Б. А. 1) Первые века русской истории. М., 1964. С. 147; 2) Киевская Русь и русские княжества XII–XIII вв. М., 1982. С. 469.

⁴ См.: Фроянов И. Я. 1) Киевская Русь: Очерки социально-экономической истории. Л., 1974; 2) Киевская Русь: Очерки социально-политической истории.

⁵ Курбатов Г. Л., Фролов Э. Д., Фроянов И. Я. Заключение. // Становление и развитие раннеклассовых обществ: Город и государство. Л., 1986. С. 334.

⁶ Там же. С. 334–335.

⁷ См.: Неусыхин А. И. Дофеодальный период как переходная стадия развития от родоплеменного строя к раннефеодальному // Проблемы истории докапиталистических обществ. М., 1968. Кн. I. С. 597:

⁸ Принятие общиной формы государства теоретически вполне обосновано (см.: Зак С. Д. Методологические проблемы развития сельской поземельной общины // Социальная организация народов Азии и Африки. М., С. 265–272).

⁹ См.: Волк С. С. Исторические взгляды декабристов. М.; Л., 1958. С. 321–347.

Глава V

1

¹ См.: Янин В. Л. Новгородские посадники. М., 1962. С. 47, 49, 51.

² ПВЛ. Ч. I. М.; Л., 1950. С. 88–89.

³ Там же С. 95–96; НПЛ. М.; Л., 1950. С. 174–175.

⁴ Черепнин Л. В. Общественно-политические отношения в Древней Руси и Русская Правда // Новосельцев А. П., Пашуто В. Т., Черепнин Л. В., Щапов Я. Н. Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965. С. 132.

⁵ ПВЛ. Ч. I. С. 97.

⁶ Там же. С. 110.

⁷ Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Кн. 1.М.> 1959. С. 352, 694.

⁸ Рапов О. М. Княжеские владения на Руси в X — первой половине XIII в. М., 1977. С. 68.

⁹ ПСРЛ. Т. XV. СПб., 1863. С. 154; Т. IX. М., 1965. С. 92; Т. XXII: СПб., 1911. С. 374; т. XXIII. СПб., 1910. С. 22.

¹⁰ Татищев В. Н. История Российская. Т. II. М.; Л., 1963. С. 81.

¹¹ Карамзин Н. М. История государства Российского. Т. II. СПб., 1882. С. 48, 43 (прим.).

¹² Троцкий И. М. Возникновение Новгородской республики // Изв. АН СССР. VII серия. Отд. общ. наук. 1932. № 4. С. 289–291.

¹³ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 49–50.

¹⁴ Шахматов А. А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908. С. 444, 456–457.

¹⁵ НПЛ. С. 161, 470.

¹⁶ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 49.

¹⁷ Как говорят факты, относящиеся к XII в., князь нес ответственность перед вечевой общиной за военные успехи. Поражение князя в бою нередко воспринималось как проявление неспособности его выступать вообще в роли лидера (Фроянов И. Я. Киевская Русь. Очерки социально-политической истории. Л., 1980. С. 132–133).

¹⁸ НПЛ. С. 161, 470.

¹⁹ Там же.

²⁰ См.: Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества XII–XIII вв. М., 1982. С. 539.

²¹ См. с. 46 настоящей книги.

²² ПВЛ. Ч. I. С. 182.

²³ Там же. С. 137.

²⁴ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 59.

²⁵ НПЛ. С. 21, 205.

²⁶ См.: Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Кн. 1. С. 423; Рожков Н. А. Исторические и социологические очерки Ч. II. М., 1906. С. 30; Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания на Руси XI–XIII вв. М., 1955. С. 172; Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 65–67.

²⁷ НПЛ. С. 22, 206.

²⁸ Там же. С. 20, 204.

²⁹ ПСРЛ. Т. II. Стб. 284.

³⁰ НПЛ. С. 20, 204.

³¹ Там же. С. 21, 205.

³² Вспомним, кстати, что в X в. племена, примученные Киевом, часто восставали именно со смертью киевских князей. Эта традиция не могла исчезнуть бесследно для людей Древней Руси XII в.

³³ НПЛ. с. 23, 206.

³⁴ «Се аз Мьстислав Володимирь сын, — читаем в одной грамоте, — дьржа Русьску землю, в свое княжение повелел есмь сыну своему Всеволоду отдати Буйце святому Георгиеви…» (Памятники русского права (ПРП). Вып. II. М., 1953. С. 102).

³⁵ ПСРЛ. Т. I. Стб. 301; Т. II. Стб. 294–295.

³⁶ НПЛ. С. 22–33, 207.

³⁷ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 69.

³⁸ См.: Фроянов И. Я. Киевская Русь. Очерки социально-политической истории. Л., 1980. С. 180–184.

³⁹ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 69.

⁴⁰ Татищев В. Н. История Российская. Т. II. С. 144.

⁴¹ ПСРЛ. Т. IX. С. 158.

⁴² НПЛ. С. 23, 208.

⁴³ Там же. С. 24, 209.

⁴⁴ Событиям 1136 г. в Новгороде посвящена большая литература (см.: Андреев В. Ф. Проблемы социально-политической истории Новгорода XII–XV вв. в советской историографии // Новгородский исторический сборник / Под ред. В. Л. Янина. 1 (11). Л, 1982. С: 125–134): Не вдаваясь в разбор многочисленных суждений относительно значения этих событий в новгородской истории, заметим, однако, что наиболее правильную их трактовку, по нашему мнению, предложил В. Л. Янин (см.: Янин В. Л. 1) Новгородские посадники. С. 62–72; 2) Из истории землевладения в Новгороде XII в. // Культура Древней Руси / Отв. ред. А. Л. Монгайт. М., 1966; 3) Проблемы социальной организации Новгородской республики // История СССР. 1970. № 1; Очерки комплексного источниковедения. Средневековый Новгород. М., 1977. С. 69–79). Вместе с тем не со всеми положениями В. Л. Янина можно согласиться (см.: Фроянов И. Я. Становление Новгородской республики и события 1136–1137 гг. // Вестн. Ленингр. ун-та. 1987. № 2).

⁴⁵ Во избежание недоразумений подчеркнем, что имеем в виду княжеский институт, а не отдельных лиц из княжеского рода.

⁴⁶ Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения. М., 1977. С. 26.

⁴⁷ Там же. С. 33. См. также: Янин В. Л. Актовые печати Древней Руси X–XV вв. Т. I. Печати X — начала XIII в. М., 1970. С. 159.

⁴⁸ Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения. С. 33. 34.

⁴⁹ Там же. С. 34.

⁵⁰ ПВЛ. Ч. I. С. 20.

⁵¹ Там же. С. 54.

⁵² Там же. С. 96.

⁵³ Там же. С. 95.

⁵⁴ Там же. С. 96.

⁵⁵ НПЛ. С. 15.

⁵⁶ ПВЛ. Ч. I. С. 97, 100.

⁵⁷ Там же. С. 101.

⁵⁸ О походах новгородцев см.: НПЛ. С. 16, 17, 20, 21, 22; ПСРЛ. Т. I. Стб. 302.

⁵⁹ ПВЛ. Ч. I. С. 170.

⁶⁰ НПЛ. С. 17.

⁶¹ ПСРЛ. Т. I. Стб. 303.

⁶² Куза А. В. Новгородская земля // Древнерусские княжества / Отв. ред. Л. Г. Бескровный. М., 1975. С. 144–153.

⁶³ Назаренко В. А. Исторические судьбы Приладожья и их связь с Ладогой // Славяне и Русь / Отв. ред. В. Д. Баран. Киев, 1979. С. 109–112.

⁶⁴ Кирпичников А. Н. Ладога и Ладожская волость в период раннего средневековья // Славяне и Русь. С. 104.

⁶⁵ Кузьмин А. Г. К вопросу о происхождении варяжской легенды // Новое о прошлом нашей страны / Ред. В. А. Александров. М., 1967. С. 42.

⁶⁶ Насонов А. Н. «Русская земля» и образование территории древнерусского государства. М.; Л., 1957. С. 73–74.

⁶⁷ Кирпичников А. Н. Ладога и Ладожская волость… С. 105; Назаренко В. А. Исторические судьбы… С. 109–112.

⁶⁸ Насонов А. Н. «Русская земля»… С. 74.

⁶⁹ Там же. С. 81–82.

⁷⁰ Там же. С. 86–87.

⁷¹ НПЛ. С. 30–31; ПСРЛ. Т. II. Стб. 511.

⁷² НПЛ. С. 43.

⁷³ Там же. С. 53.

⁷⁴ Там же. С. 26, 32, 36.

⁷⁵ Там же. С. 27, 29, 31, 50.

⁷⁶ Там же. С. 27–28, 41.

⁷⁷ Там же. С. 65.

⁷⁸ Там же. С. 70.

⁷⁹ Там же. С. 28.

⁸⁰ НПЛ. С. 29–30.

⁸¹ Там же. С. 38.

⁸² Xорошев А. С. Церковь в социально-политической системе новгородской феодальной республики. М., 1980. С. 31 и сл.

⁸³ Подвигина Н. Л. Очерки социально-экономической и политической истории Новгорода Великого в XII–XIII вв. М., 1976. С. 104–108.

⁸⁴ О социальной сущности высших должностей в Новгороде см. с. 181–185 настоящей книги.

⁸⁵ Подвигина Н. Л. Очерки социально-экономической и политической истории… С. 131.

⁸⁶ НПЛ. С. 58.

⁸⁷ Там же. С. 60.

⁸⁸ О соотношении концов и сотен см. с. 185–186 настоящей книги.

⁸⁹ Об этапах в развитии городской общины см.: Дворниченко А. Ю. Городская община средневековой Руси (к постановке проблемы) // Историческая этнография / Отв. ред. Р. Ф. Итс. Л., 1985. С. 117–124.

⁹⁰ НПЛ. С. 26. См. также: ПСРЛ. Т. II. Стб. 550, 610.

⁹¹ НПЛ. С. 27.

⁹² Там же. С. 40.

⁹³ Там же. С. 64.

⁹⁴ НПЛ. С. 27, 36.

⁹⁵ Там же. С. 30.

⁹⁶ Там же. С. 32.

⁹⁷ Там же. С. 35.

⁹⁸ НПЛ. С. 35.

⁹⁹ Там же. С. 29, 43.

¹⁰⁰ Там же. С. 68.

¹⁰¹ Там же. С. 40.

¹⁰² Там же. С. 37.

¹⁰³ Там же. С. 51.

¹⁰⁴ Там же. С. 52.

¹⁰⁵ Там же. С. 64.

¹⁰⁶ Там же. С. 69.

¹⁰⁷ ПСРЛ. Т. I. Стб. 361–362.

¹⁰⁸ Там же. Стб. 404.

¹⁰⁹ НПЛ. С. 33.

¹¹⁰ Там же.

¹¹¹ Там же. С. 38.

¹¹² Там же. С. 52–53.

¹¹³ Там же. С. 36.

¹¹⁴ Там же. С. 44.

¹¹⁵ Там же. С. 52.

¹¹⁶ Там же.

¹¹⁷ Там же.

¹¹⁸ Там же. С. 53.

¹¹⁹ Там же. С. 32.

¹²⁰ Там же. С. 44.

¹²¹ Там же. С. 25.

¹²² ПСРЛ. Т. II. Стб. 300.

¹²³ НПЛ. С. 65–66.

¹²⁴ Там же. С. 66.

¹²⁵ Там же. С. 72.

¹²⁶ Там же.

¹²⁷ Там же. С. 43.

¹²⁸ Там же. С. 55.

¹²⁹ Там же. С. 64.

¹³⁰ Там же. С. 68.

¹³¹ Там же. С. 70.

¹³² Там же. С. 27.

¹³³ Там же. С. 27.

¹³⁴ Там же. С. 28.

¹³⁵ Там же. С. 32.

¹³⁶ Там же. С. 33.

¹³⁷ Там же.

¹³⁸ Там же. С. 34; ПСРЛ. Т. II. Стб. 573.

¹³⁹ НПЛ. С. 53.

¹⁴⁰ Там же.

¹⁴¹ Там же. С. 74.

¹⁴² Там же. С. 56.

¹⁴³ См.: Янин В. Л., Колчин Б. А. Итоги и перспективы новгородской археологии // Археологическое изучение Новгорода / Под ред. Б. А. Колчина, В. Л. Янина. М., 1978. С. 8.

¹⁴⁴ Колчин Б. А., Янин В. Л. Археологии Новгорода 50 лет // Новгородский сборник. 50 лет. раскопок Новгорода / Под ред. Б. А. Колчина, В. Л. Янина. М., 1982. С. 111–112; Янин В. Л. Социально-политическая структура Новгорода в свете археологических исследований // Новгородский исторический сборник / Под ред. В. Л. Янина. 1 (11). Л., 1982. C. 88.

¹⁴⁵ См.: Фроянов И. Я. 1) Киевская Русь: Очерки социально-экономической истории. Л., 1974; 2) Киевская Русь: Очерки социально-политической истории.

¹⁴⁶ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 367.

¹⁴⁷ Там же. С. 257–258, 272, 324, 339, 340–341.

¹⁴⁸ Должность тысяцкого, как считают некоторые историки, позднего происхождения. По словам В. Л. Янина, в конце XII столетия «в Новгороде создается новый пост выборного на вече тысяцкого, который становится представителем всех свободных горожан, исключая бояр и непосредственно зависимых от них людей» (Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения. С. 233. См. также: Янин В. Л. 1) Новгородские посадники. С. 112–113; 2) Социально-политическая структура Новгорода… С. 92). Проблема тысяцкого и тысячи должна решаться, на наш взгляд, в связи с проблемой сотен и сотских. Как показывают исследования, сотенная организация у славян — исконная социальная форма, восходящая к первобытнообщинному строю (Греков Б. Д. Киевская Русь. М., 1953. С. 313–318; Бромлей Ю. В. К вопросу о сотне как общественной ячейке у восточных и южных славян в средние века // История, фольклор, искусство славянских народов / Под ред. Б. Н. Путилова. М., 1963. С. 89). Б. Д. Греков рассматривал возникновение тысячи в рамках десятичной организации древних народов. Поэтому мысль об — учреждении тысячи князьями ему представлялась маловероятной (Греков Б. Д. Киевская Русь. С. 314–314). Что касается новгородской тысячи, то первое упоминание о ней относится к началу XI в. Мы находим его в летописном рассказе о том, как Ярослав, разгневанный новгородцами, «исече вои славны тысящу», т. е. перебил лучших воинов, входивших в новгородскую тысячу (НПЛ. С. 174). Этот рассказ любопытен не только упоминанием тысячи, но и противопоставлением ее в качестве местной организации пришлому князю.

¹⁴⁹ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 113.

¹⁵⁰ Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения. С. 225–228.

¹⁵¹ Янин В. Л. Социально-политическая структура Новгорода. С. 91.

¹⁵² Некоторые исследователи переносят наблюдение В. Л. Янина и на другие древнерусские земли (см., напр.: Сапожников Н. Б. О топографии древнего Смоленска // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 8: История. 1979. № 5. С. 60).

¹⁵³ НПЛ. С. 22–23, 207.

¹⁵⁴ Там же. С. 42–43, 234–237.

¹⁵⁵ Там же. С. 24, 26, 27, 29, 31, 35, 38, 39, 45, 50, 52, 59, 68, 70.

¹⁵⁶ Там же. С. 27, 29, 31, 35, 36, 50, 51, 59, 68.

¹⁵⁷ Там же. С. 42–43, 44, 53, 54.

¹⁵⁸ Там же. С. 81, 308.

¹⁵⁹ См.: Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 268; Алексеев Ю. Г. «Черные люди» Новгорода и Пскова // Исторические записки. Т. 103. 1973. С. 272.

¹⁶⁰ НПЛ. С. 51, 248.

¹⁶¹ Там же.

¹⁶² Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 117–118.

¹⁶³ НПЛ. С. 50, 248.

¹⁶⁴ Там же. С. 51, 248.

¹⁶⁵ Там же. С. 59, 260.

¹⁶⁶ Янин В. Л. Социально-политическая структура Новгорода… С. 90. См. также: Колчин Б. А., Янин В. Л. Археологии Новгорода 50 лет. С. 113.

¹⁶⁷ Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 79–81.

¹⁶⁸ Троцкий И. М. Возникновение Новгородской республики. С. 353.

¹⁶⁹ Бахрушин С. В. К вопросу о крещении Руси // Историк-марксист. 1937. Кн. 2. С. 54–55.

¹⁷⁰ Ларин Б. А. Лекции по истории русского литературного языка (X — середина XVIII в.). М., 1975. С. 84.

¹⁷¹ Троцкий И. М. Возникновение Новгородской республики. С. 369–370.

¹⁷² НПЛ. С. 42, 235.

¹⁷³ Там же. С. 43, 236. — Сотские выступали посланцами от городской общины в целом и в других древнерусских землях — городах-государствах. Известен, например, сотский Пантелей, посланный в 1229 г. «от Смолнян в Ригу, а из Ригы на Готьскыи берег, утвьрживати мир» (ПРП. Вып. II. С. 57).

¹⁷⁴ ПСРЛ. Т. II. Стб. 608.

¹⁷⁵ НПЛ. С. 21, 204–205.

¹⁷⁶ См.: Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка. Т. I. СПб., 1893. Стб. 574.

¹⁷⁷ В новгородской истории подобные «грабежи» отнюдь не редкость (см.: Фроянов И. Я. О событиях 1227–1230 гг. в Новгороде // Новгородский исторический сборник 2 (12). Л., 1984).

¹⁷⁸ ПРП. Вып. II. С. 165.

¹⁷⁹ НПЛ. С. 70.

¹⁸⁰ Там же. С. 53, 59, 70, 81.

¹⁸¹ См. с. 181 настоящей книги.

¹⁸² ПВЛ. Ч. I. С. 86.

¹⁸³ Куза А. В. Новгородская земля // Древнерусские княжества X–XIII в. / Отв. ред. Л. Г. Бескровный. М., 1975. С. 164–168.

¹⁸⁴ Арциховский А. В. Городские концы в Древней Руси // Исторические записки. 1945. 16. С. 45. — Сравнительно позднее сложение кончанской системы наблюдает П. П. Толочко (см.: Толочко П. П. О социально-топографической структуре древнего Киева и других древнерусских городов // Археологические исследования Киева. 1978–1983 гг. / Отв. ред. П. П. Толочко. Киев, 1985. С. 9, 17).

¹⁸⁵ См.: Фадеев Л. А. Происхождение и роль системы городских концов в развитии древнейших русских городов // Русский город (историко-методологический сборник) / Отв. ред. В. Л. Янин. М., 1976. С. 21–22. — Превращение сельских общин в городские концы, фиксируемое в столь позднее время, делает сомнительным утверждение, что известные науке древнерусские городские концы формировались якобы в эпоху родовых отношений (Там же. С. 23). Возникновение подобных социальных структур сопряжено, по нашему мнению с разрушением родового строя и постепенным устройством общества на территориальной основе. Поэтому градотворческое значение концов мы связываем не с первичными городскими образованиями (племенными центрами), а с городами — средоточиями волостей-земель, становление которых начинается примерно с конца X в. и завершается в главных чертах на протяжении XII столетия.

¹⁸⁶ Янин В. Л. Проблемы социальной организации Новгородской республики. С. 49–50.

¹⁸⁷ Документ 1331 г. проанализировал К. Расмуссен и пришел к выводу, что сообщение о 300 золотых поясах не имеет отношения к вечу (Расмуссен К. «300 золотых поясов» древнего Новгорода // Scando-Slavica. 1979. Т. 25). Однако сам он исходит из противопоставления боярской (кончанской) и небоярской (сотенной) систем. Вот почему его концепция представляется нам неприемлемой.

¹⁸⁸ Янин В. Л., Алешковский М. X. Происхождение Новгорода (к постановке проблемы) // История СССР. 1971. № 2. С. 59.

¹⁸⁹ Янин В. Л. Возможности археологии в изучении Новгорода // Вестник Академии наук. 1973. № 7. С. 74.

¹⁹⁰ Янин В. Л. Колчин Б. А. Итоги и перспективы новгородской археологии. С. 47.

¹⁹¹ Янин В. Л. Социально-политическая структура… С. 94.

¹⁹² Там же. С. 94–95.

¹⁹³ Фроянов И. Я. 1) Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 180–183; 2) О событиях 1227–1230 гг. в Новгороде. С. 97–114; 3) Народные волнения в Новгороде 70-х годов XI в. // Генезис и развитие феодализма в России; Проблемы социальной и классовой борьбы / Под ред. И. Я. Фроянова. Л., 1985.

¹⁹⁴ Янин В. Л. Возможности археологии… С. 75.

¹⁹⁵ Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения. С. 181.

¹⁹⁶ Янин В. Л. Берестяная почта столетий. М., 1979. С. 98. См. так же: Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения. С. 181.

¹⁹⁷ Янин В. Л., Колчин Б. А. Итоги и перспективы… С. 38.

¹⁹⁸ Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения. С. 172.

¹⁹⁹ Куза А. В. Новгородская земля. С. 171.

²⁰⁰ Алексеев Ю. Г. Псковская Судная грамота и ее время. Л., 1980. С. 24. — Трудно согласиться с выводами М. X. Алешковского, который подошел к вопросу с другой стороны. Он основывается на интерпретации ст. 1 Краткой Правды, расчленяющей, по его мнению, население Новгорода на мужей-бояр и зависимых от князя людей. Это положение, по верному замечанию Ю. Г. Алексеева, не доказывается, а постулируется (Алексеев Ю. Г. «Черные люди» Новгорода и Пскова. С. 243). Факты же, имеющиеся в нашем распряжении, свидетельствуют об ином. В 1018 г. новгородцы «начаша скот събирати от мужа по 4 куны, а от старост по 10 гривен, а от бояр по 18 гривен» (ПВЛ. Ч. I С. 97) Тут мужи. — Не бояре. Под 1016 г. летописец сообщает, как Ярослав «нача вои свои делите^ старостам по 10 гривен, а смердом по гривне, а новгородцом по 10 гривен всем» (НПЛ. С. 175). Последняя фраза показывает, что перед нами относительно единая еще община, разделить которую на бояр и небояр трудно.

²⁰¹ Янин В. Л. Я послал тебе бересту… М, 1975. С. 162.

²⁰² Алексеев Ю. Г. Псковская Судная грамота… С. 29.

²⁰³ Янин В. Л. Новгородская феодальная вотчина. М., 1981. С. 245.

²⁰⁴ Там же. С. 246.

²⁰⁵ Там же. С. 273.

²⁰⁶ Там же. С. 280.

²⁰⁷ Янин В. Л. Социально-политическая структура Новгорода… С. 90.

²⁰⁸ Янин В. Л. Новгородская феодальная вотчина. С. 280.

²⁰⁹ Там же. С. 281.

²¹⁰ Там же. С. 279–280.

²¹¹ См.: Фроянов И. Я. 1) Киевская Русь. Очерки социально-экономической истории; 2) Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 50–52.

²¹² Янин В. Л. Новгородская феодальная вотчина. С. 279.

²¹³ ПВЛ. Ч. I. С. 43.

²¹⁴ НПЛ. С. 168.

²¹⁵ Там же. С. 107. — В Повести временных лет содержится более внятный текст: «Се же Олег нача городы ставити, и устави дани, словеном, кривичем и мери, и устави варагом дань даяти от Новагорода гривен 300 на лето, мира деля, еже до смерти Ярославле даяше варягом» (ПВЛ, Ч. I. С 20).

²¹⁶ Янин В. Л. Новгородская феодальная вотчина. С. 280.

²¹⁷ См.: Фроянов И. Я. 1) Данники на Руси X–XII в. // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы 1965 г. / Отв. ред. В. К. Яцунский. М., 1970; 2) Киевская Русь: Очерки социально-экономической истории. С. 115–116.

²¹⁸ См.: Першиц А. И., Монгайт А. Л., Алексеев В. П. История первобытного общества. М., 1968. С. 189; Кобищанов Ю. М. Доходы аксумских царей // Социальные структуры доколониальной Африки / Отв. ред. Ю. М. Кобищанов, Л. Е. Куббель. М., 1970. С. 71; Xазанов А. М. 1) О характере рабовладения у скифов // Вестник древней истории. 1972. № 2; 2) Роль рабства в процессах классообразования у кочевников евроазийских степей // Становление классов и государства / Отв. ред. А. И. Першиц. М., 1976. С. 274–275; 3) Социальная история скифов. М., 1975. С. 254–263; 4) Разложение первобытнообщинного строя и возникновение классового общества // Первобытное общество / Отв. ред. А. И. Першиц. М., 1975, С. 117–118; Першиц А. И. 1) Данничество // IX Международный конгресс антропологических и этнографических наук. Чикаго, сентябрь 1973. Доклады советской делегации. М., 1973; 2) Некоторые особенности классообразования и раннеклассовых отношений у кочевников-скотоводов // Становление классов и государства. С. 290–293; 3) Ранние формы эксплуатации и проблема их генетической типологизации // Проблемы типологии и этнографии / Отв. ред. Ю. В. Бромлей. М., 1979; Аверкеева Ю. П. Индейцы Северной Америки. М., 1974. С. 277–278.

²¹⁹ Тихомиров М. Н., Щепкина М. В. Два памятника новгородской письменности. М., 1952. С. 19–20.

²²⁰ Там же. С. 20.

²²¹ См.: Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-экономической, истории. С. 82. — Отсутствие связи вир и продаж с феодальной земельной собственностью, их публичноправовой характер подтверждаются, помимо прочего, текстом самого Устава, по которому размер десятины от вир и продаж зависел от количества дней княжого суда («олико днии в руце княжи»), установленного Новгородским вечем (см.: Тихомиров М. Н., Щепкина М. В. Два памятника… С. 23; Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания на Руси XI–XIII вв. М., 1955. С. 195; Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-экономической истории. С. 83). Более убедительным В. Л. Янину представляется чтение «даней» вместо «дней» (Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения. С. 81). И все-таки ряд исторических данных, а также некоторые палеографические наблюдения убеждают нас в правильности понимания «днии» как «дней» (см.: Фроянов И. Я. Киевская Русь. Очерки социально-экономической истории. С. 83–84).

²²² Корецкий В. И. Новый список грамоты великого князя Изяслава Мстиславича Новгородскому Пантелеймонову монастырю // Исторический архив. 1955. № 5. С. 204.

²²³ Там же.

²²⁴ Янин В. Л. Новгородская феодальная вотчина. С. 274.

²²⁵ Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-экономической истории. С. 123–125.

²²⁶ Там же. С. 125.

²²⁷ Как явствует из жалованной грамоты князя Изяслава, смерды могли «тянуть» к епископу, князю, входить в «потуги» к городу и даже к другим смердам. Необходимо заметить, что в перечне лиц, к которым «тянули» смерды, опущены представители боярства — посадник и тысяцкий. Случайно ли это? Похоже, что не случайно. Видимо, смерды обычно несли повинности по отношению лишь к самым высшим представителям волостной администрации — князю и епископу. Вместе с тем не исключалось их участие в городских «потугах», а также «потугах» своих собратий — смердов. Деталь чрезвычайно любопытная, намекающая на то, что князю и епископу передавались вечем не сами смерды, но только право их эксплуатации, причем не в полном объеме, а частично. И вот теперь, согласно грамоте Изяслава витославицкие смерды жалуются со всеми без исключения повинностями, которыми ранее были обязаны Новгороду. Они, следовательно, отрывались от остальной массы государственных смердов, замыкаясь в тесные рамки монастырской вотчины, что превращало их в частновладельческих смердов.

²²⁸ ПРП. Вып. II. С. 102.

²²⁹ Янин В. Л. Новгородская феодальная вотчина. С. 276.

²³⁰ Аграрная история Северо-Запада России: Вторая половина XV — начало XVI в. / Отв. ред. А. Л. Шапиро. Л., 1971. С. 83–85.

²³¹ Там же. С. 68, 85.

²³² Грамоты Великого Новгорода и Пскова (ГВНП). М.; Л., 1949. № 70. С. 116. См. также: там же. № 77. С. 131.

²³³ Аграрная история… С. 85.

²³⁴ Там же. С. 68.

²³⁵ Гуревич А. Я. 1) Роль королевских пожалований в процессе феодального подчинения английского крестьянства // Средние века. IV. 1953. С. 63; 2) Мелкие вотчинники в Англии раннего средневековья // Изв. АН СССР. Серия истории и философии. Т. VIII. № 6. 1951. С. 553.

²³⁶ Бромлей Ю. В. Становление феодализма в Хорватии. М. 1964. С. 286.

²³⁷ Аграрная история… С. 83–85.

²³⁸ Янин В. Л. Новгородская феодальная вотчина. С. 280.

²³⁹ НПЛ. С. 175.

2

¹ Казакова Н. А. Полоцкая земля и прибалтийские племена в X — начале XIII века // Проблемы истории феодальной России / Отв. ред. А. Л. Шапиро. Л., 1971. С. 82.

² Насонов А. Н. «Русская земля» и образование территории Древнерусского государства. М.,1951. С. 147.

³ ПВЛ. Ч. I. С. 99. М.,1950.

⁴ См.: Насонов А. Н. «Русская земля»… С. 147.

⁵ ПВЛ. Ч. I. С. 99.

⁶ Рыдзевская Е. А. Древняя Русь и Скандинавия в IX–XIV вв. М., 1978. С. 101.

⁷ Штыхов Г. В. Древний Полоцк. Минск, 1975. С. 15.

⁸ Рыдзевская Е. А. Древняя Русь… С. 101.

⁹ См., напр.: Гуревич А. Я. Норвежское общество и раннее средневековье. М., 1978. С. 87 и др. — А. П. Сапунов был прав, когда отмечал финансовую зависимость князя от веча (Сапунов А. П. Сказания исландских, или скандинавских, саг о Полоцке, князьях полоцких и р. Западной Двине // Полоцко-Витебская старина. Витебск, 1916. Вып. 3. С. 2).

¹⁰ ПСРЛ. Т. V. С. 134; т. VII. СПб, 1987. С. 328.

¹¹ Насонов А. Н. «Русская земля»… С. 148.

¹² Сапунов А. П. Сказания исландских, или скандинавских саг… С. 10.

¹³ Штыхов Г. В. Древний Полоцк. С. 10.

¹⁴ ПВЛ. Т. I. С. 160.

¹⁵ Там же. С. 159.

¹⁶ Там же.

¹⁷ Там же. С. 141.

¹⁸ См.: Штыхов Г. В. Города Полоцкой земли (IX–XIII вв.). Минск, 1978. С. 29.

¹⁹ ПВЛ. Ч. I. С. 185.

²⁰ Там же. С. 200–201.

²¹ Татищев В. Н. История Российская. Т. II. М.; Л., 1963. С. 133–134.

²² Алексеев Л. В. Полоцкая земля. М, 1966. С. 256.

²³ ПСРЛ. Т. I. Стб. 299.

²⁴ Алексеев Л. В. Полоцкая земля. С. 260.

²⁵ ПСРЛ. Т. II. 1962. С. 304.

²⁶ См.: Алексеев Л. В. Полоцкая земля. С. 263.

²⁷ ПСРЛ. Т. I. Стб. 302.

²⁸ Там же. Т. II. Стб. 445.

²⁹ Там же. Стб. 445–446.

³⁰ Там же. Стб. 493, 494.

³¹ Необходимо заметить, что социально-политическая роль народных масс в Древней Руси показана летописцами далеко не лучшим образом. Она выявляется лишь в результате критического прочтения летописей (см.: Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. Л., 1980. С. 155). Доверчивое отношение к летописцам, которые в центр своих повествований вводили не народ, а князей, бояр, высшее духовенство, может создать у исследователей иллюзию безграничного господства древнерусской знати (см.: Пашуто В. Т. Черты политического строя Древней Руси // Новосельцев А. П., Пашуто В. Т., Черепнин Л. В. и др. Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965).

³² См.: Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка Т. I. СПб., 1893. С. 873; Словарь русского языка XI–XVII вв. Вып. 5. М., 1978. С. 109.

³³ См. с. 182, 184–185 настоящей книги.

³⁴ ПСРЛ. Т. II. Стб. 493.

³⁵ Там же.

³⁶ Там же. Стб. 494.

³⁷ Там же. Стб. 495–496.

³⁸ Там же. Стб. 496.

³⁹ Там же. Стб. 505.

⁴⁰ Там же. Стб. 512.

⁴¹ См.: Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 200–203.

⁴² ПСРЛ. Т. II. Стб. 519.

⁴³ Там же. Стб. 521.

⁴⁴ Данилевич В. Е. Очерк истории Полоцкой земли до конца XIV столетия. Киев, 1896. С. 93.

⁴⁵ Алексеев Л. В. Полоцкая земля. С. 272–273.

⁴⁶ ПСРЛ. Т. II. Стб. 525. См. также: Алексеев Л. В. Полоцкая земля. С. 273.

⁴⁷ Памятники русского права. Вып. II. М., 1953. С. 69.

⁴⁸ Алексеев Л. В. Полоцкая земля. С. 76.

⁴⁹ Там же.

⁵⁰ ПСРЛ. Т. I. М., 1962. Стб. 403–404.

⁵¹ Там же. Т. II. Стб. 526–527. См. также: Алексеев Л. В. Полоцкая земля. С. 278–279.

⁵² См.: Алексеев Л. В. Полоцкая земля. С. 273.

3

¹ Алексеев Л. В. Смоленская С. 194–195.

² ПСРЛ. Т. XV. М.,1965. Стб. 153.

³ Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. М, 1980. земля в IX–XIII вв. С. 195.

⁴ ПВЛ. Ч. I. М.; Л., 1950. С. 151.

⁵ Там же. Стб. 377–378.

⁶ См.: Фроянов И. Я. Киевская Русь. Очерки социально-политической истории. Л., 1980. С. 159.

⁷ ПСРЛ. Т. II. М.,1962. Стб. 598.

⁸ Там же Стб. 617. См. также: Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 114.

⁹ Там же. Стб. 616.

¹⁰ Там же. Стб. 647.

¹¹ Пашуто В. Т. Черты политического строя Древней Руси // Новосельцев А. П., Пашуто В. Т., Черепнин Л. В. Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965. С. 30.

¹² Воронин Н. Н., Жуковская Л. П. К истории смоленской литературы XII в. // Культурное наследие Древней Руси. Отв. ред. В. Г. Балашов. М.,1976. С. 76.

¹³ См.: Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 207. — Вечем считал события под Треполем В. Дьячан (Дьячан В. Участие народа в верховной власти в славянских государствах. Варшава, 1882. С. 87).

¹⁴ НПЛ. М.; Л., 1950. С. 38, 228.

¹⁵ Воронин Н. Н., Жуковская Л. П. К истории литературы XII в. С. 76.

¹⁶ Там же. С. 76–77.

¹⁷ Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания на Руси XI–XIII вв. М.,1955. С. 220.

¹⁸ Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 115.

¹⁹ Там же С. 225.

²⁰ Там же. С. 224–225.

²¹ Там же. С. 225.

²² Фрэзер Д. Золотая ветвь. / Пер. М. К. Рыклина. М, 1980. С. 76, 78 и др.

²³ Ковалевский С. Д. Образование классового общества и государства в Швеции. М, 1977. С. 103.

²⁴ См.: Фроянов И. Я. 1) Волхвы и народные волнения в Суздальской земле 1024 г. // Духовная культура славянских народов. Литература. Фольклор. История: Сб. статей к IX Международному съезду славистов. Л., 1983; 2) О событиях 1227–1230 гг. в Новгороде // Новгородский исторический сборник. 2(12). Л., 1984; 3) Народные волнения в Новгороде 70-х годов XI в. // Генезис и развитие феодализма в России / Под ред. И. Я. Фроянова. Л., 1985.

²⁵ Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 115.

²⁶ ПСРЛ. Т. II. Стб. 692.

²⁷ См.: Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 115.

²⁸ НПЛ. С. 25, 210.

²⁹ ПСРЛ. Т. II. Стб. 598.

³⁰ Там же. Стб. 502–503.

³¹ Беляев И. Д. Рассказы из русской истории. Кн. I. М., 1865. С. 344. См. также: Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 220.

³² НПЛ С. 53, 251

³³ ПРП. Вып. II. М., 1953. С. 57–58. См. также: Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 220.

³⁴ Голубовский П. В. История Смоленской земли до начала XVст. Киев, 1895. С. 222. См. также: Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 115.

³⁵ Древнерусские княжеские уставы XI–XV вв. / Отв. ред. Л. В. Черепнин. М.,1976. С. 141.

³⁶ Голубовский П. В. История Смоленской земли до начала XV ст., С. 214.

³⁷ ПРП. Вып. II. С. 45.

³⁸ Тихомиров М. Н. Древнерусские города. М., 1956. С. 219–220.

³⁹ Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 114.

⁴⁰ Цит. по кн.: Щапов Я. Н. Княжеские уставы и церковь в Древней Руси XI–XIV вв. М., 1972. С. 142. — «Похвала» дошла до нас в составе «Нифонтова сборника» XVI в., который был создан в Иосифо-Волокаламском монастыре при игумене Нифонте. Однако, по мнению исследователей, оригинал этого памятника был составлен вскоре после смерти Ростислава (1167 г.) (см.: Сумникова Т. А. Повесть о великом князе Ростиславе Мстиславиче Смоленском и о церкви в кругу смоленских источников XII в. // Восточнославянские языки: Источники для изучения / Ред. Л. П. Жуковская, Н. И. Тарабасова. М., 1973; Щапов Я. Н. Похвала князю Ростиславу Мстиславичу как памятник литературы Смоленска XII В. // ТОДРЛ. 1974. XXVIII).

⁴¹ Древнерусские княжеские уставы XI–XV вв. С. 144.

⁴² Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 136. Необходимо подчеркнуть, что в Смоленске складывается такая же система управления, как и в Новгороде. Наряду с князем и вечем, здесь встречаем посадника (см.: Древнерусские княжеские уставы, с. 144).

⁴³ В последние годы комплекс смоленских грамот стал объектом внимательного изучения (см.: Щапов Я. Н. 1) Смоленский устав князя Ростислава Мстиславича // Археографический ежегодник за 1962 год / Отв. ред. С. О. Шмидт. М., 1963; 2) Княжеские уставы и церковь в Древней Руси. М., 1972; Поппэ А. В. 1) Учредительная грамота Смоленской епископии // Археографический ежегодник за 1965 год / Отв. ред. С. О. Шмидт. М, 1966; 2) Fundacja biskupstwa smolenskiego // Przeglad historyczny. 1966. Z. 4; Алексеев Л. В. Устав Ростислава Смоленского и процесс феодализации Смоленской земли // Slawianie w dziejach Europy Poznan. 1974). Однако в источниковедческом изучении комплекса еще много спорного и неясного. Трудно, например, согласиться с гипотезой Л. В. Алексеева, попытавшегося реконструировать процесс переписки грамот (Алексеев Л. В. Устав Ростислава Смоленского… С. 88–89). Контрдоводы см.: Дворниченко А. Ю. К вопросу о «прощенниках» // Вест. Ленингр. ун-та. 1979. № 14, С. 109. — Исследование этого интересного источника должно быть продолжено.

⁴⁴ Древнерусские княжеские уставы XI–XV вв. С. 141–145.

⁴⁵ Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 46–47.

⁴⁶ Там же. С. 47–52

⁴⁷ Голубовский П. В. История Смоленской земли… С. 68–69.. Прим. 2; с. 72. Прим. 1.

⁴⁸ Седов В. В. Смоленская земля // Древнерусские княжества X–XIII вв. / Отв. ред. Л. Г. Бескровный. М., 1975. С. 257; Кучкин В. А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X–XIV вв. М., 1984. С. 83.

⁴⁹ Кучкин В. А. Формирование государственной территории… С. 83.

⁵⁰ Голубовский П. В. История Смоленской земли… С. 72. Прим. 1.

⁵¹ Кучкин В. А. Формирование государственной территории… С. 83; Смолицкая Г. П. Гидронимия бассейна Оки. М, 1976. С. 103. — Исследовательница земли вятичей Т. Н. Никольская согласилась с П. В. Голубовским и Л. В. Алексеевым, отметив в то же время, что ни на одном из упомянутых пунктов, кроме Бениц, не были произведены археологические раскопки (Никольская Т. Н. Земля вятичей. М., 1981. С. 71).

⁵² В. А. Кучкин ставит под сомнение и локализацию с. Бениц, а что касается Путтина, то он отмечает, что его локализация тоже еще не вполне ясна (Кучкин В. А. Формирование государственной территории… С. 83).

⁵³ Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 51.

⁵⁴ О Мстиславле сообщает под 1135 г. сборник киевского Михайловского монастыря (Щапов Я. Н. Освящение смоленской церкви Богородицы в 1150 г. // Новое в археологии / Под ред. В. Л. Янина. М., 1972. С. 282). Значит, существуя с 1135 г, город не мог исчезнуть ни с того ни с сего в 1136 г. В Ростиславле же самим Л. В. Алексеевым найдены древнерусские слои до середины XII в. (Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 180).

⁵⁵ См.: Дворниченко А. Ю. Городская община и князь в древнем Смоленске // Город и государство в древних обществах / Под ред. В. В. Мавродина. Л., 1982. С. 142–143.

⁵⁶ Там же. С. 143.

⁵⁷ См.: Насонов А. Н. «Русская земля» и образование территории Древнерусского государства. М., 1951. С. 146; Алексеев Л. В. Полоцкая земля. С. 73.

⁵⁸ Грамота, как мы знаем, принималась на вече: «здумав с людьми своими» Городская община («люди») мыслится как возможный нарушитель Устава.

⁵⁹ Маковский Д. П. Смоленское княжество. Смоленск, 1947. С. 235.

⁶⁰ Насонов А. Н. «Русская земля»… С. 50.

⁶¹ По мнению исследователя грамоты Ростислава Я. Н. Щапова, в ней отразились два вида даней, «значительно различающихся социально-политически. Одни из этих даней платит все население княжества: как труженики, создающие материальные ценности, так и люди, живущие за счет их эксплуатации или за счет доходов от обращения ценностей… Другую часть даней платят непосредственные производители, и эти платежи могут рассматриваться как ранняя форма земельной ренты, которая в ряде отношений близка к феодальной земельной ренте» (Щапов Я. Н. Княжеские Уставы… С. 148–149). К сожалению, для такого членения дани источник не дает достаточных оснований. По Л. В. Алексееву, дань, будучи первоначальным доходом смоленского князя (наверное, личным), после возникновения обширного княжеского домена становится «государственным княжеским доходом» и поступает князю только как к «сюзерену страны», пока он являлся таковым (Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 107–108). По нашему убеждению, Л. В. Алексеев преувеличил степень развития княжеского домена в Смоленской земле (см.: Дворниченко А. Ю. Городская община и князь… С. 145–146). К тому же дань в древнерусский период никакого отношения к феодальной ренте не имела (Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-экономической истории. Л., 1974. С. 113–118). Дань грамоты Ростислава Мстиславича — результат первоначального, скорее всего, военного освоения соседних племен той группировкой, средоточием которой был Смоленск. И не случайно грамота различает полюдье и дань: те пункты, которые платили дань, — не платили полюдья, и наоборот. И дело не в том, что дань платило «феодализированное» население, а полюдье — свободное. Там, где было «примучивание», где власть устанавливалась силой оружия, там платили дань, а полюдье — «дар» сограждан в пользу князя, осуществляющего функции публичной власти. Конечно, дани грамоты мы застаем на уже более высоком уровне их развития. Это своего рода налог формирующегося города-государства, не являющийся на этом этапе феодальной рентой.

⁶² Древнерусские княжеские Уставы XI–XV вв. С. 143.

⁶³ Такое толкование не покажется беспочвенным, если учесть, что слово «уезд», будучи известным в восточнославянском и западнославянском языках, образовано с помощью префикса у- от езд — «путь, дорога», параллельного слову «езда» (см.: Шанский Н. М., Иванов В. В., Шанская Т. В. Краткий этимологический словарь русского языка. М., 1971. С. 462; Мурзаев Э. М. Словарь народных географических терминов. М., 1984. С. 573). По словам В. О. Ключевского, «этимология этого термина („уезд“) объясняется одним административно-судебным отправлением: полюдьем или ездом; древний администратор сам собирал корм с управляемого округа, объезжая его… округ, в пределах которого ездил администратор для получения корма, и получил название уезда» (Ключевский В. О. Соч. Т. VI. М., 1959. С. 135). Если в населенные места князь или какой-нибудь иной администратор въезжал для сбора доходов, то в пределы сеножатей и озер он мог въезжать только с целью пользования этими угодьями, т. е. для сенокошения, выпаса скота и рыбной ловли. Напомним также, что смена «в» на «у» была распространенным явлением в средней диалектной группе древнерусского языка. Свидетельства тому исследователи находят именно в смоленских источниках (см.: Черных П. Я. Язык и письмо // История культуры Древней Руси. Т. II. / Под ред. Н. Н. Воронина, М. К. Каргера. М.; Л., 1951. С. 119). Эта смена особенно характерна для смоленского говора. На данное обстоятельство указал Н. А. Мещерский.

⁶⁴ Ср.: Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка. Т. III. СПб., 1903. Стб. 1346.

⁶⁵ См., напр.: ПСРЛ. Т. I. Стб. 360, 495; т. II. Стб. 369, 370.

⁶⁶ Там же. Т. II. Стб. 670.

⁶⁷ Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 115.

⁶⁸ ПСРЛ. Т. II. Стб. 741.

⁶⁹ Я. Н. Щапов датирует ее концом XII — началом XIII в., а Л. В. Алексеев сужает датировку между 1211 и 1218 гг. (Щапов Я. Н. Княжеские уставы… С. 146; Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 24–25.).

⁷⁰ Poppe D. А. Dziedzice na Rusi // Kwartalnik historyczny. 1967. № 1.

⁷¹ Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 177.

⁷² Нет достаточных оснований связывать их возникновение с княжеским доменом, как это делает Л. В. Алексеев (Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 191). См.: Дворниченко А. Ю. Городская община… С. 146).

⁷³ ПСРЛ. Т. I. Стб. 435, 448, 510, 513. См. также: Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 25, 161.

⁷⁴ Седов В. В. Восточные славяне в VI–XIII вв. М., 1982. С. 164–165.

⁷⁵ Алексеев Л. В. Некоторые вопросы залесенности и развитие западнорусских земель IX–XII вв. // Древняя Русь и славяне / Отв. ред. Т. В. Николаева. М., 1978. С. 24.

⁷⁶ Пресняков А. Е. Лекции по русской истории. Т. I. Киевская Русь. М., 1938. С. 62.

⁷⁷ Алексеев Л. В. Некоторые вопросы заселенности… С. 24.

⁷⁸ Любавский М. К. Историческая география России в связи с колонизацией. М., 1909. С. 85–86.

Глава VI

1

¹ Седов В. В. Восточные славяне в VI–XIII вв. М., 1982. С. 192.

² НПЛ. Л., 1950. С. 159; ПСРЛ. Т. I. Стб. 121; т. II. Стб. 105.

³ Кучкин В. А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X–XIV вв. М., 1984.,С. 59.

⁴ ПСРЛ. Т. V. Вып. 1. Л., 1925. С. 123.

⁵ Кучкин В. А. Формирование государственной территории… С. 58.

⁶ ПВЛ. Ч. I. М.; Л., 1950. С. 100.

⁷ Эта точка зрения была высказана еще в 30-е годы (см. об этом:, Фроянов И. Я. Волхвы и народные волнения в Суздальской земле 1024 г. // Духовная культура славянских народов. Литература, фольклор, история: Сб. статей к IX Международному съезду славистов. М., 1983).

⁸ Фроянов И. Я. Волхвы н народные волнения… С. 32.

⁹ Там же.

¹⁰ ПВЛ. Ч. I. С. 117.

¹¹ Шахматов А. А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908. С. 444, 456; Приселков М. Д. История русского летописания XI–XV вв. Л, 1940. С. 18–19; Мавродин В. В. Очерки по истории феодальной Руси. Л., 1949. С. 149–150; Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания на Руси XI–XIII вв. М., 1955. С. 115; Черепнин Л. Н. Общественно-политические отношения в Древней Руси и Русская Правда // Новосельцев А. П., Пашуто В. Т., Черепнин. Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965. С. 182–183.

¹² См.: Рапов О. М. О датировке народных восстаний на Руси XI века в Повести временных лет // История СССР. 1979. № 2. С. 144; Фроянов И. Я. О языческих «переживаниях» в Верхнем Поволжье второй половины XI в. // Русский Север: Проблемы этнокультурной истории, этнографии, фольклористики / Отв. ред. Т. А. Бернштам, К. В. Чистов. Л., 1986. С. 35–36.

¹³ ПВЛ. Ч. I. С. 158.

¹⁴ Следует согласиться с А. Е. Пресняковым, который говорил об отсутствии «возможности отчетливо разграничить, территориально и хронологически, владельческие права Святослава и Всеволода на русском северо-востоке» (Пресняков А. Е. Княжое право в Древней Руси. СПб., 1909. С. 41–42).

¹⁵ Кучкин В. А. Формирование государственной территории… С. 66.

¹⁶ Там же. С. 71.

¹⁷ Там же.

¹⁸ Там же.

¹⁹ Там же.

²⁰ Першиц А. И. Данничество: Доклады советской делегации на IX Международном конгрессе антропологических и этнографических наук. Отд. оттиск. М., 1973. С. 3–4; Фроянов И. Я. Данники на Руси X–XII вв. // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы 1965 г. / М., 1970. С. 33–41.

²¹ Не рассматриваем упоминания Ростова под 862 и 907 гг., так как А. А. Шахматов указывал на их позднее происхождение (см.: Шахматов А. А. Повесть Временных лет. Т I: Вводная часть // Летопись занятий археографической комиссии (ЛЗАК). Пг., 1917. Вып. 29. С. 20, 31. Впрочем, многие историки не сомневаются в аутентичности этих летописных сведений.

²² См. с. 39–40 настоящей книги. О «переносе» городов в Северо-Восточной Руси наиболее подробно писал И. В. Дубов (см.: Дубов И. В. 1) К проблеме «переноса» городов в Древней Руси // Генезис и развитие феодализма в России / Отв. ред И. Я. Фроянов. Л., 1983. С. 70–82; 2) Северо-Восточная Русь в эпоху раннего средневековья. Л., 1982. С. 64–66; 3) Города, величеством сияющие. Л., 1985. С. 25–32).

²³ ПВЛ. Ч. I. С. 99, 100, 117.

²⁴ Фроянов И. Я. Волхвы и народные волнения… С. 30.

²⁵ Кривошеев Ю. В. О социальных коллизиях в Суздальской земле 1024 г. (по материалам Повести временных лет) // Генезис и развитие феодализма в России / Под ред. И. Я. Фроянова. Л., 1985. С. 40–42.

²⁶ ПВЛ. Ч. I. С. 99.

²⁷ Дубов И. В. Города, величеством сияющие… С. 58.

²⁸ Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. Л., 1980.

²⁹ ПВЛ. Ч. I. С. 117.

³⁰ Там же.

³¹ Насонов А. Н. «Русская земля» и образование территории Древнерусского государства. М., 1951. С. 178–180.

³² Кучкин В. А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X–XIV вв. М., 1984. С. 70.

³³ ПВЛ. Ч. I. С. 168.

³⁴ В. А. Кучкин пишет: «В случае опасности каждый город области выставлял свой полк, руководимый, по всей вероятности, местной феодальной знатью» (Кучкин В. А. Формирование государственной территории… С. 70). О руководстве полков феодальной знатью источники ничего не сообщают.

³⁵ ПВЛ. Ч. I. С. 168.

³⁶ Там же.

³⁷ Там же.

³⁸ Там же.

³⁹ Там же.

⁴⁰ Там же. С. 168.

⁴¹ Там же. С. 169.

⁴² ПСРЛ. Т. XXIV. Пг., 1921. С. 73. — Это известие Типографской летописи в терминах более позднего времени рисует картину, вполне реальную для начала XII в. Мы видим город, окруженный селами и погостами, их жителей, которых летопись называет «крестьянами». Термин «крестьяне», как мы знаем, отсутствовал в древнерусской лексике. В целом данное летописное известие заслуживает доверия (см.: Насонов А. Н. История русского летописания XI — начала XVIII вв. М., 1969. С. 119–123; Кучкин В. А. Формирование государственной территории… С. 71).

⁴³ Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. Л., 1980. С. 36.

⁴⁴ ПСРЛ. Т. XXIV. Стб. 73.

⁴⁵ Там же. Т. I. Стб. 303.

⁴⁶ Там же. Т. II. Стб. 300.

⁴⁷ Там же. XXV. М.; Л., 1949. Стб. 32.

⁴⁸ Насонов А. Н. «Русская земля»… С. 177. — Центр этой военной организации находился в Ростове. Не случайно Георгий Шиманович, который жил в Суздале, считался Ростовским тысяцким (Там же. С. 176).

⁴⁹ Патерик Киево-Печеркого монатыря. СПб., 1911. С. 62.

⁵⁰ Кучкин В. А. Формирование государственной территории… С. 73.

⁵¹ Насонов А. Н. «Русская земля»… С. 181.

⁵² А. Е. Пресняков был несколько категоричен, когда писал, что Суздаль «со времен Юрия… стал рядом с Ростовом… Трудно сомневаться, что тот процесс, какой мы наблюдаем позднее при Андрее Боголюбском, как „возвышение Владимира“, был уже перенесен Ростовской землей, как „возвышение Суздаля“» (Пресняков А. Е. Образование Великорусского государства. Пг., 1918. С. 458). Верно уловив направление процесса, А. Е. Пресняков переоценил его завершенность.

⁵³ Кучкин В. А. Формирование государственной территории… С. 75.

⁵⁴ ПСРЛ. Т. II. Стб. 338.

⁵⁵ Там же. Стб. 339.

⁵⁶ Корсаков Д. А. Меря и Ростовское княжество. Казань, 1872. С. 101.

⁵⁷ ПСРЛ. Т. II. Стб. 347, 359.

⁵⁸ Там же. Стб. 344.

⁵⁹ Там же. Стб. 345.

⁶⁰ Там же. Стб. 369–370.

⁶¹ Там же. Стб. 371.

⁶² Там же. Т. XXI. СПб., 1913. С. 45.

⁶³ Там же. Т. II. Стб. 380.

⁶⁴ Там же. Стб. 376.

⁶⁵ Там же. Стб. 382.

⁶⁶ Там же. Стб. 382–383.

⁶⁷ Там же. Т. I. Стб. 328. — Как отметил А. Е. Пресняков, «Юрий не умел ладить с киевским обществом» (Пресняков А. Е. Княжое право… С. 101).

⁶⁸ Там же. Т. II. Стб. 415–416.

⁶⁹ Там же. Стб. 421.

⁷⁰ Там же. Т. XXV. С. 51.

⁷¹ Там же. Т. II. Стб. 446.

⁷² Там же. Стб. 455.

⁷³ Там же. Стб. 459.

⁷⁴ Там же. Стб. 468.

⁷⁵ Там же. Стб. 489.

⁷⁶ Данная запись сохранилась под 1152 г. в Типографской летописи, но А. Н. Насонов считал, что это — дошедшая через Ростовский владычный свод древнейшая ростовская запись (Насонов А. Н. Князь и город в Ростово-Суздальской земле // Века. Вып. 1. Пг., 1924. С. 13).

⁷⁷ Дубов И. В. Города, величеством сияющие… С. 61–134; Кучкин В. А. Формирование государственной территории… С. 80–86.

⁷⁸ ПСРЛ. Т. II. Стб. 371.

⁷⁹ Там же. Стб. 366.

⁸⁰ Там же. Т. I. Стб. 335.

⁸¹ См. с. 70, 72 настоящей книги.

⁸² Кучкин В. А. Формирование государственной территории… С. 76.

⁸³ ПСРЛ. Т. I. Стб. 348.

⁸⁴ Там же. Т. II. Стб. 490.

⁸⁵ Сергеевич В. И. Русские юридические древности. Т. II. СПб., 1900. С. 22–23.

⁸⁶ Юшков С. В. Очерки по истории феодализма в Киевской Руси. М.; Л., 1939. С. 207–208.

⁸⁷ Черепнин Л. В. К вопросу о характере и форме Древнерусского государства X — начала XIII в. // Исторические записки / Гл. ред. А. М. Самсонов. М., 1972. Т. 89. С. 390.

⁸⁸ Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 159.

⁸⁹ Там же. С. 177–180.

⁹⁰ ПСРЛ. Т. II. Стб. 491.

⁹¹ Многие историки видели в поступке Андрея проявление его необузданного самовластья. А. Н. Насонов писал: «Общепринятый взгляд видит в этом шаге акт самовластной политики, который открывает собой новую эру в политической истории Древней Руси». В действительности же, полагал А. Н. Насонов, самовластная политика Андрея — «примыслы и домыслы летописной историографии» (Насонов А. Н. Князь и город… С. 8–9).

⁹² ПСРЛ. Т. I. Стб. 349.

⁹³ Там же. Стб. 352.

⁹⁴ Кучкин В. А. Формирование государственной территории… С. 90.

⁹⁵ ПСРЛ. Т. I. Стб. 353; Насонов А. Н. «Русская земля»… С. 190. — «Главная энергия Андрея направлена на Новгород», — писал А. Е. Пресняков (Пресняков А. Е. Образование Великорусского государства. С. 37).

⁹⁶ НПЛ. С. 33.

⁹⁷ ПСРЛ. Т. I. Стб. 361–362.

⁹⁸ ПСРЛ. Т. I.,Стб. 352–353. — Другой поход был в 1172 г. (Там же. Т. I. Стб. 364).

⁹⁹ Там же. Стб. 350.

¹⁰⁰ Пресняков А. Е. Лекции по русской истории. Т. I: Киевская Русь. М., 1938. С. 238.

¹⁰¹ ПСРЛ. Т. II. Стб. 354. — В 1174 г. Юрий Андреевич идет с «Новгородци, и с Ростовци, и с Суждальцы» к Вышгороду (Там же. Т. I. Стб. 365).

¹⁰² Там же. Т. I. Стб. 364–365.

¹⁰³ Там же. Стб. 364.

¹⁰⁴ Там же. Т. II. Стб. 592.

¹⁰⁵ Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Т. I.

¹⁰⁶ Ключевский В. О. Соч. Т. I. М., 1956. С. 526 — В. О. Ключевский видел в событиях, последовавших после убийства Андрея Боголюбского, не простую княжескую усобицу, а социальную борьбу (Там же. С. 328).

¹⁰⁷ См., напр.: Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания Руси XII в. М., 1955. С. 234; Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества XII–XIII вв. М., 1982. С. 556.

¹⁰⁸ См.: Лимонов Ю. А. Летописание Владимиро-Суздальской Руси. Л… 1967. С. 84–85.

¹⁰⁹ ПСРЛ. Т. I. Стб. 371–372; Т. II. Стб. 595.

¹¹⁰ Насонов А. Н. Владимиро-Суздальское княжество // Очерки истории СССР: Период феодализма IX–XV вв. Ч. I. / Под ред. Б. Д. Грекова, Л. В. Черепнина, В. Т. Пашуто. М., 1953. С. 329; Пашуто В. Т. Черты политического строя… С. 44; Юшков С. В. Очерки по истории феодализма в Киевской Руси. М.; Л., 1939. С. 208.

¹¹¹ ПСРЛ. Т. I. Стб. 364.

¹¹² Там же. Стб. 373; Там же. Т. II. Стб. 595.

¹¹³ Там же. Т. I. Стб. 373; Т. II. Стб. 597.

¹¹⁴ Приселков М. Д. История русского летописания XI–XV вв. Л., 1940. С. 72–73.

¹¹⁵ ПСРЛ. Т. I. Стб. 374. — В Никоновской летописи старшие города называют владимирцев «наши смерди». (Там же. Т. X. М., 1885. С. 2). В унисон с ней говорит и владимирский летописец: «Новый люди мезинии» (Там же. Т. I. Стб. 378). Зачарованные яркой летописной терминологией, историки писали о зависимом от князя, призванном им населении Владимира — смердах, или обельных холопах (Тихомиров М. Н. Древнерусские города. М., 1956. С. 50), и о пленниках Владимира Мономаха — первых «насельниках» Владимира (Горемыкина В. И. К проблеме истории докапиталистических обществ (на материалах Древней Руси). Минск, 19701 С. 49). В свое время еще А. Н. Насонов отметил, что «новые» люди владимирские, судя по смыслу летописного сообщения, являются новыми в их самостоятельном бытии (Насонов А. Н. Князь и город в Ростово-Суздальской земле // Века. Пг., 1924 / Под ред. М. Д. Приселкова, А. И. Заозерского). С. 14–15).

¹¹⁶ ПСРЛ. Т. I. Стб. 374.

¹¹⁷ Там же. Стб. 375.

¹¹⁸ Там же.

¹¹⁹ Это показывает, насколько не прав был С. М. Соловьев, когда писал об отсутствии вечевых традиций в «Новых» городах, которые он связывал с княжеской властью (Соловьев С. М. Об отношении Новгорода к, великим князьям. М., 1846. С. 16–18).

¹²⁰ Сергеевич В. И. Русские юридические древности… Т. 2. С. 25. — «Где находился в это время князь Ярополк и как относился он к народным собраниям владимирцев, которые, конечно, не могли оставаться для него тайной — об этом летописец не сообщает ни слова», — писал В. И. Сергеевич (Там же). Ярополк, конечно, знал о вечевых собраниях и сделал самое разумное в тех условиях: просто сбежал из города. Летописец, прославляя владимирцев, отмечает, что они «ни убояшяся князя два имуше в волости ей, а боляр их прешение ни во что же вмениша семь бо недель без князя будуще в граде» (ПСРЛ. Т. XXV, С. 86).

¹²¹ ПСРЛ. Т. I. Стб. 377.

¹²² М. Ф. Владимирский-Буданов отмечал, что к потере «старейшинства» вело и то, что в «пригороде возникала религиозная святыня, превосходившая своим значением святыню старшего города» (Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. Вып. I. Киев, 1886. С. 9). Можно согласиться с наблюдением ученого, внеся лишь существенное изменение: потеря старейшинства старыми центрами приводила к тому, что возрастало значение религиозных святынь новых центров.

¹²³ Там же. Стб. 378–379.

¹²⁴ Там же. Стб. 379.

¹²⁵ Там же. Т. I. Стб. 380.

¹²⁶ Там же.

¹²⁷ Там же. Стб. 380–381.

¹²⁸ Там же. Стб. 381, — Исследователь Ростово-Суздальского летописания Ю. А. Лимонов совершенно правильно отвергает точку зрения на эти события как на борьбу горожан против ростовских феодалов, но считает, что здесь боролись различные группировки феодалов (Лимонов Ю. А. Летописание Владимиро-Суздальской Руси. С. 84). Ю. А. Лимонов пишет о том, что ростовские бояре — старшая дружина, владимирцы — младшая. Но ведь старейшая дружина — ростовцы и бояре. Этих ростовцев Ю. А. Лимонов почему-то не замечает.

¹²⁹ ПСРЛ. Т. XXV. С. 88.

¹³⁰ А. Н. Насонов считал, что текст летописи (1175–1177 гг.) — часть владимирского свода, составленного при Всеволоде после 1185 г. Позднейшая редакция этого свода представлена в Переяславской, Радзивилловской и Академической летописях. Эта редакция под 1175 г. добавила к ростовцам суздальцев. Но и в своде 1185 г. «суждальцы» после слова ростовцы — добавление к первоначальному тексту (Насонов А. Н. Князь и город… С. 21). Значит, «Суздаль, как город, играл в борьбе пассивную роль… главным противником Владимира являлся старый Ростов, где жила идея единства волости» (Там же. С. 21). О следах переработки в тексте Лаврентьевской летописи, о добавлении Суздаля писал и А. Е. Пресняков (Пресняков А. Е. Образование Великорусского государства… С. 31).

¹³¹ ПСРЛ. Т. I. Стб. 383.

¹³² Там же.

¹³³ Там же. Т. XXV. С. 88.

¹³⁴ Там же. Т. I. Стб. 385.

¹³⁵ В историографии наблюдалась тенденция преувеличивать роль купцов в общественной жизни. В. О. Ключевский ставил во главе общества наряду со служилой аристократией также аристократию торговую (Ключевский В. О. Соч. Т. I. Ч. I. М., 1956. С. 327, 328). А. Н. Насонов отводил купечеству, наиболее деятельному и самостоятельному «классу» северо-восточного края, первенствующую роль. (Насонов А. Н. Князь и город… С. 14–15, 22, 27). Однако в новейшей историографии установлено, что купеческие организации носили характер торговых предприятий, не имевших политического значения, ибо они не участвовали непосредственно в управлении городом-землей (Алексеев Ю. Г. «Черные люди» Новгорода и Пскова // Исторические записки. 103. М., 1979. С. 245–246). Прав был Н. Н. Воронин, который отмечал, что «мятеж велик» был не столько боярско-купеческим, сколько массовым восстанием горожан — «людья» (Воронин Н. Н. К характеристике владимирского летописания 1156–1177 гг. // Летописи и хроники 1976 / Отв. ред. Б. А. Рыбаков. М., 1976. С. 30–31).

¹³⁶ ПСРЛ. Т. I. Стб. 385.

¹³⁷ Там же.

¹³⁸ Там же. Стб. 385–386. — «Могущественный и страшный для соседей, у себя дома Всеволод… был послушным исполнителем воли… владимирцев…» — так выразительно и в то же время точно охарактеризовал А. Н. Насонов позицию князя в Ростово-Суздальской земле / Насонов А. Н. Князь и город… С. 17). Трудно поэтому согласиться с М. Ф. Владимирским-Будановым в том, что в «земле Суздальской берет перевес княжеская власть с конца XII в., именно в эпоху Всеволода III» (Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права… С. 42).

¹³⁹ ПСРЛ. Т. I. Стб. 386.

¹⁴⁰ Там же. Стб. 387.

¹⁴¹ Там же. Стб. 388.

¹⁴² Там же.

¹⁴³ Там же. Стб. 389.

¹⁴⁴ Там же. Стб. 391.

¹⁴⁵ См. также с. 70–71, 211 настоящей книги.

¹⁴⁶ ПСРЛ. Т. I. Стб. 400–406.

¹⁴⁷ Там же. Стб. 406. — А. Е. Пресняков главной заботой Всеволода считал новгородские отношения (Пресняков А. Е. Образование Великорусского государства. С. 37).

¹⁴⁸ Там же. Стб. 412.

¹⁴⁹ Там же. Т. II. Стб. 681.

¹⁵⁰ Там же. Стб. 679.

¹⁵¹ Там же.

¹⁵² Там же. Т. I. Стб. 418.

¹⁵³ Там же. Стб. 422.

¹⁵⁴ Там же. Стб. 424. — В летописце Переяславля Суздальского вместо «горожане вси» читаем «весь народ» (Летописец Переяславля-Суздальского. М., 1851. (ЛПС). С. 107).

¹⁵⁵ Там же. С. 425.

¹⁵⁶ Там же. Стб. 428.

¹⁵⁷ А. Н. Насонов на основе анализа летописных текстов высказал предположение о том, что Константин с самого начала хотел княжить во Владимире. Старейшинство в это время уже неразрывно связывалось с Владимиром. Он требовал Владимира к Ростову, считаясь с силой старого вечевого города. Всеволод ответил на это не менее дипломатически мудрым шагом: он созывает представителей от всех городов, рассчитывая главным образом на представителей младших городов Переяславля и Владимира. Это была дипломатическая победа владимирцев и переяславцев над ростовцами (Насонов А. Н. Князь и город… С. 24–25).

¹⁵⁸ ПСРЛ. Т. XXV. С. 108.

¹⁵⁹ Черепнин Л. В. Земские соборы Русского государства в XV–XVII вв. М., 1978. С. 55–56.

¹⁶⁰ Там же. С. 56.

¹⁶¹ ПСРЛ. Т. I. Стб. 355.

¹⁶² Там же. Стб. 391. — Южный летописец обычно называет это государственное образование по имени другого центра (Суздаля) суздальской землей, а князя, который давно сидит во Владимире, именует суздальским князем (ПСРЛ. Т. II. Стб. 620, 630, 659, 667, 624).

¹⁶³ Там же. Т. I. Стб. 408.

¹⁶⁴ Там же. Стб. 476.

¹⁶⁵ Там же. Стб. 408.

¹⁶⁶ Там же. Стб. 437.

¹⁶⁷ Пресняков А. Е. Образование Великорусского государства. С. 46.

¹⁶⁸ Кучкин В. А. Формирование государственной территории… С. 101.

¹⁶⁹ ПСРЛ. Т. I. Стб. 434.

¹⁷⁰ Там же. Т. XXV. С. 108.

¹⁷¹ ЛПС. С. 110.

¹⁷² ПСРЛ. Т. XXV. С. 109–110.

¹⁷³ Там же. Т. I. Стб. 493.

¹⁷⁴ Там же. Стб. 494.

¹⁷⁵ Там же. Стб. 497.

¹⁷⁶ Там же. Т. I. Стб. 499–500.

¹⁷⁷ Сахаров А. М. Образование и развитие Российского государства в XIV–XVII вв. М., 1969. С. 26–27.

2

¹Монгайт А. Л. Рязанская земля. М., 1961. С. 115–139; Никольская Т. Н. Земля вятичей. М., 1981. С. 9; Седов В. В. Восточные славяне в VI–VIII в. М., 1982. С. 143–150; Археология Рязанской земли / Отв. ред. А. Л. Монгайт. М., 1974. С. 115.

²ПСРЛ. Т. XV. СПб., 1863. С. 23; т. XX. СПб., 1910. С. 42 и др:

³Ильин Н. Н. Летописная статья 6523 года и ее источник. М., 1957. С. 195.

⁴ПСРЛ. Т. IV. Ч. I. Вып. I. С. 110; Т. V. Вып. I. С.,123; Т. XXV. С. 374 и др.

⁵Кузьмин А. Г. Рязанское летописание. М., 1965. С. 62.

⁶Татищев В. Н. История Российская. Т. II. М.; Л., 1963. С. 70.

⁷Насонов А. Н. «Русская земля» и образование территории Древнерусского государства. М., 1951. С. 198.

⁸НПЛ. Л., 1950. С. 469.

⁹Насонов А. Н. «Русская земля»… С. 199: Рорре А. Panstwo i kosciol na Rusi w XI wieku. Warszawa, 1968. C. 164–165.

¹⁰ПВЛ. 4. I. М.; Л., 1950. C. 137.

¹¹Седов В. В. Восточные славяне… С. 242.

¹²Там же. С. 243.

¹³ПВЛ. Ч. I. С. 150.

¹⁴В. В. Мавродин по этому поводу писал о том, что Мономаховичи очень удачно выбрали место для первого удара. «Черниговские князья в земле вятичей, муромы и мордвы были носителями различного рода „примучиваний“, и всякий, кто с ними боролся, объективно становился союзником местных „нарочитых людей“, Муром покорился не только голой силе…» (Мавродин В. В. Очерки истории Левобережной Украины. Л., 1940. С. 205). Полностью принимаем наблюдение исследователя, за одним исключением: летопись ничего не говорит о муромских «нарочитых людях».

¹⁵ПВЛ. Ч. I. С. 148.

¹⁶Там же. С. 151.

¹⁷Там же. С. 168. — По поводу этих смоленских воев недоумевал еще П. В. Голубовский (Голубовский П. В. История Северской земли до половины XIV ст. Киев, 1881. С. 97). Д. И. Багалей считал, что в летописи переданы варианты одного и того же события, которые «летописец счел за события разные и поставил в хронологической последовательности» (Багалей Д. И. История Северской земли до половины XIV столетия. Киев, 1882. С. 173–174. Прим. 4). Современный исследователь А. Г. Кузьмин видит в начальной летописи при изложении усобицы Святославичей и Всеволодовичей соединение двух источников. По одной версии Олег отправился к Мурому, получив помощь в Смоленске, по другой — он не был принят смольнянами и пошел к Рязани (Кузьмин А. Г. Рязанское летописание… С. 66–67). Однако на основании этих рассуждений выделять две версии неправомерно. Городская община не приняла Олега), но он вполне мог набрать добровольцев. Такой случай пооизошел с Изяславом Мстиславичем в Киеве (ПСРЛ. Т. II. М, 1962. Стб. 344).

¹⁸ПВЛ. Ч. I. С. 168.

¹⁹Там же.

²⁰Там же.

²¹Там же. С. 170. — После поражения Изяслава и гибели его в битве под Муромом «вой побегоша, ови через лес, друзии в город» (ПВЛ. Ч. I. С. 168). Через лес, как убедительно предположил В. А. Кучкин, бежали в Ростовскую землю (Кучкин В. А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X–XIV вв. М., 1984. С. 70. Прим. 114). Те же, кто бросился в город, оказались в западне.

²²ПВЛ. Ч. I. С. 170.

²³Там же.

²⁴А. Н. Насонов пишет: «К сожалению, мы не знаем, что представляла собою та организация г. Рязани („рязанци“), с которой приходилось входить в соглашение князю Изяславу. Но ряд данных не оставляет сомнений в том, что в Рязани образовался класс местных рязанских феодалов. Очевидно, в городе сложилась какая-то правящая группа, руководившая жизнью Рязани. Ряд данных заставляет предполагать существование в Рязани феодальной знати» (Насонов А. Н. «Русская земля»… С. 199, 215). В отличие от А. Н. Насонова, мы таких данных не видим. Весь материал и по Рязани, и по соседним землям заставляет видеть в рязанцах членов городской общины, массы сельского и городского люда.

²⁵Кузьмин А. Г. Рязанское летописание. С. 67.

²⁶Татищев В. Н. История Российская. Т. II. С. 105, 124.

²⁷ПСРЛ. Т. II. Стб. 286.

²⁸Там же. Стб. 290–292.

²⁹ПСРЛ. Т, VII. С. 242.

³⁰Монгайт А. Л. Рязанская земля. С. 336.

³¹ПСРЛ. Т. IX. С. 157.

³²Там же. Т. II. Стб. 318–319.

³³Кузьмин А. Г. Рязанское летописание. С. 81–82.

³⁴Там же. С. 82.

³⁵ПСРЛ. Т. II. Стб. 332.

³⁶Там же. Стб. 339.

³⁷Кузьмин А. Г. Рязанское летописание. С. 82. — А. Л. Монгайт считает взаимоотношения с Ростово-Суздальской землей важнейшим внешнеполитическим фактором развития Рязанской земли (Монгайт А. Л. Рязанская земля. С. 341).

³⁸ПСРЛ. Т. II. Стб. 455. — Вплоть до 1152 г. политика была, видимо, другой. Привлекает внимание сообщение Никоновской летописи, согласно которому князь Юрий, собираясь идти на Киев, «посла в Рязань, и не бе ему оттуду ничто же» (там же. Т. IX. С. 186).

³⁹Особенно много о рязанских тысяцких сообщает Никоновская летопись. Под 1135 г. фигурирует тысяцкий Иван Андреевич Долгий; под 1148 г. — тысяцкий Константин; под 1155 г. — Андрей Глебов (ПСРЛ. Т. IX. С. 159, 177–178, 206). А. Н. Насонов считал, что в этих сведениях «вымысел переплетается с действительностью» (Насонов А. Н. «Русская земля»… С. 199). Но по мнению А. Г. Кузьмина, «как раз в известиях о тысяцких… нет каких-либо элементов вымысла» (Кузьмин А. Г. Рязанское летописание. С. 93).

⁴⁰А верить ей основания есть. А. Г. Кузьмин полагает, что это известие попало во Львовскую летопись из ее общего с Ермолинской летописью источника — предполагаемого свода третьей четверти XV в. (Кузьмин А. Г. Рязанское летописание. С. 98).

⁴¹ПСРЛ. Т. XX. Ч. I. С. 177.

⁴²Там же. Т. II. Стб. 482. — В. Н. Татищев прямо пишет, что рязанские князья требовали для себя помощи против Юрия Долгорукого и за это приняли Ростислава «во отца место» (Татищев В. Н. История Российская. Т. III. М.; Л., 1964. С. 55).

⁴³ПСРЛ. Т. IX. С. 222.

⁴⁴Там же. Т. II. Стб. 508.

⁴⁵Там же. Стб. 560.

⁴⁶Там же. Т. I. Стб. 352.

⁴⁷Там же. Стб. 364. — Рязанское княжество вынуждено было вести борьбу на три фронта (Монгайт А. Л. Рязанская земля. С. 337).

⁴⁸ПСРЛ. Т. I. Стб. 372.

⁴⁹Там же.

⁵⁰Там же. Т. II. Стб. 597.

⁵¹Там же. Стб. 602.

⁵²Там же. Т. I. Стб. 372.

⁵³Там же. Т. II. Стб. 606. — А. Л. Монгайт считал, что здесь имеется в виду р. Воронеж, а не город (Монгайт А. Л. Рязанская земля. С. 144. Прим. 3). В то же время он отмечает, что неизвестно, какой предлог был в подлиннике — «в» или «на». Во всяком случае, когда Ярополк Ростиславич убежал на Воронеж, он там «прехожаше из града в град». События татарского времени свидетельствуют о том, что в Рязанской земле был город Воронеж (Монгайт А. Л. Рязанская земля. С. 144).

⁵⁴О Коломне см.: Монгайт А. Л. Рязанская земля. С. 236.

⁵⁵Татищев В. Н. История Российская. Т. III. С. 119.

⁵⁶ПСРЛ. Т. II. Стб. 614.

⁵⁷Кузьмин А. Г. Рязанское летописание. С. 97. — А. Л. Монгайт в рязанцах и муромцах усматривает «лучших мужей», феодалов, бояр. Доказательство он находил в сообщении Воскресенской летописи «о лучших людях рязанцах». Но если рязанцы — это и есть знать, то какой смысл выделять еще лучших людей? В то же время эти рязанцы у А. Л. Монгайта поднимают восстание, избивают дружину. А. Л. Монгайт упрекал Д. И. Иловайского: «О народе он почти не говорит» (Монгайт А. Л. Рязанская земля. С. 24). В то же время, сам А. Л. Монгайт устранил народ из социально-политической жизни рязанской земли. Д. И. Иловайский видел в рязанцах, пронянах — горожан (Иловайский Д. И. История рязанского княжества. М., 1858. С. 118–119).

⁵⁸ПСРЛ. Т. I. М., 1962. Стб. 379.

⁵⁹Насонов А. Н. «Русская земля»… С. 204–205.

⁶⁰ПСРЛ. Т. 1. Стб. 387.

⁶¹Там же. Стб. 388.

⁶²Там же.

⁶³Там же. Стб. 401–402.

⁶⁴Там же. — Прав А. Л. Монгайт, когда утверждает, что владимирский князь умело использовал те противоречия, которые возникали в Рязанской земле (Монгайт А. Л. Рязанская земля. С. 351).

⁶⁵Еще Д. И. Иловайский отметил, что из этой летописной записи узнаем о том, что «проняне» — это горожане (Иловайский Д. И. История Рязанского княжества. С. 71).

⁶⁶ПСРЛ. Т. I. Стб. 403.

⁶⁷Там же. Т. I. Стб. 406. — А. Г. Кузьмин убедительно идентифицирует населенный пункт «Попов» с городом — Опаковым в Рязанской земле (Кузьмин А. Г. Рязанское летописание. С. 120).

⁶⁸ПСРЛ. Т. I. Стб. 404.

⁶⁹Татищев В. Н. История Российская. Т. III. С. 166.

⁷⁰При анализе этих событий необходимо использовать не только Лаврентьевскую летопись, но и Летописец Переяславля Суздальского. А. А. Кузьмин справедливо считает, что Летописец «может пролить некоторый свет на события, незнакомые владимирскому летописцу», а отдельные расхождения «летописей объясняются тем, что в них отмечены разновременные факты» (Кузьмин А. Г. Рязанское летописание. С. 132–133).

⁷¹ПСРЛ. Т. I. Стб. 430.

⁷²Там же. Стб. 431.

⁷³Там же.

⁷⁴Сергеевич В. И. Русские юридические древности. Т. II. СПб., 1900. С. 29:

⁷⁵ПСРЛ. Т. I. Стб. 432.

⁷⁶ЛПС. С. 108.

⁷⁷Там же.

⁷⁸Там же.

⁷⁹Там же.

⁸⁰ПСРЛ. Т. I. Стб. 433.

⁸¹Там же. Стб. 434.

⁸²Там же.

⁸³Насонов А. Н. «Русская земля»… С. 214.

⁸⁴Там же.

Заключение

¹ См.: Янин В. Л. 1) Новгородские посадники. М., 1962. С. 3; 2) Проблемы социальной организации Новгородской республики // История СССР. 1970. № 1.

² Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. Л., 1980. С. 21–24.

³ См.: Рыбаков Б. А. 1) Первые века русской истории. М., 1964. С. 147; 2) Киевская Русь и русские княжества XII–XIII вв. М., 1982. С. 469.

⁴ См.: Фроянов И. Я. 1) Киевская Русь: Очерки социально-экономической истории. Л., 1974; 2) Киевская Русь: Очерки социально-политической истории.

⁵ Курбатов Г. Л., Фролов Э. Д., Фроянов И. Я. Заключение. // Становление и развитие раннеклассовых обществ: Город и государство. Л., 1986. С. 334.

⁶ Там же. С. 334–335.

⁷ См.: Неусыхин А. И. Дофеодальный период как переходная стадия развития от родоплеменного строя к раннефеодальному // Проблемы истории докапиталистических обществ. М., 1968. Кн. I. С. 597:

⁸ Принятие общиной формы государства теоретически вполне обосновано (см.: Зак С. Д. Методологические проблемы развития сельской поземельной общины // Социальная организация народов Азии и Африки. М., С. 265–272).

⁹ См.: Волк С. С. Исторические взгляды декабристов. М.; Л., 1958. С. 321–347.

2

¹ Казакова Н. А. Полоцкая земля и прибалтийские племена в X — начале XIII века // Проблемы истории феодальной России / Отв. ред. А. Л. Шапиро. Л., 1971. С. 82.

² Насонов А. Н. «Русская земля» и образование территории Древнерусского государства. М.,1951. С. 147.

³ ПВЛ. Ч. I. С. 99. М.,1950.

⁴ См.: Насонов А. Н. «Русская земля»… С. 147.

⁵ ПВЛ. Ч. I. С. 99.

⁶ Рыдзевская Е. А. Древняя Русь и Скандинавия в IX–XIV вв. М., 1978. С. 101.

⁷ Штыхов Г. В. Древний Полоцк. Минск, 1975. С. 15.

⁸ Рыдзевская Е. А. Древняя Русь… С. 101.

⁹ См., напр.: Гуревич А. Я. Норвежское общество и раннее средневековье. М., 1978. С. 87 и др. — А. П. Сапунов был прав, когда отмечал финансовую зависимость князя от веча (Сапунов А. П. Сказания исландских, или скандинавских, саг о Полоцке, князьях полоцких и р. Западной Двине // Полоцко-Витебская старина. Витебск, 1916. Вып. 3. С. 2).

¹⁰ ПСРЛ. Т. V. С. 134; т. VII. СПб, 1987. С. 328.

¹¹ Насонов А. Н. «Русская земля»… С. 148.

¹² Сапунов А. П. Сказания исландских, или скандинавских саг… С. 10.

¹³ Штыхов Г. В. Древний Полоцк. С. 10.

¹⁴ ПВЛ. Т. I. С. 160.

¹⁵ Там же. С. 159.

¹⁶ Там же.

¹⁷ Там же. С. 141.

¹⁸ См.: Штыхов Г. В. Города Полоцкой земли (IX–XIII вв.). Минск, 1978. С. 29.

¹⁹ ПВЛ. Ч. I. С. 185.

²⁰ Там же. С. 200–201.

²¹ Татищев В. Н. История Российская. Т. II. М.; Л., 1963. С. 133–134.

²² Алексеев Л. В. Полоцкая земля. М, 1966. С. 256.

²³ ПСРЛ. Т. I. Стб. 299.

²⁴ Алексеев Л. В. Полоцкая земля. С. 260.

²⁵ ПСРЛ. Т. II. 1962. С. 304.

²⁶ См.: Алексеев Л. В. Полоцкая земля. С. 263.

²⁷ ПСРЛ. Т. I. Стб. 302.

²⁸ Там же. Т. II. Стб. 445.

²⁹ Там же. Стб. 445–446.

³⁰ Там же. Стб. 493, 494.

³¹ Необходимо заметить, что социально-политическая роль народных масс в Древней Руси показана летописцами далеко не лучшим образом. Она выявляется лишь в результате критического прочтения летописей (см.: Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. Л., 1980. С. 155). Доверчивое отношение к летописцам, которые в центр своих повествований вводили не народ, а князей, бояр, высшее духовенство, может создать у исследователей иллюзию безграничного господства древнерусской знати (см.: Пашуто В. Т. Черты политического строя Древней Руси // Новосельцев А. П., Пашуто В. Т., Черепнин Л. В. и др. Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965).

³² См.: Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка Т. I. СПб., 1893. С. 873; Словарь русского языка XI–XVII вв. Вып. 5. М., 1978. С. 109.

³³ См. с. 182, 184–185 настоящей книги.

³⁴ ПСРЛ. Т. II. Стб. 493.

³⁵ Там же.

³⁶ Там же. Стб. 494.

³⁷ Там же. Стб. 495–496.

³⁸ Там же. Стб. 496.

³⁹ Там же. Стб. 505.

⁴⁰ Там же. Стб. 512.

⁴¹ См.: Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 200–203.

⁴² ПСРЛ. Т. II. Стб. 519.

⁴³ Там же. Стб. 521.

⁴⁴ Данилевич В. Е. Очерк истории Полоцкой земли до конца XIV столетия. Киев, 1896. С. 93.

⁴⁵ Алексеев Л. В. Полоцкая земля. С. 272–273.

⁴⁶ ПСРЛ. Т. II. Стб. 525. См. также: Алексеев Л. В. Полоцкая земля. С. 273.

⁴⁷ Памятники русского права. Вып. II. М., 1953. С. 69.

⁴⁸ Алексеев Л. В. Полоцкая земля. С. 76.

⁴⁹ Там же.

⁵⁰ ПСРЛ. Т. I. М., 1962. Стб. 403–404.

⁵¹ Там же. Т. II. Стб. 526–527. См. также: Алексеев Л. В. Полоцкая земля. С. 278–279.

⁵² См.: Алексеев Л. В. Полоцкая земля. С. 273.

3

¹ Алексеев Л. В. Смоленская С. 194–195.

² ПСРЛ. Т. XV. М.,1965. Стб. 153.

³ Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. М, 1980. земля в IX–XIII вв. С. 195.

⁴ ПВЛ. Ч. I. М.; Л., 1950. С. 151.

⁵ Там же. Стб. 377–378.

⁶ См.: Фроянов И. Я. Киевская Русь. Очерки социально-политической истории. Л., 1980. С. 159.

⁷ ПСРЛ. Т. II. М.,1962. Стб. 598.

⁸ Там же Стб. 617. См. также: Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 114.

⁹ Там же. Стб. 616.

¹⁰ Там же. Стб. 647.

¹¹ Пашуто В. Т. Черты политического строя Древней Руси // Новосельцев А. П., Пашуто В. Т., Черепнин Л. В. Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965. С. 30.

¹² Воронин Н. Н., Жуковская Л. П. К истории смоленской литературы XII в. // Культурное наследие Древней Руси. Отв. ред. В. Г. Балашов. М.,1976. С. 76.

¹³ См.: Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 207. — Вечем считал события под Треполем В. Дьячан (Дьячан В. Участие народа в верховной власти в славянских государствах. Варшава, 1882. С. 87).

¹⁴ НПЛ. М.; Л., 1950. С. 38, 228.

¹⁵ Воронин Н. Н., Жуковская Л. П. К истории литературы XII в. С. 76.

¹⁶ Там же. С. 76–77.

¹⁷ Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания на Руси XI–XIII вв. М.,1955. С. 220.

¹⁸ Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 115.

¹⁹ Там же С. 225.

²⁰ Там же. С. 224–225.

²¹ Там же. С. 225.

²² Фрэзер Д. Золотая ветвь. / Пер. М. К. Рыклина. М, 1980. С. 76, 78 и др.

²³ Ковалевский С. Д. Образование классового общества и государства в Швеции. М, 1977. С. 103.

²⁴ См.: Фроянов И. Я. 1) Волхвы и народные волнения в Суздальской земле 1024 г. // Духовная культура славянских народов. Литература. Фольклор. История: Сб. статей к IX Международному съезду славистов. Л., 1983; 2) О событиях 1227–1230 гг. в Новгороде // Новгородский исторический сборник. 2(12). Л., 1984; 3) Народные волнения в Новгороде 70-х годов XI в. // Генезис и развитие феодализма в России / Под ред. И. Я. Фроянова. Л., 1985.

²⁵ Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 115.

²⁶ ПСРЛ. Т. II. Стб. 692.

²⁷ См.: Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 115.

²⁸ НПЛ. С. 25, 210.

²⁹ ПСРЛ. Т. II. Стб. 598.

³⁰ Там же. Стб. 502–503.

³¹ Беляев И. Д. Рассказы из русской истории. Кн. I. М., 1865. С. 344. См. также: Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 220.

³² НПЛ С. 53, 251

³³ ПРП. Вып. II. М., 1953. С. 57–58. См. также: Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 220.

³⁴ Голубовский П. В. История Смоленской земли до начала XVст. Киев, 1895. С. 222. См. также: Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 115.

³⁵ Древнерусские княжеские уставы XI–XV вв. / Отв. ред. Л. В. Черепнин. М.,1976. С. 141.

³⁶ Голубовский П. В. История Смоленской земли до начала XV ст., С. 214.

³⁷ ПРП. Вып. II. С. 45.

³⁸ Тихомиров М. Н. Древнерусские города. М., 1956. С. 219–220.

³⁹ Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 114.

⁴⁰ Цит. по кн.: Щапов Я. Н. Княжеские уставы и церковь в Древней Руси XI–XIV вв. М., 1972. С. 142. — «Похвала» дошла до нас в составе «Нифонтова сборника» XVI в., который был создан в Иосифо-Волокаламском монастыре при игумене Нифонте. Однако, по мнению исследователей, оригинал этого памятника был составлен вскоре после смерти Ростислава (1167 г.) (см.: Сумникова Т. А. Повесть о великом князе Ростиславе Мстиславиче Смоленском и о церкви в кругу смоленских источников XII в. // Восточнославянские языки: Источники для изучения / Ред. Л. П. Жуковская, Н. И. Тарабасова. М., 1973; Щапов Я. Н. Похвала князю Ростиславу Мстиславичу как памятник литературы Смоленска XII В. // ТОДРЛ. 1974. XXVIII).

⁴¹ Древнерусские княжеские уставы XI–XV вв. С. 144.

⁴² Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 136. Необходимо подчеркнуть, что в Смоленске складывается такая же система управления, как и в Новгороде. Наряду с князем и вечем, здесь встречаем посадника (см.: Древнерусские княжеские уставы, с. 144).

⁴³ В последние годы комплекс смоленских грамот стал объектом внимательного изучения (см.: Щапов Я. Н. 1) Смоленский устав князя Ростислава Мстиславича // Археографический ежегодник за 1962 год / Отв. ред. С. О. Шмидт. М., 1963; 2) Княжеские уставы и церковь в Древней Руси. М., 1972; Поппэ А. В. 1) Учредительная грамота Смоленской епископии // Археографический ежегодник за 1965 год / Отв. ред. С. О. Шмидт. М, 1966; 2) Fundacja biskupstwa smolenskiego // Przeglad historyczny. 1966. Z. 4; Алексеев Л. В. Устав Ростислава Смоленского и процесс феодализации Смоленской земли // Slawianie w dziejach Europy Poznan. 1974). Однако в источниковедческом изучении комплекса еще много спорного и неясного. Трудно, например, согласиться с гипотезой Л. В. Алексеева, попытавшегося реконструировать процесс переписки грамот (Алексеев Л. В. Устав Ростислава Смоленского… С. 88–89). Контрдоводы см.: Дворниченко А. Ю. К вопросу о «прощенниках» // Вест. Ленингр. ун-та. 1979. № 14, С. 109. — Исследование этого интересного источника должно быть продолжено.

⁴⁴ Древнерусские княжеские уставы XI–XV вв. С. 141–145.

⁴⁵ Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 46–47.

⁴⁶ Там же. С. 47–52

⁴⁷ Голубовский П. В. История Смоленской земли… С. 68–69.. Прим. 2; с. 72. Прим. 1.

⁴⁸ Седов В. В. Смоленская земля // Древнерусские княжества X–XIII вв. / Отв. ред. Л. Г. Бескровный. М., 1975. С. 257; Кучкин В. А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X–XIV вв. М., 1984. С. 83.

⁴⁹ Кучкин В. А. Формирование государственной территории… С. 83.

⁵⁰ Голубовский П. В. История Смоленской земли… С. 72. Прим. 1.

⁵¹ Кучкин В. А. Формирование государственной территории… С. 83; Смолицкая Г. П. Гидронимия бассейна Оки. М, 1976. С. 103. — Исследовательница земли вятичей Т. Н. Никольская согласилась с П. В. Голубовским и Л. В. Алексеевым, отметив в то же время, что ни на одном из упомянутых пунктов, кроме Бениц, не были произведены археологические раскопки (Никольская Т. Н. Земля вятичей. М., 1981. С. 71).

⁵² В. А. Кучкин ставит под сомнение и локализацию с. Бениц, а что касается Путтина, то он отмечает, что его локализация тоже еще не вполне ясна (Кучкин В. А. Формирование государственной территории… С. 83).

⁵³ Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 51.

⁵⁴ О Мстиславле сообщает под 1135 г. сборник киевского Михайловского монастыря (Щапов Я. Н. Освящение смоленской церкви Богородицы в 1150 г. // Новое в археологии / Под ред. В. Л. Янина. М., 1972. С. 282). Значит, существуя с 1135 г, город не мог исчезнуть ни с того ни с сего в 1136 г. В Ростиславле же самим Л. В. Алексеевым найдены древнерусские слои до середины XII в. (Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 180).

⁵⁵ См.: Дворниченко А. Ю. Городская община и князь в древнем Смоленске // Город и государство в древних обществах / Под ред. В. В. Мавродина. Л., 1982. С. 142–143.

⁵⁶ Там же. С. 143.

⁵⁷ См.: Насонов А. Н. «Русская земля» и образование территории Древнерусского государства. М., 1951. С. 146; Алексеев Л. В. Полоцкая земля. С. 73.

⁵⁸ Грамота, как мы знаем, принималась на вече: «здумав с людьми своими» Городская община («люди») мыслится как возможный нарушитель Устава.

⁵⁹ Маковский Д. П. Смоленское княжество. Смоленск, 1947. С. 235.

⁶⁰ Насонов А. Н. «Русская земля»… С. 50.

⁶¹ По мнению исследователя грамоты Ростислава Я. Н. Щапова, в ней отразились два вида даней, «значительно различающихся социально-политически. Одни из этих даней платит все население княжества: как труженики, создающие материальные ценности, так и люди, живущие за счет их эксплуатации или за счет доходов от обращения ценностей… Другую часть даней платят непосредственные производители, и эти платежи могут рассматриваться как ранняя форма земельной ренты, которая в ряде отношений близка к феодальной земельной ренте» (Щапов Я. Н. Княжеские Уставы… С. 148–149). К сожалению, для такого членения дани источник не дает достаточных оснований. По Л. В. Алексееву, дань, будучи первоначальным доходом смоленского князя (наверное, личным), после возникновения обширного княжеского домена становится «государственным княжеским доходом» и поступает князю только как к «сюзерену страны», пока он являлся таковым (Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 107–108). По нашему убеждению, Л. В. Алексеев преувеличил степень развития княжеского домена в Смоленской земле (см.: Дворниченко А. Ю. Городская община и князь… С. 145–146). К тому же дань в древнерусский период никакого отношения к феодальной ренте не имела (Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-экономической истории. Л., 1974. С. 113–118). Дань грамоты Ростислава Мстиславича — результат первоначального, скорее всего, военного освоения соседних племен той группировкой, средоточием которой был Смоленск. И не случайно грамота различает полюдье и дань: те пункты, которые платили дань, — не платили полюдья, и наоборот. И дело не в том, что дань платило «феодализированное» население, а полюдье — свободное. Там, где было «примучивание», где власть устанавливалась силой оружия, там платили дань, а полюдье — «дар» сограждан в пользу князя, осуществляющего функции публичной власти. Конечно, дани грамоты мы застаем на уже более высоком уровне их развития. Это своего рода налог формирующегося города-государства, не являющийся на этом этапе феодальной рентой.

⁶² Древнерусские княжеские Уставы XI–XV вв. С. 143.

⁶³ Такое толкование не покажется беспочвенным, если учесть, что слово «уезд», будучи известным в восточнославянском и западнославянском языках, образовано с помощью префикса у- от езд — «путь, дорога», параллельного слову «езда» (см.: Шанский Н. М., Иванов В. В., Шанская Т. В. Краткий этимологический словарь русского языка. М., 1971. С. 462; Мурзаев Э. М. Словарь народных географических терминов. М., 1984. С. 573). По словам В. О. Ключевского, «этимология этого термина („уезд“) объясняется одним административно-судебным отправлением: полюдьем или ездом; древний администратор сам собирал корм с управляемого округа, объезжая его… округ, в пределах которого ездил администратор для получения корма, и получил название уезда» (Ключевский В. О. Соч. Т. VI. М., 1959. С. 135). Если в населенные места князь или какой-нибудь иной администратор въезжал для сбора доходов, то в пределы сеножатей и озер он мог въезжать только с целью пользования этими угодьями, т. е. для сенокошения, выпаса скота и рыбной ловли. Напомним также, что смена «в» на «у» была распространенным явлением в средней диалектной группе древнерусского языка. Свидетельства тому исследователи находят именно в смоленских источниках (см.: Черных П. Я. Язык и письмо // История культуры Древней Руси. Т. II. / Под ред. Н. Н. Воронина, М. К. Каргера. М.; Л., 1951. С. 119). Эта смена особенно характерна для смоленского говора. На данное обстоятельство указал Н. А. Мещерский.

⁶⁴ Ср.: Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка. Т. III. СПб., 1903. Стб. 1346.

⁶⁵ См., напр.: ПСРЛ. Т. I. Стб. 360, 495; т. II. Стб. 369, 370.

⁶⁶ Там же. Т. II. Стб. 670.

⁶⁷ Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 115.

⁶⁸ ПСРЛ. Т. II. Стб. 741.

⁶⁹ Я. Н. Щапов датирует ее концом XII — началом XIII в., а Л. В. Алексеев сужает датировку между 1211 и 1218 гг. (Щапов Я. Н. Княжеские уставы… С. 146; Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 24–25.).

⁷⁰ Poppe D. А. Dziedzice na Rusi // Kwartalnik historyczny. 1967. № 1.

⁷¹ Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 177.

⁷² Нет достаточных оснований связывать их возникновение с княжеским доменом, как это делает Л. В. Алексеев (Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 191). См.: Дворниченко А. Ю. Городская община… С. 146).

⁷³ ПСРЛ. Т. I. Стб. 435, 448, 510, 513. См. также: Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 25, 161.

⁷⁴ Седов В. В. Восточные славяне в VI–XIII вв. М., 1982. С. 164–165.

⁷⁵ Алексеев Л. В. Некоторые вопросы залесенности и развитие западнорусских земель IX–XII вв. // Древняя Русь и славяне / Отв. ред. Т. В. Николаева. М., 1978. С. 24.

⁷⁶ Пресняков А. Е. Лекции по русской истории. Т. I. Киевская Русь. М., 1938. С. 62.

⁷⁷ Алексеев Л. В. Некоторые вопросы заселенности… С. 24.

⁷⁸ Любавский М. К. Историческая география России в связи с колонизацией. М., 1909. С. 85–86.

Глава VI

1

¹ Седов В. В. Восточные славяне в VI–XIII вв. М., 1982. С. 192.

² НПЛ. Л., 1950. С. 159; ПСРЛ. Т. I. Стб. 121; т. II. Стб. 105.

³ Кучкин В. А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X–XIV вв. М., 1984.,С. 59.

⁴ ПСРЛ. Т. V. Вып. 1. Л., 1925. С. 123.

⁵ Кучкин В. А. Формирование государственной территории… С. 58.

⁶ ПВЛ. Ч. I. М.; Л., 1950. С. 100.

⁷ Эта точка зрения была высказана еще в 30-е годы (см. об этом:, Фроянов И. Я. Волхвы и народные волнения в Суздальской земле 1024 г. // Духовная культура славянских народов. Литература, фольклор, история: Сб. статей к IX Международному съезду славистов. М., 1983).

⁸ Фроянов И. Я. Волхвы н народные волнения… С. 32.

⁹ Там же.

¹⁰ ПВЛ. Ч. I. С. 117.

¹¹ Шахматов А. А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908. С. 444, 456; Приселков М. Д. История русского летописания XI–XV вв. Л, 1940. С. 18–19; Мавродин В. В. Очерки по истории феодальной Руси. Л., 1949. С. 149–150; Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания на Руси XI–XIII вв. М., 1955. С. 115; Черепнин Л. Н. Общественно-политические отношения в Древней Руси и Русская Правда // Новосельцев А. П., Пашуто В. Т., Черепнин. Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965. С. 182–183.

¹² См.: Рапов О. М. О датировке народных восстаний на Руси XI века в Повести временных лет // История СССР. 1979. № 2. С. 144; Фроянов И. Я. О языческих «переживаниях» в Верхнем Поволжье второй половины XI в. // Русский Север: Проблемы этнокультурной истории, этнографии, фольклористики / Отв. ред. Т. А. Бернштам, К. В. Чистов. Л., 1986. С. 35–36.

¹³ ПВЛ. Ч. I. С. 158.

¹⁴ Следует согласиться с А. Е. Пресняковым, который говорил об отсутствии «возможности отчетливо разграничить, территориально и хронологически, владельческие права Святослава и Всеволода на русском северо-востоке» (Пресняков А. Е. Княжое право в Древней Руси. СПб., 1909. С. 41–42).

¹⁵ Кучкин В. А. Формирование государственной территории… С. 66.

¹⁶ Там же. С. 71.

¹⁷ Там же.

¹⁸ Там же.

¹⁹ Там же.

²⁰ Першиц А. И. Данничество: Доклады советской делегации на IX Международном конгрессе антропологических и этнографических наук. Отд. оттиск. М., 1973. С. 3–4; Фроянов И. Я. Данники на Руси X–XII вв. // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы 1965 г. / М., 1970. С. 33–41.

²¹ Не рассматриваем упоминания Ростова под 862 и 907 гг., так как А. А. Шахматов указывал на их позднее происхождение (см.: Шахматов А. А. Повесть Временных лет. Т I: Вводная часть // Летопись занятий археографической комиссии (ЛЗАК). Пг., 1917. Вып. 29. С. 20, 31. Впрочем, многие историки не сомневаются в аутентичности этих летописных сведений.

²² См. с. 39–40 настоящей книги. О «переносе» городов в Северо-Восточной Руси наиболее подробно писал И. В. Дубов (см.: Дубов И. В. 1) К проблеме «переноса» городов в Древней Руси // Генезис и развитие феодализма в России / Отв. ред И. Я. Фроянов. Л., 1983. С. 70–82; 2) Северо-Восточная Русь в эпоху раннего средневековья. Л., 1982. С. 64–66; 3) Города, величеством сияющие. Л., 1985. С. 25–32).

²³ ПВЛ. Ч. I. С. 99, 100, 117.

²⁴ Фроянов И. Я. Волхвы и народные волнения… С. 30.

²⁵ Кривошеев Ю. В. О социальных коллизиях в Суздальской земле 1024 г. (по материалам Повести временных лет) // Генезис и развитие феодализма в России / Под ред. И. Я. Фроянова. Л., 1985. С. 40–42.

²⁶ ПВЛ. Ч. I. С. 99.

²⁷ Дубов И. В. Города, величеством сияющие… С. 58.

²⁸ Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. Л., 1980.

²⁹ ПВЛ. Ч. I. С. 117.

³⁰ Там же.

³¹ Насонов А. Н. «Русская земля» и образование территории Древнерусского государства. М., 1951. С. 178–180.

³² Кучкин В. А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X–XIV вв. М., 1984. С. 70.

³³ ПВЛ. Ч. I. С. 168.

³⁴ В. А. Кучкин пишет: «В случае опасности каждый город области выставлял свой полк, руководимый, по всей вероятности, местной феодальной знатью» (Кучкин В. А. Формирование государственной территории… С. 70). О руководстве полков феодальной знатью источники ничего не сообщают.

³⁵ ПВЛ. Ч. I. С. 168.

³⁶ Там же.

³⁷ Там же.

³⁸ Там же.

³⁹ Там же.

⁴⁰ Там же. С. 168.

⁴¹ Там же. С. 169.

⁴² ПСРЛ. Т. XXIV. Пг., 1921. С. 73. — Это известие Типографской летописи в терминах более позднего времени рисует картину, вполне реальную для начала XII в. Мы видим город, окруженный селами и погостами, их жителей, которых летопись называет «крестьянами». Термин «крестьяне», как мы знаем, отсутствовал в древнерусской лексике. В целом данное летописное известие заслуживает доверия (см.: Насонов А. Н. История русского летописания XI — начала XVIII вв. М., 1969. С. 119–123; Кучкин В. А. Формирование государственной территории… С. 71).

⁴³ Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. Л., 1980. С. 36.

⁴⁴ ПСРЛ. Т. XXIV. Стб. 73.

⁴⁵ Там же. Т. I. Стб. 303.

⁴⁶ Там же. Т. II. Стб. 300.

⁴⁷ Там же. XXV. М.; Л., 1949. Стб. 32.

⁴⁸ Насонов А. Н. «Русская земля»… С. 177. — Центр этой военной организации находился в Ростове. Не случайно Георгий Шиманович, который жил в Суздале, считался Ростовским тысяцким (Там же. С. 176).

⁴⁹ Патерик Киево-Печеркого монатыря. СПб., 1911. С. 62.

⁵⁰ Кучкин В. А. Формирование государственной территории… С. 73.

⁵¹ Насонов А. Н. «Русская земля»… С. 181.

⁵² А. Е. Пресняков был несколько категоричен, когда писал, что Суздаль «со времен Юрия… стал рядом с Ростовом… Трудно сомневаться, что тот процесс, какой мы наблюдаем позднее при Андрее Боголюбском, как „возвышение Владимира“, был уже перенесен Ростовской землей, как „возвышение Суздаля“» (Пресняков А. Е. Образование Великорусского государства. Пг., 1918. С. 458). Верно уловив направление процесса, А. Е. Пресняков переоценил его завершенность.

⁵³ Кучкин В. А. Формирование государственной территории… С. 75.

⁵⁴ ПСРЛ. Т. II. Стб. 338.

⁵⁵ Там же. Стб. 339.

⁵⁶ Корсаков Д. А. Меря и Ростовское княжество. Казань, 1872. С. 101.

⁵⁷ ПСРЛ. Т. II. Стб. 347, 359.

⁵⁸ Там же. Стб. 344.

⁵⁹ Там же. Стб. 345.

⁶⁰ Там же. Стб. 369–370.

⁶¹ Там же. Стб. 371.

⁶² Там же. Т. XXI. СПб., 1913. С. 45.

⁶³ Там же. Т. II. Стб. 380.

⁶⁴ Там же. Стб. 376.

⁶⁵ Там же. Стб. 382.

⁶⁶ Там же. Стб. 382–383.

⁶⁷ Там же. Т. I. Стб. 328. — Как отметил А. Е. Пресняков, «Юрий не умел ладить с киевским обществом» (Пресняков А. Е. Княжое право… С. 101).

⁶⁸ Там же. Т. II. Стб. 415–416.

⁶⁹ Там же. Стб. 421.

⁷⁰ Там же. Т. XXV. С. 51.

⁷¹ Там же. Т. II. Стб. 446.

⁷² Там же. Стб. 455.

⁷³ Там же. Стб. 459.

⁷⁴ Там же. Стб. 468.

⁷⁵ Там же. Стб. 489.

⁷⁶ Данная запись сохранилась под 1152 г. в Типографской летописи, но А. Н. Насонов считал, что это — дошедшая через Ростовский владычный свод древнейшая ростовская запись (Насонов А. Н. Князь и город в Ростово-Суздальской земле // Века. Вып. 1. Пг., 1924. С. 13).

⁷⁷ Дубов И. В. Города, величеством сияющие… С. 61–134; Кучкин В. А. Формирование государственной территории… С. 80–86.

⁷⁸ ПСРЛ. Т. II. Стб. 371.

⁷⁹ Там же. Стб. 366.

⁸⁰ Там же. Т. I. Стб. 335.

⁸¹ См. с. 70, 72 настоящей книги.

⁸² Кучкин В. А. Формирование государственной территории… С. 76.

⁸³ ПСРЛ. Т. I. Стб. 348.

⁸⁴ Там же. Т. II. Стб. 490.

⁸⁵ Сергеевич В. И. Русские юридические древности. Т. II. СПб., 1900. С. 22–23.

⁸⁶ Юшков С. В. Очерки по истории феодализма в Киевской Руси. М.; Л., 1939. С. 207–208.

⁸⁷ Черепнин Л. В. К вопросу о характере и форме Древнерусского государства X — начала XIII в. // Исторические записки / Гл. ред. А. М. Самсонов. М., 1972. Т. 89. С. 390.

⁸⁸ Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 159.

⁸⁹ Там же. С. 177–180.

⁹⁰ ПСРЛ. Т. II. Стб. 491.

⁹¹ Многие историки видели в поступке Андрея проявление его необузданного самовластья. А. Н. Насонов писал: «Общепринятый взгляд видит в этом шаге акт самовластной политики, который открывает собой новую эру в политической истории Древней Руси». В действительности же, полагал А. Н. Насонов, самовластная политика Андрея — «примыслы и домыслы летописной историографии» (Насонов А. Н. Князь и город… С. 8–9).

⁹² ПСРЛ. Т. I. Стб. 349.

⁹³ Там же. Стб. 352.

⁹⁴ Кучкин В. А. Формирование государственной территории… С. 90.

⁹⁵ ПСРЛ. Т. I. Стб. 353; Насонов А. Н. «Русская земля»… С. 190. — «Главная энергия Андрея направлена на Новгород», — писал А. Е. Пресняков (Пресняков А. Е. Образование Великорусского государства. С. 37).

⁹⁶ НПЛ. С. 33.

⁹⁷ ПСРЛ. Т. I. Стб. 361–362.

⁹⁸ ПСРЛ. Т. I.,Стб. 352–353. — Другой поход был в 1172 г. (Там же. Т. I. Стб. 364).

⁹⁹ Там же. Стб. 350.

¹⁰⁰ Пресняков А. Е. Лекции по русской истории. Т. I: Киевская Русь. М., 1938. С. 238.

¹⁰¹ ПСРЛ. Т. II. Стб. 354. — В 1174 г. Юрий Андреевич идет с «Новгородци, и с Ростовци, и с Суждальцы» к Вышгороду (Там же. Т. I. Стб. 365).

¹⁰² Там же. Т. I. Стб. 364–365.

¹⁰³ Там же. Стб. 364.

¹⁰⁴ Там же. Т. II. Стб. 592.

¹⁰⁵ Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Т. I.

¹⁰⁶ Ключевский В. О. Соч. Т. I. М., 1956. С. 526 — В. О. Ключевский видел в событиях, последовавших после убийства Андрея Боголюбского, не простую княжескую усобицу, а социальную борьбу (Там же. С. 328).

¹⁰⁷ См., напр.: Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания Руси XII в. М., 1955. С. 234; Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества XII–XIII вв. М., 1982. С. 556.

¹⁰⁸ См.: Лимонов Ю. А. Летописание Владимиро-Суздальской Руси. Л… 1967. С. 84–85.

¹⁰⁹ ПСРЛ. Т. I. Стб. 371–372; Т. II. Стб. 595.

¹¹⁰ Насонов А. Н. Владимиро-Суздальское княжество // Очерки истории СССР: Период феодализма IX–XV вв. Ч. I. / Под ред. Б. Д. Грекова, Л. В. Черепнина, В. Т. Пашуто. М., 1953. С. 329; Пашуто В. Т. Черты политического строя… С. 44; Юшков С. В. Очерки по истории феодализма в Киевской Руси. М.; Л., 1939. С. 208.

¹¹¹ ПСРЛ. Т. I. Стб. 364.

¹¹² Там же. Стб. 373; Там же. Т. II. Стб. 595.

¹¹³ Там же. Т. I. Стб. 373; Т. II. Стб. 597.

¹¹⁴ Приселков М. Д. История русского летописания XI–XV вв. Л., 1940. С. 72–73.

¹¹⁵ ПСРЛ. Т. I. Стб. 374. — В Никоновской летописи старшие города называют владимирцев «наши смерди». (Там же. Т. X. М., 1885. С. 2). В унисон с ней говорит и владимирский летописец: «Новый люди мезинии» (Там же. Т. I. Стб. 378). Зачарованные яркой летописной терминологией, историки писали о зависимом от князя, призванном им населении Владимира — смердах, или обельных холопах (Тихомиров М. Н. Древнерусские города. М., 1956. С. 50), и о пленниках Владимира Мономаха — первых «насельниках» Владимира (Горемыкина В. И. К проблеме истории докапиталистических обществ (на материалах Древней Руси). Минск, 19701 С. 49). В свое время еще А. Н. Насонов отметил, что «новые» люди владимирские, судя по смыслу летописного сообщения, являются новыми в их самостоятельном бытии (Насонов А. Н. Князь и город в Ростово-Суздальской земле // Века. Пг., 1924 / Под ред. М. Д. Приселкова, А. И. Заозерского). С. 14–15).

¹¹⁶ ПСРЛ. Т. I. Стб. 374.

¹¹⁷ Там же. Стб. 375.

¹¹⁸ Там же.

¹¹⁹ Это показывает, насколько не прав был С. М. Соловьев, когда писал об отсутствии вечевых традиций в «Новых» городах, которые он связывал с княжеской властью (Соловьев С. М. Об отношении Новгорода к, великим князьям. М., 1846. С. 16–18).

¹²⁰ Сергеевич В. И. Русские юридические древности… Т. 2. С. 25. — «Где находился в это время князь Ярополк и как относился он к народным собраниям владимирцев, которые, конечно, не могли оставаться для него тайной — об этом летописец не сообщает ни слова», — писал В. И. Сергеевич (Там же). Ярополк, конечно, знал о вечевых собраниях и сделал самое разумное в тех условиях: просто сбежал из города. Летописец, прославляя владимирцев, отмечает, что они «ни убояшяся князя два имуше в волости ей, а боляр их прешение ни во что же вмениша семь бо недель без князя будуще в граде» (ПСРЛ. Т. XXV, С. 86).

¹²¹ ПСРЛ. Т. I. Стб. 377.

¹²² М. Ф. Владимирский-Буданов отмечал, что к потере «старейшинства» вело и то, что в «пригороде возникала религиозная святыня, превосходившая своим значением святыню старшего города» (Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. Вып. I. Киев, 1886. С. 9). Можно согласиться с наблюдением ученого, внеся лишь существенное изменение: потеря старейшинства старыми центрами приводила к тому, что возрастало значение религиозных святынь новых центров.

¹²³ Там же. Стб. 378–379.

¹²⁴ Там же. Стб. 379.

¹²⁵ Там же. Т. I. Стб. 380.

¹²⁶ Там же.

¹²⁷ Там же. Стб. 380–381.

¹²⁸ Там же. Стб. 381, — Исследователь Ростово-Суздальского летописания Ю. А. Лимонов совершенно правильно отвергает точку зрения на эти события как на борьбу горожан против ростовских феодалов, но считает, что здесь боролись различные группировки феодалов (Лимонов Ю. А. Летописание Владимиро-Суздальской Руси. С. 84). Ю. А. Лимонов пишет о том, что ростовские бояре — старшая дружина, владимирцы — младшая. Но ведь старейшая дружина — ростовцы и бояре. Этих ростовцев Ю. А. Лимонов почему-то не замечает.

¹²⁹ ПСРЛ. Т. XXV. С. 88.

¹³⁰ А. Н. Насонов считал, что текст летописи (1175–1177 гг.) — часть владимирского свода, составленного при Всеволоде после 1185 г. Позднейшая редакция этого свода представлена в Переяславской, Радзивилловской и Академической летописях. Эта редакция под 1175 г. добавила к ростовцам суздальцев. Но и в своде 1185 г. «суждальцы» после слова ростовцы — добавление к первоначальному тексту (Насонов А. Н. Князь и город… С. 21). Значит, «Суздаль, как город, играл в борьбе пассивную роль… главным противником Владимира являлся старый Ростов, где жила идея единства волости» (Там же. С. 21). О следах переработки в тексте Лаврентьевской летописи, о добавлении Суздаля писал и А. Е. Пресняков (Пресняков А. Е. Образование Великорусского государства… С. 31).

¹³¹ ПСРЛ. Т. I. Стб. 383.

¹³² Там же.

¹³³ Там же. Т. XXV. С. 88.

¹³⁴ Там же. Т. I. Стб. 385.

¹³⁵ В историографии наблюдалась тенденция преувеличивать роль купцов в общественной жизни. В. О. Ключевский ставил во главе общества наряду со служилой аристократией также аристократию торговую (Ключевский В. О. Соч. Т. I. Ч. I. М., 1956. С. 327, 328). А. Н. Насонов отводил купечеству, наиболее деятельному и самостоятельному «классу» северо-восточного края, первенствующую роль. (Насонов А. Н. Князь и город… С. 14–15, 22, 27). Однако в новейшей историографии установлено, что купеческие организации носили характер торговых предприятий, не имевших политического значения, ибо они не участвовали непосредственно в управлении городом-землей (Алексеев Ю. Г. «Черные люди» Новгорода и Пскова // Исторические записки. 103. М., 1979. С. 245–246). Прав был Н. Н. Воронин, который отмечал, что «мятеж велик» был не столько боярско-купеческим, сколько массовым восстанием горожан — «людья» (Воронин Н. Н. К характеристике владимирского летописания 1156–1177 гг. // Летописи и хроники 1976 / Отв. ред. Б. А. Рыбаков. М., 1976. С. 30–31).

¹³⁶ ПСРЛ. Т. I. Стб. 385.

¹³⁷ Там же.

¹³⁸ Там же. Стб. 385–386. — «Могущественный и страшный для соседей, у себя дома Всеволод… был послушным исполнителем воли… владимирцев…» — так выразительно и в то же время точно охарактеризовал А. Н. Насонов позицию князя в Ростово-Суздальской земле / Насонов А. Н. Князь и город… С. 17). Трудно поэтому согласиться с М. Ф. Владимирским-Будановым в том, что в «земле Суздальской берет перевес княжеская власть с конца XII в., именно в эпоху Всеволода III» (Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права… С. 42).

¹³⁹ ПСРЛ. Т. I. Стб. 386.

¹⁴⁰ Там же. Стб. 387.

¹⁴¹ Там же. Стб. 388.

¹⁴² Там же.

¹⁴³ Там же. Стб. 389.

¹⁴⁴ Там же. Стб. 391.

¹⁴⁵ См. также с. 70–71, 211 настоящей книги.

¹⁴⁶ ПСРЛ. Т. I. Стб. 400–406.

¹⁴⁷ Там же. Стб. 406. — А. Е. Пресняков главной заботой Всеволода считал новгородские отношения (Пресняков А. Е. Образование Великорусского государства. С. 37).

¹⁴⁸ Там же. Стб. 412.

¹⁴⁹ Там же. Т. II. Стб. 681.

¹⁵⁰ Там же. Стб. 679.

¹⁵¹ Там же.

¹⁵² Там же. Т. I. Стб. 418.

¹⁵³ Там же. Стб. 422.

¹⁵⁴ Там же. Стб. 424. — В летописце Переяславля Суздальского вместо «горожане вси» читаем «весь народ» (Летописец Переяславля-Суздальского. М., 1851. (ЛПС). С. 107).

¹⁵⁵ Там же. С. 425.

¹⁵⁶ Там же. Стб. 428.

¹⁵⁷ А. Н. Насонов на основе анализа летописных текстов высказал предположение о том, что Константин с самого начала хотел княжить во Владимире. Старейшинство в это время уже неразрывно связывалось с Владимиром. Он требовал Владимира к Ростову, считаясь с силой старого вечевого города. Всеволод ответил на это не менее дипломатически мудрым шагом: он созывает представителей от всех городов, рассчитывая главным образом на представителей младших городов Переяславля и Владимира. Это была дипломатическая победа владимирцев и переяславцев над ростовцами (Насонов А. Н. Князь и город… С. 24–25).

¹⁵⁸ ПСРЛ. Т. XXV. С. 108.

¹⁵⁹ Черепнин Л. В. Земские соборы Русского государства в XV–XVII вв. М., 1978. С. 55–56.

¹⁶⁰ Там же. С. 56.

¹⁶¹ ПСРЛ. Т. I. Стб. 355.

¹⁶² Там же. Стб. 391. — Южный летописец обычно называет это государственное образование по имени другого центра (Суздаля) суздальской землей, а князя, который давно сидит во Владимире, именует суздальским князем (ПСРЛ. Т. II. Стб. 620, 630, 659, 667, 624).

¹⁶³ Там же. Т. I. Стб. 408.

¹⁶⁴ Там же. Стб. 476.

¹⁶⁵ Там же. Стб. 408.

¹⁶⁶ Там же. Стб. 437.

¹⁶⁷ Пресняков А. Е. Образование Великорусского государства. С. 46.

¹⁶⁸ Кучкин В. А. Формирование государственной территории… С. 101.

¹⁶⁹ ПСРЛ. Т. I. Стб. 434.

¹⁷⁰ Там же. Т. XXV. С. 108.

¹⁷¹ ЛПС. С. 110.

¹⁷² ПСРЛ. Т. XXV. С. 109–110.

¹⁷³ Там же. Т. I. Стб. 493.

¹⁷⁴ Там же. Стб. 494.

¹⁷⁵ Там же. Стб. 497.

¹⁷⁶ Там же. Т. I. Стб. 499–500.

¹⁷⁷ Сахаров А. М. Образование и развитие Российского государства в XIV–XVII вв. М., 1969. С. 26–27.

2

¹Монгайт А. Л. Рязанская земля. М., 1961. С. 115–139; Никольская Т. Н. Земля вятичей. М., 1981. С. 9; Седов В. В. Восточные славяне в VI–VIII в. М., 1982. С. 143–150; Археология Рязанской земли / Отв. ред. А. Л. Монгайт. М., 1974. С. 115.

²ПСРЛ. Т. XV. СПб., 1863. С. 23; т. XX. СПб., 1910. С. 42 и др:

³Ильин Н. Н. Летописная статья 6523 года и ее источник. М., 1957. С. 195.

⁴ПСРЛ. Т. IV. Ч. I. Вып. I. С. 110; Т. V. Вып. I. С.,123; Т. XXV. С. 374 и др.

⁵Кузьмин А. Г. Рязанское летописание. М., 1965. С. 62.

⁶Татищев В. Н. История Российская. Т. II. М.; Л., 1963. С. 70.

⁷Насонов А. Н. «Русская земля» и образование территории Древнерусского государства. М., 1951. С. 198.

⁸НПЛ. Л., 1950. С. 469.

⁹Насонов А. Н. «Русская земля»… С. 199: Рорре А. Panstwo i kosciol na Rusi w XI wieku. Warszawa, 1968. C. 164–165.

¹⁰ПВЛ. 4. I. М.; Л., 1950. C. 137.

¹¹Седов В. В. Восточные славяне… С. 242.

¹²Там же. С. 243.

¹³ПВЛ. Ч. I. С. 150.

¹⁴В. В. Мавродин по этому поводу писал о том, что Мономаховичи очень удачно выбрали место для первого удара. «Черниговские князья в земле вятичей, муромы и мордвы были носителями различного рода „примучиваний“, и всякий, кто с ними боролся, объективно становился союзником местных „нарочитых людей“, Муром покорился не только голой силе…» (Мавродин В. В. Очерки истории Левобережной Украины. Л., 1940. С. 205). Полностью принимаем наблюдение исследователя, за одним исключением: летопись ничего не говорит о муромских «нарочитых людях».

¹⁵ПВЛ. Ч. I. С. 148.

¹⁶Там же. С. 151.

¹⁷Там же. С. 168. — По поводу этих смоленских воев недоумевал еще П. В. Голубовский (Голубовский П. В. История Северской земли до половины XIV ст. Киев, 1881. С. 97). Д. И. Багалей считал, что в летописи переданы варианты одного и того же события, которые «летописец счел за события разные и поставил в хронологической последовательности» (Багалей Д. И. История Северской земли до половины XIV столетия. Киев, 1882. С. 173–174. Прим. 4). Современный исследователь А. Г. Кузьмин видит в начальной летописи при изложении усобицы Святославичей и Всеволодовичей соединение двух источников. По одной версии Олег отправился к Мурому, получив помощь в Смоленске, по другой — он не был принят смольнянами и пошел к Рязани (Кузьмин А. Г. Рязанское летописание… С. 66–67). Однако на основании этих рассуждений выделять две версии неправомерно. Городская община не приняла Олега), но он вполне мог набрать добровольцев. Такой случай пооизошел с Изяславом Мстиславичем в Киеве (ПСРЛ. Т. II. М, 1962. Стб. 344).

¹⁸ПВЛ. Ч. I. С. 168.

¹⁹Там же.

²⁰Там же.

²¹Там же. С. 170. — После поражения Изяслава и гибели его в битве под Муромом «вой побегоша, ови через лес, друзии в город» (ПВЛ. Ч. I. С. 168). Через лес, как убедительно предположил В. А. Кучкин, бежали в Ростовскую землю (Кучкин В. А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X–XIV вв. М., 1984. С. 70. Прим. 114). Те же, кто бросился в город, оказались в западне.

²²ПВЛ. Ч. I. С. 170.

²³Там же.

²⁴А. Н. Насонов пишет: «К сожалению, мы не знаем, что представляла собою та организация г. Рязани („рязанци“), с которой приходилось входить в соглашение князю Изяславу. Но ряд данных не оставляет сомнений в том, что в Рязани образовался класс местных рязанских феодалов. Очевидно, в городе сложилась какая-то правящая группа, руководившая жизнью Рязани. Ряд данных заставляет предполагать существование в Рязани феодальной знати» (Насонов А. Н. «Русская земля»… С. 199, 215). В отличие от А. Н. Насонова, мы таких данных не видим. Весь материал и по Рязани, и по соседним землям заставляет видеть в рязанцах членов городской общины, массы сельского и городского люда.

²⁵Кузьмин А. Г. Рязанское летописание. С. 67.

²⁶Татищев В. Н. История Российская. Т. II. С. 105, 124.

²⁷ПСРЛ. Т. II. Стб. 286.

²⁸Там же. Стб. 290–292.

²⁹ПСРЛ. Т, VII. С. 242.

³⁰Монгайт А. Л. Рязанская земля. С. 336.

³¹ПСРЛ. Т. IX. С. 157.

³²Там же. Т. II. Стб. 318–319.

³³Кузьмин А. Г. Рязанское летописание. С. 81–82.

³⁴Там же. С. 82.

³⁵ПСРЛ. Т. II. Стб. 332.

³⁶Там же. Стб. 339.

³⁷Кузьмин А. Г. Рязанское летописание. С. 82. — А. Л. Монгайт считает взаимоотношения с Ростово-Суздальской землей важнейшим внешнеполитическим фактором развития Рязанской земли (Монгайт А. Л. Рязанская земля. С. 341).

³⁸ПСРЛ. Т. II. Стб. 455. — Вплоть до 1152 г. политика была, видимо, другой. Привлекает внимание сообщение Никоновской летописи, согласно которому князь Юрий, собираясь идти на Киев, «посла в Рязань, и не бе ему оттуду ничто же» (там же. Т. IX. С. 186).

³⁹Особенно много о рязанских тысяцких сообщает Никоновская летопись. Под 1135 г. фигурирует тысяцкий Иван Андреевич Долгий; под 1148 г. — тысяцкий Константин; под 1155 г. — Андрей Глебов (ПСРЛ. Т. IX. С. 159, 177–178, 206). А. Н. Насонов считал, что в этих сведениях «вымысел переплетается с действительностью» (Насонов А. Н. «Русская земля»… С. 199). Но по мнению А. Г. Кузьмина, «как раз в известиях о тысяцких… нет каких-либо элементов вымысла» (Кузьмин А. Г. Рязанское летописание. С. 93).

⁴⁰А верить ей основания есть. А. Г. Кузьмин полагает, что это известие попало во Львовскую летопись из ее общего с Ермолинской летописью источника — предполагаемого свода третьей четверти XV в. (Кузьмин А. Г. Рязанское летописание. С. 98).

⁴¹ПСРЛ. Т. XX. Ч. I. С. 177.

⁴²Там же. Т. II. Стб. 482. — В. Н. Татищев прямо пишет, что рязанские князья требовали для себя помощи против Юрия Долгорукого и за это приняли Ростислава «во отца место» (Татищев В. Н. История Российская. Т. III. М.; Л., 1964. С. 55).

⁴³ПСРЛ. Т. IX. С. 222.

⁴⁴Там же. Т. II. Стб. 508.

⁴⁵Там же. Стб. 560.

⁴⁶Там же. Т. I. Стб. 352.

⁴⁷Там же. Стб. 364. — Рязанское княжество вынуждено было вести борьбу на три фронта (Монгайт А. Л. Рязанская земля. С. 337).

⁴⁸ПСРЛ. Т. I. Стб. 372.

⁴⁹Там же.

⁵⁰Там же. Т. II. Стб. 597.

⁵¹Там же. Стб. 602.

⁵²Там же. Т. I. Стб. 372.

⁵³Там же. Т. II. Стб. 606. — А. Л. Монгайт считал, что здесь имеется в виду р. Воронеж, а не город (Монгайт А. Л. Рязанская земля. С. 144. Прим. 3). В то же время он отмечает, что неизвестно, какой предлог был в подлиннике — «в» или «на». Во всяком случае, когда Ярополк Ростиславич убежал на Воронеж, он там «прехожаше из града в град». События татарского времени свидетельствуют о том, что в Рязанской земле был город Воронеж (Монгайт А. Л. Рязанская земля. С. 144).

⁵⁴О Коломне см.: Монгайт А. Л. Рязанская земля. С. 236.

⁵⁵Татищев В. Н. История Российская. Т. III. С. 119.

⁵⁶ПСРЛ. Т. II. Стб. 614.

⁵⁷Кузьмин А. Г. Рязанское летописание. С. 97. — А. Л. Монгайт в рязанцах и муромцах усматривает «лучших мужей», феодалов, бояр. Доказательство он находил в сообщении Воскресенской летописи «о лучших людях рязанцах». Но если рязанцы — это и есть знать, то какой смысл выделять еще лучших людей? В то же время эти рязанцы у А. Л. Монгайта поднимают восстание, избивают дружину. А. Л. Монгайт упрекал Д. И. Иловайского: «О народе он почти не говорит» (Монгайт А. Л. Рязанская земля. С. 24). В то же время, сам А. Л. Монгайт устранил народ из социально-политической жизни рязанской земли. Д. И. Иловайский видел в рязанцах, пронянах — горожан (Иловайский Д. И. История рязанского княжества. М., 1858. С. 118–119).

⁵⁸ПСРЛ. Т. I. М., 1962. Стб. 379.

⁵⁹Насонов А. Н. «Русская земля»… С. 204–205.

⁶⁰ПСРЛ. Т. 1. Стб. 387.

⁶¹Там же. Стб. 388.

⁶²Там же.

⁶³Там же. Стб. 401–402.

⁶⁴Там же. — Прав А. Л. Монгайт, когда утверждает, что владимирский князь умело использовал те противоречия, которые возникали в Рязанской земле (Монгайт А. Л. Рязанская земля. С. 351).

⁶⁵Еще Д. И. Иловайский отметил, что из этой летописной записи узнаем о том, что «проняне» — это горожане (Иловайский Д. И. История Рязанского княжества. С. 71).

⁶⁶ПСРЛ. Т. I. Стб. 403.

⁶⁷Там же. Т. I. Стб. 406. — А. Г. Кузьмин убедительно идентифицирует населенный пункт «Попов» с городом — Опаковым в Рязанской земле (Кузьмин А. Г. Рязанское летописание. С. 120).

⁶⁸ПСРЛ. Т. I. Стб. 404.

⁶⁹Татищев В. Н. История Российская. Т. III. С. 166.

⁷⁰При анализе этих событий необходимо использовать не только Лаврентьевскую летопись, но и Летописец Переяславля Суздальского. А. А. Кузьмин справедливо считает, что Летописец «может пролить некоторый свет на события, незнакомые владимирскому летописцу», а отдельные расхождения «летописей объясняются тем, что в них отмечены разновременные факты» (Кузьмин А. Г. Рязанское летописание. С. 132–133).

⁷¹ПСРЛ. Т. I. Стб. 430.

⁷²Там же. Стб. 431.

⁷³Там же.

⁷⁴Сергеевич В. И. Русские юридические древности. Т. II. СПб., 1900. С. 29:

⁷⁵ПСРЛ. Т. I. Стб. 432.

⁷⁶ЛПС. С. 108.

⁷⁷Там же.

⁷⁸Там же.

⁷⁹Там же.

⁸⁰ПСРЛ. Т. I. Стб. 433.

⁸¹Там же. Стб. 434.

⁸²Там же.

⁸³Насонов А. Н. «Русская земля»… С. 214.

⁸⁴Там же.

Заключение

¹ См.: Янин В. Л. 1) Новгородские посадники. М., 1962. С. 3; 2) Проблемы социальной организации Новгородской республики // История СССР. 1970. № 1.

² Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. Л., 1980. С. 21–24.

³ См.: Рыбаков Б. А. 1) Первые века русской истории. М., 1964. С. 147; 2) Киевская Русь и русские княжества XII–XIII вв. М., 1982. С. 469.

⁴ См.: Фроянов И. Я. 1) Киевская Русь: Очерки социально-экономической истории. Л., 1974; 2) Киевская Русь: Очерки социально-политической истории.

⁵ Курбатов Г. Л., Фролов Э. Д., Фроянов И. Я. Заключение. // Становление и развитие раннеклассовых обществ: Город и государство. Л., 1986. С. 334.

⁶ Там же. С. 334–335.

⁷ См.: Неусыхин А. И. Дофеодальный период как переходная стадия развития от родоплеменного строя к раннефеодальному // Проблемы истории докапиталистических обществ. М., 1968. Кн. I. С. 597:

⁸ Принятие общиной формы государства теоретически вполне обосновано (см.: Зак С. Д. Методологические проблемы развития сельской поземельной общины // Социальная организация народов Азии и Африки. М., С. 265–272).

⁹ См.: Волк С. С. Исторические взгляды декабристов. М.; Л., 1958. С. 321–347.

3

¹ Алексеев Л. В. Смоленская С. 194–195.

² ПСРЛ. Т. XV. М.,1965. Стб. 153.

³ Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. М, 1980. земля в IX–XIII вв. С. 195.

⁴ ПВЛ. Ч. I. М.; Л., 1950. С. 151.

⁵ Там же. Стб. 377–378.

⁶ См.: Фроянов И. Я. Киевская Русь. Очерки социально-политической истории. Л., 1980. С. 159.

⁷ ПСРЛ. Т. II. М.,1962. Стб. 598.

⁸ Там же Стб. 617. См. также: Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 114.

⁹ Там же. Стб. 616.

¹⁰ Там же. Стб. 647.

¹¹ Пашуто В. Т. Черты политического строя Древней Руси // Новосельцев А. П., Пашуто В. Т., Черепнин Л. В. Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965. С. 30.

¹² Воронин Н. Н., Жуковская Л. П. К истории смоленской литературы XII в. // Культурное наследие Древней Руси. Отв. ред. В. Г. Балашов. М.,1976. С. 76.

¹³ См.: Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 207. — Вечем считал события под Треполем В. Дьячан (Дьячан В. Участие народа в верховной власти в славянских государствах. Варшава, 1882. С. 87).

¹⁴ НПЛ. М.; Л., 1950. С. 38, 228.

¹⁵ Воронин Н. Н., Жуковская Л. П. К истории литературы XII в. С. 76.

¹⁶ Там же. С. 76–77.

¹⁷ Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания на Руси XI–XIII вв. М.,1955. С. 220.

¹⁸ Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 115.

¹⁹ Там же С. 225.

²⁰ Там же. С. 224–225.

²¹ Там же. С. 225.

²² Фрэзер Д. Золотая ветвь. / Пер. М. К. Рыклина. М, 1980. С. 76, 78 и др.

²³ Ковалевский С. Д. Образование классового общества и государства в Швеции. М, 1977. С. 103.

²⁴ См.: Фроянов И. Я. 1) Волхвы и народные волнения в Суздальской земле 1024 г. // Духовная культура славянских народов. Литература. Фольклор. История: Сб. статей к IX Международному съезду славистов. Л., 1983; 2) О событиях 1227–1230 гг. в Новгороде // Новгородский исторический сборник. 2(12). Л., 1984; 3) Народные волнения в Новгороде 70-х годов XI в. // Генезис и развитие феодализма в России / Под ред. И. Я. Фроянова. Л., 1985.

²⁵ Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 115.

²⁶ ПСРЛ. Т. II. Стб. 692.

²⁷ См.: Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 115.

²⁸ НПЛ. С. 25, 210.

²⁹ ПСРЛ. Т. II. Стб. 598.

³⁰ Там же. Стб. 502–503.

³¹ Беляев И. Д. Рассказы из русской истории. Кн. I. М., 1865. С. 344. См. также: Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 220.

³² НПЛ С. 53, 251

³³ ПРП. Вып. II. М., 1953. С. 57–58. См. также: Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 220.

³⁴ Голубовский П. В. История Смоленской земли до начала XVст. Киев, 1895. С. 222. См. также: Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 115.

³⁵ Древнерусские княжеские уставы XI–XV вв. / Отв. ред. Л. В. Черепнин. М.,1976. С. 141.

³⁶ Голубовский П. В. История Смоленской земли до начала XV ст., С. 214.

³⁷ ПРП. Вып. II. С. 45.

³⁸ Тихомиров М. Н. Древнерусские города. М., 1956. С. 219–220.

³⁹ Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 114.

⁴⁰ Цит. по кн.: Щапов Я. Н. Княжеские уставы и церковь в Древней Руси XI–XIV вв. М., 1972. С. 142. — «Похвала» дошла до нас в составе «Нифонтова сборника» XVI в., который был создан в Иосифо-Волокаламском монастыре при игумене Нифонте. Однако, по мнению исследователей, оригинал этого памятника был составлен вскоре после смерти Ростислава (1167 г.) (см.: Сумникова Т. А. Повесть о великом князе Ростиславе Мстиславиче Смоленском и о церкви в кругу смоленских источников XII в. // Восточнославянские языки: Источники для изучения / Ред. Л. П. Жуковская, Н. И. Тарабасова. М., 1973; Щапов Я. Н. Похвала князю Ростиславу Мстиславичу как памятник литературы Смоленска XII В. // ТОДРЛ. 1974. XXVIII).

⁴¹ Древнерусские княжеские уставы XI–XV вв. С. 144.

⁴² Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 136. Необходимо подчеркнуть, что в Смоленске складывается такая же система управления, как и в Новгороде. Наряду с князем и вечем, здесь встречаем посадника (см.: Древнерусские княжеские уставы, с. 144).

⁴³ В последние годы комплекс смоленских грамот стал объектом внимательного изучения (см.: Щапов Я. Н. 1) Смоленский устав князя Ростислава Мстиславича // Археографический ежегодник за 1962 год / Отв. ред. С. О. Шмидт. М., 1963; 2) Княжеские уставы и церковь в Древней Руси. М., 1972; Поппэ А. В. 1) Учредительная грамота Смоленской епископии // Археографический ежегодник за 1965 год / Отв. ред. С. О. Шмидт. М, 1966; 2) Fundacja biskupstwa smolenskiego // Przeglad historyczny. 1966. Z. 4; Алексеев Л. В. Устав Ростислава Смоленского и процесс феодализации Смоленской земли // Slawianie w dziejach Europy Poznan. 1974). Однако в источниковедческом изучении комплекса еще много спорного и неясного. Трудно, например, согласиться с гипотезой Л. В. Алексеева, попытавшегося реконструировать процесс переписки грамот (Алексеев Л. В. Устав Ростислава Смоленского… С. 88–89). Контрдоводы см.: Дворниченко А. Ю. К вопросу о «прощенниках» // Вест. Ленингр. ун-та. 1979. № 14, С. 109. — Исследование этого интересного источника должно быть продолжено.

⁴⁴ Древнерусские княжеские уставы XI–XV вв. С. 141–145.

⁴⁵ Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 46–47.

⁴⁶ Там же. С. 47–52

⁴⁷ Голубовский П. В. История Смоленской земли… С. 68–69.. Прим. 2; с. 72. Прим. 1.

⁴⁸ Седов В. В. Смоленская земля // Древнерусские княжества X–XIII вв. / Отв. ред. Л. Г. Бескровный. М., 1975. С. 257; Кучкин В. А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X–XIV вв. М., 1984. С. 83.

⁴⁹ Кучкин В. А. Формирование государственной территории… С. 83.

⁵⁰ Голубовский П. В. История Смоленской земли… С. 72. Прим. 1.

⁵¹ Кучкин В. А. Формирование государственной территории… С. 83; Смолицкая Г. П. Гидронимия бассейна Оки. М, 1976. С. 103. — Исследовательница земли вятичей Т. Н. Никольская согласилась с П. В. Голубовским и Л. В. Алексеевым, отметив в то же время, что ни на одном из упомянутых пунктов, кроме Бениц, не были произведены археологические раскопки (Никольская Т. Н. Земля вятичей. М., 1981. С. 71).

⁵² В. А. Кучкин ставит под сомнение и локализацию с. Бениц, а что касается Путтина, то он отмечает, что его локализация тоже еще не вполне ясна (Кучкин В. А. Формирование государственной территории… С. 83).

⁵³ Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 51.

⁵⁴ О Мстиславле сообщает под 1135 г. сборник киевского Михайловского монастыря (Щапов Я. Н. Освящение смоленской церкви Богородицы в 1150 г. // Новое в археологии / Под ред. В. Л. Янина. М., 1972. С. 282). Значит, существуя с 1135 г, город не мог исчезнуть ни с того ни с сего в 1136 г. В Ростиславле же самим Л. В. Алексеевым найдены древнерусские слои до середины XII в. (Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 180).

⁵⁵ См.: Дворниченко А. Ю. Городская община и князь в древнем Смоленске // Город и государство в древних обществах / Под ред. В. В. Мавродина. Л., 1982. С. 142–143.

⁵⁶ Там же. С. 143.

⁵⁷ См.: Насонов А. Н. «Русская земля» и образование территории Древнерусского государства. М., 1951. С. 146; Алексеев Л. В. Полоцкая земля. С. 73.

⁵⁸ Грамота, как мы знаем, принималась на вече: «здумав с людьми своими» Городская община («люди») мыслится как возможный нарушитель Устава.

⁵⁹ Маковский Д. П. Смоленское княжество. Смоленск, 1947. С. 235.

⁶⁰ Насонов А. Н. «Русская земля»… С. 50.

⁶¹ По мнению исследователя грамоты Ростислава Я. Н. Щапова, в ней отразились два вида даней, «значительно различающихся социально-политически. Одни из этих даней платит все население княжества: как труженики, создающие материальные ценности, так и люди, живущие за счет их эксплуатации или за счет доходов от обращения ценностей… Другую часть даней платят непосредственные производители, и эти платежи могут рассматриваться как ранняя форма земельной ренты, которая в ряде отношений близка к феодальной земельной ренте» (Щапов Я. Н. Княжеские Уставы… С. 148–149). К сожалению, для такого членения дани источник не дает достаточных оснований. По Л. В. Алексееву, дань, будучи первоначальным доходом смоленского князя (наверное, личным), после возникновения обширного княжеского домена становится «государственным княжеским доходом» и поступает князю только как к «сюзерену страны», пока он являлся таковым (Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 107–108). По нашему убеждению, Л. В. Алексеев преувеличил степень развития княжеского домена в Смоленской земле (см.: Дворниченко А. Ю. Городская община и князь… С. 145–146). К тому же дань в древнерусский период никакого отношения к феодальной ренте не имела (Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-экономической истории. Л., 1974. С. 113–118). Дань грамоты Ростислава Мстиславича — результат первоначального, скорее всего, военного освоения соседних племен той группировкой, средоточием которой был Смоленск. И не случайно грамота различает полюдье и дань: те пункты, которые платили дань, — не платили полюдья, и наоборот. И дело не в том, что дань платило «феодализированное» население, а полюдье — свободное. Там, где было «примучивание», где власть устанавливалась силой оружия, там платили дань, а полюдье — «дар» сограждан в пользу князя, осуществляющего функции публичной власти. Конечно, дани грамоты мы застаем на уже более высоком уровне их развития. Это своего рода налог формирующегося города-государства, не являющийся на этом этапе феодальной рентой.

⁶² Древнерусские княжеские Уставы XI–XV вв. С. 143.

⁶³ Такое толкование не покажется беспочвенным, если учесть, что слово «уезд», будучи известным в восточнославянском и западнославянском языках, образовано с помощью префикса у- от езд — «путь, дорога», параллельного слову «езда» (см.: Шанский Н. М., Иванов В. В., Шанская Т. В. Краткий этимологический словарь русского языка. М., 1971. С. 462; Мурзаев Э. М. Словарь народных географических терминов. М., 1984. С. 573). По словам В. О. Ключевского, «этимология этого термина („уезд“) объясняется одним административно-судебным отправлением: полюдьем или ездом; древний администратор сам собирал корм с управляемого округа, объезжая его… округ, в пределах которого ездил администратор для получения корма, и получил название уезда» (Ключевский В. О. Соч. Т. VI. М., 1959. С. 135). Если в населенные места князь или какой-нибудь иной администратор въезжал для сбора доходов, то в пределы сеножатей и озер он мог въезжать только с целью пользования этими угодьями, т. е. для сенокошения, выпаса скота и рыбной ловли. Напомним также, что смена «в» на «у» была распространенным явлением в средней диалектной группе древнерусского языка. Свидетельства тому исследователи находят именно в смоленских источниках (см.: Черных П. Я. Язык и письмо // История культуры Древней Руси. Т. II. / Под ред. Н. Н. Воронина, М. К. Каргера. М.; Л., 1951. С. 119). Эта смена особенно характерна для смоленского говора. На данное обстоятельство указал Н. А. Мещерский.

⁶⁴ Ср.: Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка. Т. III. СПб., 1903. Стб. 1346.

⁶⁵ См., напр.: ПСРЛ. Т. I. Стб. 360, 495; т. II. Стб. 369, 370.

⁶⁶ Там же. Т. II. Стб. 670.

⁶⁷ Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 115.

⁶⁸ ПСРЛ. Т. II. Стб. 741.

⁶⁹ Я. Н. Щапов датирует ее концом XII — началом XIII в., а Л. В. Алексеев сужает датировку между 1211 и 1218 гг. (Щапов Я. Н. Княжеские уставы… С. 146; Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 24–25.).

⁷⁰ Poppe D. А. Dziedzice na Rusi // Kwartalnik historyczny. 1967. № 1.

⁷¹ Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 177.

⁷² Нет достаточных оснований связывать их возникновение с княжеским доменом, как это делает Л. В. Алексеев (Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 191). См.: Дворниченко А. Ю. Городская община… С. 146).

⁷³ ПСРЛ. Т. I. Стб. 435, 448, 510, 513. См. также: Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. С. 25, 161.

⁷⁴ Седов В. В. Восточные славяне в VI–XIII вв. М., 1982. С. 164–165.

⁷⁵ Алексеев Л. В. Некоторые вопросы залесенности и развитие западнорусских земель IX–XII вв. // Древняя Русь и славяне / Отв. ред. Т. В. Николаева. М., 1978. С. 24.

⁷⁶ Пресняков А. Е. Лекции по русской истории. Т. I. Киевская Русь. М., 1938. С. 62.

⁷⁷ Алексеев Л. В. Некоторые вопросы заселенности… С. 24.

⁷⁸ Любавский М. К. Историческая география России в связи с колонизацией. М., 1909. С. 85–86.