«Растопыренными пальцами» в сторону от катастрофы

Отношение к Ржевско-Вяземской операции даже в советское время было довольно осторожным. Лучше всего оно отражено у К. Симонова, относившегося к людям, определявшим общественное мнение. Именно тезисы массовой публицистической, а часто даже художественной литературы определяли отношение к той или иной теме. В «Дневнике писателя» К. Симонов пишет: «В эти дни <запись относится к 1944 г. – А. И. > я вспоминал месяц за месяцем наше зимнее наступление под Москвой в 1941/42 году. Грандиозное по замыслу и по общим результатам, оно недаром вошло в народное сознание именно как разгром немцев под Москвой и как прообраз всех одержанных нами с тех пор побед. Но при этом оно было первым нашим крупным наступлением, школой опыта. И, проходя эту суровую школу, мы учились и на своих ошибках. И когда вспоминаешь по частностям действия наших командиров в тот период и сравниваешь их с тем, что происходит сейчас, то даже у непрофессионала военного задним числом создается ощущение некоторой горечи». Официоз из официозов, книга академика Самсонова также далека в своих оценках от победных фанфар: «На западном стратегическом направлении войска Калининского и Западного фронтов при содействии левого крыла Северо-Западного фронта должны были окружить и уничтожить главные силы группы армий «Центр» [284] в районе Ржева, Гжатска, Вязьмы. Противник был отброшен еще дальше от Москвы в полосах Западного и Калининского фронтов. Однако из-за отсутствия достаточных резервов наступающим войскам не удалось полностью решить поставленные перед ними задачи. Незавершенность зимних операций обусловливалась также недостатком боевой техники, вооружения и боеприпасов»{132}. В наши дни ответственность за незавершенность наступления персонифицируется: «Не получилась операция по окружению и уничтожению Ржевско-Вяземской группировки противника главным образом из-за того, что наступательные операции на исходе Московской битвы продолжали крайне утомленные и слабо материально обеспеченные войска и ряда упущений, допущенных командованием фронтов, в том числе Жуковым»{133}.

В. Суворов этих неоднозначностей в оценках и прямых указаний на допущенные ошибки словно не замечает и пишет: «Кремлевские идеологи, рассказывая о Жукове, лихо обходят острые углы. Войска Западного и Калининского фронтов в ходе победного контрнаступления были почти полностью истреблены. Жуков загнал в окружение три армии и два отдельных корпуса, где все они погибли»{134}. Никакой «лихости» в вышеприведенных оценках не наблюдается. Что касается «полностью истреблены», то это просто неправда. Начнем с того, что к моменту ввода в разрыв фронта впоследствии 33-я армия М. Г. Ефремова по численности больше походила на одну комплектную стрелковую дивизию. Потери армии в боях на подступах к Вязьме были частично восполнены [285] за счет окруженцев и призыва местного населения. На 11 марта 1942 г. в составе 33-й армии насчитывалось 12 780 человек. Численность окруженной в Мончаловских лесах группировки 29-й армии составляла на 25 января 1942 г. около 20 тыс. человек. Из ее состава к 28 февраля 1942 г. вышли к своим примерно 6000 человек, включая 800 раненых.

Численность группы П. А. Белова, формально попавшей в окружение, также не впечатляет. К моменту начала операции по прорыву через Варшавское шоссе к Вязьме в ее составе было: пять кавалерийских дивизий (1-я и 2-я гвардейские кавалерийские, 41, 57-я и 75-я кавалерийские дивизии), две стрелковые дивизии (325-я и 239-я), 9-я танковая бригада и пять лыжных батальонов. Общая численность войск группы составляла около 28 тысяч человек. Наиболее боеспособными соединениями были 1-я и 2-я гвардейские кавалерийские дивизии Н. С. Осликовского и В. К. Баранова. Численность первой составляла на 20 января 5754 человека, а второй – 5751 человек. Три сформированные уже по штатам 1941 г. легкие рейдовые кавалерийские дивизии были намного слабее. Самая сильная из них, 75-я кавалерийская дивизия, насчитывала 1706 человек, а 41-я и 57-я – 1291 и 1706 человек соответственно. Приданные корпусу 325-я и 239-я стрелковые дивизии составляли примерно треть общей численности группы, насчитывая 7092 и 3312 человек соответственно. В прорыв они и 9-я танковая бригада не пошли, оставшись на линии Варшавского шоссе. Таким образом, в состав «загнанных в окружение» эти две стрелковые дивизии записаны быть не могут. Лыжные батальоны в сумме насчитывали около 2 тыс. человек. Причем в отношении корпуса П. А. Белова «все они погибли» не соответствует действительности: используя свою подвижность, кавалеристы в июне 1942 г. вышли на соединение с основными силами Западного фронта. Уже в [286] августе 1942 г. 1-й гв. кавкорпус участвовал в отражении немецкого наступления против южного фаса сухиничского выступа.

Если сравнить численность прорвавшихся в глубину обороны немцев и отрезанных от основных сил соединений и объединений с общей численностью войск Западного и Калининского фронтов, то станет понятно, почему Г. К. Жуков называл операции февраля – марта 1942 г. «затухающими» и даже «имитацией». Только в составе дивизий, бригад, лыжных и танковых батальонов Калининского и Западного фронтов было на 1 января 1942 г. 688 233 человека. По самым завышенным оценкам, были отрезаны и частично уничтожены не более 6-7% численности войск двух фронтов. Таким образом, эмоциональная оценка В. Суворовым итогов проводившихся под руководством Г. К. Жукова операций при «проверке алгеброй гармонии» существенно тускнеет. Значимость с точки зрения понесенных потерь попыток протолкнуть в разрывы фронта и высадить парашютными и посадочными десантами войска для перехвата шоссе Вязьма – Смоленск невысока.

Довольно большие абсолютные цифры потерь в Ржевско-Вяземской операции января – апреля 1942 г. объясняются прежде всего большой ее продолжительностью – 108 суток при соотношении сил с противником на уровне 1:1. Если провести статистический анализ потерь, то мы увидим следующую картину. Во-первых, среднесуточные потери в Ржевско-Вяземской операции отнюдь не являются рекордными относительно других сражений Великой Отечественной войны – 7543 человека. Легче всего наступление под Москвой кроют оборонительные операции. Например, в оборонительной Воронежско-Ворошиловградской операции лета 1942 г. среднесуточные потери составляли почти втрое большую величину – 21 050 человек. В Курской стратегической оборонительной операции среднесуточные [287] потери составляли 9360 человек. Наступательные операции «Румянцев» и «Суворов» лета 1943 г. легко перекрывают по среднесуточным потерям наступление января – марта 1942 г. под Москвой: в первой среднесуточные потери составляют 12 170 человек, а во второй – 7920 человек. Ближе всего по продолжительности, ширине фронта и глубине продвижения советских войск к Ржевско-Вяземской операции лежит Нижнеднепровская наступательная операция, проводившаяся силами трех фронтов с 26 сентября по 20 декабря 1943 г. Ширина фронта наступления в ней составляла 750-800 км (в Ржевско-Вяземской 650 км), глубина продвижения колебалась в пределах 100-300 км (соответственно 80-250 км). Общая продолжительность Нижнеднепровской операции составила 86 суток со среднесуточными потерями 8772 человека. Общие потери в Нижнеднепровской операции составили 754 392 человека, что ненамного меньше потерь в Ржевско-Вяземской операции – 776 889 человек. В худшую сторону Ржевско-Вяземская операция отличается от Нижнеднепровской только большей долей безвозвратных потерь (25,7 % против 11,5 %), что может быть объяснено сложностями в оказании медицинской помощи в условиях суровой зимы и окружением части сил фронта. Строго говоря, даже Восточно-Прусская операция победного 1945 г. не отличается на порядки цифр от жуковского наступления: продолжительность 103 суток, среднесуточные потери 5677 человек, общие потери 584 778 человек. Учитывая, что противник зимой 1941/42 г. был еще достаточно силен, а Красная армия в связи с эвакуацией промышленности испытывала большие трудности с обеспечением боеприпасами, Ржевско-Вяземскую операцию следует оценить как достаточно результативную. При том, что советские войска еще не получили достаточного опыта ведения наступательных операций, восстановления и [288] ремонта танков, не имели самостоятельных механизированных соединений и объединений (в Нижнеднепровской операции участвовали три танковые армии), уровень потерь оказался сравнимым с успешными операциями 1943 г. Это несомненная заслуга Г. К. Жукова. Вряд ли кто-то из советских военачальников сумел бы провести столь масштабную операцию с меньшим числом помарок.

Заметим также, что ирония В. Суворова относительно «победности» Ржевско-Вяземской операции совершенно [289] неуместна. Если даже опираться на заведомо заниженные цифры Рудигера Оверманса, немецкие потери убитыми на Восточном фронте за январь – март 1942 г. перекрывают не только декабрь, но и оборонительную фазу битвы за Москву. В октябре 1941 г. эти потери составили 41 099 человек, в ноябре – 36 000 человек, в декабре – -40 198 человек. В январе 1942 г. потери выросли до 48 164 человек и сохранялись на этом уровне в феврале и марте: 44 099 и 44 132 человека соответственно. Собственно, группа армий «Центр» в декабре 1941 г. потеряла 103 600 человек, а в январе 1942 г. почти в полтора раза больше – 144 900. Помимо вполне ощутимых людских потерь, зима 1941/42 г. стала для немцев временем тяжелейших потерь техники. Вышедшие из строя танки, автомашины и тягачи, так же как и буксируемые ими орудия, бросались вследствие смещения линии фронта и попадали в той или иной степени исправности в руки наступающих войск Калининского и Западного фронтов. Заметим, что это касалось не только танков, вышедших из строя или подбитых, собственно, в декабре 1941 г. – феврале 1942 г. Под удар советского наступления попал также ремонтный фонд танковых соединений группы армий «Центр», находившийся в ближнем тылу и состоявший из танков, подбитых или вышедших из строя по техническим причинам в октябре – ноябре 1941 г. Показательный факт: только за счет трофеев московской битвы было построено 200 единиц самоходок СУ-76И (САУ с 76-мм танковой пушкой в неподвижной рубке на шасси Pz.III). Нельзя отрицать также эффект от действий Г. К. Жукова и подчиненных ему войск на германский генералитет. С командования танковыми объединениями были сняты опытные и результативные командующие, в частности прошедший через Прибалтику к Ленинграду, а затем стоявший в двух шагах от Москвы Гепнер. [290]

Разумеется, существует и аргументированная критика Г. К. Жукова. Не так давно опубликован доклад полковника Генштаба К. В. Васильченко, датированный маем 1942 г. Он написал следующее: «Если бы Западный фронт сначала всем своим левым крылом (33, 43, 49, 50-я армии и гр. Белова) обрушился на Юхновскую группировку, окружил бы ее и уничтожил, для чего по условиям обстановки предоставлялась полная возможность, а затем совместно с правым крылом при взаимодействии с Калининским фронтом мог бы ликвидировать Сычевско-Гжатско-Вяземскую группировку противника. Но вместо этого Западный фронт погнался преждевременно за большими целями, хотел одновременно разгромить Гжатско-Вяземскую, Юхновскую, Спас-Деменскую, Мятлевскую группировки противника, не имея для этого достаточных сил и средств. Действия Западного фронта уподобились действию растопыренными пальцами. Каждая армия имела свою ударную группировку, которая действовала на своем направлении без тесной увязки с соседями. Даже тогда, когда 43-я и 49-я армии были правильно нацелены [291] для разрешения общей задачи по прорыву обороны противника с целью соединения с частями западной группировки 33-й армии, то и в этом случае не было налажено тесного взаимодействия между ними».

Обратите внимание, что доклад Васильченко был написан в мае 1942 г., еще до того, как стали «котлами» крупные ударные группировки Юго-Западного, Калининского и Волховского фронтов.

Вторит Васильченко упоминавшийся выше начальник разведки 1-го гв. кавалерийского корпуса А. К. Кононенко. Он также использует оборот речи «растопыренными пальцами», предъявляя Г. К. Жукову обвинения в распылении сил:

«По плану Ставки в январе 1942 года Западный и Калининский фронты должны были наступать в общем направлении на Вязьму, нанося концентрический удар с целью окружить Гжатско-Вяземскую группировку немцев. Что же делает Западный фронт для того, чтобы выполнить такую задачу? Он максимально распыляет свои силы, наносит удар не одним мощным кулаком, а растопыренными пальцами, организует не один удар, а целых пять. Вот они: 1-й удар – с целью прорвать оборону немцев на реке Лама и наступать на Сычевку совместно с Калининским фронтом (кстати, Калининский фронт и не думал вести какие-либо активные действия на этом направлении).

2-й удар – с целью прорвать оборону на реке Лама и захватить Гжатск.

3-й удар – с задачей прорвать оборону на реках Руза и Нара и овладеть Можайском, Боровском, Малоярославцем, Медынью.

4-й удар – наносится по Юхновской группировке противника с целью овладеть Юхновом и отрезать немецкую группировку (выталкиваемую третьим ударом). [292]

Наконец, 5-й удар – наносится с целью захвата районов Киров, Мосальск, Сухиничи и выхода на рокаду Вязьма, Киров»{135}.

Мнение в обоих случаях достаточно аргументированное и авторитетное. Но давайте перейдем от общих рассуждений к конкретике. О каком «одном мощном кулаке» может идти речь? Зимой 1941/42 г. у Красной армии не было самостоятельных механизированных соединений, и это делало не имеющими перспективы глубокие удары. Немцы могли осуществлять такие операции, как окружение Западного и Резервного фронтов под Вязьмой в октябре 1941 г. за счет наличия танковых групп. Объединенные в танковые группы моторизованные корпуса имели в своем составе танковые и моторизованные дивизии, пригодные для прорыва в глубину крупных масс танков и мотопехоты. Именно танковые группы были теми самыми «мощными кулаками», которые могли выполнить те задачи, о которых пишут Васильченко и Кононенко. Создание «кулаков» из наполнявших армии начала 1942 г. стрелковых дивизий не давало нужного эффекта. Передвигающаяся пешком пехота не могла обеспечить достаточно быстрого продвижения вперед, чтобы противник не успел отреагировать и парировать это продвижение. Несколько более подвижные кавалерийские корпуса могли решать ограниченный круг задач – их ударные возможности были весьма ограниченными. В силу этих причин даже с использованием «костылей» в лице воздушных десантов темп продвижения «мощных кулаков» Красной армии оставлял желать лучшего. Это позволяло немцам перебрасывать резервы, останавливать наступление, а [293] затем отсекать вторгшиеся в построение их армий «аппендиксы».

За примерами далеко ходить не приходится. Ударная группировка Юго-Западного и Южного фронтов в составе нескольких армий в ходе Барвенковско-Лозовской операции под Харьковом пробилась довольно глубоко, но окружения крупных сил противника в Донбассе не получилось. Точно так же довольно глубоко продвинулась 2-я ударная армия Волховского фронта, но запланированного окружения вновь не получилось. Впоследствии обе ударные группировки были отрезаны и уничтожены, соответственно в мае 1942 г. и в июне 1942 г. Стандартным приемом немцев, уменьшавшим результативность наступлений зимой 1941/42 г., являлось удержание «угловых столбов» в основании прорыва. Немцы всегда находили населенный пункт, находящийся поблизости от советского прорыва, и стягивали к нему крупные силы, обеспечивая плотную оборону. Обходя узлы сопротивления в начальный период операции и отказываясь от «лобовых атак», впоследствии увязали в позиционных боях за «угловой столб». В общем случае «угловой столб», во-первых, суживал прорыв, облегчая обрезание его горловины, а во-вторых, оставлял за немцами контроль крупной коммуникацией, идущей к прорвавшимися в глубину построения немецких войск советским армиям. Например, в случае с Харьковом таким «угловым столбом» был Славянск. Он как суживал горловину барвенковского выступа, так и перехватывал крупную транспортную артерию, проходящую через него. Сужение горловины прорыва впоследствии позволило относительно слабой группе Клейста обеспечить окружение войск трех советских армий под Харьковом в мае 1942 г. Сражения за «угловые столбы» были типичными для наступлений на других фронтах и неизбежно превращались в кровопролитные позиционные бои. [294]

Командующий Западным фронтом Г. К. Жуков понимал или чувствовал все эти моменты. Поэтому он не воспользовался советом полковника Васильченко и не создал сильной ударной группировки на левом фланге фронта (очевидная альтернатива «растопыренным пальцам»). Жуков предпочитал наносить ряд ударов на небольшую глубину, призванных нашинковать фронт противника на ряд мелких «котлов». Он понимал, что без крупных самостоятельных механизированных соединений прорыва в глубину и окружения крупных сил противника достигнуть практически невозможно. Поэтому Г. К. Жуков перепланировал на ходу операцию Калининского фронта, когда стал командующим Западного стратегического направления. Выполняя директиву Ставки ВГК, командующий Калининским фонтом И. С. Конев собрал «один мощный кулак» в лице 39-й и 29-й армий и направил его к Вязьме. Города Вязьма и шоссе Вязьма – Смоленск достигает только кавалерийская группа Горина, перехватить его она не может. В ответ немцы 29 января начинают контрнаступление и в начале февраля отсекают эти две армии от основных сил фронта. Только успешное наступление Северо-Западного фронта позволяет избежать катастрофы. Получив в свое подчинение Калининский фронт, Жуков видоизменяет форму операции. Вместо попытки образовать громадный «котел» в треугольнике Вязьма – Ржев – Юхнов он решил нарезать группировку немецкой 9-й армии на несколько частей. Так, 20-я армия получила задачу выйти в тыл немецкой группировке в районе Ржева, 5-я армия должна была нанести удар на Сычевку навстречу 39-й армии. Тем самым уменьшалась глубина продвижения в оборону противника, и задача создания окружения становилась ближе к реальности. Жуков даже в соображениях о проведении совместного наступления Западного и Калининского фронтов писал: «для более успешного проведения операции ржевско-вяземскую [295] группу противника расчленить на две части…» Уменьшение глубины задач также облегчало маневрирование направлением главного удара: неудачи 20-й армии в феврале 1942 г. заставили Г. К. Жукова перенести участок прорыва в полосу соседней 5-й армии.

Кстати говоря, к аналогичным идеям ограничения масштаба при недостатке сил пришел известный немецкий военачальник Вальтер Модель при планировании наступления в Арденнах. Гитлер настаивал на широком замахе, аналогичном наступлению, проведенному в мае 1940 г., а Модель предлагал операцию на окружение меньшего размаха. Заметим, что командовавший группой армий «Б» Модель был в принципе не против контрнаступления. Но он считал, что выделенных для операции сил недостаточно для проведения наступления на глубину свыше 200 км. Однако аргументы Моделя, Рундштедта и командующего 5-й танковой армией Майнтофеля не были услышаны. В результате начавшееся 16 декабря 1944 г. немецкое наступление в Арденнах превратилось в обычное для советских наступлений 1941-1942 гг. крупное «вклинение» в оборону противника. Под воздействием фланговых контрударов немцам пришлось его эвакуировать к концу января 1945 г.

Одним словом, Г. К. Жуков планировал глубину ударов пропорционально возможностям армий, состоявших из стрелковых соединений и танков поддержки пехоты. Может быть, поэтому в полосе Западного фронта не образовалось крупных «котлов», подобных окружению 2-й ударной. Бои за потенциальный «угловой столб» – Юхнов – Западный фронт вел не в положении укротителя, уже засунувшего голову в пасть тигра. И 43-я, и 49-я, и 50-я армии наступали на Юхнов, находясь к востоку от него и не имея угрозы собственным коммуникациям. Поэтому в отличие от Волховского и Юго-Западного фронтов Западный фронт отделался по [296] итогам немецких контрударов весной – летом потерей только одной армии в 10 тыс. человек численностью 33-й армии М. Г. Ефремова. Соседний Калининский фронт И. С. Конева не удержался от создания крупных «кулаков», которые впоследствии дали материал для «котла» в июле 1942 г.

Одной из отличительных черт Г. К. Жукова было то, что он чувствовал обстановку. Решение, которое ему задним числом предлагали полковники Васильченко и Кононенко, было очевидным, но таило в себе опасность катастрофы в будущем. На московском направлении рисковать катастрофой, подобной Харькову мая 1942 г., было бы по меньшей мере безответственно. Поэтому действия Западного фронта в январе – марте 1942 г. обозначены печатью осторожности, которую недальновидные люди могут называть действиями «растопыренными пальцами». [297]