Глава 17. Гитлер принимает ошибочное решение

Вскоре после налета на Пенемюнде заводы в Фридрихсгафене и Винер-Нойштадте, выпускавшие продукцию, тоже подверглись нападению.

Большой ангар в Ваттене, предназначенный для запуска ракет, строительство которого подходило к концу, превратился в фантастическую груду влажного бетона, металлических балок и стропил. Бетон затвердел, и через несколько дней спасти бункер уже было невозможно. Мы могли лишь возвести крышу над его остатками и использовать их для других целей.

Дорш, новый глава организации Тодта, пришел к выводу, что он может сохранить хоть часть бункера шириной 90 метров и длиной 45 метров. Он предложил интересную идею. Степы толщиной 4,5 метра, которые к тому моменту уже поднялись на 3,5 метра, следует немедленно перекрыть слоем бетона толщиной 3 метра. Эта крыша весом в несколько тысяч тонн будет целиком подниматься с помощью гидравлических упоров, а снизу ее будут подпирать растущие стены. И как только эта конструкция окажется на соответствующей высоте, мы станем думать, как довести ее толщину до 7 метров, предписанных Гитлером.

Конечно, сейчас Ваттен потерял свое значение как стартовая площадка, но ангар еще можно было использовать для установок по производству жидкого кислорода. Дорш предложил отправиться в Пенемюнде и заняться новыми планами.

Теперь стартовой площадкой предстояло стать Визернесу. Там Дорш предложил другой метод: возвести бетонный купол толщиной 6 метров над старой каменоломней. К тому времени она уже была полностью выработана, и предполагалось, что купол будет поддерживаться опорами. Поскольку от залежей камня осталась лишь щебенка, это было очень рискованным подходом, но Дорш считал, что, учитывая интенсивные налеты, это единственный, способ использовать данные объемы для дела. В обоих случаях он предлагал первым делом возвести кровлю и продолжать работу под ее прикрытием.

Дорш не хотел в одиночку нести ответственность за эти два столь нестандартных строительных замысла. Он хотел, чтобы окончательное решение принял Гитлер, и я был приглашен в Ставку фюрера, куда отправился поездом.

Была и другая причина моего визита. В течение нескольких недель мы хотели получить от генерала Буле из Ставки четкие условия нашего участия в программе "А-4". Тем не менее план, наконец разработанный генералом Йодлем, к сожалению, включал в себя только военные аспекты. Моим сотрудникам приходилось отвечать за его подготовку по всей территории Франции. К тому же необходимо было прояснить наши отношения с командующим Западным фронтом фельдмаршалом фон Рундштедтом, который обитал в Париже. Я, представляя во Франции Верховное командование, получал приказы непосредственно из Ставки. Тем не менее дома я был вынужден все так же подчиняться командующему армией резерва генерал-полковнику Фромму. Чтобы все привести в порядок, Гитлеру предстояло подписать во время аудиенции соответствующий приказ.

Встреча состоялась в его кабинете. Присутствовали Кейтель, Йодль, Буле, Дорш и стенографист.

Мы расселись за большим круглым столом для совещаний. На этот раз я увидел Гитлера при свете дня, и меня снова поразил его внешний вид. Мне показалось, что со времени нашей последней встречи 7 июля он заметно состарился. Особенно бросался в глаза его нездоровый, желтоватый, если не сказать желто-зеленый, цвет лица и рук. На мертвенно-бледном фоне лица выделялись темно-красные прожилки вокруг крупного носа.

Я сидел слева от Гитлера. В первые минуты встречи он, как всегда, был молчалив и занят своими мыслями. Совещание открыл Йодль. Меня самым серьезным образом предупредили, чтобы я не выдвигал возражений и что данный приказ – максимум, на который я еще могу рассчитывать. Своей подписью Гитлер одобрил его.

Я удивлялся тогда и продолжаю удивляться сегодня, каким образом власть, данная нам как солдатам Третьего рейха, скорее сковывала нас, чем давала свободу рук. Почему мы не пользовались доверием, почему мы не имели права действовать по собственному разумению? Почему СС, министерство вооружений и партия получали все, что хотели? Неужели служение неразрывно связано с внутренним соперничеством, с ссорами из-за юрисдикции и с нежеланием брать на себя ответственность? Или же люди просто склонились перед неоспоримым фактом стойкого недоверия Гитлера к армии? Когда Йодль переправил документы через стол, а стенографист застыл в готовности, Гитлер надел очки – обыкновенные дешевые очки в металлической оправе и с такими же дужками. Я в первый раз увидел, что Верховный главнокомандующий носит очки. У него дальнозоркость? Руки Гитлера слегка подрагивали, когда он нацарапал свою неразборчивую подпись на трех экземплярах приказа – она начиналась с размашистого росчерка и завершалась вялым хвостиком.

Затем слово взял Дорш. Гитлер сразу же приободрился. Шпеер рассказывал мне, что он оживляется и берет на заметку, когда кто-то заводит речь о строительных замыслах. Фюрер сразу же был захвачен грандиозными планами, которые упоминал и описывал со всеми подробностями Дорш.

Он, полный энтузиазма, согласился с ними.

Я не мог хранить молчание и счел своим долгом упомянуть, что воздушные налеты на Ваттен будут продолжаться. И теперь, когда установлено, что там происходит, нам не позволят без помех вести строительство.

Дорш ответил, что развалины в этом районе останутся нетронутыми. С воздуха будет казаться, что на месте заброшенной станции – сплошные руины. Тем не менее я считал исключительно важным отговорить Гитлера от идеи использования бункеров и красноречиво доказать ему преимущества запуска "А-4" с подвижных батарей. Гитлер выслушал меня, но вынес решение в пользу Дорша.

Эти два строительных проекта начали воплощать, но они никогда так и не были окончены. Ошибочное решение Гитлера объяснялось его воодушевлением, с которым он относился к строительству, а также его отказом осознать обстановку в воздухе на Западном фронте. Ценные строительные материалы и рабочая сила месяцами шли на те цели, которые никогда так и не были достигнуты.

В Ваттене в самом деле была возведена крыша, и первый этап строительства был завершен без серьезных помех, но в это время союзники пустили в ход тяжелые 6-тонные бомбы. Правда, они не смогли пробить бетонное покрытие, но, разрываясь рядом с бункером, они сорвали с фундаментов всю технику, и, таким образом, бункер стал бесполезным.

В Визернесе большой бетонный купол тоже был успешно водружен на место, но постоянные воздушные налеты с использованием тяжелых и сверхтяжелых бомб так основательно расщепили скальное основание, что весной 1944 года сошел оползень и дальнейшие работы стали невозможными.

И теперь на стене появились пылающие буквы. Роковые слова "слишком поздно" сопровождали нашу работу в течение всей войны.