День сегодняшний

Мы приводим, с самыми незначительными купюрами, рассуждения сегодняшней молодежи о судьбе Еревана. Я, Светлана Лурье, собрав однажды у себя дома несколько студентов университета и включив диктофон, о котором быстро забыли – вспоминали, только, когда он почему-либо “не хотел” записывать, предложила им поразмышлять о значении, о настоящем и прошлом Еревана.

– Тот Ереван был какой-то очень родной, мягкий, ласковый, какой-то материнский Ереван. Потом я долго жил в Тбилиси, а когда я в 90-е годы вернулся сюда, это была совсем другая какая-то атмосфера, на много более жесткая.

– И я хочу сказать насчет мягкости Еревана. Я, конечно, тогда тоже ребенком была. Но я вспоминаю совершенно другие отношения между людьми. Мама меня всегда брала с собой на работу. Она тогда в Академии наук работала. Там говорили, не знаю…

– Музыка, искусство, кино?

– Да, но не только об этом. Люди проводили дни спокойные какие-то, они имели свой ритм. Сейчас по-другому, сейчас жестко. Работа по ночам делалась. А вот днем рабочие часы никто не использовал для того, чтобы работать. Днем это были часы общения. Я это великолепно помню. Мои родители приходили ночью и работали, а днем никого невозможно было застать за работой. По вечерам все открытые кафе были заполнены людьми, которые что-то обсуждали, о чем-то говорили.

– В каждом кафе был свой контингент.

– Сейчас, в принципе, тоже есть.

– Ну сейчас не знаю. Сейчас, например, “Поплавка”[15] нет, много нет. Стиль изменился, стиль изменился резко.

– Современный “Поплавок” напоминает какой-то провинциальный Париж. Входишь, там какие-то все занятые люди, о чем-то сидят, говорят. Сотовые звенят. Ну совершенно другой “Поплавок”.

– У большинства людей была специальная одежда, специальные какие-то атрибуты, которые надевали, когда ходили в Оперу, например. А сейчас может звенеть сотовый телефон – это вообще отпадное что-то.

– Этот старый Ереван, возможно, отчасти и сохранился. Может быть он даже возрождается. Мы с моим другом недавно разговаривали и отметили, что, наверное как-то возрождается, потому что опять появились эти открытые ночью кафе.

– Сейчас темпы стали другие, люди стали стремиться скорее добраться домой, там сесть за что-то. Я вот это замечаю, даже те мои друзья, которые раньше предпочитали сидеть где-нибудь в кафе, болтать о чем-нибудь, сейчас стремятся домой.

– Дело в том, что публика, которая раньше сидела в кафе – разъехалась, а провинциалы засыпают обычно рано. Ночью в кафе сидеть – это как бы не то чтобы неприлично, но не принято и странно. Как я понял из разговоров на нашем курсе, ночное времяпровождение вне дома – это что-то не очень хорошее. Ночью надо сидеть дома.

– А что ночью делать?

– Спать, наверное. Как-то в группе я сказал, что в 10 часов еще не проснулся, они были просто шокированы этим. Кто же днем спит?

– Сейчас больше говорят, где какую разборку учинили, мальчики в основном, и кто из какого тага и у кого в каком таге есть знакомые.

– Таг, понимаешь… Я не знаю, есть ли такой армянский мужчина, который в определенном возрасте, например, в 13 – 14 лет не сидел на корточках в своем таге. Я, например, сидел на своей остановочке и очень этим даже доволен.

– Знаешь, когда этот спад в Ереване произошел. В те годы, когда без света сидели. У наших соседей была такая любимая песня. Все знают “Подмосковные вечера”. они взяли музыку этой песни и сделали эту песню под Ереван. По вечерам, когда собирались все вместе, потому что света не было, и не было куда пойти, вот тогда тип Еревана изменился полностью. Они пели эту песню. Там были такие строчки: “Транспорт движется и не движется, не могу уже я ходить, если б знали вы, если б знали вы, как любил давно я по городу побродить.” То есть, вот то главное, что уже нельзя бродить по городу. Ереван всегда был городом, по которому можно было бродить. Эта песня лично для меня больше всего отражала замену одного города каким-то другим. И стиль отношений изменился сразу.

– В это время ночная жизнь города умерла.

– Не то чтобы умерла, она перешла в дома, в квартиры. Люди сидели до поздна, но уже у себя дома.

– Я все пытаюсь эту песенку вспомнить: “В сутки свет дают только два часа, а вода течет иногда, если б знали вы, как мне дороги, эти самые два часа.” “Не слышны в саду даже шорохи, все порублено до конца (это были годы, когда рубили деревья), если б знали вы, как мне дороги ереванские вечера.” В Ереване все время были сады. Например, у нас в Масиве этот сад посадили сами студенты, в самый разгар семидесятых, их приводили сюда, чтобы сад посадить. А сейчас этого сада уже нет. Ни одного дерева нет. Те же самые студенты выросли и срубили деревья.

– Вы смотрели “Мер бакн”?[16] Вот это новый Ереван. Честно. Я не говорю, что фильм хороший, но там много материала как раз насчет Еревана.

– А “Ереван-блюз” смотрели? Он на много больше отражает.

– Господи, какая мысль у меня возникла. В последние годы все фильмы, которые снимались – они почему-то о Ереване. Причем отражают ностальгию по старому Еревану. “Ереван-блюз” – это просто о человеке, который тоскует по своему городу. И там песни Рубена Ахвердяна по всему фильму идут. И весь этот фильм отражает ностальгию по городу, по Еревана, какой он был.

– Там слов не очень много, но те, которые были вошли в обыденную жизнь. Ты спрашиваешь, как дела, а он отвечает тебе формулой из этого фильма. Но правда это немножко прошло. “Может я умер, не говорите мне, чтобы у меня настроение не упало.” Юмор специфический и его как раз сейчас много в обыденный лексикон вошло. Стиль фильмов по сравнению с теми, которые раньше снимались в Армении полностью изменился. Это любительские фильмы, но других не снимают. Но почему-то они все как раз про Ереван. Я никогда над этим не задумывалась.

– Эти фильмы очень жизненные. Они действительно отражают то, что есть. И фразы из этих фильмов… Они вошли в жизнь. Люди разговаривали этими фразами.

– Там постоянно идет эта параллель. Герой этого фильма (“Ереван-блюз”) ходит по Еревану, в ресторане “Москва” поют какую-то песню. Ему жутко не нравиться, почему певец изменил эту песню. Там та же самая мелодия, но он поет по-другому. И эта параллель постоянно идет. Вот например, надо петь так. То есть в старом Ереване эту песню пели так, а сейчас эта песня изменилась. Он всех как бы учит, доказывает, что не надо так. Надо вот так. Ностальгия самая прямая по Еревану. Человек скучает по своему городу. До этого в Армении таких ностальгических фильмов кроме как о Западной Армении не было. А теперь – ностальгия по Еревану, по живому городу, о котором уже говорят не как об этом городе.

– А вот “Наш двор” – наоборот. Это – о современном городе.

– О настоящем городе, но в юмористическом духе.

– Он должен был отражать эту новую реальность, высмеивать эту новую реальность. Но оказывается, что стереотипы поведения из фильма входят в жизнь. Люди смотрят этот фильмы и потом неосознанно начинают вести себя так, как его герои.

– Люди очень изменились. Одно дело это был таксист Авет, который над нами жил, а другое дело его сын Гого. Совершенно разные люди. Авет очень хороший был человек. Я все детство с ним провел в разговорах. Авет все время сидел на скамеечке, которую сам сделал и они с евреем Мовсесом говорили все время о политике. Ну я маленьким ребенок слушал это все. А другое дело их дети – это совершенно другое люди.

– Соседи тоже изменились. Я уже не говорю, что все время друг к другу ходили и дверь была открыта. А сейчас все запираются.

– В последнее время вокруг меня всё, куда я не иду, слышу – вот Ереван – такой провинциальный город. Тут взаимоотношения провинциальные. Так постоянно говорят и однокурсники. Есть какой-то такой стереотип. Я не думаю, что раньше, что взрослые говорили о Ереване как о провинциальном городе. Он был чем-то важным для армян, центром мира. Он действительно таким считался. Говорили о Ереване совершенно в другом тоне, совершенно другие слова употребляли. А сейчас самое такое распространенное как раз: “Ереван – это провинция. Что тут делать?” Долго я это слушала, слушала. Мой однокурсник Арсен – даже он это говорит. В тот день мы на концерте были, рядом со мной незнакомая девочка сидела, моего возраста примерно. И она сказала так: “Вот почему-то музыка в провинции всегда плохая, тут на фортепиано не умеют играть, на скрипке не умеют играть. А вот театры в провинции всегда были хорошие. И вот в Ереване сейчас тоже театры хорошие…” И вот это меня знаете на какую мысль навело? Ведь в советские времена Ереван теоретически как бы больше был провинцией. Независимого государства как такового не было. Ереван был центром Армении, но не центром страны. А сейчас он стал центром страны, но стал больше восприниматься как провинция.

– На самом деле на столицу он как бы и не тянет.

– Очень даже тянет.

– Это от людей зависит. В своих фантазиях я его вижу даже столицей империи, потому что у него очень имперская архитектура. Это не просто мои фантазии. Это подпольная воля армянского народа. И он станет столицей империи. И это мой город, я хочу в нем жить и работать.

– А почему он имперский город?

– Архитектура, во-первых имперская. Тбилисская архитектура, хотя грузины ей очень хвастаются, это провинциальная архитектура окраины России. А Ереванская архитектура действительно имперская. Он и по кругу к тому же построен, как имперские города. Это тоже какой-то смысл имеет, я думаю. И в принципе, это зависит уже от людей и от нас.

– Помимо людей которые в нем живут, сам город несет в себе какую-то такую идеологию. Архитектура ведь тоже идеологию несет. И эта идеология сохраняется вне зависимости от людей. Даже если бы здесь жили одни кяварцы[17], то по своему подпольному духу он остался бы имперским.

– У нас был преподаватель, который говорил, что Ереван какой-то фальшивый город. Я очень удивилась тогда. Город, говорит, это на самом деле центр, который сам организуется. Не берет кто-то, архитектор какой-то – нарисовал вот, начертил и вот построили этот город. А город – это когда кто-то прибыл откуда-то и решил здесь жить. Так исторически возникали все города. Он говорит, что поэтому у Еревана нету будущего.

– А вот наши неоязычники, как это не экстравагантно, считают, что Ереван был основан когда-то очень давно, основан еще как только человечество стало, так значит Ереван и был. Потом он, значит, во время потопа исчез, потом он снова возродился с помощью какого-то ритуала и что это вообще вечный город, который возрождается все время. Что-то вроде Рима. И есть даже представление о небесном Ереване. И что он так циклически возрождается. Какой-то там его прообраз там, на небесах.

– И многие в это верят?

– Не знаю. Это распространенная вещь вообще-то.

– И вот что играет важную роль в восприятии Еревана самими ереванцами – это то, что он играет роль наследника столиц Армении.

– Дело в том, что ни одна столица Армении в принципе никогда не выживала. Она всегда разрушалась. И вот я на счет имперского города задумалась как раз – почти все они планировались как столицы империй.

– Как бы несостоявшиеся столицы империй.

– Только Тигранокерт был запланирован…

– Арташат был…

– Это чистая легенда.

– Нет, Арташат тоже был запланирован.

– А Ани?

– А Ани когда был имперским городом?

– Ани тоже был запланирован.

– Там были маленькие армянские царства и Ани…

– Нет, у армян не было имперских амбиций.

– А как не было? Вот все города, все столицы, вот я как задумываюсь, строились с целью стать центром.

– Центром чего?

– Армян.

– Империя – это не центр армян. Империя – это центр чего-то большего должно быть, чем армян.

– Мне кажется, что Тигранокерт, как несостоявшаяся столица несостоявшейся империи, он как-то наложил свой отпечаток на Ереван.

– Сейчас Ереван стал столицей какого-то непонятного государства. Армяне отвыкли или и не привыкали действовать в столь малых масштабах. Это какое-то игрушечное государство. Непонятно, зачем им заниматься.

– Да, и поэтому собирают миллион подписей за присоединение к России и Белоруссии.

– Потому что Ереван не мыслит себя вне империи. И та империя, которая была, была своя для Еревана. В каком-то смысле он был ее столицей. Ну одной из столиц. Поэтому и архитектура имперская, и дух, и стиль.

– Я где-то читал даже про какую-то клаустрофобию национальную в масштабах этих 30 тыс. км. Потому что это непривычно.

– Еще сто лет назад в представлениях армян Армения была намного больше.

– И не только это. Ереван хоть куда ни шло. Это город армян. Армяне живут по всему миру и ощущение пространства совершенно другое.

– Сейчас ереванцы воспринимают Армению именно как Ереван. То есть не учитывают, что есть еще Ленинакан, есть еще районы какие-то.

– А в пошлом году я столкнулась с таким странным явлением. Я всегда считала, что Ереван и районы находятся в некоторой оппозиции. И вот я столкнулась, что зангезурцы называют себя Ереваном. Они относят себя к Еревану. То есть Ереван расширился. У них идет резкое противопоставление себя Карабаху и в этом противопоставлении они называют себя Ереваном.

– Может Ереван как центр Армении?

– Нет! Когда первый раз я ехала в Лачин (район Карабаха), со мной в автобусе одна женщина ехала. Как только мы доехали до границ Сюника, вот в эту дорогу въезжаешь, коридор, она показала сразу на Лачин и сказала “Ереванцы – здесь, а карабахцы – там”. В Ереване. И вот в том плане, что карабахцы стали хозяевами Еревана. Но дело в том, что ведь в Лачине не только ереванцы. И потом я несколько раз там сталкивалась с этим: все говорят, вот мы ереванцы, приехали жить здесь. Причем это говорят люди, которые не жили в Ереване. Жили в Абовяне, или там в Нор Хачне. Спрашиваешь: откуда ты? Говорит: я из Еревана. Я спрашиваю: где твой дом? Отвечает: в Нор Хачне. Или опять? Откуда ты? Из Еревана Где твой дом? В Аштараке. То есть это не Ереван, а ощущение такое, что они ереванцы. Интересно. И вот так совершенно едино они отвечали, что они из Еревана. А вот в Степанакерте наоборот. Там совсем другое отношение к ереванцам. На улице они сразу разбирают, кто из Еревана. Я очень громко, как всегда, говорила. И все прохожие оборачивались. И моя подруга мне сделала замечание. Она сказала: “Слушай, ты ведешь себя как ереванка. У нас и раньше не очень хорошо к ним относились, а сейчас как будто ты пришла и диктуешь как бы. А ереванцы считают, что карабахцы задавили сейчас ереванцев.

– Об этом сейчас много говориться. Вот президент карабахский и вообще карабахцы пришли и нас подчинили.

– Это – типичный снобизм русскоязычных армянских интеллигентов. Они считают, что они приобщены к российской культуре.

– А что не так? Это и сейчас верно.

– А вот об американцах – сейчас самая модная тема их ругать.

– Ереван – центр чего?

– Все формируется в Ереване, а потом распространяется уже в несколько искаженном виде в провинцию. Идеи, формы поведения, культура.

– А вот вам не кажется, что влияние периферии сейчас сильнее, чем влияние города на периферию.

– Какой периферии?

– Армянские районы, скажем так.

– А Араратский район – периферия?

– В принципе, периферия. В сознании ереванца – периферия. Ереван, он больше ничего не замечает.

– А Карабах – центр?

– Интересный вопрос очень. Карабах -центр для самих карабахцев. Карабах ереванцами воспринимался как граница, как какой-то фронт. Карабах – явно не центр.

– Нет, мне кажется, что в предшествующий период было как бы два центра, Ереван и Степанакерт.

– Да. Ереван и Карабах одновременно были конкурирующими центрами.

– В принципе у армян есть еще два центра – Лос-Анжелес и Москва. Именно сейчас воспринимаются центры одного порядка – Ереван и Карабах и центры другого порядка – Лос-Анджелес и Москва.

– А почему Лос-Анджелес центр? В каком плане? Он что-то решает для Армении?

– Ну, наверное, решает. Кое-что решает. Многие оттуда получают деньги.

– Но как влияет Лос-Анджелес на поведение армян?

– Или не идеи?

– Лос-Анджелес почти не влияет. Но вот Москва точно влияет. Москва это что-то очень престижное в представлении нашего народа.

– Было, наверное?

– Нет, есть до сих пор!

– Если в Москве бывал – значит уже такой парень крутой.

– Это до сих пор есть. Например парни из нашего двора, те, которые поехали в Москву жить. Если кто-то был в Москве и общался там с кем-то – это уже говорит о каком-то классе.

– Я на улице познакомился с парнем. Он вторым вопросом: “А ты были в Москве? … Ты был в Москве!” Сразу он изменился.

– И это часто спрашивают: ты в Москве был? А в каком году? А в каком районе жил? А с кем ты там общался? Я сказал, что очень коротко там был, не успел ни с кем общаться.

– Знаете, что самое интересное. Я заметила только что. Вот этот ереванский стереотип, когда с кем-то знакомишься: откуда ты, из какого таган Еревана. И когда человек приезжает из Москвы… Вот я вспоминаю, вот я приехала, меня многие спрашивали, где я там жила. А Москва это не такой город. Это другой контекст. Контекст Еревана, то, что действует в Ереване переносят на Москву.

– А какой там контекст? Нет ли там аналога таган или мазла?

– У них соседей даже, может, не знают близких.

– Может у них люди приезжали из деревни и создавали свои маленькие мирки.

– Я два года, например, останавливалась в Марьиной Роще и только потом я узнала, что это Марьина роща, потому, что у них как-то так назывался магазин.

– Вот тот раз в передаче, “Старая квартира” говорили, как Арбат сделали закрытой улицей и там люди рассказывали, как они помнят своих арбатских соседей. Вот те, кто жили на таких улицах – там другой колорит, другой тип общения. Но в новых районах я думаю не так.

– А сейчас восприятие Москвы какое? Москвы, Петербурга, России?

– Ну Петербург здесь особенно не фигурирует. Москва – это центр. Но это понимается для кого как. Для одних, Москва – это место, где можно сделать хорошие деньги. А для других – это место, где можно попасть в хорошие театры или музеи.

– Воспринимается, как место, где можно приобщиться к высокой культуре. Вот здесь провинциализм, а там уже центр.

– Я очень много раз сталкивалась с тем, что говорят, я боюсь теперь ехать в Москву. Я очень любил Москву, но теперь я боюсь столкнуться с враждебностью. Я боюсь увидеть, то, что стало.

– Наш сосед говорил: я боюсь, я боюсь. Он аспирантуру там кончал и работал там. Сурик. 10 лет он не был в Москве после этих событий и вот наконец в этом году он поехал в Москву, после такого расставания. А когда вернулся, сказал: я ненавижу этот город. Он, который обожал, целыми днями только о Москве и говорил, для него это был единственный, я не знаю, символ и критерий, он совершенно изменился.

– Есть ностальгия по старой Москве.

– Я как-то обратила внимание, что в Ереване часто можно услышать песню “Дорогая моя столица, золотая моя Москва”.

– Правильно. Очень многие пели эту песню.

– Ее пели от депрессии, от одиночества.

– Наша соседка каждое утро раз по десять от тоски пела эту песню.

– От одиночества такую песню! Другую хоть бы!

– Многие как символ ненавистной новой Москвы воспринимают памятник Петру. Петр, который, всю жизнь ненавидел Москву, и вот его памятник…

– Он страшный, он огромный, весь этот Петр, он такой железный.

– А вот интересно: Ереван, Москва, все эти советские города стали меняться вместе. Вот когда говорят: Ереван потерял свое лицо?

– Я сравнивала лица городов начала девяностых годов. Я в эти годы активно ездила и в Петербург, и в Москву, и в Тбилиси, и, разумеется, Ереван. Удивительная параллель. Все наши города вдруг стали базарами, просто открытыми базарами, и внутренне, и внешне; и люди стали одновременно и покинутыми и одинокими.

К семидесятым годам самобытная культура Еревана достигла своего пика. В самом начале девяностых она рухнула. Ереван, казалось, превратился в город почти не помнивший самого себя, свои истоки, свои ценности, свои мечты, свое предназначение. На горол, как густой туман опустилось темное облако апатии и безысходности. Потом он вроде бы преободрился, расцвел яркой рекламой, разноцветной подсветкой многочисленных уличных кафе. Он, проживший четыре года без электричества, теперь купался в нем, словно бы стремясь наверстать упущенное. Но прежним Ереваном он не становился. Словно бы память после долгих годов прострации не вполне вернулась к нему. Он, казалось, перестал быть живой легендой, городом-мифом. И даже политическое первенство, казалось уступил молодому и напористому Степанакерту. Так казалось. Нынешние студенты, чьи голоса, Вы, читатель: только что слышали, практически не помнят прежнего Еревана. Тогда, когда все рухнуло, они были еще детьми. И выросли они в период безвременья. Я (С. Лурье) никогда не забуду рассказ одного учителя. В ответ на замечание: ты теряешь время, ученик ответил: а сейчас нет времени. Но эти мои студенты, которые ничего не должны помнить, не могли помнить, каким-то чудом помнили все. Они говорили другими словами, чем старые ереванцы, использовали другие образы, но в них был не просто ереванский дух, в них самих жила легенда о Ереване, жил Ереван как легенда. Что-то самое важное они впитали в свою плоть и кровь. Для меня этот разговор был неожиданностью. Я совершенно иначе представляла себе современную армянскую молодежь, более вестернизированной, что ли. Ничуть не бывало, а потому миф о Ереване еще не окончен. Новое поколение – его полноценные носители. Эти юные жители города-мифа.

– -------------------------------------------------------------------------------

[1] Атамян С. Армянская община. Историческое развитие социального и идеологического конфликта. М.: изд-во политич. литературы, 1955, с. 4.

[2] Атамян С., с. 5.

[3] Атамян С., с. 72.

[4] Тер-Минасян А. Безальтернативной демократии не бывает. // Зеркало мировой прессы. – Ереван. – 1991. – N 9, с. 3.

[5] Зейтунцян П. Пьесы. Ер.: Советакан грох, 1981, с. 130.

[6] Атамян С., с. 138.

[7] Авякян Р. Молодость древнего города. Ер.: Айастан, 1968, с. 54 – 55.

[8] Карапетян Э. Т. Этнические особенности семьи.// Этно-социология Еревана. Ер.: изд-во АН Арм. ССР, 1986, с. 126.

[9] Народное хозяйство в СССР. Статистический ежегодник. М.: Финансы и статистика, 1990, с. 37.

[10] Сборник статистических материалов. 1989. М.: Финансы и статистика, 1990, с. 70.

[11] Сборник статистических материалов. 1989. М.: Финансы и статистика, 1990, с. 5.

[12] Карапетян Э. Т. Этнические особенности семьи, с. 80 – 81.

[13] Сборник статистических материалов. 1989, с. 5.

[14] Тер-Саркисянц А. Е. Современная семья у армян. М.: Наука, 1972, с. 89.

[15] “Поплавок” – еще несколько лет назад самое популярное открытое кафе Еревана, в прошлом году перестроен. Остался символом ностальгии по “старому” Еревану.

[16] “Наш двор” (арм.)

[17] Жители одного из районов на берегу Севана – предмет постоянного вышучивания ереванцами

Компания Себекон: разработка сайтов на cms битрикс. Спектакли театральная касса.билеты.. lcd телевизоры погоду. Беспокоит лишний вес? Эффективные способы снижения веса. [друзья]