Промышленность и наука Еревана

Если “Ереван культурный” рождался у всех на виду, и многие старшие ереванцы могут рассказывать о нем без конца, то Ереван промышленный и научный создавался под покровом тайны.

Между тем, и здесь кроется много интересных загадок. Даже в нынешней Армении немногие знакомы с тайнами создания армянской промышленности.

Уже в 90-е годы по долгу службы знакомясь с данными Госкомстата о промышленных предприятиях Армянской ССР, я [Армен Давтян] был поражен, не увидев в их списке ни одного из известнейших заводов или институтов. “Данные о стратегически важных предприятиях хранились в Москве и не были доступны руководству республики”,- объяснили мне. Выходило, что руководство Армянской ССР осуществлялось без учета ПО “Поливинилацетат”, Армэлектрозавода, Канакерского алюминиевого завода… Как такое могло быть?

Мечта армян о своем городе была в большой мере именно промышленной. В знаменитом стихотворении “Кудрявый мальчик” Егише Чаренц видел в мечтах “город на заре с дымящимися трубами заводов”. 50-60 годы создали много рабочих мест в горной промышленности и энергетике, однако желание рабочих кадров и иногородней интеллигенции жить именно в Ереване было создавала такой сильный приток их в столицу, что нужда в новых предприятиях стала быстро расти.

Собственные инженерные кадры, обученные в Москве, переехавшие из Тбилиси, Баку, и, наконец, городов зарубежья, были очень инициативны, стремились занять места на производстве и в науке.

Конечно, препятствием на пути всяких инициатив была партийно-номенклатурная система, директивное управление советским хозяйством…

…К которой армянская научно-инженерная мысль сумела найти свой “ключик”.

В то время в СССР существовало 2 типа министерств: союзно-республиканские (имевшие в республиканском совмине свои аналоги) и союзные (руководившие предприятиями прямо из Москвы, в обход республиканских властей). Эти последние владели самыми важными, стратегическими отраслями промышленности. Самыми наукоемкими и передовыми технологиями оборонного профиля. По сути, это были “государства внутри СССР”, обладавшие, к тому же, огромной мощью. Должностные лица от министра до руководителей заводов входили в “золотой запас” руководящих кадров страны.

Вот к этим защищающим от местных властей министерствам и обратили в свой взор инициативные руководители.

Первыми, как ни удивительно, оказались вчерашние “иностранцы” – новоприезжие армяне. А конкретнее – те, кто не нашел места в Ереване в качестве директора очередной сапожной мастерской или фотоателье (любимые сферы приложения новоприезжих), и был поселен “на выселках” – в городках Чаренцаван и Арарат, целиком застроенных “хрущевками”. Они умудрились добиться для своих градообразующих заводов перевода в подчинение союзным оборонным министерствам. Их жизнь сразу изменилась. Получив военные заказы, они вышли из под опеки республиканских властей, а “глаз Москвы” был все же далеко. У руководства заводов создавалась возможность для проявления некоторой самостоятельности.

Вслед за ними начался бум в Ереване. Каждый год создавались многие десятки заводов и институтов, подчиненных Миноборонпрому, Минэлектротехпрому, Минсудопрому, Минприбору, Мингео, Минэлектронпрому, Минсредмашу (ядерному ведомству).

В московских ведомствах ценили изобилие грамотных кадров, к тому же их подготовкой занялись отличные местные институты и техникумы. Все это давалось союзным ведомствам легко: без завоза рабочих и инженеров, как во всех других республиках!

В 60-е годы в Ереване производились уникальные полимеры для военных целей, клеи, станки, вычислительные машины. В многочисленных институтах разрабатывались передовые области физики и химии, кибернетики и электроники, энергетики и точной механики.

Все большее число институтов и заводов добивалось для себя статуса секретности. Для этих целей союзным чиновникам отвозился коньяк, устраивался их приезд в Армению… Несомненно, большим количеством шикарных пансионатов и домов отдыха Армения обязана руководителям таких предприятий, которые имели долгосрочную программу обработки своих московских патронов с целью усиления их покровительства.

Удаленность руководства давала возможность руководителям предприятий вольно обращаться с финансами, сырьем, реже – конечной продукцией. Создалась возможность пускать их “налево”. Это была та золотоносная жила, которая срастила часть руководства предприятий с криминалитетом. Побочным эффектом чего стало резкое снижение банальных квартирных и карманных краж: преступники переключились на махинации и подпольные производства.

Республиканской осталась практически только обувная промышленность. Она осталась несекретной. Спроси ереванца, какая специальность была самой популярной в 60-е. Наверняка скажет – “обувщик и строитель”. В то время как на самом деле это были электронщик и химик. Только секретные – даже родной армянский Госкомстат о них не знал…

В результате засекречивания и тайной “приватизации” секретными стали даже такие заводы, которые производили обычные болты и гайки (завод “Метиз”: остановку трамвая у этого завода так и называли – остановка “Болт и гайка”), или столовые приборы (у этого “секретного” завода в Эчмиадзине вечно толпились приезжие, желающие приобрести отличные вилки и ложки).

Но казусы казусами, а социальное влияние бурного взлета промышленности и науки было крайне благотворным для всей Армении. Во-первых, армянская любовь к образованию подтвердилась успехом тех, кто занял ведущие позиции в науку и промышленности на первых ее шагах. Имена многих из них, в отличие от “варпетов” культуры, не стали общеизвестными. Но в людях укрепилось желание непременно дать как можно лучшее образование детям, усилилось внимание к институтам, уважение к учителям, преподавателям.

Надо сказать, образ инженера, ученого и учителя (да и врача) в Армении резко контрастировал с общесоюзным. Как и во всей стране, это были не самые высокооплачиваемые люди (кроме крупных руководителей). Но в Армении отношение малообразованных рабочих к образованным интеллигентам оформилось в 60-е годы как отношение отцов к любимым детям: за интеллигенцию “болели”, ее любили слушать, ее считали цветом нации. Старшие, малообразованные слои считали: “Это наши дети, мы трудились, чтобы они получили образование. Они – наше будущее”.

Мало кто вне Армении поверит, что интеллигент (в правильном смысле – специалист, профессионал) носил свое имя с гордостью. Его по возможности оберегали от бытовых проблем, без которых не обходилась жизнь других людей, его искренне уважали: работники ЖЭКа и милиционеры в том числе.

Пожалуй, социальная обстановка вокруг научной и промышленной интеллигенции стала главным залогом тех успехов, которых добились ученые и производственники Армении.

Сведения о них не очень известны, поскольку имели оборонное значение. Но теперь о них можно хотя бы перечислить. В промышленности это уникальные полимеры и строительные материалы, солнечные батареи для космических аппаратов, точные измерительные приборы и эталоны, электроника от первых транзисторов до микросхем, первые электромузыкальные инструменты, лучшие в стране вычислительные машины (а в 80-х Армения выпускала уже 6 марок компьютеров – от микро- до больших), лазеры и лазерные кристаллы, целый ассортимент систем слежения, датчиков и автоматики, СВЧ-аппаратуры и промышленных роботов…

В науке это целый ряд достижений мирового класса в области физики высоких энергий, космических лучей, астрофизики, радиофизики, кристаллографии, тонкой органической химии, молекулярной биологии, и, наконец, мощнейший в Союзе исследовательский потенциал в области электроники.

Начало всему этому дали 60-е годы. А главное, именно тогда создался образ ереванца – высокограмотного, активного, крепко связанного со своей средой и ищущего пути в будущее для своей семьи, своего окружения, для любящего его народа.

В основу кинофильма “Здравствуй, это я”, была положена биография физиков братьев Алиханянов, создавших станцию космических лучей на горе Арагац и основавших Ереванский физический институт с его знаменитым электронным ускорителем.

Финальный эпизод фильма знаменателен. Шагающий по горам, как по городской улице, молодой физик в модной клетчатой рубахе встречает старого священника. “Сын мой, куда ты идешь? Не потерял ли дорогу в этих горах?”, – спрашивает батюшка. “Не беспокойся отец, места тут мне знакомые”, – совсем с другой, “городской” интонацией отвечает физик. Эти горы – продолжение улиц Еревана, его дел, его целей. Для физика эта станция космических лучей почти на вершине горы – родной дом на улице родного города.

Это был недолговечный период расцвета Еревана. Это тот солнечный Ереван, который остался как мечта и прекрасная сказка, как недосягаемая цель, как “золотой век”, к которому, увы, нет возврата, как первая и последняя любовь даже в памяти тех, кто его почти не видел, не застал – у современного юного поколения. Кажется, это был единственный по-настоящему счастливый советский город, который был ребенком советской империи, и как ее дитя, знал только любовь и ласку и сам любил ее наивной преданной любовью. Вряд ли сейчас это можно вполне понять.