«Сварог — бог неба, небесного огня в славяно-русской мифологии, отец Дажбога и Сварожича», — определяет Советский энциклопедический словарь одного из наиболее многозначных славянских богов.

Гальковский пишет: «Сварог происходит от санк. Svar — светить, сиять, блестеть. Suar — значит: 1) солнце; 2) солнечный свет, солнечное сияние; 3) светлое пространство вверху, небо, как местопребывание праведников и богов. Чрез прибавление суффикса происходит Svarga, которое означает: 1) имя прилагат. — идущий по небу, находящийся в небесном свете, небесный; 2) имя существительное небо, преимущественно как местопребывание богов и блаженных, чему явно соответствует наш Сварог. Итак, Сварог управлял движимым, облачным небом. Следовательно, Сварог и небо обозначение одного и того же понятия» (Гальковский, т. 1, с. 15–19).

Санскритское svaru означает «стрела», а стрелы бога сопоставляют либо с лучами света, либо с молниями, которые тоже есть небесный свет или огонь. Таково мнение известного русского фольклориста А. Н. Афанасьева (Афанасьев, 1996, с. 193).

Истина где-то рядом.

Как ни удивительно, память о Свароге сохранилась у славян отнюдь не повсеместно (Ловмянский, 2003). При этом образ божественного кузнеца, в котором уверенно угадывается Сварог, присутствует, сохраняет множество древних черт, и они позволяют восстановить фигуру, весьма близкую другим небесным богам и культурным героям наших родственников по языковой семье. В чём дело? В той же разрозненности славянских племён либо в своеобразном табуировании имени одного из верховных богов?

Орфический гимн Гефесту позволяет нам отчасти представить, как выглядел, видимо, Сварог в глазах наших предков:

Духом могучий Гефест, многомощный огонь безустанный!
В пламени ярких лучей горящий и греющий демон!
О светоносный, о дланью могучий, о вечный искусник,
Часть мирозданья, его элемент беспорочный, работник,
Всепоглотитель, о всеукротитель, всевышний, всевечный,
Солнце, эфир и Луна, и звезды, и свет безущербный —
Все это части Гефеста^{34}, что так себя смертным являют,
Всюду твой дом — и город любой, и племя любое.
Ты и в телах обитаешь людских, многосчастный, могучий.
Внемли, блаженный, тебя призываю к честным возлияниям,
К радостным, нашим делам всегда приходи, благосклонный!
О, прекрати же огня безустанного дикую ярость,
Ты, кто жаром своим естество выжигает из тела!

((LXVI. Гефесту, Орфические гимны, 1988, с. 246))

Единый-Рудра тоже мыслится антропоморфным: «3. (Имеющий) повсюду глаз и повсюду лицо, повсюду руку и повсюду ногу, сотворив небо и землю, Единый бог выковывает (их) руками и крыльями» (Шветашватара Упанишада, III, 3). «Выковывает» — надо полагать, аллегория переводчика.

В буквальном же смысле этим мог заниматься ведический Тваштар, непосредственный ведический аналог славянского Сварога.

«10. Тваштар, имеющий все формы…» (РВ, 1,13); «19. Бог Тваштар, обладающий всеми обличьями Савитар^{35}, дал процветание потомству, многократно породил (его), и все эти существа — его (потомство)» (РВ, III, 54); «4…Бог, овладевший вселенной, — Тваштар, единодушный с божественными женами» (РВ, II, 31); «9. Ведь Тваштар — могучий (творец) видов — Он создал всех животных. Пожертвуй нам их процветание!» (РВ, I, 188).

Тваштар выковал и владеет чашами, полными сомой (владел, вернее, пока Индра их не отобрал у отца). Гефест — виночерпий богов. В свете нашей идеи о новом основном мифе славян — борьбе богов за хмельной напиток жизни и смерти — что-то похожее можно попытаться реконструировать и для Сварога…

Тваштар Ригведы, этрусский Сефланс/Велханс^{36}, греческий Гефест, римский Вулкан, балтские Телявель или Калвайтис (Калвелис)… наконец, славянский Сварог — всё это, на наш взгляд, имена одного и того же бога-кузнеца, демиурга, преобразователя первозданного Мира, написанные на разных индоевропейских языках.

Мария Гимбутас, рассматривая древнейшие верования балтов, отмечает, что небесного кузнеца Калвайтиса они изображали с молотом у воды или с кольцом на небе, или с Короной зари, серебряным поясом и золотыми стременами, выкованными для сыновей Диеваса (высшего и первого из богов, повелителя светлого неба). Балты верили, что каждое утро Калвайтис ковал новое солнце («кольцо», «корону»). Когда он ковал в облаках, то кусочки серебра разлетались и падали вниз, в воду. Молот у этого бога был, разумеется, необычайных размеров. Иероним из Праги, литовский миссионер, заметил в 1431 г., что литовцы почитали не только Солнце, но также и железный молот редкой величины. Полагали, что именно с его помощью удалось освободить Солнце из заключения (Гимбутас, 2002, с. 212).

Кстати, и карело-финский кузнец-демиург Ильмаринен, «небесный вековечный кователь», сковал над Землёй свод Неба, отделяющий семь небес Мира бога Укко от Земли. Он же сходным образом сотворил Солнце и Месяц.

Арийский Тваштар, равно как и Ильмаринен, выковывает Солнце. Надо думать, что у всех индоевропейцев распространён миф о краже светила и его последующем освобождении либо замене благодаря искусному кузнецу. Так что речь идёт уже о вторичном, искусственном светиле. Одним из «проявлений» или «прообразов» этого мифа были солнечные затмения.

А первичное светило появляется в момент Творения мира, оно — перворождённое? Хотя бы из Мирового Яйца:

И тогда желтка верхушка
ярким солнцем заблестела,
часть бежа, его верхушка,
засияла лунным светом;
крапинки скорлупок пестрых
стали звездами на небе,
части темные скорлупок
в тучи темные сгустились^{37}.

Ещё один ятвяжский божественный кузнец — Телявёль.

«1252 г. <…> Миндогъ же посла к папѣ и прия крещение, крещение же его льстиво бысть, жряше богомъ своимъ в тайнѣ: первому Нънадѣеви, и Телявели, и Диверикъзу заеячему богу, и Мѣидѣину, — егда выѣхаше на поле, и выбѣгняше заяць на поле, в лѣсъ рощѣния не вохожаше вону и не смѣяше ни розгы уломити. И богомь своим жряше, и мертвых телеса сожигаше, и поганьство свое явѣ творяше» (Галицко-Волынская летопись, 1981).

«Во вставке (1261 г.) западнорусского переписчика перевода „Хроники“ Иоанна Мал алы перечисляются „скверные“ боги, которым язычники приносили жертву:

„Андаю и Перкунасу… и Телявелю-кузнецу, сковавшему ему солнце и установившему ему на небе солнце“. Т. дважды оказывается в непосредственном соседстве с верховным богом Диевсом-Диевасом (его эпитеты — Нънадей, Андай) и однажды с громовержцем Перкунасом, для которого он, видимо, и выковал солнце (другой вариант — для Совия)»^{38}. По мнению Топорова В. Н., этот персонаж может быть соотнесён и по своему имени, и по своим функциям с древнескандинавским помощником и слугой громовержца Тора Тьяльви.

Хорошо известно, что в Ипатьевскую летопись тоже вставлен отрывок из славянского перевода «Хроники» Иоанна Малалы:

(В год 6622 (1114)). «…И после потопа и после разделения языков „начал царствовать сначала Местром, из рода Хама, после него Иеремия (т. е. Гермес. — Авт.), затем Феост (т. е. Гефест. — Авт.), которого и Сварогом называли египтяне. В царствование этого Феоста в Египте упали клещи с неба, и начали люди ковать оружие, а до того палицами и камнями бились. Тот же Феоста закон издал о том, чтобы женщины выходили замуж за одного мужчину и вели воздержный образ жизни, а кто впадет в прелюбодеяние, тех казнить повелел. Потому и прозвали его бог Сварог“… „Прежде же женщины сходились с кем хотели, точно скот. Когда женщина рожала ребенка, она отдавала его тому, кто ей был люб: „Это твоё дитя“, и тот устраивал праздник и брал себе ребенка. Феоста же этот обычай уничтожил и постановил одному мужчине одну жену иметь и жене за одного мужа выходить; если же кто преступит этот закон, да ввергнут его в печь огненную“. „Того ради прозвали его Сварогом, и чтили его египтяне. И после него царствовал сын его, по имени Солнце, которого называют Дажьбогом, 7470 дней, что составляет двадцать лунных лет с половиной. Не умели ведь египтяне иначе считать: одни по луне считали^{39}, а другие <…> днями годы считали; число двенадцать месяцев узнали потом, когда начали люди дань давать царям. Солнце царь, сын Сварогов, т. е. Дажьбог, был сильным мужем; услышав от кого-то о некоей богатой и знатной египтянке и о некоем человеке, восхотевшем сойтись с нею, искал её, желая захватить её (на месте преступления) и не желая отца своего закон нарушить, Сварога. Взяв с собою мужей нескольких своих, зная час, в который она прелюбодействует, ночью в отсутствие мужа застиг её лежащею с другим мужчиною, которого сама облюбовала. Он схватил её, подверг пытке и послал водить её по земле египетской на позор, а того прелюбодея обезглавил. И настало непорочное житье по всей земле Египетской, и все восхваляли его“. Но мы не будем продолжать рассказ, но скажем вместе с Давыдом: „Все, что пожелал, сотворил Господь на небе и на земле, в море, во всех безднах, подымая облака от краев земли“» (ПСРЛ, т. П).

Именование Даж(д)ьбога Солнце-царём — буквальный перевод скифского имени Колоксай. После исследований Б. А. Рыбакова с большой долей вероятности можно также говорить о том, что упомянутая Геродотом пара Таргитай — Колоксай и пара Сварог — Дажьбог восходят к единому архаичному мифу.

Бог-кузнец вооружает своих сыновей, воинов, но в первую очередь бога-громовника: Тваштар^{40} — Индру, а у славян, возможно, Сварог — Перуна (?).

В украинских преданиях и сказках кузнец (Кузьма-Демьян или даже больше — Козьмодемьян, что, видимо, следует расценивать как прямое указание на единый прототип) выковывает первый плуг и запрягает Змея, который пропахивает гигантские борозды — Змиевы валы (древние укрепления в Среднем Поднепровье). Кузьма-Демьян, как хорошо известно сегодня, — имя Сварога под христианской «маской». Не исключено, что с мифом о герое-кузнеце связан и образ легендарного основателя Киева — Кия: его имя созвучно со словом «кый» — названием дубинки или кузнечного молота (ср. «ковать»).

Собственно, такое переименование («удивительным» образом близкое и по календарным датам праздников) есть тенденция не только русского двоеверия: «День св. Клемента (23 ноября) — этот день по старому календарю был первым днём зимы. Св. Клемент, небесный покровитель кузнецов является наследником саксонского и норвежского божественного кузнеца Вэйланда^{41}. Вэйланд-Клемент — покровитель кузнецов, и обычай отмечать этот праздник сохранился в деревне Уилден в Бурваше, где, как верили, „Старый Клем“ стоял у дверей таверны. Старинные церкви, посвящённые св. Клементу, найдены поблизости от судоходных рек в местах поселений данов. Среди них наиболее примечательны церковь Св. Клемента Датского в Стренде (Лондон), Сэйнт Клемент Бридж Стрит в Кембридже и церковь Св. Клемента в Аархусе (Дания), которые, вероятно, были местами почитания Вэйланда» (Pennick, 1989).

Нет сомнений в том, что и Даж(д)ьбог — это Свет-Сварожич. Цицерон называет отцом лучезарного Аполлона бога Вулкана, т. е. Гефеста (Цицерон, 1997).

Восточнославянского Дажьбога, или же Даждьбога, сопоставляют с южнославянским Дабог ом(или Дайбогом) и чешским Dačbog. В эпическом «Слове о полку Игореве» его имя встречается дважды как притяжательное прилагательное, в обоих случаях относящееся к слову «внук»: «Тогда при Олзѣ Гориславличи сѣяшется и растяшеть усобицами, погибашеть жизнь Даждь-Божа внука», «Въстала обида въ силахъ Дажь-Божа внука, вступила дѣвою на землю Трояню»…

«По поводу того, кто назван в С. „Дажьбожьим внуком“, существует несколько точек зрения… Наиболее удачной гипотезой является, вероятно, та, согласно которой „Дажьбожьим внуком“, т. е. потомком солнечного бога, назван в С. княж. род Рюриковичей, рус. князей. Эта гипотеза соответствует языч. представлениям. Как указывал еще Миллер, происхождение от божества всегда и всюду было привилегией царей, князей, аристократии, но отнюдь не всей нации. Наименование в С. потомком солнечного Д. именно княж. рода, князей находит подтверждение и в самом С.: оно построено на метафоре „князь-солнце“; солнечное затмение предвещает плен Игоря и др. князей, возвращение Игоря из плена сопоставляется с сиянием солнца на небе. О связи с солнцем именно князей говорит и использование в С. эпитета „золотой“, который всегда характеризует здесь принадлежность к княж. быту. Золото же символизирует в мировой мифологии свет солнца, является абсолютной метафорой света солнца. Восходя к мифол. представлениям, выражение „Дажьбожий внук“ в С. является тем не менее не отражением языч. верований автора, а поэтич. иносказанием. В наименовании автором С. княж. рода „Дажьбожьим внуком“ кроется ирония и укор князьям: „потомки“, „внуки“ дающего жизнь и богатство бога стали причиной бедствия Руси, так как возникшие среди князей распри (обиды) распространились по всей Русской земле, став причиной ее разорения» (Соколова, 1995а).

В белорусском фольклоре (впрочем, сравнительно позднем) проводится параллель между «Божычем» и «светлым солнцем Дажбогом». Божыч выступает как сын Перуна и его жены Громовицы. Праздник Каляды рассматривается как рождество Божыча, пик борьбы подземного царя Карачуна и распорядителя морозов Зюзи с самим Перуном. Зюзя перевоплощается в медведя и, сопровождаемый метелями, гоняется за женой Перуна. Громовица прячется от преследователей и рождает Дажбога (Беларуская міфалогія, 2006, с. 131–132).

Известны славянские географические названия с именем этого бога, а также и русские народные поговорки, записанные ещё в Новгородской губернии, в которых тоже упоминается Дажьбог, напр.: «Покучись Дажьбогу, управит понемногу»; «Полно тосковать, Дажьбог все минет». «В древнерус. письм. источниках многократно встречается муж. имя Д. и отчество от него — Дажьбогович» (Виноградова, 1995).

Но Огонь-Сварожич — отнюдь не Дажьбог. Сомнительно, чтобы славяне ставили знак полного равенства между огнём земным и огнём небесным (они совершенно очевидно различаются). Солнце и Огонь с древнейших времён понимаются как несколько разные сущности, соотносящиеся, видимо, как Савитар и Агни. Ведь и Агни (Огонь) — блистательный и неукротимый сын Тваштара (РВ, I, 95, 2–5; III, 4, 9; VIII, 102, 7).

Однако Свет тоже бывает разный. «Бог богов» Свентовит воплощает Белый Свет, а молодой Дажьбог — свет солнечный.

Как уже было сказано выше, молнии — традиционное оружие бога-громовника (громовика). Бог-кузнец Тваштар, отец бога огня Агни, выточил оружие Индре (РВ, 1,95.2; 1, 52.7; 1, 61.6). На основе параллели с Ригведой можно предположить, что «создателем молний» у славян тоже был кузнец, которого звали Сварог, отец Огня-Сварожича, кующий перуны Громовику. В русских сказках кузнец с сыном (позднее Кузьма и Демьян) выковывают герою (Ивану, Никите, Покатигорошку…) палицу, которую тот с лёгкостью мечет: вначале (испытывая) в небо, а потом в змееобразного противника при походе в Навий мир, за речку Смородину.

Хтонические киклопы куют молнии Зевсу. Не исключено, что тем же занимается и Гефест, выковывающий оружие богам и героям.

Гомеровский гимн Гефесту в переводе В. В. Вересаева гласит:

Муза, Гефеста воспой, знаменитого разумом хитрым!
Вместе с Афиною он светлоокою славным ремеслам
Смертных людей на земле обучил. Словно дикие звери,
В прежнее время они обитали в горах по пещерам.
Ныне ж без многих трудов, обученные всяким искусствам
Мастером славным Гефестом, в течение целого года
Время проводят в жилищах своих, ни о чем не заботясь.
Милостив будь, о Гефест! Подай добродетель и счастье!

((XX. К Гефесту. Античные гимны, 1988, с. 126))

А что у германских народов? Согласно «Прорицанию вёльвы», одним из первых деяний асов стало изготовление кузнечных орудий. Правда, ковали они вначале исключительно золото. Символически это можно понять как указание на «золотой век». В отречённых книгах золотой век отождествляется с царствованием Гермеса-(И)еремия, после которого настает царствование Сварога-Гефеста-Феоста и век железный: «О Ермии. По смерти же Дыеве сына Кронова царствова в Италии сын его Еремии лет 45. Бе же муж хитр и умуоучен, иже изобрете руду златую перве и ковати злато…» (Креховская палея, 1985). Впрочем, деяния Феоста приписывают и Ермию (Гермесу): «Ермий от древних царей по разделении язык во скоре бысть, прежде Авраама великаго. Сей повеле во своем царствии мужу едину жену держать, и добродетели его ради спадоша ему железная клещи с небесе. Ими же коваша орудиа на противникы» (О еллинских мудрецах, 1985).

Получив от бога-кузнеца оружие, культурный герой или иной бог многократно увеличивает собственную мощь. То же происходит, когда Тваштар вытачивает ваджру — для Индры. Индра убивает Вритру и освобождает похищенные им воды.

7. Ведь, как волны-озеро, тебя наполняют молитвы,
Которые для тебя, о Индра, усиления.
Это Тваштар увеличил свойственную тебе мощь:
Он выточил (тебе) дубину победной силы.

((РВ, I 52. К Индре).)

6. Это ему Тваштар выточил ваджру,
Самую искусную, со свистом (рвущуюся) в бой,
С помощью которой он нашел уязвимое место даже у Вритры,
Нападая нападающей (ваджрой), властный,
добивающийся чего угодно.

((РВ, I 61. К Индре))

9. Когда Тваштар обточил дубину, хорошо сделанную,
Золотую, тысячезубую, (он) искусный мастер,
(Ее) берет Индра для свершения героических деяний.
Он убил Вритру, он выпустил поток вод.

((РВ, I 85. К Марутам).)

Так можно ли ставить знак равенства между Сварогом и Создателем? Или Сварог в большей степени культурный герой, нежели «абстрактный» бог-создатель?

В славянских сказках кузнец с напарником, в которых угадываются черты Сварога и, возможно, его сына (Огня?), справляют оружие герою, идущему для свершения подвига по ту сторону Калинова моста или реки Смородины или спускающемуся в Пекельное царство, помогают ему справиться с могучей ведьмой-воительницей (Змеихой, пролизывающей железные двери кузнецов насквозь), преследующей героя.

В «Слове св. Григория на просвещение, надписываемом како первое погани суще языцы служили идолом» переводчиком вставлены имена славянских богов: «Тем же богом требу кладоуть и творят, и словеньскый язык, вилам, и мокошьи, диве. Пероуноу херсоу, родоу и рожаници, оупирем и берегиням, и переплутоу, и верьтячеся пьют емоу в розех, и огневи сварожицю молятся, и навьмь мевь творять…» (Гальковский, т. 2).

Гальковский справедливо, на наш взгляд, указывает: «Сближение Сварога с Гефестом, если всмотреться в него, сделано летописцем не случайно. Гефест по понятию греков был искусный кузнец. До наших дней сохранилась подблюдная песня, имеющая какое-то мифологическое значение, о кузнеце с тремя молотами, которого девушка просит сковать подвенечный убор — золотой венец, перстень и булавочку, иначе говоря, устроить её брак. Имеем в виду общеизвестную „Идёт кузнец из кузницы“».

Поскольку подблюдная песенка была в ходу «до победы исторического материализма», Гальковский не приводит текста. Мы — приведём, поскольку сейчас знакомство с народной культурой становится всё большей проблемой:

Идёт кузнец из кузницы,
Несёт кузнец три молота. —
Кузнец, кузнец, ты скуй мне венец!
Ты скуй мне венец и золот и нов,
Из остаточков — золот перстень,
Из обрезочков — булавочку!
Мне в том венце венчатися,
Мне тем перстнем обручатися,
Мне тою булавкою убрус притыкать,
Да кому мы спели — тому добро,
Кому вынется, тому сбудется,
Тому сбудется — не минуется!

Слава! (Припев «Слава!» повторяется после каждой строки. — Авт.)

Кузнец куёт свадьбы — и летописное свидетельство о Свароге как об устроителе «правильной» семейной жизни обретает плоть.

Как тут не вспомнить былинную историю о Святогоре, который по совету Микулы Селяниновича в поисках судьбы пришёл к чудесному кузнецу (уж не к Сварогу ли?), кующему её в виде волос.

«А вот поезжай путем-дорогою прямоезжею до розстани,
А от розстани сверни влево,
И пусти коня во всю прыть лошадиную,
И подъедешь к Сиверным горам.
У тых у гор, под великим деревом стоит кузница,
И ты спроси у кузнеца про свою судьбину». —
Поехал Святогор дорогою прямоезжею,
От розстани свернул влево,
Пустил коня во всю прыть лошадиную:
Стал его добрый конь поскакивать,
Реки, моря перескакивать,
Широкия раздолья промеж ног пущать.
Ехал Святогор-богатырь три дня
И доехал до Сиверных гор,
До того до дерева великаго и до той кузницы^{42}:
В кузницы кузнец кует два тонкиих волоса.
Говорит богатырь таковы слова:
«А что ты куешь, кузнец?»
Отвечает кузнец:
«Я кую судьбину, кому на ком жениться». —
«А мне на ком жениться?» —
«А твоя невеста в царстве Поморском,
В престольном во городе,
Тридцать лет лежит во гноище».
Стоит богатырь, пораздумался:
«Дай-ка я поеду в тые царство Поморское
И убью тую невесту».

((Рыбников, 1861, с.41))

Отправившись на поиски, Святогор находит девицу спящей, покрытой корой и «гноищем». Богатырь не в силах смотреть на это, как его суженая находится между жизнью и смертью. По одной версии, он наносит удар, по другой — роняет меч, который звенит, а сам в смешанных чувствах уезжает. Или удар, или звон богатырского меча между тем избавляют девицу от коросты и возвращают её к жизни и красоте земной. Когда затем суженые встречаются и Святогор по мечу или по рубцу на груди узнает в жене предназначенную ему кузнецом невесту, ему становится ясно: «от судьбины своей никуда не уйдешь».

«…В слове Христолюбца огонь называется Сварожичем. Не произошёл ли Сварог от Сварожич. Суффикс *-ич обозначает отчество, принадлежность кому-нибудь, например: Иванов-ич (сын Ивана). Предполагаем, что слово Сварожич могло существовать раньше Ивана, т. е. сын раньше отца. Засвидетельствованное древними памятниками у балтийских славян именование бога солнца^{43} и бога огня у русских одним и тем же именем Сварожич говорит в пользу предположения, что название Сварог существовало раньше, чем Сварожич, если не как наименование бога неба, небесного круга или, что наиболее вероятно, как название божества первобытного несозданнаго огня, творца мира…» (Гальковский, т. 1).

На наш взгляд, это всё-таки своего рода ляп автора, логическая несуразица, ибо не может признак появиться раньше сути, а притяжательное прилагательное — ранее существительного.

В «Слове некоего Христолюбца…» (из Златой Цепи, XIV в.) двоеверных христиан упрекают, что они «веруют в перуна и в хорса и в мокошь и в Сима и в Рьгла и в вилы… и огневися молять, зовуще его Сварожицем и чесновиток богом творять…».

Но если Сварожич — отчество Огнебога, то каково же его имя?

В этом смысле у авторов нет единства мнений. Один из авторов (Д. Гаврилов) склонен полагать, что имя бога огня — Симаргл-Семаргл-Семургл-Семаергл-Самарглъ («За ним кликну Карна, и Жля поскочи по Руской земли, Смагу мычючи в пламяне розе» («Слово о полку…»). Оно может восходить к древнерусскому «смага», т. е. «огонь». Это неординарное и не лишённое смысла предположение идёт вразрез не только с мнением Б. А. Рыбакова, но и с приведённым выше «Сима и в Рьгла и в вилы… и огневися молять». Если думать, что Сим и Рьгл есть Семаргл, то при чём тут «огневись»? Д. Гаврилов думает также, что поскольку Огонь присутствовал на капищах в живом и явном виде, то собственно Огнебогу-Семарглу вовсе не обязательно ставили чуры и столпы. Сам огонь и был его символом. В любом случае, вопреки Б. А. Рыбакову, Симаргл едва ли тот же персонаж, что Переплут.

Неординарной точки зрения придерживается Л. Прозоров, который вслед за А. С. Фаминцыным считает имя Семарьгл ошибкой переписчиков, принявших одну буквы «ы» за две — «ьг». Таким образом, следует читать Сем Ерыл или Сим Ярила (Прозоров, 2006б, с. 238–239). Ох уж эти переписчики! Всюду-то они ошибаются на радость современным изыскателям!

Широко распространено также стремление вывести имя божества из славянского «сѣмя» и считать покровителем всходов (Рыбаков, 1988). В академической науке принято считать имя Симаргл иранским заимствованием (ср. с крылатым псом Симаргом/Синмурвом). Этой же точки зрения придерживается и С. Ермаков, особенно подчёркивая отсутствие других свидетельств о почитании такового персонажа в других источниках, кроме летописных. Более того, куст родственных слов отличается довольно большим разнообразием оттенков при схожести смыслов: смага — «жар, пламя, сухость во рту»; «жажда»; «сажа, копоть», вологодск. (Даль), укр., блр. смага — «сухость на губах; жажда», др. — русск., русск. — цслав. смага, «огонь», русск. — цслав. смаглъ, φαιός, сербохорв. смагнути — «темнеть», словен. smaga — «смуглая кожа», smagniti — «изнывать от тоски», чеш. smaha, smaha — «жар, зной, ожог», smahly — «сушеный», smahnouti — «сушиться, сохнуть», smažiti — «жарить, поджаривать; загорать», слвц. smažit' — то же, польск. smaga — «сухость во рту», smazyć — «сушить, поджаривать», в. — луж. smaha — «загар», smahnyć — «сушить», н. — луж. smaga — «ожог; поле под паром», smagty — «загорелый» и т. п. (Фасмер). Мысль о связи имени Симаргл и слова «смага» на первый взгляд неплоха, но требует тщательной языковедческой проверки и работы с источниками: как, например, объяснить суффикс или окончание *ргл, совершенно русскому языку не свойственное? Д. Гаврилов соотносит морфему со словом «рыгать, изрыгать», тогда Семаргл расшифровывается как пламенем рыгающий. Соавтор его в этом не поддерживает.

Кто прав? Вопрос пока остаётся открытым…

А вот богом жертвенных мест и огня на них, вероятно, считали отца Сварога Кръта (Кродо). Обращает внимание сходство его имени со словом «крада», т. е. жертвенный огонь и подношение, принесённое на такой огонь. Согласно Mater Verborum, дед Радегаста-Сварожича (Radihost vnuk Krtov), как мы отмечали выше, отождествлялся с Сатурном. Вероятно, «крады» предкам и есть то, за чем следит сей древний бог. Не исключено, что к его ведению относятся и погребальные костры.

Любопытно в этой связи обратить внимание на следующее: словен. kryљnja, диал. krysna, «носилки для груза», чеш. krщsna, krosna — то же, польск. kroњna, «рама для ношения стекла» (Фасмер). Мы сознательно выбираем из обширного перечня родственных слов западнославянские параллели (по региону бытования теонима Кродо). Совсем уж натянутым, хотя и небезынтересным представляется значение польского kroњna, ибо небо славянами на разных этапах развития мыслилось не только выкованным из железа или меди, но и стеклянным.

Арабский автор Ибн Русте в труде «Ал-А'лак ан-нафиса» при описании обряда самоубийства (сати) славянских жён земли Ва'ат (предположительно имеются в виду вятичи) сообщает такую деталь: «Все они поклоняются огню» (Гаркави, 1870).

Нельзя здесь не обратить внимание на неоднократно тиражированное ныне утверждение современного белорусского автора Л. T. Мирончикова, который с опорой на А. Гильфердинга утверждает, что «у древних славян не существовало поклонения этой стихии. И понятие огня передавалось термином „цяпло“ („раздуў цяпло“ с помощью трута, „загасіў цяпло“). Отсутствие у славян традиций поклонения огню и образу, подобному „Агни“, обусловливалось различием погребальных традиций у славян и индоевропейцев. Индоевропейцы-скотоводы имели традицию сжигать умерших на огне, и дым представлялся той дорожкой, по которой душа умершего отправлялась в небо. <…> У славян, этническое формирование которых связывалось с оседлым земледелием (кочевого скотоводства они не знали), погребальная традиция выражалась в том, что на дно ямы в качестве подстилки укладывали сено или солому, зарывали умершего, делали холмик и ставили, деревянный знак, но чаще сажали деревце. Погребальная традиция славян не требовала обряда, связанного с огнем, поэтому не нужен был и мифологический образ огня» (Мирончиков, 2004, с. 5–6). Впрочем, что взять с упомянутого автора, если имя бога Хорса он огласовывает как… «Херес». И это аж в 2 (двух!) изданиях с грифом «справочное»!

С другой стороны, что у нас только не тиражируют! Когда бы не расхожесть и не массовые тиражи подобных, неизвестно на чём основанных «игр сознания» и пусть других, но не более «научных» домыслов, о них и вспоминать бы не стоило. Нам остаётся лишь порекомендовать упомянутому автору или его последователям включить в список изученной (именно изученной!) литературы труды А. В. Арциховского, В. В. Седова и «хотя бы» того же Б. А. Рыбакова, который, несмотря на нашу критику в его адрес, был и остаётся крупнейшим отечественным учёным — историком и археологом. А ещё лучше автору самому хотя бы раз поучаствовать в археологических раскопках средневековых славянских поселений и некрополей, дабы установить, поклонялись славяне огню или нет. На собственном опыте заметим, что это весьма проясняет ум, упорядочивает понимание того, как и чем жили наши предки.

Возвращаясь к проявлениям культа огня, мы придём к заключению о допустимости гипотезы, что Огонь-Сварожич или некий Крът следят за погребением на костре.

Крът вобрал в себя все хтонические черты, оставив Сварогу во владение свет, огонь и «эфир», что довольно часто происходит при изменении пантеона. Индра оттеснил самого Тваштара:

4. Грозный, одолевающий (даже) могучих,
С силой превосходства,
Он создавал себе тело, как хотел.
По природе (своей) подчинив (себе) Тваштара,
Похитив сому, Индра пил (его) из чаш

((РВ, III, 48).)

Как уже было сказано, из Ипатьевской летописи следует, что Сварог также утвердил некоторые законы, регулирующие семейные и брачные отношения, потому он покровитель брака. Важно, что и в наших русских сказках, равно и в заговорах, куёт кузнец свадебки и судьбы в виде волоса, способствуя пробавлению рода русского. Иначе говоря, Сварог выступает в роли «упорядочивателя» мира, культурного героя, роли, которая известна многим индоевропейским народам.

«20. Когда же придут к нам жены, Тваштар с прекрасными ладонями пусть наделит (нас) сыновьями!» (РВ, VII, 34).

Тваштар способствует зачатию плода на микрокосмическом уровне точно так же, как он творит и Мироздание на макрокосмическом.

«12. Прекрасно действующий, прекраснорукий, отзывчивый, соблюдающий закон Бог Тваштар пусть даст нам (все) это на помощь…» (Там же).

Признаться, после этого странно встречать рассуждения о том, что Сварог не имеет параллелей у других индоевропейских народов, а является чем-то вроде книжного вымысла. Так и представляешь себе монаха в тесной келье при свете лучины, старательно вычитывающего, допустим, ту же Ригведу с мыслею: «Ага, вот ещё эти негодняи-язычники как думали!»

В России день Кузьмы и Демьяна относился преимущественно к числу девичьих праздников. Девушки снимали загодя избу, где собирались справлять кузьминскую вечеринку, ходили по домам, собирали продукты к ужину и сообща варили пиво. «Ссыпчины» эти устраивали преимущественно для себя, но к вечеру приглашали парней, и тогда начиналось веселье — совместные игры молодёжи, ухаживания и «жениханье» (Славянская мифология… 1995). Кузьминки — куриная смерть. На это обращает внимание М. Серяков, проводя параллели со словами авторов средневековых поучений против язычества, сокрушающихся о том, что идолам своим славяне приносят в жертву много кур (Серяков, 2004, с. 32–33). Кстати, и второй Сварожич — Даж(д)ьбог, связан со свадьбой. По сообщению В. Н. Топорова, «в песне с Волыни „князь“ (жених) по пути на свадьбу встречается с Дажьбогом на восходе солнца» (Славянские древности, т. I, с. 209). Здесь существенны три мотива — пути Даж(д)ьбога, его покровительство (участие) в свадьбе и соотнесение жениха с Солнцем.

Итак, Сварог — соединитель, связыватель, культурный герой, учитель и просветитель. Он же — породитель (отец) значительного числа богов не только восточнославянских, но и богов западных славян. Это явно указывает на древность его почитания. Не исключено, что на каком-то этапе небесный коваль Сварог действительно воспринимался как высшее божество (в крайнем случае, «второго поколения»).

Наше рассмотрение было бы неполным, если бы мы не обратились к образу ещё одного представителя Свароговой семьи.

«Готофред в хронике 402 года по Христе от древних писателей сказует, что вандалы с королём их Радогостом в двести тысяч числом в Италию нападение учинили… И сии имена королей довольно свидетельствуют славян, ибо имя Радегаст самое славянское и славяне идола Радегаста почитали. К тому же имя Радегаста видно от владетеля вандалов дано…» — записал В. Н. Татищев в 1748 г., составляя «Историю Российскую» (Татищев, 1995, гл. 39).

Прав ли В. Н. Татищев, ставя знак равенства между «варварами», напавшими на Рим в 402 г., и славянами, первые археологически достоверные сведения о которых датируются VI в. (их связывают с так называемой культурой Прага-Корчак)?

Примерно в те же годы М. В. Ломоносов указывал: «Радегаст держал на груди щит с изображенною воловою головою, в левой руке копье, на шлеме петух с распростертыми крылами» (Ломоносов, 1952, т. 6, гл. 4).

Именно так выглядит Радегаст на… части опубликованных после указанной работы М. В. Ломоносова (1766) изображений. Речь идёт о признаваемых большинством учёных поддельными ритуальных фигурках из храма в Ретре (год публикации — 1771). Значит, либо Михайло Васильевич видел самих кумиров, либо пользовался независимым от составителя — Андреаса Готлиба Маша — источником (Masch, 1771; русское издание: Маш, 2006). Разница в пять лет говорит сама за себя.

А вот как говорили о Радегасте и его храме очевидцы и современники.

«Славяния в десять раз больше нашей Саксонии, если причислять к ней чехов и живущих по ту сторону Одры поляков, которые не отличаются от жителей Славянин ни своей внешностью, ни языком… Славянских народов существует много. Среди них наиболее западные вагры, живущие на границе с трансальбингами. Их город, лежащий у моря Алдинбург (Старград). Затем следуют ободриты, которых теперь называют ререгами, а их город Магнополис (Велеград). К востоку от нас (от Гамбурга) живут полабинги (полабы), город которых называется Рацисбургом (Ратибор). За ними лингоны (глиняне) и варабы. Далее следуют хижане и черезпеняне, которые отделяются от долечан и ратарей рекой Пеной и городом Дымином. Там предел Гамбургской епархии. Хижане и черезпеняне живут к северу от реки Пены, доленчане и ратари — к югу. Эти четыре народа по причине храбрости называются вильцами, или лютичами. Есть ещё и другие славянские племена, которые живут между Лабой и Одрой… из всех них самыми могущественными являются ратари, живущие в центре… Их город — всемирно известная Ретра — седалище идолослужения, там построен огромный храм в честь демонов, главный из которых Радигост. Изображение его сделано из золота (явная связь с Солнцем. — Авт.), ложе из пурпура. Самый город имеет девять ворот и окружен со всех сторон глубоким озером, через которое для перехода построен бревенчатый мост, но через него разрешается переходить только идущим ради жертвоприношения или вопрошения оракула… Говорят, что от Гамбурга до храма четыре дня пути» (Адам Бременский. «Деяния священников Гамбургской церкви», ок. 1066)^{44}.

«II …за день до нашего прихода к реке Одер, к нам присоединились лютичи, следуя за своими идущими впереди богами. 23. Хоть я с большим содроганием могу говорить о них, все же, чтобы ты, любимый читатель, узнал про лживое их суеверие и еще более бесполезный культ этого народа, я коротко расскажу, кто они и откуда сюда пришли. 17. Есть в округе редариев некий город, под названием Ридегост, треугольный и имеющий трое ворот; со всех сторон его окружает большой лес, неприкосновенный и свято почитаемый местными жителями. Двое из этих ворот открыты для всех входящих; третьи же, обращенные на восток и самые маленькие, открывают дорогу к лежащему неподалеку морю, весьма страшному на вид. В городе нет ничего, кроме искусно сооруженного из дерева святилища, основанием которого служат рога различных животных. Снаружи, как это можно видеть, стены его украшают искусно вырезанные изображения различных богов и богинь. Внутри же стоят изготовленные вручную идолы, каждый с вырезанным именем, обряженные в шлемы и латы, что придает им страшный вид. Главный из них зовется Сварожич; все язычники уважают и почитают его больше, чем остальных. Знамена их также никогда не выносятся оттуда, за исключением разве что военной необходимости; причем вынести их могут только пешие воины. 24. Для тщательной заботы о святилище местными жителями назначены особые служители. Когда они собираются там, чтобы принести жертву идолам или смягчить их гнев, те сидят, тогда как остальные стоят рядом; тайно перешептываясь друг с другом, они с трепетом копают землю и, бросив жребий, узнают истину в делах, вызывающих сомнение. Окончив это, они покрывают жребий зеленым дерном и, воткнув в землю крест-накрест два остроконечных копья, со смиренным послушанием проводят сквозь них коня, который считается наибольшим среди прочих и потому почитается как священный; несмотря на брошенный уже жребий, наблюдаемый ими ранее, через это, якобы божественное животное они вторично проводят гадание. И если в обоих случаях выпадает одинаковый знак, задуманное приводится в исполнение; если же нет, опечаленный народ отказывается от затеи. Старинное, опутанное различными суевериями, предание свидетельствует, что когда им угрожает страшная опасность длительного мятежа, из названного моря выходит огромный вепрь с белыми, блестящими от пены, клыками и, с радостью валяясь в грязи, являет себя многим…

…25. (18.) Сколько округов в тех краях, столько там и храмов, в каждом из которых почитается неверными идол того или иного демона. Причем вышеупомянутый город занимает среди них особое положение. Отправляясь на войну, они прощаются с ним, а с успехом вернувшись, чтят его положенными дарами; путем жребия и коня, как я уже говорил, они старательно выясняют, что служители должны принести в жертву богам. Особо сильный гнев их смягчается кровью животных и людей. Всеми ими, называемыми общим именем лютичей, не управляет какой-то один правитель. Решение необходимого дела обсуждается в общем собрании, после чего все должны дать согласие на приведение его в исполнение…» (ок. 1018) (Титмар Мерзебургский, 2005).

Параллельно можно вспомнить о знаменитом вепре Фрейра (бога света северных германцев). В Младшей Эдде говорится, что тот «может бежать по водам и воздуху, ночью и днём, быстрее любого коня, и ночью, и в самой Стране Тьмы будет ему светло: так светится у него щетина».

О Радегасте здесь сказано как о названии города, а имя бога — Сварожич. Скорее всего, это следствие непонимания автором хроники славянского словообразования. «Сварожич» в силу звучания имени — отчество, эпитет бога по отцу (т. е. Сварогу). Адам Бременский настаивает, что бога зовут Радигост, а город — Ретра: «…Варвары отрубили ему (епископу. — Авт.) руки и ноги, тело выбросили на дорогу, голову же отсекли и, воткнув на копье, принесли ее в жертву богу своему Радигосту в знак победы. Все это происходило в столице славян Ретре, в четвертые иды ноября» (10.XI.1066)^{45}.

Радегаста, видимо, почитали также и чехи. Он упомянут в Mater Verborum как потомок (внук) бога Крът'а (Кродо) — Radihost vnuk Krtov. Значит, Радегаст и есть Сварожич, а Сварог тем самым — сын Кродо.

На землях вятичей (кстати, согласно летописи, «пришедших из ляхов») можно найти поселения, названные именем этого бога: Радогошь на реке Нерусса к северу от Севска и к западу от Крома. Предполагается, что Радигощ — прилагательное от имени Радегаст, образованное по такой же схеме, как прилагательное «вещий» от слова «весть».

Естественно ожидать, что божество, чьим животным является петух, возвещающий своим криком приход солнца, должно быть каким-либо образом связано с солнцем. На солнечные мотивы указывает и конь (общеиндоевропейский символ Солнца). Обращает на себя особое и упоминание Титмара про вепря. Ведийский бог Вишну, сын кузнеца-Тваштара^{46}, также воплощался в вепря, который поднимал клыками мир из Первовод. Надо полагать, и Сварожич-Радегаст — сын кузнеца Сварога, бог порождающих сил и света, вполне мог являть себя предкам в зверином обличье. 1008 год: «В сём сходятся дьявол Сварожич и вождь святых, ваш и наш Маврикий? Те, кто впереди вздымает священное копьё, и те, кто пачкает человеческой кровью дьявольские знамёна?» (Письмо св. Бруно Кверфутского к императору Генриху III; цит. по: Матерь Лада, 2006).

«…Суть иные вендов роды, между Эльба и Одер реками живут и далеко к полудню простираются, как и гурули, гевельды, сущие при Гибале реке и Доксе, левбузы, ивилины, сторреланы с иными. К западной же стороне провинция вину лов, которыми ленчане и редари именуются. Город их славный Ретра, там капище великое и главный бог их — Радегаст… Их четыре племени и они называются лютичами, или вильцами; из них хижане и черезпеняне, как известно, обитают по ту сторону Пены, ратари же и долечане желали господствовать вследствие того, что у них имеется древнейший город и знаменитейший храм, в котором выставлен идол Радегаста, и они только себе приписывают единственное право на первенство потому, что все славянские народы часто их посещают ради получения ответов и ежегодных жертвоприношений…» (Гельмольд, 1963,1.21).

Френцель говорит о нём: «De Radegastos. Marte Soraborumque altero supremo Deo» (Френцель А., Commentarius…). To есть в сербо-лужицком пантеоне «второй высший бог» Радегаст — фигура не менее значимая, чем сам Свентовит, а Ретринский храм не менее велик по своему значению, нежели Арконский. Но всё-таки Радегаст и Свентовит, скорее, разные боги, поскольку у них разная атрибутика.

Одновременно, возможно, имеются сообщения о Радогосте и как об историческом лице. Греческий историк Феофилакт Симокатта, повествуя о войне Византии с аварами и славянами-антами, упоминает вождя последних Ардагаста: «Ардагаст отправил полчища славян для похода за добычей» (Свод… т. II, с. 19) и т. д. Однако в примечании к тексту сказано: «Имя славянского вождя Ардагаст отчетливо делится на две части. Вторая его половина возводится к общеславянскому *gostь, „гость“ из герм, „gast“ (см. Свод, I, 335), но первая вызывает споры. Если согласиться с тем, что ликвидная метатеза имела место еще на стадии праславянского языка, тогда корень „арда“ вполне можно считать видоизмененным „рада/о“, а все имя — звучащим как „Радогость“… По сообщениям Адама Бременского и Гельмольда, так называли главного бога поморских славян… В качестве антропонима это имя широко встречается в древнеболгарском, старочешском и старопольском языках. Однако М. Фасмер критиковал эту гипотезу на том основании, что ликвидная метатеза относится в славянских языках к более позднему времени… Этот контраргумент весьма серьезен, но все же следует помнить, что в греческих заимствованиях из других языков гласные часто меняются местами с плавыми согласными — по мнению Е. Ниминена, это могло произойти и в данном случае» (Свод… т. II, с. 45).

Вместе с тем многие историки (см., напр., Алексеев, 2005, с. 271) на основе более новых сведений считают правильным именно имя Радогост. В таком случае мы можем иметь дело с обожествлением легендарного предка-воителя или с параллельным процессом — именованием в честь божества и слиянием впоследствии божества и качеств человека, названного в его честь. Увы, сведений об Ардагасте/Радогасте немного. Известно, что Ардагаст был не простым союзником аваров, державших тогда в зависимости часть антов, даже не только вождем племени или союза племен, но имел в своём подчинении некоторую территорию, «подвластную страну».

Таким образом, сведения о почитании или следы почитания Радегаста/Радагаста обнаруживаются в Балтийском регионе, у чехов и в области расселения вятичей в Восточной Европе. Впрочем, вятичи, видимо, имеют именно западноевропейское происхождение.

Если уж речь о западных славянах, с большой достоверностью для них можно говорить о богине по имени Подага. «…У славян имеется много разных видов идолопоклонства. Ибо не все они придерживаются одинаковых языческих обычаев. Одни прикрывают невообразимые изваяния своих идолов храмами, как, например, идол в Плуне, имя которого Подага…» (Гельмольд, 1963, I, 83). Возможно, её следует рассматривать как женскую ипостась Огня или Даждьбога. Подобное предположение имеет смысл, так как при переходе фонем «д» в «ж» имя богини может звучать, как «подажа», что близко к русским «поджигать» или «подавать».

В. Н. Топоров считал равноправными обе формы имени Даж(д)ьбога, указывая на чередование *dažb / *daždb. По его же сообщению «в украинской народной песне с Волыни Дажьбог высылает соловушку замыкать зиму и отмыкать лето» (Славянские древности, т. I, с. 208-І-209). Здесь же обнаруживается и мотив чрезмерного жара — пожар, спаливший деток-птенцов. Возможно, первоначально он связывался с Солнцем-Даждьбогом (ср. в плаче Ярославны: «Светлое и тресветлое солнце!.. Чему, господине, простре горячюю свою лучю на лады вой…»).

Это тем более не лишено смысла, что, согласно Фасмеру, праславянское *žego из *gego родственно лит. degu, dugti — «жечь», лтш. degu, degt — «гореть», др. — инд. dahati — «горит, сжигает», авест. dažaiti, алб. djek — «сжигаю», аор. dogja, бретон. devi — «сжигать» и др. Сюда же относят лит. dagas — «жар, зной, жатва», daga — «жатва», гот. dags — «день».

В этом смысле не исключено также, что Подагу надо действительно связывать с Даждьбогом как подателем урожая и того, что последнему способствует.

Френцель путает её имя на свой лад: «De Pogoda, seu ut alii scribunt, Podaga, dea serenitatis seu temperiei», т. е. «о Погоде, или, как по-другому пишут, Подаге, богине ясного дня, удачи, процветания или умеренности». Скорее всего, Френцель смешал мужское божество Погоду и женское Подагу, но в то же время оказался отчасти прав.

С учётом почитания Сварожича западными славянами, а также вятичами, мы можем предположить, что у Огня, как и у молнии (Меланья-Перуница), могла быть женская ипостась.

«Podaga заслуживало бы более естественного объяснения, уже предлагавшегося другими исследователями ранее, что-то вроде 'пожар', чем выражалась мощь бога. К той же семантической сфере могло бы принадлежать божество северо-западных славян Pripegala^{47}, если из *Pripěkala, отглагольное имя от *pripěkati 'припекать'… Но столь резкие семантические различия одного и того же глагольного корня *pekti, жечь, печь, 'жарить' и 'заботиться' (польск. opieka, 'забота, попечение') зависят главным образом от префикса», — отмечал О. Н. Трубачёв в критической статье «Мысли о дохристианской религии славян в свете славянского языкознания»^{48}.

Для авторов остаются открытыми вопросы: является ли Сварог (и именно под таким именем) общеславянским божеством? Действительно ли оно оказалось табуированным? Известно, что славяне разделяли свет собственно солнечный и Этот, Белый вообще, а также Тот Свет. С каким светом следует скорее связать Сварога? Имеет ли он какое-то отношение к перворожденному «абсолютному» Свету или только к солнечному?

Примечания:

³ В 1989 г. (год выхода в свет первого издания этой книги) нынешние прибалтийские государства Латвия, Литва и Эстония входили в состав Союза Советских Социалистических Республик (СССР) как союзные республики. И Литва некогда являлась частью Великого княжества Литовского и Русского..

⁴ Здесь и далее, кроме особо оговорённых случаев, поучения против язычества воспроизводятся по: Гальковский, 1913, т. 2.

³⁴ Эта мифологема у греков в позднее время была тесно связана с другой, похожей: разрыванием на части Диониса-Загрея великанами или Орфея — вакханками. Ныне на мистериях начала лета языческие жрицы восточных славян разрывают на куски куклу Ярилы, в том числе предметы, имитирующие фаллос, и раскидывают по полю для придания Земле плодоносящей силы. Так они каждый год символически и мистериально повторяют Первотворение Мира.

³⁵ Показательно, что Тваштара сравнивают с богом Света Савитаром. Однако в отличие от Савитара Тваштар «имеет все обличия» (т. е. и тёмную, нижнюю ипостась).

³⁶ Об этих славяно-этрусских параллелях подробнее см.: Наговицын, 2000, с. 434–438; Гаврилов, Наговицын, 2002, с. 383–397.

³⁷ Калевала. Петрозаводск: Карелия, 1973, с. 3–8.

³⁸ Топоров В. Н. К балто-скандинавским мифологическим связям // Donum Balticum. Stockholm, 1970.

³⁹ Слово «месяц» соотносится с индоевропейским *me(H)-n — «мерить», «измерять» (время). Луна также мыслится как мерило времени (Гамкрелидзе, Иванов, 1984, т. II, с. 684–685). Божество месяца и должно заведовать счётом.

⁴⁰ Ср. имя бога с русским «Творец».

⁴¹ См. Приложение № 3.

⁴² Символика горы и древа прозрачна, это Опора Мироздания, не случайно и кузница с умелым кователем судеб оказывается тут же, в Центре.

⁴³ Западнославянский Радегаст, как нам представляется, тождествен Даждьбогу восточных славян, Солнце-царю из процитированного отрывка летописи.

⁴⁴ Обратим особое внимание, что имя «демона» — Радигост, а города — Ретра.

⁴⁵ Цитата из свидетельства о гибели епископа Мекленбургского Иоанна, которого принесли в жертву богу Радигосту. Порядком, видимо, достал этот самый епископ, коли с ним обошлись подобным образом даже на фоне общих, далеко не мирных тогдашних нравов. Впрочем, разве оппоненты были лучше? Даже несмотря на то, что историю пишут победители, свидетельств жестокости их предостаточно.

⁴⁶ В Ригведе (X, 8, 8–9) и Брихаддевате говорится об асуре Вишваруне, т. е. обладающем всеми формами, а это — эпитет Вишну.

⁴⁷ К этому прозвищу мы ещё вернёмся в разделе «Ярило. Фэнтези и реальность».

⁴⁸ Статья представляет собой переработанный (переведенный на русский язык) вариант авторского немецкого оригинала, публикуемого в «Zeitschrift für slavische Philologie» (Bd. 54. 1. 1994) под названием «Überlegungen zur vorchristlichen Religion der Slaven im Lichte der slavischen Sprachwissenschaft».