Глава 11

ПОЛИТИКА УКРЕПЛЕНИЯ «НЕМЕЦКОГО ДУХА» НА ВОСТОКЕ

Генрих Гиммлер принял все меры предосторожности, чтобы эти бумаги не попали на глаза непосвященным, даже высшим руководителям третьего рейха. На шести страницах он изложил свои соображения, ставшие смертным приговором для миллионов людей.

В своем дневнике 28 мая 1940 года он отметил:

«Фюрер распорядился, чтобы подготовленный мною документ был напечатан всего в нескольких экземплярах, не размножался и держался в секрете».

С его содержанием были ознакомлены несколько гауляйтеров, два министра, генерал-губернатор Польши, высшие руководители СС и полиции на Востоке и начальники главных управлений СС. Ознакомление осуществлялось под расписку и с возвратом самого текста.

Соображения Гиммлера касались вопросов обращения с восточными народами. Будучи сформулированы бюрократическим языком, они означали уничтожение этих народов в угоду немцев господ.

Главная задача восточной политики должна была заключаться, по мнению составителя документа, в разделе бывшей Польши с ее много численными народами (поляки, украинцы, белорусы, евреи, горалы, кашубы, лемки) на возможно большее число отдельных территорий, отборе людей, наиболее подходящих в расовом отношении, и уничтожении остальных. «Население генерал-губернаторства, — утверждал Гиммлер, — в результате осуществления этих мер через десять ближайших лет резко сократится и не будет представлять собой ничего ценного, а лишь простую рабочую силу, которая может направляться в Германию на необходимые работы… Шаг за шагом народы Востока должны вытесняться с их земель; евреев, например, целесообразно переселить в Африку или какую-нибудь колонию… Вместе с тем можно добиться исчезновения таких понятий, как украинец, горал или лемке. Это же касается и поляков».

Но как уничтожить целые народности? Для этого, оказывается, следует устранить лидеров и «процедить» молодежь. Полноценные в расовом отношении дети должны быть вывезены в рейх и онемечены. Остальных же надо систематически оглуплять. Гиммлер предлагал: «Для ненемецких народов Востока высшее образование должно быть отменено, вполне достаточно и четырехлетних школ. В этих школах их обучат простому счету, скажем, до пятисот, написанию имени и вдолбят необходимость послушания немцам, а также быть порядочными и добросовестными ребятами. Учить их читать совсем необязательно».

Более бестактно и пoшло выразить оккупационные, захватнические намерения национал-социалистской Германии было, пожалуй, нельзя. В них отчетливо прослеживалось продолжение старой немецкой политики «дранг нах Остен».

Однако за разглагольствованиями Гиммлера скрывалось и нечто большее. В его памятной записке прозвучала претензия предоставления контроля за осуществлением восточной политики руководству СС и даже требование, которое было сформулировано группенфюрером СС Отто Хофманом, представителем управления по расовым вопросам и переселению: «Восток должен принадлежать СС!»

Военные успехи гитлеровской Германии вначале позволили СС занять такое положение, что Гиммлер почувствовал себя истинным господином восточных территорий. Он даже посчитал, что его старая мечта создания своего рыцарского ордена на прусской земле близка к осуществлению. Здесь можно было бы организовать орденское государство, которое стало бы прочной плотиной и мощным заслоном на пути славянских потоков, гарантом освоения плодородных земель немецким крестьянством.

Гиммлер уже давно готовил себя к священной миссии: повести немцев на Восток и сделать их крестьянами.

«Вы даже себе не представляете, насколько я счастлив, — заявил он как-то своему лечащему врачу Феликсу Керстену, возвратившись из штаб-квартиры фюрера. — Фюрер не только меня выслушал, но и одобрил все, о чем я ему доложил. Сегодня самый счастливый день в моей жизни».

Так о чем же докладывал фюреру этот сияющий от счастья человек? Оказывается, о проекте создания на Востоке системы полувоенных крестьянских поселений под эгидой СС: «Немецкий народ был народом крестьян и должен снова возвратиться к своей основной субстанции. Восток как раз должен послужить усилению этой народной черты и стать источником постоянного поступления живой крови для его обновления».

Еще в молодости он видел себя в роли великого немецкого крестьянского вождя. В его искаженном представлении историческая картина средневекового заселения восточных земель представлялась как триумф биологического засилия темноволосых и круглолицых особей. Этим и объяснялась его бредовая идея, заключавшаяся в том, что благо Германии — это создание своеобразной феодализированной крестьянской аристократии на Востоке. И он не уставал пропагандировать идею немецкого заселения Востока. Шеф СС вдалбливал эсэсовцам мысль о том, что немцы снова должны вернуться к земле, обеспечив себе новое жизненное пространство.

СС еще в 1934 году взяла бразды правления переселенческой политикой в свои руки. Группенфюрер СС Дарре, начальник управления по расовым вопросам и переселению, был назначен министром сельского хозяйства. Штандартенфюрер СС Хорст Рехенбах возглавил комиссию по переселению. Руководящие сотрудники продовольственного ведомства стали почетными фюрерами СС. Однако их социальные утопии не выдержали столкновения с реалиями современного индустриального общества. А это послужило началом разногласий между Дарре и Гиммлером. В феврале 1938 года Гиммлер даже сместил его с поста начальника управления СС из-за излишней теоретизации проекта аристократии крови и земли. Сам же Гиммлер терпеливо выжидал, пока фюрер не завоюет новые просторы, на которых рейхсфюрер СС намеревался создать крестьянство великогерманской империи.

Когда Гитлер в марте 1939 года присоединил чехов из оставшейся части Чехословакии к рейху, Гиммлер воспринял это как шанс возврата к своим старым планам. В июне он отправил тогдашнего начальника управления по расовым вопросам и переселению, оберфюрера СС Курта фон Готтберга, в Прагу, где тот должен был обосновать земельное ведомство. В его задачу входила конфискация угодий чешских землевладельцев в наиболее благоприятных сельскохозяйственных районах протектората Богемии и Моравии и заселение опустевших хозяйств немцами. И хотя Гитлер назвал цифру в шесть миллионов чехов, подлежавших переселению, Готтберг не сумел достичь своей цели. Заработавшая на полных оборотах машина вооружений, опиравшаяся, в частности, на чешские промышленный и рабочий потенциалы, не позволила осуществить переселенческую программу в намечавшихся объемах. Пражское земельное ведомство ограничилось поэтому подготовкой к переселению в Богемию и Моравию лишь отдельных эсэсовских семей.

Только Вторая мировая война открыла перед антиславянским мистиком Гиммлером страну его мечтаний. Правда, войти в нее ему пришлось сначала, как говорится, с заднего хода. Польская кампания показала, что фюреру требовался не апостол переселенчества, а грозный полицейский для наведения порядка.

Адольф Гитлер принял решение «закрыть польский вопрос». Война с Польшей ему была нужна не только для насильственного присоединения Данцига и возврата «польского коридора», но и для осуществления идеи, высказанной им в свое время в книге «Майн кампф»[127]:

«Мы начнем там, где закончили шесть веков тому назад. Мы прекратим вечное стремление германцев на Запад и Юг Европы и обратим свой взор на восточные земли. Мы покончим, наконец, с колониальной и торговой политикой довоенного времени и перейдем к земельной политике будущего».

Но ведь против такой земельной политики будет выступать народ, хозяйничающий на этой земле. Об этом Гитлер задумывался еще в 1928 году.

«Империя (рейх) должна, — писал он, — либо отгородиться от расово чуждых элементов, чтобы через них не портить кровь собственного народа… либо же переселить их, а освободившуюся землю передать своим соплеменникам».

В переводе на язык августа 1939 года, в устах Гитлера это означало, что поляки должны были превратиться в илотов (народ рабов), а их национальное достояние, государственность и культура ограблены. Гордым полякам предстояло стать рабочим скотом, слугами немецких господ. 22 августа 1939 года на совещании в Оберзальцбурге военное командование было поставлено в известность о решении диктатора покончить с Польшей. Генерал-фельдмаршал фон Бок[128] вспоминал о словах, сказанных тогда Гитлером: «При этом могут возникнуть обстоятельства, которые не вызовут аплодисментов немецких генералов. Поэтому он намерен не возлагать на войска проведение необходимых подчас ликвидационных мероприятий… они будут осуществляться СС».

Именно поэтому Гитлер вызвал к себе шефа СС и навечно связал охранные отряды с польской трагедией. Он поставил перед Гиммлером задачу создать специальные оперативные группы[129], которые должны будут следовать за войсками в Польше и ликвидировать польскую руководящую верхушку.

Оперативные группы полиции безопасности были задействованы на всех этапах экспансионистской политики нацистского руководства. Они уже шли за войсками при присоединении Австрии и разгрома Чехословакии. После выполнения своей задачи эти группы превращались в постоянные местные организации гестапо и службы безопасности.

Для польской кампании Гейдрих сформировал пять оперативных групп, члены которых были обмундированы в полевую форму спецподразделений СС и носили на левом рукаве ромб с буквами СД. Каждая такая группа была придана развернутой для боевых действий армии и состояла из четырех команд по 100-150 человек, которые в свою очередь придавались корпусам. Оперативными группами командовали: бригадефюрер СС Бруно Штреккенбах — группой, приданной 14-й армии генерал-полковника Вильгельма Листа[130], имевшей задачу наступать на Львов; оберштурмбанфюрер СС Эмануил Шефер — группой, приданной 10-й армии генерала Вальтера фон Райхенау, должной наступать до Вислы южнее Варшавы; оберштурмбанфюрер СС Херберт Фишер — группой, приданной 8-й армии генерала Иоханнеса Бласковица, имевшей задачу продвижения на Лодзь; бригадефюрер СС Лотар Бойтель — группой, приданной 4-й армии, имевшей задачу овладения крепостью Модлин, армией командовал генерал Гюнтер Клюге[131]; штандартенфюрер СС Эрнст Дамцог — группой, приданной 3-й армии генерала Георга фон Кюхлера.

Приказ, предусматривающий ликвидацию польской элиты, группы должны были держать в секрете даже от командования вермахта. Конечно, вермахт мог в определенной степени контролировать их действия, поскольку они были ему подчинены. Кроме того, генералам удалось получить от Гитлера уверение в том, что после окончания боевых действий вся власть в Польше перейдет в руки военных. Это, естественно, не могло не беспокоить Гиммлера и Гейдриха.

Поэтому они были вынуждены действовать осторожно, информируя командование вермахта о своих задачах весьма общо, кратко и лаконично. В связи с этим в приказе по 8-й армии, например, от 9 сентября 1939 года о задаче оперативной группы говорилось: «Борьба с элементами, настроенными враждебно по отношению к рейху и немцам, в тылу сражающихся войск, в особенности — осуществление контрразведывательной деятельности, задержание политически ненадежных лиц, конфискация оружия, взятие под сохранность важной документации».

Конечно, ликвидацию польских дворян, священников и представителей интеллигенции нельзя было полностью скрыть от солдат вермахта. И перед Гиммлером и Гейдрихом встала дилемма: либо открыть тайну диктатора, либо сознательно пойти на то, чтобы вермахт рассматривал оперативные группы как недисциплинированную банду убийц.

Через несколько месяцев до Гиммлера и Гейдриха дошло, что фюрер поставил их в довольно щекотливое положение. И Гиммлер попытался переложить всю вину на диктатора, заклиная генералов: «Я ведь не делаю ничего, о чем бы не знал фюрер». Гейдрих же отметил, что в оккупированной Польше дело дошло до размолвок с командованием сухопутных войск, поскольку «указания, требовавшие от оперативных групп применения самых радикальных мер по отношению к полякам (например, ликвидация буквально тысячами руководящей верхушки страны), не были доведены до командования вермахта и тем более до войск, в результате чего действия полиции и СС рассматривались ими как произвол и грубое своеволие».

Военные быстро поняли, чтo именно привело в Польшу оперативные группы СС. Уже 8 сентября начальник абвера адмирал Канарис сообщил оберквартирмейстеру генералу Штюльпнагелю[132], что руководство СС похваляется тем, что ежедневно расстреливается не менее 200 поляков, причем никакого судебного разбирательства не производится. Жертвы в основном евреи, дворяне и священники…

Через три дня в поезде фюрера под Илльной Канарис доложил начальнику штаба верховного главнокомандования вермахта Кейтелю о происходящем и предупредил: «За такие методы и поступки мир когда-нибудь предъявит обвинение виновным, в том числе и вермахту, на глазах которого происходит подобное».

Генерал-полковник Кейтель на это, однако, не отреагировал, прикрывшись лишь каннибальской логикой Гитлера: если вермахт не желает сам заниматься «такими делами», то пусть смирятся с тем, что ликвидационную работу осуществляют полиция безопасности и СС.

Таким образом вермахт взял на себя роль стороннего статиста. И хотя подчиненные Канариса собирали материалы о преступных делах оперативных групп СС, по несчастной Польше продолжал катиться вал террора. Охотники за людьми из состава оперативных групп и команд восторженно констатировали дословное выполнение указаний Гитлера:

«Лица из числа руководства в Польше, выявленные нами, уничтожаются. Те же, кто подрастет, будут нами учтены и через определенный промежуток времени ликвидированы».

Со списками на руках гейдриховские молодчики арестовывали польских учителей, врачей, чиновников, священнослужителей, помещиков и коммерсантов и собирали их в сборных лагерях, в целом ряде которых эти люди подвергались уничтожению. Фабрика по изготовлению топленого жира в Торуне, мельница в Бромберге (Быдгоще), лагеря Солдау и Штуттхоф, седьмой форт в Познани стали для тысяч поляков последними этапами их жизни.

«Наша задача состоит в ликвидации радикальных элементов», — заявил штурмбанфюрер СС Редер, возглавлявший оперативную команду в Бромберге. «Радикалами» считались в первую очередь польские националисты, члены союза «Вестмаркен» (западные области) и польские шовинисты, требовавшие аннексии некоторых регионов рейха.

О гонениях на священников говорит тот факт, что, например, в епархии Пелплина из 690 известных священнослужителей было арестовано две трети. Тот же Редер докладывал в Берлин: «Большая часть католических священников устранена».

Историк Мартин Бросцат, анализирующий немецкую политику в Польше, отмечал, что только за первые месяцы немецкого господства число жертв там достигло нескольких десятков тысяч человек. Гейдрих заявил 27 сентября 1939 года: «От польского руководящего состава в оккупированных областях осталось не более трех процентов».

Наряду с оперативными группами СС в Польше свирепствовали и фольксдойче. В Данциге и Западной Пруссии несколько тысяч фанатиков наводили страх и ужас, не прощая полякам пережитых унижений.

Положение усугублялось тем, что с началом военных действий польские власти и организации, подвигнутые гитлеровской пропагандой и шпиономанией, обрушились на немцев, проживавших в западных областях страны. В движение пришли тысячи людей. На разноцветной бумаге составлялись списки. Тех, кто значился на красной бумаге, отправляли в местные тюрьмы, на розовой — в лагеря для интернированных, на желтой — высылались в центральные и восточные районы Польши. Националистические организации проводили специальные акции по спискам на черной бумаге, расправляясь с «немцами», «гитлеровцами», «швабами».

50 000 немцев были изгнаны из мест своего проживания на западе Польши, тысячи исчезли за тюремными решетками. Полицейские наряды на автомашинах грабили дома и подворья немцев, расправляясь с хозяевами. Погибли тысячи людей, не выдержав избиений палками разъяренных толп. Власти третьего рейха утверждали потом, что, по состоянию на 1 февраля 1940 года, ими были обнаружены трупы 13 000 немецких жителей. Цифра эта явно завышена, ближе к действительности — соображение Бросцата, который считал: было убито от 4 до 5 тысяч, да еще в результате военных действий погибло около 2 тысяч немецких жителей.

Тем не менее убийства, совершенные поляками и немцами, имели коренное отличие: действия поляков не были централизованными, и репрессии производились не по заданию государства. Немало поляков скрывали немецких жителей от разъяренных толп, а польские офицеры защищали преследуемых.

Польские немцы для своей защиты стали создавать отряды добровольной милиции, которые вскоре превратились в мстителей националистического толка. Данцигский гауляйтер Альберт Форстер со своим хаймвером и специально сформированным вооруженным подразделением двинулся в Западную Пруссию, где развязал самую настоящую войну против польского населения, соединив пропагандистский угар с холодным расчетом. Он хотел показать фюреру, что является первым гауляйтером на Востоке, освободившим свою область от поляков.

Претензии Форстера на руководящую роль и его стремление заслужить благосклонность Гитлера перепугали Гиммлера. Чтобы Форстер не стал главой организаций самообороны, Гиммлер послал туда бригадефюрера СС Готтлоба Бергера с заданием сформировать из добровольных милицейских отрядов эсэсовскую часть.

Бергер взял с собой большую группу офицеров, которые должны были возглавить отряды самообороны в оккупированных районах Польши. Подчиненные Бергера распределили милицейские организации по четырем округам, переименованные затем в инспекции, которые подчинялись соответствующим высшим руководителям СС и полиции. Как правило, отряды самообороны использовались в качестве вспомогательной полиции.

В Западной Пруссии во главе отрядов самообороны встал оберфюрер СС Лудольф фон Альвенслебен, фанатичный национал-социалист, терроризировавший округу, сделавшись властителем жизни и смерти местного населения. Было достаточно простого доноса или внесения фамилии в список, как того или иного поляка тащили в подвал, гараж или в ближайший лесок, где и расстреливали.

Многие немцы не поддерживали дикий разгул эсэсовцев, творившийся в Польше. Так, Лили Юнгблют, жена одного из помещиков в районе Хоэнзальца, написала письмо Герману Герингу, в котором говорилось: «Тысячи и тысячи невинных людей расстреливаются». Сам Гейдрих, которого беспокоила не столько человечность, сколько дисциплина, ворчал по поводу «неконтролируемых актов мести».

Гиммлера же интересовала только статистика ликвидированных или, как это потом стали называть, «подвергшихся особым мерам» поляков. Рейхсфюрер СС направил в середине сентября дополнительную оперативную группу под командованием обергруппенфюрера СС Удо фон Войрша в район Катовиц с задачей ликвидации тамошних поляков и евреев. Фон Войрш, старый партнер Гиммлера еще по периоду охоты за Рёмом и его людьми, должен был открыть новую фазу восточной политики СС — изгнание около 500 000 евреев из Данцига, Западной Пруссии, Познани и Верхней Силезии в глубинные районы Польши.

По всей видимости, в задачу его подразделения входило наведение ужаса на евреев, с тем чтобы они в панике сами бежали в сторону Кракова. Не успел обергруппенфюрер СС начать свою кампанию, как Гейдрих направился к генерал-квартирмейстеру Эдуарду Вагнеру, чтобы посвятить того в новый план, заключавшийся в идее сконцентрировать всех евреев немецких районов Польши в гетто, откуда вывезти их затем за океан. Вагнер против этого не возражал. Уже на следующий день, 21 сентября, Гейдрих отдал распоряжение командирам оперативных групп начать проводить принудительный исход евреев в центральную часть генерал-губернаторства.

Однако к этому времени военные установили в оккупированной части Польши свою администрацию, которую возглавил генерал-полковник Герд фон Рундштедт. Вся территория была разделена на четыре военных округа, во главе администраций которых стали генералы вермахта. Военные должны были нести ответственность за обеспечение порядка, и командование сухопутных войск обратилось к населению с прокламацией: «Вермахт не рассматривает население в качестве своих врагов. Все права человека будут соблюдаться неукоснительно». Но дикий террор эсэсовских оперативных групп, в особенности действия Войрша, сводили на нет обещания вермахта. И в армии нашлись офицеры, которые стали протестовать против убийств и гонений, творимых СС.

20 сентября один из начальников отделов штаба 14-й армии докладывал, что в войсках царит беспокойство, «вызванное незаконными действиями оперативной группы СС Войрша (массовые расстрелы, прежде всего евреев). Солдаты и офицеры выражают недовольство тем, что здоровые бугаи, вместо того чтобы воевать на фронте, проявляют свою храбрость, уничтожая беззащитных людей… Дальнейшее пребывание Войрша в районе боевых действий армии нежелательно».

Гиммлер был вынужден отступить и отозвать Войрша. Командование сухопутных войск потребовало остановить гонения и расстрелы. Гиммлер снова не стал настаивать на своем. 1 октября командование сухопутных войск проинформировало генералов в Польше: «Приказ шефа полиции безопасности номер 288/39 Г от 21 сентября 1939 года в отношении решения еврейского вопроса в оккупированных областях носил превентивный характер. О характере дальнейших действий командиры оперативных групп получат новый приказ рейхсфюрера СС».

Вермахт мог бы остановить произвол СС на Востоке, если бы продолжал оказывать давление на Гиммлера. Но Гитлер хорошо знал своих генералов.

Когда 5 октября гауляйтер Форстер[133] пожаловался Гитлеру на трудности, связанные с действиями военных в Западной Пруссии, фюрер в тот же день отдал распоряжение прекратить деятельность военной администрации в Западной Пруссии и передать там власть Форстеру. Вскоре военная администрация в Польше была ликвидирована.

В середине октября Гитлер установил новую систему власти в оккупированной Польше, создав целый клубок конкурирующей между собой заинтересованной в восточных территориях иерархии. Данциг и Западная Пруссия были объединены и подчинены гауляйтеру Форстеру. Артур Грайслер вступил в руководство новым гау «Варта» (Познань). Небольшие пограничные с Восточной Пруссией районы отошли к кёнигсбергскому гауляйтеру Эриху Коху. Верхняя Силезия была присоединена к Силезии гауляйтера Иосифа Вагнера. В целом же оккупированная немцами часть Польши превратилась в генерал-губернаторство, во главе которого был поставлен Ханс Франк, получивший чрезвычайные полномочия.

Протестовали ли военные против лишения их власти на Востоке, высказывали ли они недовольство тем, что Гитлер нарушил свое обещание в отношении передачи им там всех полномочий? Ни в коем случае. Генералы были даже довольны, что диктатор освободил их от ответственности за массовые убийства и будущее ужасное положение Польши, которое он им нарисовал, как говорится, в красках. 17 октября Гитлер в присутствии Кейтеля и группы генералов сообщил нацистскому руководству основные положения своей политики в отношении Польши:

«Жесткая борьба за приоритет немецкого народного духа не может быть связана с какими-то там законами… Возможные методы несовместимы с существующими принципами… Нельзя допустить, чтобы польская интеллигенция возглавила польское общество… Очистить старые и новые имперские области от евреев, поляков и всякого сброда…»

Военные тут же отступились от своих прежних требований. Их поведение Гитлер предвидел, что подтвердило заявление генерал-полковника: фон Рундштедта о своей отставке, когда он узнал о назначении ультранациста Франка генерал-губернатором Польши.

Генералы настолько быстро свернули свои администрации, что новое управление даже не успело создать собственный аппарат. В результате возник «анархистский правовой вакуум» (по выражению Бросцата), в который не замедлил вторгнуться Гиммлер.

Не успели еще новые управленческие структуры взяться за работу, как над Польшей нависла сеть эсэсовского администрирования. Оперативные группы СС превратились в местные управления гестапо и СД, расположившись в каждом дистрикте. Кроме того, там же появились и управления полиции общественного порядка, батальоны которой также принимали участие в военной кампании.

Вся полнота власти находилась реально в руках высших руководителей СС и полиции, которым обе эти ветви непосредственно подчинялись. Должности руководителей управлений были введены в рейхе еще в 1937 году, но на них тогда возлагались лишь представительские функции в военных округах.

В польской колонии, не управлявшейся традиционной бюрократией, на них были уже возложены властные полномочия, которые носили политико-полицейский управленческий характер.

От них в значительной степени зависело, удастся ли Гиммлеру осуществить свою политику на Востоке. Поэтому он подобрал на эти должности энергичных, динамичных, но не слишком опасных для него самого функционеров. В округ «Висла» (Данциг) был назначен группенфюрер СС Рихард Хильдебрандт, старый боец, которого Гиммлер уже однажды снимал со всех должностей из-за стычек с гауляйтером Штрайхером; в округ «Варта» (Познань) — группенфюрер СС Вильгельм Коппе и в округ «Восток» (Краков) — обергруппенфюрер СС Фридрих Вильгельм Крюгер, педант и сплетник, проявивший себя как двурушник во время событий 30 июня 1934 года. Специально для них была создана группа помощников из числа офицеров СС и полиции, что гарантировало эсэсовскую интеграцию на провинциальном уровне.

Создание эсэсовско-полицейской системы на Востоке Гиммлер использовал для подкрепления своей претензии на руководящую роль в вопросах оккупационной политики рейха. Не вступая в контакт с вермахтом, он начал ликвидацию остатков рассеянных польских частей и создававшихся партизанских отрядов. А под прикрытием антипартизанской борьбы продолжил ликвидацию польских руководителей.

При этом проводились самые настоящие акции. Так, во время «чрезвычайной миротворческой акции» в феврале 1940 года было расстреляно 3500 поляков.

Гиммлеровские полицейско-эсэсовские подразделения стали присваивать себе права оккупационных войск, что вызвало недовольство генералов вермахта. Даже со всем всегда согласный Кейтель и фаталист Рундштедт, которым было наплевать на политическую политику на Востоке, возражали против покушения на монопольное положение вермахта как оккупационной армии. Как только генерал-полковник Иоханнес Бласковиц был назначен новым командующим немецкими войсками в Польше, эсэсовское руководство это сразу почувствовало. «Бласковиц в действительности чувствовал себя хозяином положения и считал себя вправе отдавать распоряжения и приказы», — охарактеризовал его бригадефюрер СС Бергер.

Вермахт обладал прочной позицией в генерал-губернаторстве: указом Гитлера на него было возложено право принятия необходимых мер в случае возникновения там каких-либо внутренних беспорядков. Вермахт контролировал транспорт и связь, а также важнейшие в военном отношении фабрики и заводы. Так что уступать свои права какому-то Гиммлеру командование вермахта не собиралось. Поводом для разрядки стал новый ликвидационный поход полиции безопасности и СС. И генерал Бласковиц начал первый и, пожалуй, единственный выпад вермахта против эсэсовских громил и убийц. «В истории немецких вооруженных сил ничего подобного не отмечалось», — прокомментировал это событие мюнхенский историк Хельмут Краузник.

Бласковиц распорядился собрать всю информацию об эсэсовских действиях в Польше и представил докладную записку главкому сухопутных войск. 18 ноября она лежала уже на письменном столе Гитлера. Капитан Энгель, адъютант Гитлера, записал тогда в своем дневнике: «Незаконные расстрелы, аресты и конфискации имущества, происходящие на глазах военнослужащих, вызывают беспокойство в отношении состояния дисциплины в войсках. Разговоры об этом с местным руководством СД и гестапо никаких результатов не дали, поскольку оно ссылается на указания рейхсфюрера СС. Необходимо восстановить законные порядки и проводить различного рода экзекуции только на основании легитимных решений и приговоров».

Гитлер не захотел даже выслушивать подобные «детские высказывания» командования сухопутных войск. Он заявил, что никогда не питал доверия к генералу Бласковицу и его, пожалуй, следует отстранить от должности.

Но Бласковиц не испугался приступа гнева фюрера и продолжил сбор материалов простив СС. Так, генерал Петцель, командующий военным округом «Варта», докладывал 23 ноября 1939 года: «Почти во всех крупных населенных пунктах упомянутыми организациями (СС и полиция) проводились массовые расстрелы. Выбор жертв был самым различным и порой труднообъяснимым, сама же экзекуция часто носила недостойный характер. Аресты почти всегда сопровождались грабежом».

Из города Турка 30 октября пришло сообщение: «В синагогу было согнано много евреев, которые должны были с пением ползать по полу и скамьям, подгоняемые плетьми. Затем их заставили спустить штаны, чтобы наносить удары по голым задницам. Когда один из них от испуга обделался, ему приказали мазать своим дерьмом лица других…»

Генерал Улекс, командующий пограничным округом «Юг», извещал 2 февраля 1940 года: «Усилившиеся в последнее время силовые методы полиции далеки от истинно человеческих и нравственных восприятий и свидетельствуют скорее об озверении ее сотрудников… В качестве единственного выхода из этого позорящего честь всего немецкого народа состояния вижу немедленное расформирование всех полицейских подразделений и отзыве их командования».

Бласковиц составил новый список эсэсовских злодеяний с указание 33 конкретных случаев, описанных со всеми подробностями: избиения евреев и поляков, изнасилования, грабежи, убийства. В своей новой докладной записке от 6 февраля он делал вывод:

«Отношение войск к СС и полиции колеблется от отвращения к ненависти. Каждый солдат чувствует себя опозоренным преступлениями, совершаемыми представителями государственной власти рейха».

Новый выпад командующего войсками на Востоке заставил СС и полицию перейти к обороне. Даже преданные Гитлеру военные, как, например, генерал Вальтер фон Райхенау, присоединились к числу обвинителей СС. При встрече в штаб-квартире фюрера никто из офицеров вермахта не подавал руки эсэсовцам. Гиммлер был вынужден дать указание шефу полиции общественного порядка и председателю суда главного управления СС о проверке «претензий» Бласковица.

На помощь шефу СС, оказавшемуся в затруднительном положении, поспешил генерал-губернатор Франк, впоследствии пожалевший об этом. Он напросился на прием к Гитлеру и предложил 13 февраля то, что тот решил уже и сам: избавиться от назойливого критика Бласковица. По прошествии трех месяцев шеф СС стал свободен от военных в своих действиях. Бласковица перевели на Запад к немецко-французской границе, а вместе с ним было передислоцировано большинство воинских частей и подразделений, находившихся в генерал-губернаторстве. Оставалось несколько недель до начала западной военной кампании.

В мае 1940 года Гиммлер продиктовал памятную записку «Обращение с другими народами на Востоке». Путь у него был свободен: он мог начинать формировать из кратерного ландшафта погибшего польского государства цветущую землю ордена охранных отрядов — организации утопической расы будущих немецких крестьян и воинов.

Эта майская памятная записка Гиммлера обозначила новый рубеж его устремлений на Восток. Массовый ликвидатор поляков превратился в пестователя немецкой нации, а шеф немецкой полиции — в рейхскомиссара по укреплению немецкого народного духа. Целая армия вторжения черного ордена со вспомогательными подразделениями стояла наготове. Поселенческие штабы СС открывали свои бюро, возникали лагеря беженцев, расовые комиссии готовили анкеты в преддверии нового великого переселения германцев, управляемого и направляемого охранными отрядами.

И те, с помощью которых СС намеревалась добиться своего господствующего положения на Востоке, тронулись в путь. Они ничего не подозревали о бездумной властной политике. Поднятые со своих насиженных мест имперской пропагандой 120 000 немцев из Прибалтики, 136 000 из восточной части Польши, оказавшихся под советской оккупацией, 200 000 из Румынии, десятки тысяч из Югославии и Словакии должны были поселиться на немецком Востоке. Пропагандисты взывали к голосу крови. На деле же нацистский режим хладнокровно преследовал вполне определенную цель: у великой Германии не хватало рабочих рук, в стране с «народом без жизненного пространства» просто не было достаточного числа людей, чтобы сельское хозяйство и промышленность работали на полных оборотах.

Еще в 1937 году Герман Геринг, уполномоченный по четырехлетнему плану, пришел к выводу, что рейху не хватает 150 000 рабочих, и он отдал распоряжение шефу полиции Гиммлеру принять все меры, чтобы покрыть потребность в рабочей силе. Гиммлер образовал в своем штабе специальный отдел, который стал заниматься этой проблемой. Во главе отдела он поставил Ульриха Грайфельта, 1896 года рождения, сына берлинского аптекаря, относившегося к числу эсэсовских технократов. Бывший член добровольческого корпуса, прокурист одной из фирм, ставший оберфюрером СС, он хорошо разбирался в вопросах статистики, производственных показателях и в делах торговли.

В январе 1939 года, когда недостаток рабочей силы составил 500 000 человек, Грайфельт подготовил доклад, в котором внес предложение по решению этой проблемы за счет обратного переселения 30 миллионов немцев, живущих за границей, представлявших собой естественный резерв. А через полгода Грайфельт получил возможность претворить свою идею в жизнь. Гитлер и Муссолини[134] договорились устранить тормозящий момент в делах «оси» в июле 1939 года путем переселения немцев из Южного Тироля в рейх. Организация перевозок людей и имущества была возложена на Грайфельта.

Он образовал штаб из 20 сотрудников, назвал его «службой по вопросам переселения и реэмиграции» и расположился в доме 142 по Курфюрстендамм. Не успели первые переселенцы прибыть в рейх, как у Гиммлера родилась идея переслать немцев из Восточной Европы в оккупированную Польшу.

Призыв сотен тысяч рабочих в вооруженные силы и возросшие потребности военной промышленности побудили Гитлера и Геринга последовать совету Грайфельта. В конце сентября 1939 года рейх заключил с Советским Союзом и прибалтийскими государствами договоренность, по которой предусматривалось разрешение на переселение проживавших в Прибалтике немцев в рейх. Диктатор вызвал к себе обергруппенфюрера СС Вернера Лоренца, начальника центра по работе с фольксдойчами и назначил его руководителем всей переселенческой акции. Выбор этот был не случаен, так как уже в 1938 году центр канализировал все политико-финансовые связи с фольксдойчами за рубежом.

Едва узнав о счастье, выпавшем на долю коллеги Лоренца, Гиммлер поспешил к фюреру, желая доказать, что гигантская задача решения «общенародной» политики не может быть поручена какому-то обергруппенфюреру СС, поскольку является миссией СС. Диктатор согласился с ним и поручил осуществлять общее руководство акцией самому Гиммлеру. 29 сентября шеф СС держал в руках секретный указ фюрера, которым решение проблемы «укрепления немецкого народного духа» возлагалось на него. Перед рейхсфюрером СС ставились три задачи:

«Возврат на родину проживающих за рубежом и отвечающих нашим требованиям немцев; исключение пагубного на них влияния тех групп населения, которые представляют опасность для рейха и немецкого сообщества; образование новых районов проживания за счет закрепления на этих землях возвращающихся из-за границы немцев».

Таким образом, Гиммлер получал необходимые полномочия для решения проблем Востока так, как это казалось ему необходимым. В распоряжении говорилось: «В решении своих задач рейхсфюрер СС может опираться на поддержку властей и всех имеющихся учреждений рейха, земель и общин, а также поселенческих товариществ и объединений».

Конечно, Гиммлер знал, что попадет на минное поле борьбы за власть национал-социалистских лидеров, новых коричневых империалистов, в которых поражение Польши разбудило неофеодальные инстинкты. Поэтому ему необходимо было бесшумно подбираться к рычагам власти, не привлекая ничьего внимания, пока его армия вторжения не займет свои исходные позиции.

Он присвоил себе звание «рейхскомиссара по укреплению немецкого народного духа», но не стал создавать громоздкую организацию, превратив службу Грайфельта в своеобразный генеральный штаб по руководству своим наступлением на Восток. Вместе с тем Гиммлер распределил обязанности по нескольким организациям СС. Служба Грайфельта планировала возврат и поселение фольксдойчев, предоставляя им конфискованные у евреев и поляков землю и имущество. Центр Лоренца составлял списки возвращенцев и переселенцев.

Главное управление СС по расовым вопросам и переселению проводило расовую проверку фольксдойчев. Главное управление имперской безопасности реквизировало имущество так называемых антигосударственных элементов, изгоняло поляков, организуя их «переселение» в центральные и восточные районы генерал-губернаторства.

Центр Лоренца провел соответствующую подготовительную работу, и 20 октября стали прибывать первые корабли с переселенцами из Эстонии. Немцы из Прибалтики должны были поселиться в районе Данцига. Но соперник Гиммлера, не желавший усиления власти рейхсфюрера СС, гауляйтер Форстер, носивший к тому же форму группенфюрера СС, воспротивился этому.

Гиммлер попытался назначить своими уполномоченными власть предержащих отдельных областей и районов, чтобы опереться на них в вопросах переселения. Однако гауляйтер Данцига и Западной Пруссии не пожелал получать указания от рейхскомиссара Гиммлера. Тогда Гиммлер назначил там своим уполномоченным высшего руководителя СС и полиции. Но Форстер и пальцем не пошевелил, чтобы помочь тому в решении возникавших проблем. Когда же сотрудники рейхскомиссара стали с помощью полиции безопасности резервировать целые кварталы в городах Западной Пруссии для переселенцев, гауляйтер вызвал к себе соответствующего представителя и стал угрожать ему арестом, если он не отдаст своим людям распоряжение прекратить эту работу. Мелкий князек вел себя столь решительно, что сумел даже направить корабли с переселенцами в Штеттин. Лишь после нескольких телефонных звонков Гиммлера Форстер разрешил разместить часть переселенцев у себя, и то временно.

Обструкция Форстера и ряд других организационных трудностей заставили Гиммлера отложить переселение немцев из Прибалтики на следующий год. Судьба переселенцев была столь плачевна, что идеолог нацизма Альфред Розенберг, сам выходец из Прибалтики, написал Гиммлеру письмо, в котором говорилось: «Характер и манера обращения со многими прибалтами напоминают мне времена большевизма… Ваше ведомство сделало из них разочарованных, озлобленных и потерявших всякую надежду людей».

Находились и другие критики, а целый ряд бонз стали даже саботировать акцию освоения новых земель.

Гауляйтер Восточной Пруссии Кох не допускал поселения фольксдойчев на польских землях, отошедших к нему. Когда сотрудник Грайфельта профессор Конрад Майер-Хетлинг приступил там к землемерным работам, Кох пригрозил выбросить его из Восточной Пруссии. Находились и противники, прибегавшие к более хитроумным и каверзным методам. Не успел Гиммлер образовать центральное земельное управление, которое должно было, по его задумке, заниматься конфискацией и регистрацией польских земельных угодий, как Геринг создал службу по управлению секвестрованным имуществом на Востоке. Таким образом, второе лицо рейха заявило о своем намерении взять под контроль всю польско-еврейскую собственность, включая и землю, которую Гиммлер намеревался предоставить переселенцам. Геринг продемонстрировал шефу СС, что не рассматривает его как равноправного партнера. Когда Гиммлер обратился к нему, то тот адресовал его к начальнику своей только что образованной службы, бургомистру Максу Винклеру. И только после длительных переговоров они пришли к тому, что служба по управлению секвестрованным имуществом на Востоке будет осуществлять контроль за всей польской промышленностью и городским хозяйством, а рейхскомиссар Гиммлер — за сельскохозяйственными угодиями оккупированной Польши.

Но Гиммлер так и не получил абсолютного права распоряжения поселенческими землями. Его бывший друг Дарре, министр сельского хозяйства, имевший право голоса при распределении земель на Востоке, и тот ушел в сторону, столкнувшись с аппаратом Геринга. Создав организацию по освоению конфискованных польских сельских хозяйств, Дарре подчинил ее Герингу, видимо, в надежде на поддержку против действий рейхскомиссара.

Гиммлеру пришлось лавировать, чтобы достичь поставленных целей, опираясь на свой полицейский аппарат на Востоке. 8 ноября 1939 года в Кракове состоялось совещание высших руководителей СС и полиции генерал-губернаторства, на котором обсуждался «негативный аспект» политики народного духа — принудительное переселение поляков и евреев из «воссоединенных с рейхом районов» бывшей польской территории.

В Лодзи полицией безопасности была создана так называемая центральная служба по вопросам переселения, которая стала заниматься принудительным переселением нежелательных поляков и евреев из вновь созданных гау в центральные районы генерал-губернаторства. В результате ее деятельности до февраля 1940 года было «переселено» 300 000 поляков, а до начала войны с Россией — около миллиона человек.

Освобождавшиеся подворья заселялись переселенцами-немцами, число которых к середине 1941 года составило 200 000 человек. К ним перешли 47 000 крестьянских хозяйств с 9,22 млн гектаров земли, а также около 20 000 кустарных производств, то есть 20 процентов из всего наличия.

Гиммлер не удовлетворился призывом к истинным фольксдойчам возвратиться в рейх и поселиться на восточных землях. Он попытался выжать каждую каплю немецкой крови и из поляков. Расовые комиссии стали вести поиски скрытых германцев, составляя списки по четырем группам. К первой группе относились истинные германцы; ко второй — пассивные, владевшие немецким языком процентов на пятьдесят; к третьей — лица, немецкое происхождение которых было спорно, и к четвертой — противники национал-социализма немецкого происхождения.

Вместе с тем расистские политики стали приглядываться и к полякам, выискивая у них нордические признаки с целью их «онемечивания». В журнале СС «Меншенайнзац» говорилось о необходимости «возврата немецкой крови немецкому народу». Гиммлер стремился германизировать представителей нордической расы из числа чуть ли не любых других народностей, заявляя:

«Горалы, лемки и гуцулы, германское происхождение которых, по крайней мере их пропитывание германцами, не вызывает сомнений, должны быть со временем онемечены».

Особое внимание Гиммлер уделял польским детям, в которых усматривал идеальных кандидатов на онемечивание. В Познани прошел слух, что поляки в начале войны будто бы прятали немецких детей в детских домах и приютах. Рейхскомиссар тут же отдал распоряжение закрыть все сиротские дома, детей перевести в детские дома рейха и подвергнуть их расово-политической проверке. Впоследствии детей забирали даже из семей.

«Соответствующие нашим расовым требованиям дети поляков, — писал Гиммлер 13 июня 1941 года гауляйтеру „Варты“ Грайзеру, — должны быть воспитаны в специальных детских учреждениях Германии. Родителям же можно сказать, что речь идет о поправке здоровья детей».

Через полгода Гиммлер подключил к своей акции организацию «Лебенс борн», чтобы использовать ее детские учреждения для приема детей с последующей передачей их бездетным семьям эсэсовцев. Акция эта получила кодовое название «Операция сено» В результате ее десятки тысяч польских детей оказались на территории рейха. Родители, отказывавшиеся отдать своих детей на онемечивание, подвергались самым строгим репрессиям со стороны полиции безопасности. Когда Брунхильда Мусцински, немка по национальности, жена польского офицера, отказалась отдать своих детей на воспитание в Германию, ей было сказано: «В таком случае их придется стерилизовать и отдать кому-нибудь на попечительство».

Но такие случаи были редкостью, большинство фольксдойчев и поляков безропотно отдавали детей для германизации. Таким образом, 100 тысяч польских детей онемечили, около миллиона людей попали в списки первой и второй нордических групп, а еще два миллиона — третьей и четвертой групп.

Успехи Гиммлера в вопросах переселения и германизации людей увеличило число его противников. Гауляйтер Силезии Иосиф Вагнер опасался, что Гиммлер, чего доброго, переселит всех квалифицированных польских рабочих, занятых на предприятиях тяжелой промышленности Силезии, поэтому он всячески препятствовал эвакуационным намерениям службы Грайфельта. Офицеры по вопросам экономики верховного главнокомандования вермахта также обращались к Гиммлеру с требованием снизить темпы переселения. Форстер в Данциге открыто насмехался «в весьма циничной форме», как отмечал местный инспектор СД, над тем, что некоторые теоретики (имея в виду руководство СС) не имеют ни малейшего представления о сути политики «народного духа». А правительство генерал-губернаторства заявляло в своих донесениях в имперскую канцелярию, что политика переселения «может привести к катастрофическим последствиям». К тому же направление масс людей в центральные районы генерал-губернаторства, как отмечалось в одном из них, приводит к большим трудностям и осложнениям в деле обеспечения населения продуктами питания.

Гиммлер со всех сторон подвергался нападкам соперников, завистников и критиков, рассчитывая только на чудо, которое обеспечит ему свободу действий. И такое чудо совершилось. 22 июня 1941 года все немецкие радиостанции передали: вооруженные силы рейха начали крестовый поход против большевизма.

Военная кампания против России предоставила Гиммлеру новые возможности. Теперь он мог добиться того, в чем ему постоянно мешали Форстер и Вагнер, Кох и Геринг, — создания новой, неограниченной области поселений на бескрайних просторах России. Эсэсовские планировщики стали разрабатывать новые планы — фантастические, гротескные, утопические и в то же время патологические.

Ведь еще в январе 1941 года во время очередного заседания в Вевельсбурге Гиммлер доверительно сказал группенфюреру СС Эриху фон Бах-Зелевскому, что для осуществления его планов на Востоке необходимо устранить 30 млн славян.

«Генеральный план Восток», как была названа эта фантасмагория, предусматривал заселение немцами российских земель вплоть до линии Ленинград — Ладожское озеро — Валдай — Брянск — излучина Днепра. 31 млн жителей этих районов должны были быть выселены. Остававшиеся там 14 миллионов предусматривалось онемечить в течение 30 лет. Население генерал-губернаторства и прибалтийских государств следовало полностью «заменить». 85 % из 20 млн поляков подлежали переселению в Западную Сибирь, туда же планировалось отправить 65 % украинцев из западных областей. Освободившиеся пространства предназначались для немецких переселенцев: 840 000 немедленно и 1,1 млн человек — во второй волне. В последующие десять лет планировалось переселить 200 000 и в дальнейшем (примерно в течение еще двадцати лет) — 2,4 млн немцев. Как же это относительно небольшое число немецких переселенцев должно было вести себя по отношению к местному населению и проводить в жизнь планы фюрера? Ответ на эти вопросы был дан (естественно, на бумаге) Конрадом Майером Хетлингом, оберфюрером СС, директором института по аграрной политике при Берлинском университете. В представленной им рейхсфюреру СС 28 мая 1942 года докладной записке говорилось: «На территории восточных земель должны быть нарезаны поселенческие районы, подчиненные рейхсфюреру СС. Переселенцы получат право аренды земли различной категории — временную, по наследству и специальную. Назначенные ответственные лица будут следить за порядком в этих районах, жители которых через 25 лет должны стать наполовину немцами». Отдельно выделялись районы западнее Ленинграда (Ингерманландия), Крыма-Херсона (гау готы), а также Мемеля и Нарева. Вместе с тем колониальная империя на Востоке должна быть охвачена системой из 26 опорных пунктов, которые будут представлять собой небольшие города с примерно двадцатью тысячами жителей. Вокруг них расположатся немецкие деревни (в радиусе от 5 до 10 километров).

Рейхсфюрер СС был доволен. Наконец-то свершится то, о чем он всегда мечтал: военизированные крестьянские поселения под его собственным покровительством.

«Представьте себе, господин Керстен, сколь это чудесно, — разоткровенничался как-то Гиммлер, обращаясь к своему другу. — Ведь это будет самым величайшим переселением народов, которое когда-либо видел мир. К тому же оно будет связано с чрезвычайно важней задачей — созданием защиты западноевропейской цивилизации от азиатского вторжения».

Снова и снова он доставал карты и планы, на которых были изображены поселения, пытаясь разъяснить принцип их создания. В деревне должно быть от 30 до 40 крестьянских дворов, сгруппированных вокруг владений руководителя. Там же будет располагаться рота крестьянской самообороны, в которую войдут все мужчины деревни.

Керстен записал в своем дневнике то, что сказал Гиммлер по этому поводу: «Воинственный дух переселенцев, такой, которого вы, по существу, еще и не знали, станет гарантией того, что воздвигаемая постройка не будет сломана».

Гиммлер вскоре нашел человека, который был готов реализовать фантазию рейхсфюрера СС — начальника СС и полиции Люблина, бригадефюрера СС Одило Глобчика[135]. Строитель по профессии, сын старого нациста, триестского ротмистра, бежавшего в 1933 году из Вены за убийство ювелира в Германию и снятого с должности гауляйтера за валютные махинации в 1939 году, он старался своим служебным рвением заслужить одобрение начальства. В его личном деле имелась в связи с этим такая запись: «Безрассудство и ухарство приводят его часто к нарушению установленных границ даже в рамках эсэсовского ордена».

Глобчик наткнулся на юге своего дистрикта на следы прежних немецких поселений, и его обуяла идея создания в этих местах новых поселений, где в небольших городах Замосць, Томасцов и Хрубисцов располагались бы подразделения СС и полиции.

Зная, что генерал-губернатор Франк вряд ли даст свое разрешение на осуществление этой идеи, которая только усугубила бы катастрофическое положение экономики и транспорта Польши, он обратился к его сопернику Гиммлеру. Рейхсфюреру СС было достаточно лишь взглянуть на карту, чтобы убедиться, что зона предлагаемого эксперимента находилась как раз на той территории (четырехугольник Люблин, Житомир, Винница и Львов), где он планировал проведение собственной поселенческой политики.

В Люблине командовал Глобчик, в Житомире были уже созданы полевая комендатура и центр расселения украинских немцев, во Львове (столице Восточной Галиции) правил бригадефюрер СС Вехтер, а Винница граничила с другим будущим районом немецкого заселения.

«В этом четырехугольнике, — предположил американский историк черного ордена Реберт Л. Кель, — там, где соприкасались две области, находившиеся под немецким управлением, и пролегала польско-украинская граница, могло со временем возникнуть эсэсовское государство, если бы победа оказалась за немцами».

Осенью 1941 года Гиммлер дал Глобчику свое согласие, не посчитавшись с возможным противодействием Франка.

Не успел, однако, Гиммлер посетить Люблин, не поставив об этом в известность правительство генерал-губернаторства, и объявить район Замосця первым крупным регионом немецкого заселения, как против него выступил Ханс Франк, не желавший внедрения рейхскомиссара в свою епархию.

Ничто не свидетельствовало о том, что Франка обуяла ненависть к СС, ведь он слыл одним из самых радикальных национал-социалистских лидеров, слепо повиновавшихся Адольфу Гитлеру. Этот адвокат дьявола, имперский правовед и рейхсканцлер НСДАП, «один из интеллигентнейших, но эмоционально нестабильных старых бойцов», как его охарактеризовал американский психиатр г. Жильберт, прибыл в Польшу с твердым намерением беспрекословного выполнения программы фюрера.

Франк заявлял: «Мы удержим генерал-губернаторство и более не отдадим его… Я открыто признаю, что наше правление здесь будет, возможно, стоить жизни нескольким тысячам поляков, в особенности из числа их духовной элиты… Мы ликвидируем сложившееся положение вещей в стране, осуществив это самым простейшим способом… Речь главным образом идет о том, чтобы выполнить великую национал-социалистскую миссию на Востоке. Поэтому нашей целью не будет создание здесь правового государства… Тот, кто станет казаться нам подозрительным, будет сразу же ликвидирован».

Но Франк был достаточно разумным человеком, чтобы вскоре понять: править с помощью одной только жестокости невозможно. Он полагал, что поляков можно склонить на сторону рейха только в том случае, если бы удалось превратить генерал-губернаторство в образцовую в экономическом отношении страну и натравить против поляков чуждые им народы — от украинцев до кашубов.

Однако политика германизации, проводившаяся Гиммлером, не оставляла от его концепции камня на камне. Полиция безопасности насильственно переселила миллион поляков из присоединенных к рейху областей в глубь генерал-губернаторства, подорвав тем самым базу продовольственного обеспечения населения. Из 90 000 проживавших там немцев Гиммлер переселил в гау «Варта» 30 000 человек, разрушив тем самым намерение Франка создать элитарный слой в своем генерал-губернаторстве. К тому же рейхскомиссар приступил к онемечиванию горалов, лемке, кашубов и гуцулов — тех народностей, которых Франк планировал использовать в качестве противовеса полякам. Более того, подразделения СС и полиции безопасности стали безжалостно преследовать как истинных, так и мнимых деятелей польского сопротивления, в результате чего тысячи крестьян убегали в леса и вступали в ряды партизан. Эсэсовские и полицейские суды выносили смертные приговоры, не заботясь о соблюдении законов.

Со временем у Франка зародилось подозрение, что высший руководитель СС и полиции в Кракове обергруппенфюрер СС Фридрих Вильгельм Крюгер «послан туда с задачей подкопа под него, Франка». Все яснее становился отход эсэсовской и полицейской администрации от дел управления генерал-губернаторством и попытка превращения их в решающую силу в его вотчине.

Поняв это, генерал-губернатор приступил к действиям против эсэсовских агрессоров. В имперскую канцелярию пошли одно за другим донесения с протестами против их поведения. Каждое заседание своего кабинета в Кракове он использовал, чтобы показать, хотя бы на словах, кто является хозяином в генерал-губернаторстве, заявляя Крюгеру: «Я не давал никому повода сомневаться в том, что править здесь может лишь лицо, несущее полную ответственность за все. Высший руководитель СС и полиции подчинен мне, а полиция является составной частью моей администрации… Ни одна служба рейха не имеет права вмешиваться в мои дела ни прямо ни косвенно. Приказы здесь может отдавать только генерал-губернатор, являющийся непосредственным представителем фюрера».

Однако уполномоченные Гиммлера пропускали все нравоучения Франка мимо своих ушей, выжидая момент, когда этому некоронованному королю можно будет нанести смертельный удар. Поздней осенью 1941 года им даже показалось, что они — у цели: полиция безопасности вышла на след коррупционной аферы, в которой был замешан Франк.

Унтерштурмфюрер СС Лоренц Лёв, руководитель варшавского отделения администрации генерал-губернаторства, вызвал подозрение в присвоении из подчиненного ему склада меховых изделий и других товаров на весьма значительную сумму. Эсэсовским и полицейским судом Кракова он был осужден к пожизненному заключению. При этом ведший дознание судья Гюнтер Райнеке выяснил, что к делу приложили свои руки сам генерал-губернатор и его супруга.

Сразу же после ареста Лёва Франк приказал ликвидировать склад, имевшиеся же в нем вещи были распроданы по смехотворно низким ценам.

1 декабря 1941 года Райнеке письменно доложил рейхсфюреру СС:

«Жена генерал-губернатора забрала со склада различные меховые изделия (не менее десяти шуб и манто) для своего личного гардероба. Но этого ей показалось недостаточно. Она приказала доставить ей с фирмы „Апфельбаум“ еще и другие меховые изделия, в числе которых были: жакет из кротовых шкурок, бобровая шуба, ондатровое манто, горностаевая мантия, меховые шляпы из черно-бурой и серебристой лисиц и другие меха».

Как показал штурмбанфюрер СС Фасбендер, заплачена за них была лишь половина реальной стоимости.

Сам же генерал-губернатор приобретал у варшавских евреев по необычно низким ценам кольца с бриллиантами, золотые браслеты, автоматические ручки с золотыми перьями, а также консервы, чемоданы для пикников, кофеварки и продовольственные товары. Кроме того, Франк отдал распоряжение отправить в его имение Шобернхоф в Южной Германии продукцию государственного хозяйства Крессендорфа — 200 000 яиц, консервированные ягоды и фрукты, постельное белье и мебель. Только в ноябре 1940 года в Шобернхоф были направлены два транспорта с грузом в 72 килограмма говядины, 22 килограмма свинины, 20 гусей, 50 кур, 11 килограммов салями, 13 килограммов ветчинной колбасы и 11 килограммов ветчины (в первом) и 80 килограммов сливочного масла, 50 килограммов растительного масла, 12 килограммов сыра, 1440 яиц, 20 килограммов зернового кофе и 56 килограммов сахара (во втором). Награбленные в польских церквах произведения пластики, изображения мадонн и ангелов, а также иконы стали предметами украшения его домовой церкви в Шобернхофе…

Все вышеперечисленное свидетельствует о хищениях и коррупции самого низкого свойства, отягощенных тем обстоятельством, что… высокие государственные и политические деятели рейха используют свое служебное положение и сложившиеся в результате войны обстоятельства для личного обогащения.

Гиммлер воспользовался этим подвернувшимся случаем для нанесения удара по Франку. К тому же ближайший сподвижник генерал-губернатора, радомский губернатор Карл Лаш, был только что отстранен от должности из-за коррупционного скандала, выявленного полицией безопасности. Шеф СС полагал, что на этот раз ему удастся поставить Франка на колени. 5 марта 1942 года Франк прибыл в салон-вагон шефа имперской канцелярии Ламмерса и предстал перед инквизиционным трибуналом в составе шефа партийной канцелярии Бормана и Гиммлера. В качестве обвинителя выступил рейхсфюрер СС. С педантичной точностью он перечислил все грехи властелина Польши, начиная с принятия шурином Франка, Хайнрихом Хербстом, шведского гражданства и кончая мехами его жены Бригитты.

И Франк был вынужден принять Крюгера в качестве статс-секретаря правительства генерал-губернаторства, а также согласиться с правом получения им непосредственных указаний от рейхсфюрера СС. Люблинского губернатора Цернера, враждебно настроенного против СС, он согласился отстранить от должности.

Но главной своей цели гиммлеровский трибунал не достиг. Франк возвратился в Краков и тут же продемонстрировал, что готов продолжать борьбу против СС. 10 марта он направил Ламмерсу письмо, в котором отказался от всего, сказанного им в салон-вагоне: «Я могу утверждать, что в генерал-губернаторстве существует безукоризненный государственный, экономический и социальный порядок в чисто немецком духе, который в состоянии отклонить любые злопыхательства в свой адрес. Я решительным образом протестую против даже самых малейших попыток обвинения меня в коррупции, которые отметаю на законном основании».

И хотя он все же назначил Крюгера статс-секретарем правительства, Цернер остался на своей должности. Франк поступал так, будто бы ничего и не произошло, продолжив свои нападки на СС и полицию. Что касалось донесений СД, то он охарактеризовал их, что было даже занесено в протокол заседания правительственного кабинета, как «составленные на основе измышлений шпиков доносы, не имевшие ничего общего с реальной действительностью и представлявшие собой продукт ненависти в отношении государственной работы, проводимой в генерал-губернаторстве».

"Когда же Глобчик без разрешения краковского правительства приступил к выселению поляков из Люблинского района и поселению вместо них немцев, ярости Франка не было границ. Не думая о последствиях, он начал такую кампанию против Гиммлера, на которую никто другой в третьем рейхе не осмеливался.

Незадолго до своей смерти Франк записал в дневнике: «В 1942 году я, наконец-то, образумился». Сомнения, появившиеся у него 30 июня 1934 года в штадельхаймерской следственной тюрьме, несколько усилившиеся в ходе борьбы против целесообразности дальнейшего существования концентрационных лагерей, теперь превратились в уверенность. Бывший адвокат фюрера стал предупреждать немцев о ядовитой сущности тоталитарного государства. Принимая приглашения различных университетов, он выступал с их кафедр в Берлине, Вене, Мюнхене, Гейдельберге, донося до слушателей четко сформулированную идею необходимости борьбы с произволом СС и полиции.

Вот отрывок из его выступления в Берлинском университете 9 июня 1942 года: «Ни одна из империй не существовала без соблюдения законности и прав, а тем белее выступая против них. Народом нельзя управлять грубой силой, жизнь его в бесправном положении немыслима… Недопустимо, чтобы в государстве член общества лишался чести, свободы, жизни и собственности без предъявления ему соответствующего обвинения и судебного разбирательства».

Выступая 1 июля 1942 года в Венском университете, он сказал: «Я всегда буду доказывать несостоятельность представления государственно-полицейских идеалов в качестве идеалов национал-социализма. Многие говорят: человечество устало и не в состоянии переносить жесткость нынешнего времени. Я же придерживаюсь другого мнения. Каждое государство, в том числе и наше, должно исходить из основного положения о том, что его методы обязаны соответствовать историческим задачам, которые оно перед собой поставило. Гуманность и человечность ни в коем случае не могут угрожать его существованию».

В докладе 20 июля 1942 года в Мюнхенском университете им было заявлено: «Даже во время войны постулат правовой культуры для развития народного государства имеет весьма важное значение. Ни у кого не должно возникнуть представление, что право в рейхе может стать беззащитным. Право является личной защитой нашего народа… Не одна только сила укрепляет государство. И жестокость никогда не идентична силе… Поэтому я говорю: силен лишь тот, кто не боится права».

А в Гейдельбергском университете 21 июля 1942 года в его сообщении прозвучало: «Никогда не должно возникать полицейское государство, никогда! Такое я отрицаю. Как национал-социалист и руководитель немецких правоведов, считаю своею обязанностью выступать против постоянного поношения права и его защитников в любой форме. Я протестую против того, что какое-либо правовое положение подвергается беспардонному критицизму и нападкам».

От таких его выступлений у людей посвященных перехватило, как говорится, дыхание. За самоубийственной критикой СС и полиции должен был неминуемо последовать уничтожающий удар. И он последовал. В одном из своих обращений с кафедры Франк выкрикнул в экстазе: «Фюрер, поддержи правозащитников!» Гитлер немедленно снял Франка со всех должностей, в том числе и с должности рейхсминистра.

24 августа 1942 года Франк подал прошение о своей отставке с поста генерал-губернатора Польши.

Но что удивительно. Было ли это проявлением уважения к смелости старого бойца или же диктатор не хотел излишнего усиления полицейского аппарата, однако Ханс Франк остался на своем посту в Кракове. Он пробыл в должности генерал-губернатора Польши в 1942 году, затем в 1943 и даже в 1944 годах, пройдя в последующем путь до нюрнбергской виселицы. А Гиммлеру так и не удалось установить свое господствующее положение в Польше. Даже наоборот, эсэсовские противники Франка потерпели крах. Осенью 1943 года Одило Глобчик за свои темные делишки был отстранен самим Гиммлером от своей должности, за ним последовал высший руководитель СС и полиции Крюгер, видевший себя уже преемником Франка.

Потерявшему свой престиж Гиммлеру восстановить его было довольно трудно. Фюрер не дал ему времени на размышления, возложив на него новую задачу, для которой польские дела были только прелюдией. Рейхсфюрера СС ожидала работа палача, пожалуй, одна из самых ужасных в истории человечества, — уничтожение европейского еврейства.