ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

НЕПОГРЕШИМОСТЬ

Один из историков и апологетов католицизма охарактеризовал в 1950-х годах папское государство в постнаполеоновский период как «благожелательную теократию». В период с 1823 по 1846 год около 200 тысяч людей в этой «благожелательной теократии» были отправлены на галеры, превращены в изгнанников, приговорены к пожизненному заключению или смерти. Инквизиторы Священной канцелярии регулярно прибегали к пыткам. В каждой общине, будь то маленькая деревушка или крупный город, на центральной площади всегда имелась виселица. Везде рыскали папские шпионы, репрессии и слежка были постоянным делом. Официально запрещалось собираться вместе более трем людям. Были запрещены железные дороги, поскольку папа Григорий XVI считал, что они могут «причинить вред религии». Газеты также находились под запретом. Согласно указу папы Пия VIII, всякий, имеющий книгу, написанную еретиком, сам признавался еретиком. Всякий, слышавший критику в адрес Священной канцелярии и не донесший об этом властям, считался виновным наравне с высказывавшим критику. За чтение книги, включенной в Индекс, или употребление мяса в пятницу человека могли упрятать в тюрьму.

В 1846 году умер папа Григорий XVI, и на Престол Святого Петра взошел новый понтифик под именем Пия IX. Это был взрывоопасный момент в европейской истории. С 1815 года – со времени окончательного поражения Наполеона при Ватерлоо и установления Венским конгрессом нового порядка – Европа прошла через тридцатилетний период сравнительной стабильности, характеризовавшийся крайне реакционным консерватизмом. Теперь же на континенте снова царило беспокойное оживление. Среди различных идей, вызывавших брожение в умах, две были особенно опасны и зловредны – революция и национализм. Довольно странно, что, учитывая его последующую карьеру, Пий IX начал свое правление, имея репутацию реформатора. Он относился с сочувствием по крайней мере к некоторым формам итальянского движения за объединение и национализм. Ему мнилось, что он служит в своем качестве понтифика божественным инструментом и проводником возрождения Италии. Он мечтал о роли главы Конфедерации итальянских государств. Он даже возбудил надежду на поддержку у Мадзини и Гарибальди, которые в своей наивности вообразили, что могут обрести нового союзника в лице Церкви.

Какие бы иллюзии ни питал Пий поначалу, они быстро испарились вместе с его популярностью. Очень скоро стало очевидно, что та Италия, которую представлял себе папа, была далека от какого-либо конституционного управления. В 1848 году он наотрез отказался предоставить свою поддержку мятежной военной кампании против австрийского владычества на севере. Его показной нейтралитет был воспринят как трусливое предательство, а последовавшая за этим яростная реакция народа вынудила его позорно бежать из Рима под видом священника в карете баварского посланника. В 1850 году папа был водворен на престол с помощью французских штыков. Теперь его политическая позиция, однако, не делала никаких уступок либерализму или реформаторству, а установленный им в своих владениях режим делался все более ненавистным.

В результате войны между Австрией и Францией в Северной Италии в 1859 году вся прежняя папская область была аннексирована новым королевством Италией, за исключением Рима и непосредственно прилегающих к нему территорий – района примерно в 120 на 30 миль. Даже в этих маленьких владениях положение папы было шатким и ненадежным и нуждалось в постоянном французском военном присутствии. Защищенный таким образом, папа воспользовался развитием транспорта и сообщения для дальнейшего ослабления авторитета католических епископов и для все большей централизации власти в собственных руках. К примеру, Алоис Гётцль, видный францисканский профессор философии и теологии, был вызван высочайшим повелением из Мюнхена в Рим из-за того, что защищал писателя, вызвавшего неодобрение папы и Священной канцелярии. Гётцля безотлагательно осудили и приговорили к отбыванию покаянного срока в римском монастыре. Его освободили только благодаря настойчивым обращениям баварского посланника, действовавшего по прямому указанию короля Людвига II; но даже в этом случае Гётцль был вынужден официально отречься от своих взглядов.

Внутри своих собственных владений папа Пий IX правил как абсолютный монарх. Старые ограничения, вроде тех, что отменяли право собрания, по-прежнему имели силу закона. Никакие независимые газеты не разрешались. Сообщения репортеров и корреспондентов, работающих в папском государстве, перехватывались полицией, прежде чем могли быть отправлены за границу. Всякая критика цензурировалась или подавлялась, а сами критики нередко оказывались под запретом.

Нежелательные книги и журналы изымались. Все произведения, в которых отстаивалась церковная реформа или хотя бы «галликанская» позиция, автоматически вносились в Индекс. Однако невозможно было совершенно игнорировать ценности и взгляды времени. Так, например, Священная канцелярия больше не обладала прерогативой сжигать людей. Были также и некоторые ограничения касательно пыток. Но Священная канцелярия, по папскому указу, по-прежнему сохраняла за собой право «отлучать, конфисковывать, запрещать, осуждать на пожизненное заключение, а также приговаривать к тайной казни в случае тяжких преступлений». Папская полиция и шпионы продолжали быть вездесущими и быстро реагировали в случае проявления политического или теологического своеволия. Аресты были обычным делом и проводились массовым порядком. Случаи политических преступлений разбирались особыми судами, в которых в качестве судей выступали исключительно священнослужители, обладавшие неограниченной властью. «В лучших традициях» инквизиции обвиненным никогда не дозволялось встречаться со свидетелями, которых использовало против них следствие, как не разрешалось им пользоваться услугами адвоката. Врачам запрещалось продолжать лечение любого пациента, который, после третьего посещения, не консультировался со своим духовником. Врачам-евреям воспрещалось практиковать вообще. Вследствие давления со стороны папы они также оказались под запретом на прилегающей территории Тосканы.

Таков был светский режим Пия IX. Словно для того чтобы также окружить себя армией небесных стражей, папа принялся канонизировать беспрецедентное количество святых. В 1862 году, например, он причислил к лику святых двадцать шесть человек, одновременно канонизировав двадцать шесть миссионеров, убитых в Японии в 1597 году.

Он назначил в епархии близких себе по духу епископов и учредил свыше 200 новых диоцезов. Действуя только от своего имени – то есть без согласия Всецерковного собора, о котором говорилось в постановлении Констанцского собора, – он наделил статусом официального догмата доктрину Непорочного Зачатия. Вопреки ошибочному толкованию некатоликов, этот догмат имел в виду не предполагаемое Непорочное Зачатие Иисуса. Скорее он утверждал то, что Мария, дабы послужить сосудом для воплощения Бога в Иисусе, должна была сама родиться свободной от греха.

Благодаря провозглашенному папой догмату Ее непорочность стала «истинной» в силу обратной связи.

В 1864 году, в то время как гражданская война в Соединенных Штатах достигла своей кровавой кульминации, а прусская военная машина под руководством Бисмарка за шесть дней сокрушила Данию, папа провозгласил свою собственную войну против «прогресса, либерализма и современной цивилизации». Эти явления были официально преданы анафеме в послании, направленном всем епископам Римско-католической церкви, в котором понтифик выразил свою мечту увидеть весь мир объединенным под властью одной религии – религии Рима.

К энциклике прилагался «Силлабус», или «Перечень главнейших заблуждений нашего времени», – каталог всех взглядов и убеждений, которые папа счел опасными, ошибочными и еретическими. Не удивительно, что «Силлабус» осудил рационализм, тайные общества и евангелические секты. По словам папы, было ошибочным также полагать, что каждый человек «свободен выбирать и исповедовать ту религию… которую он сочтет истинной».

Равно ошибочным было мнение, что «более нецелесообразно сохранять за католической религией положение единственной религии государства ценой исключения всех других форм отправления культа». Было неправильным считать, «что люди… должны иметь возможность свободно исповедовать выбранную ими веру». Восемнадцатое и последнее заблуждение, осужденное папой, состояло в мнении, что он сам, римский понтифик, «может и должен примириться и пойти на компромисс с прогрессом, либерализмом и современной цивилизацией».

«Силлабус» сопровождался кратким введением кардинала Антонелли, статс-секретаря папского государства и одного из кардиналов, возглавлявших Священную канцелярию, которая теперь именовала себя Святой римской и вселенской инквизицией. Антонелли писал, что папа «повелел, чтобы перечень тех же самых заблуждений был составлен и разослан всем епископам католического мира, дабы эти епископы могли иметь у себя перед глазами заблуждения и вредные доктрины, которые он предал анафеме и осуждению». Как вполне справедливо заметил один историк, «Силлабус» «воспринимался многими как жест проклятия, брошенный оскорбленным папой в адрес девятнадцатого столетия». В сущности, папа пытался превзойти короля Кнута. Ему хотелось в конечном счете того, чтобы Бог отменил и аннулировал целиком и полностью весь девятнадцатый век. Когда Господь не пошел ему навстречу, папа попытался присвоить и узурпировать Божественную прерогативу, провозгласив себя непогрешимым. В течение нескольких лет до этого шага Пий IX предпринимал меры, направленные на трансформацию папства. В то время, когда даже самые авторитарные светские режимы начали хотя бы немного двигаться к демократии, Церковь в правление Пия двигалась в прямо противоположном направлении – к неофеодальному абсолютизму. Могло показаться, что папа и переименованная инквизиция стремились компенсировать все большую утрату светской власти, сосредотачивая в своих руках все возрастающее психологическое и духовное влияние. Если великий инквизитор больше не мог законно отправлять людей на костер, теперь он принимался наказывать их изнутри, действуя внутри сознания людей с помощью методов, близких к методам вуду. По сути, дух папства стремился «овладеть» верующим. Лишенная мирского господства, Церковь пыталась теперь установить для себя новое владение главным образом внутри уязвимых границ души католика. Начало этому переносу «театра боевых действий» Церкви было положено I Ватиканским собором, который был созван под председательством папы Пия IX в декабре 1869 года.

Он продолжался около десяти с половиной месяцев, а когда работа собора вынужденно завершилась 20 октября 1870 года, папство было трансформировано. Собор начался довольно предсказуемым образом – с более или менее традиционного осуждения атеизма, материализма и пантеизма. Однако очень скоро стала очевидна его подлинная повестка – окончательное разрешение векового конфликта из-за власти между епископами, которые желали видеть Церковь более децентрализованной, и папством, которое стремилось к верховной и авторитарной власти. Ко времени окончания работы собора восторжествовали притязания папства.

I Ватиканский собор не был свободным собором. Напротив, он характеризовался давлением, запугиванием и принуждением. Его решения определялись всецело желаниями папы, а в силу того, что тайное голосование было не предусмотрено, несогласные с мнением папы оказывались беззащитны. Те, кто шел против воли папы, хорошо понимали, какие беды навлекают на свою голову. В лучшем случае их заставили бы покинуть Епископскую кафедру или просто-напросто изгнали бы с нее. В худшем – можно было ожидать ареста папской полицией, которая действовала заодно с инквизицией.

Поначалу события не давали повода к столь крайним мерам со стороны папства. В конце концов, многие епископы финансово зависели от Ватикана и, значит, от благорасположения папы. Свыше 300 из них приехали в Рим за счет понтифика. Сделав их таким образом своими должниками, он мог полагаться на их лояльность в теологических спорах.

Получив перевес в свою пользу, папа мог быстро, безжалостно и решительно разбираться со всяким несогласным. Так, например, когда хорватский епископ осмелился утверждать, что даже протестанты способны любить Иисуса, его речь потонула в громком негодующем крике. Когда он далее осмелился «оспаривать возможность решения доктринальных вопросов простым большинством голосов», большинство взорвалось яростными криками линчующей толпы: «Люцифер! Анафема! Второй Лютер! Вышвырните его вон!»

Не брезговал приемами запугивания и сам папа. Когда, например, иерусалимский патриарх позволил себе возражать против предложенной буллы, дававшей папе дополнительные полномочия по назначению священнослужителей, папа сердито призвал его на аудиенцию в одну из комнат своих покоев. Как только он вошел в комнату, понтифик, трясясь от ярости, закрыл за ним двери на засов. Его поставили перед выбором – либо он письменно отдает свой голос в пользу буллы, либо лишается сана. Если он не сделает ни того ни другого, он никогда не выйдет из комнаты. В этот раз патриарх уступил. Когда же позже он снова выступил на соборе против папы, он был без долгих рассуждений смещен со своего поста. В этой атмосфере запугивания и угроз мало церковных деятелей имели достаточно мужества открыто протестовать. Многие из них покинули собор еще до окончания его работы. Папа поощрял их бегство, будучи рад избавиться от противников. Вскоре стало очевидно, что главная и конечная цель I Ватиканского собора заключалась в провозглашении догмата о папской непогрешимости. Этот вопрос, однако, не был объявлен заранее. В действительности его хранили в строжайшей тайне. Префект секретных архивов Ватикана лишился места за то, что позволил некоторым друзьям заглянуть в папский регламент дебатов; а на случай, если у него был ключ, который он мог передать своему преемнику, дверь, ведшую из его комнат в архив, замуровали.

Инквизиция же была осведомлена о планах папы. В ее задачу входило сохранять их в тайне до соответствующего момента, а затем проводить их в жизнь, несмотря на возможную оппозицию. Из пяти лиц, которые председательствовали на I Ватиканском соборе, трое были кардиналами, все из которых являлись членами инквизиции. Из различных комиссий, действовавших на соборе, самой важной была комиссия по вопросам теологии и догматики. По совету кардинала Джузеппе Бизари, также члена инквизиции, было постановлено, «что Священная канцелярия должна составлять основу комиссии, наделенной прерогативой решать доктринальные вопросы». Когда один кардинал выразил беспокойство по поводу вынесения вопроса о непогрешимости папы, ему сказали, чтобы он не беспокоился и предоставил все инквизиции, а обо всем остальном позаботится Святой Дух.

В булле, которая объявляла о созыве собора, не содержалось никакого упоминания о вопросе папской непогрешимости. Никак этот вопрос не упоминался ни в подготовительной литературе, ни в изначальной повестке. Вопрос был поднят не ранее февраля 1870 года, когда собор работал уже в течение двух полных месяцев, а ряды оппонентов папы заметно поредели. Потому, когда вопрос о папской непогрешимости был наконец вынесен на собор, большинство собравшихся епископов были застигнуты врасплох. Многие из них были ошарашены. Немалое их число пришло в настоящий ужас. Как и в вопросах меньшего значения, несогласные подвергались крайнему давлению и запугиванию. Некоторым угрожали сокращением финансовой поддержки. Когда аббат-генерал армянского монашеского ордена высказался против непогрешимости, взбешенный папа припугнул его отставкой, затем приговорил к отбыванию «покаянного срока» в местном монастыре, что было, по сути, разновидностью домашнего ареста. Сходный приговор получил еще один армянский клирик. Когда он отказался его выполнять, папская полиция попыталась арестовать его на улице, и последовавшая потасовка переросла в бунт. Сразу после этого все армянские епископы потребовали разрешения покинуть собор. Когда им отказали в этом, двое из них бежали. Всего 1084 епископа имели право принимать участие и голосовать на I Ватиканском соборе, из которых в действительности присутствовало около 700. Примерно пятьдесят из них были яростными сторонниками желания папы приписать себе непогрешимость, около 130 были его ярыми противниками, а остальную часть составляли изначально индифферентные или неопределившиеся епископы. К тому времени, когда дело дошло до голосования, насильственные методы папства решительно склонили чашу весов в пользу папы. Во время первого голосования 13 июля 1870 года 451 голос был отдан «за» и восемьдесят восемь – «против». Четыре дня спустя – 17 июля – пятьдесят пять епископов официально выступали в оппозиции, однако заявили, что, из уважения к папе, воздержатся от голосования, назначенного на следующий день. Все они затем покинули Рим, как и очень многие другие до них. Второе и заключительное голосование состоялось 18 июля. Число сторонников папской позиции возросло до 535 человек. Только двое были против, один из них – епископ Эдвард Фицджеральд из Литл-Рока, штат Арканзас. Из 1084 епископов, имевших право на голосование по вопросу непогрешимости папы, в конечном итоге положительно проголосовали общим числом 535 епископа – «большинство», насчитывавшее чуть больше 49 процентов. Благодаря этому «большинству» 18 июля 1870 года папа был официально провозглашен непогрешимым в силу своего положения, а «не в силу согласия Церкви».

Как заметил один комментатор, «это устранило всякие примирительные толкования роли папства». Решающее голосование 18 июля состоялось на фоне бурных политических событий. На следующий же день – 19 июля – Наполеон III объявил войну Пруссии, явившуюся фактически самоубийством для него и империи. Политический хаос, наступивший во Франции, отвлек внимание от религиозных вопросов и, без сомнения, ослабил реакцию со стороны независимых в своих суждениях французских клириков, которая в ином случае могла бы вылиться в мятеж. В других же странах бунт все-таки воспоследовал. Предубежденность против Церкви, по всей видимости, получила новое оправдание; и по всей Европе и Северной Америке прокатилась волна антикатолических настроений. В Голландии произошел настоящий раскол. В Австро-Венгерской империи Габсбургов правительством был аннулирован конкордат [50], прежде заключенный с папством. Папский нунций в Вене сообщал государственному секретарю Ватикана, что «почти все епископы Австро-Венгрии, отвернувшиеся теперь от Рима, в ярости из-за формулировки непогрешимости»; а двое из них публично потребовали начать дебаты по отмене решения собора. Более года венгерские епископы отказывались принять постановление собора. Епископ Роттенбурга открыто назвал папу «нарушителем спокойствия Церкви». В Браунсберге видный профессор опубликовал манифест, в котором понтифик величался «еретиком и ниспровергателем Церкви», а местный кардинал и местный епископ своим молчанием выразили согласие с этим осуждением. В Пруссии Бисмарк ввел законы, которые радикально меняли статус Церкви и ее взаимоотношения с государством. Иезуиты оказались фактически под запретом на территории империи. Был создан институт назначения священнослужителей. Гражданские брачные церемонии сделались обязательными. Все учебные заведения были взяты под надзор государства. В ответ на такую реакцию папство стало просто-напросто выказывать еще большую агрессивность. Всем епископам было приказано письменно признать новый догмат, а те, кто отказывался это сделать, наказывались или смещались со своих постов. Так же поступали с мятежными преподавателями и профессорами богословия. Папские нунции имели приказ предавать анафеме и осуждать как еретиков несогласных клириков и ученых. Все книги и статьи, оспаривавшие или хотя бы бросавшие тень сомнения на догмат папской непогрешимости, автоматически включались в Индекс. По меньшей мере однажды была предпринята попытка избавиться от враждебной книги путем подкупа. Многие протоколы самого собора были конфискованы, сокращены, подвергнуты цензуре или уничтожены. Например, один из противников нового догмата, архиепископ Винченцо Тиццани, профессор истории Церкви в Папском университете в Риме, написал подробный отчет о работе собора. Сразу же после его смерти Ватикан приобрел его рукопись и с тех пор держит ее под замком.

В плане противодействия ходу истории от новоиспеченной непогрешимости папы было мало проку. В начале сентября французская армия была разбита под Седаном: Наполеон III отрекся от престола, Вторая империя пала. В безнадежно запоздалой попытке отвратить катастрофу на театр боевых действий были брошены французские войска, защищавшие Ватикан. 20 сентября итальянские солдаты победоносно вступили в Рим. Заседания I Ватиканского собора были прерваны, а сам собор завершился двумя неделями позже. В июле 1871 года Рим стал столицей объединенного и секуляризованного королевства Италии. Монарх нового государства, Виктор Эммануил, обосновался в бывшем папском дворце на Квиринале. Двумя месяцами ранее – в мае – итальянское правительство издало закон о гарантиях. Согласно ему, папе гарантировалась безопасность и предоставлялся статус правящего суверена в Ватикане [51]. Город Ватикан – участок земли общей площадью примерно в 108,7 акра внутри древних стен самого Ватикана – объявлялся независимым владением, не являющимся частью итальянской земли. Не удовлетворенный этим, папа принялся изображать из себя обиженного. Отказываясь покидать Ватикан, он жаловался, что его держат в качестве узника. Оставаясь в добровольном заточении в своем игрушечном владении, он стремился предать забвению внешний мир, и есть некоторые свидетельства того, что к этому времени непогрешимость ударила ему в голову. По отчету одного комментатора того времени: