|
||||
|
|
ИЛЬЯ МУРОМЕЦСреди молодых сильных могучих богатырей один только стар: богатырь Илья Муромец, далеко превосходящий силою всех остальных. Песня не придает ему обыкновенного присловья: удалый; и точно — в нем нет удальства. Все подвиги его степенны, и все в нем степенно: это тихая, непобедимая сила. Он не кровожаден, не любит убивать и, где можно, уклоняется даже от нанесения удара. Спокойствие нигде его не оставляет; внутренняя тишина духа выражается и во внешнем образе, во всех его речах и движениях. В богатыре этом, несмотря на его страшную, вне всякого соперничества, силу, слышится еще более сила духа. Этот неодолимо могучий и кроткий богатырь — крестьянин. В собрании песен Кирши Данилова три песни говорят об Илье Муромце[30]. Кроме их известны еще другие; из них одна напечатана в "Москвитянине" (1843, Ќ 11)[31], другая — в "Московском Сборнике" (т. 1). Есть также печатная об нем сказка с лубочными картинками, и наконец об нем много в народе рассказов, более или менее известных. Воспользуемся всем, что напечатано и что сохранилось в народе (сколько мы знаем) о богатыре Илье Муромце. Илья Муромец пользуется общеизвестностью больше всех других богатырей. Полный неодолимой силы и непобедимой благости, он, по нашему мнению, представитель, живой образ русского народа. В селе Карачарове, близ Мурома (оно и теперь еще находится там), жил крестьянин Иван Тимофеевич; у него был сын Илья (Муромец). Илья с малых лет не владел ногами и сидел сиднем тридцать лет. Однажды отец и мать его и вся семья были на работе. Илья оставался один дома. Приходят в дом два старца, подходят к нему и говорят, чтоб он принес им напиться. — "Я без ног, — отвечает Илья, — и сижу сиднем тридцать лет". — "Поди и принеси нам напиться", — говорят ему старцы. Желая исполнить их требование и напоить прохожих старцев, Илья Муромец подымается на ноги, и… встает; он идет и приносит старцам целое ведро. — "Выпей сам", — говорят ему они; Илья выпивает. — "Что ты в себе слышишь?" — спрашивают старцы. — "Слышу в себе силу, — говорит Илья, — дерево с корнем вырву из земли". — "Принеси еще ведро". — Илья идет за другим ведром и приносит. "Выпей и это ведро", — говорят ему старцы. Илья выпивает. — "Что ты в себе слышишь теперь?" — "Если бы кольцо ввернуть в землю, — отвечает Илья, — я бы повернул землю". (По другим рассказам: "Если бы утвердить столб между землею и небом, я повернул бы столб"). — "Это много, — говорят ему, — принеси третье ведро". Илья приносит третье ведро. — "Выпей", — говорят старцы. Илья выпил, и силы в нем поубавилось против второго раза. — "Будет с тебя и этого", — говорят старцы и уходят. Замечательно это предание. Доброе дело возвращает Илье употребление ног и дарит страшную силу; добрым делом начинаются его подвиги, его богатырская жизнь. Илья, оставшись один, идет к своим на работу. Они (по рассказам, сколько я помню) рубили лес. "Смотрите-ка, Илья идет", — заговорили все, увидав его. Илья тут же начал помогать им и принялся с корнем рвать деревья. Ясно стало всем, что Илья — богатырь. Богатырь Илья Муромец собрался на богатырские подвиги, добрым на радость, злым на страх. Он просит великого благословения у отца и у матери и падает им в ноги. Отец и мать дают ему благословение великое, и Илья едет в Киев дорогою прямоезжею, по которой уже давно никто не ездит, которая уже давно залегла; на этой дороге в лесу свил себе гнездо на семи дубах Соловей-разбойник. Этою-то прямой дорогой поехал Илья. Во время пути, идучи пешком по берегу Оки, в узком месте (быть может, коня он вел за повод), встретился Илья с богатырем, Зюзей, который шел и один тянул расшиву бичевой. Место было узкое; разойтись трудно. "С дороги!" — кричал спесиво Зюзя. Не понравилась эта хвастливость Илье. "Сам с дороги", — отвечает он Зюзе. Зюзя, кинув бичеву, пошел к Илье, чтоб дать ему отведать своей богатырской силы (из рассказа видно, впрочем, что они знали друг друга или тут сказали свои имена). Не вступает с ним в бой Илья, не хочет драться. Илья хватает Зюзю на руки и кидает вверх. Летит Зюзя вверх и потом летит вниз; сто раз успел он сказать на полете: "Виноват, Илья Муромец, вперед не буду!" Илья подхватил его на руки, поставил на землю и продолжал свой путь. До сих пор все, сказанное нами, взято из устных рассказов народа, из сказки с лубочными картинками и частью из песни, напечатанной в "Москвитянине"; теперь к этому присоединяются песни из собрания Кирши Данилова. В темных лесах Брынских[32] наехал Илья на девять дубов; на этих девяти дубах жил Соловей-разбойник. Заслышал Соловей-разбойник конский топот и поездку богатырскую, засвистал по-соловьиному, зашипел по-змеиному, заревел по-звериному; конь пал на карачки под Ильею. Говорит коню Илья Муромец: А ты, волчья сыть, травяной мешок! Илья вынул каленую стрелу и пустил в Соловья-разбойника, попал ему в правый глаз, и Полетел Соловей с сыра дуба Илья Муромец подхватил Соловья на руки и привязал к седельной луке. Проехал Илья крепкую воровскую заставу, подъезжает к Соловьеву подворью; на семи верстах двор у Соловья, около двора железный тын; на всякой тынинке по маковке и по богатырской голове. Жена Соловья увидала издали Илью Муромца, бросилась с чердака, стала будить своих девять сыновей: "А встаньте, обудитесь, добры молодцы, Ступайте в подвалы, берите ключи, отмыкайте ларцы, берите золотую казну, выносите на широкий двор и встречайте удалого добра молодца. Чужой человек едет сюда и везет в тороках отца вашего". Но девять сынов Соловья-разбойника не то думают, они думают обернуться черными воронами с железными носами и расклевать на части Илью Муромца. Подъезжает богатырь ко двору разбойника. Бросилась к нему жена Соловья и молит его: "Бери, удалой добрый молодец, золотой казны, сколько надобно: отпусти Соловья-разбойника, не вези его в Киев". Грубо поговаривают девять сынов Соловья. — Не обращает внимания Илья на их речи, ударил он своего доброго коня, и только его и видели, Что стоял у двора дворянского. Как сокол, летит Илья и приезжает в Киев на двор княженецкий, соскакивает с коня, привязывает к дубовому столбу и идет в светлую гридню, молится Спасу со Пречистою, кланяется князю и княгине и на все четыре стороны. У великого князя Владимира был в то время почестный пир, и много было на пиру князей и бояр, много сильных-могучих богатырей. Илье подносят чару зелена вина в полтора ведра; Илья берет одной рукой и выпивает одним духом. "Ты скажись, молодец, — говорит ему ласковый князь Владимир, — как тебя по имени зовут: по имени можно тебе место дать, по отечеству можно пожаловать". — "Ласковый стольный Владимир-князь! — отвечает Илья, — меня зовут Илья Муромец сын Иванович; я проехал дорогу прямоезжую из стольного города Мурома, из села Карачарова". Могучие богатыри говорят на это: "Ласковое солнце, Владимир-князь! В очах детина завирается. Говорит на это Илья Муромец: "Владимир-князь! Посмотри мою удачу богатырскую: Князь Владимир пошел вместе с Ильею на широкий двор посмотреть его богатырской удачи. Вышли тут и князья, и бояре, и богатыри: Самсон Колыванович, Сухан, сын Домантьевич, Светогор, Полкан, семь братьев Сбродовичей, мужики Залешане (Заолешане) и два брата Хапиловы (так именует песня); всего их было тридцать молодцов. Илья стал уговаривать Соловья: "Послушай меня, Соловей-разбойник, Посвисти, Соловей, по-соловьиному, Соловей засвистал по-соловьиному, оглушил князей и бояр, зашипел по-змеиному, заревел по-туриному. Князья и бояре испугались, наползались по двору на карачках, тут же и сильные могучие богатыри. Со двора разбежались кони, и сам Владимир-князь с дорогой княгиней едва жив стоит и говорит Илье: "Илья Муромец сын Иванович, уйми ты Соловья-разбойника: эта шутка нам не надобна". Очевидно, что Илья остался в Киеве и сел богатырем за княжий стол. Из других песен видно, что он оберегает русские пределы; в лубочной сказке говорится, что он разбил идолище. В "Сборнике" Кирши Данилова несколько раз говорится об Илье в отдельных песнях, которые более и более определяют его могучий, спокойный, важный и тихий образ. На Киев подымался злой Калин-царь. Калин-царь имеет весь вид татарского хана: его нашествие дышит, в песне, ужасом нашествия татарского, — анахронизм очевиден: явление позднейшее перенесено в древнейшую эпоху. Впрочем, сама песня тем не менее древняя. Вместе с Калином собиралось силы на сто верст во все четыре стороны. Не дошед до Киева за семь верст, Калин стал у Днепра, написал ярлыки скорописчатые, выбрал огромного татарина выше всех ростом и послал с ним в Киев. В ярлыках написано: Что возьмет Калин-царь стольный Киев-град, Татарин сел на коня и приехал в Киев на княженецкий двор; соскочил татарин с коня; он не вяжет коня, не приказывает, бежит в светлые гридни, А Спасову образу не молится, Татарин бросил ярлыки на круглый стол перед великим князем Владимиром и, уходя, выговорил слово: Владимир-князь, стольный киевский! Опечалился Владимир; наскоро распечатал и прочел ярлыки. По грехам над князем учинилося — а Калин-царь под стеною, и с Калином страшная сила. Не окончено было еще это дело, еще не выехал из Киева татарин, а Василий-пьяница взбежал на стрельную башню, взял свой лук разрывчатый и перяную стрелу и выстрелил в Калина-царя; в него не попал, попал в зятя его, Сартака, прямо в правый глаз, и ушиб его до смерти. Оскорбился Калин: как! еще первую беду враги его не свалили с плеч, а уже другую затеяли: убили его любимого зятя. Калин послал другого татарина к князю Владимиру, чтобы выдали виноватого. Но вот, спустя немного времени, с полуденной стороны, Что ясный сокол в перелет летит, мчится на коне старый богатырь, Илья Муромец. Приехал на княженецкий двор, Не вяжет коня, не приказывает, В ответ князь Владимир подал Илье ханские ярлыки. Илья прочел. "Пособи мне, Илья Муромец, — сказал Владимир, — думушку думать; сдать ли мне, не сдать ли Киев, без бою, без драки, без кроволития напрасного?" — "Ни о чем не печалься, Владимир, князь киевский, — отвечает Илья, — бог наш Спас оборонит нас, Пречистая и всех сохранит. Насыпай мису чистого серебра, другую красного золота, третью скатного жемчуга, и поедем со мной к Калину-царю со своими честными подарками. Этот татарин-дурак прямо нас доведет". Князь нарядился поваром, замарался котельной сажей и поехал с Ильею в стан татарский. Приехав, Илья соскочил с коня, кланяется царю и говорит: "Калин-царь, злодей Калинович! Прими дорогие подарки от великого князя Владимира, А дай ты нам сроку на три дня, Вот чего требует Илья; понятен смысл этого требования. Царь отвечает: "Илья Муромец! Выдайте нам виноватого, который застрелил моего любимого зятя". — "А ты слушай, Калин-царь, что велят, — говорит Илья, — прими подарки от великого князя Владимира; где нам искать этого человека и вам отдавать?" Калин принял подарки с бранью и срока не дал. Обидно стало Илье, что не дал Калин-царь сроку ни на три дня, ни на три часа, и сказал он ему: Собака, проклятый ты. Калин-царь! Обидно стало и царю такое слово; он велел татарам схватить Илью. Схватили Илью, Связали ему руки белыя Вновь оскорбился Илья, но еще терпит и повторяет только царю слова свои: Собака, проклятый ты, Калин-царь! Вновь рассерженный, Калин-царь плюет Илье в ясны очи, говоря: "Всегда хвастливы русские люди. Весь опутан стоит передо мною да еще хвастает". Сильно оскорбился Илья; за великую досаду показалось ему, что плюет ему царь в ясные очи; Вскочил в полдрева стоячего, Не допускают Илью до доброго коня и до его тяжелой палицы, до медной, литой в три тысячи пуд. Схватил Илья татарина за ноги, того самого, который ездил в Киев, и начал татарином помахивать: Куда ли махнет — тут и улицы лежат, Видно, не тому дивится Илья, что вокруг него валятся татары, а тому, что татарин, который ему служит вместо палицы, не ломается и не рвется; это шутка силы, все вокруг себя превосходящей. Какое нужно спокойствие силы, чтобы заметить крепость татарина в такую минуту и чтобы пошутить так. Но только сказал Илья свои слова, как оторвалась татарская голова, Угодила та голова по силе вдоль и на полете бьет и ломит татар. Побежали татары, потонули в болотах и реках. Воротился Илья к Калину-царю, схватил его в белые руки, Согнет его корчагою, Бегут остальные татары и заклинаются: Не дай бог нам бывать ко Киеву, А Илья Муромец пошел искать товарища своего, Василия Игнатьева, пьяницу: он один в Киеве поднял руку на татар, и Илья идет искать его; скоро нашел он его на Петровском кружале и привел к князю Владимиру. А пьет Илья довольно зелена вина В этом рассказе также является нрав и обычай Ильи. Как он спокоен, как медлит он идти на бой, как он долготерпелив, и только в крайнем случае, когда лопнуло наконец его терпение, и вооружается он всею грозною своею силой, — как он необоримо могуч и велик. В этом образе любимого русского богатыря как не узнать образа самого русского народа. Другой рассказ об Илье, находящийся в "Сборнике" Кирши Данилова, полон таких намеков, которых нет возможности разрешить без новых данных. Здесь является новое лицо: Збут Борис-королевич, сын или внук Задонского короля. Перескажем и этот рассказ. Из славного города Киева выезжали два могучие богатыря: Илья Муромец и брат его названый, Добрыня Никитич; они выехали на чистое поле, вверху реки Череги, и подъехали к Сафат-реке. Тогда Илья сказал: "Молодой Добрынюшка Никитич! поезжай ты за горы высокие, а я поеду подле Сафат-реки". Добрыня поехал на высокие горы, наехал на белый шатер, и подумалось ему, что в шатре сильный могучий богатырь. Из белого полотняного шатра вышла баба Горынинка и завела ссору с Добрынею. Добрыня соскочил с коня и кинулся на бабу Горынинку; начался бой; бились они палицами тяжкими. У них тяжкие палицы разгоралися, Между тем Илья Муромец ездил подле Сафат-реки, наехал на бродучий след и поехал по следу; увидал он богатыря в чистом поле, Збута Бориса-королевича. В это время молодой Збут-королевич отвязывал от стремени выжлока[34] и спускал с руки ясного сокола; он выжлоку наказывает: А теперь мне не до тебя пришло. Замечательная минута, в которую является Збут-королевич; почему отпускает он и выжлока и сокола, почему молодому богатырю не до них пришло — неизвестно; но минута эта необыкновенная, не незначительная в его жизни. Илья подъезжает к нему. Молодой Збут-королевич пустился на старого богатыря Илью Муромца и выстрелил ему в грудь из тугого лука; он попал ему в грудь, но, видно, это ничего Илье Муромцу. Он (Илья Муромец) Не бьет его палицей тяжкою, он только схватил его в белые руки и бросил выше дерева; не взвидел свету кинутый на воздух королевич и назад летит к земле. Илья подхватил его на богатырские руки, положил на землю и стал спрашивать его дядину (дедину?) — отчину. "Если б я сидел у тебя на груди, — отвечает Збут-королевич, — я спорол бы тебе белую грудь". Илья дал ему почувствовать силу своей богатырской руки, и Збут сказал, что он — того короля Задонского. Заплакал тогда Илья Муромец, Глядючи на свое чадо милое. "Поезжай, — говорит он Збуту, — поезжай, Збут Борис-королевич, к своей матушке. Если б ты попал на наших русских богатырей, не отпустили бы они тебя живого от Киева". Збут поехал и приехал к царю Задонскому, к своей матушке и стал ей рассказывать: "Я ездил, матушка, на потешные луга князя Владимира; в поле наехал я на старого богатыря и выстрелил ему в грудь; схватил меня в руки старый богатырь среди чистого поля, чуть не забросил меня за облако, и опять подхватил на руки". Тогда мать Збута ударилась о землю и едва говорит в слезах: "О, Збут Борис-королевич! Зачем наезжал ты на старого богатыря? Не надо бы тебе с ним драться; надо бы съехаться в чистом поле и надо бы тебе ему поклониться о праву руку до сырой земли; по роду он тебе батюшка, старый богатырь Илья Муромец сын Иванович". В это время Илья поехал на высокие горы искать названого брата Добрыню Никитича. Он нашел его, все бьющегося с бабой Горынинкой; чуть душа его в теле полуднует. "Ты не умеешь драться с бабой, Добрыня Никитич, — сказал ему Илья Муромец, — надо драться иначе". Услыхав слова Ильи, покорилась баба Горынинка и сказала: "Не ты меня побил, Добрыня Никитич, а побил меня старый богатырь Илья единым словом". Добрыня вскочил на грудь бабе Горынинке, выхватил чингалище и хотел спороть ей грудь; но она взмолилась Илье Муромцу: "Илья Муромец, не прикажи мне резать грудь; у меня много в земле и злата и серебра". Илья схватил Добрыню за руки, и баба Горынннка повела их к своему глубокому погребцу. Стали Илья с Добрыней у глубокого погребца, и удивляются богатыри, что много золота и серебра, и цветного, все русского, платья. Оглянулся Илья Муромец в широкое поле; в это время Добрыня Никитич срубил бабе голову. Эта песня замечательная в отношении художественном, в отношении характеристики богатырей и, наконец, своими намеками. Как художественна в песне минута, когда отвязывает Збут выжлока от стремени и спускает сокола с руки; это многозначительная минута в его жизни; но почему? но как? — неизвестно; об этом можно только догадываться. Сама эта неизвестность составляет художественную прелесть. Это минута, выхваченная из жизни; она сама ярко освещена, но ее окружает туман неизвестности прошедших и настоящих обстоятельств. Это особенный, чисто художественный взгляд на жизнь, когда вырванное из нее явление, поставленное ярко перед нами, дает предчувствовать много других явлений, его окружающих и с ним связанных, теряющихся в бесконечном пространстве жизни, когда при этом, чисто частном, явлении человек чувствует все многообразие и бесконечность жизни, его окружающей. Здесь частное явление выходит перед вами как будто с обрывками, которые и сообщают ему такой характер. Далее: как хорошо, и художественно хорошо, это простое движение Ильи, когда нагляделся он на золото и серебро, и вдруг захотелось ему оглянуться в поле, движение, которым воспользовался Добрыня на беду бабе Горынинке. Относительно характеристики богатырей эта песня тоже очень важна. Как благодушен Илья, который богатыря, пустившего ему в грудь стрелу, только хватает на руки, кидает на воздух, опять подхватывает и кладет невредимого на землю, дав ему почувствовать свою силу. Много также высказывают его собственные слова, отличающие его от других витязей: если бы ты попался нашим русским богатырям, они бы не отпустили тебя живого от Киева. Наконец, он хватает за руку Добрыню, не давая ему резать грудь у бабы Горынинки; только пользуясь тем, что Илья загляделся в поле, Добрыня срубает голову бабе. Как всюду здесь явственно выступает Илья, этот могучий выше сравнения, благодушный богатырь! В этой песне есть замечательный намек, необъяснимый при том виде и количестве песен, в каком они нам известны. Збут-королевич — сын Ильи. В своем ответе Илье он не называет себя сыном короля Задонского, а просто говорит: я того короля Задонского; по этому ответу, он мог принадлежать к его семье или роду, быть его внуком, происходить от него. Не говорится, чтобы его мать была женою короля Задонского. Когда Збут рассказал своей матери о встрече с Ильею, в песне говорится: Еще втапоры его (королевича) матушка, Здесь этот оборот вовсе не значит, чтобы она была матерью короля Задонского; она — мать королевича. Выражение: того короля Задонского имеет свой отдельный смысл. Мы не имеем причины заключить из этого выражения, чтоб мать Збута была женою короля Задонского; она могла быть его дочерью, принадлежать к его семье. По всему мы, кажется, должны скорее предположить, что она дочь Задонского короля; нам кажется, что и неоконченный оборот самый с родительным падежом может скорее означать это, как и вообще нисходящую линию. Припомним, что в этом смысле говорилось: храброго Долгорукого; и пр., что таким образом явились прозвища: живого, белого и пр. Алеша Попович также говорит про себя: "Меня зовут Алешею Поповичем, из города Ростова, старого попа соборного". Но если справедливо наше предположение, и мать Збута — дочь или родственница Задонского короля, то тем не менее требует объяснения самое обстоятельство. Илья Муромец, не так же ли, как Рустем[35], был некогда в гостях у короля Задонского, женился на его дочери или родственнице и уехал, уступая требованиям своей богатырской жизни или даже обязанности? Будем ждать, чтобы какая-нибудь вновь узнанная песня объяснила нам эту загадку; во всяком случае, мы несомненно уверены, что объяснение может быть только такое, которое вполне согласуется с чистым, благим и великим образом первого русского богатыря. Есть еще песня, очень важная для характеристики Ильи Муромца, вот она: Далече, далече, в чистом поле, что ковыль трава в чистом поле шатается, ездит в поле стар матер человек, старый богатырь, Илья Муромец; конь под ним, как лютый зверь; он сам на коне, как ясен сокол. На этот раз было с Ильею много денег. На богатыря нападают станишники или разбойники; окружили его со всех сторон, Хотят его, старого, ограбити, "Братцы станишники, — говорит им Илья Муромец, - Убить меня, старого, вам не за что, Илья вынул из налушна крепкий лук, вынул каленую стрелу: Он стреляет не по станишникам, Вспела тетива у тугого лука, угодила стрела в крепкий дуб, изломала дуб в черенья ножевые. Станишники попадали с коней, лежат без памяти на земле. Опомнившись, они бьют челом Илье Муромцу и просят взять их в вечное холопство (службу), обещая дать рукописанье служить ему до веку. На это Илья отвечает им только: А и гой есть (есте) вы, братцы станишники! В этой краткой песне является Илья со всем своим характером. На него нападают разбойники: он может их всех перебить, но он не хочет кровопролития; он показывает им свою силу, разбивает стрелою вдребезги дуб и тем удерживает их нападение. Величавое благодушие Ильи здесь все на виду. Песня оканчивается намеком на какие-то отношения к Чуриле Пленковичу, намеком, необъяснимым покуда. В "Московском Сборнике" (т. 1) помещена песня об Илье Муромце и о других богатырях; она сохранилась в очень древнем виде (хотя, конечно, есть и позднейшие наросты) и чрезвычайно замечательна. В ней рассказан бой богатырей с богатырем из земли козарской. Там сказано: земли жидовской, но мы принимаем объяснение А. С. Хомякова, который так разумеет землю жидовскую. Название земли козарской землею жидовской показывает, по нашему мнению, чрезвычайную древность самой песни; ибо, следовательно, в эту эпоху было в свежей памяти, что козаре исповедуют веру жидовскую. Расскажем, хотя вкратце, эту замечательную песню. Под Киевом стоит богатырская застава; на заставе атаман — Илья Муромец; податаманье — Добрыня Никитич, есаул — Алеша Попович. Кроме того, были у них Гришка, боярский сын, и Васька долгополый. Все богатыри были в разъезде: Гришка жил кравчим; Алеша Попович ездил в Киев; Илья Муромец был в чистом поле; Добрыня ездил за охотою к синему морю. Возвращаясь с охоты, увидал Добрыня ископыть великую. А. С. Хомяков говорит, что это означает глыбу, вырванную копытом из земли; мы, может быть, только определим его мысль, если скажем, что это не глыба, вырванная из земли, а из самого копыта выпавшая земля, прежде туда набившаяся. Увидав эту ископыть, а ископыть была величиною с полпечи, догадался Добрыня, что тут проехал сильный богатырь. Приехав на богатырскую заставу, он собрал братию приборную (т‹о› е‹сть› где все один к другому прибраны и составляют братский союз, где есть и общая казна) и говорит: "Что устояли мы на заставе, братцы, что углядели? Мимо заставы нашей проехал богатырь". Стали думать, кого послать за дерзким богатырем. Хотели послать Ваську долгополого. "Это неладно, — говорит Илья Муромец, — запутается Васька в длинных полах и пропадет понапрасну". Решили послать Гришку, боярского сына. "Неладно, — говорит опять Илья Муромец, - Гришка рода боярского — призахвастается он на бою и пропадет понапрасну". Решились на Алешу Поповича. "Неладно, — говорит опять Илья, — Алеша увидит на богатыре много золота и серебра, засмотрится и пропадет понапрасну". Как верно опять выставляется здесь характер Алеши, он же и заведывает общею казной: как видно, деньги по его части, и можно положиться на него, что он копейки не пропустит. Решили послать Добрыню, и Добрыня поехал и нагнал богатыря, но когда помчался на него огромный козарский богатырь, когда задрожала земля и вода в озерах из берегов выступила — Добрыня рад был только, что мог ускакать от страшного противника. Приехал Добрыня на заставу и рассказал все, как было. "Больше замениться некем, — говорит Илья, — видно, ехать самому атаману". Поехал Илья и нагнал козарина; он также помчался на Илью, также задрожала земля и выступила вода из озера, но не испугался Илья, и начался страшный бой. Палицы, сабли и копья изломались и были брошены; идет рукопашный бой; они бьются до вечера, до полуночи, до бела света. Поскользнулась нога у Ильи, и упал он на землю. Козарин сел ему на грудь, вынул чингалище, чтоб пороть белую грудь, и смеется над Ильею. Лежит Илья под богатырем, но помнит он, что Написано было у святых отцов, На земле втрое силы прибыло у Ильи, он ударил в грудь козарина и вскинул его на воздух. Вскочил Илья, отрубил ему голову и едет на богатырскую заставу. Встречает его Добрыня со всей братьею. Илья сбрасывает голову с копья и говорит только: Ездил во поле тридцать лет, В этой прекрасной и многозначительной песне, в которой Илья Муромец так выпукло и ясно выдается, образ его все тот же: та же неодолимая сила и то же спокойствие: отсутствие всякого раздражения этой силы в бою и отсутствие всякого тщеславия и похвальбы в победе; приехавши, Илья не хвастает и не удивляется своей победе, — он говорит только, что тридцать лет не наезживал такого чуда. Постоянно и везде представляет Илья полное и великое сочетание силы духовной и телесной; духовная умеряет грубость и материальность телесной силы, которая без нее была бы бесправна и оскорбительна. Но, создав богатыря страшной силы, народная фантазия не остановилась на этом. Она создает еще богатыря: необъятную громаду и необъятную силу; его не держит земля; на всей земле нашел он одну только гору, которая может выносить его страшную тяжесть, и лежит на ней, неподвижный. Прослышал о богатыре Илья Муромец и идет с ним померить силы; он отыскивает его и видит, что на горе лежит другая гора: это богатырь. Илья Муромец, не робея, выступает на бой, вынимает меч и вонзает в ногу богатырю. "Никак, я зацепился за камушек", — говорит богатырь. Илья Муромец наносит второй удар, сильнее первого. "Видно, я задел за прутик, — говорит богатырь и, обернувшись, прибавляет: — это ты, Илья Муромец; слышал я о тебе; ты всех сильнее между людьми, ступай и будь там силен. А со мною нечего тебе мерить силы; видишь, какой я урод; меня и земля не держит; я и сам своей силе не рад". Как бы в дополнение и объяснение к образу Ильи Муромца, как бы в ответ на сокровенный вопрос: почему не могло быть силы, еще более громадной, чем у Ильи, — народная фантазия становит пределы силе богатырской и создает образ силы необъятной, чисто внешней, материальной, не нужной и бесполезной даже тому, кто ею обладает. Эта сила уже без воли. Здесь сила приближается уже к стихии, как сила воды, ветра, и не возбуждает ни зависти, ни соревнования. Грустен образ этого одинокого богатыря, лежащего на единственной подымающей его горе, о котором и не упоминается больше в рассказах, — и еще более выигрывает богатырь Илья Муромец, величайшая человеческая сила, соединенная и с силою духа. В рассказе о громадном богатыре Илья Муромец как бы на сей раз отступает от своего обычая и права. В самом деле, нигде и никогда Илья не испытывает силы, не выказывает ее, не тешится ею, как другие богатыри; она всегда у него полезное орудие для доброго дела только; не любит крови его мирная, вовсе не воинственная душа. Здесь же, напротив, он идет мерить силу. Но нужно было народной фантазии такое соперничество, чтобы высказать мысль народную; к тому же чисто внешняя и громадная сила вызвала и в Илье эту сторону силы внешней, и на сей раз он является только как богатырь; но он меряет силу с богатырем-стихией, с воплощенным чудом, и здесь понятно и возможно такое желание в богатыре Илье Муромце. Мы старались, сколько возможно яснее, очертить образ Ильи Муромца, первого русского богатыря и крестьянина, образ, верно сохраненный во всех рассказах и песнях, как это можно было видеть из всех свидетельств, приведенных нами. Сила и кротость, внешние битвы, вследствие случайных обстоятельств, и мир внутренний, вследствие высокого православного строя его души, непобедимость богатыря и смирение христианина, одним словом, соединение силы и телесной и силы духовной — таков наш русский богатырь Илья Муромец. Мы должны сказать еще об одной весьма замечательной песне, о которой мы уже упоминали мельком в нашей статье. Это песня об Илье Муромце: она помещена в "Москвитянине" (1843, Ќ 11). Образ Ильи Муромца в ней не тот, каков во всех остальных песнях и рассказах; но песня составляет совершенный особняк и, очевидно, по самому сочинению, древности позднейшей. Это можно видеть уже и потому, что она представляет целое, с началом и концом, тогда как древние песни дошли до нас только в отрывках одной великой эпопеи; к тому же в песне этой не говорится о многих обстоятельствах, известных нам из других песен и преданий. Кроме того, отношения Владимира и богатырей между собой, как видно, не те; встречаются слова эпохи позднейшей, напр‹имер›, ваша милость, как эпитет Владимира, слуги, все государевы вотчины, — слова, не встречаемые (что очень замечательно) в песнях древних. Владимир называется даже однажды царем. Тем не менее песня эта — произведение чисто народное и древнее, но только эпохи позднейшей; сверх всего этого, многие выражения, обстановка и вообще склад всей песни показывают, что это не древняя Владимировская песня с позднейшими наростами, но что она сочинена была в позднейшее время и в свою очередь имеет наросты последующего времени; язык чисто сохраняет свой древний склад и силу. Илья Муромец послужил здесь канвой, конечно, по каким-нибудь отношениям, для нового народного создания. И понятно, что какую-нибудь особую, небывалую прежде мысль народ воплотил в образе своего народного богатыря. Итак, признавая эту песню все за произведение народное, мы признаем за нею важное и великое значение. Но ее не надобно смешивать с древними песнями об Илье Муромце, как не надобно смешивать древнего и живущего до сих пор в общем народном предании Ильи Муромца с Ильей этой исключительной, но все же чисто народной и недаром сложившейся песни. Песня эта рассказывает всю повесть об Илье Муромце и поэтому говорит и о многих известных уже обстоятельствах; встречаются и выражения целиком из древнейших песен, но всему придан особый, только здесь встречающийся отпечаток; расскажем эту замечательную песню. В этой песне также Илья Муромец просит благословения у отца на дальнюю дорогу; едучи в Киев дорогой, которая залегла тридцать лет, он также сшибает стрелою Соловья с гнезда и везет его с собою. Илья Муромец приезжает к городу Кидашу и избивает облегшую город литовскую силу. Это прибавка. В песне изменена несколько встреча Ильи Муромца с сыновьями Соловья, которым Соловей не велит драться с Ильей, а поднести ему золота и серебра, но Илья не прельщается на это. Есть рассказ о дочери Соловья, которая была на Дунае перевозчицей и не хотела перевезти Илью Муромца. Сошедши с лошади и взяв повод в левую руку, Илья нарвал правой рукой дубов с кореньями, сделал мост, перешел и убил дочь Соловья. Этот рассказ тоже прибавление. Но далее, опять, так же как и древних песнях, приезжает Илья Муромец на двор княженецкий с Соловьем-разбойником, так же входит на пир князя Владимира, так же кланяется ему и на все четыре стороны… но не тот же прием встречает крестьянин Илья. Владимир говорит ему: Еще здравствуй ты, детина-шельшина (сельщина). Илья Муромец отвечает: "Я — города Мурома, села Карачарова, Илья Муромец сын Иванович: Я приехал ко вашею (й) ко милости, "Врешь ты, детина-шельшина, полыгаешьея, — отвечает ему Владимир, — издеваешься надо мною, князем". — "Иди на свой широкий двор, — говорит князю Илья, — изволь смотреть Соловья-разбойника". Князь надел богатую шубу, зарукавья и ожерелья, и повели его слуги под руки на его широкий двор. Там У Ильи конь стоит, как гора лежат; у стремени привязан Соловей-разбойник. Князь просит его посвистать по-соловьиному. Соловей отказывается. Тогда князь просит Илью, чтоб он заставил Соловья посвистать по-соловьиному. Илья исполняет просьбу князя; Соловей слушается Ильи, засвистал, забил в ладони, зашипел и заревел, тогда: Темны лесы к земле преклонилися, Князь просит Илью унять Соловья-разбойника. Илья стал унимать его по-своему, схватил за черные кудри, ударил о землю, кинул вверх выше наугольной башни и хлопнул его напоследок о сырой камень. Так погиб Соловей-разбойник. Илью повели слуги под руки, посадили его с краю стола и с краю скамьи (а не в большое место). Тогда сам Илья говорит: "Славный князь киевский и владимирский! дай мне оберучную чашу зелена вина в полтора ведра!" Несут чащу Илье; он берет одной рукой и выпивает одним духом. Ему кажется еще мало. "Дай, — говорит Илья, — еще чашу оберучную зелена вина в два ведра". Илья взял одной рукой чашу и выпил одним духом. Тут Илью маленько ошабурило, он хотел поладиться, поправиться и поломал дубовые скамьи и погнул железные сваи; а у князя было много гостей, бояре, купцы, богатыри. Илья Муромец поприжал их всех в большой угол. Князь говорит Илье: "Илья Муромец сын Иванович! Помешал ты все места да ученыя, Князь, сверх того, просит Илью: "Изволь у нас попить, поесть, изволь у нашей милости воеводой жить". Но Илья отвечает: Не хочу я у вас ни пить, ни есть, Он встал на ноги, он вынул шелковую плетку о семи хвостах с проволокой, он стал гостей поколачивать да поворачивать, бьет и сам приговаривает: На приезде гостя не употчивали, Всех до единого избил Илья, не оставил никого на семена. Еще царь-то в ту пору, да в то времечко Из последних слов видно, что Илья скрылся куда-то, и тем оканчивается о нем песня, напоминающая своим окончанием сказание о Марке-кралевиче и Фридрихе Варбаруссе. Кроме богатырей, о которых мы так подробно говорили, есть и другие богатыри того же Владимирова времени; о них говорится в "Сборнике" Кирши Данилова. Скажем и о них; но отдавать такой же подробный отчет об этих богатырях мы не считаем нужным, ибо особенности их не выдаются в тех, по крайней мере, песнях, которые дошли до нас; вероятно, все это нашли бы мы в тех песнях, которые нам неизвестны; намеки на другие песни или рассказы о богатырях встречаются и здесь. Из всех других песен "Сборника" К‹ирши› Д‹анилова› видно, как все витязи, все удалые молодцы съезжались со всех сторон "к городу Киеву, ко ласковому князю Владимиру", и не только витязи, но и бояре и купцы богатые, да и все, кого только манил Киев и князь его, Владимир Красное Солнышко. К Владимиру едет богатый Дюк Степанович, в своем серебряном куяке и панцире, в золотой кольчуге, с своими стрелами драгоценными, из которых трем стрелам цены нет. Потому тем стрелам цены не было: В ушах у каждой стрелы вставлено по драгоценному камню; подле ушей перевито аравийским золотом. Сам Дюк молод и красавец; все гости Владимира дивились, глядя на него, когда явился он среди них на пиру княженецком. В рассказе о Дюке Степановиче виден также намек: ибо Владимир, оскорбленный тем, что Дюк осудил его пировое угощенье, и приехав в его богатый дом с намерением (как можно догадываться) неприязненным, говорит Дюку: Каково про тебя сказывали — Ко Владимиру едет и Михаило-казарин, почти так же, как и Дюк, богато вооруженный: А и едет ко городу Киеву. У Владимира на пиру сидит и Поток Михайло Иванович. Послал Потока Владимир настрелять ему гусей, белых лебедей, перелетных малых уточек. Поток не пьет ни пива, ни вина, молится богу и идет вон из гридни. Скоро садится Поток на доброго коня; только его и видели, как он за ворота выехал, а там В чистом поле лишь дым столбом. Исполнил Поток просьбу Владимира, настрелял птиц и хочет уже ехать от синего моря, — вдруг видит белую лебедь; она была через перо вся золотая, головка увита красным золотом и усажена скатным жемчугом. Взял Поток лук и стрелу, натянул лук, Заскрипели полосы булатныя, И только что спустить было ему калену стрелу, как заговорила белая лебедь: "Не стреляй меня, Поток Михайло Иванович; я, может быть, пригожусь тебе". Лебедь вышла на берег и вдруг обернулась красной девицей. Поток воткнул в землю копье, взял за белые руки девицу, целует ее в уста. Красная девица согласилась выйти за него замуж, опять обернулась лебедью и полетела к Киеву. Поток, не мешкая, поскакал туда нее. Окончание этой песни напоминает известный рассказ из "Тысячи и одной ночи". На богатырской скамье, в светлой гридне Владимира, сидит и Иван, гостинный сын, хотя он, кажется, и не богатырь; он добрый и простой малый. На пиру княженецком и Иван Годинович, также не называемый богатырем; его сватает Владимир на дочери Дмитрия, богатого гостя в Чернигове. На пиру у князя и Ставр-боярин. На пиру же сидят и Авдотья, жена Блудова (Блуда), и Авдотья, жена Чесова (Чеса). Сын первой Горден Блудович тоже не в числе богатырей, но, может быть, это только по ранней молодости, потому что Горден — могучий юноша. Он заступается за мать, оскорбленную на пиру Авдотьей, Чесовой женой, перебивает всех ее девять сыновей и потом женится на ее дочери, Авдотье Чесовнчне. В Киев приходят и богомольцы, сорок калик со каликою, на пути в Ерусалим; это песня высокого достоинства и весьма замечательна. Наконец к Владимиру приезжает богатый гость, Соловей Вудимирович. Мы не говорим о нем, как и о других лицах Владимирова времени, подробно; задача нашей статьи: богатыри князя Владимира, но не весь мир его. Со временем, может быть, мы скажем о всей этой праздничной эпохе, также и о последующих, как представляются они в наших песнях. Песня о Соловье Будимировиче прекрасна; она начинается этими многозначащими словами, которые могут быть эпиграфом к русской народной поэзии: Высота ли, высота поднебесная, В этих стихах становит себе размеры русский человек, — и какие размеры! Примечания:3 Там же. 30 В первом издании "Сборника" Кирши Данилова подвигам Ильи Муромца были посвящены три песни: "Калин-царь", "Первая поездка Ильи Муромца в Киев" и "Илья ездил с Добрынею" — во втором добавлена еще одна — "О станишниках, или разбойниках". 31 Имеется в виду "Илья Муромец (народная сказка)", опубликованная в "Москвитянине", 1843, ч. 6, Ќ 11, с. 7–16. 32 Брынью в старину называли места, расположенные за Волгой севернее Костромы и Нижнего Новгорода (ныне г. Горький); следовательно, Брынские леса — глухие заволжские леса. Согласно другой точке зрения, Брынь — река южнее Калуги, впадавшая в Жиздру. Отсюда, брынские леса — глухие леса, расположенные на территории современной Калужской и Брянской областей, или просто — брянские леса. 33 Вместо: пирожныя, в издании "Сборника" К‹ирши› Д‹анилова› поставлены точки; это заменение сделано нами, ибо к крохам придается и этот эпитет {В действительности в тексте былины сказано: "Крохи говенныя" (см.: древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым. 2-е доп. изд. М., "Наука", 1977, с, 138, 297).}. 34 Ищейка, гончая собака, 35 Рустем — герой поэмы Фирдоуси А. (ок. 940-1030) "Шахнаме". |
|
||
| Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх | ||||
|
|
||||
