Э.А. Быстрицкая — Все время придумывать новое

Об Элине Быстрицкой почему-то хочется говорить исключительно в превосходной степени. И не только потому, что в ней соединились редкая по своей утонченности красота и огромный талант. Не только потому, что образы, созданные ею на экране и на сцене Малого театра, незабываемы. Дело еще в том, что Элину Быстрицкую, по свидетельству многих, в самых разных ситуациях отличала бескомпромиссность, а также независимость позиции по любому вопросу.

Беседуя с народной артисткой СССР Элиной Авраамовной Быстрицкой, главный редактор «ЭС» Александр Агеев задает своей блистательной собеседнице вопросы абсолютно из разных, порой неожиданных «сфер». И, оставаясь верной себе, Быстрицкая дает на них столь же неожиданные ответы.

— Элина Авраамовна, у Вас десятки миллионов поклонников в нашей стране, которые Вас любят и прислушиваются к Вашему мнению. Как Вы думаете, какие культурные образцы являются наиболее типичными для военного, послевоенного времени?

— В военные годы были потрясающие песни, которые завоевали огромную популярность — их не только исполняли в концертах, они, что называется, ушли в народ.

В тяжелые послевоенные годы — это замечательные актеры Николай Черкасов, Николай Симонов и, конечно, театры — Большой и Малый в Москве, где тогда работали великие мастера, которых сегодня, к сожалению, уже нет. Позже, когда начались политические разборки, стало как-то грустно. Начало перестройки для интеллигенции было временем больших надеж, их связывали сначала с именем Горбачева, а потом — Ельцина. Затем все рухнуло, развалилась страна. И вот сейчас опять появилась надежда, что выправится. Я недавно была в Украине. Вы знаете, горько и грустно, Украина — моя родина.

Война помешала мне учиться — приходилось переходить из школы в школу, потому что госпиталь, где я работала, постоянно менял дислокацию. Я была смышленая девочка, мне ставили какие-то оценки, но глубоких знаний не было. Участие в Великой Отечественной войне в составе действующей армии давало право поступления на второй курс медицинского техникума, и я окончила такой техникум в Нежине на Черниговщине.

А потом у меня появилось желание стать актрисой, и, чтобы оно осуществилось, мне пришлось преодолеть множество препятствий — и в семье были сложности. Спасибо родителям, они воспитали меня человеком, который не боится никакого труда. У меня была мечта работать в Малом театре, куда я впервые попала как зритель, когда была студенткой. И мечта сбылась — меня приняли, я стала актрисой Малого театра. Я застала еще тех мастеров, у которых можно было многому научиться.

— Чему именно?

— Вы знаете, мастерство актера — это очень сложный процесс. Нужно научиться правильно оценивать материл, выполнять задачу, поставленную режиссером, и ничего не упустить из того, что дал автор, точно мотивировать все поступки персонажа. А чем богаче мотивировки, тем интересней творчество. Я училась у настоящих мастеров, у которых были великие предшественники — в Малом театре это очень заметно. Наш театр не растерял своих традиций. У нас идет классика, а классика всегда современна. Я получаю такое наслаждение, когда выхожу на сцену! Выхожу реже, чем хотелось бы, но что делать!

— Представим себе такую ситуацию: у Вас есть полчаса на то, чтобы научить начинающего актера чему-то важному, например технике актерского мастерства. Что бы Вы ему сказали — три самых главных урока?

— Во-первых, за полчаса ничему нельзя научить, а во-вторых, я преподавала в ГИТИСе, где у меня было два выпуска, и в училище Малого театра. Это большая кропотливая работа. Чтобы передать то, что знаешь сам — что получил от своих предшественников и сумел накопить за время работы, — надо, чтобы кто-то хотел это узнать.

— А если бы Вам пришлось дать сейчас урок актерского мастерства, что бы Вы сделали?

— Прежде всего я бы попросила ученика изобразить нечто иное, не себя, скажем, какое-нибудь животное или насекомое. И сразу станет ясно, на какую отдачу можно рассчитывать, обладает ли человек даром перевоплощения, может ли он стать актером. Ведь что такое актерская профессия? Это существование одновременно в реальном и виртуальном мирах, раздвоение, которое не считается психическим заболеванием.

Мне очень нравилась преподавательская работа, было жаль, когда она закончилась. Я занималась с заочниками, с теми, кто уже играл в театре, а взять детей, которые пришли прямо из школы, не рискнула.

— Не случалось ли Вам в много раз сыгранной роли вдруг открывать новые краски, неожиданные нюансы?

— Да, появляется нечто новое, что сказывается на сиюминутном исполнении уже привычного рисунка. Вдруг возникает что-то еще, но это новое не должно испортить взаимоотношения с партнерами. Мало ли, что мне взбредет в голову, и я выйду из образа. Так нельзя. В самом начале, на первых репетициях мы договариваемся, что собой представляет тот или иной персонаж, как он воспринимается другими персонажами, вписывается в ансамбль спектакля. К примеру, я купчиха, самовластная хозяйка дома. Это установка, и, исходя из нее, ищутся способы проявления образа, мотивировки его поведения.

— А как соотносится Ваша жизнь и сыгранные роли? Ведь Вы можете сыграть все, что угодно, наверное?

— Мой диапазон действительно очень широк, и я пока не знаю его границ. Могу играть и бытовые роли, и великосветских дам. Сейчас возраст мешает играть молодых, но на радио, где меня не видят, а только слышат, я и это сделаю.

— Какими принципами Вы руководствуетесь в жизни?

— Думаю, что очень важно быть порядочным человеком, никому сознательно не делать зла.

— Как Вы думаете, за последние лет двадцать стало больше или меньше порядочных людей?

— Не знаю. У меня узкий круг общения. Это отобранные люди, но бывает, что меня и обманут, и накажут. Вот моя собачка не подозревает, что есть плохие люди — кто бы ни пришел, она счастлива и ко всем лезет целоваться. Ну и я такая же. Я довольна. А потом выясняется, что нельзя быть слишком доверчивой.

— Но ведь Вам приходится общаться с людьми и за пределами этого круга.

— Я сторонюсь тех, кто мне неприятен. Если и контактирую с такими людьми, то только по необходимости. Мне кажется, каждый человек на интуитивном уровне знает, с кем можно общаться, а с кем нельзя. Например, в профессии сколько угодно таких людей, с которыми я не могу контактировать в жизни, но на сцене обязана это делать — и все.

— Насколько мне известно, Вам довелось встречаться с Маргарет Тэтчер?

— Так получилось, что, будучи в Англии, я получила приглашение от Тэтчер и побывала у нее дома. Знаете, она меня потрясла. Маргарет Тэтчер вполне соответствует тому величественному образу, к которому мы привыкли. Эта женщина вызывает огромное уважение. Она невероятно умна. Уже тогда она очень интересовалась Украиной, подробно расспрашивала меня об этой стране. Тэтчер подарила мне фотографию — это единственный раз, когда я попросила автограф.

— Как Вы думаете, среди наших женщин появятся когда-нибудь политики такого масштаба?

— Не знаю… Думается, Екатерина Алексеевна Фурцева была очень интересной фигурой, которую недооценили. Она держала культуру — и все-таки держала хорошо.

— А что значит «хорошо держать культуру»?

— Она ценила и поддерживала людей, которые что-то умеют, — могла похвалить так, что было приятно, могла остановить, если что-то неправильно. Она обладала не только властью, но и разумом, и добрым сердцем. Она вообще была добрый человек. Это личность, которой нам не хватает. Правда, в последние годы жизни Екатерина Алексеевна болела, и это все осложняло.

— У Вас нет ощущения, что сейчас происходит своеобразный гендерный переворот, женщины все чаще лидируют?

— Я помню, раньше говорили: много девочек рождается к мирной жизни. Сегодня немало женщин в политике. Возможно, это не случайно: женщина выносливее, чем мужчина, ее основная функция — сохранение генофонда.

— Т. е. женщины таким образом компенсируют угрозу генофонду?

— Да, должны компенсировать. Если всерьез заниматься проблемой генофонда, то надо прежде всего повысить культуру быта. Из-за того что она у нас очень низкая, мы многое теряем.

Нельзя игнорировать культуру, без нее нельзя решить ни одной важной задачи, она всем движет. Культура — это носитель идеи добра.

— А что такое культурный человек?

— Есть простые заповеди, которые перешли нам от наших предков и отражены во всех конфессиях. Это основа. Как можно жить в обществе и быть свободным от общества? Значит, с обществом надо считаться. У каждого из нас задача — что-то сделать в жизни, а не просто прожечь или пропить свою жизнь.

— В чем, по-Вашему, смысл жизни?

— Вам, конечно, известна старая формула про дерево, дом и сына. А еще очень важно оставить след в своей профессии. Надо что-то оставить потомкам, тем, кто подымет это и понесет дальше, будет развивать.

— А свобода выбора есть?

— Думаю, есть. Смотря что выбирать. Осуществить мечту сложно, очень много препятствий — непонимание и даже зависть. К сожалению, я с этим иногда сталкиваюсь.

— Вы прощаете своих обидчиков?

— Я с ними не вожусь.

— Вам ведь приходилось не только перевоплощаться, играя самые разные роли, но и руководить людьми. Как надо это делать? Какие три урока управления Вы бы назвали?

— Вы знаете, я, наверное, не очень компетентна в этом вопросе.

В 1994 г. я организовала благотворительный фонд в поддержку искусства и науки. Его основной задачей была помощь учащимся государственных творческих учебных заведений (Школа-студия МХАТ, Щепкинское и Щукинское училища, ГИТИС, консерватория, ВГИК, хореографическое училище, Гнесинское училище и детская музыкальная школа при нем). Полагаю, я неправильно определила адрес поддержки. У молодых есть силы и возможность заработать на жизнь самостоятельно, а вот пожилые актеры, вышедшие на пенсию, оказываются в безвестности, в нищете и действительно нуждаются в помощи. Что касается управления людьми, то тут, я думаю, если есть хорошая идея, то люди охотно ее поддерживают.

— Это первый урок. А второй и третий?

— Второй: важно все-таки обязательно добиваться результата. Третий: надо все время придумывать что-то новое.

— Как Вы думаете, какой будет наша страна в 2017 г.?

— Мне кажется, что не только для России, но и для всей планеты очень важно решить проблему глобального потепления. К сожалению, у нас экологические проблемы все время отодвигались на второй план, а ведь сегодня это главное. Человечество сверх меры озабочено сиюминутным выигрышем, люди не тем занимаются.

Вы знаете, ведь нам, для того чтобы жить, не так много надо. Однако человек ненасытен в своем стремлении делать накопления. Я этого не понимаю.

— Кстати, о накоплениях. Сейчас деньги в нашей стране есть, а профессионалов в самых разных сферах очень мало. Что нужно сделать, чтобы они появились?

— Профессионалы не появятся вдруг, их надо вырастить. Откуда, например, взяться умельцам, если были закрыты профтехучилища? Я вам расскажу смешную историю, которая со мной произошла. Как-то я снималась в Ленинграде, а жила в Вильнюсе и на Новый год решила поехать в Вильнюс, чтобы отметить праздник с родителями. Приехала на вокзал и вижу: мой поезд уходит. Оказывается, у меня в билете было неправильно проставлено время отправления. Пришла я к начальнику вокзала и говорю: «Что мне делать?» И он посадил меня в какой-то поезд, я его называю «500 веселый». Зашла в купе, вижу, сетка для вещей разорвана. Я вынула шпильку из волос, закрепила ею сетку и положила то, что мне нужно было. Проводница это увидела и говорит: «Ого, какая мастерица! Вы не посмотрите? У нас в соседнем купе лампочка не горит». И я, не имея представления о том, как это все устроено, пошла, вставила ножик, повернула — и лампа загорелась. После того как я, совершенно ничего не понимая в физике, починила освещение, прослыла в поезде мастером, ко мне всю ночь шли люди с какими-то просьбами. Домой я приехала веселая, потому что это было смешно. Но ведь так жить нельзя.

— Везде нужны профессионалы.

— Ну а как же! Люди должны учиться. А то, что у нас сегодня есть неграмотные, — это чья заслуга?

— И чья же?

— Властей, естественно. Хорошо, что сейчас ввели обязательное полное среднее образование. Как можно было это упустить?

Я очень горевала, потому что видела, что люди не читают, не учатся, ничем не интересуются. Сегодня мы много говорим о том, что в России перестали читать. Да, перестали, потому что проще зайти в Интернет и взять оттуда какую-нибудь гадость — там и вранье, и похабщина, и все, что угодно. Я не против использования современных средств в преподавании. Свою лепту в процесс обучения могли бы внести радио и телевидение. На радио, например, была хорошая передача «Театр у микрофона». Неплохо было бы ее возобновить и транслировать замечательные произведения в исполнении больших мастеров, чтобы люди это слушали. А что у нас происходит с культурой, я вообще не понимаю. Есть министр культуры, у которого нет средств, и есть агентство, у которого средства есть, но нет власти. Это что такое? Кто будет решать вопросы?

— Если бы Вам предложили составить перечень лучших фильмов для регулярной трансляции по телевидению, что бы Вы выбрали?

— Я бы не взяла на себя такую ответственность. Все зависит от того, что люди хотят увидеть. Это вопрос вкуса. Знаю, что четыре фильма из тех, в которых я снималась, вошли в золотой фонд. Их периодически транслируют, и людям они нравятся, но называть их я не буду.

Вообще, СМИ — это мощное средство воздействия на общество.

— Вы имеете в виду положительное или отрицательное воздействие?

— И то и другое. У нас государственным телевидением владеет человек, считающий, что главное — это рейтинг. А поскольку общий культурный уровень сегодня упал, людям, которые смотрят телевизор, хочется чего-то «жареного». Мало кого интересуют новости науки или литература и искусство. Основная масса хочет послушать анекдоты, посмеяться, что-нибудь такое полуприличное посмотреть.

— Вместо Гомера — Гомера Симпсона. И кто такой Гомер, никто не знает.

— Да.

— В жизни каждого человека, наверное, есть такие моменты, которые хотелось бы переписать или, наоборот, пережить еще раз. О чем из пережитого Вы чаще всего вспоминаете?

— Я не оглядываюсь назад, многое забываю — это свойство моего организма. Что прошло, то прошло. Вспоминаю только то, что меня действительно потрясло, нечто глобальное. У меня всегда есть что-то интересное впереди, мне вообще интересно жить, интересно, что будет, чего я добьюсь, что еще смогу сделать.

— Как Вы думаете, можно ли предсказать будущее?

— Нет, нельзя. По крайней мере, я не умею предсказывать, я только знаю, чего хочу. А если я чего-то хочу, то пробую этого добиться.