17. Любящая доброта (метта)

В медитации внимательности мы не поощряем понятийный уровень ума; он ведь был там просто объектом наблюдения. Он виден там, как простой наклейщик ярлыков. Зато медитация любящей доброты действительно работает с понятийным уровнем. И это, пожалуй, самое глубокое использование данного уровня, доступное нам. Наполняя этот уровень любящей добротой, мы очищаем его.

Эта медитация пользуется понятийным, мыслительным уровнем, ориентированным на слово пространством ума, так искусно, насколько можно. Мы культивируем некоторое душевное качество. Мы могли бы культивировать любое из них, к примеру, зависть или гнев. Практика в самом деле ведет к совершенству: практика зависти или гнева усиливает повторное возникновение зависти или гнева; практика любви способствует повторному появлению любящих мыслей в уме.

В нашем случае любящая доброта культивируется благодаря признанию огненных свойств гнева и благодаря переживанию открытости, покоя, а также противоположных гневу качеств – теплоты и терпенья. Благодаря признанию областей обиды и вины, благодаря освобождению от своей оторванности от других и от собственного глубинного «я», мы посылаем сперва себе, а затем и другим чувства благожелательности, пользуясь такими словами, как: «Да буду я счастлив, да буду я свободен от страдания». Сначала эти слова могут показаться в значительной степени механичными, просто словами. Они могут к тому же задеть наши чувства никчемности: «О, это всего лишь потворство себе, это отговорки!» Когда мы впервые пытаемся обратить любовь на себя, мысль о том, что мы ее не заслуживаем, нередко весьма заметна. Рассудочный ум-«я» может выдвинуть разнообразные доводы и постараться разубедить нас в необходимости заниматься такой медитацией. Эти доводы возникают вследствие обусловленности, весьма ценной для наблюдения. Они обращают наше внимание на многое из того, что делает нас незрячими по отношению к совершенству жизни, к ее блеску. Именно этот хлам делает нас невосприимчивыми к собственной красоте и старается убедить нас в том, что мы действительно недостойны, неспособны пережить просветление, что мы – расколотые существа, которым суждено вечно оставаться на своем пути. В уме существует особый уровень, на котором такие мысли поощрялись и культивировались. Теперь мы культивируем нечто иное для их замены, и это – гораздо более мощная форма сознания, нежели отрицательные формы. Она заменит их мягкой настойчивостью и доверием.

Самокритичность и самоотрицание, столь обескураживающие вначале, подобны отвердевшему верхнему слою целины, который трудно пропахать; но когда он достаточно увлажнен, вспахан и смешан с небольшой добавкой удобрения, он становится почвой, которая дает высокий урожай. Мы учимся давать себе тепло, проявлять к себе терпенье и таким образом стать способными культивировать тепло и терпенье. Природа этих положительных свойств такова, что они естественно заменят собой менее здоровые энергии.

Один из способов постараться культивировать любящую доброту – это думать о наших собственных хороших качествах. Я работал с людьми, которые говорили: «У меня нет хороших качеств, во мне нет ничего, что было бы прекрасным».

А я говорил им: «Несомненно, должна существовать какая-то помеха, из-за которой вы чувствуете себя столь нелюбимыми и недостойными любви».

– Да, это чувство действительно ужасно – не быть способным никого полюбить, даже самого себя, хоть немножко...

– Должно быть, многие люди чувствуют то же самое.

– Чувствовать нечто подобное ужасно. Они так одиноки, так отрезаны от всех.

И тут проявляется исходящее от них невероятное сострадание к условиям человеческой жизни. Они говорят о себе с такой любовью, потому что открыли возможность позаботиться о нелюбимом, что было прежде для них недостижимо. И вот теперь они признали, что кто-то находится в нужде; вышло так, что этот «кто-то» – они сами; теперь они могут направлять благожелательность своих мыслей на то место внутри себя, которое так хочет быть целостным. Именно так следует практиковать медитацию. Мы посылаем любовь этому существу, которое так лишено любви, а затем излучаем изнутри эту энергию всем существам повсюду.

В начале этой практики, когда я чувствовал, что вовлекаюсь в процесс, – сержусь, скажем, в споре с кем-нибудь, – я посылал собеседникам любящую доброту, надеясь, что это охладит их пыл; я также думал: «Как хорошо, что я медитирую!» Но я продолжал чувствовать гнев; это было мое страдание, которому мне нужно было противостоять. Так что я и был тем субъектом, который нуждался в любящей доброте. И я узнал, что мне необходимо сначала породить любовь к самому себе, а уж потом я мог бы открыться для другого. Посылать же любящую доброту другому человеку, на которого я сердился, было ловушкой «я», которое просто увеличивало разделение между нами. Я не оказывал им никакой помощи; и у моего действия был тонкий привкус превосходства и господствования. Но когда я смог расчистить в своем сердце место для самого себя, я сумел также принять свои гнев и разочарование, не ощущая с их стороны угрозы; я мог предоставить им пространство, чтобы они исчезли. Это также давало и другому возможность открыть пространство для освобождения себя от гнева. Чтобы послать любящую доброту другому человеку, мы сначала должны находиться внутри своего сердца.

Сила любящей доброты так велика, что когда мы сосредоточенно посылаем ее к другому человеку, такие люди часто могут испытать особое чувство, словно они находятся в этот миг в спокойном месте. Здесь действует ощутимая, хотя и тонкая энергия, и ее можно направлять сознательно; во многом она подобна той участливости, которая является главным началом целительства.

По мере того, как продолжается практика культивирования открытости сердца, мы начинаем ощущать поразительную силу этой любви. И мы видим, что со всеми нашими воображаемыми никчемностью и страхами, со всеми нашими сомнениями и желаниями, трудно все время быть любящими. Но еще труднее ими не быть.