Одна только вера может сохранить человека в мире от заблуждений и козней дьявола: она одна учит нас распознавать добро и зло; ею одною мы приобщаемся предметам духовным и божественным.

В наше время верят многому тому, чему не следует верить; истинную веру христианскую считают заблуждением и ересью, а мертвые обычаи принимают за веру. Между людьми произошло разделение: одна сторона обвиняет другую в ереси, и из-за этого возникают войны и распри, убийства, сожжение людей и многие другие грехи; так что веру теперь не легко узнать, ибо вся она смердит ересью и враждою. В таких обстоятельствах разумные люди должны хранить истинную веру, которая изложена апостолами и единожды дана была богом через И. Христа, и не увлекаться теми новыми верованиями, к которым теперь побуждают людей.

Между первыми христианами апостолы установили равенство: никто не был ничем обязан друг другу, но все должны были любить друг друга и служить друг другу из любви, составляя одно тело, соединенное из многих членов, и имея главою Христа. Между ними не было правителей с языческими должностями: судей, городских советников. Хотя христиане жили под властью язычников, которым должны были платить дань, но сами не занимали языческих должностей. Так продолжалось более трехсот лет, до Константина: он первый вмешался в среду христиан с языческим господством и с чиновниками, которые приличествовали язычникам. Цель, к которой вели христиан апостолы, была гораздо возвышеннее и совершеннее, чем та, которую преследовали языческие власти, ибо составлять одно тело и руководиться одним духом божиим в целях религиозных и нравственных гораздо выше, чем соблюдать ту земную справедливость, которая поддерживается языческими властями посредством разных принудительных мер.

Суды в судилищах хотя и помогают возвращению отнятой собственности, вводят в грехи, от которых христиане не иначе могут избавиться, как отказавшись от таких судов. Христиане не должны никому причинять несправедливость и никого не обманывать, а причиненную несправедливость должны терпеливо переносить, не воздавая злом за зло.

Взаимные отношения, установленные апостолами между первыми христианами, основаны были на законе Христове, который определяет, как должно поступать с противниками веры, соблазнителями, еретиками: их нужно увещевать и обличать сначала один на один, в случае же неуспеха – при свидетелях, наконец, поведать о них церкви; если же они и церковь преслушают, то поступать с ними, как с язычниками и мытарями, т. е. не общаться с ними. В таком же смысле апостол запрещает общение с прелюбодеями и др. Такое евангельское устройство общества скорее может исправить испорченный род человеческий, чем языческое, при помощи царей земных и городских судей: при первом грешник может снова приобресть Благодать Божию, которой лишили его грехи, а при втором всем таким грешникам определена смерть.

Итак, одного закона Христова было вполне достаточно для устроения общин первых христиан, и, руководясь им одним, они преуспевали в нравственном отношении; но потом, когда примешались к ним два закона, гражданский и папский, нравственность стала падать. Это признают те, которые пишут хроники, и мы своими глазами видим, как эти два закона разрушают и умерщвляют веру и закон Божий. Поэтому мы, поздние потомки, сидя как бы под тенью этих законов, неуверенно говорим о законе Божием и управлении Божием, ибо тьма этих двух законов заслоняет очи. Поэтому, так сказать, ощупью и гадая, я задаю вопрос: достаточно ли закона Христова, без приданных к нему законов человеческих, для того чтобы основать и устроить здесь, на земном пути, вполне христианскую религию? Я отвечаю, хотя и с трепетом: да, достаточно и теперь, потому что и прежде его было достаточно для устроения христианского общества. Закон Христов не ослабляется ни от сопротивлений, которые ему оказывают, ни от множества обращенных к нему: напротив, от этого он приобрел еще большую силу, а потому его одного всегда достаточно. Далее, если его было достаточно для обращения неверующих к вере, то достаточно и для устроения в жизни и нравах, ибо последнее легче. А так как управление при помощи учения Христова лучше, чем с помощью человеческих примесей, то кто усомнится, что люди были бы совершеннее, руководясь законом Божиим, чем напояя себя, как ядом, разными примесями.

Право гражданское, или право языческих царей, имеет цель установить между людьми справедливость во всем, что касается тела человека и телесного имущества; напротив, право евангельское имеет целью духовное совершенствование людей. Так как язычники полагают свое благо только в безопасности тела и имущества, то они и держатся гражданского управления. Точно так же и те христиане, которые обратились в язычество, отвергнув Бога и его закон, и стремятся только к земным удовольствиям, к свободе и покою в мире и к телесному обогащению, те также стоят за светскую власть, которая поблажает их желаниям, а в случае опасности, угрожающей их жизни или имуществу, употребляет в дело оружие или дает возможность судом возвратить потерянную собственность. Справедливость, которую стремится водворить светская власть, необходима для самих правителей: если бы один пошел на другого и вообще делал зло другому, то и царство бы разрушилось. О других добродетелях светская власть не заботится и потому кроме несправедливости допускает всякие другие грехи.

Управление Христово устрояет человека духовно в добродетелях и приводит его к такой невинности, при которой он может угодить Богу и заслужить награду в вечности. При этом управлении человек совершенно иначе относится к телесным лишениям: не мстит за них и не ищет удовлетворения на суде, а терпеливо переносит их.

Между христианами установлено было равенство, и никто не должен был возвышать себя над другими; поэтому истинный христианин никогда не посмел бы сделаться царем над христианами. Кроме того, для христиан обязательна апостольская заповедь – друг друга тяготы носить: как же добрый христианин может решиться сам быть бременем для других, сделавшись царем?

Что царская власть есть тяжкое бремя для подданных, видно из того, что по смерти Соломона иудеи просили сына его облегчить их от работы отца его жестокой и от ярма его тяжкого, а Ровоам, посоветовавшись с такими же безумцами, каким был сам, отвечал сурово: «Перст мой будет вам тяжелее хребта отца моего». Из этого видно, что и наимудрейший Соломон своей властью был тяжким бременем для народа.

Сам Иисус Христос запретил ученикам своим возноситься друг над другом: «Цари господствуют над народами, и владеющие ими благодетелями называются. А вы не так: но кто из вас больше, будь как меньший, и начальствующий как служащий». И в Ветхом завете Гедеон отказался от предложения иудеев быть над ними царем и отвечал: «Не возобладаю аз вами, и не возобладает сын мой вами: Господь да владеет вами».

Вызвать в человеке любовь к Богу нельзя принудительными мерами: она основана на свободной воле человека и порождается словом Божиим. Если же царь будет исправлять злых людей проповедью слова Божия, то он обратится в священника и не станет прибегать к той власти, которая не иначе исправляет людей, как только вешая их.

К людям, которые присваивают языческую власть для того, чтобы ценою страданий других устраивать себе роскошную жизнь, может быть применена ветхозаветная притча о деревьях, которые обратились к маслине, смоковнице и виноградной лозе с просьбою царствовать над ними. Ни та, ни другая, ни третья не согласились, потому что должны были лишиться всего, что составляло их прелесть, и только терновник ответил: «Если вы выбрали меня царем, то войдите под мою сень, а если не хотите, то пусть выйдет из меня огонь и пожрет кедры ливанские».

Люди, обладающие дарами Благодати Божией, не променяют их на блага тела и света, на господство и повышение, зная, что все это влечет за собою жестокость, немилосердие, насилие, грабеж над своими же братьями: а терновник, острый и жестокий, смело говорит: «Так как вы меня выбрали господином, то знайте, что я ваш господин и буду властвовать над вами так, что на иных и кожа не останется целою: я им обрежу крылья, обдеру мужика, как липу». А другой еще скажет на это: «Ничего! дери с мужика: оправится, как верба у воды». Люди, живущие в роскоши, с толстым брюхом, проросшим салом, оправдывают такое отношение к простому народу.

Ни один человеческий закон не может в такой степени содействовать нравственному совершенствованию людей, как закон Божий. Закон Моисеев был хороший закон, но христианский правитель не может руководствоваться этим законом, так как он уже перенесен и заменен другим законом – законом Христовым, а закон Христов весь основан на любви к Богу и ближнему.

Вмешательство двух владык, светского и духовного, в христианскую церковь нарушило то состояние чистоты и невинности, в котором она была установлена апостолами и пребывала триста двадцать лет. И хотя многие люди считают это вмешательство полезным для веры, но этот яд никогда не был и не будет верою, а всегда останется ядом, отравляющим людей и мертвящим веру, а потому христиане должны помнить, что, соблюдая истинную веру, они не могут господствовать над другими по обычаю языческому. А между тем апостолы антихристовы считают эту светскую власть третьею частью церкви.

По учению римской церкви, светская власть основана на св. писании и прежде всего на следующем тексте: «Спрашивали его также и воины: а нам что делать? И сказал им: никого не обижайте, не клевещите и довольствуйтесь своим жалованьем» (Луки 3, 14).

Эти слова сами по себе не могли бы наточить меча христианам, дабы они могли ими проливать человеческую кровь, но великий столп церкви римской (Августин), который сильно поддерживает ее, чтобы она не пала, придал этому месту смысл острого меча между христианами. Он выражается так: «Если бы христианское учение совершенно осуждало войну, то обратившимся к Иоанну воинам скорее был бы дан спасительный совет сложить оружие и оставить воинское звание; если же он велит им быть довольными своими оброками, то воинского звания не отвергает и войну не порицает».

Второе место, на которое ссылается римская церковь, следующее: «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены» и т. д. (Римл. 13, 1 и дал.). Это главное основание, на котором утверждают светскую власть ученые, и один магистр Пражского университета сказал мне, что и я должен признавать это, а если не признаю, то буду еретиком.

Вот еще некоторые из доводов магистра в доказательство того, что закон человеческий, наказывающий людей за некоторые поступки смертью, не противоречит закону Божию: 1) заповедь «не убий» не запрещает наказание виновных смертью, ибо в таких случаях не судья убивает, а закон его к этому понуждает; 2) Бог размножает жизнь и смерть, поэтому он может и убить: Аз убию и жити сотворю: цари же поставлены Богом и потому могут так же поступать; 3) ап. Павел говорит: «Таковая творящий достойни смерти суть и небо без ума меч носит»; 4) в Евангелии: «Врагов же моих, тех, которые не хотели, чтобы я царствовал над ними, приведите сюда и избейте предо мною»; 5) Киприан по поводу ветхозаветной заповеди убивать идолопоклонников говорит, что, если такая заповедь была до пришествия Христова, тем более она должна соблюдаться по Его пришествии, как это подтверждается словами ап. Павла: «Таковая творящий достойни смерти суть».

В таком же роде толкуют заповедь «не убий» Августин и Иероним.

Так же рассуждает об этом св. Григорий и снова св. Августин. Из всех этих доводов выходит, что Бога хотят учинить двуустым так, чтобы одними устами Он говорил: не убий, а другими – убий.

Иисус теперь очень беден; не ходят больше за ним толпы народа, разве какой-нибудь отверженный и неразумный жалко тащится за ним, как муха из помой. Зато ученые очень богаты и славны в свете, много породили слуг Божиих с мечом, и весь мир взирает на них. Взглянет мудрый света на Иисуса, увидит, что он покинут всеми, облечен бедностью, терпит невзгоды, и бросит его и пойдет к ученым, что, по законам своим, целыми толпами служат Богу в церквах, на войне, при пытках, в государственных учреждениях, под позорными столбами и у виселиц. За такую широкую службу Богу и ухватится мудрый света, а за Иисусом пойдет только безумец, и свет освищет его.

Более всего противна учению Христову служба мечом потому, что вся она состоит в оплате злом за зло. Хотя и оговариваются, что меч поднимается за дело не свое, а Божье; но Бог ведает, насколько искрення эта оговорка: если бы так было, то люди, за причиненные себе обиды и несправедливости, не мстили бы: на деле же оказывается, что они не оставляют без возмездия самой легкой обиды словом, а поругание Богу допускают. Христос, напротив, заповедал любить врагов своих и платить им добром за зло. Не принятый самарянами, он не позволил апостолам низвести огонь с неба. Христос больше заботился о душах врагов своих, чем о своих временных страданиях. Если бы люди верили словам Христа и следовали его примеру, то не было бы войн на земле. И битвы, и иные убийства, и всякие враждебные посягательства на других, и всякое возмездие злом за зло происходит только оттого, что не любим врагов своих и не переносим с терпением причиняемые нам обиды.

С устройством истинно христианского общества, указанным в св. писании, меч и все деяния его, т. е. бои и всякие кровопролития, не имеют ничего общего, как противные призванию христиан и тем добродетелям, которые им приличествуют. Христиане соединены одною верою Христовой, молятся друг за друга: остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим, связаны между собою союзом любви и мира: может ли, после всего этого, какой-нибудь из давних монахов, прославленных святыми, доказать на основании веры, что у христиан должны быть бои и убийства? Христиане, воздвигающие войны и совершающие другие кровопролития, только по имени христиане и последуют язычникам, с тою только разницею, что язычники не знали бога и не имели участия в тех духовных благах, на которые имеют притязание христиане. Нельзя сравнивать бои между христианами и с боями иудейскими, ибо последние были допущены законом.

Христиане, убивающие друг друга в боях, во всяком случае лишены участия в духовных благах, обетованных Христом. Если они будут оправдываться тем, что им приходится иметь слишком много дела с светом, и потому некогда думать о высших духовных предметах и постигать их, в таком случае им можно ответить коротко: напрасно они веруют во Христа, напрасно крестятся. Если же христиане считают себя участниками в страданиях Христовых и надеются на спасение, а в то же время распинают в себе Христа, убивая друг друга, тогда их ждет наказание и проклятия большие, чем язычников.

Бои между христианами противны закону христианской любви, который возбраняет всякое враждебное посягательство на ближнего, на его тело, душу, имущество, честь, – делом или словом, а учит переносить безропотно те несправедливости, которые причиняют нам другие.

Взаимные же отношения между христианами апостол определяет так: «Не оставайтесь должными никому ничем, кроме взаимной любви» (Римл. 13, 8). В этих словах сказывается разница между делами веры и делами языческого господства: одни не могут быть другими. Поэтому и соединение язычества с христианством не могло состояться в самом начале. Вначале одни находили утешение пить кровь Христову, другие проливать кровь человеческую; теперь же и те и другие соединились в общем служении богу: пьют кровь Христову и точат кровь своих ближних.

Есть две крайности: или совершенно отвергнуть Бога и отступиться от Него, или всем сердцем прилепиться к Нему. Но людям не легко ни то, ни другое: ибо человек не так порочен, чтобы всецело отвергнуть Бога; с другой же стороны, немного найдется и таких, которые захотели бы всем сердцем прилепиться к Богу. Вера, основанная на папских законах, представляет нечто среднее между тем и другим, и на этом большинство людей успокаивается. Она предписывает различные добрые действия, лживые и мнимые, которые выражаются в разных внешних обрядах, и люди думают, что они соблюдают истинную веру, исповедая Бога одними устами и выражая свое почитание одними внешними знаками.

Петр Хельчицкий (в 15 веке)

Искусство есть человеческая деятельность, соединяющая людей в одном и том же чувстве. Если чувства эти хорошие, то деятельность искусства благотворна; и наоборот.

Всегда, во всякое время и во всяком человеческом обществе есть общее всем людям этого общества религиозное сознание того, что хорошо и что дурно, и это-то религиозное сознание и определяет достоинство чувств, передаваемых искусством.

Христианское искусство должно сделать то, чтобы чувства братства и любви к ближним, доступные теперь только лучшим людям общества, стали привычными чувствами, инстинктом всех людей. Вызывая в воображении всех людей чувства братства и любви, христианское искусство приучит людей в действительности испытывать те же чувства. Оно прокладывает в душах людей те рельсы, по которым естественно пойдут поступки людей, воспитанных таким искусством.

Сущность христианского сознания состоит в признании каждым человеком своей сыновности Богу и вытекающего из него единения людей с Богом и между собой, как и сказано в Евангелии (Иоан. 17–21), и потому содержание христианского искусства – это такие чувства, которые содействуют единению людей с Богом и между собой.

Произведениями христианского искусства могут быть только те произведения, которые соединяют всех людей без исключения, или тем, что вызывают в людях сознание одинаковости их положения по отношению к Богу и ближнему, или тем, что вызывают в людях одно и то же чувство, хотя и самое простое, но не противное христианству и свойственное всем без исключения людям.

Христианское учение так изменило идеал людей, что, как сказано в Евангелии, то, что было велико перед людьми, стало мерзостью перед Богом. Идеалом стало не величие фараона и римского императора, не красота грека или богатства Финикии, а смирение, целомудрие, сострадание, любовь.

Героем стал не богач, а нищий Лазарь; Мария Египетская не во время своей красоты, а во время своего покаяния; не приобретатели богатства, а те, которые отказываются от него, живущие не в палатах, а в катакомбах и хижинах.

Назначение искусства в наше время в том, чтобы перевести из области рассудка в область чувства истину о том, что благо людей в их единении между собою, и установить на место царствующего теперь насилия, то Царство Божие, т. е. любви, которое представляется всем нам высшею целью жизни человечества.

Разнообразие чувств, вытекающих из религиозного сознания, бесконечно, и все они новы, потому что религиозное сознание есть не что иное, как указание нового отношения человека к миру, тогда как чувства, вытекающие из желания наслаждения, не только ограничены, но давным-давно изведаны и выражены. И потому безверие высших европейских классов привело их и к самому бедному по содержанию искусству.