Глава седьмая

Пол и положение в сообществе

Кочис и Блюе показали себя в определенном смысле консерваторами. Иначе говоря, они продемонстрировали своим поведением, что принадлежат к тем видам, существование которых в свое время способствовало построению некоторых теорий. Однако изучение других видов несколько пошатнуло в настоящее время такие теории. Чтобы понять поведение собаки и лисицы, необходимо вспомнить об отдельных давно устоявшихся понятиях. Итак, Кочис и Блюе помогут нам увидеть, «какими были мы сами».

Но нужно сразу же отметить, чего Кочису не удалось сделать. Иными словами, ему не удалось спариться с собакой из-за неэффективности обмана импринтинга. Возможно, мы были близки к цели и уже надеялись на счастливый исход: однажды Кочис положил передние лапы на спину Блюе и, выбрав правильную позицию, решительно оседлал ее. Но Блюе ловко увернулась из объятий друга, не желая, как нам показалось, подчиниться тому, чей ранг в сообществе был ниже ее собственного.

И все же между собакой и лисицей действительно было взаимное половое влечение: огромный интерес) друг к другу, постоянное возбуждение и обнюхивание. Одним словом, наблюдались начальные этапы брачных игр – с вилянием хвостом, беготней и радостными соприкосновениями морда в морду. Мы даже видели классический признак податливости суки, когда она однажды остановилась как вкопанная сбоку от лисенка, а хвост ее начал заворачиваться набок. Но в самый последний момент, когда уже пришло время позволить ему сделать садку, она не выдержала, не смогла преодолеть себя. Возможно, что и он не получил от нее соответствующего импульса (стать более агрессивным или более смелым, кто знает?). Итак, оба проявили себя подлинными «консерваторами».

Поведение, которое продемонстрировала Блюе, я уже видел однажды. Причем, отказано было не самцу другого вида, а настоящему кобелю, которого пустующая сука не захотела подпустить к себе. Ф. Бич провел эксперимент, в котором снял на кинопленку поведение разных сук в момент спаривания. Свой фильм он показал на встрече этологов в Стокгольме в 1967 году, на которой мне тоже довелось присутствовать. Поставленный эксперимент явственно указывал на наличие индивидуальных предпочтений у пустующих сук. Можно было наблюдать, как на огороженную арену, на которой находилась одна из сук английской породы бигл, поочередно запускались кобели той же породы. Они сразу же принимались обхаживать невесту. В ответ она либо проявляла податливость, либо решительно отгоняла их прочь. На экране отчетливо было видно отношение различных сук к различным кобелям. И причина отказа (может быть, она была и не одна) бросалась в глаза: когда сука отказывалась спариваться, она неизменно вела себя с позиции превосходства, то есть явно давала понять, что занимает более высокую иерархическую ступень в сообществе (по крайней мере, в данный момент), нежели ее партнер.

С самого начала эксперимента Бич поставил перед собой ряд особо интересовавших его вопросов. Ему, в частности, хотелось установить, способствуют ли спариванию предыдущие контакты и взаимная симпатия, наблюдавшаяся ранее между партнерами. Безусловно, этот фактор оказался весьма существенным. Что же касается проблемы иерархического превосходства в сообществе (о чем имеется даже специальная публикация, с которой я ознакомился позже), то здесь вопрос решался несколько необычным образом. Такое превосходство Бич определял еще до наступления течки у суки, искусственно вызывая раздор между двумя собаками из-за брошенной им кости. Кто овладевал костью, тот, по мнению наблюдателя, и оказывался в господствующем положении (я здесь несколько упрощаю факты, поскольку были получены и другие данные). Однако связь между предшествующим превосходством (заранее зафиксированном на пленке) и поведением во время спаривания мне не показалась особенно четкой.

Но для меня было совершенно ясно то, что я увидел собственными глазами, а именно: любая сука, не желавшая принимать кобеля, отгоняла его от себя самым решительным образом. Могло бы такое с ней произойти, если бы она не чувствовала (хотя бы в данный момент) своего превосходства над партнером?

Хочу отметить, что в ту пору я был особенно предрасположен отмечать подобные детали и живо интересовался такого рода поведением животных, стараясь докопаться до его подлинного смысла. Как раз в те годы я занимался проблемой полового выбора и на мышах проводил наблюдения, пожалуй, аналогичные в некотором смысле. Мне удалось раздобыть целый выводок изумительных маленьких мышей линии СЗН, которые казались почти дикими. Они могли дать мне одно из альтернативных решений в вопросе о половом выборе. Кроме того, они должны были послужить мне материалом для скрещивания с другими мышами, чтобы я мог получить разнородное потомство. В целях решения этой второй задачи я спарил несколько маленьких мышей с крупными самками-альбиносами линии SWM. Время шло, а ни одна из пар, сидящих в своих ящичках, не дала приплода.

Однажды мы с моим сотрудником Паскуали суетились в нашем виварии вокруг ящиков, повторяя все ту же несложную операцию. Нам хотелось понять, каким образом происходит защита индивидуальной территории у мышей. В сложных просторных конструкциях из пластика были рассажены целые выводки мышей, на которых нам предстояло провести обставленный по всем правилам научный эксперимент. А пока мы ставили лишь ориентировочные опыты: брали «бесполезные» ящики с мышами, от которых «не было никакого толка», и пробовали подсадить туда других мышей, чтобы увидеть, что из этого могло получиться.

Действительно, какой смысл держать эти ряды ящиков, в которых по нескольку месяцев кряду бесплодно сожительствовали пары, состоящие из самцов линии C3H и самок линии SWM?

Итак, в каждый ящик мы подсаживали молодую мышь почти месячного возраста и неизменно наблюдали при этом следующую сцену. Едва мышь оказывалась в ящике, как на нее тут же злобно набрасывалась самка, а ее сожитель при этом не проявлял к подселенцу никакого интереса. Последний начинал пищать и метаться по ящику в поисках спасения, а самка продолжала гоняться за ним и кусать. Более того, дабы лишний раз подчеркнуть свое превосходство, она не только терзала его, но и делала садки на новичка. Нам с Паскуали часто приходилось наблюдать курьезные сцены, когда самка с замашками заправского самца взбиралась то на подсаженную мышь, то на своего сожителя.

Я уже отмечал, что приемы чисто сексуального характера нередко используются животными в совершенно ином контексте. Так, выставление напоказ детородных органов (что обычно используется самками как знак их согласия к спариванию) может в отдельных ситуациях означать подчинение, и к такому приему прибегают даже взрослые самцы. Аналогично этому и вскакивание друг на друга можно рассматривать как проявление превосходства. Именно так мы объяснили поведение самок линии SWM. Не исключено также, что отсутствие приплода в наших ящиках было вызвано нежеланием строптивых самок подпускать к себе робких и тщедушных самцов линии C3H, которых они, видимо, считали ниже себя по иерархическому статусу. Итак, до какого же момента подчиненность и податливость самок, готовых к спариванию (равно как превосходство и половое возбуждение самцов), проявляются параллельно или даже означают одно и то же?

На основе данных, собранных за многие годы, нам казалось, что эти аспекты в поведении животных вполне тождественны. Как уже не раз отмечалось, супружеская пара – это первая иерархическая ячейка с четко распределенными ролями, где самец господствует, а самка подчиняется ему. Такое положение существует по крайней мере в момент спаривания. Известно, что в другие моменты жизненного цикла может произойти обмен ролями. Но общее правило бесспорно и подтверждается многочисленными доказательствами. У подавляющего большинства видов само ухаживание самцов точно воспроизводит многие повадки из арсенала предбрачных поединков, ставших ритуальными, и приводит к проявлению податливости самки к спариванию, чему способствует и ее подчиненное поведение. Вот почему нам казалось, что если нет такой подчиненности, то спаривание произойти не может. Данные, полученные при изучении общения животных, лишний раз подтверждают наличие той же самой связи даже вне сугубо сексуального контекста. Связь эта такова: половое вожделение самца соответствует превосходству, а склонность самки к спариванию – подчиненности. Что же касается поведения особей, склонных к гомосексуализму, то здесь животное, проявляющее превосходство, играет роль самца, и наоборот, – независимо от того, идет ли речь о парах из самцов или самок.

Для образования супружеской пары (или, вернее, для спаривания) кажется необходимым, чтобы установилась традиционная иерархия, приводящая к фатальному превосходству самца над самкой, по крайней мере в самый ответственный момент.

Однако стали известны некоторые исключения из этого общего правила, а иные описанные в литературе случаи настолько неясны, что вконец замутили воду. Исключение составляет пятнистая гиена. У этого вида самка занимает господствующее положение по отношению к самцу даже в момент спаривания. Итак, самец может быть подчиненным и в то же время активно кроет самку (превосходящую его по положению в сообществе). Правда, пока это единственный и из ряда вон выходящий случай, но уже он свидетельствует о том, что существование двойственной связи «поведение самца соответствует превосходству» и «поведение самки соответствует подчиненности» не является чем-то неизбежным и бесспорным. Кроме того, имеется немало других весьма сомнительных случаев, которые наблюдаются, например, среди птиц из отряда голенастых и у некоторых видов аистов. Во время спаривания у этих птиц можно увидеть непринужденное чередование ролей между супругами: то он посидит немного на ней, то она на нем. А уж в повседневной жизни этих птиц и вовсе трудно разобраться. Вот отчего, как мне кажется, так опасно делать какие-либо окончательные обобщения.

В то же время другие факты воистину подрывают и заставляют пошатнуться наши привычные представления о некоторых формах поведения животных, ставших ритуалами. На сей раз наши убеждения поколебал волк – хищное животное, ставшее символом агрессивности, которая возведена в абсолют в лице этого вида. Этологи в полном замешательстве от истории, о которой поведал Поль Маренке на страницах «Джорнэл оф маммолоджи». Дело происходило на Аляске, где четыре матерых волка в естественных условиях обитания растерзали своего пятого товарища. Сам Маренке и его друзья стали очевидцами этого события, которое им удалось во всех подробностях сфотографировать и снять на кинопленку. Хотя в этой истории и была своя логика, сам факт оставляет гнетущее впечатление. А происходило все так: четыре волка гнались за пятым и, настигнув его, разорвали в клочья в считанные минуты. Что особенно поразительно, бедняга по всем правилам неоднократно подавал сигналы подчинения, но они его не спасли. А ведь волк – это ярчайший пример существа, проявляющего агрессивность только по отношению к особям других видов и остающегося покладистым и мирным в сообществе своих единоплеменников. Однако репутацией «образцового» животного он обязан прежде всего тем ученым, которые построили целую теорию о некоторых особенностях его поведения, возведенных в абсолют. А данные об отклонениях от общих правил все более накапливаются. Известно, что живущий в горах Абруццы (Центральная Италия) волк часто спаривается с собаками, давая гибридное потомство, но столь же часто он убивает и поедает их. То же самое отмечается среди других хищников. Так, гиена пожирает гиен, а лев – львов. Например, Дж.Д. Байготт описал историю шимпанзе, пожирающего молодых шимпанзе; известны случаи, когда обезьяны лангуры убивали и пожирали собственных детенышей.

Так как же относиться далее к теории сигналов подчинения и инфантильных признаков? А ведь я сам в этой книге так подробно распространялся по поводу этой теории. Неужели мы не должны ей доверять?

Возникает ощущение (по крайней мере, у меня), что некоторые слишком однозначные и казавшиеся бесспорными обобщения начинают рассыпаться как карточный домик. И мне хотелось бы поговорить на эту тему, даже если ее связь с историей Кочиса и Блюе (которые оказались как раз чересчур консервативными) почти не просматривается. Среди нынешних этологов распространено мнение, что накопление такого рода данных поможет опровергнуть некоторые слишком безупречные теоретические установки и перестроить их. Пока мы можем лишь констатировать, что наша уверенность заметно поколебалась. Это, безусловно, касается соотношений между половым поведением и положением особи в сообществе, а также (хотя и в меньшей степени) эффективности наших воззрений относительно тех проявлений агрессивности, которые, как говорят, стали ритуальными у некоторых видов животных.

Мне кажется, что я близок к истине: действительно встает вопрос о мере справедливости некоторых наших воззрений. То и дело приходится сталкиваться с исключениями вроде тех, когда в естественных условиях внезапно объявляется «ошибочный» индивидуум, не реагирующий на сигналы подчинения. Вот тогда-то у животных и возникает некий крен в сторону необщительности, что, как мы видели, может привести к кровавой развязке. Однако совершенно бесспорно, что вряд ли подобные отклонения полезны и способствуют выживанию тех или иных видов, которые, подобно волкам, живут в организованных по строгим внутренним законам сообществах. Иначе как могла бы стая совместно охотиться, если бы ее члены не были способны уживаться вместе?

Богомол обыкновенный – запрограммированный убийца.

Однако известны случаи, когда такая «ошибка» может служить определенной цели и способствовать открытию странных по своей жестокости путей эволюционного развития, в ходе которого убийство ближнего понимается как вполне нормальный естественный фактор. Вспомним самку богомола обыкновенного, которая начинает пожирать самца, прежде чем тот успеет ее оплодотворить. Другой пример весьма странной стратегии питания мы видим у морского судака: взрослые особи систематически поедают свою молодь, которая таким образом пополняет собой запасы питательной энергии производителей. Дело в том, что молодь судака питается взвешенными в воде мельчайшими беспозвоночными (планктоном), недоступными для взрослых рыб. Поедая молодь, судак получает новый источник высококалорийного питания. Следовательно, налицо еще один пример целенаправленной жестокости, которая трагически оборачивается для мальков. Часть из них, выжив, даст новое поколение взрослых особей, тогда как остальные служат лишь полезными носителями ценного питания для родителей.

Волк – убийца по ошибке.

Итак, настал момент неуверенности, когда наши взгляды уже не те, что «были ранее». А отсюда мораль, пусть даже звучащая как некоторое утешение: в конце концов нужно подготовить себя и к исключениям из правил. И пусть таковые проявляются, коли они служат дальнейшему развитию вида. А нам их надлежит изучать и объяснять, дабы полнее понять сущность окружающей нас жизни.

Конечно, если бы она была гиеной, то, возможно, подпустила бы к себе самца, занимающего подчиненное положение в сообществе. Но у собак агрессивность проявляется иначе. И в этой связи мне придется процитировать самого себя. Так, однажды я писал по этому поводу:[23]

Собаки обладают значительным зарядом агрессивности. Однако, чтобы такая агрессивность не причиняла ущерба развитию нормальных внутривидовых отношении и не препятствовала сосуществованию в сообществе, выработались определенные символические сигналы, которые почти узаконены в отношениях между животными и не допускают открытого кровопролития. Такие стычки между собаками крайне редки, поскольку с помощью особых приемов определяется победитель и побежденный, как правило, иерархические отношения устанавливаются без применения жестокости. Благодаря этому собаки могут сосуществовать, четко соблюдая отношения превосходства и подчиненности.

Различным стадиям агрессивности среди собак отвечают соответствующие формы поведения, в том числе определенные движения тела, вздыбливание шерсти, выражение морды, положение хвоста.

На основе наблюдений за поведением собак в сообществе Лоренц вывел понятие подчиненности. Сигнал подчинения часто применяется собаками, когда они находятся вместе, и потому он легко различим. Так, если животное готово продемонстрировать свою подчиненность, пусть даже после жаркой схватки, оно отворачивает голову и подставляет взявшему верх сопернику самые уязвимые места (затылок и шейную вену). Это сдерживает агрессивность победителя, который может довольствоваться лишь чисто символическим укусом. Правда, недавно толкование Лоренца было опровергнуто Шенкелем, который дает иную трактовку, рассматривая подобное поведение как инверсию ролей. И все же повернутая в сторону от соперника голова и попытка избежать прямого взгляда – все это часто является проявлением подчиненности у животного.

Когда собака сталкивается с явной агрессивностью, видя, например, что противник приближается медленным уверенным шагом и с высоко поднятым хвостом, она может при желании тут же выразить свою подчиненность, которую Шенкель называет «активной подчиненностью». В ее поведении явно заметны все признаки зависимости: круп слегка опущен, хвост поджат, уши оттянуты назад и плотно прилегают к голове. Всем своим видом подчеркивая зависимое положение, собака касается мордой носа противника, начинает часто его облизывать или нежно прижимается к нему, не прилагая при этом никакой физической силы. Иногда она поднимает переднюю лапу, чтобы коснуться ею спины противника, или же поочередно отрывает от земли то одну, то другую переднюю лапу. Одновременно она машет хвостом вправо и влево или бьет им себя по задним лапам. Затем наступает черед так называемой пассивной подчиненности, когда собака, оказавшаяся в зависимом положении, ложится чуть на бок и на спину, чтобы дать обнюхать свой живот одержавшему верх противнику. И в этом случае ее уши плотно прижаты к голове, а хвост зажат между ног. Между активной и пассивной подчиненностью можно наблюдать и некоторые переходные стадии. Например, поверженная собака вся изгибается, чуть ли не касаясь шеей земли, и лишь морда слегка приподнята вверх в попытке лизнуть победителя, который иногда рычит и берет морду поверженного в свою пасть.

Интересно отметить, что собака использует те же сигналы подчинения, когда хочет выразить преданность своему хозяину.

Вполне очевидно происхождение двух основных форм проявления подчиненности. Как это часто случается с другими сигналами, и здесь речь идет о повадках, напоминающих поведение щенят, в котором можно отметить интересные черты эволюции основного значения сигналов. Так, при активном подчинении собака явно повторяет поведение щенка, вынуждающего родителей отрыгнуть часть пищи; в момент пассивной подчиненности также наблюдаются черты поведения щенка, который послушно подставляет свой живот матери, чтобы та обнюхала его и промассажировала заднюю часть туловища. В обоих случаях поведение щенка первоначально направлено к тому, чтобы вызвать к себе родительскую нежность и заботу. Но в нем заключен и вторичный сигнал, суть которого в сдерживании агрессивности взрослых.

В ходе эволюции поведения этот вторичный сигнал обрел наибольшее значение, в то время как исходный сигнал утратил свою первоначальную роль.

Будучи лисицей, запечатленной на собаку, Кочис в некотором смысле тоже превратился в собаку, являя собой прекрасный пример подчиненности как в щенячьем возрасте, так в конце концов и во взрослом состоянии. И как мы могли видеть, именно в ходе игр у него проявилось и окончательно утвердилось положение зависимости. Если у собак во время игр постоянно происходит чередование ролей от альфы до омеги, то у Кочиса, рожденного лисицей, роль всегда была одна: он упорно оставался в положении низшего, даже и тогда, когда стал взрослым. Его зависимое положение постоянно ставилось ему на вид другими собаками из привычного для лисенка окружения. Так, два пинчера – кобель черного окраса и старая сука с коричневой подпалиной – то и дело проявляли свое превосходство, поочередно делая садки на него. И хотя это поведение из арсенала чисто сексуальных сигналов утратило в этих ситуациях свой первоначальный смысл, по моему глубокому убеждению именно оно в значительной степени способствовало тому, что Кочис потерпел с Блюе полное фиаско.

Как правило, Кочис спокойно реагировал на такие проявления превосходства, оставаясь стоять на месте с опущенными ушами. В иных случаях, когда собаки предпринимали попытки взобраться на него, он растягивался на земле, попискивая и виляя хвостом. Но не всегда такая потешная форма проявления подчиненности сдерживала агрессивность наседающих собак, и тогда покусанный лисенок убегал и прятался в укромном месте. Не раз можно было видеть, как черный пинчер мочился на поверженного лисенка, как бы подчеркивая тем самым, что он – всего лишь предмет, которым можно обладать, и потому оставлял на нем свою пахучую метку.

Итак, те различия, которые особенно наглядно выявились во время щенячьих игр между собакой и лисицей, способствовали закреплению в лисенке положения подчиненности за одним лишь исключением, которое стало правилом. Однако то, о чем я хочу рассказать, к сожалению, не имело ничего общего с половым поведением и потому не могло способствовать успеху нашего эксперимента.

Лисенок неизменно проявлял свой строптивый нрав во время кормежки. Такие взрывы непокорности можно было искусственно вызывать и изучать. В этом случае лисица ведет себя иначе, нежели собака. Собаки (а особенно – волки) наиболее приспособлены к жизни в сообществе, что проявляется и во время их кормежки, когда налицо все признаки альтруизма, а именно: отрыгивание пищи для тех, кто не участвовал в охоте. Лисица же ведет себя более эгоистично. В связи с этим привожу выдержку из дневника Барилли.

Кочис ведет себя весьма курьезно (а может быть, вполне нормально для его вида) во время приема пищи. Если Блюе преспокойно подходит к миске и ест, не обращая никакого внимания на присутствие других собак, то лисенок набрасывается на пищу, стараясь ухватить кусок побольше, и, чуть ли не давясь, бежит с полной пастью в угол и там поедает свою долю. Покончив с одной порцией, он тут же бежит за другой. Вся эта беготня сопровождается визгом, рычанием и злобным решительным отталкиванием в сторону любого возможного соперника. Кочис вел себя подобным образом по отношению ко всем собакам из своего окружения, хотя в другое время они доминировали над ним. Действительно, такое поведение вполне естественно и характерно для лисиц. Об этом еще в 1965 году писал Пауль Лейхаузен, определивший эту черту в поведении лисиц как «относительное превосходство». Относительное, разумеется, для того, кому удается завладеть куском пищи. Стоит дать корм одновременно нескольким лисицам, как доминирующее положение моментально занимает та из них, которая первой овладеет добычей – независимо от иерархических отношений в данной группе. Это странное явление представляет собой прямую противоположность тому, как поедают свой корм куры. Среди этих домашних птиц иерархические отношения очень стабильны, и поэтому содержимое кормушки склевывается поочередно каждой курицей, а сам порядок клевания доподлинно воспроизводит – от альфы до омеги – существующие отношения зависимости в стае. И такое положение мы можем рассматривать как вполне нормальное, ибо высокой степени организации жизни в сообществе соответствуют и определенные привилегии при кормежке.

Будучи лисицей, Кочис имел сильный козырь, которым мог бы прекрасно воспользоваться, чтобы занять доминирующее положение в сообществе. Но он пользовался им только при борьбе за пищу, не прибегая к нему, к сожалению, в момент возникновения полового влечения. Итак, произведенный эксперимент позволил нам увидеть многое. Нетрудно понять и причину неудачи Кочиса: лисица, как животное преимущественно моногамное, не сталкивается с серьезными проблемами брачных поединков. В естественных условиях обитания на каждую самку приходится свой самец. Возможно, что для этого вида животных (которые не отличаются склонностью к жизни в сообществе) особенно важно проявить превосходство в добывании и овладении пищей. Поэтому в эволюции лисицы главным моментом была борьба за пищу, отчего и возникло странное явление относительного превосходства. Если же по-иному взглянуть на это явление, то не исключено, что борьба за овладение пищей представляет собой единственный способ проявления агрессивности у лисиц. Так что нам придется хотя бы на время подвергнуть сомнению и проверке кажущиеся непреложными законы иерархического подчинения.

Хотелось бы сделать еще одно замечание. Дело в том, что в естественных условиях отношения превосходства и подчиненности устанавливаются среди лисят во время детских игр. Но верно и то, что воспоминание о таких отношениях полностью перечеркивается, когда лисицы становятся взрослыми и начинают вести одиночный образ жизни. Возможно, что, принудив Кочиса к жизни в сообществе и чрезмерно продлив период детских игр, мы тем самым закрепили в нем положение подчиненной особи. Что же касается Блюе, то, не будучи гиеной, она не поддалась на обман и не подпустила к себе самца, занимавшего по отношению к ней зависимое положение. В этом смысле собака оказалась настоящим «консерватором», как, впрочем, и ее прародитель волк. Б.Е. Гинзбург, посвятивший немало времени изучению волков на Аляске, не раз наблюдал, как волчица (в силу ранее установившихся взаимоотношений) могла отдавать предпочтение самцу, который занимал в стае не ахти какое положение. Но и в этом случае необходимо, чтобы самец проявлял превосходство хотя бы по отношению к данной волчице. Известно, что, когда волки еще молоды, между ними устанавливаются отношения взаимной симпатии, которые в большинстве случаев становятся определяющими даже вопреки тому, что можно было бы назвать иерархическим правом первого выбора. Кстати, уже упоминавшийся Ф. Бич наблюдал нечто подобное и во время своего эксперимента с собаками породы бигл. Но совершенно очевидно, что случай с Кочисом и Блюе не попадает в эту категорию – хотя, вне всякого сомнения, между ними установились отношения глубокой симпатии благодаря взаимному запечатлению, а также, что наиболее важно, в силу того, что они росли вместе.

Кадры, показывающие «относительное превосходство» Кочиса, только что изловившего мышь. Видно как к нему подходит Блюе, но лисенок решительно защищает свою добычу.

Итак, подойдя к финалу истории, чем же можно объяснить провал нашего эксперимента?

Ответ можно было бы сформулировать так (в качестве возможного примера привожу здесь строки из чернового варианта концовки): «Когда вновь и вновь задумываешься над проведенным экспериментом, его идея не кажется столь уж нелепой. Ведь срабатывала же она в других ситуациях, да и половое влечение можно легко закрепить с помощью импринтинга. Как бы там ни было, но сама мысль, что в результате такого спаривания могло бы родиться какое-нибудь животное, не столь уж плоха. Каких только гибридов не приходилось видеть! Я помню странных гибридов тигра и льва, утки и гуся, павлина и индюка. А однажды даже видел престранное существо, полученное в результате скрещивания курицы с перепелом. Разве нельзя было бы с таким же успехом заполучить помет премилых «личисок»?

Возможно, самое лучшее – это сделать вид, что эксперимент удался на славу, и напоследок написать: «Эксперимент на взаимное запечатление между собакой и лисицей оказался весьма поучительным. Нам удалось установить, что в результате действия импринтинга межвидовое распознание может стать неэффективным, благодаря чему между лисицей и собакой устанавливаются отношения, способные привести к спариванию. Но две специфические особенности, свойственные потенциальным супругам, сдержали дальнейшее развитие событий, которые должны были бы завершиться совокуплением. Первая особенность порождена взаимными играми, последствия которых закрепили зависимое положение у лисицы, выращенной в сообществе с собаками в неестественных для нее домашних условиях; вторая особенность состоит в том, что собака не пожелала подпустить к себе самца, оказавшегося в зависимом по отношению к ней положении в момент спаривания. Неоднократно вызываемые в лисенке проявления превосходства ни к чему не привели, ибо они имели место только в борьбе за пищу».

Может быть, такая концовка более подходит? Во всяком случае, если наши наблюдения были верны, то причина неудачи представляется нам достаточно ясной. Но мы и сами получили кое-что от занятий с Кочисом и Блюе. Нам теперь не дает покоя одна прелюбопытнейшая идея: что было бы, если бы Кочис был собакой, а Блюе – лисицей? Словом, если бы самец оказался собакой, а самка – лисицей? Может быть, тогда эксперимент удался бы, то есть сработал бы импринтинг, помогли бы детские игры, да и положение в сообществе сыграло бы свою роль?

Может быть.