12

— И как это такая крошечная собачка умудряется выжить с этакой гнусностью в горле? — говорил я себе, разглядывая огромную воспаленную левую миндалину. — Неудивительно, что песика так часто привозят в клинику с самыми разными заболеваниями. — Чаще всего — если бедняге случится раскашляться, или подавиться, или елозить по полу на заду из-за закупорки анальных желез.

Пациентом моим был чихуахуа по кличке Задира, — хворый и хилый, как вся их порода, — его мамочка то и дело носилась из дома в клинику и обратно, аж дорога горела под колесами. Едва ли не каждую неделю она привозила песика для лечения от «синдрома «закашлялся-подавился»". А теперь я решил раз и навсегда покончить с этой проблемой, удалив больные миндалины.

Сегодня тонзиллэктомия, — то есть удаление миндалин, — в глазах многих врачей-терапевтов пользуется дурной славой как «неоправданное хирургическое вмешательство». Точно так же и ветеринары, пользующие мелких животных, похоже, прибегают к этой операции уже не так часто, как три десятилетия назад. А в те времена я обнаружил, что, удалив воспаленные миндалины у Задиры, я существенно упростил жизнь его владельцу, равно как и недужному чихуахуа. Так, например, на заре моей карьеры одним из самых частых моих пациентов в графстве Чокто был «Тигрик» Тун из Пикаюна, визиты которого немногим отличались от вооруженного конфликта. Однако после того, как я удалил ему миндалины, песик больше не хворал, а я стал смотреть на жизнь куда более оптимистично.

Вообще-то тонзиллэктомия — не из тех операций, что доставляют мне удовольствие, поскольку такие пациенты неизменно миниатюрны, неуправляемы, хворы и непомерно избалованы. Проанестезировать маленькую собачку — уже испытание не из легких, ведь такие терпеть не могут, когда кто-то пытается заглянуть им в пасть или всадить иголку в извивающийся зад. Когда же пациент уснул, сама операция не то чтобы сложна, вот только работать приходится в очень узкой ротовой полости, да из пасти разит невыносимо, в силу несоблюдения зубной гигиены. Что до осложнений, больше всего я опасался кровотечения в месте удаления миндалины, и со всем тщанием останавливал кровь. А что до уз нежной привязанности, так их мамочки носились со своими лапушками-песиками больше, чем с детьми, будь у них таковые, и день проведения процедуры сулил мне почти столько же нервотрепки, сколько им. Пока шла операция, одни мамули дожидались в приемной, нетерпеливо расхаживая взад-вперед, заламывая руки и всхлипывая, пока я, себя не жалея, надрывался над их обожаемым пациентом. Другие предпочитали метаться туда-сюда, заламывать руки и рыдать дома, однако держались в курсе событий, названивая в клинику с десяти-двадцатиминутными интервалами и требуя свежих бюллетеней о самочувствии своего ненаглядного любимца. Поставьте перед нашей системой удаления миндалин и своевременного информирования семьи задачу прооперировать президента Соединенных Штатов, и мы бы справились играючи. Разумеется, закончив операцию, я мог уехать по вызову на какую-нибудь ферму и заняться не в пример более безопасным делом, скажем, вакцинацией огромного стада дикого скота, поручив семью либо Джан, либо миссис Ли, нашей приходящей по пятницам регистраторше, однако меня слегка мучила совесть: с какой стати им принимать на себя лавину тысячи вопросов и добывать бумажные салфеточки для рыдающих хозяек? Что до общения с клиентом в состоянии стресса, тут Джан не имеет себе равных: она искренна, обходительна, умеет успокоить и утешить изнывающего от тревоги страдальца, да так, что мне остается только восхищаться да завидовать. Однако когда это тяжкое для всех заинтересованных лиц испытание подходит к концу, конечный результат — здоровое животное, — с лихвой оправдывает все муки.

Я засунул в раскрытую пасть спящего чихуахуа все пальцы, сколько влезли, пытаясь сперва разглядеть, а затем и поддеть оставшуюся, явно больную миндалину, — и тут краем глаза заметил, что к окну операционной медленно подъехал пикап вроде моего, увеличил число оборотов и неспешно, дюйм за дюймом, подался вперед, пока не уперся бампером в бетонную стену клиники. Водитель нажал на гудок — и не отпускал кнопки секунд пять.

— Кого еще черт принес? — взревел я, останавливаясь на полпути, — а ведь я уже почти захватил миндалину! — дабы изничтожить ледяным взглядом того типа, что, кажется, задался целью сравнять мою клинику с землей. Некоторым людям на чужую собственность просто плевать.

— А, да это всего лишь Хэппи Дюпри, — сообщила миссис Ли. Была пятница, и Джан исполняла свои гражданские обязанности, — а может, наслаждалась нечастой возможностью сыграть с друзьями в бридж. Выпендривается, как всегда. Вы же знаете, этот дурень немножко того.

Когда житель Глубокого Юга объявляет, что некто «немножко того», это может означать, что у человека крыша самую малость с места стронулась — или что он целиком и полностью находится на иждивении других. Но чаще всего имеется в виду, что человек вроде как дурака валяет, — этакий фигляр, шут гороховый, постоянно выкидывает что-нибудь несусветное, вроде как врезается на грузовичке в дом кого-нибудь из друзей. Хэппи Дюпри и впрямь был шутник не приведи Господи!

Я погрозил ему через окно кулаком с зажатыми в нем щипцами. А тот, как ни в чем не бывало, вылез себе из машины и прошаркал к двери. Я благополучно обхватил щипцами вторую миндалину — и отсек больной орган. Из приемной доносилось светское щебетание и утрированно-возмущенные протесты по поводу последнего ветеринарного счета: это Хэппи выписывал чек на б(льшую часть искомой суммы. Хэппи отличался прескверной привычкой платить по счетам «частично, помаленьку», и никогда — полностью. Я ожидал, что он вот-вот с топотом ворвется в операционную — и тогда дружеской перепалки не миновать. Предчувствия меня не обманули. В конце концов, Лорен, Клатис, Гарри Мур и прочие мои друзья поступали ровно так же, — пока строилось здание, они не скупились на бесплатные «консультации», и теперь считали клинику в некотором роде своей собственностью. И, вопреки всему, что я твердил им насчет бесцеремонных вторжений, я всей душой радовался, что соседи заглядывают ко мне сказать «привет» и полюбопытствовать, как дела.

— Ну, как ты, Хэппи? Как жизнь, старина? — поинтересовался я.

— Да, концы с концами едва сходятся, — посетовал он. — Вот, подумал, зайду-ка да заплачу малость по идиотскому счету, что прислали мне давеча из этого заведеньица. Вечно из меня здесь денежки выколачивают: как ни зайдешь, плати, и вся недолга! Просто ни в какие ворота не лезет!

— Верно, счет и впрямь ни в какие ворота не лезет! — извинился я. — Он и вполовину не так велик, как по совести с тебя причиталось бы! Работать с коровами в твоем полуразвалившемся загоне — удовольствие ниже среднего: мне все ноги оттоптали, старые выбракованные коровы чуть меня рогами не пропороли, помощники ни к черту не годятся, и… — Я поднял голову: Хэппи неотрывно, точно в трансе, уставился на моего пациента.

— На что это ты глазеешь? — осведомился я.

— Джон, а ты знаешь, что этот пес сдох? — возгласил Хэппи, по прежнему не отрывая взгляда от сомкнутых век пациента. Ни единое слово из моей тщательно сформулированной оскорбительной речи так и не достигло его слуха.

— Да что с тобой, Хэппи? Ты разве видел когда-нибудь, чтобы подохшая собака дышала? — саркастически осведомился я. Крохотный чихуахуа глубоко, неспешно вдохнул. Будь тут его мамочка, она бы уже давно без чувств рухнула на пол, — от такого-то обмена репликами!

— Надо же, а ведь только что валялся мертвее мертвенького! — подивился Хэппи. — А чегой-то ты у него в пасти копаешься?

— Миндалины ему вырезаю. Глянь, вон больная миндалина в миске валяется. — Хэппи скосил глаза на неаппетитный ошметок и с отвращением отвернулся.

— Ты эту дрянь у вот этого самого пса вырезал?

— Верно, у этого самого. — Других собак в пределах видимости не наблюдалось.

— Ты, никак, шутишь! Тонзиллэктомия — на собаках! Я о таком и не слыхивал!

— Да я постоянно этим занимаюсь, — заверил я. — Эти маленькие собачки приезжают сюда с больным горлом, кашляют, давятся, просто как дети малые. А вырежешь миндалины — и все проблемы отпадают сами собой.

— Откуда ты знаешь, что у них горло болит?

— Видимо, потому, что я — профессионал в своем деле и получил первоклассное образование, в ходе которого был обучен распознавать симптомы заболеваний у животных. Ради этой операции ко мне приезжают аж из Пикаюна и Демополиса. — Уж я-то знал, как его уесть.

— Да уж, обучили тебя что надо. Обучили драть с людей три шкуры. Держу пари, за удаление миндалин ты берешь втридорога, нет?

— Напротив, совсем немного. Какие-то пятьдесят долларов.

— ПЯТЬДЕСЯТ ДОЛЛАРОВ! — возопил он. — Ты хочешь сказать, что эти люди готовы ехать за тридевять земель, чтобы выложить такие деньги? — Хэппи энергично затряс головой. — Да постыдился бы — отнимать у бедолаг тяжким трудом заработанное! Уж я-то денежками этак швыряться не стану!

— Доктор Дюпри, а что я, по-вашему, должен делать? Послать их куда подальше, едва они переступят порог, прося о помощи? — осведомился я, изучая зев своего пациента. — И позволь напомнить, что именно вы поощряли меня расширить мою маленькую практику, уверяя, будто владельцы собачек и кошечек сделают ради своих питомцев куда больше, чем фермеры — ради скота. Или забыл, как советовал мне одеваться попристойнее, и стетоскоп носить на шее так и эдак, и целовать приведенных на укол собачек в носик? Кто меня наставлял, как не ты?

— Ох, Док, да тебе дай палец, а ты всю руку оттяпаешь! Ты, никак, совсем спятил, счета выписывая!

— Шш-ш-ш! Шш-ш-ш! — шикнул я. — Операция эта — дело тонкое; мне нужна полнейшая тишина! — Хэппи, уже вдоволь насмотревшийся на происходящее, поспешил наружу — видать, пошел терроризировать миссис Ли, а может, покупать какое-нибудь коровье лекарство, а то и выписывать еще один чек для покрытия счета. Случаются же на свете чудеса!

— В деревнях коровы да свиньи мрут, а он тут возится с собачонкой какой-то богачки! — бушевал Хэппи, причем достаточно громко, чтобы услышал и я.

— Хэппи, а ну, брысь отсюда! — возмутилась миссис Ли. — Ишь, язык распустил! Эта собачонка для хозяев значит не меньше, чем для тебя твои коровы! — Миссис Ли жила от него по соседству и знала Хэппи как облупленного.

Хлопнула входная дверь, Хэппи забрался в грузовик и нажал на стартер. Затем оглянулся на меня и покачал головой, словно занятие мое внушало ему глубочайшее отвращение. Однако, дав задний ход и повернув направо, он высунулся в окно и заорал:

— ПРИВОЗИ ТОММИ, ДА УДОЧКУ ЗАХВАТИ, НА РЫБАЛКУ СХОДИМ!

И машина сорвалась с места. На губах Хэппи играла озорная улыбка. Я тоже усмехнулся, вспомнив, как мы с сынишкой приехали однажды по вызову к нему на ферму и как после работы, прихватив удочки, отправились на пруд. Хэппи просто из кожи вон лез, так ему хотелось, чтобы Том поймал рыбку: просто-таки готов был сам нырнуть в воду и насадить добычу ему на крючок. За всей этой грубоватой резкостью и неуживчивостью скрывалось сердце, огромное, точно арбуз; но знали о нем разве что самые близкие из друзей.

Вскорости после инцидента с Хэппи и миндалинами я отправился по вызовам на пару ферм в южной части графства. И тут миссис Ли связалась со мной по приемно-передающему радио.

— Доктор Джон, только что звонил Хэппи Дюпри; просит приехать к нему как можно скорее. Он прослышал, что вы сегодня работаете от него по соседству, и говорит, что требуется неотложная помощь, однако подробностей не сообщил. — Это показалось мне странным: обычно Хэппи пространно объяснял, что не так с больной коровой. Однако я знал: если Хэппи сказал, что дело срочное, значит, так оно и есть. И времени терять нельзя.

— О'кей, я как раз выезжаю от Бруэров. Двину сразу на север — и буду у него минут через десять-пятнадцать, — отвечал я.

Едва я вырулил на подъездную дорожку и припарковался за его грузовиком, Хэппи проворно выбежал из черного хода, неся в руках нечто, завернутое в одеяло. Поспешая ко мне, он то и дело встревоженно поглядывал на смятый тючок. Поравнявшись с грузовиком, он лихорадочно размотал ткань, явив взгляду маленького терьера: песик тяжело дышал, пускал слюни, смотрел блуждающим взглядом.

— Доктор Джон, это Глендина собачка, и бедолаге совсем худо, смущенно пролепетал Хэппи. — Гленда-то на этой неделе укатила в лагерь «Фор эйч«[9], а я пришел домой с сенокоса, пообедать значит, а собачечка-то того и гляди помрет. Не пьет, не ест, и даже щенят не покормит. Небось, наглоталась крысиного яда, там, на крылечке!

— Щенят? Ты сказал, щенят?

— Ну да, у нее четыре штуки народилось несколько дней назад. Ох, Господи, неужто мне придется малышей из бутылочки выкармливать? Помыслить страшно! Как думаешь, ее еще можно спасти?

«Ага! — подумал я про себя. — У собаки эклампсия; медленно вводим внутривенно небольшую дозу кальция — и она у нас мигом оживет! Но сперва отплачу-ка я Хэппи его же монетой!»

Собачка Гленды страдала от острой нехватки кальция, вызванной тем, что новорожденным щенятам внезапно потребовалось молоко. Причина этого недуга одна и та же у всех видов, а вот проявления разнятся. У собак зачастую поднимается высокая температура, взгляд становится безумным, пес дышит учащенно, с открытой пастью, то и дело нервно вздрагивает. Иногда первые симптомы выражены нечетко и от взгляда стороннего наблюдателя скорее всего укроются, однако прозорливый хозяин всегда поймет: с собакой что-то неладно. У слабенькой, недавно родившей собаки при сильной лактации эклампсия всегда под подозрением.

— Уж и не знаю, Хэппи, — медленно протянул я, снимая стетоскоп и в очередной раз долго и пристально изучая градусник. — У собачки высокая температура; она серьезно больна. Придется сделать анализ крови, а, может быть, свозить ее в одну из этих первоклассных клиник в Меридиане на рентген, а то и поместить пациентку в блок интенсивной терапии. Ну, то есть, если она и впрямь так много значит для тебя и твоей семьи.

— Ох, гм, ну еще бы, Док, — пробормотал он. — Вообще-то это Глендина собачка, ты ж понимаешь, так что я…

— Да, но действовать надо быстро; я боюсь, она вот-вот дух испустит. Нельзя терять ни минуты.

— И… во что мне это встанет? — слабо вопросил он.

— Ну, долларов в пятьдесят, может, чуть больше. Ты же знаешь, как баснословно дороги все эти анализы да клинические обследования! Но мы постараемся по возможности сократить расходы, — пообещал я.

— Что-то не тянет меня тащиться за тридевять земель в этот самый Меридиан! Может, ты нашу собачку к себе заберешь, да сделаешь все, что нужно? Лишь бы спасти ее, лишь бы спасти! У малютки Гленды сердце разобьется, ежели собачка помрет, особливо если из-за меня! — На лбу у него выступили капельки пота размером с полевой горох, — выступили, медленно, зигзагами покатились вниз, и затерялись в зарослях кустистых бровей. Я видел: вот теперь-то мы поменялись ролями! Пожалуй, еще до того, как я доведу урок до конца, он научится лучше понимать чувства других по отношению к четвероногим питомцам!

— Но сперва давайте-ка вернемся на веранду и вкатим ей укольчик-другой в вену на ноге, — так, на всякий случай, может, бедолаге полегче станет, предложил я. — Ты ведь ее подержишь: так, чтобы левая передняя нога ни в коем случае не дернулась? — Я вспомнил схожий сценарий из опыта прошлого года, — тогда я впервые познакомился с Карни Сэмом Дженкинсом, явившись к нему не то со светским, не то с деловым визитом. Там, в его мастерской, где Карни занимался таксидермией, равно как и доморощенной ветеринарной практикой, обнаружилась собачка, очень похожая на нынешнюю. Обе только что произвели на свет щенков, обе принадлежали маленьким девочкам. Я вспомнил, как горевала малышка, думая, что видит свою любимицу в последний раз, и как ликовала она позже, вернувшись и обнаружив, что собачке гораздо лучше и что она явно идет на поправку.

Как и прежде, я сбегал к машине за иглой, шприцем, кусочком ваты, спиртом и раствором кальция. Несколько минут спустя Хэппи уже держал лапу так, как мне требовалось. Я осторожно ввел иглу в вену и медленно впрыснул раствор в кровь. Хэппи вел себя тихо, как мышь, однако я слышал его учащенное дыхание, да время от времени со лба его срывалась капля испарины прямо мне на руку, сжимавшую шприц. Я знал, что Хэппи пристально наблюдает за каждым движением и меня, и пациентки.

— А теперь посадим-ка ее к щенкам и через десять минут поглядим, не попьет ли она водички, — распорядился я, извлекая иглу из вены и слегка массируя место укола. Пока Хэппи возился с ящиком со щенятами, поставленным в углу веранды, я отнес шприц и иголку назад к грузовику и задержался там на несколько минут, выжидая, чтобы истек мною же назначенный срок. Я заглянул в колодезный домик, ополоснул руки, постоял у загона, где Хэппи держал свою свору дирхаундов, отпустил в их адрес шутку-другую. Наконец, я неспешно возвратился к дому и поднялся на веранду. Хэппи ронял кастрюли, наливал воду, наталкивался на стулья и кресла, — однако никто из нас так и не проронил ни слова. Неловкая пауза затянулась. Наконец, Хэппи нарушил тишину, продемонстрировав завидную наблюдательность:

— А ведь она почитай что и оклемалась, Док. Уже так не нервничает, заметил он. — А тебе как кажется?

— Налей-ка ей в чашку колодезной водички, посмотрим, как у нее с языком: работает ли? — предложил я. Хэппи только того и ждал: сей же миг он водрузил чашку перед нашей пациенткой. Та сейчас же принялась лакать, вскорости осушила емкость и принялась вылизывать края, ища добавки.

— Да ей и впрямь гораздо лучше, — отметил я. — Просто не узнать собаченцию!

— Значит, ей теперь все эти дорогущие рентгены да анализы не понадобятся? — спросил он.

— Думаю, нет, — отвечал я. — Слушай, Хэппи, я же просто проучить тебя хотел. Помнишь, пришел ты ко мне в клинику, а я как раз удалял миндалины? То-то задал ты мне жару: издеваться вздумал над старушкой, у которой в целом мире никого, кроме этой собачки, и нету! Ну, что, доказал я, что даже старый грубиян и упрямец вроде тебя не может не испытывать сочувствия к беспомощному созданию, даже если это комнатная собачонка!

— Надо думать, ты прав. Сам знаешь, я насчет этих миндалин просто шутил. Но, пожалуйста, уж будь так добр, не говори никому, что я согласился потратить пятьдесят долларов на собаку, которая охотится разве что за печенюшкой!

Когда люди принимают на себя почетную ответственность за живое существо, будь то домашний любимец, вьючное животное, рабочий скот, своего рода забава или потенциальный источник пищи, они обязаны заботиться о здоровье своих питомцев. Слишком многие злоупотребляют этой привилегией, и конечный результат зачастую оборачивается низкой работоспособностью и неоправданными страданиями. Пусть мой приятель Хэппи Дюпри и молол языком насчет того, что ветеринар, дескать, зря время тратит, пользуя комнатных собачонок, но, едва беда затронула его самого, он захотел, чтобы любимице его семьи оказали помощь тут же, безотлагательно.

С животными следует обращаться уважительно, — так, как они того и заслуживают, и не только потому, что они — тоже живые создания, но и в благодарность за то, сколь многим мы им обязаны. Братья наши меньшие дают нам пищу, стерегут нашу собственность, щедро дарят свою любовь, становятся неизменными нашими спутниками. Они — больше чем просто домашний скот; они своего рода инвестиция в нашу эмоциональную жизнь, и, чтобы получать желаемую прибыль, нужно непрестанно обеспечивать им должный уход. Тем, кто не заботится о нуждах своих питомцев, нужно вовсе запретить их держать.

Примечания:

9

4-H («Фор эйч») — программа по оказанию помощи сельской молодежи в овладении полезными сельскохозяйственными навыками и специальностями; финансируется правительством.