11

Джан решила, что у нас с Джози Рейни очень много общего. Создавалось впечатление, будто через дом наш проходит бесконечная череда кошек. Эти существа просто-напросто выныривали из кустов и поселялись под нашим кровом — без приглашения и даже без предварительной заявки. Возможно, люди выкидывают их на дорогу, искренне веря, что представитель кошачьего племени достаточно изобретателен, чтобы выжить самостоятельно, но я считаю, такие личности просто-напросто лишены элементарного сострадания к животным и не задумываются об их участи. Им и в голову не приходит, что на котенка могут напасть одичавшие собаки или лисы, что его может сбить машина, наконец, что он просто умрет с голоду, поскольку еще не научился охотиться. Жестоко так поступать с беспомощным малышом.

Держу пари, за долгие годы мы приютили по меньшей мере с полдюжины котов и кошек, и радовались им, как членам семьи. Достаточно назвать лишь нескольких: Д.К. (сокращенно от Другая Кошка), Ворчун, Снежок и Джей-Джей, и это — впридачу к Брысю, приехавшему вместе с нами в Чокто.

Потому я ничуточки не удивился, когда вскорости после инцидента с Дьяволом к нашему семейству прибавился еще один кот. Дело было в четверг вечером, я возвращался домой с ярмарки-продажи, когда Джан связалась со мной по приемно-передающему радио.

— У Джеймса Кларка корова не на шутку расхворалась; он спрашивал, не заедешь ли ты к нему по дороге из Ливингстона, — сообщила она. — Она будет в красном коровнике.

Было уже поздновато, — «сумрачно-сумеречно», как говорят у нас на Юге, — когда я притормозил у красного коровника. В это время суток слышишь неумолчное гудение цикад, то нарастающее, то угасающее, — эти так называемые «июльские мухи» густо облепили толстые древесные стволы. Тогда же летучие мыши покидают свои дневные убежища и бесцельно порхают в полумраке, едва не врезаясь в неодушевленные предметы, но в последний момент резко меняя направление, — благодаря исключительно развитой «встроенной» системе радиолокации. Некоторые мои друзья называют эту пору «час козодоя»; в провинции это — оазис покоя и мира, когда усаживаешься на парадное крыльцо вместе с близкими и лущишь каролингские бобы, избавляясь от того, что сейчас называется «стрессом».

Во владениях Кларка все словно вымерло, — разве что дирхаунды лаяли, да изредка откуда-то из-за пределов коровника доносилось мычание коровы или ржание лошади. Вокруг царили тишина и согласие. Но, заглянув в хлев, я сразу понял, зачем меня вызвали. Семисотфунтовая чалая телочка шортгорнской породы стояла в странной позе, держа голову горизонтально и упираясь ею в угол, и жадно хватала воздух пастью. Благодаря лампочке в сто ватт над головой, я видел, как вздымается ее грудь, как тяжело и хрипло бедняжка дышит. В глазах ее застыла тревога. Когда я прикоснулся к ее груди стетоскопом, телка и не подумала сопротивляться.

Как и следовало ожидать, в грудной клетке прослушивалась настоящая какофония скрипов, скрежетов, хрипов и трескотни, — показатель серьезной инфекции легких и воспаления плевры, — оболочки, выстилающей полость изнутри. Дальнейший осмотр выявил температуру 104.5, среднюю степень обезвоживания и дисфункцию рубца. Корова, — вне всякого сомнения, недавнее приобретение, — страдала недугом под названием «транспортная лихорадка», приводящим к бронхопневмонии. Прогноз был неутешителен.

Шортгорнов Кларки не держали; так что я предположил, что эта корова доставлена на ферму не так давно, и задумался, не было ли вместе с нею и других. Если так, все они рискуют заболеть, равно как и местный скот. Я мог поклясться, что Джеймсу подвернулась выгодная сделка, он не устоял перед искушением, — и теперь его ждут крупные неприятности. Эта телочка одной ногой уже в гробу, и я не сомневался, что те же симптомы уже проявились и у других голов. Учитывая серьезность ситуации, я решил пройтись по владениям и отыскать кого-нибудь из хозяев.

В наши дни транспортная лихорадка классифицируется как респираторное заболевание крупного рогатого скота. Она по-прежнему очень заразна и зачастую поражает «коров-туристов». Это — скот, прошедший через аукцион или даже несколько аукционов за небольшой промежуток времени, и почти или совсем не обладающий иммунитетом против вирусов и бактерий, вызывающих болезнь. Впридачу животные находятся в состоянии стресса, поскольку их должны образом не кормили и не поили, зато возили туда-сюда в двухъярусных трейлерах куда чаще, нежели это предписано матушкой-Природой.

Обходя коровник кругом, я услышал слабое попискивание котенка, а затем — детский смех. Звуки доносились из углового стойла. Заглянув туда, я обнаружил двух маленьких негодяев, на вид лет около восьми или десяти, что мучили крошечного серого полосатика, тыкая в него палками и обстреливая из водяных пистолетов.

— И что это вы затеяли, друзья мои? — словно со стороны услышал я собственный голос. Эти же самые слова этим же самым тоном произнес много лет назад директор моей начальной школы, — здоровый дядька ростом шесть футов и четыре дюйма, — застав нас в разгар потасовки на манер не то волейбольных, не то футбольных «разборок». Было нас человек десять. Он тогда здорово всыпал нам по тылам своей сосновой тростью, — той самой, с просверленными дырочками.

Как мне сейчас не хватало этой трости, равно как и силы духа опробовать ее на негодных пацанах! Впрочем, нескольких крепких слов хватило, чтобы обратить их в бегство и освободить измученного котеночка от мучителей. Он был весь мокрый, шерстка свалялась, и в довершение бедняга явно умирал с голоду. С виду малышу было не больше трех недель от роду.

Вернувшись в пикап, я растер его полотенцем и соорудил ему уютное ложе на пассажирском сиденье. Бедняга явно пережил тяжкое душевное потрясение, но физически был в неплохом состоянии, — если не считать жуткой худобы. Я погладил его пару раз, ласково заговорил с ним, — и малыш по-кошачьи изогнул хвост и замурлыкал.

Ярдах в пятидесяти от хлева я заметил небольшой сторожевой домик, видимо, жилище одного из наемных работников с Кларковой лесопилки. Я зашагал туда, надеясь раздобыть нужные сведения. Поднявшись на шаткое крыльцо, я почувствовал по-домашнему чудесный аромат деревенской ветчины, картошки, поджаренной в топленом жире, и печений «кошачьи мордочки», и на мгновение устыдился, что отрываю людей от ужина. Сквозь открытую дверь я видел, как глава семьи поднялся от стола и направился к выходу. Узнал я и одного из давешних хулиганов: пацаненок то и дело настороженно зыркал украдкой в мою сторону. Разумеется, маленький негодяй решил, что я пришел наябедничать на него отцу. Я зловеще воззрился на него, тот резко дернул головой — и сосредоточенно занялся печеньями с подливкой.

— Простите, что побеспокоил. Вы не видели тут поблизости Джеймса или Гнуса?

— Не, сэр, они вот только что укатили. Дружочек вроде бы поминал, что они в «Рыбный садок» едут, — отвечал мой собеседник. Лишь много лет спустя я узнал, что «Дружочка» зовут совсем иначе. Надо сказать, что для своего возраста и он тоже казался очень взрослым.

— Видите ли, тут у них в хлеву корова, она серьезно расхворалась и, возможно, к утру умрет. Я хотел бы знать, как насчет остальных? Может, еще какая-нибудь выглядит больной да вялой? Наверное, Джеймс их совсем недавно купил? Не припомню, чтобы видел здесь чалых, — сказал я.

— Верно, сэр, Гнус привез их пару дней назад на здоровенном грузовике. Остальные там, на пастбище, за домом.

— Я полечу эту корову, да только не верю, что ее удастся спасти. Если увидите Джеймса, пусть мне свистнет. Я — доктор Маккормак, здешний ветеринар.

— Да, сэр. Это ведь вы прошлой осенью вытащили кусок проволоки из бычачьего брюха?

— Ага, вот в этом самом хлеву.

— Ну, надо же! Вот уж не думал, что быка можно вот этак распотрошить, да чтобы он еще и выжил. Хотел бы я, чтобы кто-нибудь из моих мальчиков это дело освоил, — гордо объявил он. — А что им для этого понадобится?

— Скажите им так: первое, что им потребуется — это уважение к животным. Нельзя их мучить, — назидательно изрек я. Мальчишка снова вытянул шею, стараясь ничего не упустить, я обернулся к нему — и неслух снова отпрянул.

— Непременно скажу. И передам Джеймсу, что вы здесь, как только они вернулся из «Садка».

Я знал, что произойдет это нескоро. «Рыбный садок» мистера Изелла на берегу реки Томбигби, — вне сомнения, самый примечательный ресторан здешних мест, — славился жареной зубаткой и гарнирами. Декорирован он был в подобающем деревенском стиле: по стенам висели оленьи головы, изображения гигантских гремучих змей и украшенные автографами фотографии знаменитых и умеренно знаменитых личностей, что наведывались сюда откушать зубатки. Мистер Изелл отличался изрядной деловой хваткой; умел предвосхищать спрос и изыскивать способы расширить бизнес. Он одним из первых поставил разведение зубатки на широкую ногу, чтобы обеспечить бесперебойную поставку для своих ресторанов и продавать излишки за пределы области. Мы время от времени ужинали в «Рыбном садке», — Том с Лайзой обожали сидеть на крылечке, глядя на реку и надеясь, что мимо проплывает пароход и поприветствует посетителей мощным гудком.

Все эти рассуждения насчет зубатки и ароматы из кухни напомнили мне, что я за весь день так ни разу толком и не посидел за столом. Съеденный в дороге скудный завтрак, состоящий из кофе и пары пончиков, переварился задолго до того как я к полудню приехал на ярмарку-продажу. «Доктор Пеппер» и пирог «Лунный» тоже растаяли бесследно где-то около четырех. Я очень люблю работать с животными и выезжать на фермы по вызовам в любой час дня и ночи, но когда я вижу семью, собравшуюся за ужином под кровом родного дома, я порою тоскую по роду занятий чуть более традиционному, — так, чтобы и я мог вовремя усаживаться за стол со своими близкими и разделять с ними вкусную трапезу.

Котенок крепко спал, свернувшись клубочком на сиденье грузовика. Я извлек намордник и черный чемоданчик и поспешил назад к своей пациентке. Корова так и не стронулась с места. Как и прежде, сопротивляться она и не думала. Я закрепил повод, выбрал иглу номер шестнадцать и медленно ввел тройной раствор сульфаниламида в яремную вену. Что за дилемма! Без должного лечения корова неминуемо умрет, но она так слаба, что слишком сильная доза лекарства тоже может убить ее. Еще двадцать минут спустя я уже ехал домой, уповая на лучшее, но ничего доброго для чалой телки не ожидая.

— База, я Мобил, — проговорил я в приемно-передающее радио.

— Слушаю, Мобил-1, — несколько секунд спустя откликнулась Джан. По радио она всегда изъяснялась до крайности официально, прямо как в сериале «Дорожный патруль».

— Вызовы есть? — Я всегда ценил краткость.

— Никак нет, Мобил-1. Приезжай. Ужин в духовке.

— База, а у меня для тебя сюрприз. Везу с собой.

— Ох, нет, Джон, только не очередной котенок! У меня и без того дел невпроворот, чтобы выпаивать из бутылочки еще одного! — И как она догадалась? Конечно, Джан всегда это говорила, однако кто, как не она, обычно подбирала котят на дороге или разрешала людям приносить бездомных кошек в клинику! «Уж для этого-то мы дом всегда подыщем», — неизменно объявляла она. Жаль, что у нас некогда недостало прозорливости открыть кошачий приют!

На следующее утро, — Джан как раз кормила новообретенного котенка теплым молоком из пипетки, — явился Джеймс Кларк с известиями о злосчастной корове. Как я и ожидал, новости он принес не то чтобы хорошие. Скажем прямо: очень и очень плохие.

— Док, я так думаю, вас стоит к нам еще разок заехать нынче утречком, — протянул Джеймс. — Вы оставили визитку на той, что в хлеву, и она еще трепыхается, да только будь я проклят, если понимаю, как вам удалось убить тех, что лежат на пастбище. — Даже перед лицом подобного несчастья Джеймс сохранил чувство юмора и не упустил возможности добродушно подшутить над своим ветеринаром. «Визитка», надо же такое выдумать!

Я по-быстрому произвел вскрытие и установил, что обе умершие коровы страдали острой бронхопневмонией; вне всякого сомнения, она-то и послужила причиной смерти. Джеймс приобрел двадцать пять голов шортгорнской породы у соседа, живущего в миле или около того, и животные, разумеется, не были вакцинированы против заболеваний, распространенных среди рогатого скота в нашей области. Три мертвых коровы из двадцати пяти — да тут любой встревожится, не говоря уже о новом владельце!

— Гнус говорил мне, что, дескать, опасно привозить на ферму скот, не прошедший вакцинацию, — сетовал он. — Да только я думал, это все пустопорожняя болтовня всяких там БФА-шек[8]. Я и не знал, что коровам надо делать прививки, вроде как детям малым!

— А вот если бы вы мне позвонили, как, собственно, и следовало поступить, я бы подтвердил, что ваш четырнадцатилетний сын абсолютно прав, — отвечал я. — Вы только вообразите себе, сколько проблем с заразными заболеваниями возникло бы, если бы вы отправляли детей в школу, не сделав загодя все необходимые прививки! В случае с коровами я принципиальной разницы не вижу, а вы?

— Как скажете, сэр Доктор, — саркастически отозвался он. — Так что, ежели я вам что должен, вышлите счет. А от школьных лекций, попрошу вас, увольте. — Многие мои клиенты говорили в точности то же самое.

— А как же с остальными коровами? — воскликнул я. — Вам необходимо собрать их всех в загон, проверить, нет ли больных и сделать необходимые прививки.

Джеймс уселся на пенек, качая головой и недовольно ворча себе под нос.

— Чтоб глаза мои не видели этого стада, чтоб мне про него и не слышать! — возвещал он всему миру. — Эта сделка, да плюс расходы на ветеринара, еще встанут мне в изрядную сумму!

Мистер Кларк и впрямь потерял еще пару коров, а на лечение заболевших мы потратили немало времени и денег. Как ни странно, моя первая пациентка выжила, да только былое здоровье к ней так и не вернулось, — возможно, потому, что пострадала изрядная часть легочной ткани. В какой-то момент Джеймс предложил:

— Послушайте, Док, а забирайте-ка в счет уплаты тех, что еще живы, э? На этой сделке наживаетесь почитай что только вы.

— Джеймс, я бы с превеликой охотой, да только вы же знаете, у меня на заднем дворике пастбище не то чтобы разобьешь. Кстати, я давеча забрал у вас из хлева больного котеночка, так что вычту-ка я стоимость кошки из вашего счета за месяц, — скажем, доллара четыре. Ну как, справедливо оно будет? — И впервые за все то время, что я его знал, Джеймс не нашелся, что сказать. Я видел: ему отчаянно хочется объявить мне, будто эта кошка чистокровная что-то там, а сводный брат ее папочки выиграл главный приз на выставке Ассоциации Любителей Кошек города Сельма или еще какого-нибудь общепризнанного кошачьего клуба, — да только сердце его к тому не лежало. Видать, сделка, отмеченная печатью коровьей пневмонии, временно приглушила его врожденное чувство юмора.

А новообретенный котенок, окруженный заботой Джан, просто-таки процветал и благоденствовал. После нескольких дней кормления из пипетки он освоил кукольную бутылочку, а затем научился лакать молоко и детское питание «паблем» прямо из блюдечка. Наш питомец быстро рос и типично по-котячьи радовался жизни, однако пробудилась в нем и некоторая злобность: не раз случалось ему цапнуть ближнего своего без видимой причины. Эту дурную привычку нам так и не удалось искоренить.

Еще на заре своей жизни бедняга едва не утратил все свои девять жизней, — и не удивительно: с ним вечно что-нибудь случалось. Про таких говорят: не кот, а тридцать три несчастья. Боксер Джерри Томпсона ухватил его «за грудки» и зашвырнул на навес для автомобилей. Заслышав шум, Джан вскарабкалась по приставной лестнице, подхватила котенка, завернула его в одеяло и помчалась в клинику, где благодаря нашим лихорадочным реанимационным усилиям пострадавшего удалось-таки откачать. Впрочем, может, он остался в живых по чистой злобности. Тогда-то мы и назвали его Манникс, — уж больно крепкий орешек оказался!

Создавалось впечатление, что в жизни Манникса кризисы следуют один за другим. Бедолага последовательно сломал себе хвост, был покусан мокасиновой змеей, вывихнул бедро и поранил роговицу.

Позже наш питомец обнаружил, что на двигателе только что припаркованной машины очень тепло и удобно отдыхать и размышлять о вечном. Джан, отправившись однажды утром в бакалейную лавку, понятия не имела, что котенок задремал на ремне вентилятора. По прибытии, однако, она сразу же поняла, что вопли, доносящиеся из-под капота, издает либо заевший стабилизатор напряжения, либо очень недовольная жизнью кошка. Естественно, Джан предположила, что это — наш незадачливый котенок, однако капот приподнимать не рискнула, опасаясь увидеть внутри кровавое месиво.

Слегка разнервничавшись, Джан замахала рукою проезжающему пикапу, взывая о помощи. Когда они с водителем осторожно приподняли капот, обезумевший кот пулей вылетел наружу, взметнув за собою целый шлейф шерсти, кожи, пыли и дыма. И проворно нырнул под разбитую машину, водруженную на штабель бетонных плит.

В результате долгих нежных уговоров и подкупа ломтиком болонской копченой колбасы, Джан выманила-таки ошарашенного котеночка из укрытия. Пришлось в очередной раз спешно сгонять в клинику; там все его раны (ни одна не оказалась серьезной) уврачевали должным образом, и звереныш быстро пошел на поправку. То, что Манникс пережил ремень вентилятора, все мы сочли чудом Господним.

После всех его злоключений мы решили, что нашего питомца не иначе как сглазили. И переименовали его в Сглаза.

Несмотря на все его травмы и злоключения, Сглазу удалось-таки повзрослеть. Причем этакого сторожевого кота я в жизни своей не встречал. Он воспринимал «в штыки» всех чужаков и все чужие машины, въезжающие на его территорию. Кот придирчиво досматривал каждого визитера, обнюхивал машину, вскакивал на капот и оставлял отпечатки грязных лап на ветровом стекле, крыше и багажнике. Если окно было оставлено открытым, он принимался прыгать по сиденьям, изучать машину изнутри и пробовать на зуб все съестное. Больше всего Сглаз любил крекеры. Обнаружив лакомство в машине, он разрывал пачку, понемногу откусывал от каждого, а остатки ломал и рассыпал по коврику как можно обильнее, так, чтобы максимально усложнить процесс чистки.

Меня всегда изумляло, как он умудряется издалека распознать шум моего пикапа, когда я возвращаюсь домой поздно ночью. Кот обычно встречал меня на подъездной дорожке. Единственный здоровый глаз его отражал свет фар, точно в зеркале. Верностью и преданностью Сглаз потягался бы с хорошей собакой.

Сглаз прожил с нами двадцать два года, прежде чем организм его окончательно износился. Мускулы на ногах постепенно атрофировались до такой степени, что остались лишь кожа да кости. Зубы сточились до десен, и каждая трапеза становилась такой непростой задачей, что зверь наш целиком и полностью перешел на пюре. Час его близился, и все мы это знали.

Мы похоронили его на заднем дворе, а в изголовье поставили большой камень. Молодчага он был, что и говорить! Все мы усвоили немало ценных уроков благодаря дружищу Сглазу, — вот так же я много лет назад немало всего перенял у одного старого мула. Верность, постоянство, упорство, сила воли, — и много чего другого… Возможно, мы не всегда готовы это признать, однако мы вполне можем учиться у братьев наших меньших — и учимся вовсю!

Работа с представителями животного царства постоянно предоставляет ветеринару возможность наблюдать жизнь и смерть совсем близко, с изрядной степенью личной вовлеченности. Иногда, принимая трудные роды, мы радуемся и ликуем вместе с владельцем животного, когда новорожденный теленок делает первый вдох. А позже изумленно наблюдаем, как он встает на ножки, принимается сосать маму, а та гордо вылизывает отпрыска шершавым языком. А час спустя, возможно, гуманности ради усыпляем старого пса и как можем, утешаем и поддерживаем опечаленных хозяев. Скажем, на ферме у Кларка скоропостижная смерть настигла коров, а тощенький котенок на грани гибели был спасен и прожил до глубокой старости. Наблюдая Природу за работой и время от времени вмешиваясь в происходящее и по возможности помогая ей, кто бы из нас не научился смирению!

Примечания:

8

БФА (сокр.) — ассоциация «Будущие фермеры Америки».