Арина

Как-то случайно и без всякого повода (без повода – это значит, что никто не заболел) у меня в доме собралась бультерьерская компания. Это опять-таки не значит, что моими гостями стала свора бультерьеров. Любителям этой породы даже в страшном сне не приснится подобное сборище. Плачевен был бы результат для всех, начиная от самих собак, квартиры, мебели, кончая несчастными владельцами. Меньше всех пострадали бы владельцы, хотя бы потому, что собаки этой грозной породы, по счастью, не имеют намерений испытывать силу своих челюстей на людях. Нет! Бойцовые собаки – это бойцовые собаки, и нет ничего хуже навязывать им общество себе подобных. А с людьми их отношения – совсем другая песня.

Мы – это компания старых любителей этой милейшей породы. И, как обычно бывает в таких случаях, до кофе, во время кофе и после него разговор крутился вокруг предмета нашей общей страсти, постепенно уходя в область воспоминаний…

И то сказать, прошло двадцать лет с тех пор, как первые представители этой породы появились на улицах, в домах и в наших душах. А большинство из собравшихся стояли у истоков.

Мы уютно расположились на кухне, обычном в то время месте для душещипательных бесед, с чашками и с сигаретами… Почти сразу же последовал ставший уже ритуальным вопрос:

– А почему на доме до сих пор нет мемориальной доски?

– Всему свое время! Доживем когда-нибудь и до этого! – привычно заулыбалась я, потому что приятно, приятно, что помнят. Помню и я…

Как-то так повелось, что точка отсчета начала бультерьерской истории в Советском Союзе имеет очень конкретную дату – день рождения первого щенка от привезенных из-за границы родителей. А это знаменательное событие состоялось, если можно так сказать, в феврале 1981 года, почти на День Советской Армии. Оригинальное совпадение, правда?

Итак, предстояли роды! А что такое первые роды у стареющей собаки, да еще не известной своими особенностями породы? Собака-то была моя, но легче от этого отнюдь не было. По мере приближения ожидаемого события мои нервы начали потихоньку вибрировать. И достигли пика, которого я подсознательно боялась. Теперь я точно знаю, что нет ничего хуже, когда эмоции начинают брать верх над профессионализмом! У меня много друзей среди медиков, и я с раскаянием вспоминала их рассказы о похожих ситуациях при лечении своих родственников. Какая же я была дура, когда снисходительно подтрунивала над врачами, думая, что истории нарочно приукрашиваются для красного словца! И вот настал день возмездия, которое я заслужила…

Но и этого было мало, потому что с Аришей я предстояла в трех лицах одновременно: ветеринарный врач, кинолог-племенник и хозяйка. Так что эмоций получалось в три раза больше, и поделом мне!

Невозмутимая, покрытая боевыми шрамами, морда Арины не раз вопросительно останавливала на мне взгляд. Собака чувствовала, что хозяйку что-то тревожит, и она ненавязчиво пыталась мне показать, что она рядом и все понимает. Аришка немолода, и я очень волновалась и не раз по мере приближения родов про себя взвывала: «Самой рожать гораздо легче!» Ровно через минуту я осознавала свое лицемерие, от этого становилось еще хуже. Дальше во мне просыпался кинолог, который менторским и сухим тоном возобновлял увещевания о том, что именно потому, что собака немолода, надо обязательно получить от нее потомство. А щенки нужны, тем более что порода интересная, ну и так далее. Ветеринарный врач во мне тоже не безмолвствовал и, похоже, был наиболее объективен: что трепать нервы раньше времени, вот начнутся роды, и все сразу станет ясно…

Приблизительно в таком состоянии, раздираемая противоречивыми мыслями, я пребывала в ожидании давно просчитанных сроков. Ох, господи, ну хоть бы скорее все кончилось или хотя бы – началось!

В отличие от меня, Арина была – само спокойствие. Лениво и с укоризненными взглядами (как можно так мучить беременную особу!) она ходила на прогулки. Ходила – это громко сказано! Она изо всех сил играла роль старой собаки в интересном положении, плелась сзади, испуская время от времени тяжелые вздохи, впрочем, больше похожие на свинячье хрюканье. Через каждые двадцать метров она останавливалась и выразительно вела мордой в сторону дома, ей явно больше хотелось понежиться на диване, чем пробираться по заснеженным дорожкам, по пузо утопая в снегу. Но хоть в этом я была тверда – не хватало еще получить в родах атонию матки, как это бывает у малодвигающихся животных. И наше шествие по заснеженным улицам продолжалось, причем Арина (вот же хитрая морда!) пристраивалась сзади, стараясь попадать в мои следы, чтобы хоть чуть-чуть сделать свой обязательный моцион легче. И только в двух случаях Арина становилась булем и мгновенно выходила из усердно играемой роли беременной: когда наступало время ее кормления и когда в поле зрения появлялся объект о четырех ногах – кошка или собака. Преображение было настолько мгновенным и полным, что я тут же начинала сомневаться, а беременная ли она вообще? Уж, казалось, чего проще: взять и прощупать ее как следует? Но в том и сложность – могучая мускулатура, свойственная этим собакам, делала в общем-то неплохой способ определения беременности невозможным – мешала броня мышц. Оставалось только одно – ждать!

Ожидание разбавлялось телефонными звонками «болельщиков». Есть люди, которым подобная поддержка помогает, но, к счастью или нет, я – не из их числа. И когда в очередной раз кто-то, справившись о новостях, стал рассказывать очередную страшную историю, я не выдержала и рявкнула в трубку:

– Хватит! Если кто-нибудь еще позвонит, то голову откручу без наркоза и забуду обратно приставить!

Звонки мгновенно прекратились. Связь в наших кругах действует безотказно. Стоит сказать одному – сразу будут знать все! Наступила тишина… Но тут эстафетную палочку подхватили домашние.

– Что-то телефон помалкивает?!

– Ну, молчит и молчит – разве вам от этого плохо? – рассеянно отвечала я.

– Непривычно как-то, чего-то не хватает!

– Зато мне мало не кажется! – начинала заводиться я.

Домашние на то и домашние. Они-то знают мой характер от «А» до «Я». Надо сказать, выбранная ими позиция оказалась самой лучшей: меня перестали замечать. Я, как привидение, бродила по квартире еще дней восемь. Чего ждала? Да шестьдесят восьмого дня.

Роды могут начаться и раньше, но только после шестьдесят восьмого дня с момента вязки ветеринарный врач имеет право вмешиваться в дальнейший процесс. Это, так сказать, классика! Конечно, бывают исключения, но все они должны иметь веские причины, а до тех пор надо только контролировать температуру собаки. Повышение температуры – очень тревожный симптом, а вот ее постепенное снижение характеризует нормальную подготовку к родам. За сутки до их наступления температура обычно падает до 36,8–37 градусов, а иногда и еще ниже. К этому же времени появляются остальные признаки: собака начинает беспокоиться, ищет укромное место, а из подстилки пытается строить «гнездо». Молоко в сосках появляется раньше, так что это еще не признак начавшихся родов. Все вроде бы и не очень страшно, но я часто становилась свидетелем того, как собака благополучно щенилась, а владельцев «откачивала» неотложка…

Тем временем внешне в нашем доме было спокойно: Арина большей частью спала, домашние бродили по квартире, как бессловесные тени, стараясь не очень попадаться мне на глаза, а я изобретала себе кучу дел по дому, хотя все валилось из рук.

Температура Арины опускалась так медленно и незначительно, что я терялась в догадках, может, она и вправду не беременна? Объяснений тому было всего два: или собака пустует, или у нее один–два щенка. Обычно у собак такого размера нормальное количество щенков шесть-семь. Столько я, судя по незначительному увеличению живота своей красотки, не ждала. Но наличие в родах всего одного щенка – это проблема! Чаще всего это сложные роды или «кесарево сечение». Почему? Да потому, что вероятность рождения очень крупного щенка, неспособного самостоятельно пройти по родовым путям, значительно возрастает, как и время прохождения – то есть прямая угроза получить мертвого щенка. С другой стороны, родовые пути не безразмерные, и, если щенок очень крупный, единственная возможность его извлечь – операция.

Но вот этот шестьдесят восьмой день и наступил. И что? А никаких особенных новостей. Но, как ни крути, это время принятия решений! Что имелось? Признаков наступления родов почти не было, а температура упала всего лишь до 37,4 градуса. Ни туда, ни сюда! И что, спрашивается, делать? Кесарево? А по каким показаниям? Да и есть ли там щенки? Наверное, в десятый раз я «гуляла» фонендоскопом по животу бультерьерши в надежде услышать сердцебиение щенка и ничего не слышала…

Прошло еще два дня. И они не принесли ничего нового…

В конце концов я решилась на операцию, когда при очередной аускультации (прослушивание фонендоскопом) я услышала звук очень слабого сердцебиения. Долгой подготовки не было, все давно было готово: оставалось только прокипятить инструменты и ввести собаку в наркоз. Только муж подлил масла в огонь.

– Слушай, а если там вообще нет щенков? Вот смеху-то будет! – невзначай бросил он, наблюдая за моими приготовлениями.

– Ну вот и посмеемся вместе, – буркнула я и почему-то окончательно успокоилась.

Не знаю, как описать то удивительное состояние полной готовности ко всяким неожиданностям, то состояние абсолютного отстранения от всего, что не имело отношения к предстоящей операции, когда каждый нерв напряжен и в то же время спокоен. Так бывает всегда, когда пальцы уже сжали скальпель, но еще не сделан первый разрез. Дальше все идет в режиме обычной работы, требующей собранности и внимания, так что порой на время забываешь, что на операционном столе у тебя не собственная собака, но Собака.

В тот вечер было еще прозаичнее: роль операционного стола с успехом исполнял кухонный, вместо бестеневой лампы – обычные настольные светильники, расположенные с разных сторон стола. Ну а вместо нескольких ассистентов и анестезиолога – мой собственный муж в роли главного фиксатора. Так что анестезиологом по совместительству была я сама. Могу себе представить, насколько шокирующе все это звучит для людей, не особо посвященных. Но дело в том, что время действия – двадцать лет назад – многое может оправдать, а возможность оперировать собак в домашних условиях не особо удивляет еще и теперь. Редко, но приходилось работать и в чистом поле. Всякое бывало! Хотя собаки такие же млекопитающие, как и мы, они гораздо устойчивее к внешним инфицирующим факторам. Так что угроза сепсиса не так уж и велика. Ее можно просчитать.

Но я отвлеклась… Тем временем операция на кухонном столе подходила к своей кульминации: вскрыта брюшная полость и на свет божий извлечена матка. Арина чувствовала себя прекрасно – то есть спокойно спала. При первом же взгляде мы с мужем поняли, что опасений в неоправданности проведения операции нет. Щенок точно есть, и он живой. Это известие заставило меня вздохнуть спокойнее. Хоть не зря разрезала, и на том – спасибо! В одном из рогов матки явственно просматривалось шевеление детеныша. Через несколько минут он, вернее, она появилась на свет и сразу же завопила, чем чуть не вывела матушку из наркоза. Аринка во сне забеспокоилась и едва слышно заскулила… Одно слово – мамаша! Вот ведь все одинаковы: ребенок завопил, а она и с разрезанным животом готова бежать на помощь!

Я не нашла лучшего места, куда отложить щенка, как себе за пазуху и, перетянув потуже пояс халата, чтобы щенок не провалился насквозь, отправилась еще разок вымыть и обработать руки спиртом: в брюшине оставалось немало дел. Но самое удивительное было впереди…

Пока разрез на матке еще не зашит, я решила провести ревизию полости матки. Можно было ее и не делать, почему мои мысли потекли в другом направлении – не знаю! Теперь, спустя многие годы, я почти готова увидеть в этом нечто мистическое, какой-то знак свыше! Кто его знает? Может, он действительно был, этот знак, а я его не заметила, но все-таки залезла в полость матки. Прощупывая одной рукой снаружи, а другой – контролируя изнутри, я почти сразу нащупала несколько уплотнений в полости, не прикрепленных к стенкам и неожиданно легко подвела эти уплотнения к разрезу…

А дальше мне захотелось сделать недопустимый для хирурга во время операции жест – изо всех сил потереть глаза. Если бы не инструменты в руках, я бы это, ей-богу, сделала. Одного за другим я вытащила из полости матки три плода разного размера, внешне очень похожих на нормальных щенков, только усушенных и, разумеется, неживых. «Это же мумии! Точно, они самые!» – пронеслось в моем изумленном мозгу. Поверьте, тут было чему изумляться. В литературе описаны только единичные случаи подобного явления – мумификации плодов – у собак. Один-единственный раз мне довелось увидеть подобное, да и то – у коровы. Как драгоценные бриллианты, я отложила это диво-дивное в сторону, чтобы на досуге рассмотреть как следует. Пора было заканчивать операцию.

Не успела я взяться за инструменты, как в дверях кухни неожиданно появилась наша семилетняя дочка, спросонья теребя окончательно не проснувшиеся глаза. Еще до операции мы ее уложили спать, да, наверное, сами случайно и разбудили.

Едва она взглянула на стол, как остатки сна испарились, а глаза заблестели любопытством и восторгом:

– Почему меня не разбудили? Что-нибудь уже родилось? Мам, а я так же рождалась? – тараторила она, не пытаясь дождаться ответа.

Одновременно с сыпавшимися вопросами ее глаза обшаривали кухню в поисках новорожденного. Она собралась было еще что-то спросить, но тут требовательно заверещал щенок, и его пришлось вытащить из-за пазухи. Мне было некогда им заниматься. В конце концов, надо все-таки закончить операцию. Так что детеныш перекочевал к Юльке на руки, разумеется, к ее полному восторгу.

– А можно я ему придумаю имя? – в ожидании ответа она буравила меня умоляющим взглядом.

– Ладно, так и быть! Только надо назвать на букву «Б», – занимаясь уже кожными швами, говорила я и про себя удивлялась, что операция на мою дочь не произвела никакого впечатления. Много позже я поняла почему. Еще не зная по своему малолетству, как на самом деле протекают нормальные роды, она посчитала, что увиденная на кухне операция и есть норма. И еще долго потом считала, что и сама родилась таким образом. Только пару лет спустя недоразумение в отношении родов разъяснилось.

Операция завершилась благополучно. Арину перенесли на приготовленную подстилку и наконец-то подложили к ней щенка. Проголодавшись в долгом ожидании, он жадно зачмокал. Еще не в силах поднять голову, Арина скосила глаза на свое чадо и умиротворенно вздохнула.

– А я знаю, как мы ее назовем, – тихонько, чтобы не побеспокоить собачье семейство, сказала Юля, – Бастинда! Правда, хорошо?

– Правда. Пусть так и будет. Бастинда – первый бультерьер в Советском Союзе. Запомни день ее рождения – 21 февраля 1981 года.