Глава 4

СОВМЕСТНОЕ ПРЕДПРИЯТИЕ

31 января 1935 года мировой новостью дня стало убийство в Давосе лидера швейцарских национал-социалистов Вильгельма Густлова. Полиция сработала оперативно. Убийца был задержан. Им оказался еврей Давид Франкфуртер, подданный Югославии. Свои действия он объяснил намерением отомстить нацистам за гонения на евреев.

В германской прессе поднялась настоящая буря. Мировое еврейство продемонстрировало всем арийцам свой звериный оскал! Рейх – в опасности! Излишнее либеральничанье с евреями – гибельный путь. Германию необходимо очистить от этих кровных врагов немецкого народа. Депутаты рейхстага намерены добиваться от фюрера принятия специальных расовых законов.

Тон европейских газет был более сдержанным. Для любителей детективных головоломок предлагалась версия о «югославском следе». Вновь на свет извлекалась история годичной давности, связанная с убийством в Марселе короля Югославии Александра и министра иностранных дел Франции Жана Барту. Примечательно, что этот теракт совершила группа хорватских боевиков одной из действующих на территории Югославии террористических организаций. Не имел ли Густлов какое-то отношение к счетам террористов в швейцарских банках? Еврея же, человека явно психически неуравновешенного, использовали для заметания следов. Некоторые английские и французские газеты утверждали, что Густлова убрали сами нацисты. Слишком много темных дел проворачивали через него немецкие «друзья». В конце концов он перестал быть удобен для верхушки Третьего рейха. Поэтому спецслужбы инсценировали «политическое убийство», создав тем самым Густлову посмертный ореол героя. Такая культовая смерть может стать прекрасным информационным поводом для нацистской пропаганды.

Как бы там ни было, но крайними оказались немецкие евреи. Они справедливо считали, что убийство Густлова подтолкнет власти к дальнейшему закручиванию гаек в еврейском вопросе. Так и случилось. В своей речи от 29 июня 1935 года доктор Геббельс заявил, что в Германии евреи не нужны, и призвал резко ужесточить режим «антиеврейских правительственных мероприятий». «Ангрифф» сообщала об участившихся нападениях на евреев на улицах Берлина. Повсюду начали появляться таблички с надписью: «Евреи нежелательны!». Был повышен и без того высокий выездной налог.

Обострение ситуации вокруг еврейского вопроса не могло пройти мимо внимания СД. Работа эсэсовской секретной службы последовательно набирала задуманный Гейдрихом размах. Поэтому ее шефы интересовались не только «общественным мнением». Со все возрастающей энергией внутриполитический отдел копался в делах партии, просвечивая каждый уровень номенклатурной вертикали.

В особом секретном приложении к своим «Сообщениям из рейха» Олендорф докладывал: в руководстве партии нет единого взгляда на решение еврейского вопроса. Заведующий отделом расовой политики НСДАП Вальтер Гросс говорил в кругу своих сотрудников: «Еврейство необходимо лишить возможности влиять на культурную и политическую жизнь в рейхе. Но все эти бойкоты и погромы до добра не доведут. Евреи могут остаться при своих интересах в коммерции, но кто хочет, пусть уезжает. Желающие остаться в рейхе пусть остаются». Гросс называл это «теорией народной общности». Аналогичных взглядов придерживался Бернхард Лезенер, референт министерства внутренних дел по расовым вопросам, и некоторые другие партийные чиновники высокого ранга. Более жестких взглядов придерживались такие влиятельные люди, как Альфред Розенберг и Ганс Франк. Они предлагали решить еврейский вопрос путем поэтапного выселения всех евреев с территории рейха. Наконец, радикалы, ратовавшие за насильственную депортацию и даже физическое уничтожение евреев, группировались вокруг Юлиуса Штрайхера и проявлявшего все большую непримиримость Йозефа Геббельса.

Эти люди так или иначе влияли на государственную политику. Разногласия между ними неизбежно порождали межведомственный разнобой, который не позволял навести по-немецки твердый порядок в еврейском вопросе и открывал простор для различного рода негативных проявлений. Олендорф в своем докладе вскользь коснулся этой проблемы. Но Гиммлер его прекрасно понял. Черному ордену грозила коррупция. Года не прошло с момента громкого скандала, в котором фигурировал один из заместителей рейхсфюрера Гильмар Векерле. Гиммлер поручил ему развернуть на базе полка охраны концлагеря Дахау первые регулярные подразделения Тотенкопф СС (внутренних войск). Для новой ветви организации был создан отдельный штаб. Но Векерле с обязанностями не справился. Он использовал высокую должность в корыстных целях. Проведенная инспекторами министерства внутренних дел проверка мгновенно вскрыла «вопиющую коррупцию и злоупотребления служебным положением».

Эта история попала на страницы газет. Престиж рейхсфюрера немало пострадал. Под аккомпанемент скандала пришлось разогнать весь аппарат штаба Тотенкопф СС и затем вообще отказаться от мысли об отдельном командовании внутренними войсками. Оберфюрер СС Векерле был вышвырнут со службы, находившийся под его командованием штандарт «Дахау» расформирован, на каждого третьего солдата надета полосатая куртка. А ведь какое доверие было оказано мерзавцу!

Олендорф с присущей ему прямотой заявил рейхсфюреру, что пришло время четко определить стратегию СС в еврейском вопросе. «М-м… посмотрим», – промычал в ответ Гиммлер. Придется создавать новый отдел, выделять помещения, людей, транспорт… Во сколько все это обойдется? Прижимистость рейхсфюрера диктовалась простым соображением об ограниченности фондов СС. В сооружение одного только полигона Мюнстерлагер, где проходил подготовку экспериментальный полк Ваффен СС «Дойчланд», пришлось вбухать пять миллионов марок. Это не считая расходов на вооружение, экипировку, размещение и снабжение личного состава. Командовавший полком молодой, горячий офицер Феликс Штайнер постоянно придумывал какие-то новые виды оружия и униформы. Подписывая приказы о выделении дополнительных средств, рейхсфюрер внутренне содрогался. К тому же головорезы Штайнера отличались крайней недисциплинированностью: в штаб рейхсфюрера чуть не каждую неделю поступали полицейские рапорты о массовых кровопролитных драках между эсэсовцами и армейскими солдатами.

Большие деньги вытягивал из своего шефа штурмбаннфюрер Гюнтер д'Альквен, занимавшийся изданием эсэсовской газеты «Черный корпус» и журнала «Меншенайнзац». Кроме того, Гиммлер занимался развертыванием сети концлагерей. Заседал в Обществе поддержки памятников германской культуры и финансировал реконструкцию замка Экстернштайн. Значительных финансовых вливаний требовали различные проекты Гейдриха, Дарре, Шульца, Хайсмайера. Да и сам по себе «Черный орден» находился в состоянии непрерывного внутреннего развития. Рейхс-фюреру СС приходилось опасаться уже не только коррупции, но и бюрократизма. Поэтому он по мере сил сопротивлялся созданию новых ведомственных единиц.

Олендорф не настаивал. Он порекомендовал рейхсфюреру принять для доклада одного из своих офицеров, который предлагает неординарное и сравнительно малозатратное решение еврейского вопроса. Гиммлер осторожно произнес: «Ну что же, я послушаю». Начальник внутриполитической службы положил на его стол выписку из личного дела: Леопольд Мильденштайн, унтерштурмфюрер СС, по происхождению фольксдойч, сотрудник реферата 2В, признанный специалист по еврейскому вопросу.

В кабинет рейхсфюрера вошел молодой, среднего роста эсэсовец. Во внешности его не было ничего примечательного, как и положено сотруднику контрразведки. Он щелкнул каблуками и выбросил руку в немецком приветствии. «У вас есть пятнадцать минут, унтерштурмфюрер», – сказал Гиммлер.

«Решение еврейского вопроса в одностороннем порядке – это неэффективный и политически ошибочный путь, – с места в карьер заявил Мильденштайн. – По данным имперского управления статистики, на сегодня в рейхе проживают 475 тысяч евреев. За прошедшие два года из Германии выехали всего лишь 28 тысяч. Несмотря на все старания ответственных за это дело ведомств, еврейская эмиграция находится практически на мертвой точке. Тому есть несколько причин. Первая: ни одна из сопредельных стран не желает массового притока мигрантов на свою территорию. Вторая: отправка одной еврейской семьи за рубеж обходится государственному бюджету в солидную сумму, а денег, как известно, нет. Третья: сам по себе насильственный характер действий власти толкает евреев на сопротивление и наносит ущерб внешнеполитическому престижу Германии».

Будучи неплохо знаком с идеями сионистов, Мильденштайн предлагал простой план решения проблемы – выселить всех евреев в Палестину, на Святую эемлю. Этот путь представляется наиболее цивилизованным, безопасным и дешевым. Официальное лринятие в партии точки зрения СС по еврейскому топросу, безусловно, встретит поддержку международных сионистских организаций. За счет членствующих в таких организациях богатых евреев можно будет осуществить финансирование переселенческой программы. Все необходимые пропагандистские мероприятия возьмут на себя опять же сионисты. Английские колониальные власти, как известно, не возражают против притока евреев на палестинские территории.

Внимательно выслушав доклад Мильденштайна, рейхсфюрер одобрил намеченные мероприятия. Несмотря на перегруженность всевозможными делами, Гиммлер улучил несколько минут на подписание приказа о создании в структуре СД специального подразделения, которое занималось бы еврейским вопросом. Новая административная единица получила кодовое наименование «реферат П/112». В предчувствии скорого карьерного взлета Мильденштайн энергично взялся за дело.

При всех своих достоинствах план Мильденштайна имел один существенный изъян. Это в частном разговоре объяснил Гиммлеру заведующий орготделом

НСДАП рейхсляйтер Мартин Борман. Да, заметил он, избавиться от евреев с помощью самих евреев – неплохая идея. Но отправка нескольких сотен тысяч евреев в Палестину вполне может привести к созданию там еврейского государства под сионистскими лозунгами. В то время как наша партия проводит целенаправленную политику недопущения консолидации мирового еврейства, СС фактически намерены действовать в противоположном направлении. Ведь еврейское государство неизбежно станет самым опасным внешним врагом рейха.

К мнению Бормана рейхсфюрер СС не мог не прислушаться. Этот человек де-факто был вторым лицом в партии, хотя де-юре подчинялся заместителю фюрера. Роль Гесса становилась все менее значительной. Он был плохим политиком и вообще человеком недалеким. Реальная власть в партии постепенно концентрировалась в руках Бормана. На все его возражения плану Мильденштайна Гиммлер лишь ответил, что в борьбе против мирового еврейства никакими средствами пренебрегать не следует. Находящиеся на территории рейха полмиллиона евреев и без того являются «государством внутри немецкого государства» и в таком качестве представляют не меньшую опасность. Правильно, легко согласился Борман, поэтому в самом скором времени мы решим, что с ними делать – переселять, депортировать или рассадить по концлагерям. В любом случае мнение рейхсфюрера СС по еврейскому вопросу будет руководством партии учтено.

Гиммлер посчитал себя вполне удовлетворенным. Однако в штаб-квартире СД у него состоялась весьма неприятная беседа с Гейдрихом. Со своей обычной экспансивностью группенфюрер заявил, что Борман – осел и ни черта не смыслит в работе разведки. Сотрудничество с сионистами сулит обширные стратегические дивиденды. И речь идет не только о возможности получения ценной разведывательной информации. Самому последнему болвану ясно, что в будущей войне Британская империя станет противником Германии. Играя на сепаратистских устремлениях сионистов, натравливая евреев на арабов и арабов на евреев, мы сможем взорвать все английские колонии на Ближнем Востоке. В Лондоне такому повороту событий совершенно точно не обрадуются.

Как водится, рейхсфюрер был шокирован энергичными выражениями Гейдриха в адрес высших руководителей партии. Решение он тоже принял в своем обычном духе – подождем, обстановка покажет. Поскольку директивный вакуум в еврейском вопросе сохранился, стали сбываться пессимистические прогнозы Олендорфа. На нижних этажах партийных и эсэсовских структур каждый имел возможность поступать по своему усмотрению. Самые твердолобые призывали «бить жидов – спасать Германию». Но гораздо большее число офицеров СС и СД, вышедших из чиновного и делового сословий, смотрели на еврейский вопрос более практично.

Специальный информационный бюллетень министерства пропаганды, посвященный «засилью евреев в рейхе», утверждал, что «юриспруденция, медицина, оптовая и розничная торговля, ювелирное и банковское дело стали чисто еврейскими промыслами. Немцы почти полностью вытеснены из этих важнейших сфер хозяйства. В сегодняшней Германии евреи контролируют треть немецкой банковской системы и розничной торговли, не менее 80% универсальных магазинов, им принадлежит около 35% частных медицинских клиник…» Тут было над чем задуматься! Поэтому наиболее энергичные и предприимчивые эсэсовцы решили восстановить справедливость.

Несомненно, «справедливость» является одним из наиболее туманных понятий. В силу данного обстоятельства Олендорфу пришлось портить настроение рейхсфюреру докладами «об участившихся случаях поупотреблений служебным положением». Созданный им небольшой отдел внутренней безопасности получал обширную информацию о захватах эсэсовцами принадлежавших евреям коммерческих структур. Олендорф, слывший в СД формалистом, утверждал, что имеет место исключительно опасный процесс втягивания командного состава СС в организованную преступную деятельность. Попрание закона прикрывается расовыми мотивами.

Гиммлер утомленно отмахивался от докладов Олендорфа. Если евреям позволять обделывать свои дела на территории рейха, то в Палестину их ни молочными реками, ни кисельными берегами не заманишь. Пусть сворачивают здесь свою коммерцию и поскорее уезжают на Землю обетованную. Все это так, соглашался Олендорф, но переселенческая программа должна наполнять государственный бюджет, а не содействовать обогащению чиновников. «Вы офицеров СС называете чиновниками?» – раздраженно произнес Гиммлер.

Начальник внутриполитической службы с готовностью представил рейхсфюреру материалы о темных делах партийного руководства.

– Что вы себе позволяете?! – взорвался Гиммлер.

– В задачи СД входит…

– Молчать!

Олендорф не понимал, какая муха укусила обычно сдержанного и холодно-вежливого рейхсфюрера. С видимым усилием Гиммлер взял себя в руки.

– Вам известно, чем ваши люди занимаются в Брауншвейге?

Олендорф изобразил недоумение. В голосе рейхсфюрера звучало нескрываемое злорадство:

– Могу вас поздравить. Гауляйтер Отто Клагес направил в партийную канцелярию письмо, в котором прямо обвинил начальника территориального отдела СД и его заместителя в государственной измене…

На лице Олендорфа не дрогнул ни один мускул.

– …эти двое дураков копали яму для гауляйтера, земельного министра юстиции Альперса и полицай-президента Йеккельна. По требованию рейхсляйтера Бормана я подписал приказ об отдаче обоих под суд. Думаю, концлагеря им не избежать.

Олендорф спокойно ответил:

– Я об этом ничего не знаю. Руководители территориальных отделов мне не подчинены.

– Заместитель – ваш человек.

– Так точно, рейхсфюрер.

– Гауляйтер Клагес был убежден, что дело против него заказал кто-то из центрального руководства СД. Чтобы замять эту историю, мне пришлось отделаться от него мундиром группенфюрера.

Гиммлер снова повысил голос:

– Запомните! Я категорически запрещаю вам или кому бы то ни было из ваших людей совать нос в дела партии. Вы меня поняли?

– Так точно, рейхсфюрер!

Гиммлер брезгливо отодвинул подготовленные Олендорфом документы о коррупции в партии. Впервые начальник внутриполитической службы оказался в столь жестокой опале. Его принципиальность приводила рейхсфюрера в состояние тихого бешенства. Однако шеф СД смотрел на вещи иначе и охотно принял у Олендорфа все опасные бумаги на хранение в свое обширное досье.

Весь путь по длинному коридору до двери приемной министра экономики Мозес Скляр и Якоб Гольдшмидт проделали под пристальными взглядами встречных чиновников. В рейхе давно действовал закон «О реставрации немецкого служилого сословия», согласно которому евреи решительно выметались из государственных и коммунальных учреждений. Поэтому было понятно крайнее удивление слркащих арийского происхождения, заметивших на территории министерства двух типов ярко выраженной семитской внешности.

Не менее поразилась секретарша министра – холеная блондинка с безусловно высоким процентом нордической крови. Поколебавшись, она все же доложила; «Господа Скляр и Гольдшмидт». К ее величайшему недоумению, министр, не имевший ни одной свободной минуты и часто отказывавший немецким промышленникам, тотчас отозвался: «Просите».

Ялмар Шахт так и не сумел освоиться с руководящим национал-социалистическим принципом: «Главное в человеке не кошелек, а характер». Он по-прежнему оценивал людей в зависимости от величины капитала. Поэтому встретил обоих евреев стоя. Скляр – председатель правления Берлинского кредитного банка, был хорошо известен Шахту еще во времена веймарской демократии. С Гольдшмидтом, руководителем одного из крупнейших в Германии Данатбанка, он до сих пор имел общие дела. Когда-то этот банкир неосмотрительно поддержал Шахта в тот памятный январский день судьбоносной встречи олигархов в «Геррен-клубе». А что было делать? В январе 1933 года дошло до того, что приходилось выбирать из двух зол. Теперь настал час расплаты. Такова жизнь!

Банкиры уселись за длинный совещательный стол и приняли любезное предложение министра выпить кофе. Вошедшая с кофейником секретарша совсем обалдела при виде двух евреев, которые нагло развалились за минестерским столом.

– Ялмар, – начал Гольдшмидт, – мы понимаем, что доставили вам беспокойство своим открытым визитом, но нам крайне необходимо поговорить с единственным в этой стране здравомыслящим руководителем.

Шахт был польщен.

– Я слушаю вас, Якоб.

– Дело в том, – медленно роняя слова, продолжал банкир, – что в последнее время вокруг нашего бизнеса происходят какие-то странные события. Все началось с того, что мы с разных сторон получили предложения продать контрольные пакеты акций наших банков немецким фирмам. Разумеется, и Мозес, и я отвечали отказом. Во-первых, нам предлагали смехотворно низкую цену. Во-вторых, это наше семейное дело. Мы просто не хотим никому ничего продавать.

Руки Гольдшмидта заметно подрагивали, когда он взял с подноса чашку и отхлебнул кофе. Скляр молчал. Он только кивал головой в такт словам главы Данат-банка.

– Потом некоторое время было спокойно, никто нас не трогал. И вот две недели назад в наши центральные офисы ворвались налоговые инспекторы в сопровождении вооруженных полицейских, наложили арест на всю бухгалтерскую документацию. Через несколько дней из министерства финансов пришло письмо с угрозой, что, если мы продолжим нарушать закон о валютных операциях, у нас отзовут лицензии. А сегодня мы получили повестки из гестапо. Абсолютно ясно, что это чей-то заказ. Ялмар, что вы можете нам посоветовать по старой дружбе?

Шахт тяжело вздохнул:

– Мое мнение на этот счет фюреру известно. Но всякий раз, когда я пытаюсь сказать ему о творящихся безобразиях, в ответ слышу: «Занимайтесь своим делом!» Помочь вам, господа, едва ли возможно. Фюрер считает что политика и экономика – разные вещи. До меня доходит информация о прессинге, которому повсеместно подвергаются еврейские предприниматели. Я склонен думать, что происходит направленный политический процесс.

– Неужели ничего нельзя сделать?!

Банкиры разом оживленно заговорили, размахивая руками. Они обращали к Шахту всю накопившуюся горечь и злобу. Министр делал вид, что внимательно слушает. Жалобы состоятельных евреев не были для него новостью.

Выпустив пар, Гольдшмидт серьезным, деловым тоном поинтересовался, можно ли хоть что-то спасти. Именно этого ожидал Шахт. Его отнюдь не напрасно называли финансовым гением.

– Господа, – вкрадчиво произнес министр, – я полагаю, вы понимаете, что если против вас задействованы люди из министерства финансов и госбезопасности, то стоит за всем этим кто-то из высших эшелонов власти. Любая попытка оказать сопротивление может привести к трагическим последствиям.

Понизив голос, Гольдшмидт спросил:

– Могут и в концлагерь упрятать?

Так же тихо Шахт ответил:

– Могут.

– Продолжайте.

Министрсцепил руки в замок, будто в раздумье, хотя решение созрело в его мозгу с полчаса назад.

– Единственный приемлемый выход лично для вас – покинуть Германию.

– Как?! – вскрикнул Гольдшмидт.

– Что будет с нашим делом? – добавил Скляр.

Шахт твердо сказал, отчеканивая каждое слово:

– Вы должны уехать. Немедленно! И вот почему. Мне стало известно, что готовится принятие специальных расовых законов, резко ограничивающих права евреев. Хотя уже сейчас аы фактически находитесь вне закона. На следующий го будет утвержден так называемый четырехлетний план, который поставит экономику под жесткий контроль партии. Кроме того, ходят слухи о предстоящей насильственной ариизации еврейской собственности. Теперь вы понимаете, почему я настаиваю на вашем отъезде, пока еще не поздно?!

Банкиры всплеснули руками:

– Что за проклятое время!

– Мы не сомневаемся в вашем доброжелательном отношении, – заметил Гольдшмидт, – но надо как-то решить вопрос о принадлежащих нам здесь активах.

– Да, конечно. Вот что я предлагаю: контрольные пакеты вы передадите надежным людям арийского происхождения, порядочность которых гарантирую я и господин Тиссен. На время всей этой неразберихи они возьмут на себя управление имуществом и текущими активами банков. Назначенные вами представители будут получать регулярные отчеты о проводимых финансовых операциях на территории Швейцарии, в Цюрихе либо Женеве. Кроме того, через этих людей вы сможете и дальше вести дела в Германии.

Банкиры согласились. Гольдшмидт задал уточняющий вопрос:

– Какой процент с прибыли желают иметь ваши управляющие?

– Тридцать пять – сорок процентов. В зависимости от характера сделок

Евреи недовольно пожевали губами. Но выбора у них не было, и Шахт это прекрасно понимал. Подумав, Гольдшмидт сказал:

– Ялмар, вы можете гарантировать неприкосновенность нашей собственности на время нашего отсутствия?

– Это возможно. Вы поедете в Соединенные Штаты?

– Разумеется.

– Реальной гарантией могут стать ваши переговоры с американскими банкирами о предоставлении рейху кредитов.

Сначала евреи яростно возражали. Однако, поразмыслив, оценили эту идею. Шахтподнялся из-за стола:

– Извините, господа. Каждая минута на счету! С Тиссеном я свяжусь немедленно. Прошу вас сегодня в восемь часов прибыть в нотариальную контору Герлаха на Вильгельмштрассе.

Банкиры церемонно пожали руки приятно поразившему их своей предприимчивостью министру экономики. По коридорам министерства они прошли с таким самодовольным видом, что попадавшиеся им на пути служащие оборачивались и удивленно смотрели вслед.

На следующий день в берлинский офис Тиссена пожаловал офицер СД. Скромное звание гауптштурмфюрера не мешало ему держаться с исключительным достоинством. Растолкав очередь ожидавших приема у всемогущего олигарха, эсэсовец нахально потребовал немедленной встречи с господином Тиссеном.

Секретарь главы Стального объединения – строгая женщина средних лет в наглухо застегнутом сером платье, вежливо, но твердо отказала. Все встречи господина Тиссена на сегодня расписаны по минутам. Господину офицеру следует записаться на прием.

– Послушайте, фройляйн, – буркнул эсэсовец. – я прибыл сюда по поручению группенфюрсра СС Рейнгарда Гейдриха.

При произнесении имени грозного шефа спецслужб все недовольные мгновенно отодвинулись от эсэсовца и замолчали.

– Вы доложите обо мне сию минуту, – с нажимом сказал офицер, – в противном случае мой шеф вызовет господина Тиссена к себе.

– Хорошо, – стараясь сохранить ровный тон, женщина сняла трубку, – пожалуйста, назовите ваше имя и должность.

– Гауптштурмфюрер СС Йозеф Мейзингер, офицер по особым поручениям начальника службы безопсности.

Коротко переговорив с Тиссеном, секретарь подняла глаза на эсэсовца:

– Прошу вас.

– Благодарю.

Гауптштурмфюрер, громыхая сапогами, направился к роскошной дубовой двери кабинета стального короля.

Тиссен отнесся к незваному гостю с известным пренебрежением. Будучи фаворитом фюрера, он имел полное право смотреть сверху вниз на иных рейхсляйтеров. На плутоватом лице олигарха застыла фирменная улыбка, выражавшая презрительное превосходство. К тому же Шахт накануне предупредил его, что следует ожидать визита кого-либо из людей Гейдриха. Поэтому Тиссен держался с несокрушимым спокойствием. Жестом холеной руки он предложил эсэсовцу садиться.

С минуту оба пристально рассматривали друг друга. Их взгляды скрестились, как шпаги. Ни один не желал первым отвести глаза. Мейзингер, что называется, шкурой почувствовал сильного противника.

Тем не менее эсэсовец решительно приступил к делу. Он передал Тиссену подборку документов: копию договора о приобретении пакетов акций Берлинского кредитного банка и Данатбанка, протокол допроса нотариуса, заверившего сделку, и справку из гестапо на предмет наличия у выезжавших из рейха еврейских банкиров крупных сумм валюты. Как вы все это объясните?

Тиссен непритворно удивился. А что здесь не так, в свою очередь спросил он. Эсэсовец понял, что стальной король основательно подготовился к разговору. Это меняло дело в худшую сторону. Но виду не подал, продолжая давить на собеседника. Вам, господин Тиссен, должно быть известно распоряжение фюрера о передаче в собственность государства имущества выезжающих из рейха евреев.

Олигарх выразил полную готовность прояснить этот вопрос. Имеет место исключительный случай. Дело в том, что еврейские банкиры получили секретное задание министра экономики. Все необходимые справки СД может навести у господина Шахта.

Мейзингер чуть заметно усмехнулся. Вы сказали, что евреи выполняют государственное задание. Но в рейхе нет таких государственных задач, к которым не имела бы отношения служба безопасности. Тиссен безошибочно уловил, что разговор подошел к кульминации. И решил сыграть в открытую. Господин Гейдрих желает участвовать в этом деле?

Вопрос был задан прямо в лоб. Эсэсовец ничуть не смутился. Он предложил, не откладывая, заключить соответствующее джентльменское соглашение. Никаких бумаг, никаких официальных обязательств. Что может быть лучше доверительных партнерских отношений?

Тиссен заметил, что противник раскрылся для удара. Господин Мейзингер, рассудительно произнес он, я решительно не понимаю, в чем здесь интерес СД. Все это не имеет никакого отношения к разведывательной работе. Более того, министр экономики располагаег информацией, что Гейдрих пытался оказать давление на этих банкиров. Причем методами, очень далекими от закона.

На лице эсэсовца мелькнула улыбка, напоминавшая волчий оскал. Он объяснил, что СД тоже располагает интересной информацией. Например, о тайных трансфертных операциях господина Тиссена, проводимых через еврейские банки. А также о закупках железной руды по завышенным ценам в сговоре со шведами. За гораздо меньшие проделки можно оказаться в концлагере.

Тиссен нахмурился. Он напомнил, что входит в Совет учредителей «Союза друзей рейхсфюрера СС». Едва ли господину Гиммлеру будет приятно узнать, что его подчиненные занимаются шантажом. В случае обострения конфликта министр экономики полномочен отдать Рейхсбанку распоряжение прекратить обслуживание счетов СД. Больше не обращая внимания на эсэсовца, Тиссен приказал секретарше просить следующего посетителя. Гауптштурмфгореру не оставалось ничего другого, как ретироваться.

Примерно сорок минут спустя Мейзингср был у шефа.

– Мы с ним не договоримся, – рапортовал он. Гейдрих сжал кулаки. Еще бы! Упустить такой жирный кусок. Вырвали прямо из рук…

– Ты разговор записал?

– Да.

Внимательно прослушав запись, шеф СД стал серьезно размышлять. Так или иначе выходило, что Тиссена зацепить нельзя. Впервые Гейдриху столь недвусмысленно дали по рукам. И он это крепко запомнил на будущее.

– Обстановка пока неясная, – анализировал Гейдрих, – у Тиссена и Шахта есть разногласия с фюрером, но до разрыва далеко. Надо подождать.

Глубоко задетый всей этой историей Мейзингер спросил;

– Сколько ждать?

Шеф СД прикинул:

– Как минимум год. Пусть только вступит в силу решение об ариизации. Эти чистоплюи сразу станут в позу. Вот тогда может появиться нужный момент. Выстрелим залпом весь наш компромат. А пока меня интересуют сионисты.

Гейдрих позвонил Олендорфу:

– Отто, как там идут дела в «реферате П/112»?

Начальник Второго отдела коротко доложил:

– Вот что, Отто. Мильденштайн ни к черту не годится – слишком грамотный. Развел у себя там чуть ли не дипломатическую переписку. Ты назначь на его место Хагена, он парень энергичный. И еще. Я слышал, у вас появился эксперт по сионизму, некто Айхман. Хочу с ним побеседовать.

Гейдрих положил трубку. Настроение медленно, но верно улучшалось. Хороший разведчик должен уметь ждать. В этом один из главных залогов успеха.

Гауптшарфюрер СС Адольф Айхман вернулся из служебной командировки дочерна загорелый. Сослуживцы донимали его шутливыми вопросами, на каком курорте он побывал за счет какой-нибудь богатой еврейки? Интересно, что главный эсэсовский эксперт по еврейскому вопросу был обладателем семитской внешности. За характерный нос, смуглый оттенок лица и оттопыренные уши его прозвали Маленьким евреем. Сотрудники реферата, посмеиваясь, говорили, что Айхману в случае потери казенного места ничего не стоит прислониться к богатой еврейской бабе и припеваючи жить за ее счет.

Однако в последнее время дотоле никому не известный гауптшарфюрер стремительно шел в гору. Не успел он появиться в Берлине и составить отчет, как его сразу вызвали к самому Гейдриху. Шеф СД которого в рейхе называли Человеком с сердцем тигра, обожал показной демократизм в отношениях с подчиненными. Айхмана, простого унтер-офицера, он принял с дружеской фамильярностью.

– Ну, Адольф, признавайся, сколько казенных денег просадил в борделях Каира?

Айхман смешался и заморгал глазами. А шеф продолжал отпускать скабрезные шутки:

– Нет, по чести? Как там девчонки? Говорят, танец живота – это очень впечатляющее зрелище.

– Виноват, группенфюрер. Ничего не могу об этом сказать.

Гейдрих хмыкнул. Этот малый, смахивавший на еврея, привык выполнять приказы. Надо бы его самого научить приказывать.

Несмотря на свои унтер-офицерские погоны, Айхман обладал способностью складно писать служебные документы. Составленная им аналитическая записка «Международная сионистская организация» принесла автору известность в Главном управлении СД. Гейдрих с интересом просмотрел толковый, приправленный аналитическими выкладками отчет: «Все партии и союзы, входящие в международную сионистскую организацию, контролируются центральной службой наблюдения и контрразведки. В среде активных сионистов эта служба известна под названием «Хагана» («Самозащита»), Она играет исключительно важную роль в политических мероприятиях мирового еврейства… «Хагана» является не только боевой оборонительной, но и шпионской организацией, располагающей широко разветвленным аппаратом в еврейских диаспорах. К числу руководителей этой секретной организации принадлежит Файвель Полкес, родившийся 11 сентября 1900 года в Польше и в настоящее время находящийся в Иерусалиме. Он является командиром одного из боевых подразделений «Хаганы» и осуществляет руководство сионистскими организациями палестинских евреев… Во исполнение приказа руководства СД о налаживании агентурных связей с Полкесом я действовал следующим образом. Через внештатного сотрудника СД коммерсанта Отто фон Большвинга, поддерживающего контакт с работающими в Палестине немцами, познакомился с корреспондентом немецкого информационного бюро в Иерусалиме Германом Райхертом. Райхерт, знавший Полкеса лично, содействовал в устройстве встречи… Свое предложение провести переговоры в Каире Полкес мотивировал излишне жесткой опекой его организации английской разведкой… В ходе состоявшейся встречи было успешно достигнуто соглашение о сотрудничестве по еврейскому вопросу. Полкес заявил: «В еврейских национальных кругах выражается удовлетворение радикальной немецкой политикой в отношении евреев. Ее результатом станет превышение численности еврейского населения над арабами в Палестине в перспективе самого близкого будущего», Полкес выразил желание приехать в рейх для создания в Берлине штаб-квартиры своей организации. Что представляется целесообразным в рамках обеспечения эффективной работы переселенческой программы».

Шеф СД отметил, что Айхман дело знает. Для таких людей он не жалел серебряных кубиков в петлицы. Перепрыгнув через одно унтерское звание, Айхман был произведен в первый офицерский чин – унтер-штурмфюрера СС. Кроме того, в виде дополнительного поощрения Гейдрих назначил его заместителем начальника реферата.

Вскоре а Берлин прибыл Файвель Полкес. Айхман встретился с ним в ресторане «Траубе». Это заведение славилось фруктовыми винами. Однако эмиссар «Хаганы» пил мало из опасения сболтнуть лишнего. Чтобы у гостя не вышло неприятностей с каким-нибудь ретивым молодчиком в коричневой рубашке, Айхман явился на встречу во всем великолепии новенькой офицерской формы.

– Господин Полкес, руководство СД готово оказать вам необходимое содействие. Конечно, афишировать деятельность вашей организации не следует. Поэтому рекомендую вам разместить штаб-квартиру в помещении «Сионистского союза Германии» на Майнекештрассе, 10.

– Я сам об этом подумал.

Полкес чуть пригубил вино.

– Но вот что меня беспокоит, герр Айхман. Немецкие миграционные законы слишком строги. Евреи вынуждены уезжать отсюда фактически нищими. Можно ли сделать исключение для эмигрирующих в Палестину, позволить им вывозить больше валюты и драгоценностей?

Эсэсовец покачал головой:

– Официально сделать ничего нельзя. Но руководство СД с пониманием относится к данной проблеме. У меня есть возможность доложить об этом непосредственно группенфюреру СС Гейдриху, который сочувствует евреям. Но он прежде всего патриот Германии…

– Понимаю, – произнес Полкес – Как один из руководителей «Хаганы» могу гарантировать: деятельность нашей организации будет направлена на поддержку немецких внешнеполитических интересов в странах Ближнего Востока.

– Очень хорошо. В этом случае финансовый вопрос может быть решен положительно.

– Как вы себе представляете практическую сторону?

– Мы задействуем наши связи в таможенных и миграционных службах. К сожалению, невозможно обойтись без материального стимулирования наших, людей. Ведь им придется идти на серьезный риск.

– Понимаю, – повторил Полкес, – размер выплат определим позднее. Какое содействие ваше руководство может оказать нам в транспортировке переселенцев?

У Айхмана был готов ответ на любой вопрос.

– Благодаря личным связям группенфюрера СС Гейдриха есть возможность обратиться к услугам немецко-греческой пароходной компании. Естественно, с соблюдением условий строгой секретности.

– И еще одно, герр Айхман. В целях координации наших общих усилий в Палестине создано специальное бюро миграции «Моссад ле алиах бет». Я прошу обеспечить моим людям и людям из «Моссада» нормальные условия пребывания в Германии и защиту от антисемитских выпадов.

– Я лично займусь этим вопросом, господин Полкес.

Сразу после завершения переговоров в «Траубе» Айхман отправился на доклад к шефу. Полкеса сопровождала специальная машина с охраной из гестаповцев (!). Гейдрих не без самодовольства вновь убедился в собственной способности подбирать людей. Айхман работал с поистине вулканической энергией. Принятие осенью 1935 года нюрнбергских законов существенно осложнило положение евреев в рейхе. Совместное предприятие СД и сионистов сразу заработало на полную мощность. Примечательно, что этот странный альянс эсэсовцев с евреями был на правлен против официальной политики партии.

Вскоре в Берлине появились представители «Моссада» Пино Гинцбург и Мойша Ауэрбах. Они имели полномочия от руководителя этой организации Голомба на ведение переговоров с СД. Через несколько месяцев «Моссад» уже располагал в Европе целым аппаратом из доверенных лиц, которые тайком на малотоннажных суденышках переправляли евреев в Палестину. Они проводили свою вербовочную работу во всех европейских странах, прежде всего среди молодежи. Развертывались специальные учебные лагеря, в которых молодые евреи проходили азбуку сионизма и курсы выживания в условиях суровой жизни в Палестине.

Транспортировка содержала полный набор удовольствий от положения нелегала. Мигрантов забивали в трюмы каботажных шхун – темнота, вонь, голодный паек. Они проводили так по две-три недели пути. Понятно, что английские власти были начеку. Средиземное море кишело патрульными кораблями. Задержанных возвращали в пункты отправления, где они были никому не нужны. Но не лучшая участь ждала тех, кто благополучно добрался до Земли обетованной. Обещанный вербовщиками рай оборачивался безводной пустыней, каторжным трудом в кибуцах, жизнью впроголодь под постоянной угрозой высылки и опасностью со стороны арабов.

А в это время заправлявшие переселенческой программой руководители «Хаганы» и «Моссада» отлично проводили время в Европе. В руки сионистской верхушки стекались огромные суммы, полученные в основном от несчастных изгоев. Сионисты на пару с СД проворачивали совместные валютные аферы, брали с евреев взятки за право выезда из рейха с имуществом, за липовое оформление «выездного налога», безбожно надували их при обмене марок и золота на доллары. Но это была только одна сторона медали.

Активисты сионистских организаций собирали по всему миру средства на помощь бедным евреям. Эти деньги затем шли на взятки нацистским чиновникам. Их никто не учитывал. Поэтому сионисты, хлопоча за соплеменников, не забывали себя и своих друзей с Леопольдштрассе, 10. Полкес, Гинцбург и Ауэрбах были также в доле с расхищенных денег за реализуемое в рейхе еврейское имущество. Изобретательный Гейдрих выдвинул идею: состоятельные евреи должны оплачивать государственный налог и эмигрантские взносы за определенное число бедных евреев. Далеко не все эти деньги попадали в бюджет рейха. Поэтому шеф СД имел полное право сказать: «Мы славно поработали!»