10. РУКОЙ ПОДАТЬ.

Первые вести с Кавказа, достигшие нас, ужасно смутили. Еще сильны были представления, внушенные гималайскими поисками снежного человека. Неизмеримые пространства голых скал и льдов. И вдруг истоптанный туристами, засиженный курортникам, такой одомашненный и прирученный Кавказ! Ассимилироваться в этой новой ситуации - значило перейти в следующий класс.

Еще во время Памирской экспедиции 1958 года "Комсомольская правда" переслала мне несколько откликов, сперва показалось, чуть ли не компрометирующих мою статью об алмасах в Монголии: и у нас, и у нас водятся такие существа! - как ни в чем не бывало писали из Кабарды крае- вед П.П.Болычев, собиратели аналогичных сведений Р.Д.Варка- сов, Ю.Н.Ережиков, Е.Г.Тхагапсоев. Удивительно, что и название-то зврь носил на Кавказе такое же, как в далекой Монголии, впрочем, как и в Таджикистане. Наша комиссия попросила профессора А.А.Машковцева разгрызть этот кавказский парадокс. Он засел за книги и за письма. Позже совершил и рекогносцировочные выезды. Его разыскания подстилают всю нашу кавказскую одиссею.

Зоолог Константин Алексеевич Сатунин прославился изучением фауны Кавказа. Им были открыты и описаны шесть родов, шестьдесят видов, более сорока подвидов неизвестных ранее животных Кавказа, преимущественно позвоночных. Но один вид он описал только в форме путевого очерка, а не официальной зоологической заявки, так как не имел возможности препарировать его на своем рабочем столе. Очерк называется: "Биабан-гули". Да, опять перекличка названий: ведь это то же самое, что памирский гульбияван. Очерк опубликован в 1899 году. Поздно вечером К.А.Сатунин с проводниками пробирался безлюдным лесом в болотистых предгорьях Талышского хребта. Это - самая южная часть Азербайджана. Галлюцинация исключена, - подчеркивает этот первоклассный наблюдатель природы: лошади испугались и встали; и он сам, и проводники ясно видели то же самое - пересекшую путь и поляну фигуру дикого человека, по-видимо- му женщины. Только на привале удалось зоологу вызнать мест- ные сведения об обитающих в Талышских горах мохнатых бессловесных людях.

В наши дни там же по давнему сигналу К.А.Сатунина ведет рекогносцировочный сбор сведений профессор Н.И.Бурчак-Абрамович. Сделаны сотни записей наблюдений населения. К осени эти дикие волосатые люди - гулейбаны (самцы) и вильможин (самки) - появляются вблизи селений - на бахчах, в садах; летом они придерживаются речек, изобилующих рыбой, лягушками, крабами. Ряд охотников описывает их следы зимой на снегу. Но исследователь упирается в невидимый занавес: древний обычай запрещает здешним охотникам убивать диких людей, а народность таты, по некоторым сведениям, убивает их иногда для жертвоприношений в своих священных капищах, но тем более держит в секрете места обитания живых особей.

Но вот случай из тех мест, не подернутый ни тайной, ни святостью. Его сообщил сотрудник азербайджанской милиции капитан Белалов. Был в районном отделении милиции старшина Рамазан, человек честный и дисциплинированный. Однажды ле- том 1947 года старшина возвращался домой с наряда поздно вечером, при полной луне. Не доходя своего селения перешел мостик, и тут из тени деревьев выпрыгнуло громадное лохматое существо, сильно обхватило его и отнесло к подножию дерева. "Там находилось второе подобное существо. Оба они издавли странные нечленораздельные звуки и с любопытством принялись разглядывать и ощупывать старшину, причем особое внимание привлекали его лицо и блестящие пуговицы на милицейском кителе. Старшина был настолько испуган, что даже забыл о наличии оружия, но все же сознания не потерял. Он видел перед собой, как он говорит, двух огромных диких людей, мужчину и женщину, без одежды, покрытых густым волосом темного цвета. Женщина была немного меньше мужчины. У нее были сильно свисающие груди и длиные волосы на голове. У обоих на лицах волос не было, но лица были очень страшные, кожа на них была темная и похожи они были на лица обезьян. Старшина лежал неподвижно, видя эту пару при свете луны, когда же начинал шевелиться, самец угрожающе рычал. К концу ночи стало еще страшнее. Как только самка начинала трогать старшину, самец рычал и отталкивал ее. Когда же самец набрасывался на старшину, самка рычала и отталкивала его от лежащего. Один раз они даже подрались. Когда начался рассвет, оба человекообразных существа ушли в лес, а потрясенный старшина, так и не взявшийся за пистолет, пролежал еще немного и побежал домой. Переболев, через десять дней он доложил всю эту историю очень обстоятельно, и было очевидно, что все это он действительно испытал".

Другой очаг, кишащий сведениями, обнаружился в той части Главного Кавказского хребта, где сходятся границы северного Азербайджана, Грузии и Дагестана. Отсюда достигли нашего слуха особенно разительные известия, сюда же устремились первые, еще неопытные разведчики новой тайны Кавказа. Заметим, что в этой географической зоне много мусульманского населения.

В комиссию по изучению вопроса о снежном человеке при Академии наук СССР позвонил подполковник медицинской службы врач-невропатолог В.С.Карапетян. Вот уже семнадцать лет, - сказал он, - я не могу понять того, что однажды видел, но может быть, это имеет отношение к теме ваших занятий и как-нибудь пригодится советской науке. Мы пригласили В.С.Карапетяна, его воспоминание стало протоколом. Дело было зимой 1941 года - в суровое военное время. Стрелковый батальон, где служил В.С.Карапетян, оказался вблизи высокогорного дагестанскоо аула. За врачом оттуда прислали местные власти: выловили в снегах безмолвного, покрытого шкурой мужчину. Врача просили только ответить, натуральная ли на нем шкура, не маскировка ли. В теплом помещении находиться не мог - слабел от пота. Держали в холодном сарае. "Человек, которого я увидел, - как сейчас перед моими глазами. Мужского пола, голый, босой. Все его формы были человеческие, но на груди, спине и плечах тело было покрыто пушистыми волосами темно-коричневого цвета. Ниже груди шерсть была более тонкая и нежная. Кисти рук - грубоватые, с редкими волосами, ладони и подошвы ног - без волос. Напротив, на голове волосы очень длинные, до плеч, отчасти закрывавшие также и лоб; на ощупь волосы на голове оказались очень жесткими. Бороды и усов не было, на всем лице - легкая волосатость... Стоял как богатырь, - мощно выставив развитую могучую грудную клетку. На руках очень толстые, крепкие пальцы, необычно большого размера... Цвет лица был необычно темный, нечеловеческий. Брови - очень густые. Под ними глубоко впавшие глаза". Но взгляд - ничего не говорящий, пустой, чисто животный. Никаких человеческих реакций. Мычащие звуки под нос. На груди, шее и особенно на лице - множество вшей, причем безусловно не принадлежащих ни к одному из трех видов, паразитирующих на человеке. В.С.Карапетян после осмотра никогда больше не слышал об этом диком человеке. Судя по всему, он был признан симулянтом, то есть скрывающимся преступником.

В течение ряда лет мы делали тщетные усилия хоть с чем-нибудь связать эту нитку. И вдруг - случайный рассказ одного осетина, который никогда о сообщении Карапетяна не слыхал. Его покойный друг Цакоев не раз делился странным воспоминанием военного времени: в 1941 году был он, дескать, в Дагестане начальником одной из патрульных групп по задержанию дезертиров. По следу настигли близ леса волосатого человека без одежды с кочаном капусты под мышкой, он почему-то не оказал сопротивления, но и не говорил. Привели в аул, вызвали для осмотра врача из ближнего военного лагеря.

Конечно, никакой надежды найти скелет.

В 1957 году госохотоинспектор Дагестанской АССР В.К.Леонтьев, обследуя территорию Гутанского заповедника, поздно вечером) в августе, сидя у костра, увидел поднимавшегося по снежному склону на расстоянии не более 50-60 метров от него огромного дикого человека, более двух метров роста. В.К.Леоньев смотрел на него минут 5-7, пока тот пересекал снежник, затем попробовал подранить в ноги, но промахулся, и тот с невероятной быстротой побежал вверх по склону, тщетно преследуемый еще несколько минут госохотоинспектором. Все тело животного было покрыто волосами темно-бурого цвета, но менее густыми и длинными, чем у медведя. На голове волосы были длиннее и темнее. В короткое мгновение, когда зверь обернулся на выстрел, можно было разгледеть, что это не удлиненная звериная морда, а плоская, как лицо человека. Он был сильно сгорблен, весьма сутулился, а ноги показались немного кривыми и очень массивными. В.К.Леонтьеву посчастливилось видеть и зарисовать самый свежий след реликтового неандертальца - давностью всего в несколько минут. Концы пальцев были сильно вдавлены в снег - животное шло на подогнутых пальцах, словно втыкая их в снежный покров. Все пальцы были заметно раздвинуты, особенно сильно отодвинут первый палец. Поднимаясь по склону, животное опиралось не на всю ступню, а как бы на носках. Подошва, по-видимому, покрыта толстой и грубой кожей, испещренной наростами и морщинами; следов когтей не замечено. Очень интересно и детальное описание В.К.Леонтьевым крика, изданного этим палеоантропом незадолго до встречи. В.К.Леонтьев в присланном отчете поставил свое личное наблюдение в тесную связь с опросными данными, собранными у населения. Впрочем, и здесь поперек пути исследования стоит обет молчания о вещах такого сорта, укрепляемый мусульманским духовенством.

Но вот показание эмансипированного дагестанца - ветеринарного врача Рамазана Омарова, заведущего зооветпунктом. 20 августа 1959 года спускался он горной тропой. Было около восьми часов вечера, видимость отличная. Глядь, снизу по тропе движется какое-то животное, решил, что медведь, и спрятался за кустарник. "Животное, которое, оказывается, сначало сидело, поднялось и пошло на двух ногах по направлению ко мне. Оно было похоже одновременно и на человека, и на обезьяну. Я еще с детства слышал рассказы о каптаре, но не верил им. И вот теперь сам увидел. Шерсть длинная, черная, как у козы. Шеи словно нет - прямо на плечах голова. С головы свисают длинные волосы. Каптар приближался ко мне, шел мимо меня. Это был мужчина. Голова длинная, заостренная кверху. Длинными, чуть ли не до колен, руками он размахивал при ходьбе, и руки болтались, как привинченные. Отойдя метров двести от меня, страное существо пересекло тропу и тут же опять присело. Сидело на корточках две-три минуты, касаясь земли руками. Поднявшись, каптар направился к кустарнику в гору очень быстро, делая такие длинные шаги, какими человек не может подниматься в гору. Шел прямо, только слегка наклонив вперед плечи. Хвоста нет".

Первые исследователи проблемы снежного человека на Кавказе обыскали в 1959 и 1960 годах прилегающие районы, особенно по ту сторону Главного Кавказского хребта, то есть Закатальский и Белоканский районы Азербайджанской ССР, Лагодехский район Грузинской ССР. Одну из первых рекогносцировок сделал в Закатальском и Лагодехском заповедниках действительный член Географического общества С.М.Лукомский. От пастухов и других лиц он услышал о недавних встречах с самцами и самками каптаров. Вот тонкие детали: пастух Мало-Магом, мимо которого самка прошла совсем близко, среди прочих уже хорошо знакомых нам отличий, заметил, что пальцы на руках плотнее сжаты между собой, чем на человеческой кисти; надбровья сильно выступают, глаза сидят глубоко; рот широкий, губы тонкие. Но один из опрашиваемых особено удивил С.М.Лукомского: "Зачем расспрашиваешь, когда все о каптаре написано и вид его изображен в книге на арабском языке, которая имеется в нашем ауле?". Он предложил проводить путника к хозяину этой книги, вероятно, мулле, но С.М.Лукомский не мог бы понять арабского текста, ни даже списать заглавие; да и не показали бы ему.

Преподаватель кафедры этнографии и антропологии Киевского университета Юрий Иванович Мережинский был самозабвенным и яростным добытчиком знаний о кавказских реликтовых гоминоидах на первом этапе исследования, пока смерть не потушила его пламя. С группой студентов он вторгся в быт высокогорных аулов, разыскивая новых и новых очевидцев, расспрашивая встречных и поперечных даже на дорогах и базарах. Его нетерпеливые розыски навсегда оставили след в нашей эпопее на Кавказе. Ему же довелось стать и первым среди нас непосредственным наблюдателем живого каптара. Разыскал он опытнейшего ночного охотника на кабанов в Белоканах, который несколько раз встречал белого каптара. Видимо, речь идет о группе альбиносов, обитающих в этом районе, рассказы о которых обильны (попутно: совершенно белые особи отмечены в разных частях нашей карты, - очевидно, это - мутация, присущая данному виду). Старик согласился привести Ю.И.Мережинского на ночную засидку, где тот увидит каптара, при категорическом условии, что он будет не стрелять, а только фотографировать. Хаджи Магома хотел посрамить тех, кто не верил его рассказам: один человек видел, другой видел - остальные не верят (позже пояснял он лично мне), а карточку тысяча человек увидит, все увидят. В,Ю.Мережинский прибыл в условленном месяце в сопровождении двух спутников, в том числе Ж.И.Кофман. Безудержное желание самому тоже одним махом избавиться от насмешек толкнуло его на ошибочный поступок: он припрятал в кармане револьвер. 18 сентября 1959 года полнолунной ночью Хаджи Магома вывел группу на берег заросшей кустарником речушки и рассадил по двое, выбрав себе и Ю.И.Мережинскому удобную позицию, с которой видна была лужайка у речки. Он был совершенно уверен в точности расчета. И в самом деле, сравнительно скоро в ночной тишине Ю.И.Мережинский, по его словам, услышал плесканье подошедшего на купание каптара, а затем каптар на четвереньках и сам выбрался на берег. Когда он поднялся на ноги, он оказался необычайно худощавым, с тонкими конечностями, с головы до ног покрытыми мокрыми, совершенно белыми волосами. И тут купальщик издал звуки, напоминавшие отрывистый человеческий смех, вроде "хе-хе-хе". Хаджи Магома шепнул "снимай". Грянул нелепый выстрел. Руки Ю.И.Мережинского дрожали, он не владел собой. Он услышал только громкое шлепанье по воде стремительно убегавшего животного. "Зачем стрелял, зачем стрелял!" - кричал старик. Подбежавшая Ж.И.Кофман увидела Ю.И.Мережинского в состоянии крайнего волнения, пот струился по его лицу.

Никогда позже Хаджи Магома не водил любопытных на засидку.

Дальше главная инициатива опросных работ в этих районах перешла к Ж.И.Кофман. Одержимая приоткрывшимся чудом, гонимая Колумбовой страстью, она исходила и излазала в течение трех летних сезонов селения в долине реки Алазань и по склонам Главного Кавказского хребта в Северном Азербайджане. Она научилась склонять к признаниям неговорливых горцев.

Вот к примеру рассказ рабочего гидростанции Лативова, 32-х лет, азербайджанца, записанный в Нухинском райкоме партии после беседы с участием двух работников райкома - врача Кулиевой и зоотехника Ахабова. В марте 1959 года он поехал в лес за дровами и, оставив лошадь, стал взбираться по горному склону. А навстречу, прямо на него, спускался покрытый волосами человек, без всякой одежды, среднего роста, с мощным торсом и руками. Они почти уперлись друг в друга и долго стояли. Лативов успел рассмотреть крупные пальцы и широкие длинные ногти, густые волосы на ногах, просвечивающую черную кожу на лице, длинную, невьющуюся шерсть на груди и плечах, а когда встречный стал наконец уходить, то разглядел, что на ягодицах волосы значительно реже и просвечивает темная кожа. Спутанные волосы на голове свешивались на плечи и отчасти на лицо. Волосатое существо через короткое время вернулось снова, на этот раз надвигаясь быстро, и Лативов влез по стволу на невысокое дерево (судя по разным наблюдениям, реликтовые палеоантропы, в силу строения кисти не могут вскарабкиваться на гладкий ствол). "Волосатый человек подошел к дереву и стоял там на одном месте, наверное, около двух часов, - у меня онемели руки держаться за ветви. Иногда он резким движением складывал кисти, просовывая пальцы друг в друга, и сложенные таким образом кисти забрасывал себе на голову, причем волосы ерошились еще больше. При этом он оскаливал зубы, но ни разу не издал ни единого звука. Потом он повернулся и ушел, на этот раз в сторону обрыва, к речке... Никогда раньше я не слыхал о таком существе и не знаю что это такое и как это называется. Если бы не шерсть и длинные ногти, можно было бы сказать, что это точно человек".

И понемногу записи разрозненных рассказов о встречах каптаров или меше-адамов стали сковываться в цепи, в серии. За ними прочерчивалась сложная биология вида. Каждая новая черта ее была удивительна, подчас головоломна.

В том же районе проходил свою выучку в этом неслыханно новом деле и профессор Н.И.Бурчак-Абрамович со своим ассистентом Ф.Ахундовым. Кроме сбора рассказов они здесь сделали зарисовки и слепки следов.

В октябре 1960 годя и я нагрянул с короткой инспекцией в это важный очаг исследований. Мне хотелось увидеть и типы ландшафтов, и типы информаторов. Вместе с Ж.И.Кофман мы побывали в нескольких местах. Величественный охотник Хаджи Магома оставил впечатление человека сложного, глубоко пропитанного духом и традициями мусульманского Востока. Но вот мы ночуем в доме открытого и простого тридцатилетнего плотника Мамеда Омаровича Алибекова, имеющего репутацию лучшего охотника района, человека честного и смелого. Он сообщил ранее по отдельности Ж.И.Кофман и Н.И.Бурчак-Абрамовичу о своей встрече с каптаром в 1956 году на речке близ своего селения Куллар. Я не подал виду, что знаю записи его рассказов. Совпадение деталей и в этом третьем воспроизведении было полнейшим и потому убедительным. Затем мы были с ним в лесу. В том самом месте, где произошла встреча, М.О.Алибеков показал соответствующие камни и деревья, а жестами и мимикой старался воспроизвести все особенности поведения каптара. М.О.Алибеков также и карандашем на бумаге рисовал виденного каптара - хоть технически беспомощно, но старательно. Он объяснял мне, что все кругом неохотно дают сведения о каптарах, так как этому препятствуют религиозные предрассудки, от которых он, один из немногих во всей округе, свободен. Очень любопытные слова сказал он Ж.И.Кофман: "Я всегда думал, что государство знает о каптаре. Ведь люди об этом открыто говорили: кто, когда видел; раньше об этом много было разговоров. Разве я мог подумать, что государство и наука об этом не знают! Я был уверен, что о каптаре все знают, как знают о медведе, кабане, туре и о других зверях. Я думал что давно он уже есть в музеях и зоопарках".

Но вот пример обратного отношения к нашим опросам, и на этот раз не по религиозным мотивам. В Лагодехе мы были гостями в доме знаменитого охотника Габро Элиашвили. Заранее, от нескольких лиц порознь, мы знали, что Элиашвили рассказывал им (с одинаковыми подробностями) свои наблюдения диких людей в условиях ночных охотничьих засидок. Мало того, с его слов передавали, что он лично застрелил двух таких ткис-каци и закопал их, а сын его - одного. Но нам гостеприимный хозяин с удивленным лицом ответил, что он в жизни не слышал даже о ткис-каци - диких волосатых людях. Что связало его уста?

Не забыть и беседы там же на районном слете охотников. Оказалось, что следы барса и самого его видело еще меньше участников, чем следы ткис-каци и его во плоти. Эти охотники промышляли преимущественно в соседних азербайджанских и дагестанских лесах. С территории Восточной Грузии в дальнейшем получены сообщения об отдельных бродячих особях. Из Сванетии - более обширная информация.

В Абхазии этих гоминоидов называют очокочи (по-мингрельски) и абнауаю (по-абхазски). По многочисленным преданиям, абхазцам при заселении края пришлось изгонять и истреблять их. Но записаны и недавние рассказы об отстреле их охотниками, о поимках и приручении, о случайных встречах. Собираяъ эти сведения профессор А.А.Машковцев в 1962 году услышал и принялся исследовать историю Заны. Позже я продолжил эту работу - волнующее прикосновение к совсем живой старине.

Зана - это пойманная и прирученная женщина-абнауаю, которая жила, умерла и похоронена в селении Тхина Очамчирского района на памяти некоторого числа живых людей.

Похоронили ее в 80-90-х годах прошлого века, но среди жителей селения и окресностей более десятка были при этом, а иные, те, кому свыше восьмидесяти, тем более - за сто, знали Зану длительно и многое могли извлечь из своей памяти. Особенно подробно описал Зану Ламшацв Сабекиа (около 105 лет), а также его сестра, Дигва Сабекиа (свыше 80 лет), Нестор Сабекиа (около 120 лет), Куона Кукунаа (около 120 лет), Алыкса Цвижба (около 130 лет), Шамба (около 100 лет). Пожалуй, нет в окрестностях дома, где не сохранились бы семейные воспоминания о Зане. Вот выжимка из всех сведенных вместе записей.

Дата и место поимки Заны темны. Согласно одному варианту, ее поймали в горных лесах Заадан, согласно другому - близ морского побережья нынешнего Очамчирского района или еще южнее - нынешней Аджарии. В пользу Аджарии говорит кличка "Зана", - что схоже с грузинским "занги" - темнокожий, негр. Настигли ее не случайно, а ловцы, знавшие стародавний прием. Когда ее связывали, Зана яростно сопротивлялясь, ее колотили дубинками, забили рот войлоком, надели на ноги бревно-колодку. Возможно, ее перепродавали, прежде чем она оказалась в собственности владетельного князя Д.М.Ачба в Зааданских лесах. Потом пленница попала к его вассалу Х.Челокуа. Еще позже ее получил в подарок приезжавший в город дворянин Эдги Генаба, который отвез ее связанную в свою усадьбу в селении Тхина, что на реке Мокви в 78 км от Сухуми. Дата неизвестна. Но с этого рубежа сведения местных информаторов становятся конкретными.

Сначала Генаба поместил Зану в очень крепкий загон из вертикальных бревен. Пищу ей спускали туда не входя, так как она вела себя как дикий зверь. Зана вырыла себе в полу яму и в ней спала. В таком совершенно диком состоянии она оставалась первые три года. Но понемногу приручалась и ее перевели в плетенную ограду под навесом в стороне от дома, где сперва содержали на привязи, позже отпускали уже и на волю. Она не уходила далеко от мест, где приучилась получать пищу. В теплом помещении жить не могла, круглый год оставалась в любую погоду во дворе под навесом, где снова вырыла себе яму или нору для спанья. Любопытные селяне подходили к ограде, тормошили абнауаю палками, которые она иногда с яростью вырывала. Детей и домашних животных гоняла от себя, бросая в них камни и палки.

Кожа абнауаю была черной или темно-серой, все тело ее с ног до головы и особенно обильно в нижней части было покрыто черно-рыжеватыми волосами, они были местами длиной в ширину ладони, но не очень густы. У ступней волосы почти исчезали. Ладони были вовсе без волос. На лице они были совсем редкие, небольшие. Зато на голове, как папаха, возвышалась беспорядочная свалявшаяся копна совершенно черных, жестких, блестящих волос, гривой спускавшихся на плечи и спину.

Как все абнауаю Зана не имела человеческой речи. За десятки прожитых тут лет не научилась произносить ни одного абхазского слова. Могла лишь бормотать, издавать нечленораздельные звуки, а в разражении непонятные выкрики. Слух у нее был острый, шла на свое имя, выполняла кое-какие команды хозяина, побаивалась его окриков.

Абнауаю была очень рослая, массивная, широкая. Непомерно большие груди. Высокий толстый зад. Мускулистые руки и ноги, но голень от колена до лодыжки была странной формы - без всякого утолщения посередине. Пальцы на руках были толще и длинее человеческих. На ногах обладали способностью широко раздвигаться (в том числе, когда она была раздражена), особенно отодвигался большой палец.

Удивительным было лицо Заны. Оно пугало. Широкое, скуластое, с крупными чертами. Плоский нос со вздернутыми большими ноздрями. Выдвинутая вперед нижняя часть лица наподобии рыла. Широкий разрез рта, крупные зубы. Как-то неестественно выступающий затылок. На низком лбу волосы начинались от самых бровей - лохматых, густых. Глаза имели красноватый оттенок. Но самое ужасное: выражение этого лица было не человеческим, а животным. Иногда, хоть и редко, Зана рывком, неожиданно, начинала смеяться, обнажая свои белые зубы. Никто не заметил, чтобы она улыбалась или плакала.

Прожив весьма долгие годы, сначала у Ачбы, затем у Генабы, Зана удивительным образом до старости и смерти физически не менялась: не было у нее седины, не выпадали зубы, сохранила полную силу. А сила и выносливость ее были огромны. Зана могла бежать быстрее лошади. Она переплывала бурную реку Мокви даже в разлив, а в холодном роднике, который до сих пор носит ее имя, купалась летом и зимой. Свободно поднимала одной рукой и несла на голове в гору с мельницы пятипудовый мешок. Неуклюже, как медведь, но свободно влезала на деревья за фруктами. Мощными челюстями ловко грызла грецкие орехи.

Какие странные инстинкты и повадки таил ее организм! Чтобы полакомиться виноградом, сдергивала на землю целую лозу, увившуюся на высокое дерево. С буйволами ложилась прохладиться в воду источника. По ночам нередко уходила бродить по окрестным холмам. От собак и при иной необходимости применяла огромные палки. Странно любила что-нибудь делать с камнями: стукала друг о друга, разбивала их. Уж не ею ли был обит остроконечник мустьерского типа, какие делали ископаемые неандертальцы, найденный в 1962 году А.А.Машковцевым на холме, где бродила Зана? Пока надлежит допустить, что это простое совпадение.

У людей Зана смогла научиться очень немногому. Она осталась лишь полуприрученной. И зимой она предпочитала оставаться голой, какой ее выловили в лесу. Надеваемые на нее платья рвала в лохмотья. Однако к набедренной повязке ее отчасти приучили. Кто-то из прежних владельцев сделал ей тавро на щеке и дыры в мочках. В дом иногда входила и даже ее подзывали к столу, но в общем слушалась она только хозяина - Эдги Генабу, а женщины ее боялись, и приближались, только когда она была в хорошем настроении. В раздражении и ярости Зана была страшна, кусалась. Хозяин умел ее успокоить. На детей не нападала, но пугала, и детей в округе стращали Заной. Лошади ее боялись. Ела Зана все, что давали, в том числе, мамалыгу, мясо, всегда только руками, с чудовищным обжорством. От вина приходила в хорошее настроение, затем засыпала обморочным сном. Спала Зана всегда в яме, ничем не прикрывалась, но любила закапываться в теплую золу от потухшего костра. Самое главное, чему Зану удалось научить: она могла высекать огонь из кремня на трут-лишайник и раздувать - это было так похоже на врожденное стуканье камнем о камень. Но дальше этого ее трудовое воспитание в сущности не пошло. Ее лишь выдрессировали выполнять несложнве приказы словом или жестом: вертеть ручные жернова, принести воду из источника в кувшине, снести на водяную мельницу к реке и принести оттуда мешки, снять хозяину сапоги. Вот и все. Старались научить ее сажать овощи и другие растения, но она подражала показу бессмысленно и сама портила все, что сделает. В седле никак не могла удержаться. Как видно, Зана не стала человеком.

Но стала матерью людей, и это - удивительнейшая сторона ее истории. Важная для генетики.

Неоднократно неандерталка беременела от различных мужчин и рожала. Рожала без всякой помощи. Несла полоскать новорожденного в воде, хотя бы и ледяной. Но метисы не выдерживали этого ледяного омовения и погибали. Позже люди начали вовремя отнимать у Заны новорожденных и выкармливать их.

И вот четырежды совершилось чудо: два сына и две дочери Заны выросли людьми - полноценными людьми с речью и разумом, правда, обладавшими физическими и душевными странностями, но все же вполне способными к труду и общественной жизни. Старший сын имел имя Джанда, старшая дочь - Коджанар, вторая дочь - Гамаса (умерла лет сорок назад), младший сын Хвит (умер в 1954 году). Все они в свою очередь имели потомство, расселившееся по разным местам Абхазии. Двоих из внуков Заны - сына и дочь Хвита от ее второго брака с русской - я навестил в 1964 году в г.Ткварчели, где они работают на руднике. Молва утверждает, что отцом Гамасы и Хвита был сам Эдги Генаба. Но их записали при переписи под другой фамилией. Показательно, что Зану похоронили на родовом кладбище семьи Генаба, что этих двух ее младших детей растила жена Эдги Генаба.

Многие жители тех мест хорошо помнят и описывают Гамасу и Хвита. Оба они были люди могучего сложения, с темноватой кожей и некоторыми другими как бы негроидными признаками. Но они почти ничего не унаследовали от Заны из неандертальских черт: доминантным оказался комплекс человеческих признаков, он подавил другую линию наследственности. Это ни в коем случае не были гибриды. Хвита, умершего в возрасте 65-70 лет, односельчане описывали как человека лишь с небольшими отклонениями от нормы. При темной коже и больших губах волосы, в отличие от негроидной расы, были прямые, жесткие. Голова мала по отношению к размерам тела. Хвит сверх всякой меры был наделен физической силой, но нравом несговорчивым, драчливым, буйным. В результате стычек с односельчанами у Хвита была отсечена правая рука. Однако и левой ему хватало, чтобы косить, справляться с колхозной работой, даже лазать по деревьям. Он обладал высоким голосом и хорошо пел. Дважды был женат, оставив троих детей. На старости переселился из сельской местности в Ткварчели, где и умер, а похоронить его привезли обратно в Тхину и погребли близ могилы матери - Заны.

Гамаса, по рассказам, тоже как и брат, была вдвое сильнее людей. Кожа у нее была очень темная, тело волосатое. Лицо было безволосым, однако вокруг рта пробивалась растительность. Гамаса дожила лет до шестидесяти.

С первого моего взгляда на внука и внучку Заны - Шаликуа и Тайю - врезалось впечатление незначительной темноватости кожи, очень смягченной негроидности облика. У Шаликуа необычайно сильные челюстные мышцы, за ним слава: может держать в зубах стул с сидящим человеком и при этом танцевать. Шаликуа наделен даром подражать голосам всех диких и домашних животных.

В столице Абхазии меня познакомили с человеком, который, пожалуй, один и мог помочь сопоставить народную память о Зане с ее скелетом. Другие отступили перед этой задачей - побоялись недовольства родни, глухой мусульманской традиции тех мест. Вианор Панджевия Пачулиа наполнен жизненной энергией, как дубовый бочонок бродящим вином. Он - директор Абхазского научно-исследовательского института туризма, обожатель и покровитель древностей родного края. И вот в сентябре 1964 года под его эгидой мы с археологом- художником В.С.Орелкиным делаем первую попытку найти могилу Заны. Все заросло, и лишь десятилетний холмик Хвита выделяется меж папоротников на склоне, где с тех пор уж никого не хоронили. Но Зана должна покоиться где-то близ этой могилы. Опрашиваем стариков. Последний отпрыск семьи Генаба 79-летний Кентон настойчиво, даже категорически указывает, где копать - под гранатовым деревом. Заступы рабочих заработали. Нарастало волнение. Сгрудились колхозники, ребята. Небо разверзлось ливнем. Только в Москве извлеченные из воды кости ответили: нет, это еще не могила Заны. Но когда М.М.Герасимов по черепу восстановил профиль молодой покойницы, я был поражен сходством с особенным контуром двух знакомых мне внуков Заны. Да, это почти наверняка была могила одной из давно умерших ее внучек.

Второй заход: в марте 1965 года. Мы снова в Тхине, на этот раз - крепче терзать память тех старцев, кто был на похоронах Заны. Один из них, пока был дома, хвалился, что точно укажет. Доставили его на кладбище на машине. Но все деревья выросли новые: смущенный, топтался он, опираясь на посох, не мог узнать старого кладбища. Поездка дала мало.

Все же в октябре 1965 года мы в третий раз в Тхине в усиленном составе, вместе с профессорами А.А.Машковцевым и М.Г.Абдушелишвили. Из намеченных точек в небольшом радиусе от могилы Хвита старик Кенто Генаба с такой же настойчивостью, как год назад, требует, чтобы копали на этот раз под старой айвой. Снова напряжение, снова непогода, снова неудача. Лицевая часть черепа, увы, была разрушена рабочими. Изучение всех остальных костей доказало, что это ни в коем случае не захоронение Заны. Но опять мы в круге ее семьи: судя по всему, мы потревожили кости Гамасы. Они имеют небольшие, но выразительные неандерталоиднцые отклонения. И айве, выросшей на могиле, когда мы ее специально спилили для датировки, оказалось как раз сорок лет.

А ведь искать останки Заны надо всего в радиусе пяти-семи метров, на глубине полутора метров. Эта история не кончена. Суждено ли мне завершить ее? Или кому-нибудь другому?